Лиор, детская медсестра из Тель-Авива, покинувшая своего малыша одного в ванне. Верити из Перта, которая постоянно держит балконную дверь чуть приоткрытой.

– Если не вы, то кто тогда это сделал? – пытается строить догадки детектив.

Может, она отказывается верить в то, что есть матери, которые хотят избавиться от своих детей.

– Я не знаю, – сказала я. – Я просто не знаю.

– Подумайте, – приказала детектив Бергстром. – Кого вы здесь знаете? Кто знает вас?

Я покачала головой. Все вокруг обожали ребенка, обнимали и целовали его. Папочка, тетя Фрэнк, дружелюбные соседи – Карл, Эльза и малышка Фрея. Все его искренне любили. Только я его обижала, потому что была сломлена и подавлена.

– Не знаю, – снова сказала я.

Не могу подумать ни о ком, кроме самой себя, кто желал бы ему смерти.

Детектив Бергстром ничего не записывала. Но, казалось, внимательно слушала.

Я должна во всем признаться Сэму. Ну, не во всем. Кое в чем. Кое в чем придется сознаться. А сейчас я повторяла детективу то, что она сама мне раньше говорила.

Я рассказала ей, как иногда меня охватывало чувство одиночества и тоски. Я ощущала разочарование и изолированность, словно Сигтуна была моей тюрьмой, наказанием за какие-то мои грехи. Я сказала ей, что время от времени хотела покончить жизнь самоубийством (конечно, не могла не приврать немного) или уехать навсегда, бросив Сэма и ребенка. Призналась, что пару раз, находясь в полном отчаянии, слишком сильно сдавливала Конора, когда он плакал, а я не могла его успокоить. Чувствовала, что я – плохая мать и что ему будет гораздо лучше без меня.

Она кивала, пока я говорила. Именно это она и хотела услышать. Я всегда знаю, что люди хотят услышать.

Она упомянула форум. Они взяли мой ноутбук и проверили историю браузера.

– Да, я заходила туда, – подтвердила я, – потому что мне было очень одиноко и я ощущала себя неполноценной женщиной.

Она посмотрела на меня, и в ее взгляде проскользнуло что-то похожее на сочувствие.

Я повторила свой рассказ о том, как оставляла ребенка одного на поляне и убегала.

– Именно так и было в тот день, когда он умер, – сказала я. – Вернувшись с пробежки, я обнаружила его холодным и неподвижным. Он был уже мертв.

Я также рассказала, что подняла его и попыталась оживить, но все мои старания оказались напрасными.

– Это был худший момент в моей жизни, – сказала я. – Худший.

Тут я не солгала.

Понемногу все стало проясняться. Я стала вспоминать, словно раскладывала вещи по своим местам.

Я сказала ей, что сначала обвиняла себя в его смерти, решив, что у него поднялась температура или он подхватил простуду.

– Я боялась, что Сэм узнает, что я бросала его одного в лесу. И полиция тоже. Поэтому я солгала. Солгала, так как не знала, что мне делать.

– Значит, Мерри, выходит, что кто-то другой убил вашего сына, – заключила она.

– Да.

– Не вы?

– Нет.

– Сейчас вы сказали правду, да? Именно так все и было? Все дело в том, что вы обманывали? Вы виноваты в обмане, но не в убийстве? Возможно… Вы его не убивали? – снова спросила она.

– Нет.

– Но мы уже обсудили, что все улики свидетельствуют против вас. А вы все отрицаете.

– Нет, я этого не делала, – прошептала я. – Это была не я.

Она вздохнула:

– Я хочу верить вам, но вы все усложняете. Однажды вы солгали полиции. Лгали мужу. Как я могу быть уверена, что сейчас вы говорите правду.

– Потому что сейчас у меня нет выбора. Я была нерадивой, плохой матерью. Да, да. Я не отрицаю этого. За это я должна ответить. За это меня надо сжечь заживо. Но я не убивала своего сына.

Она долго и пристально вглядывалась в меня, не говоря ни слова. Просто смотрела.

Я выглядела безутешной, почти потерявшей рассудок. Я подумала, что сейчас даю лучшее представление в своей жизни. Но разве они когда-то были неудачными? Однако с Кристофером я перестаралась. Довела его до нервного срыва.

Детектив Бергстром кивнула и вышла из комнаты. Вернулась с картой Сигтуны.

– Покажите, где вы бегали. Где вы находились и где его нашли.

Я посмотрела на карту:

– Я плохо разбираюсь в таких вещах.

– И все же попытайтесь, – сказала она.

– В этом направлении от нашего дома. Приблизительно здесь. По-моему, здесь стоит хижина. Она заколочена, – я сделала ручкой отметку на карте.

– В котором часу вы вышли из дому? Когда вы вернулись к Конору? Да, еще, – добавила она, – может быть, вас кто-то видел? Вы с кем-то разговаривали? Возможно, кто-то заметил что-нибудь необычное?

– Нет, никого не было, – я покачала головой.

Она открыла папку. Просмотрела несколько страниц.

– Вероятно, это нам поможет, – сказала она. – Мы установили время смерти. Появилась хоть какая-то зацепка. Если мы сможем доказать, что вы находились достаточно далеко от него в это время, у вас появится шанс. Но, может быть, вы вспомните еще что-нибудь полезное?

Она щелкнула пальцами:

– У вас есть какой-нибудь прибор для измерения расстояния при беге или монитор сердечного ритма?

Я отрицательно мотнула головой.

– Может, телефон? Там есть приложение, использующее джи-пи-эс, чтобы фиксировать пройденное расстояние?

– Не знаю, – ответила я, – он при мне.

– Хорошо, – сказала она, – мы проверим.

Она подняла голову и посмотрела на меня:

– У нас мало шансов на успех. Я в трудной ситуации и многим рискую. Понимаете?

Я кивнула.

Она очень добра ко мне. Проявляет милосердие. Она поверила в мою историю. Увидела во мне разбитую горем мать, несчастную одинокую женщину, которая проявляла жестокость из-за безысходности и отчаяния. Это неправильно. Я не заслуживаю ни прощения, ни понимания. А все же могу избежать наказания.

Но кто все-таки мог лишить жизни ребенка?

Я. Единственный ответ – я.

– Мерри, – сказала она, – вам не следует больше лгать. Вы меня слышите? В противном случае я сделаю все возможное, чтобы вытянуть из вас всю правду. И я больше не буду доброй. Обещаю, вам придется несладко.