В коридоре было всё так же темно, прохладно и тихо, но на «ресепсьон» уже опять царила сеньора Мирамар, которая, благосклонно щурясь, пророкотала:

— Акселито, как твои дела? Всё уже в порядке?

— У меня? — рассеянно уточнил мальчик, чувствуя, что если сеньора смотрит на него с Земли, то сам он находится по меньшей мере на Марсе. — Спасибо, я просто был в «Сервисиос»…

— О, но ты же только что шёл туда с таким видом, будто за обедом было что-нибудь несвежее…Надеюсь, моё предположение ошибочно? (Игривый смешок). И правую руку придерживал — я испугалась, не ушиб ли ты её! Рада, что всё обошлось… и всё-таки не стесняйся, дорогой. Напоминаю, тут у меня аптечка!

— Спасибо, сеньора Мирамар. Но, честное слово, вы, наверное, обознались! Я здесь давно проходил.

Сеньора опустила веки с лукавым видом, который яснее ясного говорил: уважаю чужую стыдливость и всегда покажу это. Аксель не видел смысла копаться в мелких бытовых недоразумениях частного пансиона «Мирамар», ему и так было о чём подумать. Чем он весь остаток дня и занимался, уединившись в номере и вежливо — из-за закрытой двери — отклонив приглашение отца идти на пляж. Никаких новых сцен — по крайней мере, до развязки! Да и Кри остыть не вредно…На пляж он всё-таки ненадолго сбегал, но один, после ужина, во время которого не обменялся с девочками ни словом.

Отец, видимо, чувствовал, что между детьми вновь наступил разлад. Аксель не раз ловил на себе его внимательный взгляд. Но Детлеф Реннер не пытался поговорить с сыном. Наверное, он догадывался насчёт Пепы и надеялся, что, когда придёт время покинуть остров, клубок обид и недоразумений развяжется сам собой. А может быть, он догадался даже о чём-то большем и откладывал решающий разговор на завтра? «Если так, ты опоздал, папа, — со вздохом подумал Аксель, ложась в постель. — На пляже, при всех ты этого не сделаешь. А после обеда будет поздно».

Но ему не суждена была спокойная ночь…

Он проснулся резко, как от толчка, около двух часов утра. Комнату заливал лунный свет из-за полузадёрнутой шторы. В открытое окно вливался тёплый, но уже чуть остывший ночной воздух. Не было ни малейшего ветерка, всё словно оцепенело, давая дорогу каждому слабому шороху. Аксель и услышал его сквозь дрёму, а, может быть, сработал инстинкт, доставшийся нам всем от далёких предков-охотников. Мальчик повёл сонным взглядом по шторе и увидел за ней на подоконнике тёмную, пригнувшуюся тень — примерно одного с ним роста.

«Смертёнок? — мелькнула в его голове первая догадка. — Нет…Ох, что это?!»

Тень метнулась в комнату — головой вперёд, как прыгают в воду или волки бросаются на добычу. Бросок был длинным, бесшумным и точным, полусогнутая фигура приземлилась у самой циновки перед постелью. Вот она выпрямилась, взмахнула рукой, в которой серебром сверкнул кинжал — и Аксель наконец вспомнил, на чьём поясе видел год назад это драгоценное оружие! В лунном свете над оцепеневшим мальчиком стоял тот, кого он так жаждал найти — Белая Маска.

От призрачного освещения лицо его казалось даже не мраморным, а снежно-белым. Шляпа с плюмажем, словно примёрзнув к длинным светлым волосам, не сдвинулась ни на дюйм после прыжка. Тёмные, слепые прорези глаз не отрывались от жертвы, побелевшей не меньше, чем её гость. Аксель едва успел отдёрнуть голову на другой край подушки, когда кинжал пропорол её там, где миг назад было его лицо. В глаза мальчику брызнули пух и пыль, ослепив его, и он наудачу выбросил вперёд руки, предупреждая следующий удар. К счастью, острие кинжала завязло в одной из лучших подушек сеньоры Мирамар, поэтому Аксель успел схватить нападающего за запястья.

Проклятье! Он словно бы ухватился за холодное, живое стекло, а не за человеческие руки. Запястья врага скользили в его пальцах, и, как ни сжимал и ни выкручивал их Аксель, он не мог ни оттолкнуть Белую Маску, ни заставить того бросить кинжал. Но и у юного убийцы явно что-то не ладилось: углы его рта яростно искривились, в тёмных глазах замерцали злобные зелёные звёзды, и хотя все его движения выдавали силу и ловкость леопарда, ему почему-то никак не удавалось расплющить Акселя о стену и прикончить одним ударом. Так они и боролись — один шумно дыша, другой беззвучно, — опрокинули тумбочку, своротили на бок постель…когда раздался громкий стук в дверь:

— Акси, открой! Это я… — донёсся до них встревоженный голос Детлефа Реннера.

Мальчик тут же почувствовал, как враг рванулся из его рук. Белая Маска спиной врезался в дверь, затем, отлепившись от неё, новым гигантским прыжком вылетел в окно, ни разу не коснувшись туфлями пола. Аксель кинулся к подоконнику, рискуя напороться на кинжал, и увидел неторопливо парящую над патио фигуру. Приземлившись на коньке черепичной крыши против акселева окна, она замерла, повернувшись лицом к дворику. Белый силуэт отчётливо вырисовывался в синем ночном небе.

— Акси, что с тобой? Открывай же, или я разнесу замок!

— Да-да… — пробормотал Аксель, не сводя глаз с крыши напротив. — Сейчас, папа, не волнуйся!

Он повёл глазами в сторону фонтана — туда, куда смотрел его противник — и еле сдержал крик. От чёрного хода, которым мальчик столько раз пользовался в своих ночных похождениях, к двери на «ресепсьон» широким, размашистым, даже каким-то механическим шагом двигался высокий незнакомец. Незнакомец? Да нет же! Грива седых волос, дорогой пиджак, перекинутый через руку плед…Это лорд — ожившая восковая фигура! Перед самой дверью лорд оглянулся — рывком, как автомат, — и, блеснув жёлтой вспышкой глаз в сторону крыши, исчез в доме. Получив сигнал к отступлению, Белая Маска нырнул за конёк крыши и пропал из виду.

У Акселя был теперь лишь один способ немедленно не сойти с ума — открыть дверь. Так он и поступил, не уверенный, впрочем, что сделал верный выбор.

— Что здесь происходит? — тихо спросил отец, входя и окинув взглядом растерзанную постель, опрокинутую тумбочку, вспоротую подушку и снежные хлопья пуха по всему номеру. — На тебя напали?

— Н-нет… — промямлил Аксель, для пущей убедительности мотая головой. — Мне просто… снился кошмар!

— Такой кошмар, что ты с шумом опрокидывал мебель? А подушка почему вспорота?

— Не знаю, папа. Наверное, я её зубами…

Отец тяжело вздохнул, внимательно осмотрел проткнутую кинжалом подушку, молча изобличавшую его сына во лжи, ещё внимательней оглядел с головы до ног его самого — и, не обнаружив ни ран, ни ушибов, помог ему навести порядок. Затем сел на кровать и сказал:

— Вот что, Акси. Сейчас не время для расспросов, и к тому же завтра мы здесь последний день. Но всё-таки, если упала ещё одна сосна, или вообще началась новая заварушка с духами, то я имею право это знать. Ты согласен?

— Да, папа. Только я сейчас ничего не могу тебе сказать. Поговорим завтра вечером, ладно? Обещаю!

— А не ввязаться ни во что до завтрашнего вечера и не втягивать в это Кри и Дженни — тоже обещаешь?

— Пусть Кри и Дженни весь день играют с вами в мяч, если так спокойнее, — сказал Аксель, «упуская из виду» первую часть вопроса. — Мне как раз нужно кое-что обдумать, — прибавил он, по-прежнему обходя суть дела.

— Хочешь провести остаток ночи у меня? Ляжешь на мою кровать.

— А ты?

— Постелю себе этот матрац на пол.

Аксель был уверен, что остаток ночи пройдёт без происшествий, но всё же охотно согласился, настояв, однако, что на пол ляжет сам. Стараясь не шуметь, они вдвоём перетащили матрац и бельё, а запасная подушка нашлась в отцовском номере. Там Аксель и устроился — в тесном, уютном промежутке между платяным шкафом и кроватью Детлефа, подальше от двери и окна. Полностью одетый Детлеф лежал тихо, но мальчик знал: отец не спит. Караулит своего лгунишку. Как жаль, что нельзя рассказать ему всё прямо сейчас! «Но он ни за что не отпустит меня завтра», — в который раз сказал себе Аксель и принялся обдумывать ночное нападение.

Тут было над чем поразмыслить!

Главный вопрос, в ответе на который лучше не ошибиться:

а) Зачем нападать на него, Акселя, вообще, и

б) Почему именно сегодня ночью?

Разбив этот вопрос на два подпункта и выслушав воображаемое одобрение комиссара Хофа за грамотный подход к делу, он тяжело вздохнул и уткнулся лицом в подушку, чувствуя, что в голове нет ни одной мысли, из глаз текут слёзы, и что его трясёт. За короткую двенадцатилетнюю жизнь ему уже не раз грозила смерть, но только сейчас его попытались убить прямо и просто. В его комнате. Зарезать, как скотину на бойне! И кто, кто? Тот, кого он был готов спасти ценой жизни своей, Кри и Дженни! Как страшно жить в этом мире…

Детлеф встал, налил ему стакан минеральной воды, и когда Аксель, обливаясь и стуча зубами, выпил, молча уложил сына на свою постель, а сам разместился сбоку, обняв его огромной рукой. Аксель благодарно уткнулся в неё носом, чувствуя, что дрожь стихает.

Вскоре он почувствовал, что опять может думать. Точнее — не может не думать. И, что самое удивительное, несмотря на это его, кажется, клонит в сон…Не подмешал ли папа снотворного в минералку? Вроде бы нет…Аксель уснул, чувствуя себя в полной безопасности, и проспал минут двадцать, затем, вздрогнув, очнулся. Больше спать пока нельзя! К утру нужно разобраться в происшедшем, чтобы, если надо, пересмотреть свои планы. Помня при этом, что опасность грозит не ему одному…

Не стоит злиться на Белую Маску. Ведь он не понимает, что творит! Как не понимал год назад в Диспетчерской, спасая от заслуженной кары своего похитителя. У Акселя хоть отец с матерью есть — да какие! А увидит ли живых родичей Октавио, даже если получится вырвать его из плена? И хватит об этом!

Так. Дальше! Зачем он напал? Точнее, зачем Кья или сам Штрой велели ему напасть на Акселя — ведь знали же прекрасно, что тот защищён! Уж теперь в этом не может быть никаких сомнений, иначе Белая Маска мог бы свернуть ему шею, как цыплёнку, без всякого кинжала…Ну и силища! А летает как! Не хуже Человека-паука. И всё равно, ничего у него с Акселем не вышло…Может, решили попробовать на всякий случай? Да нет, вряд ли. У них на это был целый год. А они, видно, и сосну уронили Реннерам на головы вовсе не для того, чтоб их убить. Хотели намекнуть, какой тут, на острове, прекрасный отдых, и «вычислить» Титира. Спору нет, отдых был что надо! Разукрашенный кинжал маячил перед глазами что-то уж слишком долго и назойливо — чуть не каждую ночь… Сперва фантом-Луперсио. Потом живой Жоан, который тут вообще ни при чём. И вот наступил черёд самого Акселя. Враги уже не прячутся в кустах, не бьют в спину, а нападают в открытую. Встречаются с ним лицом к лицу. Что мешало им взять быка за рога сразу и попытаться прирезать Акселя в первую же ночь? Да всё то же: магическая защита! Они и сейчас пугают его — вдруг отступится? Вдруг повернёт назад? Никакого другого объяснения быть не может, иначе всё это — полный бред.

Однако Белая Маска не мог знать заранее, что Аксель проснётся! Какой же смысл пугать спящего? А вот если, к примеру, убийца собирался в последнее мгновенье нашуметь…сделать так, чтоб Аксель вскочил…стал сопротивляться…И дальше что? Убедился в бессилии нападающего? Но ведь борьбы без шума не бывает! Допустим, Белая Маска ждал, что кто-то прибежит Акселю на выручку и даст ему самому повод исчезнуть. Мог он схитрить?

Наверное, мог.

И всё же…странно как-то. Свирепый, яростный натиск, искривленный в гневе рот, злые огни в глазах, когда чувствуешь, что жертва готова ускользнуть… Так не пугают — так убивают! Неужто Белая Маска в своём постоянном волшебном сне способен кого-то ненавидеть? Личный охранник и целитель Штроя, его второе «я», талисман и домашний принц…обыкновенный ночной убийца? Всё это совершенно не вязалось с представлениями Акселя о Великом Звёздном, у которого столько духов под началом для грязной работы! Или Штрой тут ни при чём, и ночные нападения на Акселя и Жоана организовал Кья, вселившийся в восковую фигуру из музея сеньоры Мирамар? «Нет, — твёрдо сказал себе Аксель. — Штрой никому не позволит командовать Белой Маской! Тем более, что Кья один раз уже жестоко поплатился за самоуправство».

Он чувствовал: разгадка где-то рядом, на расстоянии вытянутых пальцев… Эх, нет у него нужных знаний, чтоб коснуться её! И всё же он подошёл к ней так близко, что враги уже не в состоянии ждать. У Кья тоже есть нервы. Вчера он уже выдал себя — и нетрудно понять, почему! Из-за предстоящей экспедиции с Пепой. Вот зачем они напали нынче ночью: чтобы сорвать завтрашнюю…нет, уже сегодняшнюю затею! Аксель, правда, не сказал при этом чучеле, куда они идут, но старичок, наверное, не круглые сутки сидит в своей коляске и много чего знает… «Франадем был прав: в пансионе ни о чём говорить нельзя, — вздохнул мальчик. — Ладно, пусть бесятся: экскурсия оплачена и состоится! Что они могут? Подбросить парочку фантомов? На здоровье!»

Он ещё помечтал немного, как встанет сейчас, спустится в кухню за кочергой, отправится в номер лорда и развернёт ему седую голову в одну сторону, а тощие ноги-ходули — в другую…Можно и совсем оторвать, чтоб бегал на руках за Акселем и Пепой! Но стоило представить себе тёмные, пустые комнаты, где скрючилось под пледом притворившееся мёртвым чудовище, обдумывая в тишине новые сюрпризы, — как в животе появилась свинцовая тяжесть. Да и что толку крушить воск? Кья кочергой не проймёшь: он просто покинет манекен и вселится во что-нибудь другое. А вот сеньоре Мирамар плохая будет благодарность за её разносолы…Как все немецкие дети, Аксель воспитывался в уважении к чужой собственности — пусть даже в неё вселился дух.

И, как все измученные дети, наконец заснул.

Он не пошёл на завтрак: проспал. Это был освежающий отдых, без кошмаров — наверное, потому, что и сквозь сон Аксель чувствовал обхватившую его руку отца. Приоткрыв где-то в полдесятого левый глаз, мальчик увидел у себя перед носом, на тумбочке, серьёзное количество тарелок с едой и придавленную ими записку: «Мы на пляже».

Но Аксель не пошёл и на пляж. Мало ли что… Он знал, что папа не будет надзирать за ним, пока сам Аксель этого не захочет. Зато тот же папа отлично и ненавязчиво присмотрит за девчонками. А вот Акселю лучше сегодня держаться от них подальше. Ещё решит Кья, что Кри и Дженни всё-таки будут участвовать в экспедиции, и займётся ими вплотную. Пусть хоть они будут в безопасности!

Умылся. С аппетитом проглотил уже остывшие, но по-прежнему очень вкусные булочки с чесноком, помидорами и тёртым сыром, закусил тремя салатами и понял, что готов к сражению. Вернулся в свой номер, не без дрожи в спине открыл окно, улёгся на кровать и до обеда читал Байрона. «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай» — это ли не напутствие для битвы?!

У фонтана было бы сейчас слишком жарко. Да и вдруг Смертёнок или даже изменчивый Фр в последний миг перед операцией пришлют весточку сюда, в комнату? Аксель не раз с сожалением окидывал взглядом из окна увитые плющом, полюбившиеся ему стены дворика. Увидит ли он ещё раз этот рай? Хорошо бы в последние спокойные минуты полистать подарок Титира — полное собрание дедушкиных стихов. Жаль, заветный том заколдован, и вернуть ему прежний размер может только Шворк с его усилителями волшебного поля. Как он там, бедняга, без хозяина? Наверное, совсем одичал от тоски и скуки, без тенниса и совместных вылазок… Ничего, недолго осталось! Но если всё получится, то неужели в самолёт вместе со всеми сядет чужой мальчик? У него же нет билета! И вообще, какой он? Быть не может…

Подобные раздумья кое-как помогали Акселю отвлечься от лихорадочной мысли, стучащей в висках: он вот-вот опять увидит Пепу! Честно говоря, это полностью заслоняло для него конечную цель их встречи и связанные с ней возможные опасности — чужой заброшенный дом. Тут мысли мальчика странным образом обрывались, словно он просто пригласил Пепу погулять у моря.

Всё. Дождался. Обед! Он нарядился, как мог, и сошёл вниз, понимая, что в следующий раз может подняться по этой лестнице вместе с Белой Маской — или не подняться никогда. Хоть бы Кри и Дженни больше не дулись на него!

Увы, если не считать отцовского вопроса о здоровье — с вежливым участием Эриха Винтера, — под виноградным навесом царила сухая сдержанность. Было неясно, слышал ли кто-то, кроме Детлефа, ночной шум; если слышал, то почему не примчал на помощь; а если нет, то, кстати говоря, тоже почему — ведь комнаты девочек куда ближе к акселевой, чем отцовская. Однако эти вопросы прходилось отложить на будущее, дефицит которого Аксель всё острей ощущал с каждой секундой. Беспокоились Кри и Дженни за Акселя, или нет — вид у них был неприступный, и они ничем не выдали своих чувств. Раньше он как-то не подумал, что без папиной помощи остался бы минувшей ночью совсем один. Но сейчас, при виде их ледяных лиц, эта мысль больно кольнула его в самое сердце, дыханье перехватило, и в душе Акселя поднялась волна горечи. Что бы он ни слышал от них годами — но в миг опасности он всегда был рядом, сжимая тяжёлый сук, или термос с кипятком, или что придётся…Байрон прав: на свете нет благодарности! Только неразделённая любовь.

Ждут кающегося грешника. Униженного, босого, посыпавшего голову пеплом. Ладно, пусть подождут. Кто только будет каяться нынче вечером?..

— Идёшь сегодня на пляж? — небрежно спросил Детлеф. — Последняя возможность…

— Да. Последняя! — твёрдо сказал Аксель. — Ещё не знаю, папа. Может, к вечеру отдохну от солнца…Не теряй меня, ладно?

Отец ничего не ответил. Опустив глаза и потому не увидев, каким взглядом обменялись Дженни и Кри, Аксель поскорей выскользнул из-за стола, чуть не облившись соком.

Никто не окликнул его, когда он шёл к дому.

Он был один.

Ровно в полвторого Аксель обогнул торец пансиона, обращённый к морю (пересекать патио он из осторожности не стал, пройдя вдоль наружного периметра здания). Разумеется, никаких признаков слежки за собой он не заметил, хотя зорко поглядывал и на крышу, и на безоблачное небо. Враг не спешил к нему — ни на ногах, ни на руках, ни на крыльях.

Зато Пепу он увидел сразу: у начала тропы в фисташковых зарослях. Девочка нервно мяла в руках ленту ограждения и, казалось, не находила себе места. Но едва Аксель показался из-за угла, она ловким движением нырнула под эту ленту и сводящей с ума походкой проследовала к морю. Сам Жоан не смог бы придраться к ней и доказать, что она ждёт соперника! К счастью, Жоан сейчас высиживал где-нибудь тухлые яйца, или кормил свинью, или лежал ещё с каким-нибудь кинжалом в спине — как ему больше нравится…А с Пепой будет Аксель!

Он догнал её за поворотом тропы, и они с улыбкой протянули друг другу руки. Пепа тоже была в более нарядном платьице, чем обычно — светло-розовом, в цветочек, что ей удивительно шло. Но по-прежнему босая. А из матерчатой сумки, которую она держала в тонкой руке, высовывалась любопытная серая мордочка.

— Это Хоакин. Помнишь его? — сказала Пепа. — С ним как-то веселее…Он очень понятливый, и если бы был не ежом, а псом, я бы вообще никого никогда не боялась!

— Да ты, мне кажется, и так никого не боишься, — хмыкнул Аксель, по-прежнему абсолютно не думая о цели прогулки. Но Пепа была существом иного склада.

— Вот ещё! — вздохнула она, подставляя лицо морскому бризу (оба уже шли по пляжу). — Я страсть боюсь привидений…А в проклятых домах только их и жди. Нипочём бы не пошла туда ночью! Да и днём невелика охота.

— Спасибо тебе за всё, Пепа. Но куда мы идём?

— Увидишь, — бросила она. — Если уж собрался в гости к нечисти — нельзя её загодя поминать: в твоём дому заведётся! Колдун, а не знаешь…

Начало было не слишком обнадёживающим — Аксель, конечно, предпочёл бы узнать больше. Но и спорить с местными суевериями не стоило. «Главное — мы вдвоём», — в тысячный раз подумал мальчик, любуясь то Пепой, то окрестностями, которые становились всё более дикими и живописными. Аксель как-то даже не заметил, что они уже свернули с тропы влево, миновали деревья, под которыми лежал однажды ночью труп Луперсио, и углубились в заросли. Шли, как и прежде, скалистым берегом. В густой, пышной зелени над его обрывами пару раз мелькнули крыши крестьянских усадеб, а затем начался сосновый, набегающий на утёсы лес. Справа всё сильнее шумело море — ветер понемногу усиливался, и на прибрежных камнях показалась жемчужного цвета пена. Аксель покосился на шею Пепы — ожерелья там не было.

— Я не могу носить его вечно, — улыбнулась она, поймав его взгляд. — Ко мне и так пристают: откуда, мол, взялось, чей подарок? «Сама, — говорю, — купила». А Жоан не верит…Всё. Мы пришли.

Это было сказано таким будничным тоном, что Аксель поразился её бесстрашию. Они стояли у двухэтажного каменного домика, приютившегося в тени сосен недалеко от обрыва. Но плеск волн скрадывала тяжёлая, какая-то даже давящая тишь.

— Здесь жил кто-то, боящийся злых духов, — невольно понизив голос, сказал Аксель и указал на фасад, облицованный цветной изразцовой плиткой «азулежу». Такая плитка нередко радовала глаз приезжих в португальских усадьбах Сан Антонио. Но этот фасад скорее раздражал зрение: ярко-жёлтые изразцы чередовались с ярко-синими, что и напомнило мальчику фехтовальную сумку Дженни.

Впрочем, кто бы здесь ни жил, он явно не нищенствовал — судя по крепким стенам и крыше, добротной металлической ограде с калиткой. Дом вовсе не был развалиной. Его просто бросили…

Аксель осторожно толкнул калитку — она, скрипя, подалась. Воспитание воспитанием, но отступить и не войти на чужой участок было невозможно. Ещё один вопросительный взгляд на Пепу.

— Я не пойду, — сказала она. — Страшно… — И впрямь, она тревожно переминалась с ноги на ногу, виновато косясь на Акселя. — Вот, хочешь, возьми с собой Хоакина! А я подожду снаружи.

Но ёж злобно зашипел, колючки его встали дыбом — видно, и ему здесь не нравилось.

— Спасибо, не надо, — ответил Аксель. — Я вернусь минут через десять, думаю, не позже. А потом мы с тобой ещё погуляем, ладно?

— Иди, — улыбнулась она, кивнув. И тут он очень быстро, закрыв глаза, поцеловал её в щёку и метнулся в калитку. Обернуться было невозможно — Аксель весь горел, но чувствовал, что она смотрит ему вслед. Да! Какие бы опасности не ждали его в пустом доме — прощай, и если навсегда…Так уходят на бой — поцеловав любимую.

Прочная дубовая дверь была, конечно же, закрыта. Но, без особых надежд подойдя к окну, Аксель заметил: один из ставней притворен неплотно. Легонько толкнув его, мальчик открыл темнеющий оконный проём и увидел, что в нем нет ни переплёта, ни стёкол. Как нарочно, все условия…Ему оставался шаг, чтобы войти, и только тогда пришёл настоящий страх. Вторгнуться в Подземный Мир было почему-то много легче, чем в этот опрятный, тихий домик на лесной опушке.

Он невольно оглянулся на Пепу — та улыбнулась и махнула рукой, другою прижимая к груди ощетинившегося Хоакина. Попросить её, чтоб, если что, сбегала за помощью? Но она и так это сделает. А кроме того, ему ли, Спросившему и Взглянувшему, не знать, что «если что» — помощь бесполезна…Ведь не за Шворком же её посылать.

Подтянувшись на сырой подоконник, Аксель прыгнул в комнату. В ней царил полумрак, но не затхлость: ещё бы — все окна без стёкол! «Как это здесь ничего не сгнило, и плесени даже нет», — подумал он, оглядываясь. Хотя нет…вот, кажется, плесень, на высокой спинке кожаного стула, придвинутого к круглому столу. Стол был единственным крупным предметом обстановки и стоял в центре просторной комнаты на голом дощатом полу. Подойдя ближе, Аксель увидел, что стол покрыт жёлтой, выцветшей, смутно знакомой скатертью, а на ней, как живые, шуршат и шевелятся от невидимого ветерка многочисленные разноцветные бумажки.

Он присмотрелся: это были португальские эскудо, изрисованные фломастерами!

— Так, — сказал Аксель. Никакие другие слова на ум не шли. Не верилось, что его долгий и страшный путь к Белой Маске окончен в тишине и покое. Тайна отдавалась ему в руки просто и буднично: мол, где ты только раньше был, Акселито? Он закрыл и открыл глаза: сон не исчезал. Но когда он попытался прикоснуться к бумажкам, его пальцы сжали воздух. Призрачные деньги…и что всё-таки за плесень на стуле? Вглядевшись, мальчик, к своему ужасу, различил вместо плесени очертания сидящей за столом человеческой фигуры. Они были зыбкими, размытыми, колеблющимися, как сигаретный дымок. И это не был силуэт ребёнка. Взрослый человек с небольшой головой и длинными руками раскачивался на стуле взад-вперёд, нависал над скатертью, то и дело касаясь банкнот курящимися пальцами…Черт его лица не мог бы различить никто, но все движения говорили о безутешном отчаянии.

Потрясённый Аксель не мог оторвать взгляда от зыбкого зрелища, когда услышал шорох за спиной. Он оглянулся: Пепа. Видно, ей стало невмоготу маячить у заброшенного дома, и она влезла в окно, сунув Хоакина назад в сумку: та энергично шевелилась, как живая, будто там сидел не один ёж, а все шесть. Расширенные Пепины зрачки не отрывались от стола.

— Вот оно, проклятие… — глухо сказала она, отступая за спину Акселя.

— Ты тоже видишь? — прошептал он.

— Я чувствую…Там что-то есть! А что видишь ты?

— Неважно…Это ведь только туман, в конце концов, — сказал Аксель. — Послушай, Пепа, раз уж ты здесь, ты не могла бы мне помочь?

— Чем? — боязливо спросила она, сжавшись. — Я колдовать не умею…И не хочу!

— Не бойся, тебе нужно просто уйти отсюда. И передать записку Кри! А потом проводить её сюда. Только так, чтоб папа не увидел! Понимаешь, я был неправ…По справедливости, снять проклятие должна она, а не я.

— Разве она сильней тебя? Ты же говорил…

— Ну, видишь ли, это она всё затеяла…чтобы освободить кое-кого. И тут не в волшебстве дело — просто, она, наверное, добрей меня. В общем, будет нехорошо, если без неё…Жаль, что я только сейчас понял!

— Жаль, — согласилась она. — Где записка?

Аксель вытянул из кармана золотую авторучку с черепом и клочок бумаги, на котором тут же набросал записку для Кри и Дженни. Протягивая записку Пепе, он увидел, что она не сводит глаз с авторучки-«кости».

— Какая странная! — сказала девочка. — И, небось, жутко дорогая…Никогда таких не видела. Откуда она у тебя, Акси?

— Да уж, лучше не бывает! — подхватил Аксель, радуясь, что она отвлеклась, но не отвечая на вопрос. — На, погляди! — И он быстро сунул ей авторучку в руку. Но тут же вспомнил о некоторых милых свойствах этой вещицы, попробовал выхватить её назад, однако тонкие пальцы Пепы уже сжали блестящий корпус. И оба, мальчик и девочка, оцепенев, смотрели, как золотой череп на авторучке оживает, ухмыляется, расплывается, плавится, и вместо него из мерцающей капли, словно по воле невидимого скульптора, возникает безобразная рачья морда с длинными шевелящимися усами и торчащими вперёд кривыми бивнями.

Не успел Аксель осмыслить увиденное, как Пепа, запустив свободную руку в шевелящуюся сумку, швырнула ему в лицо Хоакина. Ёж, ударившись брюхом о лицо человека, мгновенно вцепился в щёки и нос Акселя лапами, которые начали стремительно удлиняться. Клейкая, густая масса в глаза и в рот…Бешено сопротивляясь, Аксель чувствовал, что всё его тело превращается в кокон. Руки уже были прижаты к бокам — он яростно дрыгал ногами, сознавая полную бесполезность этого. Но когда, потеряв равновесие, мешком рухнул на пол, больно ударившись скулой, и повернул лицо к Пепе, вид её заставил мальчика снова оцепенеть: его словно окатили ледяной водой на арктическом морозе! И тут же ему сковало ноги…Он лежал на грязном, холодном полу в заброшенном доме, беспомощный и обманутый, не сводя глаз с существа, которое так любил.

Перед ним, едва не упираясь шипастой головой в потолок, стоял гигантский рак. Только вместо обычных рачьих ног у него были двупалые лапы духа — верхние и нижние. Иссиня-чёрный панцирь блестел в полумраке комнаты воронёной сталью, членистое брюхо, шурша, мело половицы. Клешни у рака отсутствовали; зато грозно торчали из панциря головогруди два ятагана кривых и тёмных бивней. Неимоверно длинные усы, как бичи, возбуждённо рассекали воздух. Спину чудовища окутывала грязно-белая полупрозрачная плёнка, которая ниспадала на ноги плащом, а над головой топорщилась безобразным капюшоном. Но особенно поразили Акселя глаза на подвижных стебельках. То ли из-за незавершённого колдовства, то ли в насмешку над жертвой — это были по-прежнему чёрные, овальные глаза Пепы.

Странно! Они глядели на мальчика скорей с любопытством, чем с презрением или ненавистью.

— Ну вот, — мирно сказал рак на безупречном «хохдойч» глухим, скрипучим голосом, — наконец-то мы можем поговорить без помех. Мне нужно многое сказать тебе, Аксель Реннер — а, кроме того, кое-что узнать у тебя. Мы неплохо ладили до сих пор, и, надеюсь, под конец ты не вынудишь меня к крайним мерам? Будь у меня возможность, я даже дал бы тебе пожить месяц-другой…в особых условиях, конечно. Такой экземпляр, как ты, попадается не часто, что же до возможностей Четвёртого Яруса, то они весьма ограничены. Я всегда любил эксперименты, хоть и менее заумные, чем у Титира…

— Ты — Кья? Ты убил его! — прохрипел Аксель, пытаясь оторвать прилипшую к полу щёку от занозистой половицы. Наконец, с громким чмоканьем, это ему удалось.

— Да, — подтвердил рак, внимательно следивший за его попытками. — А ты что, был поблизости? Так я и думал. До сих пор не могу понять, как вам удалось выбраться из Подземного Мира…Может, расскажешь?

— Где Пепа? — с нечеловеческой тоской и ужасом выдохнул мальчик, боясь услышать ответ. — Что ты с ней сделал?

— Ничего, — успокоил Кья. — Ничего особенного. Она спит. Там, в горах, — указал он скрюченным пальцем в окно. — Убивать её было бы неблагоразумно, она слишком ценный источник сведений о пансионе…Дай срок, когда-нибудь вы погибнете все сразу — и, надеюсь, нелёгкой смертью. Я много думаю об этом, — доверительно сообщил он и, поджав задние лапы, сел на пол, чтоб Акселю было удобнее на него смотреть. — Мне и твоё мнение пригодилось бы. Как по-твоему, какой смерти больше всего боится человек?

— Иди к чертям, ублюдок! Что с ней?

— Я же тебе сказал: она спит. В небольшой пещере я навёл на неё волшебный сон, и как только я покину этот остров, она проснётся и придёт домой. Но ты не ответил ни на один мой вопрос, Акси. Мне это не нравится.

— Я тебе не Акси! И плевал я, что тебе нравится! Ты что, в самом деле ждёшь от меня помощи?

— Почему же нет? — искренне удивился рак. — У тебя нет причин ненавидеть меня так, как я ненавижу человечков. Разве не сам ты встал на нашем пути? В тот, первый раз, у тебя ещё было оправдание: ты был украден, ты хотел домой, ты спасал от гибели своё племя…Но сорвать наши планы и нанести ущерб репутации Многоликого тебе показалось мало. Ты связался с Меданарфом и посмел досаждать моему господину по мелочам. Это была не твоя война!

— Ты не поймёшь! — презрительно бросил Аксель и чуть слышно пробормотал несколько заклятий, смутно догадываясь, что не поможет. Раз уж всем этим поганым ракам и ежам удалось его скрутить, значит, с его волшебной защитой что-то случилось! И Кья знал это заранее — иначе не привёл бы его сюда. Догадка Акселя немедленно подтвердилась.

— Не трудись, — проскрипел рак, всё так же внимательно следя за своей жертвой. — Больше всего до последних суток я боялся, что ты придёшь сюда, и больше всего за эти сутки боялся, что не захочешь прийти. Спохватишься. Опомнишься…Увы, нехватка магического образования — опаснейшая вещь, хотя тебя, как я понимаю, кто-то консультировал. Ты ещё скажешь, кто он… Вот это, пожалуй, интересует меня больше всего. Нет, раз уж ты здесь — ты мой! И ничто не спугнёт мою сказочную, но отнюдь не случайную удачу…

— Какую удачу? — с омерзением спросил Аксель. Его всё больше мутило, он чувствовал себя оплёванным, осквернённым до глубины души! Не потому, что его так ловко обманули. Это Кья, а не бедной сеньоре Мирамар, надо давать «Оскара», и он сумел бы обмануть кого поопытней, чем двенадцатилетний мальчик! Но открыть своё сердце склизкому чудищу, испытать первую любовь к убийце, который втихаря потешается над тобой — нет, лучше умереть, как это предпочёл сделать дедушка…Увы, Аксель не мог позволить себе роскошь молча и гордо погибнуть на грязном дощатом полу. Ведь, покончив с ним, усатый вурдалак примется за Кри, а может, и Дженни не забудет! «У него моя записка… — холодея, осознал мальчик. — С её помощью он заманит сюда остальных! Какой же я идиот…Хотя…он и так сумел заманить бы их. Одно его слово, что я в беде — и они помчатся сюда со всех ног, забыв обиды!» Нужно было скорее понять причину катастрофы и попытаться что-то исправить…а прежде всего — отвлечь мысли Кья от пансиона и его обитателей.

— Ка-ку-ю? — раздельно переспросил тот, и усы его на секунду замерли, но тут же заработали с удвоенной энергией, как у потревоженного таракана. — Неужто я переоценил не только тебя? Но старина Титир должен был вам сказать!..Впрочем, начнём с начала. Я мог бы ничего тебе не объяснять, сразу отдать им… — Кья повёл лапой вокруг, и Аксель кое-как огляделся, ворочаясь с боку на бок: из каждого угла на него глядели любопытные ежиные мордочки. — Да, вы же не представлены друг другу…Мои курьеры-шпионы! И чтобы им было легче разглядывать тебя в надежде на будущее, я разрешу тебе встать…Ауфхакен!

Аксель почувствовал, как невидимый скотч, стягивающий его ноги, лопнул. Дрожа, он встал на колени, видя, как по его испачканной одежде переливаются слабые голубые искры — затем поспешно изменил эту унизительную позу и, шатаясь, поднялся.

— Но ходить не советую, — предостерёг Кья, со вздохом разведя усы в стороны. — Не стоит их дразнить, хоть я и здесь…Стой, где стоишь, старайся не падать лицом вниз, и получишь ещё немного времени. Кстати, невредно и тебе разглядеть их всех получше. Инхальт!

Короткая голубая вспышка осветила тёмные закоулки комнаты. Аксель задрожал и вновь чуть не осел на пол.

Шесть огромных тарантулов — каждый размером с футбольный мяч — с лютой ненавистью глядели на него в упор из всех углов. Благодаря длинным лапам они казались ещё огромней и нетерпеливо скребли ими пол в ожидании знака.

Мальчик замер, боясь шелохнуться.

— Итак, я мог бы сразу отдать тебя им. Они долго ждали… — продолжал Кья, будто читая лекцию. — Но, думаю, краткое ожидание неизбежного в обстановке взаимных признаний не повредит и тебе. Во-первых, если ты будешь откровенен со мной, я, может быть, выберу для тебя более приятную смерть. А во-вторых, мы, духи, умеем уважать противника. Война для нас — норма жизни, и нет большей чести и удовольствия, чем заслуженная похвала врага. Да и справедливая критика полезна, пусть со стороны проигравшего! И всё это, как того требует обычай, я надеюсь от тебя получить. Конечно, ты не дух, а человечек. Однако и в тебе есть некая искра, напоминающая частицы нашего звёздного огня…

Он выдержал паузу, чтобы Аксель оценил комплимент.

— Впрочем, в вашей истории тоже было нечто подобное: рыцарские турниры, кодекс чести…не знаю даже, какие ещё примеры…

— Удары жвалами в спину, похищения детей… — подсказал Аксель. — Это подойдёт, герр профессор?

— Вижу, ты пока не склонен к сотрудничеству…Тише вы там! — рявкнул Кья на пауков, которые, видимо, прекрасно понимали человеческую речь и истолковали его ответ как сигнал к нападению. — Хоакин, ты ближе всех ко мне. Подумай об этом и следи за порядком…Удары в спину? — повернулся он к Акселю. — Но я не мог позволить ему сбежать! А вступать в честный бой лицом к лицу старик явно не осмеливался…Шпион не стоит лучшей участи. Что же до похищений, то не вы ли первые отдаёте своих детей в наши лапы? Магическая наука не может обойтись без жертв! Вот мы и не даём ненужному добру пропасть…

Аксель молча стиснул зубы. Да и что он мог ответить?

— Вот так-то лучше, — заметил Кья. — Итак, вернёмся к началу. Ты не мог рассчитывать, что мы оставим тебя в покое. Но и я долго не мог к тебе подступиться: ты был защищён намертво! Ещё бы, школа Гуго Реннера… У нас не было случая, чтобы звёздный дух, который практически ничего не успел сделать, пользовался таким уважением, как он. Я буквально не знал, с чего начать! Хотя, по поручению моего господина, начал изучать обстановку ещё прошлым летом, когда вы вырвались из Потустороннего замка. Провожал тебя и Кри по Мюнхену, слушая ваши разговоры. Принимая человечий облик, дружил с вашими приятелями и приятельницами — смотря по тому, какого я был пола, — выспрашивал о вас…От того и другого было мало толку, а переходить к более активным действиям мой господин пока не разрешал. И, думаю, до сих пор не разрешил бы, не объявись вы здесь! В моих докладах он, видимо, не находил главного: как раздружить тебя с сестрой. Потому что иначе — это я понимал и сам — до вас не доберёшься…Очень уж вы ладили, провалиться бы вам обоим! У нас оставалось две надежды: на ваше полное магическое невежество, либо на перемену обстановки. Правда, вы переменили её не совсем так, как нам бы хотелось…Появившись на Сан Антонио, вы спутали наши карты даже гораздо больше, чем казалось Меданарфу!

— Что ты хочешь этим сказать? — хрипло спросил Аксель. Его тошнило от страха за Кри и Дженни, от отвращения ко всему остальному — особенно к окружающей его сейчас обстановке, — но, стараясь забыть о пауках, он не упускал из рассказа Кья ни слова.

— То, что я сказал! — ответил рак, впервые выказывая признаки раздражения. — Вы вмешались в игру, которая велась для кого угодно, кроме вас! Излюбленное занятие моего господина, как и подобает звёздному духу — а также и моё, как подобает его помощнику, — заранее просчитывать ходы и уловки своих врагов, чтоб вовремя ответить контрударом. Нередко господин даже говорит мне: «Как жаль, Кья, что на сей раз я победил так просто! Не заметив десятка блестящих, сложных ловушек, продуманных мной с такой любовью к делу…дух-болван Такой-то угодил в самую простую. Моя симфония захлебнулась на аллегро, я чувствую себя обокраденным!»

— Бедняга Штрой! — с трудом сказал Аксель: его губы запеклись от жажды и какой-то липкой гадости, которой он был вымазан.

— Легко тебе издеваться над чужим трудом! — злобно заметил рак, шевеля усами. — Что ж, поглядим, кто будет смеяться последним — ты или Хоакин…Ну всё, с меня хватит!

Его «хватит» относилось не к Акселю, на которого стрелой мчался самый крупный паук. В последний момент гибкий рачий ус захлестнул заднюю лапу Хоакина, как лассо, и, раскрутив ослушника в воздухе, шмякнул о стену. Аксель поборол приступ тошноты. Тарантулы утащили вожака в тёмный угол и заметно притихли.

— Продолжим, — вздохнул Кья. — Это не обычные порученцы, — объяснил он Акселю, словно извиняясь. — Обычный курьер не смеет и пикнуть без приказа, но у меня, видишь ли, своя команда. Потомки моего доброго знакомого очень давних времён…Между прочим, ты пережил немало приятных минут благодаря Хоакину: если б я не послал его обнюхать тебя там, в патио, ты бы так и не выдавил из себя ни словечка, и мы бы не подружились.

Итак. Партия с Белой Маской была не из самых сложных, но и не так уж проста. Мой господин полагал, что его враги обязательно захотят отнять у него новую защиту — возможно, даже не столько из практических целей, сколько из зависти: блестящая идея пришла в голову не им, как это вынести? «Что же в ней блестящего? — спросишь ты. — Маг-телохранитель — вовсе не новость». А вот здесь-то и проявилась мудрость Многоликого — он выставил напоказ то, чего другие стыдятся: своё человеческое происхождение! И он знал, знал заранее — облив его за это презрением, они кончат тем, что позавидуют ему…Ну скажи, разве он не гений?

— Тебе так важно, что я скажу?

— А как же! Ты ведь не считаешь, надеюсь, будто наши поступки имеют какой-то смысл сами по себе? Главное — что мы о них думаем. Хоть ты и проиграл, но ты волшебник и внук выдающегося духа…Но, может, я и тут переоценил тебя?

— Хорошо, — усмехнулся Аксель. — Во всяких там хитростях и ловких штуках вы со Штроем — целых два гения. А когда не надо больше обманывать — два полных идиота! Знаешь, что один поэт сказал про таких, как вы? «Людей дурача, всех они глупей». Доволен?

— С поправкой на твою психологию — да, — медленно кивнул Кья. — Благодарю, идём дальше. Сделав так, чтоб лишь земной волшебник — или волшебница — могли снять проклятие с Белой Маски, мой господин вынудил будущего противника обратиться к людям. К сожалению, он тогда понятия не имел, что это будете вы… Оставив маргиналии в нужных Индексах, Великий Звёздный позаботился сообщить о них всем, кому не доверял, и тем облегчил работу вражеских шпионов. Лица, способные снять проклятие, по условиям колдовства, должны быть весьма отзывчивы — как и сам проклятый. По нашему плану, их всех следовало захватить и перевербовать (как именно, заранее не скажешь, это очень творческая работа, но, в любом случае, куда легче, чем вербовать духа). Если же перевербовка не получится — просто превратить их в курьеров-шпионов Белой Маски, лишённых собственной воли…не потому даже, что он в них так нуждается, а в посрамление врагам. Чтобы весь волшебный мир запомнил, каково посягать на слуг моего господина! И на него самого…

— Ну, допустим, — устало кивнул Аксель. — Это всё меня не удивляет. Но мы-то с Кри и Дже…то есть, я хотел сказать, мы двое — чем «захлебнули» Штрою это самое…аллегро? Играл бы себе дальше на дудочке!

— Я не верю, что ты так глуп! Лучше не хитри со мной, это плохой способ избежать знакомства с Хоакином… — Рак демонстративно покосился в угол, но наученные горьким опытом пауки сидели смирно. — Тебя не надо захватывать или вербовать. Тебя надо убить, понимаешь? И твою Кри тоже. Да поскорей — ведь вы нанесли ущерб престижу моего господина! Но и убить вас — почти неразрешимая проблема…Вот и выходит, что вы нам всё испортили!

— Может, я и попросил бы прощения…но у меня два вопроса, — начал Аксель, и закашлялся. Из воздуха перед ним тут же возник стакан с какой-то жидкостью — судя по цвету и пузырькам, минеральной водой. Глотнув, мальчик почувтвовал, что его тошнота утихла, горло прочистилось, а в голове прояснилось. Затем стакан наполнился вновь и выплеснулся ему в лицо. Липкая мерзость на губах и щеках Акселя почти без остатка растворилась. Он мог теперь говорить нормально.

— Уже лучше, — констатировал рак. — Мы задаём вопросы…и вполне разумные! А там, глядишь, и до разумных ответов недалеко.

Аксель вовсе не собирался осуществлять надежды Кья, но спорить не стал — не до того!

— Я вот что хотел спросить, — сказал он. — Ну, будь на нашем месте какие-то чужие волшебники…разве противник Штроя — Меданарф или кто другой — не дал бы им защиты? И ещё. Ты, кажется, уже решил проблему, как нас убить…так что же в ней неразрешимого? — Последний вопрос был задан с тайной надеждой, впрочем, не укрывшейся от Кья. Но дух не стал насмешничать, и даже, кажется, ещё больше помрачнел.

— Как можно сравнивать их возможную защиту с вашей? — досадливо фыркнул он. — Уважай своего дедушку! Их защиту мы взломали бы за сутки. А вы…Повторяю, я долго ничего не мог сделать. Спасибо ещё, подчинённые не путались у меня под ногами: мой господин, доверяя только мне, никого больше не послал на остров. (При этих словах Аксель с изумлением понял, что всеведущий Кья, кажется, и понятия не имеет о Смерти со Смертёнком: Штрой, видно, ничего ему о них не сказал, а сам он не мог их увидеть). Но зато на Сан Антонио вокруг вас увивались агенты Меданарфа, мешая вам отдыхать, а мне — работать. Это я понял сразу, ковырнув твоё такси сосной. Жаль…если б мне тогда хотя бы расплющить авто и убить шофёра, ваше настроение было бы сразу же испорчено, и вы могли уехать, вместо того, чтобы вступить на путь, ведущий к Белой Маске. Путь, который мы сами, на свою голову, для вас расчистили! А так мне предстоял долгий, кропотливый труд…Впрочем, за творческое отношение к нему меня и ценят.

Я не мог помешать вашим сношениям с Меданарфом, ограничиваясь мелкими пакостями. Например, не дал тебе взять с собой Шворка, заколдовав нужных чиновников и их инструкции, и придумав на сей счёт неслыханные строгости. К моему изумлению, это помогло; вы, немцы, так законопослушны! Но для серьёзной атаки я не видел иной возможности, кроме Пепы. Тут, правда, могла бы помешать твоя Дженни, да ещё, как назло, с защитой… (Аксель похолодел). К счастью, она вела себя смирно…Тебе ламбада понравилась? — спросил Кья без тени издёвки. — Тётушка Аделита накинулась на эту мою идею — приманить туристов, — как старая ворона на падаль. На самом деле я хотел приманить лишь одного туриста — тебя. Устроил, чтоб всё было под твоим окном, и чтобы музыка была слышна в твоей комнате…Трудней всего было не перегнуть палку: я ведь мог выдать для тебя танцы мирового уровня, которые самой бабушке Соледад не приснились бы! Можешь не багроветь, наживка стара, как мир…Иногда я всё-таки увлекался, заставляя Жоана окончательно путаться в собственных конечностях — ведь и он подливал масла в твой огонь, правда? А иногда, просто от скуки, я обходился даже и без копирующих заклятий: поднимал спавшую волшебным сном Пепу и заставлял танцевать, чтоб изучить её стиль. Не то тётушка начала бы изумляться, откуда у деревенской девчонки такое мастерство…

Аксель представил себе эту сцену — спящая Пепа танцует перед отвратительным раком в горной пещере! — и его вновь замутило. А Кья, не торопясь, продолжал:

— Одного только я не понимаю, если уж говорить о танцах. Куда ты исчез тогда, в мой день рождения, когда я отплясывал с Жоаном? Я не допускал мысли, что ты можешь покинуть меня в такой момент, и даже, признаюсь, немного обиделся…Чуть гостей не разогнал! Правда, Хоакин и его дозорные несли вахту вокруг пансиона, и один из них видел, как ты нёсся сломя голову на пляж, словно за тобой гнался невесть кто! Кстати, тут мой ёжик почувствовал такой ужас, что и сам сбежал без оглядки, вернув себе для скорости истинный вид…Я больно наказал его, конечно, но это не проясняет дела.

— А ты себя больно накажи, — посоветовал Аксель. — Вдруг поможет?

— Скажу честно: пытки в проклятом месте не рекомендуются, — вздохнул Кья. — Возможны нежелательные побочные эффекты волшебного поля. И всё-таки, не испытывай моё терпение… Ты выходил на связь с Вселенной Хас? А я, как уже было сказано, ничего не мог поделать. Ну разве что всполошил твоего папашу той ночью, когда вы побывали у Меданарфа. И распахнул дверь номера Кри, чтоб он заметил, что вас нет в пансионе. Правда, всё это привело меня к неудаче, но кто хочет похвал, должен признавать и ошибки…

— Это кто тебя должен хвалить, гнилая ты каракатица?! Я?

— Ты. Ты мой судья сегодня. Понимаю, ты никогда не имел дела с духами — твоё общение с моим господином было мимолётным, а старый дурак Титир многому не научит. И всё же до Спросившего Смерть могло бы уже что-нибудь и дойти…Итак. Моя ошибка. Она состояла в том, что я убрал фантом чересчур быстро. И мне не следовало вводить в игру Детлефа Реннера, он слишком рассудителен. Даже не отругал своих детей как следует за ночную вылазку! Надо было дать вам возможность поднять шум на весь остров, после чего моя приёмная тётя выставила бы вас вон. Но кто не ошибается?

— А почему ты подбросил нам именно фантом Луперсио?

— Чтобы насторожить вас против него…Правда, я тогда ещё не знал, кто именно скрывается под маской «таксисты». Однако это ничего не меняло. Было бы неплохо, если б вы распознали в нём духа, то есть, с вашей точки зрения — врага и соглядатая. Не очень-то нормально, когда покойник заявляется к вам на следующий день после смерти на чашечку кофе… «Зарезать» его я решил не обычным — и, уж конечно, не своим оружием. Скопировал кинжал Белой Маски! Мой господин разрешил, хотя и без охоты. Пусть бы вы подумали, что Маска по локоть в чужой крови…может, вам тогда и расхотелось бы его спасать? Но как напомнить вам, что это именно его кинжал, я так до сегодняшней ночи и не придумал. Надеюсь, вы ещё тогда узнали его?

— Не надейся! — злорадно сказал мальчик. — А и узнали бы — не остановились!

— Мышиная возня, согласен, но что мне оставалось? По крайней мере, я контролировал твои компьютерно-телефонные беседы с Хофом — к сожалению, не с самого начала. Но с момента вашего визита во Вселенную Хас я всегда был в курсе дел. Небольшое нарушение правил о неиспользовании человеческой техники…Что ж, у меня самого статус мертвеца, так что мне простительно.

— И ты ещё обзываешь Титира шпионом! — презрительно процедил Аксель.

— А вы с ним спелись, я гляжу… Между прочим, я относился к тебе честней, чем ты думаешь. Признаю, что сам подстроил драку в конюшне с ревнивцем Жоаном. Но я никогда не стравливал вас, и уж во всяком случае не планировал убить его твоими руками! Когда ты замахнулся на него оглоблей, я перевёл себя в волшебное время и долго размышлял, как же теперь быть. Будь вы оба духами или, чего доброго, Смертями — и с вашим волшебным полем я не смог бы получить творческую паузу. Мне пришлось бы думать с той же скоростью, что и вы! К счастью, хоть тут у меня были все удобства…С одной стороны, отправить тебя в тюрьму за убийство значило бы сорвать все планы Меданарфа. А с другой — добиться победы благодаря неволшебному существу? Я — дух широких взглядов, но всё имеет предел! И я дал тебе шанс опомниться, испытав искреннее удовольствие, когда ты это сделал…

Кья замолчал и выжидающе уставился на мальчика.

— Спасибо, — мрачно буркнул тот.

— Пожалуйста. Ну, а Меданарф…он — звёздный дух, и играл по правилам, но нужно было исходить из худшего: что скоро вы разгадаете все его загадки. Правда, мы довольно быстро нашли вас в Подземном Мире и могли захватить в разгар работы над Индексами. Титир был в числе первых подозреваемых. А хотя бы даже и нет — у кого ещё вы могли найти следы Белой Маски, как не у него? Лично я сцапал бы вас тотчас… — Кья досадливо шевельнул усами. — Но когда меня послушали, было уже поздно!

— Что же тебе помешало? — с искренним любопытством спросил Аксель.

— Не «что», а «кто»! Идиот Главный Диспетчер. Он всегда мне завидовал…А тут такой случай выслужиться самому, затмить внештатного выскочку! И понёс, понёс околесицу… — ненавистно припомнил рак. — Надо, мол, выждать, да поглядеть, не сведёт ли вас Титир с другими агентами Меданарфа — словно вы не три сопливых человечка, а, по меньшей мере, духи-резиденты. Я уступил лишь потому, что не видел для вас ни одного шанса выбраться с Третьего Яруса — хоть с десятком живых Титиров…Он никогда не умел хитрить. Основная шахта, малые колодцы, штреки — мы перекрыли всё! Я сам вряд ли ушёл бы в подобной переделке, а ведь о моей квалификации ходят легенды!

Он резко подался вперёд, чуть не коснувшись усом лица мальчика. Тот вздрогнул.

— Как вы ушли? Кто вас вывел? Он один стоит всей моей сети во Вселенной Хас! Скажи мне, и я куплю его с потрохами за любую цену…Я не убью его — слово духа! — Кья торжественно поднял лапу. — А ты умрёшь достойной смертью, не в челюстях этих тварей. Мало? Большего обещать не могу. Но то, что обещал — выполню. Не веришь?

— Верю, — ответил Аксель. — А если я скажу, ты…отпустишь Кри?

— Я отпущу Дженни. И родителей. Твоя сестра должна умереть! — отрезал рак. — Без мучений… — подчеркнул он, бросив новый взгляд на свою многоногую команду. Аксель содрогнулся.

— Закончи свой рассказ, — пробормотал он. — Я подумаю…

— А что тут заканчивать? Главный Диспетчер Нокурат будет отвечать перед господином — и не без моего присутствия! Я чуть не прикончил его в ту ночь…Поднял с насиженного кресла и вместе со Вторым Диспетчером заставил искать вас по самым грязным закоулкам Подземного Мира, оставив у пульта желторотого новичка! (Акселю показалось, что при этих словах Кья испытующе покосился на него, стараясь понять, не знает ли тот об этом и сам. Мальчик постарался не шевельнуть ни одной мышцей лица, чтоб не подвести Смертёнка, вытащившего их из Главной Диспетчерской как раз благодаря «желторотому»). С вами же троими пришлось начинать всё заново…Ну, выманил я в заросли вам навстречу дурачка Жоана — намекнул, что гуляю там с тобой. После чего стёр у него из памяти мой намёк, чтоб он не проболтался, и слегка подрезал малыша уже упомянутым кинжалом. Внушил ему, будто он напоролся на сук. Рана была соответствующей, так что Аделита не встревожилась.

— Гадость за гадостью, — вздохнул Аксель. — Зачем?

— Обычно мы не трогаем посторонних, — сказал рак. — Но я уже не знал, что придумать, чтобы отвадить вас от Белой Маски! Кроме того, существовала реальная опасность, что, продвигаясь такими темпами и имея неустановленных, но крайне опасных консультантов…или консультанта… — Он опять покосился на Акселя. Тот молчал. — Короче говоря, что вы найдёте наконец проклятый дом — дом, где мы имеем честь беседовать! И мне хотелось отвадить вас от тропы, которая к нему ведёт. Я ведь и лже-Луперсио прирезал не на вашем обычном маршруте к пляжу, а тоже на этой тропочке, рискуя, что вы не заметите его в темноте. Спасибо глазастой Кри…

— Не смей говорить о моей сестре, паук недотерзанный! — рявкнул Аксель. — Недаром даже духов от тебя тошнит…Как они тебя зовут — Ваше Ракообразие?

— У меня много прозвищ. Главное из них — Идущий Следом. «Следом за господином», то есть. А официальное обращение к Главному Диспетчеру, коли хочешь знать — «Ваше Всевидение». И уж кого-кого, а тебя от меня вовсе не тошнило… — Рак подмигнул Акселю чёрным прекрасным глазом Пепы, и того вновь затрясло от злости и унижения.

— Впрочем, нам и впрямь пора кончать беседу. Итак, я хотел отвадить вас от одной тропки. Но самой душераздирающей нотой в моём концерте была рысь…

— Рысь?!

— Она самая. Скормив моим паучкам петуха Хулио, я пригласил на сцену тебя, и Хоакин начал рычать в зарослях фисташки, используя фонограмму голодного бенгальского тигра. А что прикажешь делать, если ты никак не желал пугаться и всё время лез в опасную для нас зону? Я же не виноват, что последняя рысь на этом острове отдала богу душу в тысяча семьсот пятьдесят шестом году! Рядом с людьми не выживешь…

Когда ты догадался при мне, что Октавио де ла Крус — это и есть Белая Маска, у меня ещё оставались какие-то шансы на победу. Только один человек на Сан Антонио мог указать тебе единственно верный адрес, связанный с этой фамилией. И охотно бы это сделал, но ты пока не приставал к нему с расспросами…

— К сеньоре Мирамар? — снова перебил Аксель.

— Не утомляй меня, с меня хватит Хоакина! Кстати, обрати внимание, насколько они живучи: уже пришёл в себя и хочет есть…Да, к тёте Аделите. Но когда ты спросил меня о проклятых местах, я понял, что всё погибло! Ведь ты задал бы этот вопрос и в городе, местным болтунам! И мигом нашёл нужный тебе дом. Оставалось одно: чтобы я сам, по своей воле привёл тебя в место, которое должен был от тебя скрывать — и чтобы ты никого о нём больше не расспрашивал, потому что никого не захотел взять с собой! Дело само по себе нехитрое: твои дамы реагируют на меня, как Агапито на отца Эстебана. Но что мне было делать с тобой дальше, заманив в ловушку? Она ведь могла обернуться против меня самого!

— Не понимаю, — хмуро сказал мальчик, хотя в сознании его что-то смутно забрезжило.

— Где тебе, ещё бы…с твоими-то знаниями…И всё-таки — позволь повторить вопрос, с которого я начал нашу финальную встречу: разве Титир…или кто другой…ничего не говорил тебе о проклятых местах?

— Говорил…но я точно не помню! Столько всего случилось…

— А ты напряги память и погляди мне в глаза. Я не стану усыплять тебя, как это сделал однажды мой господин во время такого же опыта с тобой…помнишь, в Потустороннем замке?

У Кья при этом был абсолютно невинный вид (если бывает рачья невинность). Но Аксель каким-то шестым чувством сразу почуял, что хитрый дух подбирается к Смертёнку и ждёт только, чтоб мальчик припомнил и его беглые реплики насчёт проклятий. Хотя они тоже пригодились бы — да ещё как! — Аксель попытался изгнать их из памяти и сосредоточился на Титире. Затем он уставился на рака, жадно сверлившего его взглядом.

Кья поднёс ко рту Акселя двупалую лапу, и тот не смог даже брезгливо отпрянуть: его тело словно окаменело. Рот мальчика, открывшись без всякого участия его воли, внятно и чётко произнёс полузабытые, казалось, слова:

«Но раз уж вы тут, в проклятом месте, ваша защита становится крайне уязвимой. И если вы сами до этого где-либо подвергались проклятию — пусть Неполноценному! — или насылали его, защита исчезнет вовсе!»

— Теперь ты понял? — холодно спросил Кья. — Я не мог знать заранее, насколько уязвимой будет твоя защита. Но школа Гуго Реннера не сулила мне ничего хорошего…Скорей всего, я не смог бы захватить тебя, а только выдал себя понапрасну. Или между нами развернулся бы целый бой, безрезультатный для обеих сторон, чего в проклятых местах без крайней нужды делать не стоит.

— Целый бой? — с недоумением переспросил Аксель. — Но…я не могу колдовать без усилителей!

— Ах, ты и этого не знал? В проклятых местах можешь…Нет-нет, сейчас это бесполезно. Сейчас у нас с тобой всё в порядке! Ты захвачен, контрзаклятия против твоих попыток предпринять что-либо я наложил ещё вчера, когда отпирал для тебя ставни и убирал оконные переплёты. С таким законопослушным мальчиком нужно всё учесть: вдруг бы ты не рискнул разбить стекло в чужом доме!

— Но тогда…я опять ничего не понимаю! Как же ты сумел захватить меня?

— Не понимаешь или не хочешь понимать? — многозначительно спросил рак, глядя на него в упор. — Ладно, минутку терпения! Итак, я не мог рисковать. Удерживало меня и ещё одно опасение: вдруг ты всё же узнал бы откуда-то заклинание, с помощью которого можно освободить Белую Маску — и, очутившись здесь, пустил его в ход? Мой господин был бы в ярости…

— Я его знаю, — спокойно сказал Аксель.

— Что? — Рак подался вперёд, нацелив усы на мальчика. — Кого ты знаешь? Моего господина?

— Я знаю заклинание!

— Ну и знай себе… — не без досады ответил Кья. — Теперь тебе ничто не поможет. Ты опоздал, Аксель Реннер! Врать не стану, это был не столько расчёт, сколько сумасшедшая удача…но разве удача не выбирает того, кто её достоин?

— Похоже, что нет.

— Не знаю, для чего твоя сестрица шпионила за мной, когда я прогуливал в коляске лорда, — продолжал рак, не обращая внимания на эту реплику. — Важно было то, что вы интересуетесь этим памятником тётушкиному тщеславию, никому не нужным истуканом. И я упомянул при тебе, что собираюсь к лорду, а заодно дал тебе возможность ещё раз повидаться с красоткой Пепой…

— Подонок!

— Зря ругаешься, — очень серьёзно сказал Кья. — Ты так вскружил ей голову…Она только о тебе и думала, создавая мне серьёзные помехи.

— Что за бред ты несёшь? Настоящая Пепа спала в горах!

— Нет ничего хуже, чем давать оперативный отчёт невежде, — сообщил дух, за неимением более достойных слушателей обращаясь к своей команде. Пауки во главе с оправившимся от травмы Хоакином согласно завозились, скребя пол длинными лапами. — Ну хорошо! Волшебное моделирование характера-маски — так это называется в теории магии — вовсе не обязательно делать самому оборотню. Если он достаточно ловок, он заставляет усыплённую, скажем, жертву подсказывать ему, как бы она себя повела на его месте. Что сказала бы, как поступила…И он тогда может думать лишь о своих задачах, иногда вмешиваясь и добавляя что-то от себя, вместо того, чтоб ежесекундно заниматься сложнейшим притворством. Так что можешь считать, что знал настоящую Пепу. А она всё это время видела сны о тебе. И если бы вы с ней встретились…Надеюсь, это хоть немного скрасит твои последние минуты, человечек!

Странно, но его слова скрасили для Акселя происшедшее не немного, а очень сильно. На несколько секунд он забыл о своём ужасном положении и об угрозе, нависшей над Кри. Он даже какой-то миг глядел на Кья без вражды — просто как на величайшего мастера своего дела! Чувства его не укрылись от рака.

— Как мало нужно для счастья! — сказал он. — Вот с чего мне следовало начать наш разговор — с того, что ты покорил сердце деревенской скотницы…И я уже не был бы гнилой каракатицей, недотерзанным пауком (там, в углу, без обид!) и просто подонком. Верно? Но мы отвлеклись. Итак! Ты понимаешь, что одним из магистральных направлений моей работы было вносить разлад между тобой и малюткой Кри. К сожалению, вы были слишком привязаны друг к другу, и если ссорились, то быстро мирились. И всё же я сумел стать постоянным источником пусть слабенького, но раздора! Жаль только, не удалось втравить во всё это девчонку Винтер. Упрямая Кри никак не желала наябедничать ей на нас с тобой…

— На нас с Пепой, — поправил Аксель. — К тебе я побрезговал бы прикоснуться на помойке. И уж никак не тебе сделать ябедой мою сестру!

Кья дёрнулся: странно, но слова Акселя, кажется, скорей встревожили его, чем разозлили.

— Хорошо, оставим это! — сказал он поспешно. — Короче, нужно было заманить Кри в номер лорда, чтобы она застала тебя со мной…с Пепой. Я подбросил ей безграмотный анонимный донос о твоём свидании, нацарапанный на всякий случай почерком Жоана — хотя Кри не знала его почерка, да настоящий Жоан и не справился бы с такой задачей. Мало того, в нужный момент мимо номера Кри прошёл твой фантом, придерживая раненую руку — словно ты толко что побывал в переделке…Это я тоже на всякий случай, чтоб Кри забыла об осторожности. Разумеется, она увязалась за лже-Акселем, и оба они проскользнули мимо тётушки Аделиты прямо к нам в гости. Последнюю отвлёк один из моих симпатичных ёжиков, а затем прибежал ко мне с докладом — ты его даже видел в номере…Войдя туда, фантом рассыпался в прах, чтобы очистить дорогу Кри, которая прибыла на место свидания в точно рассчитанный момент. Мой последний шанс на настоящую ссору между вами. И он сработал! Когда я услыхал, как вы проклинаете друг друга, я не поверил своим ушам…

— Нет!!! — отчаянно крикнул Аксель во всю силу лёгких, поняв наконец происшедшее до конца. В памяти его вновь всплыла последняя фраза Титира: И ЕСЛИ ВЫ САМИ ДО ЭТОГО ГДЕ-ЛИБО ПОДВЕРГАЛИСЬ ПРОКЛЯТИЮ — ПУСТЬ НЕПОЛНОЦЕННОМУ! — ИЛИ НАСЫЛАЛИ ЕГО, ЗАЩИТА ИСЧЕЗНЕТ ВОВСЕ!.. — Я не проклинал Кри! И никогда не прокляну…

— Ты отказался от неё! — беспощадно оборвал его Кья. — Ты сказал, что ты ей больше не брат. И получил такой же ответ. Перед нами самое что ни на есть полноценное — прости за каламбур — Неполноценное родственное проклятие с соблюдением всех магических формальностей!

— Ага! Неполноценное!

— Как видишь, этого достаточно, чтобы я скрутил тебя, — развёл лапами рак, ласково глядя прекрасными чёрными очами на искажённое стыдом и отчаянием лицо Акселя. — И теперь я мог смело вести тебя в проклятый дом! А после заманить в него Кри…

Но я — осторожный дух. Если риск можно свести к минимуму, почему этого не сделать? Не знаю, говорил ли вам Титир о том, что любое проклятое существо в любом месте становится уязвимее для волшебной атаки…(«Говорил! Говорил!» — со скрежетом зубовным вспомнил Аксель). И я попробовал убить тебя нынче же ночью — конечно, приняв облик Белой Маски! Увы, мне это не удалось. Боюсь даже, дело тут вовсе не в твоём дедушке…

— Да? — встрепенулся Аксель. — А в чём же?

Дух явно колебался.

— Скажи уж напоследок! — применил мальчик тактику ещё одного забытого им друга — комиссара Хофа. — Иначе как я оценю твоё мастерство, сам подумай?

— Ты был слишком близко от сестры, — вздохнул Кья. — Воздух помнил её слова, стены слышали ваши разговоры, и даже пол твоей комнаты (хоть я и старался не касаться его, прыгая, как арлекин) — даже пол, повторяю, отнимал у меня нужные силы! Мы боролись с тобой на равных: я, старший дух, лучший Главный Диспетчер всех времён, Идущий Следом и делавший для того, за кем я шёл, невозможное — и двенадцатилетний мальчишка, неуч, не умеющий колдовать без усилителя…

— Ничего, переживёшь! — злорадно сказал Аксель.

— Я-то переживу, а вот ты…Был момент, когда я решил, что всё погибло — проклятая девчонка, заслышав шум, неслась к тебе на выручку! Я чувствовал это кожей. Если б она ворвалась в номер и вы помирились…

— Что?! — перебил его Аксель. — Кри…бежала в мой номер? Почему же не зашла?

— Твой отец спас положение. Они услышали шум одновременно — когда ты опрокинул тумбочку…Но Кри ещё надо было проснуться, а твой отец не спал. Вы оба сильно тревожили его в последние дни, хоть он и старался не портить вам отдых своими страхами. Ты не замечал? (Аксель вновь понурился). Ну, а я полностью контролировал ситуацию. Четверо моих восьмилапок сидели на стенах пансиона у двух девчачьих и двух родительских номеров, и поглядывали в окна, держа со мной мысленную связь. А ещё двое сидели в тёмных углах твоего коридора. Опередив Кри, Реннер-старший спросил, что с тобой, и ты из-за двери успокоил его. Этого оказалось достаточно, чтобы Кри, в которой всё ещё клокотали злость и ревность, уступила ему место и, дослушав из коридора вашу с отцом беседу, тихонько ушла к себе.

— Значит, ты трясся от страха не только перед двенадцатилетним мальчишкой, но и перед девятилетней девочкой! — процедил Аксель, кусая губы от стыда и запоздалого раскаяния. — Как же это ты, такой хитрюга, и не сделал так, чтоб из моего номера не было слышно шума?

— Напоминаю тебе, первый ход в этой игре сделали не мы, а шпионы Меданарфа, заманив вас на Сан Антонио. Они тоже не дети, и сразу наложили на ваши номера все нужные контрзаклятия, не помешав лишь подслушивать вас — чтоб в случае чего с вашей помощью подсовывать нам ложные сведения. Тут уж кто кого опередит…

— Но что делал во дворе пансиона восковой лорд? Кто-то в него всё-таки вселился?

— Я же говорил тебе: творческое отношение к мелочам всегда было моей сильной стороной, — самодовольно ответил рак, шевеля усами. — Почему было не пустить тебя по ложному следу? Тем доверчивей и охотней ты пошёл со мной сегодня, думая, что Кья уже обнаружен! Люблю такие шуточки…Сперва я заставил нашего старца оскалиться — очень уж он был благообразный, — потом велел ему засверкать на тебя глазами, как в комнате ужасов, и наконец, пригнал под твоё окно: пусть руководит операцией, а не просиживает штаны без дела! Мне одно время хотелось навести подобные чары на Агапито, но этот милый ослик всегда ведёт себя так, словно в него вселились злые духи. Мой труд остался бы незамеченным…

В комнате повисло молчание. Аксель отчаянно искал в ехидном скрипении Кья хоть какую-то зацепку, надежду, шанс. Да, враг перехитрил его, пусть и с большим трудом. Но он всё ещё боится чего-то! Он неохотно привёл сюда свою жертву, затеяв целое ночное сражение в людном месте, чтоб избежать этого…Чего же он так боится? И в памяти мальчика сверкнуло…

— Нельзя убивать в проклятом месте! — выкрикнул он как можно громче, словно надеясь, что его услышит какой-нибудь суд подземных или космических страшилищ. — Ты нарушаешь закон! Будет катастрофа…

— Молчи! — злобно рявкнул рак, хлестнув усом у самого лица мальчика — так, что если б тот не отдёрнул лицо, на нём вздулся бы рубец. — Слыхали мы эту чушь, и сыты ей по горло…Верно, ребята? — бросил он паукам, которые ответно завозились. — Пусть в такие правила играют звёздные духи…если хотят! Ну, а я затем и нужен моему господину, чтоб избавлять его от лишних проблем. Это я на свою голову дал вам всем расплодиться…и вместо благодарности получил панцирь подводного урода! Думаешь, я готов носить его вечно? Я ещё доживу до того дня, когда вы все сдохнете, и приложу к этому лапу старшего духа! — Он потряс двупалой кистью. — И я выполню задание. Ты оскорбил моего господина, а теперь снюхался с его врагами и пришёл посягнуть на его труд…Тебе ли говорить о наших законах? Ты и в глаза не видел Чёрн… — Он осёкся. — Я не раз убивал в проклятом месте, — сообщил Кья уже спокойнее. — И вот, как видишь, жив. Всё это перестраховка, дружочек Акси…

Новая пауза — ещё тяжелее прежней. Надежды больше не было.

И вдруг…

«Дедушка! — молнией ударила в мозгу Акселя спасительная мысль. — Как же я не вспомнил о нём? О его уроках? Забыл и предал всех, всех…Я заслуживаю того, чтоб меня убили! Ох, нет, только не эти…» Стараясь не глядеть в углы комнаты, он упёрся взглядом в стол, где по-прежнему шелестели под невидимым ветром смятые бумажки, и прозрачный дымок человеческой фигуры то тянул к ним руки, то хватался за голову в немом отчаянии. Как Аксель понимал его сейчас — неизвестного проклятого! «Теперь нас двое… — горько подумал он. — Но дедушка не отступится от меня. Он всегда поймёт, всегда простит! Надо позвать его…»

Кья истолковал взгляд мальчика по-своему.

— Хочешь знать и о нём? Что ж, теперь нет смысла прятать старые тайны…Перед тобой — всё, что осталось на том и на этом свете от бедолаги-португальца по имени Диниш Фахун, который был отцом нашего Октавио. Или, как он его называл — «Отавью»…

— Фахун?! — изумлённо вырвалось у Акселя. В памяти его всплыло небритое злобное лицо рыночного старикашки, утверждавшего, что у сеньоры Мирамар «истинная фамилия Фахун, а имени вовсе нет». — Не может быть!

— Я думал, ты давно догадался сам, — покрутил усами рак. — Кто же ещё, по-твоему, мог бы здесь сидеть?

— Но…у сеньоры Мирамар нет детей.

— Зато они были у её старшей сестры, Инес де ла Крус. Испанки Инес и Исабель — таково настоящее имя тётушки Аделиты — две, по вашим меркам, незаурядных женщины и больших красавицы, чей смысл жизни сводился к соперничеству друг с другом. Обе из обедневшего дворянского рода…ну и, сам понимаешь, дикая гордость и отчаянные попытки «быть не хуже других». Прежде всего — собственной родни. Исабель получила всё-таки большее наследство, чем Инес, и могла бы на этом успокоиться, но куда там! Главное, чего ей хотелось — быть красивей и умней сестры, хотя это была явно безнадёжная затея…И вот в провинциальном испанском городишке, где живут обе девушки, появляется Диниш Фахун. Если ты видел его в Индексе, он показался тебе, наверное, нищим дураком и хамом. А он умел быть и другим, когда хотел — особенно в молодости, пока ещё не опустился. Не веришь?

— Верю, верю! Что было дальше?

— Ты прав, у нас мало времени. Мне ведь ещё надо будет заняться почти всем пансионом, если ты заупрямишься…В этот раз Диниш даже очень хотел… подцепить какую-нибудь наследницу: у него самого деньги кончались. Короче, он заморочил голову Инес и увёз её — сперва в Португалию, где у них родился и вырос Октавио, а потом в испанскую Мериду. Быстро растратил свои и её средства, стал попивать, терял одну работу за другой и кончил сезонным рабочим. Из их детей выжил лишь последний, но зато он пошёл в мать, а не в папашу. Моего господина, впрочем, привлекли не столько его таланты, сколько отзывчивость…

— Ты дурак! — сказал Аксель. — Отзывчивость — это самый главный талант, какой только может быть у человека. Без него все прочие ничего не стоят!

— Возможно. Но тогда я не понимаю, зачем вы так пытаетесь отнять у нас Октавио. С вашим племенем, начисто лишённым этого таланта, ему будет только хуже.

Аксель молчал.

— Как бы то ни было, — продолжал дух, — он оказался куда податливей, чем Питер фан Донген…

— Я так и знал, что Штрой украл Питера!

— Не «Штрой», а «Великий Звёздный». И не он, а я. Господин в тот момент был очень занят. Я охватил этого мальчишку почти сплошным кольцом, но всё же я не умею листать — или, как вы выражаетесь, тестировать — сознание человечков так быстро и глубоко, как Многоликий. Питер не поддавался полному контролю господина, и тем подписал себе смертный приговор…

— Мерзавцы! А Жан Массар?

— К Массару мы не имеем никакого отношения. Скажем так — не успели…Его украл обыкновенный маньяк-человечек, карауливший совершенно наудачу. Кстати, за неимением времени эта бестолочь плохо оглушила свою жертву, сак зашевелился, где не надо, и того типа арестовали. Тем же вечером у юного Массара был шанс доесть говядину по-бургундски, если счастливая маменька ему хоть что-нибудь оставила. Но давай наконец закончим с истинным героем наших поисков!

— Да! — согласился Аксель со вздохом облегчения.

— Исабель де ла Крус не могла примириться с тем, что сестра увела у неё из-под носа иностранного кавалера. Хотя ухажёров у ней хватало, а на Диниша она бы, скорее всего, и не взглянула, кабы не дух соперничества. Но теперь она вбила себе в голову, что любит его больше жизни…Она пристально следила за судьбой Инес, тратя на это немалую часть своего наследства. И вот супруги Фахун остались без детей — в июле две тысячи третьего года Октавио исчез. Инес умерла через два дня после этого от сердечного приступа, но перед смертью так прокляла своего мужа, что и мой господин, по его собственному признанию, не сумел бы лучше…(Аксель в немом ужасе глядел на колеблющуюся фигуру за столом). Да он, как видишь, и сам себе не простил…Но, конечно, мы соблюли магические формальности, Диниш проклят и нами тоже, и, в частности, по нашим законам уже нельзя звать его сына отцовской фамилией. С момента проклятия он — де ла Крус, и только де ла Крус! Учти это, если вырвешься из моих лап и всё же освободишь его…

— Учту… — глядя на Кья с тихим изумлением, кивнул Аксель. — С удовольствием! Обещаю. Можешь быть спокоен! А ты…ты думаешь…я ещё мог бы…

— Нет, конечно! Но я не могу нарушать все законы сразу, и обязан предупредить.

— Странные вы, духи…

— А ты на себя посмотри. Подержать тебе зеркало?

— Не надо. Кончай расссказ! Только дай мне ещё попить, а то уже голова кругом идёт…Спасибо.

— Итак! — в энный раз провозгласил его собеседник, убрав стакан. — Схоронив Инес, Диниш тут же бросает Мериду, перебирается на Сан Антонио и на последние деньги покойницы покупает этот домик. Фасад он облицевал заново, сделавшись ужасно суеверным и пытаясь изгнать зло из своей судьбы. Жёлто-синяя плитка изрядно раздражала меня вчера и сегодня. А ещё больше — Хоакина и прочую мою свиту. Ну да что поделаешь…Надо.

Не успел Диниш приехать на остров, как получил письмо от Исабель: она просила разрешения приехать и заботиться о нём. Португалец, конечно, не стал отказываться… Оба торопились начать новую жизнь, вычеркнув из памяти старую, и не стали обременять себя сроком траура, приглашением родни и прочим. Это было Динишу тем легче, что на острове никто ничего не знал о его прошлом. И Исабель неусыпно следила за тем, чтоб это неведение продолжалось. Следит и сейчас!

— Но почему? Она-то ведь ни в чём не виновата…

— Шутишь? Чтоб кто-нибудь узнал, что она бегает по свету за мужем своей сестры и, так сказать, доедает чужую похлёбку? Причём не успевшую остыть? Да ей легче в море утопиться! Она ещё в письмах к Динишу о своём приезде заклинала никому не открывать её имени, а то, мол, люди будут злословить, что срок траура не выдержан. Впрочем, могла не беспокоиться — у него не было ни малейшей охоты ворошить прошлое и объяснять любопытным, куда подевалась его семья. Жоан и Пепа тоже хорошо знают: стоит им проболтаться, что она — урождённая де ла Крус, как они тут же вылетят из пансиона назад к родне. Она представилась всем под местной — и даже старинной — фамилией Мирамар, затем стала Фахун, и под конец — снова Мирамар…

Вот так Исабель праздновала победу над сестрой, пусть покойной. Октавио она никогда в глаза не видела и была бы искренне огорчена, если б он нашёлся: ведь он напоминал бы Динишу о сопернице. К тому же Исабель всегда хотела иметь своих детей, но вместо этого Мадонна послала сына — да ещё такого красавца и умницу! — ненавистной Инес. Если я правильно понимаю человечков, счастья с новым мужем Исабель де ла Крус так и не нашла. Он был уже совсем не тот, что в дни её юности! К тому же изрядно отупел от горя, да и как фермер никуда не годился. Пил местное вино и слушал фаду… И смерть свою встретил бы в таком же одиночестве и горе, как Инес, если б не Исабель. Но самое интересное в истории Диниша — вовсе не проклятие, тяготеющее над его жилищем! — задумчиво добавил Кья. — Он и должен был принести сюда груз своей судьбы, хоть умер ненасильственной смертью… (В мозгу Акселя тут же всплыли слова Смертёнка, сказанные им о родителях Октавио или кого-то, ему подобного: «Хотя бы один из них должен ждать в доме возвращения проклятого. Или умереть в этом доме, при условии, что до самой смерти не переставали ждать, либо оплакивать его…») Нет, самое удивительное и непостижимое даже для опытного мага состоит в другом…Откуда пошла недобрая слава о комнате, где мы сейчас стоим? И как все островные человечки узнали, что жильё бродяги-португальца лучше обходить стороной? Ведь им не было известно НИЧЕГО о его прежней жизни! Уж кто-кто, а я знаю точно…Здесь скрыто нечто такое, что заставляет думать о магии воздуха…и о том, что мы ещё многого не знаем о подобных местах, несмотря на весь наш опыт.

Сделав паузу и вздохнув, он продолжал:

— Похоронив его через считанные месяцы после брака, Исабель заколотила этот дом, а вместе с ним — во второй раз — своё прошлое. Ей повезло: проживи Диниш чуть-чуть дольше, у неё просто не хватило бы денег на пансион «Мирамар».

— Гадость какая! — ошеломлённо сказал Аксель, крутя головой. — А я-то считал её такой доброй…

— Она и есть добрая, — безмятежно возразил рак. — Только смотря к кому — как все вы…В тех случаях, когда её мозг не поражён завистью, она способна на большую заботливость и преданность. Лучший пример — те же Жоан и Пепа, которым она стала второй матерью. Да и ты сам, Акселито…Попробуй-ка найти такую гостеприимную хозяйку! Она и сейчас изо всех сил хлопочет на кухне, стараясь сделать ужин повкусней и не зная, что ты никогда его не отведаешь…

Ехидное скрипение Кья вернуло Акселя к ужасной действительности, о которой он на несколько минут забыл. Он огляделся. Пауки, по-прежнему перебирая лапами, изнывали от нетерпения, и не было кругом ни помощи, ни защиты. Кроме его собственных внутренних сил…

— Ну вот, Аксель Реннер, — снова заскрипел Кья, — я и рассказал тебе всё, что ты хотел знать. Даже намного больше! Традиция соблюдена. Ты храбро дрался с нами. Все нужные записи на эту тему будут сделаны, твои почётные прозвища — сохранены и приумножены. Докажи и ты, что я не зря обошёлся с тобой, как с духом и внуком духа. Скажи мне, внук славного Гуго, как я работал? И можешь ли ты обвинить меня в чём-то большем, чем… в отсутствии страха перед этим местом? Хочешь посоветовать нам и мне что-либо перед смертью? Научили ли мы и я тебя чему-либо ценному? — И, к самому сильному изумлению Акселя с начала этой страшной беседы, рак согнул нижние лапы, медленно опустился на колени, уронил усы и замер в самой униженной позе, какую только можно было придумать. Позе, которую его «восьмилапки» и не подумали скопировать!

— А перед дедушкой вы тоже становились на колени? — медленно спросил Аксель.

— Нет. Я не звёздный дух, но знаю. Он ведь не стал драться, а значит, нельзя было и воздать ему воинские почести.

— Ну, значит, и у нас есть свои традиции. Он не стал драться, а я ничего не буду говорить! Или нет, скажу одну вещь…

— Какую же? — с искренним интересом спросил рак.

— Когда мудрость бесполезна, она оскорбительна!

— Запись на эту тему будет сделана, — дёрнув длинным усом, ответил рак — и тут же под потолком, словно в Подземном Мире, лопнула голубая молния. Пауки шарахнулись: видно, нечасто видели такие вещи на службе у Кья.

— А теперь, — сказал Кья, поднявшись и грозно нависая над мальчиком, — пора и тебе ответить на пару моих вопросов. Я хочу знать, кто вывел тебя из Подземного Мира, что вы делали на Четвёртом Ярусе, и кто дал тебе детектор духов высшей категории, какого и у моего господина нет? — В лапе его блеснула золотая авторучка.

— Дай слово духа, что отпустишь Кри вместе с остальными — тогда скажу!

— Не торгуйся, человечек! Слово духа — великая и страшная клятва, и он бережёт её для случаев поважней твоего. И не забывай, с кем говоришь! Если у тебя два почётных прозвища, то у меня их двести! Отвечай, пока я ещё в силах сдержать моих помощников. Первое…

— И последнее! — оборвал его Аксель. — Ты любишь, когда тебе при серьёзном разговоре действуют на нервы? Я — нет. Вели им уйти, — кивнул он на пауков, — если ты и впрямь меня не боишься. Не хочу, чтоб нас кто-то слышал…

Рак хихикнул.

— Духи моего ранга не боятся доносов, а тебе и подавно не о чем беспокоиться! Впрочем… — он помедлил. — Иной раз бывают проблемы и после смерти.

— Вот именно! Ты уверен, что хочешь знать то, о чём спрашиваешь? — мрачно подхватил Аксель. Он отнюдь не собирался выдать Смертёнка (разве что в обмен на жизнь Кри!), но выиграть время было необходимо.

Кья подумал. Затем, повернувшись к паукам, чуть заметно пошевелил усами. Те неохотно вскарабкались на подоконник и исчезли из виду.

— Итак! — повторил Кья. — Пожалуй, начнём с детектора…

«ДЕДУШКА, ПОМОГИ! ДАЙ МНЕ СВЯЗАТЬСЯ С КРИ! КРИ, НЕ ХОДИ СЮДА! БЕГИТЕ С ОСТРОВА СКОРЕЕ!! КРИ, ГДЕ ТЫ?!!!»

— Где ты его взял?

— Нашёл!

— Нашёл? Где? Да что с тобой? — Кья тревожно шевельнул усами, сплёл их в один щуп и нацелил его в лоб Акселю.

— Космический трал! Он при мне поймал кого-то, а потом на этом месте я нашёл авторучку, — торопливо бросил Аксель, выиграв ещё пару секунд, чтоб уйти в себя. Перед ним вместо рачьего кошмара встало суровое и спокойное лицо Гуго Реннера. Дедушка отрицательно повёл подбородком: от меня, мол, помощи не жди. Но волна паники не успела затопить мозг мальчика, потому что в нём беззвучным взрывом грянул вопль: «АКСИ, АКСИ! Я ЗДЕСЬ! КУДА ТЫ УШЁЛ?!»

— Трал? На пляже? Пожалуй, ты не лжёшь, иначе давно разоблачил бы меня…Но кого именно он поймал? Как это было?

«КРИ, КРИ! ТЫ МОЯ СЕСТРА, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! СКАЖИ, ЧТО ПРОЩАЕШЬ МЕНЯ, ИЛИ Я ПОГИБ!!!»

— «Или я погиб?» — медленно сказал рак, почти упираясь кончиком своего щупа в переносицу Акселя. — А вот это ошибка, друг мой! Нельзя вымогать волшебное прощение…да и обычное тоже, честно говоря. Но в целом придумано неплохо! Только ты, как всегда, не знаешь азов: в проклятом месте можно читать чужие мысли, когда волшебное поле достигает нужного напряжения. Вокруг тебя оно сейчас просто кипит…Хоакин!

«КРИ!!! ПРОСТИ МЕНЯ!!! ПРОСТИ, ПОГИБНУ Я, ИЛИ НЕТ!!! ЧТОТЫАКСИЭТОТЫ МЕНЯПРОСТИ!!!!!»

Пауки брызнули с подоконника, как стая тёмных клякс, однако не бросились на Акселя — лишь приготовились к прыжку.

— Ну что ж, — вздохнул Кья, — это было последнее, чего я боялся. Ещё минут пять, и к тебе вернётся волшебная защита. Разумеется, я их тебе не дам. Но на прощание скажу: я не переоценил, а, напротив, недооценивал тебя. Что с моим опытом непростительно…Хоакин, начинай!

Огромный тарантул стремительно взвился в воздух — Аксель не успел даже закрыть глаза от ужаса. И потому увидел, как непонятная сила отшвырнула паука назад в считанных сантиметрах от его лица. Сила эта была так велика, что Хоакин шлёпнулся спиной на стол, в гущу невозмутимо шевелящихся бумажек, вяло дёрнул лапами и затих. Словно его подсекла невидимая коса!

А затем в комнате раздался тихий и очень страшный голос. Самый страшный, какой Акселю когда-либо приходилось слышать — даже вой Бродячей Башни не мог бы с ним сравниться:

— Большей наглости в моих владениях я ещё не видела!