Глава 1

— Блядь, началось! Не дайте отстрелить вам яйца, парни!

Бой 159.

Я бросился вперед. Датчики брони на максимуме.

Вижу цель, стреляю, пригибаюсь. Дротик свистит рядом с головой.

— Кто там вылез так далеко вперед? Хочешь себя угробить?

Тот же окрик лейтенанта, что и всегда. Я стряхнул песок со шлема. Гремели пересекавшие небо снаряды. Я взглянул на Феррелла и кивнул.

На этот раз битва закончится. Если я буду просто стоять и смотреть как Йонабару с Феррелом погибают, то больше они уже не вернутся. Все свелось к этому. Больше бой не повторится. Страх, скрутивший мои кишки, был не страхом смерти, а страхом неизвестности. Мне хотелось бросить винтовку с топором, найти кровать и спрятаться под ней.

Нормальная реакция, ведь мир обычно и не должен повторяться. Я улыбнулся, несмотря на дрожь в поджилках. Поставив на кон свою жизнь, единственную, как у всех, я боролся и со страхом таким же, как у всех.

— На самом деле ты не попал во временную петлю, — объяснила мне Рита. Мой опыт 158-и предыдущих боев был вполне реален, не существовал в реальности я сам. Кто бы он ни был — тот, кто чувствовал всю эту боль, безнадежность и обделанный бронекостюм, теперь он стал только обломком битой памяти.

Рита сказала мне, что, с точки зрения человеческой памяти, нет особой разницы между реально полученным опытом и просто воспоминаниями о нем. Для меня это звучало, как какое-то философское дерьмо. Да она и сама не очень хорошо все это понимала.

Когда я еще читал комиксы, помню, прочел один, про парня, который с помощю машины времени изменил прошлое. Я считал, что, если оно изменилось, то должен был исчезнуть и сам парень, который летал в прошлое, чтобы его менять. Как тот, что был в старом фильме «Назад в будущее». Но в комиксе эти детали были приукрашены.

Я стал невольным зрителем видений Мимиков. В той первой битве, когда Рита спасла мне жизнь, я, ничего о том не зная, убил одного из Мимиков, которых она называет «серверами». А во всех последующих, со второй до 158-й, сервер убивала Рита. Но сеть между мной и сервером уже установилась в тот самый момент, когда я его прикончил, так что в петлю поймался я, а Рита оказалась свободна.

Мимики используют петлю, чтобы изменить будущее в своих интересах. Дротик, который пролетел мимо Йонабару во втором бою был предназначен для меня. Моя встреча с Мимикам, когда я бежал с базы, тоже была неслучайна. Они охотились на меня все время. Если бы не Рита, я был бы у них на завтрак, обед и ужин.

Сражение продолжалось. Хаос охватывал поле боя.

Вслед за остальным взводом я скользнул в воронку, укрываясь от снайперских дротиков. С начала боя наш взвод продвинулся на сто метров ближе к побережью. Воронка, в которой мы укрылись была любезно предоставлена бомбардировкой предыдущей ночи. Шальная пуля взметнула песок у меня под ногами.

— Прямо как на Окинаве, — заметил Феррелл, прислонясь спиной к земляной стене.

— Видать, там было адски жарко, — выпуская очередную пулю, поддержал Йонабару.

— Нас там окружили так же, как сейчас. Патроны кончились, и стало совсем хреново.

— Сплюнь!

— Не знаю, — Феррелл высунулся из укрытия, выстрелил из винтовки и снова откинулся к стене, — У меня такое чувство, что этот бой уже где-то был. Я это… чувствую.

— Охренеть, наш серж начал стебаться! Пригнитесь, сейчас молния с неба вдарит!

— Если сомневаешься, глянь, что вытворяет наш салага, — ответил Феррелл, — Да я не удивлюсь, если увижу, как он сейчас вылезет и затанцует джиттербаг, чтоб только Мимики свалили!

— Я не умею танцевать джиттербаг. — Вставил я.

— Хреново.

— Надо бы мне тоже попробовать с такой секирой, как у тебя. — кивнул Йонабару на мой карбид-вольфрамовый топор.

— Ты только поранишься.

— Эй, это же дискриминация!

Как обычно, как всегда. Все перебивали друг друга и никто не слушал.

— Жабы на 2 часа!

— Наш тридцать пятый клиент за сегодня!

— Какой говнюк прислал мне этот хренов файл? Мы, в центре гребанного боя, если вы еще не вкурили!

— Эх, как курнуть охота!

— Заткнись, блядь, и стреляй!

Линия фронта ощетинилась стволами винтовок, направленных на толпу врагов. Пули пронзили воздух, но Мимики не останавливаясь надвигались. Я сжал рукоять топора.

И тут, без всякого предупреждения, был нанесен удар с воздуха. Бомба с точнейшим, лазерным наведением пробила фундамент, зарылась глубоко в землю и сдетонировала. Мимики покатились в воронку.

Багровая броня появилась на фоне ливня из земли и глины. Взмахи карбид-вольфрама разметали конечности и толстые лягушачьи торсы. Через несколько минут там не осталось ничего живого. Чужого, по крайней мере.

Потом сквозь шум помех до меня донесся ее голос:

— Прости, что припозднилась. — сжимая свою огромную секиру, среди песочного цвета бронекостюмов нашего взвода, стояла Стальная Сука. Ее доспехи полыхали красной бронзой в лучах солнца.

— Мы тоже только что пришли. — я поднял руку, чтобы она меня узнала.

— А Стальная Сука что тут делает?! — Йонабару уставился на ее бронекостюм, даже позабыв пригнуться. Я бы многое отдал, чтобы увидеть сейчас его рожу.

— Мне необходимо поговорить с командиром взвода. Соедините меня с ним. — обратилась к Ферреллу Рита.

Феррелл открыл для нее канал связи с лейтенантом:

— Готово, вы в эфире.

— Это Рита Вратаски. Запрос к офицеру командующему 3-м взводом 17-й роты, 3-го батальона, 12-го полка, 301-й бронепехотной дивизии. Мне надо позаимствовать у вас Кейджи Кирия. Вы не против?

Она не назвала ни свое звание, ни подразделение. В военном обиходе, где даже небо было того цвета, который соответствовал приказу вышестоящего офицера, Валькирии не приходилось соблюдать субординацию. И в самый первый раз, пока я умирал, а она баюкала на руках мою голову, это была не Стальная Сука. Это была Рита Вратаски.

— Кирия? — В ответе лейтенанта сквозила неуверенность, — Может быть вам нужен кто-то более опытный, кто-то…

— Да или нет?

— Ну, э-э… да.

— Благодарю за помощь. Серж, как насчет тебя? Не против, если я заберу Кирия?

Феррелл пожал плечами в знак одобрения. Плечи его бронекостюма взметнулись как океанские волны.

— Спасибо, серж.

— Присмотрите там, чтобы он не танцевал свой джиттербаг рядом с нашим взводом.

— Джиттербаг? Это какой-то код? — спросила Рита.

— Да нет, просто фигура речи.

— Кейджи, что все это значит?

— Извини, серж, я позже объясню. — Ответил я.

— Так, ладно, начнем в направлении на 12 часов.

— М-м, правильно.

— Эй, Кейджи! Если увидишь торговый автомат, возьми мне курева! — успел я услышать слова Йонабару перед тем, как отключился от взводной линии связи.

— Хороший у тебя взвод. — усмехнулась Рита остроте Ниджу, — Ты готов?

— Только нежно.

— Да я всегда нежна.

— Звучит не так, чтоб очень.

— Займись лучше Мимиками, ладно?

Карабкаясь по стенам воронки, царапая землю и, наконец, влезая друг на друга, Мимики повалили из отверстия, проделанного Ритиным взрывом в земле. Мы с головой нырнули в их стаю. Раздутые лягушки были со всех сторон.

Бежать. Стрелять. Новый магазин. Еще бежать. Стрелять. Дышать.

Высокоточные бомбы выковыривали Мимиков из укрытий. Дым вкручивался в небо из тех мест, где они взрывались, находя свои жертвы, а за ним, вместе с песком и грязью, летели куски вражеской плоти. Мы бросились в воронку и достали тех, кого не достали бомбы. Коси их! Под корень, всех до одного!

Даже если повторять один и тот же день снова и снова, жизнь на поле боя не становится рутиной. Измени всего на градус угол удара, и изменится вся цепь событий, изменится исход сражения. Упусти минутой раньше Мимика, и минутой позже он будет косить твоих друзей. С каждым погибшим солдатом фронт слабеет, пока не рухнет однажды под тяжестью напора. Лишь потому, что взмах топора отклонился с сорока восьми градусов на сорок семь.

Мимиков там было — не счесть. Точки заполнили весь экран локатора. Чисто эмпирически, чтобы убить одну тварь, нужен был отряд примерно из десяти солдат. Но даже и тогда, чтобы это сделать, весь отряд должен был фаршировать Мимика свинцом, пока не кончатся патроны.

Рита не останавливалась ни на секунду, размахивая топором, с легкостью машущего пластиковым мечом ребенка. От мимиков только клочья летели! Шаг, взмах, клочья! Шаг, взмах, клочья!.. Помыть, сполоснуть, повторить.

Я никогда не видел ничего подобного. Дротики наполняли смертью воздух, с полдюжины Мимиков были от меня на расстоянии вытянутой руки, но, несмотря на все опасности вокруг, я был сверхъестественно спокоен. Было кому прикрыть мне спину. Рита стала фильтром, отсекающим и нейтрализующим страх. Я был в долбаной долине теней смерти, тут двух мнений быть не может, но я был там плечом к плечу с ней.

Я научился выживать, подражая Ритиному мастерству владения топором, и за это время изучил каждое ее движение — какой ногой она сделает следующий шаг и которого из окруживших Мимиков ударит первым. Я знал, когда она ударит топором, а когда отступит. Все это и намного больше было намертво «прошито у меня в операционке».

Уворачиваясь от опасностей, Рита продвигалась сквозь вражеские ряды, прокладывая тропу безупречно исполненного уничтожения. Она не трогала лишь тех врагов, на которых не хотела отвлекаться. А я был только рад зачистить все за ней. Мы никогда не тренировались вместе, но мы двигались, как близнецы, как ветераны бесчисленных боев на стороне друг друга.

Риту атаковали одновременно четыре Мимика — скверная задачка, даже для Валькирии. А она еще не восстановила равновесие после предыдущего удара. Я мягко подтолкнул ее свободной рукой. На какую-то долю секунды она была поражена, но ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что я сделал.

Она действительно была мастером. Меньше, чем через пять минут она уже научилась работать со мной в паре. Как только она осознала, что я могу свободной рукой или ногой оттолкнуть ее от опасности, Рита повернулась к следующему врагу и атаковала его в лоб, даже не думая уворачиваться. Передняя лапа Мимика прошла всего на ширину ладони от ее лица, но она даже не шелохнулась.

Работая, как единое целое, мы прорывались сквозь врага с пугающей силой, краем глаза постоянно следя за бронекостюмами друг друга. У нас не было нужды в словах и жестах. Каждое движение, каждый шаг, говорили нам все, что должно было быть сказано.

Может, наш враг и научился отматывать время назад, но и человечество научилось паре собственных трюков. Были люди, которые умели приводить в порядок бронекостюмы, люди, которые могли поколдовать над стратегией и обработкой логистики, люди, которые могли обеспечить поддержку линии фронта, и, не в последнюю очередь, люди, которые были прирожденными убийцами. К своему окружению и опыту человечество приспосабливается бесчисленным количеством способов. Враг, заглядывавший в будущее и предсказывавший опасность, пал жертвой собственной эволюционной атрофии. Мы учились быстрее, чем они.

Я 158 раз прошел через смерть, чтобы оказаться на высоте, на которую ни единое существо на планете даже не могло претендовать за всю свою жизнь. Рита Вратаски вознеслась еще выше. Мы шагнули далеко вперед от остальных вооруженных сил, мы сами стали армией. Наши бронекостюмы выводили изящные, закрученые по часовой стрелке, спирали, когда мы нападали. Эту привычку я перенял от Риты. А позади не оставалось ничего, кроме курганов агонизирующей падали.

Через сорок две минуты боя мы его нашли. Мимика, устроившего эту ублюдочную временную петлю. Эту, связавшую нас, нить. Если бы не он, я не тонул бы десятки раз в собственной крови, не разглядывал, как валятся из меня кишки на землю, не бродил бесцельно в этом безвыходном аду. Если бы не этот сервер, я бы не встретился с Ритой Вратаски.

— Вот он, Кейджи. Убить его должен именно ты.

— С удовольствием.

— Помни: сперва антенна, потом резервные копии, потом сервер.

— А потом домой?

— Не сразу. Когда закончится петля, начнется настоящий бой. А домой — когда здесь перестанет шевелиться последний Мимик.

— Ничто не дается легко.

Геноцид был единственным способом выиграть войну. Вам не объявить победу, проредив их силы на 30 процентов. Надо уничтожить всех до последнего. Остановите сервер, и продолжится война. Все, что могли сделать мы с Ритой — это вытащить наши войска из трясины временных петель. А сама победа потребует куда больше сил, чем два солдата. Но в день, когда мы победим, я могу погибнуть, Рита может погибнуть, Йонабару, Феррелл, и остальные из нашего взвода могут погибнуть, даже эти кретины из 4-го могут погибнуть, а время никогда уже не повторится. На Земле настанет новый день.

Рита сказала, что уничтожить сервер так же просто как открыть консерву. Все, что для этого нужно — правильная открывашка. Представьте, до этого она была единственным человеком на планете, у которого была такая.

Люди Земли, ликуйте! Кейджи Кирия придумал новую открывашку! Покупайте прямо сейчас, и с каждой открывашкой фирмы «Рита Вратаски» вы получите открывашку, фирмы «Кейджи Кирия»!

БЕСПЛАТНО!

Но, если бы вы и захотели, вы, конечно, не смогли бы купить нас по отдельности. Похоже, мы с Ритой были бы не очень честными продавцами. То, что соединила эта кошмарная петля времени из недр преисподней, не разлучить смертному. Только мы с Ритой поняли одиночество друг друга, нам и стоять бок о бок, кроша Мимиков на мелкие кусочки, до самого конца.

— Антенна уничтожена!

— Разбираюсь с резервными копиями.

— Присоединяюсь.

Мой боевой топор взлетел и опустился в быстром, чистом взмахе…

Я открыл глаза лежа в постели.

Взял ручку и написал цифру «160» на тыльной стороне ладони. А потом вмазал по стене что было сил.

 

Глава 2

Совсем непросто говорить человеку то, что заставит его плакать, да еще перед целой аудиторией. А если среди этих людей есть Джин Йонабару — значит ты в бетонном каное с дыркой в дне, да в ручье полном дерьма.

В прошлый раз это получилось непроизвольно. Я пробовал придумать лучший способ сообщить об этом, но так и не смог подобрать что-то короткое и классное, дающее Рите понять, что я тоже пойман в петли времени. Может, мне нужно было просто сказать об этом. Черт, у меня не было идей получше.

Я никогда не был умником, поэтому мой крохотный мозг был загружен на полную катушку задачей понять, почему не получилось разорвать петлю, как планировалось. Я сделал всё, что сказала мне Рита, но вот я опять здесь — мой 160-й день перед началом битвы.

Небо над тренировочным полем № 1 в свой 160-й раз было так же чисто, как и в первый. Солнце над горизонтом жарило нещадно. Физподготовка только закончилась, наши короткие тени пестрили пятнами пота.

Я был совершенно чужим для этой рыжеволосой женщины со слишком бледной для солдата кожей. Ее бездонные карие глаза смотрели на меня.

— Так ты хотел поговорить. О чём?

Я выбился из графика и в голову не приходило никаких идей. Надо было оттащить ее в сторонку до физподготовки, но теперь уже поздно.

Глядя на нее я повторил ту же чушь про зеленый чай, что и накануне. Я думал, может в этот раз все будет не так плохо. Может она и не станет… Ну, блин!

Слезы струились по ее щекам, капали с подбородка и разлетались брызгами по руке, которую я протянул, чтоб их поймать. И, хоть я взмок после физподготовки, они были горячи настолько, что обжигали, словно пули из двадцатки. Сердце забилось, будто я был старшеклассником, пригласившим девушку на танец. Оно и в бою у меня так не колотилось.

Она схватилась за мою рубашку так, что побелели пальцы. В бою я предсказал бы каждый ее шаг, но здесь я ничего не понимал. Запрограммировав себя, чтоб увернуться и от тысяч атакующих Мимиков, на что я годен был сейчас, когда это было так нужно? Мой мозг блуждал в потемках, ища выход, а я гадал, была ли еще потной моя рубашка в том месте, где за нее держалась Рита.

В последний раз я так и стоял, как парковая статуя, пока она не успокоилась и не заговорила. Может, кругов десять по петле, и это стало бы рутиной, и нашлась бы пара фраз, чтобы успокоить ее в моих обьятиях, но это значило — свести мое общение с единственным, понимающим меня человеком, к исполнению программы. Что-то мне говорило — лучше постоять и подождать.

Йонабару пялился на нас, как пялился бы турист на медведя в зоопарке, если бы тот вдруг встал и завальсировал. Ну, по крайней мере я нашел как его заткнуть! Феррелл тактично отвел глаза, но лишь наполовину, и, примерно так же, поступил весь остальной взвод. Да вашу ж мать! Ну вот он я — танцующий медведь! Не смотрите. Ничего не говорите. Кидайте деньги в банку и топайте!

Что надо делать, если нервничаешь? Представить, что все голые? Нет, это — когда выступаешь перед публикой. А если нервничаешь, нас учили думать о том, что тебе приятно. О том, что тебе приносит счастье. В бою этот момент будет наверное очень приятно вспомнить, но почему же он так раздражает сейчас?!.. Если бог и знал, то отвечать не торопился.

Я взял Риту за руку. Она выглядела потерянной.

— Я Кейджи Кирия.

— Рита. Рита Вратаски.

— Думаю, мне надо теперь сказать «Очень приятно».

— Чему ты улыбаешься?

— Понятия не имею. Просто счастлив, похоже. — Ответил я.

— Странный ты какой-то. — Ритино лицо разгладилось.

— Слушай, давай сделаем перерыв? — Я взглянул через ее плечо, — Направление на мои два часа. Готова?

Мы с Ритой рванули прочь, оставив тех, кто был на поле чесать в затылках, и проскользнули за сетчатым забором спортплощадки. Бриз, дувший с моря, холодил нам кожу, и мы бежали еще какое-то время просто ради удовольствия от бега. Вдалеке, по левую сторону от нас, лежала береговая линия, а за ней, позади бессмысленной колючей проволоки, ограждавшей пляж, простирались кобальтово-синие волны. Синие, потому что мы сражались, чтобы океан таким остался. Патрульный катер прокладывал по нему курс, параллельный нашему, и оставлял позади белый след вдоль линии меж небом и водой.

Стихли солдатские выкрики, и из всех звуков остался лишь шум прибоя, далекое шарканье военных ботинок по бетону, слишком громкое биение моего сердца и дыхание Риты.

Я решил остановиться и тупо встал, точно как перед нашим побегом. Рита не смогла вовремя притормозить, и врезалась в меня. Снова ошибка системы. Я сделал несколько неуклюжих шагов. Рита споткнулась, когда пыталась удержать равновесие. Мы держались друг за друга, чтобы не упасть. Моя рука обвилась вокруг тела Риты, а её рука вокруг моего.

Наше столкновение могло привести к нарушению целого ряда пунктов устава. Ее разгоряченное тело ударилось в меня как реактивный снаряд, а приятный запах поглотил мой разум. Без моей Брони я был полностью беззащитетен против витающей вокруг нас химии.

— Ох, прости, — извинилась первой Рита.

— Это я виноват. Мне не надо было останавливаться.

— Да нет, я хотела сказать, прости, но… — ответила она.

— Тебе не надо извиняться.

— Я и не пытаюсь. Я просто, э-э… Не мог бы ты отпустить мою руку?

Ой! — Красное кольцо выступило на Ритиной руке там, где я за нее схватился, — Извини!

Для меня Рита была старым другом, боевым товарищем, а для нее Кейджи Кирия был только что встреченым незнакомцем. Не более, чем пепельным силуэтом из другуго времени. Только я помнил облегчение, которое мы испытывали прижатые спиной к спине. Только я ощущал искру, пробегавшую меж нами, когда наши глаза встречались в безусловном понимании. Только я чувствовал тоску и преданность.

Перед призывом я видел шоу про мужчину, который любил женщину, потерявшую память в результате несчастного случая. Он должен был пройти примерно через то же, через что я проходил сейчас — безнадежно смотреть как то, что ты любишь, уносит ветром, а ты бессилен это предотвратить.

— Я… Хм… — Я даже не знал с чего начать на этот раз, несмотря на все, что было в предыдущий.

— Это твой лучший способ вытащить нас с той спортплощадки?

— Ага. Кажется.

— Хорошо. И где мы теперь? — Рита развернулась на каблуках и огляделась.

Мы стояли на широком поле, огороженом с одной стороны баррикадой из колючей проволоки, а с трех других — сетчатым забором. Сорняки пробивались зелеными побегами сквозь трещины в бетоне, который покрывал примерно десять тысяч квадратных метров площади.

— На спортплощадке номер 3.

Мне удалось вытащить нас с одной площадки на другую. Чудно. Похоже я провел слишком много времени с Ферреллом. Его любовь к тренировкам граничила с серьезным умственным заболеванием, а я начал заражаться.

Рита снова повернулась ко мне:

— Мрачновато.

— Прости.

— Нет, мне нравится, что здесь так пусто.

— Странные у тебя вкусы.

— Разве это вкус? Там, где я выросла, было безнадежно пусто. И даже океанов у нас там никаких не было. — Она запрокинула голову, — Небо, оно тут такое яркое!

— Небо? Тебе нравится?

— Не столько само небо, сколько его цвет.

— Почему же тогда твой бронекостюм красный?

На несколько секунд повисла тишина, прежде чем Рита ответила.

— Небо в Питтсфилде такое чистое. Как цвет воды, если окунуть в неё кисточку с голубой краской. Как будто вся вода мира взмыла в небо и растворилась там. — я посмотрел на Риту. Она оглянулась на меня. Карие глаза внимательно смотрели на меня, — Прости. Забудь что я сказала.

— Почему?

— Рита Вратаски таких вещей не говорит. Не очень в ее стиле.

— Не знал.

— Зато я знаю.

— А по-моему, так мило, — я взглянул на нее.

Ритины глаза широко раскрылись, и в них на секунду промелькнул огонек Стальной Суки, но ни один мускул на ее лице не дрогнул.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что это прозвучало мило.

Она взглянула удивлённо. Локон рыжих волос упал ей на лоб, и она подняла руку, чтобы поправить его. Я заметил взгляд её глаз сквозь пальчики. В глазах был странный свет. Она выглядела девушкой, чьё сердце начало оттаивать, ребёнком, чья ложь стала очевидной под строгим взглядом матери.

— Что-то не так? — прервал я неловкое молчание.

— Нет.

— Я не пытался посмеяться. Я действительно хотел тебе это сказать. Наверное, просто не вовремя.

— У нас был подобный разговор в предыдущих петлях, да? Но его помнишь только ты, — поняла она.

— Угу. Прости.

— Ничего, это меня не беспокоит. — Она покачала головой.

— Что же тогда не так?

— Расскажи мне, что мы планировали.

— Ладно. В общем, я еще очень многого не понимаю, — начал я, — Мне надо, чтобы ты мне дала пояснения, как закончить петлю… для чайников.

— Я имела ввиду — расскажи, что вы планировали, чтобы мне не надо было думать обо всем этом.

— Ты шутишь? — удивился я.

— Нет, совершенно серьезно.

— Но ты же Рита Вратаски! Ты всегда знаешь, что нужно делать!

— Будет забавно оказаться разок по другую сторону петли, для разнообразия.

— Для меня не так уж забавно, — не согласился я. Мне было непонятно, что она имела ввиду, сказав «будет». Я думал, что она уже и так освободилась из петель, пройдя 211 раз эти тридцать часов во Флориде. Я открыл было рот, чтобы спросить, но она меня прервала.

— Мне кажется, я заслужила право посидеть и посмотреть, — сказала она, — Я уже перелопатила кучу дерьма навроде этого. Теперь твоя очередь. Чем раньше ты это поймешь — тем лучше.

— Я знаю, — вздохнул я.

— Уж не обессудь.

— Ладно, еще малость рановато, но следующая остановка у меня в столовой. Хочешь перекусить чем-нибудь из японской кухни?

В столовой было шумно. В одном углу группа солдат смотрела, кто из них сможет сделать больше отжиманий за три минуты. Другая группа, мимо которой мы прошли, играла в «слабо сожрать», пробуя загадочную жидкость, смахивающую на смесь кетчупа, горчицы и апельсинового сока. В дальнем конце зала какой-то парень под банджо пел народную песню — а может это была просто тема из какого-то старого аниме, популярного лет 70 назад. Одно из религиозных течений изначально использовало её как антивоенную песню, но парней, которые записывались в ОСС, это не волновало. Мелодия была легко запоминающейся, и этого было достаточно, чтобы она стала хитом в бронепехоте.

Давайте вместе вступим в а-а-армию!

Давайте вместе вступим в а-а-армию!

Давайте вместе вступим в а-а-армию!

И что-нибудь в себе убьем!

Все это я видел уже 159 раз. Но с тех пор, как был пойман этой петлей, я с трудом замечал те проявления внешнего мира, которые не вели непосредственно к выходу отсюда. Я тихо сидел в маленькой серой столовой, отстранившись от шума и методично наполняя рот безвкусной едой.

Даже, если битва пройдёт хорошо, некоторые из этих солдат не вернутся. Если плохо, вернётся ещё меньше. Все это знали. Бронепехота была Санта-Клаусом, а битва — нашим Рождеством. Что ещё делать эльфам в Сочельник, кроме как расслабиться и выпить немного эгг-нога.

Рита Вратаски в стошестидесятый раз ела тот же самый обед, но на этот раз — сидя напротив меня. Она рассматривала свой стошестидесятый умебоши.

— Что это?

— Умебоши. Это плоды уме… Их часто называют сливами, но, на самом деле, они больше похожи на маринованную курагу.

— А какие они на вкус?

— Еда — как война. Ее надо попробовать самому.

Она потыкала два-три раза палочками, затем отбросила осторожность и положила плод в рот. Кислота поразила её ударом тяжеловеса. Рита согнулась, хватаясь руками за своё горло и грудь. Я заметил, как мускулы дрожат на её спине.

— Нравится?

Рита жевала, не поднимая глаз, а потом выплюнула на тарелку идеально чистую косточку, вытерла уголки рта и перевела дыхание.

— Совсем не кисло!

— Ну да, в этой-то столовке. — подтвердил я. — Тут слишком много иностранцев, так что, если хочешь попробовать настоящих, надо идти туда, где местные едят.

Я взял умебоши со своего подноса, закинул в рот и сделал вид, что наслаждаюсь вкусом. Честно говоря, он был такой кислый, что чуть не скрутил мне рот в трубочку потоньше жопы краба при отливе, но я не собирался радовать этим фактом Риту.

— Довольно неплохо! — причмокнул я.

Рита встала с плотно сжатым ртом. Она оставила меня сидеть за столом, а сама пошла по проходу между столами, мимо групп солдат, к раздаточной линии. Там Рэчел как раз разговаривала с гориллой в человечьем обличье, которая без труда могла привстать на носочки и коснуться потолка. Той самой гориллой с 4-ой роты, с чьим кулаком познакомилась моя челюсть несколько петель назад. Красавица и чудовище были, естественно, удивлены, увидев, что объект их обсуждения направляется прямо к ним. Вся столовая, как будто почувствовала, что что-то происходит. Разговоры затихли и банджо смолкло. Слава Богу.

Рита прочистила горло:

— Можно мне немного маринованных сушеных слив?

— Умебоши?

— Ага, их!

— Ну конечно, если вы хотите.

Речел достала пиалу и начала накладывать в нее умебоши из большого пластикового ведра.

— Нет, не надо пиалу.

— Простите?

— Эту штуку в вашей левой руке. Да, ведро. Я возьму все.

— Эхм… Их, как правило, не едят столько сразу. — опешила Речел.

— Нельзя?

— Да нет, я думаю можно…

— Тогда, спасибо за помощь!

Рита вернулась с ведром в руке и триумфально водрузила его посередине стола напротив меня.

Диаметр его в вершине был около 30 сантиметров. Его было достаточно, чтобы угостить двести человек, так как никто обычно не брал больше одной сливы. Достаточно большое, чтобы утопить маленькую кошку, оно было наполнено ярко-красными умебоши до половины. Корень моего языка заныл при одном только его виде. Рита взяла свои палочки.

Подхватила из ведра красный, сморщенный фрукт и сунула его в рот. Прожевала. Проглотила. Вынула косточку.

— Вообще не кислая. — Ее глаза увлажнились.

Рита подтолкнула ведро ко мне. Мой ход. Я выбрал самый маленький плод, который увидел, сьел его и выплюнул косточку.

— И моя.

Мы играли в наш собственный вариант «слабо сожрать». Кончики ритиных палочек дрожали, когда она погружала их в ведро. Она пыталась зажать очередную умебоши между ними, но бросила это и, просто проткнув одну палочкой, поднесла ко рту. Фрукт оставил на подносе, куда упал, розовые капли.

Толпа зевак начала собираться вокруг нас. По-началу они молчали, но с каждой выплюнутой на поднос косточкой волнение росло.

Пот каплями выступал на нашей коже, как конденсат на банке пива в жаркий денёк. Отвратительная куча обглоданных сливовых косточек росла. Рэйчел стояла в сторонке, наблюдая с озабоченной улыбкой. Также я заметил моего старого знакомого из 4-ой роты. Он отлично проводил время, наблюдая мои мучения. Каждый раз, когда я или Рита отправляли ещё одну сливу в рот, толпа разражалась возгласами.

— Давай! Не сбавляй темп!

— Не отступай! Лопай!

— Ты же не уступишь маленькой девчонке, верно?

— Думаешь он победит Риту? Да ты тронулся!

— Ешь! Ешь! Ешь!

— Смотрите за дверью, я не хочу, чтобы нам испортили тут всю потеху! Ставлю десятку на тощего! — и сразу за этим, — Двадцать на Риту!

Потом кто-то закричал:

— Где мои жареные креветки? Я потерял мои жареные креветки!

Было жарко, было шумно, и каким-то образом, который было трудно объяснить, было как дома. Возникла невидимая связь, которой я не чувствовал в прошлых прохождениях через петлю. Я почувствовал на вкус то, что принесёт будущее, и, внезапно, все мелкие события, которые происходят в наших жизнях, мелочи дня приобрели важность. Только тогда, окружённый всем этим шумом, чувствуешь себя хорошо.

Наконец, мы прикончили все умебоши, находившиеся в ведре. Рита съела последнюю. Я утверждал, что это ничья, но так как Рита съела первую сливу, она настояла на своей победе. Когда я возразил, Рита усмехнулась и предложила выяснить это за другим ведром умебоши. Трудно сказать, что означала эта усмешка. То ли, что она действительно собиралась продолжать есть, то ли немного тронулась от переизбытка кислой пищи. Горилла из 4-ой роты притащил ещё ведро красных фруктов из Ада и грохнул его на середину стола.

К этому моменту я чувствовал себя уже по пояс сделанным из умебоши, так что я поднял белый флаг.

После этого я поведал Рите обо всём. О Йонабару, который никогда не затыкается, о сержанте Феррелле, одержимом тренировками, о соперничестве между нашим и 4-ым взводом. В свою очередь, Рита рассказала мне вещи, о которых не успела сообщить во время прошлой петли. Без доспехов, Сука носила застенчивую улыбку, которая очень ей шла. Кончики её пальцев пахли машинной смазкой, маринованными сливами и немного кофе.

Не знаю, как и какие флажки я установил, но на 160-й петле наши с Ритой отношения достигли глубины, недостижимой ранее. На следующее утро капрал Йонабару проснулся не в своей койке. Он проснулся на полу.

 

Глава 3

Мне не было покоя во сне. Или какой-нибудь Мимик отнимал у меня жизнь, или я терял сознание прямо во время боя. После этого — пустота. А затем, без всякого предупреждения, пустота отступала, и мой палец, вместо спускового крючка, оказывался заложенным где-то на трех четвертях недочитанной книжки. Я обнаруживал себя лежащим на койке, в окружении ее трубчатого каркаса, и в моих ушах звучал высокий голос ди-джея, читавшей сводку погоды: «Как и вчера, здесь, на островах, солнечно и ясно. После обеда осторожно с ультрафиолетом. Опасайтесь солнечных ожогов!» Каждое слово, словно, вгрызалось мне в череп и застревало там.

На «солнечно» я брал авторучку, на «островах» я писал цифру на своей руке, а ко времени, когда он доходил до «ожогов», я уже был на пути в оружейную. Такова была рутина моего подъема.

А сон, накануне боя, был продолжением тренировки. По каким-то причинам усталость не накапливалась в теле, в отличие от воспоминаний и освоенных навыков, остававшихся в моей голове. Пока я ворочался во сне, разум воспроизводил полученные за день знания, как будто прожигал новую прошивку у меня в мозгах. Я должен был суметь сделать то, что не смог в предыдущей петле, должен был убить Мимиков, которых не убил и спасти друзей, которых не спас. Это было, как статическое отжимание в голове. Мое собственное еженощное наказание.

Я проснулся в боевом режиме. Как пилот, пробегающийся по переключателям перед взлетом, проинспектировал самого себя часть за частью, не упуская ничего, даже такой малости как мизинец на ноге. Проверил каждую мышцу — не затекла ли она во время сна.

Повернувшись на 90 градусов на заднице, я спрыгнул с койки и открыл глаза. Моргнул. Картинка расплылась. Комната была другая — голова премьера больше не пялилась на меня с плеч бикинистой модельки. К тому времени, как я это заметил, было поздно — моя нога не нашла опоры на привычном месте и инерцией меня снесло с кровати головой вперед. На плитки пола. Лишь тут я, наконец-то, осознал где я.

Солнце сияло сквозь слои бронестекла, и его свет разливался по большой, просторной комнате. Искусственный ветерок от кондиционера овевал меня, пока я лежал, распластавшись на полу. Толстые стены и стекла полностью заглушали звуки базы, обычно громко звучавшие в моих ушах.

Я был в Небесной Ложе. В отличие от обнаженной стали и огнеупорной древесины, окрашенной в цвет хаки, эта комната, единственная на всей базе, была обставлена как положено. Изначально, здесь был офицерский конференц-зал и зал для приемов. Ночной вид на Утибо через его многослойные стекла мог бы собирать немалые деньги.

Настолько же, насколько хорош был вид, было паршиво здесь проснуться, если конечно ты не горный козел и не одинокий отшельник, влюбленный в высоту. Ну или Йонабару. Я слышал, у него было где-то тут укромное местечко, и даже на этаж повыше, чем допускались офицеры. «Любовное гнездышко», как мы его называли.

Больше похоже на любовную смотровую площадку!

Глядя на океанскую ширь, я мог увидеть плавный изгиб горизонта. Пляж Утибо был смутно различим сквозь утренний туман. Треугольнички волн росли, сворачивались в пенные буруны, и снова исчезали в море. Где-то там, за этими волнами, лежал остров, на котором обосновались и размножались Мимики. На мгновение мне показалось, что я вижу сквозь прибой ярко-зеленый проблеск. Я моргнул. Нет, это был просто яркий блик солнечного света.

— Ты, несомненно, хорошо спал этой ночью. — Передо мной стояла вошедшая из другой комнаты Рита.

Я медленно поднял взгляд.

— Чувствую себя так, будто прошли годы.

— Годы?

— С тех пор как я хорошо спал. Я уже и забыл, как это хорошо.

— Все этот сумасшедший разговор про петли времени.

— Ты должна знать.

Рита сочувственно взмахнула рукой.

Наша спасительница, Стальная Сука, выглядела этим утром намного расслабленнее, чем когда-либо. Ее глаза глядели мягче в холодном свете утра, а свет солнца сделал ее волосы из ржавых ярко-оранжевыми. Она взглянула на меня, как могла бы посмотреть на щенка, увязавшегося за ней по дороге к дому. Спокойная, как монах дзен. Она была прекрасна.

В комнате вдруг стало слишком ярко, и я чуть прикрыл глаза.

— Что это за запах?

К чистому воздуху, идущему из фильтра, добавился необычный запах. Он не был плохим, но и приятным я бы его тоже не назвал. Слишком пряный для еды, но слишком аппетитный для косметики. Честно говоря, я просто не знал, что это могла быть за чертова штука, которая так пахнет.

— Я же только открыла упаковку. У тебя острый нос!

— На тренировках нас учили обращать внимание на незнакомые запахи, потому что они говорят о проблемах с фильтром брони… Ну да, сейчас-то я не в броне, конечно.

— Никогда раньше не встречала человека, который бы перепутал еду с химическим оружием, — усмехнулась Рита, — Тебе не нравится запах?

— Нравится? Я бы, пожалуй, не сказал. Пахнет… странно.

— Где твои манеры? Разве это хороший способ поблагодарить меня за приготовление утренней чашечки кофе для нас обоих?

— Это… кофе?

— Ну конечно!

— А точно не попытка отомстить мне за умебоши?

— Нет, так пахнут обжаренные зерна кофе, с настоящих деревьев, выросших на настоящей земле. Никогда не видел кофе?

— Только чашку искусственных помоев каждый день.

— Вот подожди, я его заварю! Это, считай, ты еще ничего не нюхал!

Я и не знал, что в мире остался натуральный кофе. То есть, я подозревал, что где-то в мире он еще, возможно, существует, но не думал, что у кого-то сохранилась привычка его пить.

Напиток, выдаваемый за кофе, в наши дни готовился из искусственно выращенных зерен, с добавкой синтетического заменителя вкуса и запаха. Основа-заменитель пах далеко не так сильно, как зерна, которые обжаривала Рита, и не прочищал обоняние и дыхательные пути, как этот, другой. Я полагаю, что вы могли бы как-то экстраполировать запах заменителя и, в конце концов, как-то представить себе вкус натурального продукта, но разница в эффекте воздействия была так же велика, как между 9-ти миллиметровым у пистолета и 120-ю мм снарядом танка.

— Он, должно быть, стоит небольшого состояния, — подумал я вслух.

— Помнишь, я рассказывала, что мы были в Северной Африке до того, как прилетели сюда? Так вот, это был подарок от жителей одной тамошней деревеньки, которую мы освободили.

— Скромный подарочек.

— Да, знаешь, неплохо быть королевой.

Ручная кофемолка стояла в середине стола. Самобытное маленькое устройство — я видел однажды такое же в антикварном. Рядом с ним была, как бы, керамическая воронка, накрытая тканью в коричневых пятнах. Я догадался, что нужно в середину положить зерна, и процедить сквозь них воду.

Армейская портативная газовая плитка и тяжелая сковорода, с шумно булькающей прозрачной жидкостью, дополняли композицию в центре столика. Еще, рядом стояли две кружки: одна — потертая, с трещинками на краске, а вторая — как новенькая. На самом краю лежал пластиковый многоразовый пакет, полный темно-коричневых зёрен.

Судя по всему, у Риты почти не было личных вещей. Ничего похожего на багаж, за исключением, полупрозрачного мешка у ножки стола, отдаленно напоминавшего тяжелую боксерскую сумку. Без всего того, что Рита поставила на стол, сумка опала и выглядела полупустой. Солдатам, которые должны быть готовы в любой момент высадиться на другом краю земли, не полагалось много багажа, но даже по их меркам Рита путешествовала налегке. А то, что одной из немногочисленных вещей, которые она возила с собой, была ручная кофемолка, явно не очень уменьшало ее странность в глазах окружающих.

— Если хочешь, можешь подождать в постели.

— Я лучше посмотрю, — ответил я, — Это интереснее.

— Ну тогда, я его, пожалуй, помелю.

Она заработала рукояткой кофемолки. Комнату наполнил хруст зерен, а стеклянный столик завибрировал. Кудри Риты покачивались в такт ее движениям.

— В ответ, когда закончится война, я угощу тебя самым лучшим зеленым чаем в мире.

— Я думала, зеленый чай пришел из Китая.

— Может, он происходит и оттуда, но довели его до совершенства — здесь. Причем, задолго до того, как они его начали экспортировать. Интересно, что, вообще, у нас за сорт.

— Его действительно подают бесплатно в ресторанах?

— Да, так и есть.

— После войны… — в ее голосе была тихая грусть.

— Эй, когда-нибудь эта война закончится. Даже не сомневайся! Мы позаботимся об этом вместе — ты и я.

— Ты прав. Я уверена, ты позаботишься. — Рита высыпала молотые зерна в лоскут ткани на воронке. — Сначала их надо потомить.

— Да?

— Совершенно меняет вкус. Меня этому научил один старый друг. Не знаю, как это действует, но он был прав.

Она вылила на свежемолотые зерна немного горячей воды. Там, где вода коснулась кофе, с легким шипением появились пузырьки кремовой пены. Воздух вокруг стола наполнился ярким ароматом, сотканным из горьких, сладких и кислых нитей.

— Ну что, все еще пахнет странно?

— Пахнет чудесно.

Рита осторожно, круговыми движениями, лила воду. Капля за каплей блестящая коричневая жидкость начала заполнять стальную кружку под воронкой.

Тонкая линия пара потянулась из кружки, когда оглушительный звук пронзил толстые стены и закаленное бронестекло Небесной Ложи. Мы с Ритой в один миг оказались на трясущемся полу. Наши глаза встретились.

Это не было хрустальным звоном разбитого стекла, раздался просто резкий, как выстрел, звук, словно кто-то бросил на пол толстую телефонную книгу. По окну побежали изломы паутины, а из ее центра торчал песочного цвета дротик. Темно-лиловые жидкие кристаллы выступили из трещин и потекли на пол.

Над базой взвыли сирены. Поздно! За окном поднимались три столба дыма, а вода у берега окрасилась мертвенной зеленью.

— Э-это нападение? — мой голос дрожал, а может и тело вместе с ним. За все 159 петель никогда не было внезапных нападений. Бой должен был начаться только, когда мы высадимся на острове Котоюши!

Второй и третий залпы ударили по окну. Целый пролет его выгнулся внутрь, но как-то держался. Все окно было в трещинах. Лучики света плавали перед глазами.

Рита поднялась на ноги и спокойно поставила сковороду на газовую плиту. Потом, умелым движением погасила пламя.

— А стекло, действительно, отличное. Никогда не знаешь, где брехня, а где правда. — подумала она вслух.

— Нам надо контратаковать… нет, мне надо найти сержанта… постой, наша броня!

— Для начала, тебе надо успокоиться.

— Но, что случилось?! — Я не хотел кричать, но не мог справиться с собой. Ничего этого не было в сценарии. Я пробыл в петлях так долго, что сама мысль о новых событиях привела меня в ужас. А то, что новыми событиями оказались дротики Мимиков, разрывающиеся об окна комнаты, в которой я находился, никак не помогало.

— Мимики используют петли, чтобы победить в войне. Ты не единственный, кто помнит все, что случилось на каждой петле.

— Так это что же, все потому, что я облажался в прошлый раз?

— Мимики решили, что это единственный путь, который может привести их к победе, вот и все.

— Но база… — я не понимал, — Как они вообще тут оказались?

— Как то раз они прошли по дну Миссисипи и атаковали Иллинойс. Они ведь морские создания. Так что не удивительно, что они нашли путь сквозь линию карантина, созданного кучкой сухопутных людишек. — Рита была само спокойствие.

— Похоже.

— Оставь заботы начальству. Для нас с тобой это означает только то, что мы будем драться здесь, вместо Котоюши.

Она протянула руку. Я схватился за нее, и Рита помогла мне подняться. На основаниях ее пальцев были мозоли, оставленные контактными платами брони. Рука, в которой она до этого держала сковороду, была намного горячее моей. Я почувствовал, как начала угасать тяжесть предчувствия в моей груди.

— Работа оператора бронекостюма заключается в уничтожении каждого Мимика в поле зрения. Так?

— Ага. Да, это верно.

— Сначала мы пойдем к американскому ангару. Там я надену броню, и мы возьмем оружие для нас обоих. Потом я прикрою тебя на пути к японскому ангару. Ясно?

— Ясно.

— Потом мы выследим сервер и убьем его. Петля закончится, и останется просто зачистить тех, кто останется, — я перестал дрожать. Рита сверкнула игривой улыбкой, — Нет времени на нашу утреннюю чашку кофейку.

— Просто надо успеть, пока он не остынет, — сказал я указав на кружку.

— Пытаешься шутить?

— Нет, очень хочется попробовать.

— Было бы неплохо. Кофе никогда не бывает того же вкуса, если его разогреть. А еще, натуральные продукты, если оставить их стоять, дня через три начинают покрываться плесенью. У меня раз так получилось в Африке. Я чуть саму себя не побила за это!

— А как на вкус?

— Очень смешно.

— Ну, если ты не пробовала, откуда знаешь, что невкуснo?

— Ты можешь пить сколько хочешь плесневелого кофе, но не жди, что я буду убирать за тобой, когда заболеешь. Пойдем!

И Рита пошла прочь от стола, оставляя позади только что сваренный натуральный кофе. Едва мы открыли дверь, чтобы выйти из комнаты, как нам навстречу свалилась, прижавшаяся к ней снаружи, маленькая женщина в костюме индианки и с перьями в волосах. Хвост ее черных волос хлопал позади экстравагантного головного убора. Всеми любимая индианка, Шаста Рэйл.

— Нас атакуют! Нас атакуют! — кричала она, почти задыхаясь. Ее лицо было в красных и белых полосах боевой раскраски. Я начал прикидывать, не свихнулся ли я, сидя в какой-нибудь воронке, на последних секундах предыдущей петли.

Рита отступила на ша, г оценивающе глядя на один из самых ярких умов, которые мог предложить Массачусетский технологический институт:

— Какое племя атакует?

— Да не племя! Мимики!

— Ты что, всегда так одеваешься на бой?

— А что, так плохо?

— Я не из тех, кто критикует чьи-то обычаи и религии, но я бы сказала, что ты лет на двести запоздала к Пау-вау.

— Ах, нет, ты не понимаешь! — затараторила Шаста, — Они заставили меня одеться таким образом на вечеринку прошлым вечером! Они вечно что-нибудь такое делают, когда тебя нет поблизости.

Я подумал, что, похоже, каждому приходится нести свой крест.

— Шаста, почему ты здесь? — с удивительным терпением спросила Рита.

— Я пришла, чтобы сказать тебе, что твоего топора нет в ангаре. Он в мастерской.

— О! Спасибо, что предупредила!

— Будь там осторожна.

— А что собираешься делать ты?

— Я не могу сражаться, так что я решила поискать местечко, где можно спрятаться…

— Воспользуйся моей комнатой. — быстро ответила Рита, — Дротики ее не берут. Она прочнее, чем кажется. Только сделай мне одно маленькое одолжение.

— О… Одолжение?

— Не пускай в нее никого, пока кто-то из нас, он или я, не вернется. — Рита указала на меня. Мне кажется, до этого момента Шаста даже не осознавала, что рядом с Ритой кто-то стоял. Я, практически, услышал, как она хлопает глазами где-то там, за своими очками, когда уставилась на меня. На этой петле я с ней еще не виделся.

— А ты…?

— Кейджи Кирия. Очень приятно.

Рита шагнула за дверь:

— Не впускай никого, независимо от того, кто они, и что они говорят. Мне все равно, даже если это президент, скажи ему пусть проваливает на хер.

— Есть, сэр!

— Я рассчитываю на тебя. А, и еще одно…

— Да?

— Спасибо тебе за талисман. Он мне пригодится.

И мы с Ритой поспешили к ангару.

 

Глава 4

К тому времени, как Рита и я проделали относительно длинный путь от Небесной Ложи, спецназ американцев установил защитный периметр с их ангаром в центре.

Две минуты на то, чтобы Рита одела броню. Минута-сорок пять — добежать до мастерской Шасты. Шесть минут, пятьдесят секунд — уложить двух Мимиков, которых мы обнаружили на пути к японскому ангару. Всего — двенадцать минут и тридцать секунд, как мы покинули Небесную Ложу.

База была погружена в хаос. Языки пламени устремлялись к небу и перевернутые машины лежали на дорогах. Дым туманом заполнил переулки между казармами, ухудшая видимость. В воздухе, как фейерверк, разносились звуки пальбы из безвредного для Мимиков стрелкового оружия, временами заглушаемые редкими выстрелами гранатометов. Дротики встречали боевые вертолеты, карабкавшиеся в небо, разбивали их лопасти и отправляли в штопоре на землю.

На каждого, бежавшего от бойни на север, приходился такой же, несущийся на юг. Не было никакой возможности узнать, где безопаснее. Внезапная атака уничтожила цепь командования. Наверху знали ровно столько же о происходящем, сколько и внизу — ничего.

Едва ли там нашлись бы тела Мимиков, а от более чем десяти тысяч бронекостюмов базы не было видно и следа. Но зато тут и там были разбросаны человеческие тела. Хватило мимолетного взгляда, чтобы понять, что все они мертвы.

В тридцати метрах от моей казармы лежал ничком погибший солдат. Его торс был перетерт в говяжий фарш, но его мертвые руки все еще сжимали журнал. Сквозь тонкий слой пыли, со страниц смотрела обнаженная блондинка. Я бы узнал эти огромные сиськи где угодно. Парень с соседней койки смотрел на них во время всех этих моих разговоров по душам с Йонабару. Это был Ниджу.

— Бедный ублюдок так и умер разглядывая порнуху, — пробормотал я.

— Кейджи, ты знаешь, что мы должны делать.

— Угу, знаю. На этот раз не будет обратного пути, вне зависимости от того кто умрет.

— У нас не так много времени. Идем.

— Я готов. — В тот момент я думал, что так и есть. — Пипец! Это не битва, а бойня!

Дверь ангара была открыта. На ней виднелись следы в том месте, где замок вскрыли ломом или чем-то подобным. Рита воткнула один из боевых топоров в землю и расстегнула пряжку 20-миллиметровой пушки на спине.

— У тебя пять минут.

— Мне нужно только три.

Я забежал в ангар. Это было длинное узкое здание, где с каждой стороны от прохода по центру находились бронекостюмы. Каждый ангар мог содержать количество костюмов, достаточное для одного взвода, по 25 с каждой стороны. Внутри было душно и влажно. Светильники, встроенные в стены, вспыхивали и гасли. Большинство из бронекостюмов так и висели безжизненно на своих крюках.

Я чуть не потерял сознание от сильнейшего запаха крови. Тёмная лужа, достаточно большая, чтобы в ней искупалась птица, стеклась в центр зала, окрасив бетон. Две полосы, выглядящие как будто прочерченные кистью, брали начало в этой луже и тянулись в сторону другого выхода в дальней стороне ангара.

Похоже, тут кого-то серьёзно ранили, и тот, кто вытаскивал отсюда раненного, не имел достаточно сил или снаряжения, чтобы сделать это аккуратно. Если вся эта кровь вытекла из одного человека, он уже был мёртв. Кучка бронекостюмов валялась на полу в беспорядке, они напоминали высохшие оболочки какого-то человекообразного зверя.

Бронекостюм во многом похож на милые нелепые костюмы, которые надевают работники тематических парков, чтобы стать похожими на маниакально улыбающихся мышей. Когда они пустые, то просто висят на стене с зияющими дырами в спине, ожидая пока кто-нибудь не заберётся внутрь.

Так как бронекостюм считывает малейший электроимпульс мускулатуры, каждый должен быть преспособлен под своего оператора. Если вы наденете чужой костюм, никто не знает, что может случиться. Он или не будет двигаться, или сломает вам кости, как сухие ветки. Но, независимо от результата, хорошим он не будет. Никто не проходит базовую подготовку, не выучив это. Костюмы на полу были очевидным свидетельством того, что кто-то проигнорировал это простейшее правило из отчаянной необходимости. Я покачал головой.

Мой бронекостюм висел нетронутым на своём месте. Я забрался в него и отменил 26 из 37-и проверок.

Тень двигалась в дальней стороне ангара, куда вёл кровавый след. Рита не охраняла тот конец. Моя нервная система перешла в панический режим. От меня до той двери было не больше 20-и метров. Мимик покрыл бы это расстояние за секунду, а его дротик — и того меньше.

Смогу ли я убить Мимика голыми руками? Нет. Смогу ли с ним побороться? Да. Мимики двигаются быстрее, чем даже облачённый в бронекостюм человек, но их движения легко предугадать. Я бы мог увернуться от его нападения, припечатать к стене и выиграть достаточно времени, чтобы пробиться к Рите. Я машинально принял боевую стойку, развернув правую ногу по часовой, а левую — против часовой стрелки. Затем я опознал тень. Это был Йонабару.

Он был покрыт кровью от пояса до низа. Кровь засохла у него на лбу. Он выглядел, как неаккуратный художник. Улыбка сменила выражение тревоги на его лице, и он побежал ко мне.

— Кейджи, чёрт возьми! Я не видел тебя всё утро и уже было начал волноваться.

— Я тоже. Рад, что с тобой всё в порядке. — я отменил программу самообороны, запущенную моим телом, и переступил через одежду, которую оставил на полу.

— Что, чёрт возьми, ты собрался делать? — спросил он.

— А на что это похоже? Собираюсь убить несколько Мимиков.

— Ты с ума сошёл? Не время для этого.

— У тебя есть идеи получше?

— Не знаю. Как насчёт организации стратегического отступления, или найти местечко, где нет Мимиков, и отсидеться там? Или, может, вообще смыться нахрен отсюда!

— Американцы уже надевают броню. Нужно присоединиться к ним.

— Они — это не мы. Забудь их. Если мы не уйдём сейчас, другого шанса может не быть.

— Если мы убежим, кто останется воевать?

— Ты спятил? Только послушай себя!

— Это то, чему нас учили.

— Базы больше нет, чувак. Ей кранты.

— Пока Рита и я здесь, ещё не кранты.

Йонабару ухватил руку моего бронекостюма, пытаясь утянуть меня за собой, как ребёнок повисает на руке отца, пытаясь попасть в магазин игрушек.

— Ты бредишь, приятель. Мы ничего не сможем изменить. — сказал он, снова пытаясь утащить меня за собой, — Может, ты вспомнил о долге, чести или другой фигне. Но поверь мне, никто из нас не обязан погибать почём зря. Я и ты простые солдаты, не как Феррелл или эти парни из спецназа. Мы не нужны в этой битве.

— Я знаю. — я освободился от руки Йонабару легчайшим движением, — Но мне нужна эта битва.

— Ты серьёзно?

— Я не жду, что ты поймёшь.

Рита ждала меня. Я потратил четыре минуты.

— Не говори потом, что я тебя не предупреждал.

Я проигнорировал бойкий комментарий Йонабару и выбежал из ангара. Рита и я теперь были единственными солдатами, облачёнными в бронекостюмы. Мой дисплей покрылся иконками, отмечающими наших товарищей. Разбитые по двое, трое, они укрылись в казармах или за перевёрнутыми автомобилями, откуда могли выскакивать время от времени, стреляя короткими очередями из пушек.

Внезапная атака Мимиков была безупречной. Солдаты были полностью отрезаны от командования. Даже те, кто был в бронекостюмах, сражались не как дисциплинированный взвод, а как вооружённая банда. Чтобы бронепехота была эффективной против Мимиков, она должна залечь строем и из-за укрытия поливать врага всем, что имеет, чтобы затормозить его продвижение. Один на один, и даже двое против одного, у неё не было шанса.

Дружеские иконки мигали на дисплее, а затем пропадали. Количество наших союзников оставалось постоянным исключительно благодаря американскому спецназу.

Число иконок, означающих Мимиков, непрерывно росло. Половина каналов связи молчала, другая — была забита смесью панических воплей и мата. Я не слышал никого, отдающего приказы. Предсказание Йонабару начинало сбываться.

Я открыл канал связи с Ритой:

— Что теперь?

— Будем делать то, что мы лучше всего умеем — убьем парочку Мимиков.

— А поконкретнее?

— Двигай за мной, покажу.

Мы присоединились к битве. Багровая броня Риты стала знаменем, объединявшим за собой нашу раздробленную армию. Мы двигались от одного солдата к другому, собирая их в стадо. Пока не убит последний Мимик — надо бороться.

Валькирия летала с одного конца «Цветочного Шоссе» на другой, принося безмолвное послание надежды всем, кто ее видел. Даже у японских солдат, только недавно начавших сражаться на ее стороне и еще никогда не видевших ее бронекостюма, появлялось новое чувство цели при виде этой сверкающей красной стали. Куда бы она ни шла, сердце битвы следовало за ней.

В своих доспехах Рита была непобедима. А у ее сообщника, вашего покорного слуги, может и была ахиллесова пята или две, но и со мной никакой из тварей было не справиться. Человеческий враг встретил своих палачей. Пришло время показать Мимикам, как глубоко в аду их место.

Собирая боеприпасы и аккумуляторы с павших, мы отплясывали джиттербаг смерти на поле боя. Если на нашем пути становилось строение, мы прорубали топорами путь сквозь него. Мы взорвали склад горючего, чтобы уничтожить целую толпу Мимиков и обрушили часть антенны нашей базы, чтобы использовать ее как баррикаду. Стальная Сука и ее оруженосец стали воплощением смерти.

Мы наткнулись на человека, укрывшегося за пылающим остовом броневика. Мимик надвигался на него, и я знал без всяких слов, что этот — мой. Я ударил, Мимик упал, и я быстро шагнул между его тушей и человеком, прикрывая того от электромагнитной пыли, сыпавшейся с тела. Без фильтров бронекостюма пыль была смертельна.

Рита взяла под контроль пространство вокруг раненного. Дым, вздымавшийся от машины, уменьшил видимость до нуля. Метрах в десяти, в направлении на шесть часов, завалилась на бок стальная башня. Локатор высвечивал за ней бурление белых точек. Если бы мы остались, Мимики вскоре хлынули бы на нас.

Нога человека была придавлена и пробита перевернутым броневиком. Он был здоровенный, а на его шее, намного более толстой, чем моя, болтался старый пленочный фотоаппарат. Это был Мёрдок — журналист, стоявший рядом с Ритой и снимавший нашу физподготовку.

— Я думала, ты избегаешь появляться на поле боя. — сказала Рита, опустившись на колено и осматривая его ногу.

— Тут был отличный кадр, сержант-майор. Потянул бы на Пулитцеровскую, если бы я смог ее получить. Малость не подрассчитал, что может рвануть. — В уголках его рта скопились сажа и грязь.

— Даже и не знаю, повезло тебе или нет.

— Я встретил в аду богиню, значит капелька везения у меня, пожалуй, осталась. — Ответил он.

— Этот кусок брони довольно глубоко вошел в твою ногу. На то, чтобы вытащить тебя, уйдет слишком много времени.

— И какой у меня выбор?

— Можешь остаться и снимать до тех пор пока Мимики тебя не задавят, или я могу отрезать ногу и перенести тебя в лазарет. Выбирай.

— Погоди, Рита!

— У тебя только минута на решение. Мимики уже рядом, — и она подняла топор, даже не собираясь, на самом деле, оставить ему эти шестьдесят секунд.

Мёрдок перевел дыхание.

— Можно я спрошу?

— Что?

— Если я выживу, ты позволишь мне сфотографировать тебя нормально, без высунутого языка и без выставленного среднего пальца?

Японские и американские войска встретились примерно через два часа после начала нападения. Ко времени, когда солнце выбралось с восточной половины неба и засияло прямо над головой, солдаты наладили что-то, что можно было назвать линией обороны. Уродливой, но не отступающей. Нас было еще много живых, способных двигаться и сражаться.

Мы с Ритой неслись по руинам базы.

 

Глава 5

Линия обороны проходила вокруг центра базы «Цветочное Шоссе», отрезая выпуклый полукруг с берегом в качестве прямой линии. Спецназ американцев закрепился в центре рваной дуги, где вражеские атаки были наиболее ожесточенными. Солдаты, лежа за мешками с песком и укрывшись в развалинах, поливали врага пулями, ракетами, и самым отборным матом, какой только знали.

Если провести воображаемую линию от американских солдат к острову Котойуши, то тренировочное поле номер 3 будет прямо посередине. Там Мимики и вышли на берег. Они вообще, как правило, вели себя не разумнее садовых инструментов. В их военном репертуаре не было внезапных атак. И можно было быть уверенным, что их слабое место — привлекающий стрельбу сервер, будет сильно защищен окружением из основной части их сил. Ракеты, зарывавшиеся под скалы и разбивавшие их, кассетные бомбы, разделявшиеся на тысячу бомб, боеприпасы объемного взрыва, сжигавшие все рядом с собой — все технологичные инструменты разрушения, придуманные человечеством, были просто бесполезны. Победить Мимиков — это как разрядить бомбу — надо обезвредить каждую ее часть в строго определенном порядке, или она взорвется вам в лицо.

Наши с Ритой бронекостюмы идеально подходили друг к другу — кровь и песок. Один топор прикрывал спину другому. Мы уворачивались от дротиков, прорубались сквозь Мимиков и пробивали дыры в бетоне карбид-вольфрамовыми шипами в поисках Мимика, чья смерть могла положить этому конец.

Я достаточно хорошо знал процедуру: уничтожить антенну и резервные копии, чтобы стало невозможно отправить сигнал в прошлое. Я считал, что уже достиг этого на 159-й петле, и сомневался, что напортачить могла Рита. Но каким-то образом все началось сначала. Узнать Риту поближе на этом 160-м повторе было мило, но взамен попала в переплет база «Цветочное Шоссе». Когда пыль рассеется, здесь, явно, окажется очень много погибших солдат и большие потери среди нестроевого персонала.

Оставалось надеяться, что у Риты была какая-то идея. Она прошла через большее количество петель, чем я, и, может быть, она видела что-то, что я упустил. Думая, что уже стал ветераном, рядом с ней я все еще оставался салагой, только что вышедшим из учебки.

Мы стояли на спортплощадке номер 3. С одной ее стороны была повалена баррикада из колючей проволоки, а заборы из сетки завалены и растоптаны — с трех других. Площадь оказалась забита Мимиками, можно сказать, стоявшими плечом к плечу, если бы у них были плечи. Бетон, не в силах выдержать их вес, потрескался и просел. Солнце уже начало опускаться все ниже, отбрасывая сложные тени на неровной земле. Дул ветер, такой же сильный, как накануне, но фильтры бронекостюмов отсекали следы океанского запаха.

И там был он — Мимик-сервер. Рита и я заметили его одновременно. Я без понятия, откуда мы знали, что это он, но мы знали.

— Не могу связаться со своим отрядом поддержки. У нас не будет поддержки с воздуха.

— Как по мне, ничего нового.

— Ты помнишь, что делать?

Я кивнул внутри своей Брони.

— Тогда за работу.

Поле было набито десятью тысячами квадратных метров Мимиков, ждущих наших топоров, чтобы отправиться в объятья смерти. Мы двинулись им навстречу.

Четыре коротких ноги и хвост. Сколько бы раз я не увидел Мимика, он никогда не напоминал мне ничего, кроме мертвой и раздувшейся лягушки. По внешнему виду сервер никак не отличался от его клиентов, но мы с Ритой знали разницу.

Они жрали землю и выделяли яд, оставляя после себя пустыню. Чужой разум, который их создал, открыл межзвездные путешествия, научился посылать сообщения сквозь время, и теперь они взяли наш мир и пытались превратить его в подобие своего собственного. Каждое дерево, цветок, насекомое, животное и человек — все были приговорены.

На этот раз сервер надо было уничтожить. Больше никаких ошибок. Если мы не сможем, то и битва не сможет закончится. Я вложил всю инерцию, которую посмел, в топор, нанося точный удар по антенне.

— Есть!

Сзади обрушилась атака.

Тело отреагировало до того, как я успел подумать. На поле боя я отключал свое сознание от управления движениями. Холодные, беспристрастные расчеты подсознания были куда точнее, чем могли быть сознательные.

Бетонная плита под ногами раскололась пополам, посылав в воздух клубы серой пыли, как будто земля взорвалась. Моя правая нога проехалась, удерживая равновесие. Я все еще не видел, кто на меня напал. Не было времени, чтобы ввести в игру мой ​​массивный боевой топор.

Руки и ноги двигались, следуя за смещением центра тяжести. Пульсация пробегала по нервам, стараясь обеспечить необходимую скорость, чтобы вовремя уклониться. Если бы мой позвоночник был приварен к броне за спиной, она бы гремела как гром.

Я ударил топорищем. Правильно выполненный, этот удар почти так же разрушителен, как выстрел отбойника. За исключением лобовой брони танка, было, наверное, не так много вещей, способных выдержать прямой удар 370-ю килограммами пронзительной силы.

Топор отскочил. Твою мать!

На краю поля зрения промелькнула тень. Не было времени уклониться. Я даже вдохнуть после своего удара не успел, а уже шел ответный. Вот и он. На мгновение мое тело оторвалось от земли, потом я покатился, а перед глазами у меня менялись небо и земля. Небо и земля. Я вышел из переката и вскочил на ноги одним гибким, текучим движением.

Со все еще поднятой в ударе ногой, там стоял бронзово-красный бронекостюм. Рита!

Может, она сбила меня с пути незамеченной мною атаки? Или я помешал ей? Но это точно была она — та, кто отправил меня поваляться в пыли.

Какого черта?!..

Красный бронекостюм пригнулся и атаковал. Лезвие топора сверкнуло, как край бритвы. Я позволил своему телу сражаться. Сто пятьдесят девять петель я тренировал его двигаться с легкостью, и это принесло плоды. Первый удар пришел сбоку и миновал меня, буквально, на толщину волоса. Второй, ужасный, идущий сверху вниз свинг, я отклонил рукоятью своего топора. До того, как последовал третий, я от греха подальше отскочил и увеличил дистанцию.

У меня перехватило дыхание, когда я осознал реальность ситуации.

— Какого хера ты творишь?!

Рита медленно шла ко мне, помахивая топором так низко, что почти задевала землю. Потом остановилась, и связь сквозь треск донесла до меня ее высокий, чистый голос, так не подходивший для поля боя:

— А на что похоже?

— Похоже, что ты пытаешься меня, на хер, прикончить!

— Люди воспринимают передачи Мимиков, как сны. Антенна, которая принимает передачу — наш мозг. Но это действует в обе стороны. Мозг адаптируется, и мы становимся передающими антеннами. Я больше не в петле, но все еще подключена и могу чувствовать сервер Мимиков потому, что все еще остаюсь антенной. Мигрени — это побочный эффект. Они же есть и у тебя, верно?

— С чего ты заговорила об этом сейчас?

— С того, что в прошлый раз именно поэтому ничего не получилось. Хоть ты и уничтожил резервные копии, но ты не уничтожил антенну — ею была я.

— Рита, я не понимаю.

— Антенна работает в обе стороны. Если ты ею стал, Мимики все еще могут создавать петли. Я — антенна. Ты пойман в петлю. Если убьешь меня — петля разомкнется. Если я убью тебя, то это станет реальностью. Навсегда. Только один из нас может избежать ловушки.

Ни в чем этом я не видел никакого смысла, снова чувствуя себя новичком в ловушке непонятной временной петли. Я молился, желая стать таким же сильным, как Валькирия, которую я увидел шагающей по полю боя и превратил себя в труп бесчисленное количество раз, пытаясь следовать по ее стопам. Теперь, после 160 попыток, я, наконец, получил право стоять рядом с ней. Мы сражались вместе, смеялись вместе, ели обед и прикалывались вместе. Я протащил себя через ад, чтобы быть с ней, и вот теперь мир собирался разлучить нас! Да уж, сложно обломаться сильнее! Тот же цикл, который сделал из меня воина, собирался меня убить.

— Если человечество собирается победить, то нам нужен кто-то умеющий разрывать петли времени. — Ритин голос был спокоен и холоден.

— Подожди, должна быть…

— Сейчас мы определим, кто будет этим кем-то, Рита Вратаски или Кeйджи Кирия.

И она атаковала.

Я бросил винтовку. Против Стальной Суки у меня не будет времени целиться и нажимать спусковой крючок. Обеими руками я сжал свой боевой топор.

Наш поединок разворачивался по всей базе. После поля номер 3, мы оказались на той спортплощадке, где проходила физподготовка, и продолжали биться, попирая остатки генеральской палатки, в которой он укрывался от солнца. Мы миновали тлеющие руины казармы 17-й роты и скрестили топоры перед ангаром. Лезвия скользнули мимо друг друга, я поднырнул под удар и побежал дальше.

Остальные солдаты останавливались и недоуменно глядели нам в след. Их шлемы скрывали выражения лиц, но не их шок. Да и почему нет? Я сам не мог поверить в то, что происходит! Мой разум отказывался служить, но мое тело не обращало на это внимания и продолжало работать, как хорошо смазанная машина. Оно стало ею. И с его отточенными до совершенства движениями, я перешел в атаку.

Когда мы достигли линии американских войск, зеленый огонек на моем дисплее мигнул о входящем сообщении для Риты. Связь между нашими бронекостюмами продолжала работать.

— Старший псарь Бешенному псу, — прозвучал мужской голос. Рита еле заметно замедлила движения, и я, воспользовавшись шансом, увеличил между нами дистанцию. Голос продолжил, — Вражеские силы успешно подавлены в районе операции. Ты как будто занята? Нужна поддержка?

— Ответ отрицательный.

— Есть распоряжения?

— Держите японцев подальше. Я не хочу отвечать за то, что будет, если они начнут мешаться под ногами.

— Принято. Хорошей охоты! Старший псарь эфир освободил.

Канал закрылся и я закричал Рите:

— Это все, что ты можешь сказать? Привет? Что за хрень?! — ответа не было, Ритина броня приближалась. На разговоры не было времени. Я был слишком занят, защищая собственную жизнь.

Не знаю, пыталась ли Рита действительно убить или только проверяла меня. Я был точной машиной, не тратившей лишних циклов на обработку ненужной информации. Рита и все более сложное, чем бежать/отбить/увернуться, могло подождать. Независимо от намерений, ее атаки были на самом деле смертельны.

Справа от меня находились главные ворота базы. Мы оказались на том самом пути, который я всегда использовал, пробираясь на американскую половину, чтобы стянуть один из Ритиных топоров. Линия обороны спецназа США проходила как раз по тому месту, где раньше стояли мускулистые часовые.

Рита размахивала топором, не обращая внимания, кого или что он мог зацепить, а я не видел никакого смысла втягивать кого-либо еще, так что я начал отводить нас от линии. Столовая номер 2 была метрах в ста впереди. Дротики повредили строение, но, тем не менее, оно еще стояло. Дистанция от линии обороны была вполне подходящей, так что секундой позже я пролетел эти сто метров и ворвался внутрь через дверь на дальней стороне здания.

Внутри были сумерки, света хватало только для того, чтобы что-то видеть. Опрокинутые на бок столы свалены в импровизированную баррикаду перед противоположным входом. Пол был усыпан едой и полупустыми бутылками соевого соуса. В помещении не было никаких признаков людей — ни живых, ни мертвых.

Здесь я провел бесчисленные обеды, наблюдая как Рита ест. Здесь я дрался с гориллой-переростком из 4-й роты и играл в «слабо сожрать» с Ритой и ведром умебоши. Разве не лучшее место для нас с ней, чтобы решить нашу судьбу на смертельной дуэли?

Оранжевый свет засиял в проломе западной стены. Взглянув на часы рядом с дисплеем, я едва смог поверить, что прошло восемь часов с начала боя. Уже приближались сумерки. Неудивительно, что я чувствовал, будто мой бронекостюм подбит свинцом. Мои мышцы не были тренированы для такого. Аккумуляторы почти сели, и системы были на грани отключения. Я никогда не был в бою даже и половины такого времени.

В столовой показалась красная броня Риты. Я блокировал топором горизонтальный свинг, каркас моих доспехов скрипнул. Если бы я остановил этот удар в лоб, крутящий момент приводов просто разорвал бы мой бронекостюм, вывернув его наизнанку. Меня вновь охватил страх перед тем, на что Рита Вратаски была способна. Она была вундеркиндом боя и научилась считывать каждый мой финт и каждый блок.

В бою все движения делаются на подсознательном уровне. Это вдвойне трудно компенсировать, когда кто-то учится читать эти движения. Рита была на полшага впереди меня. Она поворачивалась, чтобы нанести смертельный удар в то место, где я буду, даже прежде, чем я там оказывался.

И попадала. Я инстинктивно шагнул ближе к ней, едва избежав всей тяжести ее топора. С моего левого плеча полетели пластины. Красная сигнальная метка загорелась на дисплее.

Ритина нога врезалась в меня, и не было возможности избежать этого. Я полетел по комнате, высекая из своего бронекостюма искры о сломанный бетонный пол. Меня развернуло и я врезался в стойку. Поток палочек для еды хлынул мне на голову.

Рита уже снова двигалась. Нет времени передохнуть. Голова, проверка. Шея, проверка. Торс, правое плечо, блок правой руки… Все, кроме бронепластины левого плеча проверено. Я еще могу сражаться. Выпустив топор, я уцепился перчатками за угол стойки и перепрыгнул ее. Ритин удар поднял брызги дерева с металлом позади меня.

Я оказался на кухне. Передо мной протянулся ряд огромных, промышленных газовых плит и раковин из нержавейки. Сковороды и кастрюли, достаточно большие, чтобы готовить в них целых свиней, висели вдоль стены. Груды пластиковой посуды достигали потолка, а в аккуратных рядках лотков все еще стоял несъеденный, остывший завтрак.

Сбивая подносы, я отступал в лавине еды и пластика. Рита приближалась. Я швырнул в нее котел. Есть! Со звуком гонга котел отскочил от шлема ее вишнево-красной брони. Похоже, этого маловато, чтобы ее переубедить. Может, стоило попробовать вместо котла кухонную раковину? Новым взмахом топора Рита снесла половину стойки и развалила железобетонный столб.

Я продолжал пятиться пока не уперся в стену и, бросившись на пол, увернулся от опасного горизонтального взмаха топора. Морда бодибилдера, все еще бездумно скалившегося на кухню со стены, приняла удар вместо меня. Я бросился Рите в ноги, но она отскочила в сторону, и я позволил инерции вынести меня к ошметкам стойки. Мой топор лежал там, где я его оставил.

Поднимая однажды брошенное оружие, ты даешь понять только одно — ты снова готов сражаться. Никто не подбирает оружие, не планируя им воспользоваться. Было ясно, что я не могу бежать вечно. Если Рита действительно хотела меня убить, а я начинал думать, что так оно и есть, то убежать не выйдет. Парируя одну атаку за другой, я просто посажу аккумуляторы своей брони. Пришло время сделать выбор.

Была одна вещь, которую мне нельзя было забывать. Я пообещал это себе, когда решил сражаться за выход из петель. Под бронеперчаткой на моей руке скрывался номер 160. А когда там было написано 5, я раз и навсегда решил брать с собой в следующий день все, чему могу научиться. Я не делился секретом этих цифр ни с кем. Ни с Ритой, ни с Йонабару, ни даже с Ферреллом, с которым я так много раз тренировался. Только я знал, что они означают.

Это число было моим ближайшим другом, и, до тех пор, пока оно там было, я не боялся смерти. Не имело значения убьет ли меня Рита. Я все равно никогда бы не смог столького добиться без нее. Что может быть правильнее, чем искупить жизнь спасительницы ценой моей собственной смерти?

Но если я сдамся сейчас, все исчезнет. Кишки, которые я рассыпал на изрытом воронками острове, кровь, которой я захлебывался, рука, которую я оставил на земле. Весь этот ебучий цикл петель. Все развеется, как дым, вьющийся из ружейного ствола. 159 боев, не существовавших нигде, кроме моей головы, бессмысленно исчезнут навсегда.

Если я отдам все, что у меня есть, и проиграю — это одно. Но я не собирался умирать без боя. Наверное, мы с Ритой думали одинаково. Я понимал, что она переживала. Черт, мы с ней были единственными людьми на всей проклятой планете, которые могли это понять! Я прополз каждый сантиметр острова Котойуши, пытаясь найти способ выжить, так же, как это сделала Рита на каком-то поле боя в Америке.

Если я буду жить — она умрет, и я никогда не найду никого подобного ей. А если она будет жить, должен умереть я. Сколько вариантов я не прокручивал в голове, других выходов не видел. Один из нас должен был умереть, и Рита не собиралась договариваться кто. Она собиралась позволить это решить нашему мастерству, выбрав стальной язык оружия. Мне оставалось ответить.

Я взял топор.

Выбежав на середину столовой, я примерился к его весу, стоя почти на том самом месте, где мы с Ритой прошли через историю с умебоши. Забавная штука жизнь, верно? Это было всего день назад, а мне казалось — прошла целая жизнь. В тот раз Рита тоже победила меня. Я бы сказал, что у нее был талант соревноваться.

Ритин бардовый бронекостюм шаг за шагом увеличивался передо мной. Она остановилась ровно за пределами досягаемости моего топора, крепко сжимая в руке свое поблескивающее оружие.

В тишину столовой вторглись звуки шедшего снаружи боя. Взрывы звучали уханьем далеких литавров. Ревущие в небе снаряды взвыли высокими нотами флейт, а автоматические винтовки рассыпались барабанной дробью. Мы с Ритой дополнили композицию звоном хриплых тарелок из карбида вольфрама.

В осыпающихся руинах столовой не было восхищенных зрителей. Лишь груды столов и опрокинутых стульев были единственными молчаливыми наблюдателями смертельного танца бордовой и песочной брони. Двигаясь по спирали, как это всегда делала Рита, мы вычерчивали траекторию на пыли бетонного пола. Мы танцевали военный балет, облекшись в пик технологий человечества, и наше грубое оружие пело тысячелетнюю погребальную песнь.

Лезвие моего топора было тупым и выщербленным. Бронекостюм покрыт сколами, а его батареи были лишь чуть более чем пусты. Мышцы повиновались только благодаря силе воли.

Страшный взрыв, потрясший столовую, заставил нас вздрогнуть.

Я знал, что ее следующий удар будет смертельным. И знал, что мне его не избежать. Времени думать не было. Размышлять надо на тренировках, а бой — это чистое действие. Опыт, вплавленный в меня за 159 битв, направлял мои движения.

Рита потянула свой топор назад в замахе. Мой ответил на ее удар, ударом снизу. Две гигантские дуги скрестились, круша бронепластины.

Была только одна разница между мной и Ритой. Она научилась сражаться с Мимиками сама, а я учился бить их, глядя на нее. Точный момент ее удара и следующий за ним шаг — все это было записано в операционке моего подсознания. Я знал ее каждое следующее движение. Вот почему ее лезвие лишь оцарапало меня, а мой удар пробил ее броню насквозь.

В Ритином багровом бронекостюме зияла дыра.

— Рита!

Топор задрожал в ее руках. Бронекостюм делал все возможное, в попытках отфильтровать неумышленные, судорожные движения мышц. Рукоять карбид-вольфрамовой секиры шумно загремела, выпав из ее перчаток. Кровь, масло, и какие-то неведомые жидкости заструились из раскола в броне. Сцена была очень хорошо знакома, а я чувствовал совершенно новый ужас. Рита дотянулась до моего плеча и нащупала разъем контактной связи. В шлеме ясно зазвучали ее слова:

— Ты победил, Кейджи Кирия. — Голос Риты был сух и пронизан болью. Багровый бронекостюм навалился на меня.

— Рита… зачем?

— Я давно знала. Еще с тех пор, как получила первый сигнал мимиков. Бой кончается всегда.

— Что? Я не..

— Ты — тот кто выберется из этой петли. — Рита закашлялась, механический треск прошел по каналу связи.

Я наконец-то понял. Вчера, когда мы встретились с Ритой, она решила, что должна умереть. В то время я не распознал этого и думал, что случайно зацепил какие-то флажки. Мне надо было пытаться найти путь спасти ее, а я пустил день на самотек.

— Рита, прости! Я… я не знал.

— Не извиняйся. Ты победил.

— Победил? А можем мы просто… просто продолжать повторять петлю? Может, мы никогда ее и не покинем, но мы будем вместе. Навсегда. Мы же можем быть вместе дольше жизни. Каждый день будет бой, но мы умеем сражаться. Если мне надо будет убить тысячи Мимиков, миллион, я это сделаю. Мы это сделаем вместе.

— Каждое утро ты будешь просыпаться с Ритой Вратаски, которая не знает о твоем существовании.

— Мне все равно.

Рита покачала головой:

— У тебя нет выбора. Ты должен разорвать петлю до того, как с тобой случится то, что случилось со мной. Покончи с этим проклятием, пока еще возможно.

— Я не могу пожертвовать тобой ради этого.

— Тот Кейджи Кирия, которого я знаю, не пожертвует человечеством ради себя.

— Рита…

— Время кончается. Хочешь что-то сказать — говори сейчас! — багровый бронекостюм тяжело опустился на землю.

— Я останусь с тобой, пока ты не умрешь… Я люблю тебя.

— Хорошо. Я не хочу умирать одна.

Шлем скрывал ее лицо и я был благодарен этому. Если бы я мог видеть ее слезы, я бы никогда не смог закончить петлю и навсегда ее потерять. Красный свет, заходящего низко в западном небе Солнца, заиграл на багровом бронекостюме Риты, окружив ее блеском рубинового свечения.

— Долгий бой, Кейджи. Уже садится Солнце.

— Это красиво.

— Сентиментальный гаденыш, — в ее голосе слышалась улыбка, — Я ненавижу красное небо.

Это были ее последние слова.

 

Глава 6

Небо было ярким.

Рита Вратаски была мертва. После того, как я убил сервер Мимиков и зачистил остальных, меня заперли на гауптвахте. Сказали, что я нарушил свой служебный долг. Якобы, проигнорировав по неосторожности приказы начальства, я подверг опасности своих однополчан. Не имело значения, что там не было никакого начальства, отдававшего какие-то гребаные приказы. Им надо было повесить на кого-то смерть Риты, и я не мог их винить за поиски козла отпущения.

Военный трибунал состоялся через три дня после ареста. С меня сняли все обвинения и вместо них повесили награду.

Генерал, тот же, что командовал физподготовкой, похлопал меня по спине и рассказал, какую прекрасную работу я проделал. Он чуть не закатывал глаза, пока это вещал. Я хотел ему сказать, чтобы он засунул ее себе в задницу, за все хорошее, но удержался. Смерть Риты была на моей совести. Не было смысла перекладывать это на него.

Наградой оказался «Орден Валькирии», присуждавшийся солдатам, убившим больше сотни Мимиков в одном бою. Он был изначально создан всего для одного, особенного солдата. Единственным способом заслужить почести выше этой, было погибнуть в бою, как это сделала Рита.

Я, действительно, перебил груду этих мразей. Больше, чем убила Рита за все время, и всего в одном бою. Я не очень помню, что происходило после того, как я уничтожил сервер, но, кажется, я нашел новый аккумулятор и продолжил в одиночку выносить Мимиков, пока не перебил около половины всех напавших на базу «Цветочное шоссе».

Восстановление базы было в полном разгаре. Половина зданий сгорела дотла, и вывоз обломков был сам по себе монументальной задачей. Казармы 17-й роты больше не было, и от детектива, который я так и не удосужился дочитать, не осталось ничего, кроме пепла.

Я бесцельно брeл среди деловито сновавших взад и вперед по всей базе людей.

— Дерутся, как остервенелые маньяки, да? Так нынче поступают переодетые герои?

Голос был знакомым. Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть летящий прямо в меня кулак. Левая нога сама сменила положение. Времени думать не было. Все, что я мог успеть — это решить, включить ли тумблер контратаки в моей голове. Если бы включил, рефлексы вплавленные в меня за 160 петель взорвались бы, перенимая управление телом, словно роботом.

Я мог перенести вес на левую ногу, отвести удар плечом, захватить локоть нападавшего и, шагнув вперед правой ногой, воткнуть ему мой собственный локоть под ребра. Достаточно на первый удар. Я прокрутил симуляцию в голове и понял, что сломаю ребра нападавшему еще до того, как узнаю, кто он, так что я решил просто принять удар. Худшее, что могло случиться — я бы заполучил фингал.

Получилось больнее, чем я ожидал. Сила удара отбросила меня назад, и я ударился, приземлившись на задницу. По крайней мере, ничего не сломал — все прошло по плану. Было неплохо узнать, что передо мной открылась карьера боксерской груши, если вдруг с армией не сложится.

— Не знаю, насколько ты вундеркинд, но ты точно немерянно заносчивый говнюк!

— Оставь его в покое.

Надо мной стоял Йонабару и, похоже, хотел продолжать наносить удары, но ему заступила дорогу женщина в простой солдатской рубашке. Ее левая рука была на перевязи. Белоснежные бинты резко контрастировали с ее рубашкой цвета хаки. Должно быть, подруга Йонабару. Я был рад, что они оба живы.

В глазах женщины был свет, непохожий на то, что я когда-либо видел прежде. Как если бы она смотрела на льва, который сорвался с цепей. Это был взгляд, предназначенный для чего-то более внушительного, чем человек.

— Разгуливаешь тут, словно ничего не случилось!.. Меня тошнит от одного твоего вида!

— Я сказала, оставь его в покое.

— Да пошел он на хер!

И он ушел, еще до того, как я успел подняться. Я медленно встал и побрел прочь. Челюсть болела не сильно. В сравнении с той пустотой, что оставила во мне Рита, это было просто ничто.

— Он неплохо вмазал, — услышал я за спиной. Это был Феррелл. Он выглядел так же, как всегда, может разве одна-две морщинки, напоминавших про бой, добавились на лбу.

— Вы видели?

— Прости, я не успел его остановить.

— Ничего.

— Постарайся не держать на него зла. Он потерял очень много друзей в тот день. Ему просто нужно немного времени, чтобы успокоиться.

— Я видел Ниджу… то, что от него осталось.

— Наш взвод потерял семнадцать человек. Всего, говорят, тысячи три погибло, но точное число пока не известно. Помнишь ту симпатичную девушку, которая заправляла в столовой номер 2? Ее тоже больше нет.

У меня вырвался горький вздох. Феррелл продолжил:

— Ты не виноват, хотя, это едва ли важно в такое время, как сейчас. Но знаешь, ты неслабо пнул подругу Йонабару. В числе прочих.

— Прочих?

— Прочих.

Значит и Феррелл в списке людей, по которым я прошел в бою. Кто его знает, что еще я натворил. Ни черта не вспоминалось, но было ясно, что на поле боя я оказался маньяком-убийцей. Может, это из-за меня у подруги Йонабару рука на перевязи? Тогда неудивительно, что он взбесился. Пинка бронекостюма более, чем достаточно, чтобы такое устроить. Черт, да он может запросто превратить внутренности в кашу!

Я надеялся, что Йонабару запомнил тот страх. Это помогло бы ему выжить в следующих битвах. Может, он и не думал больше обо мне как о друге, но для меня он другом остался.

— Простите.

— Забудь. — Феррелл определенно не злился. Скорее, казалось, он выглядел благодарным, — Кто научил тебя так управлять бронекостюмом?

— Вы, сержант.

— Я серьезно, сынок. Если бы речь шла о строевой подготовке — дело другое, но во всей японской пехоте не найдется солдата, который бы научил тебя так драться.

Сержант Бартоломе Феррел прошел через больше боев, чем кто бы то ни было в ОСС. Он знал, каким воином он был и понимал, что, если бы я не сбил его с ног, он был бы мертв. Ему было ясно, что зеленый рекрут, стоявший перед ним, был лучшим воином, чем он мог хотя бы надеяться стать. И он знал, что в бою важен только один ранг — умение сражаться.

Сержант Феррелл был ответственным за построение основ моих навыков. Но я не мог объяснять ему все это, так что, я не пробовал.

— Да, чуть не забыл, тут какая-то мышка из американского корпуса тебя искала.

Шаста Рэйл. Ta Шаста Рэйл, с которой мы коротко повстречались в Небесной Ложе. В этот раз мы едва перекинулись с ней словом. Другая Шаста, у которой я заимствовал боевой топор, осталась теперь лишь частью петли времени.

— А где временная казарма 17-й роты? И что с ангаром? Я бы хотел проверить свою броню.

— Только из каталажки — а уже броню проверять? Да, ты настоящий боец.

— Я самый обыкновенный.

— Американский отряд забрал твою броню. Если поразмыслить, то как раз эта мышка за ней и приходила вместе с остальными.

— Что они собрались делать с моей броней?

— У главнюков есть планы. Не удивляйся, если тебя прикрутят к спецназу США.

— Серьезно?

— Им нужен кто-то на место Валькирии. Я уверен, ты как раз подойдешь. — Феррелл похлопал меня по плечу и мы разошлись.

Я направился на американскую сторону базы, чтобы найти Шасту и свой бронекостюм. Казармы и дорога так сильно обгорели, что было трудно сказать, где заканчивалась японская сторона, и начиналась американская. Даже часовые исчезли вместе со всеми их мышцами.

Бронекостюм я нашел в мастерской Шасты. Как и ее саму. Кто-то нацарапал на грудной пластине моей брони «Убийца Кейч». «Кейч» — так американцы произносят мое имя. Похоже, у меня появился собственный позывной. Они не теряли времени. Ну, это было неплохое имечко для свинской жопы, получающей медали, убивая друзей. Нужно поблагодарить того, кто его придумал. Что за тупорылый мир!

Шаста заметила, как я смотрю на надпись.

— Я следила за ним, как могла, но они все-равно написали. Простите. — у меня появилось чувство, что нечто подобное она уже говорила в прошлом. Рите.

— Не беспокойся об этом. Я слышал, ты меня искала?

— Я хотела отдать вам ключ от Небесной Ложи.

— Ключ?

— Так меня просила Рита. Никто не входил туда с тех пор, как вы вышли. Было нелегко сдерживать их целых три дня, но я могу быть изобретательной. — она подала мне ключ-карту, — Просто не обращайте внимания на все те штуки на входе.

— Спасибо.

— Я рада, что смогла помочь.

— Можно тебя спросить кое о чем?

— Что?

— Ты… ты не знаешь, почему Рита покрасила доспехи красным? Вряд ли это был ее любимый цвет. Я подумал, ты можешь знать.

— Она сказала, что хочет выделяться. Но я не знаю, зачем кто-то может захотеть выделяться на поле боя. Это, ведь, просто сделает тебя более легкой целью.

— Спасибо. В этом есть смысл.

— Я думаю, на вашем вы хотите рога? — должно быть, я нахмурился, потому что она тут же добавила, — Простите! Я просто пошутила!

— Отлично. Мне надо научиться контролировать свой хмурый вид. Спасибо за ключ. Пойду проверю Небесную Ложу.

— Пока вы не ушли…

— Да?

— Это не мое дело, но мне интересно…

— Что именно, — спросил я.

— Вы были с Ритой старыми друзьями?

Я сжал губы в кривой усмешке.

— Простите, мне не надо было спрашивать.

— Нет, все в порядке. На самом деле мы…

— Да?

— Мы только встретились.

— Верно. Мы же только прибыли на базу. Глупо было спрашивать.

Я оставил Шасту и зашагал к Небесной Ложе. Я открыл дверь мягко, хотя и знал, что никого не потревожу.

Желтая лента со словами «БИОЛОГИЧЕСКАЯ УГРОЗА», отпечатанными через регулярные промежутки, пересекала вход. Около моих ног лежал огнетушитель, а пол покрывало зернистое вещество. Я догадался, что это было то, что Шаста назвала изобретательностью. База все еще была покрыта электромагнитной пылью Мимиков, и объекты, не являющиеся жизненно важными, такие, как Небесная Ложа, не стояли на первых местах в очереди на дезинфекцию. Умно.

Я вошел внутрь. Воздух был затхлым. Запах Риты уже исчез из комнаты. Все осталось на тех же местах, где и было, когда мы вышли. Опавшая пластиковая сумка, кофемолка и портативная плитка только подчеркивали, насколько коротким было ее пребывание здесь. Это были единственные следы, подтверждающие, что она здесь вообще была. Почти все остальное, чем она владела, было стандартно-военным. Набор для приготовления кофе был ее единственной личной вещью. Конечно, она не оставила мне записку. Это было бы слишком сентиментально для Стальной Суки.

В кружке на стеклянном столике все еще был заваренный Ритой кофе. Я взял кружку. Кофе был густым и темным. Он давно остыл до комнатной температуры. Мои руки дрожали, посылая легкие круги по черной поверхности. Так вот, как Рита встретила свое одиночество. Теперь я понял.

Ты была просто фигурой на доске, а я — фигура, что тебя сменила. Не больше, чем фальшивый герой, необходимый миру. И вот теперь, этот никуда не годный мир собирался повести меня по тому же окровавленному, дымящемуся полю боя. Но ты, ведь, никогда не ненавидела так обошедшийся с тобою мир.

Ну так и я не дам ему погибнуть. Пусть он забросит меня на поле Мимиков с одним лишь карбид-вольфрамовым топором и в помирающей броне, я пробьюсь. Я пройду по пояс в крови через столько боен, сколько не видели все вместе взятые ветераны ОСС, и выйду невредимым. Я буду тренироваться, пока не смогу с точностью до наносекунды нажимать на спусковой крючок и делать каждый шаг. Я не позволю дротикам и оцарапать краску на моей броне.

Пока живу и дышу, человечество не падет. Я обещаю тебе! Пусть это займет уйму лет, но я выиграю для тебя эту войну. Даже, если тебя не будет здесь, и ты не сможешь этого увидеть. Ты была единственным человеком, которого я хотел защитить, и теперь тебя нет.

Горячие слезы подступали к глазам, когда я смотрел сквозь трещины стекла на небо, но я не собирался плакать. Ни по тебе, ни по друзьям, которых потеряю в грядущих битвах. По друзьям, которых не смогу спасти. Я не заплачу по тебе, пока не кончится война.

Сквозь искривленное окно я видел небо, кристально голубое, выглядевшее вечным. Ленивое облачко плыло по нему вдали. Я повернулся лицом к окну, и, как сухая губка поглощает воду, всем телом впитывал ясное, безграничное небо.

Ты ненавидела быть одна, но ты держалась от казарм подальше, спала и просыпалась в одиночестве, потому что слишком трудно смотреть в лицо друзьям, которые, как ты знала, должны умереть. Пойманная в жестокий, бесконечный кошмар, ты думала лишь об одном — о них. Ты не была в силах потерять хоть одного из них, без разницы, кого.

Красный был твоим цветом, твоим и только твоим. Он должен остаться с тобой. Я выкрашу свою броню небесно голубым, тем цветом, который, как ты сказала, любишь, когда мы в первый раз встретились. И на поле с миллионом солдат, я буду выделяться среди всех остальных, буду громоотводом для атак врага. Я стану их целью.

Какое-то время я сидел там, держа последнюю в ее жизни кружку кофе, заваренного ею для того, с кем она была едва знакома. Тонкий аромат перемешивал во мне печаль с нестерпимой тоской. На поверхности кофе покачивалось небольшое пятнышко сине-зеленой плесени. Я поднес кружку к губам и выпил.