У Акселя опять подкосились ноги и перед глазами поплыли какие-то круги. Он осторожно опустился на лежанку, открыл рот, подышал и, уставившись на Кри, сказал:

— Хоф…

— Хоф, — кивнула Кри. И в свою очередь уставилась на Акселя. Тот беспомощно поёрзал, встал, обошёл вокруг Кри и, покосившись на неё через плечо, спросил:

— Хоф?

— Хоф, — заверила та. И принялась ждать. Но Аксель явно не спешил побаловать её словцом. Он опять сел, оглядел Кри, словно пытаясь смутно припомнить, кто же она такая, и наконец задумчиво поинтересовался:

— Хоф?

— Хоф!!! — завопила Кри, выйдя из себя. — Ты что, спятил?! На лбу тебе написать? Планы придумывать умеешь, а когда они удаются, не знаешь, что с ними делать, да? Украл комиссара полиции — расхлёбывай!

— Отлично! — бодро сказал Аксель. Потом ещё раз покрутил головой и жалобно спросил: — А ты уверена?

— Ты не хочешь прилечь? — с беспокойством спросила Кри, забыв про свой гнев. — Давай я тебе сделаю компресс…

— Не надо. Что он делал, когда ты его нашла?

— Прятался в туалете с пистолетом в руке!

— Хм… Он здорово злится?

— Он в восторге! Сам понимаешь, только и мечтал, чтобы ты его выкрал… Но, — поспешно добавила Кри, видя лицо Акселя, — по-моему, он добрый. Злился он пару минут, и то не знаю, на тебя ли, а потом стал просто озабоченный. Ещё бы! Ведь я ему всё рассказала.

— Да тебе и рассказывать тогда было ещё не о чем…

— Он так не думает.

Помолчали.

— Мне казалось, — начала Кри, — ты сразу догадаешься насчёт Хофа, когда я расхваливала Фи… Балбесу мой аппетит. Может, придётся тайно носить комиссару еду! Вот мы сейчас поужинаем…

— Я не хочу есть…

— Нет, хочешь! Ты должен поддерживать свои силы и слушаться меня. Сейчас я приготовлю что-нибудь горячее, а ты пока полежи.

— Я не хочу лежать…

— Мне виднее. И мы наберём еды для Хофа и сходим к нему в подвал — как будто хотим навестить Шворица…

— Он не Швориц, а Шворк.

— Ну да… Как странно, что ты сразу угадал его имя. И слово-то, по-моему, не частое. Правда, Акси?

— Угу… Слушай, а у Хофа «хэнди» с собой?

— Конечно! Ты ведь похитил его при исполнении служебных обязанностей! — с гордостью за брата добавила Кри. — Только этот «хэнди» почему-то не действует…

Аксель досадливо крякнул. Потом вяло умылся в таком же крохотном туалетике, какой был в Шворке, лёг на лежанку, закинул руки за голову и мгновенно уснул. Кри тем временем заказывала и расставляла на столе ужин, не забыв про накрахмаленную скатерть и красивые салфетки. Через пятнадцать минут, когда она закончила и нерешительно посмотрела на брата, тот вздрогнул и рывком сел.

— Ты прямо железная, — сказал он Кри с уважением.

— Нет, я тоже устала, — просто ответила она. — Но мама говорит, что мы, женщины, выносливее мужчин. Приятного аппетита, Акси!

Увы, Аксель только поковырял запоздалый обед, поданный вместо ужина, — колбасу с клёцками. Кри, напротив, ела с аппетитом и приготовила пакет с едой для Хофа.

— Я ему показала, как пользоваться линией доставки, но мы решили, что пока из осторожности этого делать не надо, — пояснила она. — Ну, идём?

Аксель вызвал Пралине, но тот, хотя и был по-прежнему благосклонен, заверил, что на сей раз он им не нужен.

— До холла вы не заблудитесь: идите под уклон, тут нет развилок. В Свёрнутом Мире любой коридор — спираль. А в холле зажжёте факелы, щёлкнете пальцами и скажете: «Херунтерфаллен!» Тогда откроется лестница в подвал. Чтобы выйти из подвала, скажете: «Цершеллен!»

— А ещё… — робко начала Кри.

— Да?

— Надо же ещё… свёртывать за собой подвал. Нас не заругают, если мы этого не сумеем?

— За что?

— За трату энергии.

— Кто? — с презрением спросил крокодиломакак. — Этот нищий? Тот, чьё двадцать третье прозвище — Властитель Помёта? Пускай владеет тем, что порождают его уродцы, а не экономит нам жалкие крохи! Так что успокойся, Дочь Тревоги (при этих словах лопнула ещё одна молния, явно обогатив Подземный Мир новым прозвищем). Гуляй себе привольно по подвалу…

И ухнул в колодец.

Брат и сестра выскользнули из комнаты и двинулись под уклон. Аксель умел теперь зажигать факелы и, конечно, делал это, чтоб Кри не боялась. Да и сам он чувствовал себя уютнее, трогая иногда клинок за поясом. Но они достигли холла без всяких опасностей, и Аксель, щёлкнув пальцами, громко произнёс: «Херунтерфаллен!» При звуках его голоса в воздухе мелькнуло что-то серебристое, возникла дверь в приёмную, и оттуда выглянула Элоиза. Её горящие глаза-угольки и разинутая пасть заставили Акселя снова взяться за пояс, но птерокурица спряталась ещё стремительнее, чем выглянула. Тем временем большая плита в полу встала вертикально, и появились ступени, ведущие в темноту.

Спустившись по ним при вновь наколдованных факелах, Аксель и Кри увидели огромный, сырой, но довольно чистый подвал. В полу его зияло очень широкое жерло колодца. Двинувшись в дальний угол, к сеновалу, дети случайно глянули влево. И, остановившись, недоумённо заморгали — пытались сообразить, что же они такое видят. Они стояли перед двумя большими стойлами, смахивающими на лошадиные. Пол был устлан несвежей соломой. В центре каждого стойла возвышался огромный бак с надписью: «Помёт». И каждый бак был украшен цветным рисунком: горка чего-то рыхлого, а на ней — силуэт птерокурицы с совковой лопатой, которую труженица энергично вонзает в эту горку. На баке Амалии (к счастью, закрытом крышкой) сидела на складном стульчике сама владелица. Перед ней стоял этюдник и лежали акварельные краски и кисти. Амалия писала этюд, вдохновенно кладя мазок за мазком и поглядывая на свисавшую с потолка натуру. Художнице было очень удобно: благодаря баку и стульчику натура свисала прямо перед её носом. Беттина фон Краймбах-Каульбах вцепилась лапой в ржавый потолочный крюк над своим стойлом и болталась вниз головой на манер летучей мыши. Но она не просто позировала: одна из её лап была свободна, и этой лапой Беттина в свою очередь рисовала что-то карандашом в блокноте, который лежал на крышке её собственного бака. Сначала Аксель и Кри подумали, что натурой Беттине служит Амалия. Однако, приглядевшись, увидели, что та смотрит на истинную владелицу крюка — огромную летучую мышь. Мышь топталась по клавиатуре пишущей машинки, наполовину скрытой за баком Амалии, благодаря чему машинка быстро стучала. В неё был вложен лист бумаги. Подойдя поближе, Аксель и Кри сумели прочитать:

«ПРРРВАЯ В МРРРЕ АКАКАДЕМИЯ ИЗЯЩЩЩНЫХ ИСКУСССТВ ДЛЯ НЕМЛЕКОПИТАЮЩИХХХ ИММЕНИ ПРОФЕСССОРРА ФФФХХХ…»

Мышь, видимо, трудилась над этими строчками уже не первый час и изрядно устала. Перед машинкой были разбросаны кипы испорченной бумаги и драные копировальные листы. Наконец, когда машинка издала особенно суматошную трель, Амалия лениво глянула вниз и, свесив лапу с бака, дала мыши шлепка. Та, кувыркнувшись в воздухе, перелетела в стойло Беттины, ударилась головой о её бак и с минуту лежала без чувств. (Кри, любившая животных, негодующе охнула.) Очнувшись, бедняга устало заковыляла к машинке и вставила в неё новые листы и копирки. Затем мышь с такой дикой яростью разодрала старые, что казалось: мысленно она дерёт вовсе не их… И принялась прыгать опять.

— Вот тебе и ещё одно прозвище, — шепнул Аксель сестре. — «Профессор Фффххх»… Пошли отсюда, а то ещё привяжутся.

Они осторожно приблизились к сеновалу. Там, огромной тёмной глыбой, положив мохнатую голову на лапы, дремал Шворк. При виде детей он слабо шевельнулся, вяло махнул хвостом — но и только.

— Не болен ли он? — забеспокоилась Кри. — Вставай, пёсик, к тебе гости!

— Грустит из-за неволи, — вздохнул Аксель. — Проглоти-ка нас, дружище…

Пёс тяжело вздохнул и нехотя поднялся — весь в соломе и комках свалявшейся шерсти. Но молния, поглотившая Кри, была ничуть не слабее, чем прежде. Ещё пара секунд — и Аксель последовал за ней в «салон желудка». После освещённого факелами подвала им показалось, что в недрах Шворка царит полная тьма. Когда глаза детей привыкли к полумраку, они различили уже знакомую обстановку. «Салон» был пуст. Кри, плюхнув пакет с едой на одно из кресел, подбежала к двери туалета и легонько постучала. Дверь приоткрылась, замерла на несколько секунд, и из-за неё выскользнула тёмная фигура, держащая руку в кармане. Фигура спокойно обогнула сначала Кри, потом Акселя, подошла к креслу рядом с иллюминатором и села.

— Придвигайтесь поближе, — тихо сказал знакомый мальчику голос. — Не будем терять времени.

— Я принесла вам еду, — робко прошептала Кри. — И чаю… Но можно заказать кофе и всё, что хотите, раз уж мы здесь!

— Не уверен, что твои предосторожности помогут, девочка, — ответил Хоф, чьё лицо с трудом можно было различить в темноте, — но подкрепиться не мешает. Здравствуй, Аксель!

— Здравствуйте… — ещё более робко, чем Кри, сказал Аксель. — Вы очень сердитесь?

— Очень, — спокойно ответил Хоф. — Ну, заказывай чёрный кофе, Кри, и начнём.

— Простите меня, — глухо пробормотал Аксель, — я совсем не знал, как быть…

— Но я сержусь вовсе не на тебя, — вздохнул комиссар, откидываясь в кресле, — а на тех, кто заварил всю эту кашу. Ты как раз молодец, и я приношу извинения за моё недоверие к тебе и за советы не вмешиваться в следствие…

У Акселя гора с плеч свалилась! И преждевременно…

— Добавлю, однако, — продолжал Хоф таким тоном, словно они беседовали у него в кабинете, — что приношу извинения лишь от себя лично, но ни в коем случае не от мюнхенской полиции. Официально ты подверг опасности ещё двух человек, кроме потерпевшей. В том числе представителя закона, которого ты похитил при исполнении им служебных обязанностей, за что заслуживаешь самого сурового осуждения! Вот что ты должен помнить, если мы выберемся отсюда, а всё остальное имеет значение только для нас двоих. Ты понял?

Аксель понуро кивнул.

— Я бы ещё и не то тебе сказал… спасибо, Кри, без сахара… но уж больно случай уникальный! Вероятно, даже единственный в своём роде случай, когда опыт полиции бессилен, а одиннадцатилетний мальчуган и впрямь сумел сделать невозможное. Невозможное, над которым смеялся мой помощник Вальтер…

— Это красноглазый? — вмешалась Кри. — То есть… простите… это у которого красные очки?

— Да, это красноглазый, и вдобавок тупоумный, — усмехнулся Хоф. — Я-то сразу почуял, что мы ещё услышим о твоём братце… — Но сказано это было так, что Аксель опять воспрял духом.

— Ещё бы! — гордо заявила Кри. — Аксель ведь у нас — Спросивший Смерть! Так решил Пралине, а он зря не скажет!

Хоф резко дёрнулся в кресле.

— Та-ак… Что ты ещё успел натворить, друг? — Аксель снова понурился и уже не знал, облегчение он чувствует или стыд. Пожалуй, лучше вообще об этом не думать, а то свихнёшься! Видимо, комиссар пришёл к тому же выводу, поскольку добавил: — Ладно, давайте по порядку! Большой Внутрисобачий Совет объявляю открытым!

Кри и Аксель прыснули, и комиссар продолжал:

— Когда вы в следующий раз пожелаете меня похитить, прошу по возможности всё-таки согласовывать это со мной. Я выслеживал довольно гадкого типа… что это? Спасибо… и имел серьёзные шансы на успех, но тут мне на голову свалилась ваша зверюга! Я, кстати, сэкономил ей массу полётного времени, потому что как раз выехал из Мюнхена в вашу сторону — в Мурнау. Там, на берегу Штаффельзее, этот ваш Шворк меня и накрыл. И никто из опергруппы его не увидел, хотя люди стояли в двух метрах от меня. Чудовищно! — И он с аппетитом начал жевать клёцку. Аксель восхищённо следил за этим жеванием, поражаясь подобным нервам. Но вдруг его мозг кольнула какая-то странная мысль.

— А как же я… — вымолвил он, — как же я-то его увидел, когда он утащил Кри?

— Интересный вопрос, — признал Хоф. — И не единственный! Твоя сестра сообщила мне, что ты сразу угадал имя собаки. Ты уверен, что вы с этим пуделем — не старые знакомые?

— Что вы! — замахал руками мальчик. — Да разве я забыл бы?

— И всё-таки расскажи мне по порядку сам, что произошло с момента твоей второй встречи со Шворком. Не упускай ни одной, даже самой мелкой, странности наряду с самыми потрясающими событиями. О’кей?

Аксель добросовестно выполнил его просьбу, тем более, что Кри, уже обо всём знавшая, проявляла не меньший интерес, чем комиссар. Из-за неё мальчик не упомянул про эпизод с чудовищем в телевизоре, решив рассказать об этом как-нибудь наедине. Хоф, слушая, плотно поужинал и, не замечая этого, съел две добавки, которые по своей инициативе заказала Кри. Время от времени он перебивал и задавал уточняющие вопросы. Он потребовал показать ему чек на триста тысяч и, рассмотрев его, молча сунул в карман. К удивлению детей, его особенно интересовали взаимоотношения Фибаха с Пралине. И ещё — навязчивые сны о дедушке Гуго и его тетрадь. Аксель всё же рассказал ему про рисунок, только придумал, что вместо морды был нарисован Шворк.

— Да-а-а… — протянул Хоф, когда час спустя Аксель наконец умолк. — Это дело действительно не для слабонервных… Но хуже всего то, что мы можем рассчитывать только на себя. Особенно я!

— Что вы хотите этим сказать? — тревожно спросил Аксель.

— Объясню позже. У вас в комнате. Большой Внутрисобачий Совет срочно переносится туда и в связи с этим будет переименован… ну, например, в Совет Непонятной Вазы! А потом я со всеми удобствами поживу у вас в туалете, молодые люди. Хватит с меня барских привычек… Что-то не так?

— Всё так, — промямлил Аксель. — Мы вам очень рады, и втроём нам всем будет уютней, но… может, вам безопаснее остаться здесь? (Кри, пользуясь темнотой, больно ущипнула его, и он дёрнулся).

— Не думаю, — к великому облегчению девочки, покачал головой комиссар. — Главной целью профессора Фибаха — если только он вправду профессор и действительно Фибах — в ближайшие дни станет Шворк. Он вывернет пса наизнанку, пытаясь понять причины его непослушания, которые лично мне, кажется, уже ясны… Влезет ему в память. Возможно, прокрутит какие-то видеозаписи, где засняты все ваши приключения и наш теперешний разговор впридачу. И, уж конечно, обследует внутренние камеры пса, в том числе мой скромный приют. Не то чтобы мне не о чем было побеседовать с герром профессором… и даже, может быть, с его крокодилообразным другом. Но не сейчас! Не завтра. А хотя бы через пару деньков. И на это время я попытаюсь остаться незамеченным. В вашей комнате у меня ещё есть слабенький шанс. Здесь — никакого.

— Почему? — спросила Кри, вытянув шею от любопытства. — Почему через пару деньков? Вы ждёте полицию, да?

— Увы, нет, девочка… Мой «хэнди» молчит, и, боюсь, я знаю причину. Как и вы. Я объясню вам мои планы в вашем новом жилище.

— Так, может, и начинать Большой Внутрисобачий Совет здесь не стоило? — не унималась Кри. Аксель в свою очередь ущипнул её — не больно, но основательно.

— Кого ты учишь! — прошипел он.

— Пусть спрашивает, — успокоил его Хоф. — Это полезно… Ты абсолютно права, Кри, но, видишь ли, я не уверен, что благополучно доберусь до вашей квартиры. Да и там — мало ли сюрпризов? А так я хоть буду знать, что произошло к моменту моей альпийской командировки…

— Ну, тогда в путь! — вздохнул Аксель, уныло вспоминая сумрачную каменную спираль, где на каждом шагу кишат несвежие привидения и заботливые чудовища. Заметит кто-то Хофа — и что тогда? А хоть бы и проскочил — ну разве он сможет спать в крохотном туалетике? Пожалуй, придётся делать пи-пи в колодец, на голову Пралине, или заказывать ночные горшки…

— Погоди, — остановил его Хоф. — Вам, кажется, показывали, как стать невидимками?

— Нам не показывали! — встрепенулся Аксель. — Но я запомнил! Сейчас попробую… — Он щёлкнул пальцами и произнёс: — Оне Ауген!

И исчез.

— Здорово! — с восхищением и некоторой тревогой прошептала Кри. — Ой! — Что-то щёлкнуло её по носу.

— Это я, — хихикнула пустота. — Что, страшно?

— Ну погоди у меня! — рявкнула Кри, прищёлкнула и с возгласом «Оне Ауген!» растворилась в воздухе. До Хофа тут же донёсся топот ног, пыхтенье и шум короткой, но энергичной схватки.

— Так-так! — усмехнулся он. — Стало быть, невидимки видят друг друга… Впрочем, проверю сам. — И, применив заклинание, тут же увидел, что его тело превратилось в статую из богемского стекла. А на ковровой дорожке перед собой — очень красивого хрустального Акселя, лежащего навзничь. На нём сидела такая же хрустальная Кри, словно произведение великого мастера-стеклодува, и ожесточённо щипала брата.

— Я немного мутнее вас, — хмыкнул Хоф. — Обидно… Но позвольте, уважаемые волшебники, вы, кажется, говорили, что, когда вас заклинал наш общий друг питекантроп, вы не могли видеть друг друга?

— В-верно, — пробормотал Аксель, садясь. — Может, из-за темноты?

— А может, ты чего-то не умеешь? — досадливо сказала Кри.

— Но лучше так, чем никак! — подвёл итог комиссар. — Авось для всяких там птерокур сойдёт… Я больше всего опасаюсь их, ведь они, как я понял, птицы-шпионы?

— Да, — закивал Аксель. — Особенно там есть такая Элоиза… это кошмар! Вы только не сойдите с ума с непривычки, — подбодрил он Хофа. — Мы вот с Кри уже начинаем привыкать…

— Ой, смотрите! — ахнула девочка, словно опровергая его слова. — Чудеса-то какие! Я взяла чашку из-под кофе, немножко подержала её в руке, и она тоже стала невидимой! Без всяких заклятий…

— Ничего странного, — сказал комиссар. — Просто, как пишут в рекламе, «качество заклинания гарантировано!» Ведь иначе всё, что я только что с удовольствием скушал, но ещё не переварил, тоже сейчас виднелось бы в воздухе на месте моего желудка…

— Так идём?

— Идём. И сразу же проверим, замечает ли нас в таком виде Шворк! Вообще, пока не выберемся из подвала, — ни слова, у этих животных, вероятно, фантастический слух. Шагайте как можно тише…

«Вот голова! Я это знал, но подумал об этом ОН!» — восхитился Аксель. Тем временем Кри окликнула пса и велела ему выплюнуть всех присутствующих. Тот сделал своё дело без задержки, но, когда трое невидимок очутились у него перед носом, недоумённо заворочался. Он чуял их, втягивая воздух огромным влажным носом прямо перед лицами детей и Хофа, и явно не видел! Комиссар наклонился, вырвал у него из лапы клочок шерсти и спрятал в прозрачный пакетик, вынув его из прозрачного кармана. Пёс вяло отмахнулся от невидимой мухи и продолжал глядеть сквозь него. Тогда Хоф молча поманил Акселя и Кри за собой, и они двинулись к выходу из подвала.

Перед стойлами Амалии и Беттины комиссар задержался и довольно долго разглядывал Академию изящных искусств. Мышь всё так же тарахтела на машинке, а Амалия самозабвенно писала этюд. Но теперь он явно изображал Беттину в труде. Та не теряла времени зря: перед ней в большой лохани высилась гора зелёного и резко пахнущего вещества, которое невозможно было с чем-либо спутать. Орудуя совковой лопатой, Беттина метала увесистые лепёшки в приоткрытый бак.

Убедившись, что горящие глазки птиц не замечают ни его, ни детей, Хоф уступил роль проводника Акселю. Молча дошли они до лестницы, и мальчик, не решаясь погасить факелы, чтоб не привлечь внимания птиц, шепнул: «Цершеллен!» Как ни тихо открылась плита в потолке, обе зловещих твари встрепенулись и уставились прямо на невидимок. Но затем они, видно, решили, что к ним крадётся начальство с проверкой. Амалия ещё быстрей заработала кистью, а Беттина фон Краймбах-Каульбах с такой энергией принялась швырять помёт, что обычная точность изменила ей. Увесистый зелёный блин, перелетев через цель, врезался в голову Амалии, заляпав и этюд, и художницу. Через секунду обе птерокурицы слились в воющий клубок клювов и лап. Мышь, спасая свою жизнь, ринулась на крюк, причём успела выхватить из машинки последний лист. Но сама машинка была растоптана в пыль. С удовольствием убедившись в этом, мышь насадила лист на крюк, повисла сама, спрятала голову в крылья и уснула. А давящиеся от смеха Аксель и Кри вывели комиссара в холл, и плита закрылась за ними.

Наверное, дети расхохотались бы теперь во весь голос, но Хоф, наслышанный об Элоизе, предостерегающе помотал головой, указав на дверь приёмной. Затем он заглянул в бездонный колодец и, подойдя к парадному выходу из замка, осторожно коснулся массивной дверной ручки. (Она была сделана в форме известного уже чудовища — старшего духа, как сообразил теперь Аксель.) Бесполезно! Комиссар потянул сильнее, изо всех сил — то же самое. Хоф вернулся к детям, и невидимки устремились в тёмный коридор. Пройдя пару поворотов, комиссар вполголоса скомандовал:

— Стоп!

Аксель и Кри непонимающе уставились на него.

— Большой Внесобачий Совет продолжается, — пояснил Хоф.

— Как? Здесь? Почему? — хором спросили дети.

— Потому что в вашей комнате могут подслушать!

— Но вы же сами хотели… — начал Аксель.

— Я это сказал на случай, если всё, что говорится внутри Шворка, записывается на плёнку. Ни о чём важном ни в одной комнате этого логова говорить нельзя!

— Но Пралине… — начала Кри.

— А почему я должен ему верить?

Дети молча переглянулись. Было ясно, что комиссар прав.

— Тем более что мечтает это милое существо лишь об одном, — быстро и тихо продолжал Хоф. — И это очень важно! Это пригодится, когда я буду допрашивать Фибаха… Не перебивайте, дорога каждая секунда! Да, допрашивать, и как можно скорее, пока не прибыл главарь. К этому моменту профессор должен расколоться…

— Расколоться? — непонимающе повторил Аксель.

— Признаться! — шепнула ему Кри. — Какой ты глупый, Акси!

— Нет, он умница, — возразил комиссар. — Ты вот догадалась запоминать заклятья? А твой брат запомнил… и, надеюсь, это поможет мне незримо присутствовать на обеде в Гобеленовой комнате. Я бы с удовольствием нанёс визит герру профессору прямо сейчас. Но вы говорите, он болтун…

— Ещё какой! — с жаром воскликнул Аксель.

— Фантастический! — поддержала Кри.

— Вот поэтому я пойду на риск и буду ждать чуть ли не сутки, чтобы послушать его в свободной, так сказать, творческой обстановке. Он обязательно наговорит лишнего, особенно если вы начнёте им восхищаться…

— Можете не сомневаться! — радостно заверил Аксель.

— Уж мы начнём! — поддержала Кри.

— А в нужную минуту мы его припугнём его же речами, — кивнул Хоф. — Вряд ли у главаря нрав мягче, чем у Пралине, а? И уж он не погладит профессора по головке за длинный язык! Тот и так, судя по всему, наделал дел. Сначала Шворк, потом вы…

— Но, может, если он нас поизучает, ему простят Шворка? — предположила Кри.

— Сомневаюсь я, что у него что-то выйдет с вами. А главное, вы притащили сюда одного полицейского… Надеюсь, это станет последней каплей, и наш Фибах начнёт заботиться не о планах шайки, а о своей собственной шкуре. Планы же у них явно нешуточные!

— Почему вы так думаете, господин комиссар? — тревожно спросил Аксель.

— Можешь говорить мне «ты» и звать меня «Отто», — улыбнулся тот. — Не стесняйся, ты это заслужил. Почему я так думаю? Ну а зачем иначе им этот печально известный и отовсюду изгнанный доктор биологии? И, кстати, за что он был отовсюду изгнан? Постарайтесь это выведать… По-видимому, люди здесь не частые гости и сильно раздражают всех этих духов. О, это будет большое дело! Очень большое. Может быть, даже самое большое в моей жизни… если я сумею его завершить.

— Ну конечно, сумеете… сумеешь… Отто! — убеждённо воскликнул Аксель.

— Не будь так уверен, мальчуган, — мрачно покачал головой Хоф. — Во-первых, раньше в моём распоряжении был огромный полицейский аппарат… что это?

Из тьмы со стороны холла донёсся скрежет, от которого у Акселя знакомо и готовно заныли зубы. Не дожидаясь, пока послышатся лязг доспехов и вопли тревоги, он толкнул остальных участников Большого Внесобачьего Совета к стене и торопливо напомнил комиссару один из эпизодов своего невероятного, пёстрого рассказа.

— Ночной Дозор? — поднял брови Хоф. — Что-то знакомое… Где же я о нём слышал? Любопытно будет взглянуть! Но раз они всё равно нас не заметят, продолжим покамест. Итак, прежде у меня было много помощников, а за спиной моей — федеральные законы. Но для волшебного мира законов не написано, духа, как вы понимаете, не арестуешь и на скамью подсудимых не посадишь. Зато сам он может нам сделать много чего! И это, увы, ещё не главная проблема…

— А что же может быть хуже? — недоумённо пожал плечами Аксель. — Когда мы выберемся отсюда, ты расскажешь всё начальству, оно расскажет судьям, и те напишут нужные законы, ведь правда? А там, глядишь, найдётся и какой-нибудь способ справиться с духами! Вот мы с Кри ещё не совсем взрослые, допустим, но уже за один вечер выучились немножко колдовать… Верно, Кри? (Та яростно закивала).

— Ох, дорогие вы мои школьники, — тяжело вздохнул Хоф, качая головой, — как же вам хочется стать взрослыми… Мало вы ещё знаете о взрослой жизни. Ну, во-первых, с чего вы взяли… Молчите!

Из-за поворота вынырнула уже знакомая детям фантастическая процессия с копьями, аркебузами и факелами. Она грохотала мимо, горланя: «Заходи! Окружай! Оцепляй!» И оба кавалера — чёрный и белый — вновь бормотали о том, что надо бы поговорить, да не о чем, и что трёхсотлетний сон — это не шутка. И носильщики опять, надрываясь, волокли помост.

— Определённо я их всех где-то видел… — пробормотал Хоф, когда безумная команда скрылась за поворотом. — Что ж, может, и вспомню… Если наш коридор и впрямь замкнутая спираль, они ещё не раз пройдут мимо нас, стоит нам заболтаться. Но вас могут хватиться в любой момент! Итак, ваша задача: выведать у Фибаха побольше, а затем сразу же заманить его под любым предлогом в вашу комнату. И там уже в дело вступлю я! Вопросы?

— Вы хотели объяснить нам про самую главную проблему… — напомнил Аксель.

— Сначала узнаем всё, что можно! — решительно сказал Хоф. — Да и времени сейчас нет. Теперь вот что: со мной больше не разговаривать, и из невидимок не расколдовывать! Даже когда я буду допрашивать Фибаха. И особенно тогда! Если у вас возникнут проблемы, я сам вмешаюсь. Поняли?

— Да… но… — запинаясь, начал Аксель.

— Помолчи! Кри, ты согласна ночевать в отдельной комнате, если я там буду тоже?

— Х-хорошо, — прошептала Кри. — А… а нельзя нам всем троим спать в одной комнате?

— Лучше не надо! Когда увидят, что каждый из вас остался один, то, может, не будут так внимательно следить за вами. Да и вы не ляпнете лишнего друг другу… Закажешь мне ширму, матрац и бельё, словно бы для Акселя. Он немного полежит на всём этом, пожалуется, что жёстко спать, встанет и уйдёт к себе. Не сидеть же мне и впрямь у тебя в туалете… Так. Судя по моим часам — два ночи.

— Уже два! — ахнул Аксель. — Мы утром не встанем…

— Встанете как миленькие, — успокоил его комиссар. — У вас нервы на взводе… Что тебе, Кри?

— А можно, я… можно, я тоже буду звать вас «ты» и «Отто»?

— Ну конечно! А теперь — последняя просьба. Лично к тебе! Перед сном закажешь сытный ужин, словно у тебя аппетит разыгрался. Что-то для виду съешь, а остальное оставишь мне на завтрак. Я его незаметно съем к утру… по кусочку.

— Как вы… как ты только успеваешь продумать каждую мелочь! — в который раз подивился Аксель. — И ещё будь это преступники… а то — духи. Словно ты всю жизнь ловил не людей, а их!

— Вообще-то это секрет, но тебе я скажу, — улыбнулся Хоф. — Я просто мысленно заменил одних другими, чтоб не скучать. Кстати, о духах: Пралине больше не вызывать!

— Почему? — жадно спросил Аксель. Он уже почти решил, что станет не математиком, а полицейским, и будет работать у Хофа. И старался уже сейчас учиться ремеслу!

— Да потому, что кто не прислуга, тот хозяин! И мало ли что прикажет… А главное — он может меня разглядеть и невидимого. Фибах вряд ли это сумеет, но такая тварь куда опаснее…

«Гений, — заключил Аксель. — Ну почему я сам до этого не додумался? А?»

— Всё! Расколдовывайтесь! — нетерпеливо скомандовал Хоф. — Дозор прошёл, и не надо показывать тем, кто, может быть, караулит вас у ваших дверей, что вы умеете исчезать. Я иду следом!

— Райбе Ауген! — произнёс Аксель, щёлкнув пальцами. И возник из тьмы. Но Кри не появилась рядом, как это было, когда колдовал Пралине. Девочке пришлось повторить заклинание самой, чтобы обрести плоть и кровь. Дети решили, что ещё подучатся у крокодиломакака, если уж придётся с ним столкнуться, и двинулись вперёд, часто оглядываясь. Но видели только тьму. И всё же становилось как-то легче при мысли, что она скрывает друга!

Вдруг до их ушей донёсся невероятный гвалт. Вопили мужские голоса, копья уже не скребли, а лязгали, слышалось пыхтенье и — почему-то — детский плач. Но всё перекрывал громовой бас чёрного предводителя (наверное, это и был капитан Баннинг Кок?): «Вот оно! Лови… Не стр-р-релять! Перестр-р-реляем др-р-руг др-р-руга! Пикой колите! Пикой!» Акселю и Кри пришлось опять стать невидимками, да вдобавок припустить рысью, чтобы нагнать Ночной Дозор и понять причину переполоха.

Увы, последнее было не так легко! Вместо марширующей колонны перед детьми в призрачном свете факелов металась обезумевшая толпа. Люди сталкивались лбами, гремя стальными шлемами, роняли свои громадные копья (причём каждый раз стены сотрясал вой пришибленных соседей), что-то ловили растопыренными пальцами в воздухе… А посреди всеобщей свалки громоздился брошенный помост, и на нём, сурово и неподвижно глядя поверх голов, высился знаменосец. Рядом с ним стояла девочка в белом, с распущенными волосами, и вовсю рыдала. Из носа у неё текло, глаза закатились, но маленькая ручонка по-прежнему крепко сжимала пакетик жевательной резинки.

— Кошмар! — ахнул Аксель. — Кри, кого они ловят?

— Левее знамени… В воздухе, — шепнул ему в ухо голос комиссара. Мутно-белёсый Хоф снова был рядом! Аксель напряг глаза и увидел в воздухе какие-то тёмные кривые капли, которые слегка светились в темноте. Их было три — веером, и рядом — ещё три, и они то подпрыгивали под низкими каменными сводами, то ныряли вниз, постепенно выбираясь из толпы. Мальчику почудилось, что где-то он эти капли уже видел, только где? Вот белый кавалер попытался ткнуть их пикой, но тут же получил от кого-то невидимого жестокий удар в лицо и, уронив оружие и шляпу с перьями, покатился по полу…

— Вперёд! На прорыв! — скомандовал Хоф. — Вдоль стены!

Крадучись вдоль стены, перебегая и приседая, они миновали поле битвы, хотя Акселю очень хотелось задержаться и потрогать хоть одну аркебузу. Но надо было держать за руку Кри и заслонять её от дерущихся! Хоф же старался не терять из виду странные капли, которые, очутившись в безопасности, приземлились и, будто две жабы, запрыгали вверх по коридору.

— Упустим! — прошептал он мальчику. — Чёртова темень!

Тот быстро пробормотал: «Хёллехелле!» — и на стенах вспыхнули факелы. Стало светло как днём, и оказалось, что все уже стоят перед комнатой Акселя. Чуть дальше виднелась такая же, монастырского вида, дверь — видимо, спальня Кри. Чёрные капли явно встревожились из-за неожиданного освещения. Они как-то судорожно и гадко скрючились, словно два трёхлапых паука, а затем из воздуха возникла Элоиза. Капли оказались когтями на её лапах. Птерокурица разинула пасть, зыркнула глазками во все стороны, пытаясь понять, кто зажёг свет, и исчезла. Но когти остались и замерли, выжидая.

— Вот и «хвост» за вами, — с удовольствием прошелестел Хоф. — Я останусь тут, а вы вернитесь за поворот, там расколдуетесь и приходите в комнату Акселя. Придётся вам немножко поболтать на сон грядущий, да так, чтоб эта дама осталась довольна… Потом попрощайтесь, и Кри уйдёт к себе. А дальше — всё по инструкции. Спокойной ночи!

— Да уж… — вздохнул Аксель. — Идём, Кри. Последнее усилие!

И они сделали всё как велено. Появились из-за поворота, оживлённо обсуждая, чего это взбесился Ночной Дозор, а затем вошли в комнату Акселя. Зажгли огни и принялись молча искать глазами Элоизу. Нашла её Кри, легонько поведя кончиком носа в нужную сторону. Аксель вынужден был сознаться себе, что никогда ничего не заметил бы, если бы не знал, что искать. У карликового деревца в большой вазе появилось шесть тёмных кривых корней, которые временами хищно подрагивали. И, глядя на них, Аксель вдруг ощутил приступ холодной ярости.

— Ох-х… — делано зевнул он, плюхаясь на лежанку. — Я уже ничего не соображаю… А ты, Кри?

— Я тоже, — без всякого притворства ответила та, откинувшись на спинку стула. — Но знаешь, трёхразовое питание прежде всего! Я всё-таки поужинаю у себя в спальне. Тем более что здесь так вкусно кормят!

— Да, наш профессор молодец! — с ненавистью выдавил из себя Аксель. — Уж я для него постара-а-юсь…

— Ну нет! Это я постараюсь! — твёрдо сказала Кри, раздув ноздри. — Я ему за одну только маму обязана по гроб жизни. За нашу мамочку… — добавила она со слезами в голосе.

— И мы сделаем всё, чтоб наш Шворк опять полюбил герра Фибаха. На все триста тысяч, — сонно и хрипло добавил Аксель. — Но этих его ощипанных пеликанов, которые будто из кастрюли с помоями сбежали, я не выношу!

— Академия Изящного Помёта! — подхватила Кри. — Спорим, Элоиза у них тупее всех?

— А может, он их потом на мясо пустит, этих птеродур? — предположил Аксель, с наслаждением наблюдая, как закорчились от злости лжекорни. — Представляешь — котлеты из Элоизы под майонезом!

— Ты хочешь, чтобы меня стошнило тебе на пол? Сам будешь подтирать! — предупредила его сестра. — Да я бы от одного их вида месяц хворала и умерла у тебя на руках…

— Ну-ну… — осадил её Аксель. — Полегче! Великий Фибах не виноват, что эти кретинки только гадить умеют… И зарисовывать нагаженное!

И т. д. Они проговорили так минут пять, со смаком обсуждая разные уродства и тупость птерокур и мстительно косясь на вазу. Чёрные корни скребли землю всё яростнее… Вдруг из земли под ними брызнул фонтан голубых искр, раздался треск и запахло палёными перьями. Факелы мигнули и на секунду погасли. До детей донёсся сдавленный вой. И когда вспыхнул свет, они успели заметить, как когти-корни спрыгнули на пол, кинулись к двери и исчезли.

— Ну, теперь можно и поспать, — сам себе не веря, пробормотал Аксель и закрыл глаза. — Разбуди меня, как поужинаешь, Кри, я ненадолго переберусь к тебе, чтобы ты спокойнее уснула… И, — со значением добавил он, — приятного аппетита!