— Пока темно и удерживается туман, мы в относительной безопасности, — говорил, слегка задыхаясь от слишком уж быстрой для него ходьбы, Владимир Львович. — Но если, а вернее всего — когда туман рассеется, нас непременно схватят!

— Только при условии, что мы останемся в городе! — ответил Можайский.

Можайский и Владимир Львович, вырвавшись из управления карабинеров, сразу же нырнули в туман и начали быстро — иногда бегом — петлять по улочкам и пьяцеттам, то выбираясь на берега каналов и рек, то снова углубляясь в «сухопутную» застройку. Для Владимира Львовича темп оказался слишком бодрым: сказывались возраст и несколько лет, проведенных в полной праздности. Но Можайский дышал ровно, его шаг был уверенным, и если бы рядом с ним не пыхтел и отдувался генерал, он мог бы идти еще быстрее. Владимир Львович вполне оценил поведение «нашего князя» — учитывая ситуацию, в нем было определенное великодушие, — но ни ему, ни самому Можайскому и в голову не пришло заговорить на манер современных героев, когда один предлагает оставить его, а другой — упирается и заверяет товарища в том, что — буде возникнет такая необходимость — он его и на себе потащит.

— Из города мы выбраться не сможем! — возразил Владимир Львович, шаря по карманам в поисках платка.

— Ошибаетесь! — Можайский ухмыльнулся и протянул генералу свой собственный платок. — Еще как сможем!

Владимир Львович отер взмокший лоб и уточнил:

— Как именно? Все выходы наверняка уже оцеплены либо их вот-вот оцепят!

— Морем! — ответил Можайский.

Владимир Львович ахнул:

— Что вы задумали?

— Посмотрим, — ушел от прямого ответа Можайский и свернул в какой-то переулок, внезапно развернувшийся в довольно приличную площадь.

Оба остановились на границе — под прикрытием глухой стены видавшего виды особняка.

— Уверен, нас и здесь уже ждут!

— Может быть. Но… мы не можем поступить иначе!

С другой стороны площади тянулось приземистое двухэтажное здание. Это была та самая больница, в которую определили Гесса. По дороге сюда Можайский и Владимир Львович коротко поспорили.

«Первым делом, — натаивал Можайский, — нужно вызволить моего помощника. Его нельзя оставлять!»

«Само-собою, нельзя, — возражал Владимир Львович, — но если мы сами сунемся туда, нас обязательно сцапают. Они ведь первым делом там и выставят пост: знают, гады, что мы своих не бросаем!»

«Пост в больнице наверняка и так имеется».

«Но это человек или два, а не целая армия!»

«Что же вы предлагаете?»

«Нам нужно не в больницу попасть, а к нашему консулу. Ему будет проще вызволить Вадима Арнольдовича. При нем итальянцы не осмелятся…»

«Нет, — покачал головой Можайский, — у нас нет на это времени. Вы забыли, что в Венеции нашим собственным человеком мы не представлены: только почетным, а этот почетный — гражданин Итальянского королевства. В такой ситуации он бессилен. Разумеется, он свяжется с консулом в Милане, но пока суть да дело… Гесса просто убьют!»

«А если к англичанам?»

Можайский покосился на Владимира Львовича и тот пояснил:

«Они уже вытащили Молжанинова. Отчего бы им не вытащить и нас, и вашего помощника?»

Это было интересно предложение, но, совсем немного подумав, Можайский и его отверг:

«Мы не можем точно знать, какие отношения связывают вашего друга с британцами. Вполне возможно, «секретарь» сказал правду: они помогли Молжанинову скрыться только ради того, чтобы знать наверняка — уж он-то никому и ничего не скажет! Никогда. А это значит… вы понимаете».

Владимир Львович не нашелся с ответом, и вот они — Владимир Львович и Можайский — встали под стеной видавшего виды особняка, откуда открывался лучший вид на городскую больницу.

Правильнее сказать, вид должен был открываться, но этого не было. Туман хотя и поредел, но по-прежнему оставался достаточно плотным. Поэтому из него и тьмы — как-никак, ночь была в полном разгаре — виднелся лишь силуэт длинного приземистого здания.

Это здание целиком замыкало площадь, превращая ее в тупик. И самое неприятное заключалось в том, что никаких иных выходов не существовало: если бы кому-нибудь пришло в голову перекрыть переулок, Можайский и Владимир Львович, войдя на площадь, оказались бы в ловушке. Глупо было не предположить, что столь очевидная идея либо уже посетила противника, либо вот-вот его посетит.

— И что теперь?

— Дело, должен признаться, дрянь!

— Но мы входим?

— Разумеется. Держитесь рядом со мной.

Можайский подхватил Владимира Львовича под руку и вышел на площадь.

Ничего не произошло: никто не выскочил из тумана, нигде за спинами не послышались звук шагов и характерный лязг оружия. Только уже у входа в больницу от темного проема вдруг отделилась одиночная тень, вспыхнул фонарь и грубоватый голос потребовал остановиться.

— Кто такие?

Можайский приподнял шляпу — так, чтобы его лицо попало в пятно мутного света.

Тень сделала еще один шаг вперед, оказавшись полицейским агентом:

— Ах, это вы господа! Карабинеры с вами уже закончили?

— Именно так, — спокойно ответил Можайский. — А теперь нам нужно попасть внутрь. У нас для Гесса срочная информация!

— Бог с вами, принчипе! — изумился агент. — Третий час ночи! Ваш человек наверняка давно спит. Вчера ему крепко досталось. Подождите до утра!

Можайский вплотную подошел к агенту — настолько, что тот даже был вынужден немного попятиться:

— Мы не можем ждать. Мы пришли за Гессом и должны увести его с собой!

Мгновение-другое агент смотрел на Можайского растерянно, но затем на его лице появилось выражение брезгливости:

— Только не говорите мне, — воскликнул он, — что эти… — взмах руки куда-то, где, по-видимому, агент представлял себе логово карабинеров, — что эти… решили играть нечисто! Неужели я прав?

— Не совсем, — невольно и с облегчением улыбнулся Можайский, подметив брезгливость на лице агента. — Карабинеры тут ни при чем. Но они выполнят приказ. А если они его выполнят, нас всех убьют.

— Вот дерьмо! — агент погасил фонарь. — Идемте!

Владимир Львович дернул Можайского за рукав, как бы прося его повременить:

— Вы уверены?

Можайский пожал плечами:

— Откуда мне знать? Но какие у нас варианты?

Владимир Львович кивнул:

— Возможно, они и вправду действуют порознь.

— Возможно.