«Спокойная ночь», как уже не раз говорилось на страницах этой истории — понятие относительное. С одной стороны, Акселя водворили в уютную, чистенькую комнатку, к которой примыкали ванная и туалет. Всё это было развёрнуто в двух шагах от чёрного стола прямо «из ничего», — так же, как домик Дженни и Кри. (Обе единодушно отказались от отдельных апартаментов). Телевизора с «фирменным знаком» в виде серебряной рогатой морды Аксель у себя не обнаружил (да по нему и не скучал), зато увидел вполне земной компьютер, и впридачу — изрядное количество компьютерных игр. Видно, господин Титир заботился о репутации Третьего Яруса не меньше, чем Аделита Монтьель Санчес де Мирамар — о рекламе своего заведения. Правда, было немножко непривычно, что в комнате нет окна, но на всё остальное жаловаться не приходилось.

С другой стороны, если тебя доставила в эту тихую обитель помесь бабочки с динозавром, затем ты выпил кофе с помесью духа, книги и человека в говорящем, полузатопленном хранилище… и ещё узнал на сон грядущий, что за тобой охотится другой, официально растерзанный дух с именем, напоминающим крик хищной птицы — вряд ли тебе стоит ждать сладких грёз. «Если мне вместо этого Кья приснится чумная крыса величиной с книжный стеллаж, то я ещё очень везучий мальчик», — сказал себе Аксель, ворочаясь в мягкой постели. К счастью, ему не привиделся ни тот, ни другая, и, после того, как он, закрыв глаза, прошептал: «Спокойной ночи, Пепа», — сон его был освежающим и крепким. Может, помогло прощанье на ночь, а может, не обошлось и без заклинаний Плоского Библиотекаря…

Аксель проснулся за несколько минут до того, как старенький будильник — копия будильничка, что поднимал его по утрам в Недерлинге, — должен был возвестить восемь утра. Секунду он вглядывался в то, что нависло над его постелью, затем резко сел. И сейчас же мальчик на потолке — в такой же ночной пижаме, с таким же встревоженным лицом и такой же взлохмаченный, как он, — сел под своим одеялом в перевёрнутой вверх полом спальне. Аксель решил было, что потолок над ним — зеркальный, и что, ложась спать, он этого попросту не заметил, но, приглядевшись, увидел: контуры его двойника словно бы размыты, всё «зеркало» над головой наполнено голубым туманом, и позади другого, «потолочного» Акселя сверкают и плавают большая, полная луна и звёзды, как рыбы в аквариуме. Вдруг очертания луны задрожали и смазались — словно яичный желток на синей сковородке, и звёздочки закружились подле неё комариным вихрем. Крылатая тень серебряной стрекозы мелькнула перед глазами живого Акселя, заслонив на секунду двойника…

— А! — сонно сказал мальчик. — Ну да…Здравствуйте, Дух-Выпрямитель!

Маленький полупрозрачный человечек в трико и остроконечном колпаке, танцевавший в воздухе на ласточкиных крыльях, с улыбкой махнул ему серебряной спиралью, зажатой в крошечном кулачке, — как старому знакомому. Да Аксель и был его старым знакомым — ещё со времён Потустороннего замка! Замок этот представлял собой часть Свёрнутого Мира, где, для экономии волшебной энергии, пустующие хоть на минуту комнаты исчезали, и от них оставалась лишь дверь. Как было при таких делах обойтись без специального духа — Выпрямителя Пространства? Разбудив Акселя вот так же поутру, весёлый старичок всосал его своей спиралью, которая создавала микроураган и пропускала через себя весь замок… И вновь, словно минувший год был только сном, человечек в знак приветствия сорвал с лысой головы колпак. Однако на сей раз Выпрямитель держал свою спираль не вертикально, а горизонтально, и воздух она не всасывала одним концом, чтоб выпустить другим, а лишь заставляла его с обоих концов дрожать и колебаться. Ещё секунда — и эта дрожь разбила звёзды и луну, акселева двойника и его спальню; потолок стал белым и чистым, как вчера ночью. После чего человечек наставил спираль на себя самого и вместе с ней рассыпался на тающие в воздухе осколки — что тоже было непривычно. А миг спустя, сильно напугав очнувшегося Акселя, зазвенел будильник…

— Немножко непонятно, — пробормотал Аксель. — Ну да ладно. Доброе утро, Пепа!

И, спрыгнув на пол, нырнул в ванную.

Четверть часа спустя все собрались за завтраком, который ждал их на уже знакомом столе, в каком-то метре от исчезнувших бесследно домиков. Стол господина Титира отличался от утренних яств пансиона «Мирамар» лишь тем, что был ещё обильней. Видно, старый книжник, не утруждая себя разработкой меню, волшебным образом копировал всё, что находил в нужный миг на кухне сеньоры Мирамар — а там ведь многое готовилось впрок, на обед и ужин! Сообразив это, Аксель облизнулся, но строго сказал сестре:

— Ты знаешь. Девятое пирожное отнимаю.

Кри постно кивнула, а Дженни поджала губы, словно говоря: «Не понимаю, как ты терпишь этого человека». Хотя, между прочим, отличалась большой умеренностью, сахара же и масла не ела вовсе!

Впрочем, нет: нашлись и новшества — коровье молоко и сыр с острова Менорка, оказавшиеся просто райской пищей. У Дженни и Кри был свежий и отдохнувший вид, и по каким-то самому ему неясным признакам Аксель понял, что его отношения с Пепой — до сих пор тайна. И вообще…когда это Кри занималась доносами?

— Ладно, — на ухо ей сказал Аксель. — Ешь, сколько хочешь.

А в остальном всё, как вчера — только свет, льющийся из-под потолка, стал ясным и утренним. Никакого ощущения замкнутости, тюрьмы, подземелья! Даже вода в каналах между стеллажами блестела ярко и весело, словно бы предлагая искупаться. После некоторых колебаний Кри спросила у Титира, сидящего во главе стола и чинно подливающего гостям кофе, можно ли это сделать.

— На здоровье, — улыбнулся тот. — Тут и рыба есть, и кораллы, а там, милей дальше, — целые морские лагуны…Но сперва поработаем. Купаться будете перед обедом.

— Книги в воде! — покрутил головой Аксель, уминая поджаренный в тостере чёрный хлеб с помидором и оливковым маслом. — Вот уж не подумал бы…

— Это же не просто вода, — мягко напомнил Титир. — Вспомните ещё раз, что вам вчера сказал шекспировский Гамлет…

— А они у вас все разговаривают? — спросила Дженни.

— До единой. И порой без спроса…Вот, слушайте! Эй, друзья, — кивнул Плоский Библиотекарь стеллажам, — скажите-ка нашим гостям что-нибудь умненькое. Ну-ка давайте хором — от первой мили до четырнадцатой!

Невероятный, душераздирающий гам, визг, вой, лепет и скрежет буквально взорвали воздух! Словно бедные Аксель, Кри и Дженни вновь находились на аэродроме Сан Антонио, где одновременно взлетели все самолёты за все годы его существования… Дети побросали ложки и вилки и, зажав уши, с выпученными глазами молча умоляли старого библиотекаря о тишине. Тот улыбнулся, слабо махнул рукой, и звуковая лавина исчезла.

— Ну как, поумнели? — хихикнул Титир.

— Ох… — простонал Аксель. — Дальше некуда…А скажите, пожалуйста, что такое я видел сегодня утром на потолке своей спальни?

— И мы, и мы тоже! — подхватили девочки.

— Вы видели Духа-Выпрямителя, который сворачивал ваши спальные помещения до вечера. Только делал он это сегодня особым образом…Обычно, — как, например, в Потустороннем замке, — он разорачивает пространство и время против часовой стрелки, а свёртывает — по. Но на сей раз мне нужно было скрыть все следы вашего ночлега от пространственно-временных проверок: их гениальная идея не позже, чем нынче вечером, осенит теперешнего Главного Диспетчера Нокурата. И я столкнул один процесс с другим — анти-пространством и анти-временем. В принципе, это риск: если бы антимир вышел из-под контроля Духа-Выпрямителя, взрыв разворотил бы пол-Лотортона…Зато теперь всё чисто!

— А разве можно так рисковать? — тихо спросила Кри. — Ведь это было бы ужасно!

— Теоретически нельзя, — признал Титир. — Но на практике за миллионы лет ещё ни разу не бывало, чтоб наш старичок сплоховал…И потом, знаете…ну, погибнем мы все, ну и что? Жизнь и так скучна, а если начнёшь ещё и дорожить ею, станет совсем невыносимой! Зря я вам рассказал всё это, вы не духи и не поймёте. «Чёрт стар…»

— закончил Аксель. — Гёте, «Фауст», часть вторая, действие второе, самый конец!

На сей раз милостивый кивок Плоского Библиотекаря был ещё глубже, а улыбка — ещё шире обычной. Да и удивлённый взгляд Дженни, и гордый — Кри доставили Акселю истинное удовольствие. И когда все встали из-за стола, он был полон сил и энергии!

А господин Титир и ещё сумел поднять настроение.

— Не здесь, — сказал он, когда Кри вопросительно глянула на него и на чистый стол. — Здесь вас легко обнаружить. Усаживайтесь! — бросил он детям, повернувшись к стеллажам. И, обернувшись вслед за ним, они увидели узкую лодку с высоким носом — настоящую гондолу, которая наполовину выдвинулась из воды на сухой пол.

— Мы поплывём? — обрадовалась Кри.

— Да.

Повторять приглашение дважды не потребовалось. Через минуту пассажиры уже сидели на скамьях лицом к корме, — где, нахохлившись, расположился спиной к каналу старый книжник. И вот лодка плавно, с еле слышным плеском, без руля, вёсел и ветрил заскользила между стеллажами…Аксель опустил руку за борт: вода оказалась, как и вчера, тёплой, и пахла йодом и водорослями. А прозрачная — почти как в бассейне! Метрах в двух под собой мальчик увидел дно, выложенное блестящими плитами; их покрывал негустой ковёр подводной растительности. Над зарослями скользили рыбы — иногда довольно большие. Мало того! Под водой, оказывается, тоже были книги: мальчик только сейчас заметил, что не менее четверти полок каждого стеллажа затоплено морем, так, что иной раз над поверхностью торчали неровные верхушки книжных рифов… И при этом на стеллажах не было ни пятнышка плесени! «Раков тут, должно быть — видимо-невидимо…Уж не читают ли, чего доброго, и они? Вместе с рыбами…» Поймав его изумлённый взгляд, Титир усмехнулся.

— Это как раз несложная магия, — сказал он. — Да и ей не стоит нынче забивать ваши юные головы…Вам сегодня и без того будет о чём подумать. — Но так как искушение похвалиться было в нём достаточно сильно, он всё же прибавил:

— Такое вы увидите только здесь. У меня…Обычный дух воды не любит. Идея книжного города в воде возникла у меня, когда я впервые увидел вашу Венецию. Когда-нибудь её поглотит море, и эти книги когда-то погибнут тоже…хорошее предостережение против зазнайства всех мудрецов на свете! Каналы спланированы в виде разных геометрических фигур, но главная из них — Центральная Спираль, по которой мы сейчас плывём, а также прямые и окружности вокруг стеллажей-островов.

— Почему именно Спираль? — спросил Аксель, восхищённо оглядывая невероятных размеров том высотой в три человеческих роста, который один занимал целый стеллаж, и на обложке которого, на бронзовом балкончике, сидела химера. Завидев Акселя, она показала ему позеленевший от времени язык и корчила рожи, пока лодка не скрылась за поворотом.

— Почему? А вот послушай:

— Что это, господин Титир?

— Сонет «Геометрия». У духов был поэт Гуго Реннер… ах я, старый маразматик! Кому я рассказываю… Приношу глубокие извинения, дорогой!

— Ничего, — сказал Аксель, помолчав. — Я очень рад, что вам нравится. Вы его знали?

— О да! Кто же его не знал? Твой дед — это была…личность! Реннер Упрямец — так его называли. Я был его искренним поклонником и собрал все его стихи, какие мог.

— Вы мне дадите? — подался вперёд Аксель, вне себя от возбуждения. — Мы с мамой знаем сто восемь его стихотворений! А вы?

— Мне известны двенадцать тысяч сорок три, — сообщил Титир. — Включая разные редакции одних и тех же текстов и незаконченное…Лови!

И на колени Акселя плюхнулся из воздуха толстый том в тяжёлом металлическом переплёте, с замком. Из замка торчал фигурный ключик, который мальчик, бормоча слова благодарности, безуспешно пытался повернуть. Дженни и Кри, придвинувшись, с почтением следили за его действиями.

— Не сейчас, — строго сказал Плоский Библиотекарь. — Мне очень жаль. Но этот ключ повернётся не раньше, чем вы покинете Подземный Мир. Повторяю — сейчас вы должны думать о другом! А ключик береги… — вдруг прибавил он. — Может быть, пригодится.

На коленях у Акселя заметно полегчало, и, опустив глаза, разочарованный мальчик увидел, что книга уменьшилась до размеров небольшого портсигара. Вздохнув, он ещё раз сказал «Спасибо», спрятал её в карман и огляделся.

Они заплыли уже довольно далеко в книжный лабиринт. Стеллажи кругом то расступались, то сужались, то высились многоэтажными дворцами и храмами, то взбегали вверх гигантской этажеркой или лестницей индейской пирамиды, где ступенями тоже были книги. Иногда с одного стеллажа на другой был переброшен дугообразный мост. А временами Центральная Спираль разветвлялась на боковые протоки, уходящие сколько видит глаз в миры тихо плещущей воды и книг…Да, это была настоящая книжная Венеция!

Но вот впереди показался циклопических размеров том — выше любого стеллажа. Он перегораживал весь канал, однако в переплёте зияла небольшая арка, к которой лодка с пассажирами и устремилась.

— Пригните головы! — скомандовал Титир. — А вот и свет…Мы на месте!

Лодка выскользнула из объятий книжного чудища на спокойную гладь светлой лагуны. Она находилась в самом сердце лабиринта. Поверхность её была правильным многоугольником, и на каждом углу открывался новый канал между дальними стеллажами — словно между темнеющими фьордами. Нигде больше не виднелось таких махин, с арками или без, как та, которую только что миновали дети; но некоторые стеллажи поражали размерами даже издалека, напоминая паруса или айсберги. Здесь уже чувствовалось небольшое волнение, и в глубине прозрачной зеленоватой воды ходили крупные рыбы. Посреди лагуны виднелся крошечный островок, покрытый ярким, изумрудным мхом. Титир повернул лодку к нему.

Когда она причалила и поражённые увиденным ребята выпрыгнули на берег, перед ними оказались три чёрно-золотых стола с креслами в стиле «книга». Расставлены они были так, чтоб сидящие находились спиной друг к другу, а чуть подальше от берега возвышались несколько китайских беседок такой же расцветки с многоярусными, «книжными» крышами.

— Ваши рабочие места! — объявил Титир. — Видите стеллажик в самом центре острова? Там нужные вам книги. Вы будете меняться ими, разговаривая при этом как можно меньше: осторожность не помешает…Перед обедом искупаетесь, на обед колдуйте себе, что хотите, а на ужин и ночлег я отвезу вас назад. Туалет — вон в той беседочке. Вопросы?

— Вы останетесь с нами, господин Титир?

— Рад бы, но у меня в этом лабиринте своя работа! Я объясню вам, что делать, и уплыву. В случае опасности или чего-то непредвиденного скажете «Рюккер!», и я услышу. Эта лодка может плыть с быстротой молнии…Что ещё?

— Нам понадобится переодеться после купания, — краснея, сказала Кри. — Мы же не взяли вещи…

— Напоминаю, — терпеливо объяснил Плоский Библиотекарь, — вы умеете колдовать и можете сию секунду получить всё необходимое. Ну, а теперь пройдите к стеллажу!

Все поспешили вперёд, разминая затёкшие ноги. Титир откашлялся.

— Итак! — начал он. — Как видите, здесь всего лишь десятитомник…

«Всего лишь!» — усмехнулся про себя Аксель.

— …который в принципе вы могли бы прочесть за ничтожную долю секунды. Наколдовав себе, а также и Дженни, повышенную скорость чтения. Но я не знаю, как это скажется на вашей способности «переваривать» прочитанное — ведь навыков волшебной учёбы у вас никаких, — и потому рекомендовал бы повысить эту скорость всего лишь… вдесятеро. Тогда вы должны уложиться за два-три дня. Находиться у меня в гостях дольше вам попросту опасно: я сегодня, кроме прочего, разведаю, где именно и как энергично вас ищут.

Теперь о главном. Едва ли вам приходилось слышать что-либо… — он сделал тяжёлую паузу, — о родительских проклятиях.

— Ничего, — сказали Аксель и Кри.

— Если проклинают духи, а не люди — то ничего, — сказала Дженни.

— А если проклинают люди? — немедленно подхватил Титир. — Давай, давай, девочка, это очень важно!

— Ну, — немного смущаясь, начала Дженни, — все же знают, что в старые времена родители требовали от детей, чтоб те их слушались во всём. В том числе даже на ком жениться, или за кого выйти замуж, — прибавила она. — А если кто не хотел подчиняться, отец мог такого ребёнка и проклясть, и из дому выгнать…Правильно?

— Почему именно отец? — бросил Аксель. — А мать?

— А мать в это время стояла перед ним на коленях и рыдала, — отрезала Дженни. — Непонятно разве?

— Ты хочешь сказать, что мужчины хуже женщин?

— Уважаемая Дженни, безусловно, ничего подобного сказать не хочет, — поспешно вмешался Титир. — Тем более, что я мог бы привести вам такие примеры материнской жестокости…Словом, я действительно имел в виду людей, а не духов!

Аксель поднял палец. Титир кивнул.

— Значит, у духов нет детей? Как же вы размножаетесь? А если не размножаетесь, почему до сих пор не вымерли?

— Акси… — шепнула Кри. — Это невежливо!

— Вежливо, вежливо, — успокоил Плоский Библиотекарь и её. — Хотя и не совсем по теме. Мы не размножаемся, — повернулся он к Акселю. — Мы просто…если можно так выразиться…возникаем в почти взрослом виде! Ну, а что касается звёздных духов, выдвигаем их из своей среды — или из вашей — за особые заслуги. Вы уже видели на примере Штроя, как он вербует пополнение.

А теперь вернёмся к вам, людям. У вас, в отличие от нас, есть взаимная любовь. Это довольно сложное чувство — даже удивительное для таких «бабочек-однодневок», сказал бы я…

И он покосился на детей. Те молчали. Истолковав их молчание как согласие, Титир продолжал:

— Но всё же, как писал триста лет назад ваш поэт Мольер, порой детям приходилось (да и сейчас приходится) слышать:

Здесь перед вами — текст абсолютно полноценного, высококачественного проклятия, сформулированного по всем правилам, без пропуска ключевых слов, да ещё с подчёркиванием степени родства и сопутствующим оскорблением. Это вам не лояльное «Пошёл вон!», или там «Прочь с моих глаз, бездельница, и чтоб до обеда я тебя не видела!» Ведь, прогоняя таким образом, вы можете позже и вернуть…У Мольера наверняка были волшебные способности. Да чего там, одна лишь формула «Знать тебя больше не желаю» уже является полноценной, так как звучит окончательно и бесповоротно!

— Но, господин Титир… — снова поднял палец Аксель и, получив кивок, продолжал: — Можно ведь вернуть и того, кому ты до этого крикнул: «Будь проклят!» Разве нет? И потом…ну, ругнулся кто-то. Подумаешь! Через пять минут он остынет…Большинство людей — они же не духи и не волшебники, а просто…привыкли браниться!

— Да-да! — поддержала Кри. — Брань на вороту не виснет…

— Это вы так думаете, — тяжело вздохнул Плоский Библиотекарь. — И я не знаю, помогло ли бы вам в данном случае магическое образование, дорогие Дженни, Кри и Аксель. Можно знать — и всё равно не понимать, чему примером служат сами духи. Нет ни одного слова в вашей жизни, которое вы произнесли бы безнаказанно и бесследно; оно накладывает незримый отпечаток на ваши судьбы и судьбы близких вам людей…Когда отречение от своего ребёнка произнесено всерьёз и кровная связь рвётся по-настоящему — высвобождается магическая энергия куда большая, чем знакомая вам внутриатомная. Создаются условия для заклятия не менее страшного, чем Заклятие Семи Смертей!

Вы удивлены? — добавил он, видя, как переглядываются дети. — Ну да, это красивое и страшное зрелище — семь гигантских скелетов с косами наперевес, которые мчатся в космосе к Земле! То ли дело, когда полупьяный папаша вышвыривает из грязной прихожей на улицу какого-то там мальчонку с подбитым глазом…И всё-таки попробуйте понять. Вашим общественным отношениям цена такая, что я о них даже говорить не хочу. Если за всё время своего существования ваше племя и создало что-то прочное…что-то, что даёт вам всем шансы выжить…это семья. Когда же вы начинаете разрушать и её, ваш мир превращается в подтаявший айсберг, готовый рухнуть от малейшего звука! Вот почему, если упомянутый папаша выбрасывает своего ребёнка за дверь, если брат проклинает сестру, а она — его, и тётка подсыпает яд племяннику, не успевшему её зарезать — в такие секунды человечество несёт куда больший ущерб, чем от «битвы народов» под Лейпцигом. Стоит какому-то ловкому духу стать свидетелем так называемого родительского (или просто родственного) проклятия, и обладай он вдобавок некоторыми знаниями, этот дух, — он мог бы погубить вас всех, всё население Земли, в течение двадцати двух часов!

— Двадцати двух часов? — с ужасом прошептала Кри, озираясь. — А почему же тогда…

— Ну, наверное, потому, что у него таких знаний нет, — фыркнул Титир. — Чтобы они появились, нужно уважать собственных учёных! Да, понадобилось бы чуть меньше суток… следует только действовать не позже, чем через семь часов после проклятия. Если бы духи, вместо суеверного страха перед Чёрным Кодексом — не при нём будь сказано! — вгляделись в его страницы, многое стало бы иначе. Тот же Штрой, к примеру…думай он меньше об интригах, и больше о науке, он бы давно догадался о не такой уж сложной цепной реакции, которая покончила бы со всеми вами. А я не собираюсь ему подсказывать!

— Спасибо! — хором сказали дети.

— Непожалуйста! — рявкнул старик, побагровев и вздёрнув бородку. — Я не ради вас молчу, а для себя, понятно? Ну всё, всё…вернёмся к делу, — перевёл он дыхание, видя, как попятились от него Аксель, Кри и Дженни. — Извините, если кого обидел.

Так вот. Кое-какую пользу из родственных, и особенно родительских проклятий мы всё же научились извлекать. Подобные проклятия, произнесённые любым человеком на земле, тут же фиксируются нашими Духами-Уловителями в двух специальных Индексах: Полноценном и Неполноценном. Вы спросите, какой прок фиксировать Неполноценные Проклятия? Но если кто-нибудь в человеческом жилище к ним привык — тем вероятнее, что вскоре он произнесёт и нечто Полноценное, не так ли? Значит, наблюдение за этим местом стоит усилить. Когда кто-то проклят, вокруг него возникает сильное магическое поле, даже если он не волшебник. И тогда его — особенно в юном возрасте — очень удобно использовать для разных волшебных экспериментов…Понимаете, о чём я?

— Да, — мрачно кивнул Аксель. — Вы хотите сказать, что Белая Маска…

— …стал жертвой именно такого случая. Его прокляли — совсем без вины, или впрямь за какую-нибудь выходку, и Штрой немедленно захватил его. Если дух хочет получить проклятого ребёнка, он должен поспеть к месту магического происшествия как можно скорее, пока родители не опомнились и не позвали сына или дочь назад. Или, чего доброго, не начали их искать — это страшно ослабляет силу самого что ни на есть полноценного проклятия! А если проволынил с захватом семь часов — можешь вообще не беспокоиться и оставаться в Подземном Мире. Но всё-таки след проклятия остаётся…

— Что значит — «след проклятия»? — со страхом спросила Кри.

— Волшебное поле в проклятых местах, — а таковыми считаются все места, где наложено Полноценное Проклятие, — ведёт себя совершенно особым образом, — пояснил Титир. — Знаете, что-то вроде магнитной аномалии…Действует она на вас независимо от того, имеете ли вы отношение к разыгравшейся здесь когда-то трагедии. Неважно, кто вы: земной волшебник с магической защитой, или обычный человек, на которого она кем-то наложена. Но раз уж вы тут, в проклятом месте, ваша защита становится крайне уязвимой. И если вы сами до этого где-либо подвергались проклятию — пусть Неполноценному! — или насылали его, защита исчезнет вовсе! Так что запомните мою справку хорошенько, её незнание может стоить вам жизни…

— А защита духов? Она тоже исчезает? — уточнил Аксель.

— Теоретически — да. Но духи вообще не проклинают друг друга, ведь для этого нужно сначала быть к кому-то хоть немного привязанным. Однако и духи, и волшебники — всё из-за тех же многочисленных аномалий — не смеют нападать друг на друга в подобных местах. Запрещено официально!

Аксель зажмурился и тихонько ущипнул себя за руку. Стоять на фантастическом островке среди полузатопленной библиотеки, на Третьем Ярусе Подземного Мира, в царстве говорящих книг и химер, и слушать лекцию о том, что будет, если тебя проклянут на твоей любимой, солнечной Земле…от которой до этого Мира, оказывается, один шаг? Нет, это страшный сон! Как всё, что было год назад. Вот с кем надо бы поговорить о страшных снах — с Плоским Библиотекарем. Может, он сумеет подсказать, как от них избавиться?

— Да и вне таких мест проклятое существо становится уязвимее для любого зла. Оно притягивает его, как магнит — железо. И всё, что я вам рассказал, — доносился до него хорошо поставленный баритон Титира, — относится не только к детям и родителям. Братья и сёстры, деды и внуки, дяди, тёти и племяннички…разницы, в общем, никакой. Но вы понимаете, что родительские проклятия — мощнейшие и губительнейшие из всех! Белой Маске ещё на редкость повезло — он оставлен в живых. Обычно же шансов на это не больше, чем у подопытной лягушки, попавшей в руки врача…

— Акси, — тихонько прошептал ему на ухо голос Кри, — меня сейчас стошнит…И ты весь белый, как мел!

— Держись, — процедил Аксель сквозь зубы. «Тем более, что ты сама заварила кашу», — хотел он прибавить, но спохватился. А вдруг и это — проклятие? Он покосился на Дженни: на ней тоже лица не было. Губы сжаты, глаза опущены…но слушает. Значит, и он, Аксель, должен.

— Терпение, самая неприятная часть моей лекции близится к концу, — успокоительно сказал Титир. — Между прочим, в семидесяти процентах трагических случаев из ста жертва ускользает от прибывшего за нею духа — не радуйтесь! — поскольку её опережают люди. Бродяги, хулиганы, мелкие воришки, которые всегда тут как тут, а в конце такой «цепочки» — профессиональные торговцы детьми…Мы сильнее, но люди ближе, и тут нам за ними не угнаться!

Самого страшного вы не увидите — хочу подчеркнуть. Вот… — Титир снял с полки три пухлых тёмно-коричневых тома из десяти и роздал изнемогающим от отвращения слушателям. — Своды свежие, за пять последних лет. Каждый новый случай открывается именем жертвы, её возрастом, местом жительства и датой похищения — если только дух-похититель по каким-то соображениям не захочет утаить данные от Индекса. Ну, а дальше, очень кратко — перечень главных обстоятельств. Причём! — Он значительно поднял крючковатый палец. — Обстоятельства излагаются лишь до похищения ребёнка. Нет, похитителя вы порой увидите, но кто он такой, и что сталось с его жертвой — опущено, ибо это уже — что?

— Подсказка… — недружно отликнулись все.

— И ещё. Стоит вам прикоснуться здесь… — пухлый палец с длинным треугольным ногтем упёрся в красную точку внизу страницы, — и вы сможете не только прочесть, но и увидеть. Правда, я стёр лицо похищенного ребёнка в каждой записи, вместо него — расплывчатое пятно, знаете, как в полицейских репортажах. Это потому, что вы — двое из вас — видели глаза Белой Маски, когда он на секунду ожил в Главной Диспетчерской. И могли бы их узнать…Вопросы?

— Есть, конечно, — немедленно откликнулась Дженни, шагнув вперёд. — Вы не сказали нам самого главного, господин Титир.

— Возможно. Чего же?

— Как мы должны отличить Белую Маску от сотен…или тысяч…а может, даже десятков тысяч украденных мальчиков?

— Если бы я мог вам это сказать, я бы с этого начал.

— Хорошо. Эти истории в десятитомнике…по какому принципу они отобраны?

— Ни по какому, — насторожённо буркнул Плоский Библиотекарь. — Я только стёр в них кое-что…

— Иначе говоря, тут есть и девочки, и дети младше или старше, чем был Белая Маска на момент похищения, да?

— Да.

— А сколько ему в точности было лет, когда Штрой его украл?

— Не скажу… Примерно как ему, — кивнул Титир на Акселя.

— Стало быть, от десяти до двенадцати? — невозмутимо продолжала Дженни. — Потому что Акселю, когда он угодил в Потусторонний замок, было одиннадцать.

— Стало быть, — повторил Титир, с любопытством глядя на неё.

— Так. Ещё вопрос. Когда именно Штрой приезжал в этот самый замок в последний раз до встречи с Акси?

— Почему только с Акси? И со мной… — напомнила Кри, поджав губы.

— Не волнуйся, он тебя помнит. Так когда? — повторила Дженни.

Титир колебался.

— Это не подсказка, — своим знаменитым металлическим голосом сказала Дженни, глядя на него в упор. — Я ничего не спросила о Белой Маске!

— Как сказать… — вздохнул Плоский Библиотекарь, отводя глаза. — Ладно! Ровно за год до этого. Довольна?

— Кажется, да.

— Ну, если это всё… — Старик повернулся к лодке.

— У меня вопрос, господин Титир, — напомнил о себе Аксель. — Ладно, допустим, мы отберём несколько похи… историй, подходящих для Белой Маски. Что дальше? Вы как-нибудь поможете нам выбрать из них настоящую?

— Возможно, — снова сказал Титир. — А возможно, и нет. Всё будет зависеть от вас. От того, будет ли эта настоящая история в числе отобранных. И от того, случайно вы угадали, или же думали головой…вот как Дженни, — кивнул он на девочку. — И даже от того, — оглянулся он на безмолвную лагуну и «айсберги» книжных стеллажей, — как быстро вы уложитесь. Ведь вас ищут! У меня полномочия действовать по моему усмотрению. Помощники звёздного духа должны быть его достойны, и если вы покинете Подземный Мир, не зная точно, кого вы здесь искали, предупреждаю вас: в вашем мире мы вам ничего не откроем!

— Ясно, — сказал Аксель. — Что ж, пора начинать! Не беспокойтесь за нас, господин Титир, всё, что нужно, мы себе наколдуем…Удачной вам работы!

— И вам, — улыбнулся старый книжник, влезая в лодку. — Особенно одному из вас… — многозначительно добавил он.

— Кому же именно? — уточнила Дженни всё тем же металлическим голосом, который мальчик так не выносил. — Акселю, конечно?

— Другой бы на моём месте спросил, почему ты так думаешь, — кряхтя, ответил Титир, усаживаясь поудобнее и сцепляя ручки на той части своего переплёта, где полагалось быть животу. — Но я уже стар, знаю жизнь и скажу так: некоторые вещи не стоит уточнять слишком рано…

Лодка рванулась вперёд, ничуть не уступая прытью скорой моторке, и через пару секунд исчезла в канале между двумя книжными «айсбергами».

— Странный всё-таки человек, — бросила Дженни, провожая его взглядом.

— Он не человек, — напомнил Аксель. — Человек не стал бы играть с нами в кошки-мышки, когда речь идёт о ТАКОМ, — и он взвесил в руке тяжёлый том.

— А ты не забыл, Акси, кому достаются семьдесят пропавших детей из ста? — в свою очередь напомнила Кри. — Не будем неблагодарными! Он уже столько всего рассказал, столько сделал для нас! Давайте скорей читать…

Вот уж чего Акселю ни капельки не хотелось — ни скорей, ни вообще! Но он безропотно направился к облюбованному столу, чтобы сесть лицом к гигантской книге с аркой и время от времени отключаться от своего страшного тома, любуясь чудесным зрелищем. Однако Дженни окликнула его.

— Постойте! — сказала она. — Не зря же я вопросы задавала! Ответы могут здорово облегчить нам дело, тем более, что я… — и она поёжилась, — просто мечтаю прочесть побольше! Да и вы, наверно…

— Мы слушаем! — сказала Кри.

— Я сразу поняла, — продолжала Дженни, — что помогать нам по-настоящему никто не будет, и мы просто утонем в этой мерзости. Вы только вчитайтесь, что здесь написано! — постучала она костяшками пальцев по заглавию своего тома.

— «Индекс Полноценных Родительских Проклятий Европы. Свод IX», — вслух прочитал Аксель. — Ну? — поднял он глаза.

— Что — «ну»? Сам не видишь? Только «Полноценных»! И только родительских…Это значит, что даже если сразу отбросить девочек, явных малышей и переростков, всё равно каждый четвёртый или пятый случай может быть нашим. Я уже посмотрела: одна история занимает пару страниц, а страниц этих в каждой такой книжечке — до семисот! И нужно ведь не просто прочесть, а и сравнить, и подумать! — Дженни шагнула к стеллажу и бегло просмотрела остальные тома. — Спасибо, что хоть в Азию или Америку нас не посылают…Нет, мы должны резко сузить круг подозреваемых лиц, — закончила она, словно бывалая инспекторша из любимого телесериала (какого именно, могла бы угадать разве что Кри). — Иначе мы с любым скорочтением сядем в лужу!

— Да мы уже сто лет как согласны! — фыркнул Аксель. — Ты лучше расскажи, как это сделать…

— И расскажу, — заверила Дженни. — Мы должны чётко определить, когда могло произойти нужное нам похищение — не раньше и не позже! Ты когда попал в Потусторонний замок?

— Мы попали туда в конце июля прошлого года, — ответила Кри за брата. — В начале летних каникул…

— Верно. И тогда же Штрой привёз туда Белую Маску. Да?

— Да!

— И, как я поняла, это было новостью для всех: для профессора Фибаха, для суперагента Терфира и для прочих духов. Так?

— Так! — оживился Аксель. — Давай дальше, Дженни!

— Значит, — закончила та, — когда Штрой приезжал в предыдущий раз…а приезжал он ровно за год до этого, то есть в конце позапрошлого июля, он ещё не украл Белую Маску! И, стало быть, нам при наших поисках нужны только те мальчики, которым с конца позапрошлого июля до конца прошлого — две тысячи четвёртого года — было от десяти до двенадцати лет.

— Ты гений, — признал Аксель, пожимая ей руку. Дженни покраснела. (Потом её расцеловала Кри, и она приняла это как должное).

— Жаль ещё, лица у детей будут стёрты, — вздохнула Дженни. — Тогда бы вы сразу…

— Но это же всё в семьях происходит, верно? — хмыкнул Аксель. — А значит, рядом их родители, братишки и сестрёнки. Которые должны быть на них похожи…

— Разве я на тебя похожа? — изумилась Кри.

— Ни капельки! — тут же успокоил её мудрый брат. — Но это особый случай…

— Скорее уж дети должны быть похожи на родителей, — поправила его Дженни. И добавила неслыханное: — Ты тоже гений, Акси. («Дурак я, а не гений. Надо хвалить её почаще. Это с птерокурицами — и то помогало!»)

— Давайте же читать! — призвала Кри, которая ещё ничем не отличилась и была явно этим угнетена. — Время уходит!

И они принялись читать.

Шесть часов спустя Аксель с тоской поднял воспалённые глаза от книжного листа. Но они не видели ни морской глади, ни гигантского тома с аркой посредине, возвышающегося над водой, словно утёс. За спиной мальчика слышался тихий плач Кри, которую опять полушёпотом утешала Дженни.

Они не пошли купаться — даже не вспомнили. И не обедали толком, наспех наколдовав себе пару гамбургеров. И, конечно, Аксель уже не обращал никакого внимания на то, что находится на самом удивительном острове в мире. Скорость чтения он увеличил себе не в десять раз, а в двадцать — и уже знал, что догадливость умницы Дженни сузила всем район поисков, самое меньшее, во столько же раз. И всё равно — всё равно! — ужасные страницы и их ещё более ужасный «видеопросмотр» свели выигрыш в скорости почти к нулю. То, что вместо лиц у будущих жертв были расплывчатые пятна, немногим облегчало дело.

«Как это может быть? — в который раз спросил себя Аксель. — Как могут родители так обращаться со своими детьми?» Он только что дочитал историю Вани Дерябина из Воронежа (просматривать не решился), и всё никак не верил прочитанному. Облить сына кипятком из чайника и проклясть за потерянное почтовое извещение о грошовой посылке! И никто не пошёл его искать до самой ночи… «Если у меня когда-нибудь будут дети, разве я смогу так поступить с ними?» — опять спросил он себя. И опять ответил: «Ну конечно, нет! Я — человек хороший…нормальный — скажем так». Тут ему на секунду вспомнилась оглобля, просвистевшая на волосок от виска Жоана, и Аксель содрогнулся. Затем твёрдо сказал себе: «Это было совсем другое!» — и вновь углубился в чтение, убедившись, что новая история — увы, «его», и пропустить не получится. Спустя полминуты мальчик вздохнул и прикоснулся к красной точке внизу страницы.

ЖАН МАССАР, 10 лет

Лион

Дата проклятия — 11 августа 2003 года

— Какая ты глупая, Николь! Противно даже…

— Я не г’упая.

— Ты же сама там была со мной! Видела их своими глазами.

— Я не виде’а…

Жан досадливо покрутил бесформенной, как растёкшаяся капля воды головой и, видимо, скорчил рожу. Четырёхлетняя Николь, темноволосая и темноглазая, обиженно скривилась и вновь отпихнула ногой игрушки.

— Ну хватит ныть, а? С тобой ни уроки не поучишь, ни на кухне ничего не сделаешь…Думаешь, тебе лучше будет, если мама разозлится? Я тебе говорю, там замечательно, и завтра мы с тобой опять туда пойдём! Как только вернусь из школы…

Жан вздохнул. Вообще-то у него были совсем другие планы на завтра. Например, футбол. Но он уже был готов на всё, лишь бы стало тихо! В конце концов, собор можно снова и не осматривать, а сразу отвести эту дурочку к часам. Потом пообещать ей мороженое на улице Сен-Жан, а там уже один шаг до улицы Вола, розовой башни и их убогой «социальной» квартирки…Миг — и они дома. Второй — и Жан на тренировке.

Конечно, проще всего было бы пойти сейчас, думал он. Но нельзя: надо дотушить говядину к маминому приходу. Вряд ли ей повезёт именно сегодня. Фотоателье откажет в работе, и она придёт злая. Нет, не злая, поправил он себя, а…расстроенная. Это в последнее время бывает всё чаще и чаще. Говядина по-бургундски в божолэ — как раз то, что нужно в подобных случаях. Маму всегда утешала возня на кухне. Вчера она возилась с фирменным блюдом семьи Массар добрых три часа, и возилась бы ещё, но надо было подготовиться к сегодняшнему. Альбомы с фотообразцами у неё давно готовы, так она ещё платье перешивала, да в парикмахерскую…Ужас. Хотя, в общем, можно понять. Нет, не с парикмахерской, конечно, плевать им на её причёску, а в смысле говядины. Это действительно утешает. И не может быть речи, чтоб в ответ на такое доверие — дотушить! — взять и уйти, даже ради заботы о сестре.

А уж смыться и оставить включённую плиту…Жан не маленький. Но сейчас опять будет нытьё, по рожице видно, и он не знает, не знает, НЕ ЗНАЕТ, как это прекратить!

— Слушай, Николь! А хочешь, я тебе докажу, что ты эти часы видела?

— Докаы… — неохотно сказала девочка и зажмурилась. Это значило, что всё бесполезно. Жан и сам это знал.

— Мы с тобой сейчас сделаем такие же. Даже лучше! И ты их сразу узнаешь…

Николь открыла левый глаз. Потом правый. Она прекрасно помнила и часы, и весь собор Сен-Жан. Ещё бы! Ведь он назван в честь её брата, Жанно сам так сказал. У Николь даже было неплохое настроение сегодня, но и покапризничать хотелось тоже. Интересно, из каких игрушек можно сделать такую большую, красивую вещь? Подумав, девочка кивнула.

Жан, воспрянув духом, сбегал на кухню, заодно глянул в кастрюлю — порядок! — чуть помешал в ней и приволок Николь три пустых коробки из-под тортов (их, к счастью, не успели выбросить после маминого дня рождения). Соорудив пирамиду, мальчик прорезал в боку одной из коробок круглую дырку и вставил внутрь будильник.

Потом схватил набор оловянных солдатиков и все мелкие игрушки, которые были хоть немножко пёстрыми, — их оказалось достаточно — и начал выстраивать на уступах картонной пирамиды, лицом к зрителям. Зрителей было трое: Николь, её огромная одноглазая плюшевая горилла и крохотный, горчичного цвета тигр с вечно недовольным видом. Пришлось повозиться, но дело выгорело. Николь затихла, взяв с брата слово, что он не разрушит ЕЁ часы — ни до прихода мамы, ни после. И никогда!

За переговорами оба не слышали, как открылась дверь квартиры. Мама вошла, как и следовало ожидать — тихая и грустная. Жан и Николь подбежали к ней, но ни о чём не стали спрашивать. Через силу улыбнувшись им, мама ушла в ванную.

Вскоре она вышла оттуда со спокойными, сухими глазами и спросила Жана, как тут у них дела, не капризничала ли Николь, и что с говядиной. Получив успокоительный ответ на все три вопроса, она велела накрывать на стол и, опережая как-то неуверенно дёрнувшегося мальчика, скользнула в кухню первой.

Ноздри Жана тут же втянули чад, раздалось глухое шипение, мама поперхнулась и вдруг чужим, незнакомым, пронзительным голосом закричала:

— Ты же чуть не сжёг весь дом! Ещё минута — и кастрюля расплавилась бы!! Ни о чём нельзя попросить, ни о чём!

Она затрясла кулаком перед лицом побледневшего Жана и взвизгнула, явно удерживаясь из последних сил, чтоб не ударить его:

— Вон с моих глаз, будь ты проклят! Чтоб я тебя больше не видела!

Николь в голос заревела, а Жан, не помня себя, выскочил на лестничную площадку, распахнув незапертую, к счастью, дверь. Пулей рванув по лестнице, он выскочил из парадного, прислонился к стене дома и отдышался.

Такой он маму ещё не помнил. Конечно, она любит его, о чём речь…Это всё ателье. Вот кто будь трижды проклят! Нет, Жан виноват, но он же не лодырничал и даже не уроки делал, пока горело мясо. Он возился с Николь!

— Ничего себе! Даёт…Возьму вот и правда не вернусь, — пригрозил он голубям на асфальте.

Светило солнышко, люди шли по своим делам, и хотя бы маминого крика никто из них не слышал…Послонявшись под собственным окном туда-сюда, чтобы не привлекать внимания соседей, мальчик решил выждать. Он не пойдёт сейчас домой. Пусть мама успокоится, Николь утихнет…а говядина, может, и не вся сгорела? Поедят, подобреют, подумают кое о каких своих недостатках — часа им на это хватит. Жаль только, самому есть охота…

«Пойду в тот бушон, — решил он. — На улицу Сен-Жан, пожую чего-нибудь». У него как раз было с собой немного денег. Ну что ж, завтра в школе придётся поужаться слегка. Ничего страшного…

Жан дошёл до неприметной двери в соседнем фасаде цвета охры и нажал на кнопку домофона. Дверь трабули открылась. Трабули — большое удобство. Когда-то, сотни лет назад, лионские ткачи устроили эти общественные проходы в частных домах между соседними улицами — чтобы в непогоду доставлять на рынок свои шелка, не замочив их. Ну, а сейчас трабули просто экономят массу времени: любому лионцу, знающему о них туристу…Жану.

В этом крытом переходе ему был знаком каждый кусок полуотвалившейся штукатурки, каждый велосипед и грязный бак у стены — да чуть ли не каждая тёмная лужица на истёртом каменном полу. Неуютно, но вон уже впереди виден выход и слышится шум соседней улицы…Всё как всегда.

Почти. Пожилого мужчину в роговых очках и смешной панамке, сползающей на эти очки, Жан здесь прежде не встречал. Кряхтит, вертит ключиком в дверце почтового ящика — что-то у него не клеится…Мальчик проскользнул мимо, чуть не споткнувшись о большой, мягкий сак, притулившийся у ног мужчины и явно пустой. И услышал заискивающий голос:

— Дорогой, ты не придержишь мне дверцу ящика? Совсем замок не тянет, а там явно письмо…

Такая вежливость именно сейчас была Жану особенно по душе. Приятно побыть дорогим, когда на тебя только что накричали. И вообще, он был отзывчив.

— Ладно! — бросил он, пригнувшись к ящику и невольно косясь на его дверцу: вроде и не видать письма…

Страница-экран погасла.

— Ох, дурачок… — скрипнул зубами Аксель. Закрыл глаза, поёрзал на стуле и начал бормотать вслух, пытаясь подавить в себе любые чувства и оставить одни мысли: — Это был не дух! Духу не нужны никакие саки. А что ему нужно? Я почём знаю…Он явно всё продумал заранее, так? Но, с другой стороны, человек не мог знать, что Жан сейчас войдёт. А может, он и не знал. И караулил любого, кто появится. Чепуха всё это. Че-пу-ха. Тут даже Отто сплоховал бы. Потому что тут надо знать о духах всё — понимаете, ВСЁ! — а я не знаю НИ-ЧЕ-ГО…

— Акси, с кем ты разговариваешь? — послышался у него над ухом хрипловатый голос Кри. Она стояла у его стула — измученная, с опухшими от слёз глазами, словно и её только что кто-то проклял и выгнал на улицу. Аксель в который раз подавил бессильный гнев и тихо ответил:

— С собой, Кри. А то с кем же…

— Ты делаешь так всё чаще и чаще.

— И ты бы делала. Просто у тебя есть Дженни.

Кри покачала головой.

— Нет. Мы редко разговариваем. Надо же сосредоточиться…У тебя большой список?

— Двадцать пять фамилий. А этот, — он кивнул на открытую страницу, — двадцать шестой…Ох, господи, опять!

Страницы книги словно расшевелил невидимый ветер. Страшный том резко захлопнулся, будто дверца мышеловки, потом открылся — в самом конце, где фосфорически светились два новых листа, начинающиеся именами:

ЭЛИЗАБЕТ РЭНСОМ, 8 лет

РЭЙ РЭНСОМ, 5 лет

Бирмингем

— Слушай, Кри, — задумчиво сказал Аксель, разглядывая новое поступление, — знаешь, кого я часто-часто вспоминал весь день?

— Кого? — тяжело вздохнув и явно не горя желанием услышать ответ, спросила она. В последний момент Аксель пожалел её и не стал говорить: «Семь Смертей. Зачем мы только им помешали?»

— Штроя, конечно…Кого же ещё? — отвёл он глаза. — И вообще, хватит на сегодня. Вот-вот Титир вернётся, а у тебя сколько фамилий?

— Семнадцать…

— Маловато, — ляпнул Аксель и тут же увидел, как глаза Кри вновь наполняются слезами. — Ох, прости…Я совсем одурел от всего этого. У тебя в семнадцать раз больше, чем нужно! А у Дженни?

— Двадцать две, — сухо ответила сама Дженни, подходя к ним.

— Стало быть, ещё два таких денёчка — и у нас будут двести кандидатов в Белые Маски… — фыркнул Аксель. — А без твоих выкладок, Дженни, была бы тысяча. Нет, дорогие девочки, так дело не пойдёт. Или господин Титир шутит, или пусть поможет нам по-настоящему!

— Он не шутит, — бросила Дженни. — Ни он, ни, тем более, этот ваш Франадем-Меданарф. Особенно самый последний…Ты, Акси, презираешь тех, кто смотрит бандитские фильмы, но они — и я уже говорила тебе это, — всё-таки кое-чему учат. Думаешь, — кивнула она на стеллаж со стоящими вкривь и вкось томами, — у кого-то проснулась совесть? Держи карман! Им просто нужно отнять у Штроя защиту, и Меданарф даже готов рискнуть ещё одним хорошим агентом… тем более, явно не последним. Но одна гримаса того же самого Штроя, — что при этом, мол, не соблюдён престиж духов перед какими-то человечками, — стоит дороже всех несчастных детей и всего остального населения Земли впридачу! Мы должны сделать за них грязную работу, а пачкать собственные коготки никто не будет…

— Грязную? — задумчиво протянул Аксель. — Ты всё очень правильно говоришь, Дженни, но вот в чём штука… Мой папа всегда советует: хочешь кого-то понять — ставь себя на его место. И Отто так же поступает…

— Крёстный отец тоже так считал, — кивнула Дженни.

— Да плевать я хотел, что он считал, твой Крёстный отец! — рявкнул Аксель, побагровев не хуже, чем Титир нынче утром, и трахнув кулаком по столу. — Я о настоящих людях говорю! А ты моего отца с каким-то бандитом равняешь…Хватит игрушек! Ладно, для нас нет ничего грязнее, чем похищение детей, но для духов-то это самое обычное дело. Для Штроя, для Франадема…А для Титира — нет! Он другой. Ему всё это отвратительно, может, ещё побольше, чем нам! Но он не хочет унижать перед людьми свой народ. Потому что это ЕГО народ. И он знает ему цену. Я не могу его судить…

Дженни хотела что-то сказать — и, судя по выражению лица, что-то едкое (она не привыкла, чтоб на неё кричали, тем более — Аксель), но Кри больно сдавила ей запястье. Она слушала брата с таким напряжением, что даже рот приоткрыла, вкладывая в это внимание последние силы и нервы сегодняшнего дня.

— Дальше, Акси! — поторопила она.

— Я хочу сказать…Титир рад нам помочь! Он не стал бы ждать от нас невозможного. Да и Франадем не стал бы, хотя ему детей и впрямь ни чуточки не жалко. Вот скажи мне, Кри: кто заставлял Франадема подставлять органным пиявкам свои плечи?

— Никто! — сказала Кри. Но, помедлив, добавила: — А может, он от скуки…

— От скуки он засунул бы в орган парочку младших духов! — отмахнулся Аксель. — Просто он считает, что раз у него есть всё, нужно быть этого всего достойным. Ну, и Титир такой же! Он хочет, чтобы мы заслужили его подсказку. Я могу поспорить — он предвидел наш сегодняшний разговор и ждёт, что мы накинемся на него с жалобами и упрёками. А мы сделаем умнее…

— И как же мы сделаем? — металлическим голосом спросила Дженни. Полное отступление по её меркам — но сейчас Аксель этого даже не заметил.

— Да поболтаем с ним по-хорошему за чашечкой кофе! Спросим о Белой Маске всё, что только разрешено спросить. И в конце концов он проговорится — может, даже нарочно…Помните, Франадем сказал — только люди могут расколдовать Белую Маску? А почему? Лично я не прочь узнать…Слово за слово, и, глядишь, нам даже не придётся дочитывать десять проклятых «кирпичей»!

— А вот и лодка, — сказала Дженни. Действительно, из отдалённого канала с темнеющей по-вечернему водой выдвинулся крохотный силуэтик лодки. Через пару минут она приблизилась к зелёному островку, и улыбающийся Плоский Библиотекарь помахал детям с кормы пухлой ручкой, получив в ответ довольно вялые приветствия.

— Ну-с, как наши успехи? — бодро спросил он, когда все разместились в лодке.

— Пока не знаем, — кратко ответил Аксель, зачерпнув за бортом морской воды и погрузив лицо в ладони.

— А как вам купание? Здесь иногда даже очень приличного осьминога можно встретить…Они живут в затопленных стеллажах. Когда на меня находит лирическое настроение и я думаю о своём конце, мне хочется найти последний приют в такой вот подводной гробнице. Приятное общество, прохлада и книги…Но, похоже, этого уже никогда не будет, — вздохнул Титир, нагнув голову, когда лодка проскользнула в арку Центральной Спирали. Аксель с любопытством глянул под арочные своды и увидел всего лишь небольшую ржавую лестничку, ведущую из-под воды вверх — в тёмные недра гигантского тома. Судя по сквозняку, там, в этих недрах, были какие-то ходы и, возможно, даже пещеры.

— Почему никогда, господин Титир? — вежливо спросил мальчик.

— Потому что, как я уже докладывал, я исчезну отсюда вместе с вами. Вас ищут, и всё упорней, а моя хитрость, похоже, задержит их ненадолго…Ну ничего, во Вселенной Хас библиотеки не хуже здешних, а уж воды и водяных тварей столько, что Лотортону и не снилось! Буду доживать там…

Миновали противную химеру, которая не преминула скорчить всем дюжину новых гримас, и вскоре причалили к берегу, где уже дожидался накрытый стол.

— Жду вас через четверть часа, — любезно сказал Титир, отсылая лодку назад, в тёмные книжные лабиринты. — Отужинаем, зададите вопросы, — если таковые имеются, — и на покой…