Минуты, которые понадобились Фибаху, чтобы без особой спешки дойти до цели, показались Акселю вечностью. Дорогой он всё время о чём-то бессвязно расспрашивал профессора, чтобы тот поменьше вспоминал об ожидающей его призрачной корове и не передумал с нею знакомиться. Но о чём именно был разговор, мальчик позже не смог бы припомнить даже под страхом смерти. А Кри просто не слушала: она всё время пыталась высмотреть какие-нибудь признаки того, что Хоф идёт за ними.
Наконец они достигли комнаты Акселя и, войдя, увидели, или, вернее, не увидели прозрачную стенку.
— М-да… Любопытно… — пробормотал Фибах. — То есть ничего, конечно, особенного, но любопытно, кто и зачем это сделал. Ну, и где же наша, — и он икнул, — подземная корова? А?
Не успел он договорить, как из воздуха прямо перед профессорскими очками раздалось негромкое, но злобное мычанье. Все подскочили. Фибах вздрогнул и неуверенно провёл рукой по воздуху, пытаясь что-нибудь нащупать. Затем отдёрнул руку и сделал быстрый шаг назад, но, споткнувшись обо что-то невидимое, упал на спину. При этом он, видимо, больно ушиб затылок и яростно чертыхнулся. Цилиндрические очки, сверкнув золотой оправой, соскочили с его носа и запрыгали по полу, как живые. Фибах следил за ними остекленевшим взглядом. Вдруг очки подпрыгнули в воздухе и зависли напротив его носа, словно уже сидели на чьём-то — только невидимом — носу.
— Кто здесь? Пралине… — растерянно сказал профессор. Внезапно очки прыгнули ему на переносицу и, утробно мыча, попытались её оседлать, но он вскочил и с проклятием смахнул их на пол. И, налившись лиловым, злобным румянцем, явно имеющим прямое отношение к коньяку «Наполеон», ненавистно заскрежетал: — Что за идиотские шутки?!
Он хотел щёлкнуть пальцами, однако какая-то невидимая сила вдруг нанесла ему жестокий удар в грудь. Фибах вновь рухнул навзничь, раскинув руки. Кри невольно охнула. Профессор корчился на полу, как полураздавленный жук. Придя в себя, он попробовал шевельнуть кистями рук, но кто-то невидимый, нависая над ним, умело придавил их коленями.
— Хочешь кого-нибудь позвать? — прошелестел профессору в ухо зловещий, замогильный шёпот. Так могла бы шипеть змея! Лишь благодаря тому, что и Аксель, и Кри уже довольно много разговаривали с Хофом, они признали этот голос, потерявший почти все человеческие интонации. — Я могу помочь… Только не пожалеешь ли ты сам, если нас кто-нибудь услышит, человечек?
— Кто ты? — лихорадочно щёлкнул челюстями профессор. — Если ты от Главного Диспетчера…
— Тебе повезло, — ещё более зловеще зашипел Хоф. — Я не от Главного Диспетчера! Он растерзал бы тебя за одну сотую того, что ты наболтал сегодня спьяна…
— Ах вот оно что! — взвизгнул Фибах, пытаясь прогнать страх возмущением. — За мной шпионят… Многоликий… вы нарушаете его приказы!
— Почём тебе знать все его приказы! — провыл Хоф. И, когда его жертва задрожала, добавил: — И откуда ты знаешь, что они меня вообще волнуют? Я привык сам отдавать их… — Тут халат профессора распахнулся, открыв голую смуглую грудь. Видимо, что-то произошло, потому что Фибах вдруг заверещал не своим голосом:
— А-а-а-а… А!! Лёд… уберите лёд!..
— Это не лёд. Это моя ладонь. Она не нравится тебе, человечек? Ты брезгуешь прикосновением духа?
— Нет… Нет! Уберите… Я недостоин!!!
— Акси, мне страшно! — шепнула Кри, прижимаясь к брату и дрожа всем телом. — Кто это? А вдруг это не Хоф?
— Это Хоф.
— Он же его замучает! Скажи ему…
— Помни о маме, — сквозь зубы процедил Аксель. — Настоящей — и той, фальшивой. Ничего я никому не скажу…
Тем временем комиссар, видимо, убрал лёд и нагнулся к уху лежащего.
— Вселенная Хас благодарит тебя, — прошептал он в это поросшее белёсым мхом приплюснутое ухо. — Владыка Меданарф высоко ценит твои заслуги… Если бы не ты, нас бы сейчас здесь не было, человечек…
— Кого — нас? Кто ты? — хрипло пролаял Фибах. — Я никому не помогал! Никому… Я верен Великому Звёздному…
— Великому Глупцу, — издевательски зашипел Хоф. — Доверчивому Простофиле! Это мы, посланцы Меданарфа, заставили твоего Шворка сбежать от тебя. Было нетрудно выманить его отсюда! Если бы твоя глупая жена не сбежала от тебя ещё до того, как ты превратил Шворка в живого робота, она, пожалуй, открыла бы тебе ужасную тайну. И эта тайна избавила бы тебя от напрасных исследований: всякой собаке, в которой ещё осталось хоть чуть-чуть собачьего духа, нужна ласка… Ну, чего вытаращился? Ты удивлён, что слышишь от духа это слово? Может, мы и сами не мастера на такие вещи. Но мы подсунули ему этих детей, которые любят собак, и он, конечно же, захотел украсть их! Мы установили мысленную связь между ним и детьми…
— Не может быть! — заскрипел зубами профессор. — Вы не справились бы одни! Кто… кто из моих коллег на вас работает?
— К чему тебе это знать? Может, Лагранж… А может быть, даже Джилсон… Вспомни, кто из них в последние годы вёл себя наглее всех?
— Да! Да! Это они! Они оба! О, каким же я был слепцом…
— Особенно вчера и сегодня, — закончил за него комиссар. — Разве ты ещё не заметил, что друг Аксель и малютка Кри без тебя и без Шворка знали, как зовут пса?
— Это правда, — сказал Аксель, глядя в расширенные совиные зрачки Фибаха. — Кри знала, что он Мориц. А я — что он Шворк. Но мы не знали, откуда мы это знаем!
— Предатели!!! — каркнул профессор, и на подбородок ему, пузырясь, брызнула слюна. — Я придушу вас обоих!
Тут он, видимо, получил болезненный тычок, охнул и уронил голову на пол, стукнувшись затылком о камень.
— Подумай лучше о тех, кто придушит на Пятом Ярусе тебя самого, — шипел Хоф. — Это твой пёс привёз нас сюда вчера! Ты ведь даже не потрудился заглянуть ему внутрь при нежной встрече! И он всю ночь и всё сегодняшнее утро выполнял наши приказы, пока твои цыпочки шпионили за двумя безобидными сосунками, а ты выбалтывал им тайны Штроя… Ловушка расставлена. Но даже если Многоликий опять выскользнет из неё — тебя он всё равно не пощадит!
— Он пощадит… Пощадит! — задохнулся Фибах. — Я… я ему нужен! Ему не обойтись без меня!
— С чего ты взял, что ты ему нужен? На что ты ему, слизняк? — с презрением сказал комиссар, но дети почувствовали, как голос его на секунду напрягся.
— Без меня ему не уничтожить людей! — взвизгнул профессор, скребя пальцами пол. — И вам тоже!
Наступила жуткая тишина. Она длилась минуты две, не меньше. Потом Хоф заговорил опять, позабыв от волнения изменить голос. Но теперь его настоящий голос звучал так жутко и хрипло, что был, пожалуй, ещё страшнее деланого:
— Вот, значит, на что ты рассчитываешь! Что ж, так я и знал… Ты даже этим беззащитным человечкам, — которых ты уже приговорил, не так ли? — не посмел сказать правду. Но когда речь зашла о твоей драгоценной шкуре, ты выдал планы своего господина мне, его врагу. И ты всё ещё думаешь, что останешься жить? — Фибах застонал и закрыл глаза. — Знаешь, что я сейчас сделаю? Я обернусь Главным Диспетчером и вызову одного твоего знакомого. Это он поведал нашим юным друзьям про Пятый Вертикальный Приказ. Но они пожалели тебя и не упомянули за обедом, чьи кишки он жаждет вырвать!
— Да, — сказал Аксель, в упор глядя на Фибаха. — Это тоже правда. Только это мы не из жалости… Я не знаю, кто вы, — прибавил он, глядя в пустое пространство, которое на самом деле было Хофом, — но вы должны нам верить. Разве можно жалеть того, кто подсунул нам фальшивую мать? — Кри заплакала. — Мы не стали бы помогать Пралине. Но и мешать тоже…
— Мать была настоящая! — заверещал профессор, снова подняв голову и умоляюще глядя на Акселя. — Из ваших же воспоминаний! Я просто хотел успокоить вас… успокоить…
— А потом успокоить навечно, — сурово сказал Хоф. — Надо признать, ты не мелочился с ними! Выписал им самый настоящий чек на известный банк… который лопнул три года назад. Мюнхенская полиция всё ещё ищет лиц, замешанных в том мошенничестве! Но, может, я несправедлив, и ты хотел поделиться с ними из украденного? Что ты им приготовил бы, когда они сослужили бы свою службу? Пятый Ярус или что-нибудь похлеще? Говори, пока я не раздавил тебе грудь, как гнилую скорлупу…
Фибах захрипел и, плюясь слюной, долго кашлял.
— Нет! Нет! Только Пятый Ярус! Ничего больше, клянусь вам… А может, Штрой и пощадил бы их. Как знать? Я даже замолвил бы словечко! Они ведь такие умницы…
— …и вдобавок так много знают, — усмехнулся комиссар. — На тебя вредно действует та человечья отрава, которую ты пил за обедом. Не лги мне, или я сам убью тебя и лишусь удовольствия помочь Пралине! Ты попросил бы казнить их, если б увидел, что их хотят помиловать! Что, верно я говорю?
— Да… да… только пощади… пощадите…
— Ты просишь о большом неудобстве, — злобно ответил Хоф. — Я не люблю щадить. Чем ты вознаградишь меня за это, раб? Говори, будешь служить Меданарфу? Верно, честно и преданно?
— Да… да… Ведь ваш владыка наверняка хочет того же, что и наш! Зачем вам люди? Я помогу очистить от них Землю, и она достанется вам… а не Штрою…
— Как ты поможешь нам? Подробнее!
Фибах колебался.
— Ты сказал уже слишком много, человечек… Тебе нет возврата. Да и о чём жалеть? Меданарф милостив. Он даст тебе больше, чем Штрой. Может, ещё и в духи выйдешь…
— Штрой… не отказывал мне в этом, — робко возразил Фибах. — Я сам не просил… с вашего позволения…
— Ну да, ты же боишься заказать свою смерть! — засмеялся комиссар. — Мы не такие бюрократы, как Штрой, и не заставим тебя умирать, не бойся… Но если ты не скажешь мне всё, то умрёшь сейчас! — Фибах опять захрипел. — Говори, что, когда и где замыслили вы со Штроем? И учти: многое — а может быть, и всё — я уже знаю сам. Я хочу проверить твою новоиспечённую верность!
— Послезавтра… ровно в полдень… я должен вывести Шворка на околоземную орбиту… Координаты он знает давно. И со мной полетят двадцать старших духов… Самых мощных…
— Да уж понятно, каких… Дальше!
— Они произнесут Заклятие Семи Смертей! — взвизгнул Фибах. Было видно, что сказанное наводит ужас на него самого.
— И?
— Ну, вы же знаете… чтобы оно сработало, заклинаемое тело должно быть видно целиком. И оно должно двигаться, потому что иначе Смерти не увидят его.
— Кого ты учишь, несчастный? Дальше!
— Дальше… всё продумано! Не мной, конечно… Я говорю со слов Многоликого и, если ошибусь, прошу прощения, — униженно лепетал Фибах. Он, по-видимому, уже свыкся с мыслью о новом предательстве и входил в роль, прикидывая, какие выгоды можно извлечь из него. — Но я… могу уточнить у него сомнительные детали позже!
— Не думаю, что у тебя будет такая возможность, — разъяснил Хоф. — Не у кого будет уточнять. К тому же твой лисий нрав мне известен. Ты надоумишь Штроя всё переиграть, и тем вымолишь себе прощение, да? Дай-ка я тебя поглажу… — Фибах коротко завопил. — Имей в виду, каждое твоё слово и жест отныне будут мне известны. Ты говоришь со звёздным духом!
— Это я уже понял, — льстиво заверил профессор. Дети смотрели на него, не веря глазам. Тот ли это раздражённый наследник короля Людвига, который полчаса назад разыгрывал из себя владельца замка и их наставника? Аксель даже сплюнул от отвращения. А Кри украдкой бросила на Фибаха взгляд, говорящий: «И я ещё его жалела!»
— Запомни, ты скажешь Штрою только то, что я тебе велю! Итак, произнесут Заклятие Семи Смертей. Что потом?
— Лотортон спросит у Земли, что она предпочитает — подвергнуться заклятию или остановить своё вращение. Это ведь её право!
— И что же она, по-твоему, выберет? — вежливо спросил Хоф. Каким-то шестым чувством Аксель понял, что он сомневается, в своём ли Фибах уме. Но за последние сутки комиссар навидался такого, что ещё один удар по его извилинам уже ничего не менял. Если бы даже небеса сейчас разверзлись и вниз по мраморной лестнице с пением двинулись крапчатые слоны, допрос продолжался бы в прежнем темпе.
— Так ведь это уже всё равно, — прошептал Фибах, с сомнением вглядываясь в воздух. Хоф заметил это и сильней надавил ему на запястья. Профессор дёрнулся и взвыл: — Решит подвергнуться — всё живое на её поверхности погибнет. Решит остановиться — оно погибнет от страшного сотрясения!
— Где в этот момент будет Штрой? Точнее, где он собирается быть? — поправился комиссар.
— Как где? Здесь, в Главной Диспетчерской… Её работе ничто не может помешать!
— Ясно… — протянул Хоф, хотя ему наверняка было неясно почти всё. Но расспрашивать, как ничего не знающий человек, он не мог. Аксель и так поражался его мастерству ходить по волоску над пропастью! По детективным фильмам и книжкам он знал, что полиция на допросах часто изображает осведомлённость в том, о чём на деле не имеет ни малейшего понятия. И выдать себя за преступника полицейский при случае тоже может. Но выдавать себя за духа, не зная о духах ровно ничего, с такой продуманностью и лёгкостью, словно ты всю жизнь этим занимался, — на это действительно способен только великий сыщик! «Хоть бы мне выбраться отсюда! — в тысячный раз сказал себе мальчик. — Он тогда возьмёт меня в свой отдел». Кри тоже смотрела на всю эту сцену, раскрыв рот, будто сидела у Дженни и упивалась очередным боевиком. Совсем забыв, что малейшая ошибка Хофа ставит под угрозу её жизнь и, как теперь выяснилось, — жизнь её мамы, папы, тёти Хельги и миллионов других людей…
— Я не совсем понимаю главное, Фибах, — сказал комиссар, подумав. — Причём главное скорее для тебя, а не для меня… — Профессор навострил уши. — Ну хорошо, этот Шворк, безусловно, стоящая зверюга. Я сам убедился… — Фибах яростно закивал. А Аксель, который жадно ловил все интонации Хофа, почувствовал, что комиссар напрягся как никогда. Наверное, хочет спросить что-то нужное, но опасное! Рискуя выдать себя? — И всё-таки, неужели Штрой не может добраться до околоземной орбиты без тебя и твоего пса? — Лёгкое удивление, но не потрясение на профессорской физиономии. Значит, вопрос — действительно очень опасный! — всё же не глуп и для звёздного духа допустим! Хоф перевёл дыхание, чуть подождал и осторожно двинулся вперёд. — Потом, когда земную поверхность ОЧИСТЯТ, разным помесям будет вольготно резвиться на ней, и уж тогда ты, бесспорно, себя покажешь… — Ещё более яростные кивки и самодовольная ухмылка Фибаха — у Акселя аж кулаки зачесались! — Но раньше-то чего тянули? Почему всё это полезное и нужное дело не сделано давно?
— Или вы и впрямь проверяете меня, — медленно ответил профессор, прикрыв глаза, — или вы там, у себя, далеко не так осведомлены, как боялся Многоликий… И это хорошо, это хорошо! — заторопился он, явно опасаясь новой вспышки бешенства со стороны невидимого повелителя. — Тем приятнее мне помочь вам! Ну, сначала я и сам удивлялся задержкам. И предлагал Штрою разные глупости, чтоб побыстрее получить простор для научных изысканий… Смешно, но я не знал даже того, что для духов нет большего позора, чем пользоваться человеческой техникой!
— Вот как! — обронил Хоф. — Ты, значит, этого не знал? Хм…
— Представьте себе, Ваша Вечность, не знал! Невообразимо, но… я спрашивал у Многоликого, почему бы ему не выкрасть космическую ракету у американцев. И он ни разу не засмеялся, пока объяснял мне! Штрой-то может, разумеется, летать в открытом космосе без скафандра или рейсового чудовища, но старшие духи не могут… В прежние времена он, конечно, справился бы один. Даже и без Заклятия Семи Смертей — хватило бы чего-нибудь обычного… Но вы же понимаете, при теперешнем бедственном состоянии волшебного поля Земли, и при том, что Третий Ярус никак не разберётся, в чём тут дело… А вызывать ещё одного-двух звёздных духов или хотя бы специальную технику из дальнего Лотортона — слишком дорого для такой, согласитесь, незначительной планетки. Штрой-то, не забудьте, отсюда родом…
— Соглашаюсь, — лениво протянул Хоф, — и не забуду… Так, значит, Шворк — единственное средство?
— О, почему же? — оживился профессор. — Я — человек скромный и не буду раздувать свои вымышленные заслуги. Мне вполне хватает реальных… Можно использовать чисто волшебное чудовище. Но оно всегда глупое и плохо маневрирует! А это при наложении ТАКОГО ЗАКЛЯТИЯ — вещь серьёзная. Малейшая ошибка — и Смерти кинутся не туда, куда надо… Вот Штрой и хочет опробовать моего пса в серьёзном деле. Если, — мрачно добавил он, — всё ещё хочет…
— Он, стало быть, думает, ваш Многоликий, что волшебному полю это поможет?
— Надолго — нет… — вздохнул Фибах. — Но на пару тысячелетий должно хватить… А там вступит в действие проект «Луна», о котором Ваша Вечность… не знаю, как вас персонально именовать… наверняка наслышана больше моего!
— Ладно, Фибах, — задумчиво прошипел Хоф, отпуская его запястья. — Встань… Хочешь знать моё имя? И даже, может быть, прозвище? Это невредно, особенно последнее… Я — Тратануз, Отец Отчаяния, Белый Глаз Меданарфа! А ты — дважды предатель!
— Я сказал правду! — захныкал Фибах, насторожённо шаря глазами по комнате. — Если вы всё знаете, то вы в этом убе…
Но закончить ему не удалось. Ещё более жестокий удар, чем в начале допроса, отшвырнул его к стене. Фибах буквально перевернулся в воздухе. Цилиндрические очки с лёгким хрустом раскололись надвое, а сам профессор сполз по стенке на пол и со стоном закрыл лицо руками.
— ТЫ ПОСМЕЛ СКАЗАТЬ МНЕ «ЕСЛИ»? — вопросил Хоф. — Повтори ещё раз, вдруг я ослышался?
— Да! Да! Вы ослышались! — захрипел Фибах. — Вы всё, всё знаете, но ведь это же пра… кха! кха! Мои очки!
— Приятно видеть человечка, который хоть к чему-то привязан, — мирно сказал Хоф. — Дай ему воды, мальчик.
Аксель трясущимися руками налил стакан воды и подал профессору. Тот, обливаясь, жадно выпил.
— Я назвал тебя дважды предателем не в упрёк, — опять заговорил комиссар. — Не потому, что ты предал сначала лю… человечков, а затем — Штроя. А лишь для того, чтобы ты не повторял этот фокус в третий раз. Кстати, что обещал тебе Многоликий за твою помощь в уборке маленького космического помещения?
— Ничего… Только жизнь. В комфорте, разумеется! Не денег же мне было у него просить… Никому не снившиеся горизонты для научных исследований… И ещё… Это вам должно понравиться…
— Посмотрим, посмотрим… Ты ведь хочешь получить это если не от него, то от меня, не так ли?
— Да! — осклабился Фибах, утирая слюну и воду с подбородка.
— И что же это?
— Месть! — сказал наследник короля Людвига. — Месть моим научным врагам. Штрой обещал: если я натаскаю пса так, чтобы он смог их похитить… они переживут катастрофу. И станут моими рабами!
— Так вот почему…
— Да!
Наступила пауза.
— Нет, Шворк и без того должен уметь всё это, — поспешно добавил профессор, чуя что-то не слишком доброе в затянувшемся молчании. — Ориентация на местности, поиск абонента по телефонному номеру… Но я всё же обратил при волшебном программировании особое внимание на эти функции!
— Волшебное программирование? Как так? Ведь компьютеры, телефон — это человеческая техника!
— Но Шворк не дух, — напомнил Фибах. — В данном случае я сумел убедить Многоликого, что для вспомогательных целей допускается… Что это удесятерит его возможности! И тогда Штрой — он как раз любит новшества — лично занялся вместе со мной техническим оснащением пса. Созданные нами волшебные компьютеры превосходят обычные, человеческие, не в десятки, а в тысячи раз!
— Ясно. И многих ты уже похитил?
— Только двоих! МакДаффа и Штресснера… Я бы успел куда больше, но мерзавец Шворк начал откалывать номера! А потом сбежал… Они там, внизу, на Первом Ярусе. Вы ведь оставите их мне?
— Да, они ещё не раз потолкуют с тобой, обещаю тебе это… Теперь вот что: когда мы начнём разбираться со Штроем, будет большая чехарда в Свёрнутом Мире. Здесь станет небезопасно. А между тем эти дети ещё пригодятся мне. Для чего — не твоего ума дело. И можешь не коситься на них с такой любовью, они ничего не знали о нас… Ты должен отправить их в Мюнхен, и сейчас же! Пусть твой пёс вылетает немедленно.
— Но… это невозможно! — промямлил Фибах. — То есть… прошу прощения… Я всё, конечно, сделаю, но… но…
— Что тебя беспокоит? Твои очки?
— Нет-нет, что вы! Спасибо, что избавили меня от них, они мне так надоели…
— Рад за тебя. Может быть, тебе надоела и голова, на которой ты их носил? Только намекни мне, а уж я…
— Ме… меня не поймут! Все знают, с каким трудом я поймал эту тварь! Если бы мои ящеры не засекли его в предгорьях Альп… И вдруг я сам его отпускаю, меньше чем через сутки! Ведь он не вернётся!
— Он вернётся. Теперь его настоящий хозяин — я. Не беспокойся, профессор, он — часть моего плана… Но всё-таки я не верю, что этот хитрюга Штрой не предусмотрел запасного варианта для столь ответственного дела!
— Предусмотреть-то он предусмотрел, — вздохнул Фибах. — Только мне бы это не улыбалось…
Он хотел добавить ещё что-то, но в ту же секунду раздался оглушительный грохот, и замок затрясся от зубцов башен до фундамента. По стенам комнаты — в том числе и по невидимой стенке — поползли сверху вниз голубые искры холодного, немигающего огня. Профессор завыл и повалился лицом вниз. Но тут же невидимая сила вздёрнула его с пола за шиворот, сильно встряхнула, приводя в чувство, и швырнула на стул.
— Зачем ты так? — не утерпев, воскликнула Кри в пустоту. — Это… жестоко!
— С подобным мерзавцем только так и можно, — процедил ей в ухо голос Хофа. — Пожалей его чуть-чуть — и увидишь, что будет… Хочешь достаться на обед Пралине? — Кри молча отступила. — Ну, Фибах, что с тобой?
— Вы же видите! — заскулил тот, дрожа всем телом. — Он вернулся! На сутки раньше обещанного! Они донесли ему про пса… Мы погибли! Мы погибли!
— Погибли? — твёрдо сказал комиссар. — Почему же? Просто меняем план!