Прошла минута, затем другая, но ничего не менялось. Разве что сидевшие в креслах люди потеряли к Владимиру Львовичу и Гессу интерес: все они отвернулись и превратились в нечто странное.
Мы говорим «странное», потому что собрание этих людей совсем не походило на театральное. И даже если принять во внимание необычный характер сборища — и не театральный вовсе, — странного меньше не становится.
Во-первых, в зале царила полная тишина, чего никогда не бывает в нормальных условиях.
Во-вторых, создавалось стойкое впечатление того, что Владимир Львович и Гесс были единственными из сидевших в креслах людей, которые знали друг друга: остальные — сосед с соседом — знакомыми не были: ни прежде, ни теперь, когда какая-то или чья-то прихоть свела их вместе.
Наконец, никто из этих людей даже не пытался познакомиться с соседями: все они просто сидели — молча, неподвижно, вперившись в сцену. И это было особенно жутко. Сейчас, в наше время, любой из нас, попади он в такое общество, сразу же подобрал бы эпитет — «зомби». Но Владимир Львович и Гесс такого эпитета не знали, хотя и в их душах тоже зашевелился такой же точно неприятный гадливый червячок, какой зашевелился бы и в наших.
— Посмотрите на них, — наклонившись к Гессу, прошептал Владимир Львович, — они словно…
Владимир Львович запнулся, подбирая слово.
— …не отдают себе отчет в том, где находятся и что их ожидает, — подхватил Гесс, давая определение расплывчатое, но, тем не менее, вполне подходившее к ситуации. — Кажется, они спят!
— Именно! — согласился Владимир Львович. — Что это с ними?
— Может, — высказал предположение Гесс, — их чем-нибудь опоили?
Владимир Львович обвел помещение взглядом, но никакого питья — бутылок, бокалов или чего-то подобного — не обнаружил.
— Возможно, конечно, — сказал он тогда, — но…
И тут возвратился Молжанинов.
Семён Яковлевич уселся рядом с Владимиром Львовичем, и тот слегка отодвинулся:
— Что здесь происходит? — спросил он: уже не вполголоса, как обращался к Гессу, а вполне отчетливо. — Как это понимать?
Вместо ответа Молжанинов задал встречный вопрос:
— Оружие при тебе?
Владимир Львович похлопал себя по карману.
Молжанинов удовлетворенно кивнул и, немного перегнувшись через Владимира Львовича, обратился к Гессу:
— Здравствуйте, Вадим Арнольдович! Рад, что и вы пришли. Но где же Юрий Михайлович?
Гесс, как и сам Молжанинов в случае с Владимиром Львовичем, вместо ответа задал встречный вопрос:
— А где господин Талобелов?
Молжанинов слегка дернулся, как будто через него пропустили слабый электрический ток, и махнул рукой в сторону сцены:
— Там. Сейчас появится. Но вы не ответили на мой вопрос…
— Юрий Михайлович, — перебил Молжанинова Гесс, — подойдет в удобное для него время!
— Ах, вот как!
Молжанинов нахмурился.
— Вам что-то не нравится? — спросил тогда Гесс.
— Гм… да… или нет… даже не знаю, что и сказать!
— А все же, — Владимир Львович, — что здесь творится?
Молжанинов дернулся еще раз, поерзал в кресле и, наконец, ответил, но так, что понятней не стало:
— Чертовщина! — выпалил он. — Вот что здесь происходит. Сейчас вы и сами в этом убедитесь!
И снова к Гессу:
— А у вас-то, Вадим Арнольдович, оружие есть? А то ведь Владимиру я написал, предупредил, а вот вы…
Гесс пристально — насколько позволял полумрак — посмотрел на Молжанинова и явно помедлил с ответом, что Молжанинов не преминул заметить:
— Прошу вас, говорите откровенно! — попросил он, и Гессу даже показалось, что в голосе Семена Яковлевича появились взволнованные нотки. — Возможно, от этого зависит ваша жизнь!
— Нет, — честно тогда ответил Гесс. — Оружия у меня нет.
Молжанинов полез в карман, достал из него миниатюрный браунинг новейшей модели — такие только-только стали входить в обиход, преимущественно у склонных к эскападам европейских дам — и протянул его Гессу:
— Тогда возьмите!
Гесс, колеблясь, браунинг принял, взвесил его на ладони, проверил заряд — все патроны оказались на месте:
— Вы уверены?
— Еще бы! — ответил Молжанинов и из другого кармана достал еще один револьвер. — Держите ухо востро и, Бога ради, не оплошайте!
Гесс открыл было рот, но тут же его закрыл: свет на сцене стал ярче, привлекая к сцене всеобщее внимание.
— Начинается! — Молжанинов хлопнул сидевшего с ним рядом Владимира Львовича по колену. — Начинается!
Послышались шаркающие шаги.
На сцену — откуда-то изнутри помещения — вышел Талобелов.