Потом в глаза Акселю просочился свет — не такой яркий, как над Цугшпитце, а, скорее, серо-голубоватый, немного сумеречный, свет неглубокого подземелья. Мальчик лежал лицом вниз на чём-то влажном, твёрдом, неровном и очень неудобном. И сверху был придавлен чем-то сухим, твёрдым, неровным и неудобным. Аксель встал на колени, затряс головой и поднял глаза, готовый ко всему чудовищному, что сейчас обрушится на него.

Но ничего пока не обрушилось — наверное, таилось и выжидало. Он опять стоял исцарапанными коленями (хоть немного, к счастью, защищёнными лыжными штанами) на каменном бугристом полу небольшой пещеры. Вся она была размерами, пожалуй, чуть больше Шворка, и, может статься, поэтому-то его в ней и не было. Очевидно, пёс выплюнул Акселя на пол, а его рюкзак — на спину упавшему мальчику, и сейчас рыщет где-то поблизости.

Свет, проникающий сверху, сиял в ослепительно-голубом проёме окна с неровными краями, метрах в четырёх от пола. Шворк смог бы просунуть в такую дыру разве что нос да пасть. Но зачем он принёс сюда Акселя? Пещера с застывшими на стенах ледяными потёками и разводами инея по стенам была явно пуста.

— Может, тут есть второй выход! — твёрдо сказал себе Аксель. — Вперёд!

Но прежде он слазил в рюкзак и, достав тёплый свитер и лыжную шапку, надел всё это. И устремился вперёд, в самый тёмный угол пещеры, сжимая на всякий случай в правой руке тяжёлый термос. Вряд ли им испугаешь какую-нибудь рожу вроде той, из телевизора, но уж крутому кипятку в глазищи она точно не обрадуется! Как и предполагал мальчик, в углу зияла ещё одна узкая щель — проход вглубь горы. И, кажется, там было не совсем темно… Он протиснулся в щель, втянул за собой верный рюкзак, разогнулся, чуть не поскользнувшись на льду, и увидал такое, что челюсть отвалилась.

Перед ним был громадный подземный зал, наполовину освещённый падающим сверху, через пролом где-то высоко-высоко наверху, занавесом дымящегося синеватого света. То ли из-за сосулек, вмёрзших в стены и потолок, то ли из-за каких-то кварцевых вкраплений в горной породе этот свет дробился и сверкал мириадами огней. Если бы такой зал увидел дедушка Гуго, то, наверное, сразу окрестил бы его (все поэты обожают такие образы) Пещерой Тысячи Глаз. Пол её был каменистой платформой, пожалуй, слишком ровной, чтобы поверить, что тут не вмешалась рука человека. И ближе к своему центру, то есть к столбу света, платформа эта приподнималась, словно подножие каменного трона; в каменных руслах, окружавших возвышенность с четырёх сторон, стояла чёрная вода. Маленький ключ, со стеклянным плеском бивший из западной стены, всё время наполнял четырёхугольный бассейн, в котором имелся, очевидно, ещё какой-то подземный водосток. А вот и сам трон — громадный валун в центре светового столба. Он мало походил на сиденье, скорее — на тающий сугроб снега. Но тоже весь был усыпан блёстками, и потому выглядел ещё красивее, чем усыпанное самоцветами золото.

Правда, у Акселя не было ни времени, ни охоты разглядывать все эти чудеса. Ведь вокруг трона СКАКАЛА КРИ!

Это было неописуемое зрелище…

Казалось, они расстались пять минут назад. Всё те же блузка и джинсики, а на голове — какой-то странный сверкающий предмет. Ни посиневшей от холода и голода кожи, ни грязных разводов на лице и одежде. Правда, Кри всегда умела следить за собой, но как она умудрилась делать это в пещере? Акселю всё же на миг показалось, что перед ним не его сестра, а кукла, копия. Тем более что она СКАКАЛА.

Девочка двигалась по кругу, центром которого был искрящийся валун, — небольшими прыжками, отталкиваясь от земли обеими ногами одновременно и держа полусогнутые руки перед грудью, как собачка, которая, встав на задние лапки, выпрашивает лакомство у хозяина. А в метре перед ней, повернувшись к ней оскаленными мордами, скакали задом наперёд две огромные, ростом с саму Кри, ядовито-зелёные кошки с жёлтыми глазами. Они были такие худющие и драные, словно их морили голодом и гоняли по всем горным помойкам добрый месяц. По телам этих доходяг, начиная с темени и кончая метущими землю хвостами, каждые несколько секунд пробегали алые буквы «МЯУ». Но это было ещё не всё! Следом за Кри, на таком же расстоянии от неё, как спереди — кошки, скакали с той же скоростью два серо-чёрных пуделя, точные копии Шворка. Только кто-то в десятки раз уменьшил их, сделав ростом с Кри. Клыки их были оскалены, глаза-угольки рубиново сверкали, но световая «реклама» на теле была уже иной: «ГАВ… ГАВ… ГАВ».

— Кри! — дико закричал Аксель, чувствуя, что это зрелище сводит его с ума. — Кри, что ты делаешь?! Очнись!!

И кинулся вперёд, размахивая перевёрнутым термосом, как дубинкой, готовый на всё, чтобы вырвать сестрёнку из лап дьявольского наваждения! Он напрягся для жестокой схватки, ворвался в заколдованный круг и ощутил ударившую в лицо волну жаркого воздуха. Коснувшись Кри рукой, он почувствовал в пальцах слабое электрическое покалывание. И кошки, и собаки, рассыпавшись мириадами зелёных и чёрных искр, тут же исчезли, а сама Кри, испуганно вскрикнув, отпрянула от своего избавителя:

— Ой! Кто здесь?

— Я! Аксель! Проснись! — завопил мальчик так, что, казалось, Альпы рухнут от его крика. — Что они с тобой сделали?!!!

Кри изумлённо расширила глаза, взвизгнула и кинулась Акселю на шею с такой силой, что сразу стало ясно — она совершенно здорова. Целуя её и прижимая к груди, Аксель почувствовал, что кожа её пышет теплом, но не болезненным жаром. Тёплой была и вся одежда Кри. Правда, тепло это с каждой секундой таяло и улетучивалось, и, когда брат и сестра наконец пришли в себя, Кри начала ёжиться и постукивать зубами от холода. Заметив это, Аксель немедля напялил на неё тёплые вещи из рюкзака и напоил ещё довольно горячим чаем, запретив пока говорить. Вскоре Кри перестала дрожать, хотя Аксель понимал, что это ненадолго. Надо было срочно разобраться, что происходит и как отсюда выбраться.

— Рассказывай! — потребовал он, усадив Кри на рюкзак. — Что ты здесь делала всё это время?

— Жила… — робко прошептала Кри, виновато опуская глаза. Это была сейчас совсем не прежняя, бойкая и напористая девчонка. Аксель не привык видеть её такой — виноватой, покорной, дрожащей; и, хотя мальчик не раз мечтал об этом, сейчас он не испытывал ни злости, ни злорадства. Наоборот, он дорого бы дал, чтобы Кри опять стала прежней, забыв все страхи и ужасы, которые она, по-видимому, перенесла.

— Жила? Где жила? Что ты ела? Почему не замёрзла?

— Я жила у Морица.

— Мориц? Какой ещё Мориц?

— Ну, та собачка, что меня утащила. Я живу у неё в животе. Это ведь пудель, да? Я почему-то сразу решила, что буду звать его Морицем. Он не против.

— Ах, он не против! — зло начал Аксель, но осёкся: сейчас не время распекать Кри, наоборот, надо её подбадривать и утешать. Дома родители ей скажут всё, что надо — да она и сама уже, кажется, поняла. — Да, хорошо… Очень удачное имя, по-моему.

Кри, явно собиравшаяся заплакать, удивлённо взглянула на него и робко улыбнулась.

— Правда? Тебе нравится?

— Да… Но как ты попала к нему в живот?

— Он глотал меня по вечерам. Как же ещё?

Аксель заморгал.

— А… днём? Утром?

— Утром… если я хотела, он меня выплёвывал. И я гуляла на склоне горы, у входа в пещеру, в общем, там, где снега не было. Бегала, прыгала, но быстро начинала мёрзнуть, особенно когда солнышко скрывалось, и он глотал меня опять. Ведь тёплой одежды у нас не было…

— Хмм… А Мориц не предлагал тебе её… заказать? — подкинул вопрос Аксель. Кри явно не проникла в тайну рогатых морд. (И слава богу! Перед таким телевизором она бы точно умерла со страху.) Но любопытно, знает ли их тайну сам Шворк. Аксель почему-то не сомневался, что, если бы пёс её знал, то не стал бы скрывать от Кри. Ведь не затем же он её сюда тащил, чтобы она замёрзла.

— Заказа-ать? Как это? — изумилась Кри, и её глазёнки тут же засверкали любопытством.

— Никак. А что же ты ела?

— Он меня кормил. Мориц.

— Это я понимаю. Но как именно? Ты что, дёргала за шнурочек, и появлялся официант?

— Да очень просто… — Кри заулыбалась приятным воспоминаниям, и у Акселя отлегло от сердца: нет, он в самом деле нашёл свою Кри живой и здоровой! Эта чёртова пляска с зелёными кошками не свела её с ума. — Когда наступал час обеда, я говорила Морицу, что бы мне хотелось скушать, и всё возникало прямо из воздуха на столике перед моим креслом. А если я находилась снаружи — то вместе со столиком. Пару раз было так тепло, что я закусывала перед пещерой. С видом на Альпы! Это так здорово, Акси! Ты обязательно должен так пообедать или позавтракать!

— Угу… — озабоченно кивнул брат. — Так он умеет разговаривать, этот пёсик? Ну, я ему скажу пару слов…

— Он не умеет, — вздохнула Кри. — Или не сознаётся. По-моему, не сознаётся. Ну сам посуди, если уж он может делать ТАКИЕ ВЕЩИ, то говорить для него — просто легкота. Вот у тебя в классе есть хоть один, пусть и самый тупой, ученик, который не умел бы говорить?

— Трудный вопрос, Кри, — вздохнул Аксель. — Во-первых, самый тупой ученик в нашем классе — это я…

— Враки! Ты лучше всех…

— А я, по-твоему, говорить как раз и не умею. Сама ведь жалуешься, что пропускаю половину слов! Во-вторых, я, к сожалению, человек, а не пудель. Была бы у нас в Мюнхене Школа пуделей, можно было бы позвонить им, попросить самого тупого пуделя к телефону, а директор сказал бы: «Не затрудняйтесь, самый тупой пудель — это я». И тем самым ответил бы на наш вопрос… Ну ладно. КАК ты ела, я понял. А вот ЧТО ты ела?

Последние слова он произнёс маминым тоном. И Кри это сразу заметила. Акселю не раз приходилось кормить Кри в отсутствие родителей, хотя он — быть может, не без оснований — считал, что она прекрасно обслужила бы себя сама. Но не зря же всякий раз, как Аксель касался этой темы, фрау Ренате обречённо вздыхала и говорила: «Ах, дорогой, ну кто с этим спорит? Но ты же понимаешь…» И Аксель тоже обречённо вздыхал. Он понимал. В его задачи входило не столько питать Кри, сколько следить, чтобы она не облопалась сластями. Сам он тоже любил пирожные, но в меру же! Семь-восемь штук — и хватит. А этой только дай волю…

— Много чего, — скромно сказала Кри, опустив глаза.

— Конкретнее. (Это было сказано уже папиным предгрозовым голосом).

— Торт с ананасом и киви, — вздохнув, начала Кри, — вишнёвые пирожные с тёртой лимонной кожурой, желе и цукатами, конфеты с коньяком…

— Что-о-о? — взревел Аксель.

— Но это так вкусно! Попробуй сам, и…

— Они у тебя при себе, что ли? — грозно сказал Аксель. — А ну, покажи!

Кри судорожно порылась непонятно где (ведь у неё и карманов-то почти не было!), и на ладони у неё очутилась большая продолговатая конфета в золотой фольге. Аксель мрачно рассмотрел её, медленно взял, содрал фольгу и, ещё более медленно положив конфету в рот, начал жевать. Когда он молча проглотил её и отвёл глаза, Кри поняла, что вопрос отменяется.

— А суп? Сосиски? Салаты? — вяло спросил Аксель. — А?

— Конечно, конечно, — угодливо заверила Кри. — «По настроению», как говорит тётя Хельга.

— А ты помнишь, что она ещё говорит?

— Много чего.

— «Ты умрёшь от сахарного диабета, Кристине. Положи это назад на блюдо».

— А тебе она ничего не говорит? — забыла про осторожность Кри.

— А мне — ничего! Потому что я…

— Никогда не лакомлюсь при посторонних! Только когда думаю, что никто не видит, — мстительно закончила за него сестра.

— Ах ты, малявка! Да я тебя…

Но Аксель тут же опомнился. Не на ссоры сейчас надо тратить время.

— Ладно. С тобой всё ясно, — махнул он рукой. — Надеюсь, стоматологический кабинет с дежурным зубодёром у этого мопсика тоже где-нибудь вмонтирован — под хвостом, к примеру… Но ты, я гляжу, вся такая чистенькая да прибранная. Даже блузку не замарала…

— А когда это я была грязнулей? — справедливо обиделась Кри. — Я, между прочим, в первый же день поставила себе жирнющее шоколадное пятно на груди и потёк от белкового крема на колене. Но у Морица всё схвачено!

— Чего-чего?

— Ты этого выражения не знаешь, — с важным видом объяснила Кри. — Так говорят в международных криминальных структурах. Когда всё-всё награблено и всем немножко заплачено, чтоб не трогали воров. Понял?

— Да, — сказал Аксель. — А при чём тут белковый крем и Мориц?

— У него, как и у воров, всё есть, только попроси. Я потребовала у него стиральную машину. И порошок.

Аксель так и сел.

— Ну ты даёшь! — с восторгом сказал он. — Я, конечно, и сам не растерялся, но чтобы так взять за глотку это чудище без всяких морд…

— Каких ещё морд? — встрепенулась Кри.

— Никаких. Рассказывай дальше.

— По-моему, ты что-то от меня скрываешь, — вдумчиво сказала Кри. — Так вот, не смей этим заниматься НИКОГДА! Понял? Какие ещё заказы тёплых вещей? Какие морды? Я должна знать всё, что делается вокруг, и вовремя влиять на ход событий…

— Сопли утри, событие, — посоветовал Аксель. — Раскомандовалась… Ты лучше объясни, что это за пещерные пляски с ансамблем полоумных кошек и собак?

— Это не пляски, — с достоинством сказала Кри. — Видишь ли, если уж говорить начистоту, то Мориц не во всём меня слушается. Иногда он говорит не то…

— Говорит? Ты же сказала…

— Ну, точнее, рисует у себя на боку картинки. Знаешь, как в поездах или в инструкциях к бытовым приборам. Только тут они ещё и движутся, и всё понятно. Так вот, когда я потребовала, чтобы он привёз тебя…

— Так это ты послала его за мной! — ахнул Аксель. — Как тебе удалось?!

— А я и не знаю, удалось мне или нет. Может, он и сам бы это сделал с удовольствием. Без моих угроз, — созналась Кри.

— Ты ему грозила? Такая маленькая? Чем?

— Ну, сперва я потребовала у него телефон, но он не дал. Он думает, если мне восемь лет, а не восемьдесят, значит, я дура. Показал мне череп и скрещённые кости, как будто я не знаю, что телефон никого током не бьёт. Тогда я объявила ему, что не буду ни есть, ни спать, ни играть с ним, ни глотаться, а если он меня сам проглотит, запрусь в туалете и уморю себя голодом, пока он за тобой не слетает. И он летал. Каждый день.

— И ты сделала бы это? — Аксель глядел на Кри широко раскрытыми глазами, словно видел её впервые.

— Не знаю… — вдруг в три ручья заплакала Кри. — Здесь так стра-а-а-шно!

Аксель извёл все свои носовые платки, чтоб немного её успокоить и утешить. Потом попросил ещё конфету с коньяком и торжественно скормил ей же, заверив, что раз она — героиня, то и пусть ест что захочет. Наконец, показал ей газеты с её фотографиями, и вот тут слёзы на её щеках мигом высохли, и Аксель не знал, куда деться от взрывов её счастья. Она потребовала визитную карточку господина Юко Фумитори, а когда Аксель сознался, что не захватил её с собой, был целый скандал! Она, значит, не пошла к лучшей подруге, а стала искать его монетки, чтобы его подбодрить, а он… и т. д. Но Аксель всё прощал и уступал, ему не терпелось разузнать ещё многое, и наконец он кое-как вернул её к действительности.

— Давай-ка пройдёмся, — предложил он, поднимая сестру с камней. — Ты, по-моему, начинаешь замерзать…

— Ещё бы нет! — вздёрнула носик Кри, не окончательно остывшая от гнева. — Ты же не дал мне согреться…

— Я? — в который раз за сегодняшний день опешил несчастный Аксель. — Я тебе привёз тёплые вещи, и чай, и…

— Чай остыл. А ты помешал моему прыгообмену. Ты меня простудил.

Обычно она даже после вспышки гнева так не капризничала и не «качала права», да вдобавок, как и её брат, была далеко не плаксой, но, после такой недели, была, конечно, очень взвинчена. И будь на месте Акселя фрау Ренате, она бы сразу заметила, что её дочь далеко ещё не в порядке и что ей сейчас нужен не допрос, а стакан горячего молока и постель. Однако Аксель тоже был не «железным» искателем приключений из фэнтези или авантюрного романа, а живым одиннадцатилетним мальчиком, который приключений терпеть не мог, и которому сегодня уже изрядно досталось.

— Какому ещё прыгообмену?! — завопил он, выйдя из себя. — Ты тут что, совсем рехнулась со своими зелёными кошками? Отвечай!

Как ни странно, именно этот вопль оказал на Кри почти целебное действие. Она вздохнула, перестала «показывать характер» и почти спокойно объяснила, что слово «прыгообмен» придумала сама. С Морицем, оказывается, можно было договориться почти всегда и обо всём, кроме одного: он не хотел отпускать её домой…

— А зачем он вообще тебя украл? — перебил Аксель, почему-то всё не решавшийся задать этот вопрос с самого начала.

Этого Кри не знала. Но не сомневалась, что Мориц добрый и не хочет зла: иначе разве она послала бы его за Акселем? Словом, когда пёс отлучался в Мюнхен и, так сказать, нёс вахту в небе над Нимфенбургом, вставал вопрос: куда девать Кри? Брать её с собой пудель не соглашался; оставить её в пещере, вход в которую он нередко заваливал большим камнем, было можно, но без Морица девочка бы там мигом замёрзла; наконец, останься она одна на солнышке под открытым небом — всё равно бы долго не выдержала горного ветерка. Да и пёс не хотел: видно, боялся, что Кри сбежит и как-нибудь сумеет спуститься с Альп.

(— И дурак! — с сердцем добавила Кри. — Ну куда, куда бы я делась, раз уж ждала тебя?

За эти слова Аксель простил ей все её проступки на десять лет вперёд.)

Итак, Мориц с помощью своих картинок объяснил Кри, как она может греться, запертая в пещере без него. Он создавал из воздуха таких симпатичных пёсиков — вроде себя самого — и менее симпатичных кошечек самых кошмарных расцветок. Догнать их пёсики не могли, но явно хотели растерзать, и в приливе чувств выделяли тепло, как батареи. А кошечки, надо думать, выделяли такое же тепло от возмущения и страха. Таким образом, собачки гонялись за кошечками, а Кри должна была поневоле скакать между ними: час, два, три, сколько нужно, пока Морица не было.

— И ты не уставала? — поразился Аксель. — Ты что, чемпионка мира по прыжкам в длину?

— Сам же знаешь, что нет. Я понимаю, это странно, но я… я как бы засыпала в это время! Мориц перестал заваливать вход в пещеру камнем — знал, что сама не проснусь. И эти животные меня не просто грели. Они… они… ну, я не знаю… никакого утомления! Мне даже есть после этого не хотелось! Я ни разу от этого не вспотела и даже дома никогда не чувствовала себя такой бодрой и свежей целыми днями.

— А чем питается сам Мориц? — спросил Аксель.

— По-моему, ничем.

— Как это?

— Я никогда не видела, чтобы он что-то ел.

— Интересно. Прямо научная фантастика, — пробормотал Аксель.

Но на самом-то деле он чувствовал, что это не так. Ничего ему сейчас не интересно. То есть, было бы, конечно, интересно, и даже очень… если бы они с Кри сидели дома, в тепле и безопасности, и смотрели по телевизору, как комиссар Хоф, к примеру, со всеми этими тайнами мучается один. Без них. И вообще для одного дня загадок и впечатлений многовато. Чтобы переварить всё это, неплохо бы выбраться отсюда и добраться до Гармиш-Партенкирхена или до ближайшей деревушки. Но на это нет сил. Что ж, они заночуют у Шворка-Морица, а утром, после завтрака, всё решат. Если… не будет поздно. Сейчас об этом лучше помалкивать и не пугать Кри. Аксель твёрдо решил, что нечего ей знать про морду в телевизоре. Чем больше он выслушивал историй про чудо-пуделя и сопоставлял с тем, что знал о нём сам, тем больше убеждался: добром всё это не кончится. Этот пёс — Шворк, Мориц, или кто он там — существует не сам по себе. Он явно кем-то сделан, даже если он при этом (непонятно почему) живой. Поручили ему украсть детей, или он пошёл на это самовольно? Очень похоже, что самовольно, иначе его, у которого внутри всё так продумано и отлажено, сразу же встретили бы в Альпах остальные, главные похитители. И уж они-то сразу знали бы, как им поступить с Кри, как её накормить, обогреть, устеречь, чтоб не связывать Шворку руки… то есть лапы. И чёрта с два дали бы самой Кри гонять пса в Мюнхен, да ещё каждый день! Ведь даже один его полёт стоит, наверное, сумасшедших денег! А уж коли кто-то их выложил, вряд ли он будет использовать такую вот собачищу для кражи детей, родители которых ещё даже за «фольксваген» не расплатились…

А эти твари, которые напали на них со Шворком над Альпами? Разве такие водятся здесь? Да таких безумных птерокуриц на всём белом свете не сыщешь! Нет, дело ясное: кто-то втихаря создал фабрику небесных уродцев, а потом забыл покрепче запереть дверь, и готовые изделия вырвались на свободу! Ну, а если всё обстоит так — истинные хозяева пса могут появиться в любую минуту, и тогда Акселю с Кри несдобровать: они теперь слишком много знают…

— Ты думаешь? — вдруг прозвучал у Акселя в ушах встревоженный голосок Кри. — Но тогда надо скорее бежать домой, к маме и папе!

— Что? Что я думаю? — растерялся Аксель, очнувшись.

— Ну, про самовольную кражу и про дорогого… не поняла, кого. Кто такой Шворк?

— Я так зову Морица. Значит, я думал вслух?

— Кажется, да… — неуверенно сказала девочка.

— Этого ещё не хватало! — расстроился Аксель. — У меня уже совсем крыша поехала!

— А по-моему, так даже лучше, — задумчиво сказала Кри. — Раньше ты говорил какими-то огрызками, а теперь — полностью, а когда ты думаешь вслух, я сразу знаю, что у тебя на уме.

— Ни к чему тебе это знать! — буркнул Аксель, стараясь успокоиться.

— Но я же теперь слушаюсь, — вкрадчиво сказала Кри. — Ты велишь ехать домой, и я подчиняюсь… А может, и Мориц с нами? А?

— Вот-вот. Только его у нас в Недерлинге и не хватало! Жить он будет у тебя под кроватью, а кормить ты его будешь отбивными из японских туристов. Да?

Но, сердито буравя взглядом сестру, Аксель видел, что она всё больше мёрзнет и бледнеет.

— Пойдём-ка мы с тобой назад, — решил он, укутывая Кри последним средством — тёплой шалью из рюкзака. — Где там твой дружок? Пора залезть в него и погреться.

— И ужинать! — напомнила Кри.

— И ужинать… А завтра попробуем спуститься в какую-нибудь деревню.

— Даже не пытайся, — безнадёжно вздохнула Кри. — Он не пустит. А и пустил бы — кругом только скалы и обрывы. Мы пяти минут не прошагаем. Да и обуви нужной у меня нет.

— Обувь есть. Я привёз твои лыжные ботинки… Да, слушай, а что за штуковина была у тебя на голове, когда ты прыгала с зелёными кошками?

— О, ты не разглядел? Как же я могла забыть! Я нашла это на верхушке валуна в первый же день! Постой, сейчас увидишь… Только помни, это моё!

Забыв про холод, Кри опрометью кинулась к валуну, наклонилась, спрятала что-то за спину и скомандовала: «Зажмурься, пока не скажу!» Аксель послушно зажмурился, и через несколько секунд ему разрешили взглянуть. Он открыл глаза, закрыл их снова, опять открыл, убедившись, что это не сон, и восторженно ахнул.

Кри за это время забралась на сверкающий валун и устроилась на его верхушке, как на троне — да он и был настоящим каменным троном, что Аксель сразу заподозрил. Разумеется, трудно было представить себе короля или королеву ростом с пятилетних малышей, а кому-то более рослому пришлось бы сидеть уже не на вогнутом сиденье, а на спинке трона, переходящей в пологий скат громадной глыбы. Однако теперь подозрение мальчика превратилось в уверенность: ведь на голове у Кри, словно упавшая в пещеру луна, сверкала алмазная корона! Только из-за безумного хоровода, в котором Аксель обнаружил сестрёнку, можно было не разглядеть такой убор. Но сейчас Кри сидела неподвижно, в истинно королевской позе, набросив на свои маленькие плечи шаль, словно мантию. Голова её была в самом ливне света, падающего сверху на валун. Стоило восхищённому зрителю сделать к трону лишний шаг, и корона вспыхивала всё новыми и новыми огнями, притягивая к себе, как лампа в ночи притягивает мотылька. Аксель не раз бродил вместе с родителями по мюнхенской «Шатцкаммер», а год назад его возили на каникулы в Дрезден, и там, в «Альбертинуме», он видел Великого Могола и его крошечный двор из золота, серебра и драгоценных камней. Но ЭТО было нечто совсем иное — проще и в то же время недостижимо прекраснее! Корона была ЖИВАЯ! Её двойной обруч показался Акселю серебряным; мальчик не знал, что этот белый металл — платина. По внешнему обручу бегали хрустальные гномы, перебрасываясь, как мячом, огромным алмазом. Зубцы внутреннего обруча — их было двенадцать — из тёмного хрусталя, выложенные сверху мелкими алмазами, напоминали горные вершины. И если приглядеться, можно было увидеть, как то с одной, то с другой из этих вершин скатывались алмазные лавины, после чего гномы в ужасе кидались к другим зубцам, чтобы у их подножия продолжить игру. Но самое удивительное находилось в центре круга, образованного этими зубцами, над макушкой того, кто надевал корону, поверх тонкой золотой сетки, прикрывающей волосы. Это была горная долина, в зелени которой, искрящейся изумрудами разных форм и размеров, жидкой бирюзой плескалось озеро. По его берегам бродили крошечные — с ноготь мизинца Кри — косули, волки и медведи из самоцветов, причём медведи то и дело устраивали засады на волков, а волки гонялись за косулями. Иногда в зелени, раздвигая её острой сердоликовой мордой, мелькала лиса. А однажды, когда рыжая хищница наступила на осиное гнездо, рой янтарных насекомых окружил её, и она начала бешено отбиваться. Повыше их всех, почти на уровне вершин внутреннего обруча находилась вторая золотая сетка, более редкая, состоящая из звёзд, Солнца и Луны; звёзды были из чистого золота, а Луна и Солнце — из золота и янтаря. И все эти небесные тела двигались — но с разной скоростью, видимо, подчиняясь точным вычислениям мастера-механика, отражающим смену дня и ночи. Наглядевшись на всё это, Аксель обеими руками приподнял и опять торжественно возложил корону на голову Кри. Та даже зажмурилась от удовольствия, но, опомнившись, величаво простёрла руку и провозгласила со своего трона:

— Я — Кри, королева Альп!

Голос её был лишь ненамного громче, чем недавно, когда она требовала от Акселя полной откровенности. Но на сей раз пещера словно очнулась от тысячелетнего сна. Гулкое эхо отозвалось на слова девочки, словно горы вознегодовали от такого самозванства, и несколько крупных камней, запросто способных убить человека, рухнуло вниз с покатых сводов. Часть из них с плеском упала в воду, два или три — на каменное подножие трона, а один высек фонтан искр у самых ног Кри, отколов изрядный кусок блестящего кварца. Пара крупных сов и целая стая летучих мышей, снявшись с карниза в тёмном углу пещеры, с криками заметались над детьми. Девочка испуганно пискнула и ухватилась руками за корону, съехавшую с головы. Она успела удержать драгоценный убор от падения, зато не удержалась на ногах сама и сильно расшиблась бы, если бы Аксель не подхватил её и не унёс подальше от трона.

— Ох… — вымолвила Кри, медленно приходя в себя. — Больше я не буду королевой!

— Да… Мне кажется, Альпы недовольны, — поддержал её Аксель, озираясь. — Ты не знаешь, кому принадлежит эта корона на самом деле?

— Нет, конечно, — всё ещё шёпотом ответила Кри. — На ней же нет надписей.

— А больше в этой пещере никаких человеческих вещей не было?

— Какие-то обломки металла там, в углу… похоже на древнее оружие. Честно говоря, Акси, я не уверена, что эта корона принадлежала человеку… Погляди, какая она крошечная — словно для ребёнка. А эти живые зверушки? Люди так не умеют…

— Да… Ты права, Кри. Но всё-таки покажи мне эти обломки.

Кри ткнула пальцем в тот самый угол пещеры, откуда ещё недавно вылез Аксель со своим рюкзаком.

— Там, у стены… во льду.

Если бы не последние слова, Аксель точно ничего не заметил бы, по крайней мере, не проторчав в этой пещере неделю. Напрягая глаза, он устремил взгляд на ледяной натёк в углу, слева от трещины-прохода. В глубине ледяного зеркала темнело что-то, напоминавшее проржавевший сломанный меч — или детскую игрушку, судя по размерам? — и обломки столь же крошечного щита. Акселю даже показалось, что на щите виднеется герб, но разобрать его он не смог.

— Ладно, — сказал мальчик, разгибаясь. — Если здесь и вправду дрались и умирали, то нам этого не узнать… Может, приведу сюда когда-нибудь Трёх Костлявых, и тогда… ой!

Он отпрянул и больно шлёпнулся задом на лёд. Перед ним, высунувшись из трещины, качалась громадная морда Шворка, непонятно как в эту трещину пролезшая — ведь она была шире её раз в пять! Аксель, опешив, увидел над собой огромный красный, но вовсе не злой, а скорее любопытный глаз, в котором просматривалось его поджавшее ноги, испуганное отражение. С отвисшей нижней губы пса тянулась к земле, стеклянно искрясь, толстая нить слюны и лужицей натекала у подошв Акселя. Пока тот приходил в себя, Шворк, извиваясь, как змея, легко и быстро протиснулся в трещину весь. Мальчик заметил, что у Кри это зрелище не вызывает ни малейшего удивления. Видимо, пудель не раз уже приходил к ней таким манером, забирая ужинать и спать… и даже, кажется, поиграть?

— Ну ты и псина, — вздохнул Аксель, крутя головой. — И откуда ты только взялся… Что, глотать нас собираешься?

Шворк утвердительно зарычал.

— А может, ты нас лучше отвезёшь домой? — без особой надежды поинтересовался мальчик.

Пёс молча оскалил клыки.

— Ну на что мы тебе сдались?

Молчание.

— Тебе тут скучно одному, что ли?

Шворк часто задышал и вывалил язык, и в глазах его появилось довольное выражение. Он словно хотел сказать, что у него теперь целых два хозяина.

— Какие же мы тебе хозяева, если ты держишь нас в плену? Верни нас лучше родителям, а мы тебя будем навещать… с удовольствием!

— Бесполезно, Акси, — вздохнула Кри. — Давай лучше глотаться. Я замёрзла!

— А что для этого надо делать? — мрачно спросил Аксель. — Пятки вместе, носки врозь? Он же нас обслюнявит! Ты посмотри только! Фу!

— Да нет, как ты ещё не понял! Это ведь не настоящий пёс. Он — игрушка, и мы — его игрушки… И слюни он пускает, я уверена, чтобы с виду быть как все. Я же тебе говорила, он даже ничего не ест!

— Кроме нас, — ввернул Аксель.

— Да! — гордо сказала Кри, кладя руку на нос чудовища. — Но уж нас он съест аккуратно и ни крошки не уронит. Верно, Мориц?

Пёс чавкнул.

— Молодец! — важно продолжала Кри, явно чувствуя себя если не королевой Альп, то, по крайней мере, бывалой укротительницей. — Покажи моему брату класс! Алле… оп!

Она остановилась перед открытой пастью Шворка и хлопнула в ладоши. В тот же миг пёс оскалил клыки, и между ними с треском зазмеился сильнейший электрический разряд, в считаные секунды образовавший шаровую молнию. Затем огненный шар рванулся к Кри, невольно закрывшей глаза (видно, ей было всё-таки страшновато), и окутал её с головы до ног дрожащей голубой сеткой. Девочка тут же растворилась в воздухе — без звука, дыма и запаха. Шворк облизнулся, сел на задние лапы и выжидающе глянул на Акселя.

— Вот, значит, как, — хмыкнул тот (он уже такого навидался сегодня, что этим его было не удивить). — Н-ну, давай… Только я в ладоши хлопать не буду.

— Вот и зря! — назидательно запищала Кри, высунувшись в уже известное Акселю оконце. — Приучай его к тому, чтобы всё было по нашей указке! Ты же сводишь на нет все мои труды! Это нам пригодится, вот увидишь…

«А ведь я нашёл её, — подумал Аксель. — Нашёл». Он улыбнулся и без всяких споров хлопнул в ладоши.