Нарциссические герои и ценности встречаются в кино намного чаще, чем пограничные.

Напомню, что нарциссическая структура опыта может проявляться на невротическом, пограничном и психотическом уровнях. Нарциссический герой невротического уровня – это один из наиболее часто встречающихся частных случаев невротического героя.

Вместе с тем классический невротик от нарцисса невротического уровня отличается тем, что ему свойственны невротические механизмы, препятствующие осознанию или реализации своих потребностей (конфлюенция, интроекция, проекция, ретрофлексия). Нарцисс же чаще всего с легкостью проходит первые фазы контакта, но на фазе полного контакта не происходит слияния с другим, то есть близость не случается. Ослабление своих границ, слияние, переживание «Мы» – это именно то, что невозможно в нарциссическом опыте. Соответственно эготизм – наиболее частый механизм прерывания контакта в нарциссическом опыте.

Поэтому когда далее в тексте я противопоставляю «невротика» и «нарцисса», то имею в виду, что невротик плохо осознает свои желания или пасует перед их реализацией; нарцисс же без труда добивается своих целей, но это не приносит удовлетворения и счастья, поскольку цели нарцисса чаще всего лежат в области поддержания безупречного внешнего фасада, тогда как его драматургической потребностью часто является близость. Но именно она является избегаемым опытом в нарциссическом поле.

Как уже упоминалось, бум нарциссических ценностей начался в послевоенные 1950–1970-е годы, и ключевой его лозунг можно сформулировать как «Индивидуальная самореализация важнее всего», где под категорию «всё» попадают и человеческие отношения.

Последующая смена поколений на пограничное и «текучее» общество вовсе не означает, что нарциссические ценности отжили свой век. Наоборот – они настолько проросли в общественные устои, что стали считаться нормой. Вся американская культура нарциссична: американская мечта и концепция “self-made person” несут в себе идеал человека, который своими силами добился большого успеха. Блестящая карьера, жилье в престижном районе, дети в лучших колледжах (конечно же, самые красивые и успешные), идеальная белозубая улыбка, красивая жизнь – весь этот фасад настолько важен, что стремление к нарциссическому идеалу стало культурной нормой.

В DSM – V (последняя версия американского классификатора психических расстройств) нарциссическое расстройство хотели даже исключить из перечня психопатологий, но в итоге решили оставить, изменив некоторые критерии. Так или иначе в американской культуре нарциссический вектор считается вариантом нормального развития человека.

Сам Голливуд пропитан нарциссизмом: жизнь звезд выставляется на всеобщее обозрение, «Оскар» – квинтэссенция нарциссизма, красная ковровая дорожка – как показ мод и конкуренция за самый красивый наряд. И неожиданно – Фрэнсис Макдорманд на «Оскаре-2018» без макияжа и привычного гламура бросает вызов идеальному фасаду Голливуда.

В Россию нарциссические тенденции массово пришли в 1990-е и сначала проявлялись в чудовищно перекошенном варианте «новых русских», затем трансформировались в более привычные ценности: успех, индивидуализм, яркая жизнь, идеальная внешность, блестящая карьера, привлекательный фасад, конкуренция за первенство во всем.

Такое массовое распространение нарциссических ценностей отображается и в кинематографе.

Однако если раньше популярны были истории про героя-одиночку, который, преодолевая препятствия, добивается успеха, то в последние десятилетия усилилась тенденция показывать оборотную сторону – трагедию, скрывающуюся за нарциссическим фасадом. Если же перед героем стоит выбор между нарциссическими ценностями и близкими отношениями, то в современных фильмах часто он выбирает второе.

Прежде чем перейти к рассмотрению нарциссического героя в кино, давайте пристальнее взглянем на то, что же из себя представляет нарциссический тип опыта в жизни.

 

7.1.1. Классические определения нарциссизма

В повседневном обиходе слово «нарцисс» имеет чаще всего негативную коннотацию – так принято называть эгоистичного, самовлюбленного человека, которому плевать на чувства окружающих и который только и делает, что любуется собой, используя других как зеркало.

Вместе с тем это лишь поверхностное описание, и нарциссический опыт более нормален, чем другие расстройства, однако и он может проявляться не только на невротическом, но и на пограничном и даже психотическом уровнях.

Нарциссизм не врожденное, а социально обусловленное явление в отличие от некоторых психопатологий.

Сам термин происходит из древнегреческого мифа о Нарциссе, который был настолько влюблен в себя, что целыми днями любовался своим отражением в водах ручья, отвергнув любовь нимфы Эхо.

Для начала разберемся, что из себя представляет нарциссическое расстройство, а затем подробнее рассмотрим феномены нарциссического опыта.

Нэнси Мак-Вильямс, известный американский психоаналитик, описывает личность с нарциссическим расстройством как «организованную вокруг поддержания самоуважения путем получения подтверждения со стороны», имея в виду не просто чувствительных к обратной связи людей, а тех, для кого этот аспект стоит на первом месте. «Озабоченные тем, как они воспринимаются другими, нарциссические люди испытывают глубинное чувство, что они обмануты и нелюбимы».

Согласно DSM-5, симптомы нарциссического расстройства таковы:

А. Значительные нарушения функционирования личности, которые проявляются:

– в нарушениях в собственном функционировании (а или б):

а) идентичность: чрезмерная опора на других при самоопределении и регуляции самооценки; неадекватная самооценка, которая может быть завышенной или заниженной, а также может колебаться между крайностями; эмоциональное состояние отражает колебания самооценки;

б) опора на себя: целеполагание основывается на получении признания от других; личные стандарты неоправданно завышены для ощущения себя как исключительного, либо занижены на основании чувства, что человеку все что-то должны; зачастую не осознают собственных мотивов;

– в нарушениях межперсонального функционирования (а или б):

а) эмпатия: нарушенная способность признавать или идентифицироваться с чувствами и потребностями других; чрезмерная настроенность на реакции других людей, но только если они воспринимаются как имеющие отношение к себе; пере- или недооценка собственного влияния на других;

б) близость: отношения по большей части поверхностны и нужны для обслуживания регуляции самооценки; взаимность ограничивается небольшим истинным интересом к другому и преобладанием необходимости личной выгоды.

Б. Патологические черты личности в следующих областях:

– антагонизм, характеризующийся:

а) грандиозностью: явное или скрытое чувство, что тебе все должны; эгоцентризм; уверенность в собственном превосходстве; снисходительное отношение к другим;

б) привлечением внимания: чрезмерные попытки привлечь внимание и быть в его центре; поиск восхищения.

Если мы обратимся к «Википедии», наиболее доступному для большинства источнику информации, то нарциссическое расстройство личности в ней определяется как «характеризующееся убежденностью в собственной уникальности, особом положении, превосходстве над остальными людьми; завышенным мнением о своих талантах и достижениях; поглощенностью фантазиями о своих успехах; ожиданием безусловно хорошего отношения и беспрекословного подчинения от окружающих; поиском восхищения окружающих для подтверждения своей уникальности и значимости; неумением проявлять сочувствие; идеями о собственной свободе от любых правил, о том, что окружающие им завидуют. Нарциссические личности постоянно пытаются контролировать мнение окружающих о себе. Они склонны обесценивать практически все окружающее их на свете, идеализируя при этом то, с чем ассоциируют самих себя».

Как мы видим, и в бытовом обиходе, и в классическом подходе вырисовывается личность малоприятная, использующая других для повышения собственной самооценки, шагающая по головам. Сопереживать нарциссу, воспринимаемому в таком свете, практически невозможно. Однако давайте присмотримся пристальнее к этому феномену, поскольку за нарциссическим фасадом скрывается глубокая внутренняя драма, интереснейшая и обладающая мощным драматургическим потенциалом. В приведенном ниже описании я во многом опираюсь на концепцию Маргариты Спаниоло Лобб.

 

7.1.2. Истоки нарциссического опыта

Нарциссический опыт является прямым следствием определенного типа отношений родителей с ребенком в семье: мать видит своего ребенка не таким, какой он есть на самом деле, а таким, каким ей хочется, чтобы он был. Она создает образ блестящего ребенка, которым восхищается, приписывая реальному малышу черты, которыми он в полной мере не обладает. Это на первый взгляд не кажется страшным или ненормальным – наоборот, что может быть естественнее, чем хвалить своего ребенка и гордиться им, сравнивать с другими и мотивировать быть лучше, ярче, талантливее, умнее и успешнее других по всем фронтам?

Мать ставит высокую планку, и малыш подтягивается к ней, поражая окружающих темпами своего развития. Но за такие блестящие результаты ребенку впоследствии приходится платить слишком большую цену.

Чаще всего такая мать воспринимает ребенка как собственное нарциссическое расширение, продолжение себя самой, и успехи малыша становятся прямым подтверждением ее успешности как матери, а его неудачи переживаются ею как личные провалы, стыд за которые она прививает малышу. Он для нее – объект, который должен поддерживать ее собственную высокую самооценку. А это значит, что цена ошибки для такого ребенка очень высока.

Нарциссический ребенок достаточно умен, чтобы понять: чтобы увидеть любовь в глазах матери, он должен делать то, что ей нужно, что ей нравится. Он блестящий, одаренный малыш. И он очень хочет, чтобы его мать была довольна и счастлива.

Мать видит в ребенке возможность удовлетворения своих амбиций. Каждый раз, когда ребенок проявляет себя естественно и спонтанно, маме это не нравится. Когда же он хорош для нее, она его хвалит.

Ребенок с раннего детства охотно кладет себя в прокрустово ложе материнских амбиций, отчуждая свою истинную природу и вживаясь в предлагаемый ему образ. Со временем дистанция между реальными чувствами, настоящей личностью ребенка и его внешними фасадными проявлениями увеличивается настолько, что перерастает в расщепление идентичности: идеальное «Я» сталкивается с одобрением, реальное «Я» – с пустотой и отвержением.

Вырастая, такой ребенок не может действовать спонтанно, у него формируется ложное «Я» (false self – ложная самость).

Феноменологически в поле нарциссического человека чаще всего присутствует нарциссическая триада: стыд, унижение, грандиозность.

Ложное «Я» = Стыд + Унижение + Грандиозность

Стыд является одним из базовых переживаний нарцисса, которое сопровождает любое его спонтанное, истинное проявление. Он не может позволить себе быть неидеальным. А поскольку идеальность и настоящая жизнь с ее взлетами и падениями несовместимы, то любое живое проявление чувств сопряжено с огромным, невыносимым стыдом.

В детстве, чтобы заслужить любовь матери, нарцисс пожертвовал настоящим собой, и именно это скукоженное, маленькое, беззащитное внутреннее реальное «Я» тонет в стыде за свою неидеальность, несоответствие ожиданиям других (все окружающие для него – лишь аватар его нарциссической матери).

Любая малейшая попытка открыть душу, показать свои истинные чувства другим воспринимается им как унижение. Состояние ослабленности, нуждаемости, жалость или сочувствие других для него унизительны. Он всегда должен быть сильным, доблестным, уверенным в себе, хорошо справляться с жизненными вызовами – мать его любила и гордилась именно таким. Дать слабину для него невозможно.

Однако, как бы успешен ни был он на самом деле, этого всегда недостаточно, и ему кажется, что как только другие люди подойдут поближе, то сразу все поймут и разочаруются. Нарцисс живет с фоновым ощущением, будто он обманывает других. Один из самых его больших страхов – быть разоблаченным, уличенным в собственной неидеальности. Эффект «мыльного пузыря» хорошо знаком людям с нарциссической структурой опыта: пузырь яркий и большой снаружи, но стоит к нему прикоснуться, как он превращается в пустое место. Страх быть уличенным преследует по пятам, и нарциссы часто проецируют на окружающих собственную униженность – им кажется, что эти люди придут и разоблачат.

Чтобы избежать стыда и ощущения униженности, в попытках сгладить внутреннее расщепление нарцисс наращивает грандиозность: ему нужны самые блестящие результаты, самые бурные овации, самая идеальная внешность, самое выдающееся чувство юмора – все самое-самое. Но это только увеличивает расщепление, расшатывая его самооценку между двумя полюсами восприятия: он считает себя то гением, то полным ничтожеством, ему недоступны оттенки между этими полярностями. В популярной психологии этот феномен называют «нарциссические качели».

Нарцисс привык, чтобы его любили за достижения, и научился быть самым красивым, самым обворожительным, обходительным, интересным, блестящим.

Но также он научился очень хорошо чувствовать нужды других. Точно угадывая, в чем нуждается другой и давая ему это, он тем самым получает признательность и благодарность, которые для него означают любовь и принятие. Он знает, что нужно другому и как ему это дать. И он не знает реального себя.

Привлекательный, грандиозный, соблазнительный снаружи и грустный, никому не нужный таким, как он есть, внутри. Реальное, спонтанное «Я» нарцисса – это жертва, принесенная на алтарь потребности быть принятым.

Человек с нарциссической структурой опыта влюбляется, когда ему кажется, что полюбили его настоящего, разглядели его сокровенное. Но рано или поздно в отношениях он неизбежно сталкивается с тем, что партнер просит его о чем-то, что он сам делать не хочет. И тогда партнер становится как будто хотящей чего-то матерью, что воспринимается как тотальное отвержение и сопровождается невозможностью находиться в этих отношениях.

Механизм защиты идеализация/обесценивание исходит из самой сердцевины его опыта. Нарцисс так нуждается в разделении другими его спонтанности, что это нужда тяготеет к потребности в безусловном принятии, которое, увы, невозможно в принципе. Но внутри он так истосковался, что готов поверить, будто новый партнер вернет его в рай.

И нарцисс идеализирует партнера, возносит его на небеса. Он, как никто другой, умеет делать красивые жесты и предугадывать желания. Начало романтических отношений с нарциссом сказочно, прекрасно и воспето в кинематографе и литературе как идеал отношений, к которому всем нужно стремиться: принц на белом коне, Ричард Гир из «Красотки», блистательный миллионер, снизошедший до простой девушки, и пр.

Только в жизни вместо «и жили они долго и счастливо» следом за романтической сказкой начинается драма. Потому что любая дифференциация, критика или малейшая фрустрация воспринимается нарциссом как тотальное отвержение, вызывает много боли, которую он не может показать партнеру. И единственный способ спастись для него – обесценить партнера, низвергнуть с пьедестала – да пожестче, чтобы тот почувствовал всю невысказанную нарциссом боль. И уйти резко и безвозвратно (в отличие от пограничника, который каждый раз возвращается).

Есть такая поговорка: «У нарцисса теплые руки и холодное сердце». Нарцисс обворожителен и заботлив в контакте, но при большем сближении начинает веять холодом. Он убежден, что должен заботиться о партнере, решать все проблемы, уметь делать все, но истинная близость как будто невозможна.

Когда человек с нарциссической структурой опыта подходит к полному контакту, где нужно отпустить себя, свою гордость, сделать свои границы проницаемыми, отдаться близости, позволить себе слиться в едином «Мы», – этого не случается. Нарцисс всегда остается одинок.

Он ясно говорит, чего хочет, его границы ясны и осязаемы. Но когда дело доходит до необходимости отпустить себя, чтобы получить новый опыт, – этого не происходит.

Ему не сложно влюбиться – ему сложно оставаться в отношениях. Если нарцисс остается в них, то потому, что не хочет ранить другого, – он просто дает то, что другому нужно. Он хорошо этому научился в детстве. Но внутренне живет с ощущением «Все они одинаковые. Я никому не интересен такой, какой я есть».

Нарциссический опыт часто бывает депрессивным. Особенность нарциссической депрессии заключается в чувстве, что человек все знает наперед и ничего никогда не изменится, в убежденности, что в его жизни не может произойти что-то принципиально новое. Это так называемая нарциссическая скука.

Нарциссу тяжело поверить, что кто-то может ему помочь. Самый большой кризис подстерегает нарцисса в точке, где известная и привычная схема его жизни может рухнуть. Если есть риск, что может быть разрушен имидж, выстраиваемое годами «Я», то от непереносимости стыда возможны нарциссические суициды. Важность имиджа – базовая особенность нарциссического опыта.

Распространенные случаи суицида бизнесменов в периоды финансовых кризисов и обвалов фондового рынка – проявление нарциссического краха. Человек, ворочающий миллионами, миллиардами, привыкший быть в топе финансовых рейтингов, вдруг в один момент лишается привычного фасада – и шагает с крыши. Жизнь не имеет для него смысла, отношения и семья вторичны, он не может справиться с отравляющим его стыдом.

Однако к суициду может привести не только крушение успешного имиджа, а даже сама его вероятность. Так, один талантливый европейский фотограф, чьи работы в определенных кругах считались гениальными, в силу некоторых обстоятельств на несколько лет остался без заказов. Самое поразительное, что фотограф смог пережить этот кризис, хоть и находился в депрессии. Чего мастер не смог пережить – так это неожиданный крупный заказ от известного глянцевого журнала. Получив лакомое предложение спустя несколько лет застоя, он настолько испугался, что не сможет подтвердить имидж гения, что выбросился из окна.

Стыд, одиночество, глухая тоска и полное неверие в возможность изменений – вот в какой реальности существует истинное «Я» блестящего нарцисса.

Он предъявляет в отношениях с людьми фасад сильного, успешного, блестяще справляющегося человека и очень тоскует по тому, кто разглядит его нуждаемость и беззащитность. Однако если подобное случается, он переживает это как невыносимое унижение и, компенсируя его грандиозностью, холодно обесценивает и отвергает того, кто подошел близко. В этом драматизм нарциссического опыта.

 

7.1.3. Нарциссический герой в кино

Нарциссические персонажи населяют драмы о карьере («Дьявол носит Prada», «Хорошая жена»), криминальные драмы («Крестный отец», «Лицо со шрамом», «Казино», «Подозрительные лица»), фильмы про финансовые рынки и мир большого бизнеса («Волк с Уолл-стрит», «Американцы», сериалы «Миллиарды», «Безумцы»), в том числе шоу-бизнеса («Одержимость» Дэмьена Шазелла, «Неоновый демон», «Черный лебедь»), байопики про выдающихся людей («Жизнь в розовом цвете», «Хичкок», «Стив Джобс»), истории успеха («Поймай меня, если сможешь», «Авиатор», бондиана), спортивные драмы и многие другие.

Драматургический потенциал нарциссического опыта почти безграничен. Сама идея героя, который добивается своей цели, преодолевая препятствия, и приходит к успеху, нарциссична по своей сути. Как я уже упоминала в предыдущих главах, часто невротика, преодолевающего привычные невротические зажимы, «уносит» на нарциссический полюс.

Я бы весьма условно выделила несколько разных типов историй про нарциссический опыт.

В первую очередь существует множество фильмов, где успех и самореализация являются самоценностью и арка героя есть достижение целей через прогрессию усложнений. Эти фильмы затрагивают только яркий фасад, не углубляясь в устройство внутренней нарциссической драмы. Нам интересно смотреть фильмы про самых блестящих преступников и аферистов («Обычные подозреваемые», «Поймай меня, если сможешь») или про самых крутых полицейских, которые раскрывают сложнейшие дела и ловят неуловимых преступников, в целом – про лучших в своем деле героев-одиночек. Сюда же можно отнести героев, которые проходят арку от зажатого невротика до крутого парня («Особо опасен», «Во все тяжкие»).

Прекрасный пример – сериал «Удивительная миссис Мейзел», в котором героиня вырывается из оков требований к женщине со стороны патриархального общества, освобождается от связывающих ее уз (в том числе семейных) и устремляется к индивидуальной самореализации, раскрывает свои таланты, превосходя многих конкурентов, в том числе собственного мужа.

Блестящий герой, который изначально на голову выше всех окружающих персонажей или который становится таковым в процессе драматургической трансформации, – это хороший объект для проекций на него зрительских нарциссических амбиций. В эту категорию фильмов я не буду углубляться – здесь все достаточно очевидно и уже описано в главе про преодоление невроза.

Следующая категория фильмов уже ближе подходит к нарциссической драме, где ключевой конфликт героя заключается в выборе между успехом и отношениями. Как мы помним, в структуре нарциссического опыта успех важнее отношений и чем ярче фасад, тем недоступнее близость.

Как правило, в таких фильмах рассказывается история про нарциссизм невротического уровня, где герой строит свою жизнь на ценностях и идеалах, которые оказываются ложными. Он либо разочаровывается и в финале остается один, либо преодолевает внутренний конфликт в пользу отношений, тем самым проходя арку освобождения из нарциссической ловушки. То есть речь идет об арке героя, которая начинается с нарциссического образа и приводит к изменению героя либо оказывается тупиковой.

Например, яркая нарциссичная Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром» раз за разом разрешает конфликт между отношениями и успехом в сторону последнего. Это позволяет ей преодолевать сложнейшие препятствия и пережить войну, взвалив себе на плечи заботу обо всех своих близких. Скарлетт не просто выживает в кризисный период, а выходит замуж за самого блестящего мужчину, управляет бизнесом, живет на широкую ногу… и думает, что всю жизнь любит Эшли. Но эта любовь оказывается химерой, поскольку героиню тянет к Эшли в силу его недоступности, и Скарлетт, привыкнув добиваться своего, преследует его в попытках удовлетворить свои нарциссические амбиции. Окруженная многочисленными поклонниками, она всегда одна, и сердце ее остается холодным. В итоге неразрешенный внутренний конфликт приводит героиню к драме в финале, когда она осознает (слишком поздно), что давно уже, сама того не подозревая, впустила Ретта в свое сердце, и Скарлетт остается одна в огромном доме, а Ретт уходит в туман. Финальная сцена очень символична: шикарный дом как нарциссический фасад снаружи и одинокая, мечущаяся героиня внутри.

Похожую по структуре арку переживает Сьюзан, героиня фильма Тома Форда «Под покровом ночи». В молодости, когда перед ней стоял выбор между любовью к невротичному и не хватающему звезд с неба Эдварду и яркой нарциссической успешной жизнью, предначертанной ее родителями и являющейся к ней в лице Хаттена, она выбирает второе. В итоге ее брак с Хаттеном не приносит счастья, а глянцевая жизнь разочаровывает, и мы видим уставшую, выгоревшую женщину средних лет, мучающуюся бессонницей и другими симптомами депрессии. Ее отказ от любви бывший муж Эдвард воспринимает как хладнокровное, безжалостное убийство живого и настоящего и, в попытках совладать с горем, пишет роман, символически рассказывающий о жестоких психопатах, убивших его жену и дочь. В ходе чтения романа замороженные чувства Сьюзан оживают, она, наконец, переживает свой поступок по-настоящему и в финале отправляется на свидание с Эдвардом. Но выбор сделан слишком поздно, и Сьюзан остается одна – роскошная, блестящая женщина на руинах успешной несчастливой жизни.

Герой, который начинает свою арку с холодного нарциссического успешного фасада и в процессе фильма меняется, выбирая в финале привязанность и отношения, встречается в кино еще чаще. Это и Фил из «Дня сурка», и Эдвард из «Красотки», и Ник из «Чего хотят женщины», и Катерина из второй части картины «Москва слезам не верит», и многие другие.

Еще один часто встречающийся вариант – это истории о «теплом» невротическом герое, который попадает в мир холодных нарциссических ценностей и пытается играть по его законам.

Так, трагедия героя в «Великом Гэтсби» в том, что он выстраивает яркий нарциссический фасад в попытках завоевать любовь девушки. То есть парадоксальным образом сам нарциссизм в его случае – это фальшивый фасад, за которым скрывается теплое живое любящее сердце. Это своеобразный входной билет в мир блестящей, успешной золотой молодежи. И, облачившись в нарциссическую шкуру, герой без труда проникает в этот мир. Но только истинная цель героя – любовь и близость – невозможны в принципе. Он, отодвинув нарциссический фасад, не может достучаться до тех, для кого этот фасад и есть жизнь, а за ним скрываются лишь пустота и холодное сердце.

Комедийная предпосылка сериала «Кремниевая долина» также заключается в том, что неуверенного в себе невротика поместили в мир нарциссических ценностей, олицетворением которого является Гэвин Белсон и вся корпорация Hooli. Ричард со временем втягивается, начинает проявлять все больше нарциссических качеств и увлекается игрой в крутого парня, но это у него получается плохо и раз за разом приводит к комическим ситуациям.

Путь «теплого» невротика, попавшего в мир нарциссических ценностей, проходит и Энди из фильма «Дьявол носит Prada». Застенчивая хорошая девочка попадает в логово нарциссического мира – известный глянцевый журнал, где идеальный фасад превыше всего. Олицетворение блестящего нарциссического идеала – глава журнала Миранда, которая играет для Энди роль нарциссичной матери, максимально поднимая планку ожиданий. Пытаясь заслужить одобрение нарциссичного родителя, Энди удается дотягиваться до нужной планки, которая раз за разом поднимается все выше и выше. Она, как хороший ребенок нарциссичной матери, развивается на глазах и становится маленькой копией Миранды. В этой захватывающей нарциссической гонке разрастающийся идеальный фасад все больше поглощает остальные сферы жизни Энди, и вот уже жертвой ее успеха становятся отношения с друзьями и бойфрендом. Но в конфликте между идеальным «Я» и реальным «Я» героини в итоге побеждает последнее, и она, став властелинам двух миров, все-таки выбирает настоящую жизнь, отказавшись от глянцевого холодного мира.

В «Глянце» Андрона Кончаловского главная героиня Галя начинает свой путь с той же точки (обычная невротическая девушка, попавшая в пространство нарциссических ценностей), но заканчивает трагично, пав жертвой холодного глянцевого мира.

Аналогичный путь проходит Джесси, героиня фильма «Неоновый демон». История, которая начинается на невротическом уровне, вскоре эскалирует до психотического и заканчивается расчленением и пожиранием главной героини. Кровавые финальные сцены очень символичны, поскольку отображают патологическую изнанку мира нарциссических ценностей, в котором нет ничего живого и настоящего, а человек лишь бездушный объект. В структуре развития сюжета хорошо проиллюстрирована вся жестокость и опасность механизма идеализации. Сначала «подруги» идеализируют Джесси, вознося ее на пьедестал и окружая восхищением. Но именно идеализация убивает живое в человеке, превращая его в застывший образ, объект чужих проекций, который затем с легкостью может быть разрушен, уничтожен, вплоть до физической деструкции.

Собственно, «Неоновый демон» уже ближе к следующей категории историй, одной из самых интересных и захватывающих, – это истории о патологическом нарциссизме. Фактура внутреннего устройства патологического нарцисса идеальна для создания триллера.

Филигранно драма нарциссической патологии показана в «Исчезнувшей» Финчера. У этого фильма есть ценная особенность: он начинается с того, чем обычно заканчивается большинство любовных сюжетов, – с истории красивой любви. Мифическое «и жили они долго и счастливо» превращается в кровавый психологический триллер, утрированно раскрывающий изнанку отношений двух патологических нарциссов. Главная героиня Эми лишь объект для ее нарциссических родителей-психологов, создавших из своего ребенка персонаж – Изумительную Эми, любимицу многочисленной публики. Эми – блестящий ребенок, она прекрасно знает, что ей нужно быть безукоризненной, чтобы заслужить любовь родителей и избежать их недовольства. Эми вырастает в блестящую молодую женщину с «вагиной мирового класса», как упоминает при всех Ник, делая ей предложение. Их любовь похожа на картинку – идеальную, красивую, безукоризненную. А дальше начинается жизнь – обычная жизнь супружеской пары, где внимание мужа не приковано к жене круглосуточно и первоначальное обожание и восхищение трансформируется в более спокойные формы семейных отношений. Но для самооценки Эми это непереносимо – восприятие себя терпит полный крах, если лишается привычной подпитки в виде восхищения ее идеальным фасадом. Пошатнувшаяся грандиозность приводит к стыду и переживанию себя как униженной Ником, а этого она не может простить. Фасад – все, что у нее есть, она строила его всю жизнь и знает, как быть изумительной, но совершенно не может быть обычной, это ее убивает. Эми решает символически убить себя, чтобы отомстить неблагодарному мужу. Увлекательнейшая афера с самопохищением парадоксальным образом становится лишь еще одним кирпичиком в блестящем фасаде изумительной Эми. А Ник, который большую часть фильма представлялся зрителю жертвой патологической нарцисски, и сам оказывается нарциссичным, предпочитая общественное одобрение реальной близости. В финале блестящая семья Ника и Эми еще больше восхищает публику: ко всеобщему восторгу, они ждут ребенка, которому суждено стать жертвой их патологических отношений.

Еще одна психологически выверенная история патологического нарциссизма рассказана в «Черном лебеде» Аронофски. Нина – дочь типичной нарциссичной матери, которая пытается через своего ребенка реализовать собственные амбиции неудавшейся балерины. Нина находится в полном слиянии со своей матерью, она лишь объект, ее нарциссическое продолжение. Как уже упоминалось, сепарационная агрессия в слитых отношениях подавляется, но ей нужно находить в чем-то выход – и Нина многие годы расцарапывает себя до крови. Все было вполне терпимо, пока Нине нужно было оправдывать ожидания только одного нарциссичного родителя, но вскоре у нее появляется второй – главный хореограф Тома. Теперь, для того чтобы получить главную роль Черного лебедя, Нине нужно соответствовать нарциссическим ожиданиям Тома – стать свободной, раскованной, выпустить свою агрессию наружу. Загвоздка только в том, что это полностью противоречит нарциссическим ожиданиям ее матери. Таким образом, Нина оказывается в шизофренической ловушке – ей нужно соответствовать двум противоположным требованиям одновременно. В этой ситуации только и остается, что сойти с ума и расщепиться. В итоге накапливаемая годами ярость вырывается наружу, воплощается в порождение темной стороны нарциссического образа Нины – Лили, а внутренний конфликт разворачивается как будто снаружи. Психотическое расщепление – это творческое приспособление Нины в ситуации, где приспособиться невозможно. Это позволяет ей достичь своей цели – станцевать главную партию Черного лебедя блестяще, сорвав бурные овации на премьере. Но поскольку Лили лишь внутренний персонаж Нины, их конфликт с последующим убийством соперницы на самом деле разворачивается внутри нее. Достигнув пиковой точки аутоагрессии (ретрофлексии), Нина убивает себя. Но она победила, и ее последние слова – квинтэссенция нарциссического идеала: «Я испытала совершенство. Я постигла его».

О высокой цене, которую нужно платить за успех, рассказывает и «Одержимость» Шазелла. В структуре сюжета нарциссические ценности побеждают, позволив герою раскрыть свою гениальность и достичь мечты – как и в «Черном лебеде», с тем лишь отличием, что торжество героя в финале переживается зрителями не с таким однозначным сарказмом, а цена, которую платит герой за успех, не оказывается непомерной. В «Одержимости» все та же структура: есть нарциссический родитель в лице дирижера Флетчера и Эндрю, талантливый юный барабанщик, вынужденный соответствовать непомерно завышенной планке ожиданий, которая поднимается все выше с каждым поворотом сюжета. История в какой-то момент приходит к трагической точке, когда герой не только жертвует личной жизнью, но и находится на грани того, чтобы пожертвовать жизнью как таковой: торопясь на выступление, он попадает в страшную аварию, но это не останавливает его, и он все-таки добирается до сцены, исполняя свою партию окровавленными руками. До этого момента арка Эндрю практически полностью повторяет арку Энди из фильма «Дьвол носит Prada». Только Энди в итоге делает выбор в сторону «обычной» жизни и человеческих отношений, а Эндрю суждено пойти за зовом собственной гениальности, которая позволяет ему не только с честью выйти из уготовленной Флетчером ловушки, но и проявить себя во всей красе, завоевав, наконец, признание и одобрение нарциссического родителя. Мы не знаем, принесет ли это ему счастье, но точно знаем, что он был бы несчастлив, отказавшись от своего дара. «Одержимость» идеологически разоблачает нарциссические ценности, однако в то же время оправдывает их, поскольку, несмотря на огромную цену, именно нарциссический вектор личности позволяет достигать наибольшего успеха по всем фронтам. Гениальность и патологическая одержимость зачастую две стороны одной медали.

Ну и наконец особняком стоят откровенно антинарциссические фильмы, одним из которых является «Маленькая мисс Счастье».

Этот фильм уникален и прекрасен тем, что он выворачивает нарциссический миф наизнанку, причем делает это не в жанре кровавого триллера или серьезной психологической драмы, как фильмы из предыдущих категорий, а с теплым юмором. В отличие от комедийной же «Кремниевой долины», где Ричард все же сам заигрывается и проявляет черты настоящего нарцисса, «Маленькая мисс Счастье» остается антинарциссической до самого конца. В ней изначально есть все предпосылки нарциссического мифа: нарциссический родитель (отец, который через Олив пытается компенсировать собственную неуспешность), конкурс красоты (как логово нарциссических ценностей) и нарциссическая цель – победа в конкурсе, достижение успеха. Вся семья объединяется вокруг этой цели – поездки на конкурс красоты, где Олив должна победить, чтобы этой победой прикрыть неуспешность своего дисфункционального семейства. Носителем нарциссического мифа в семье является отец – полный неудачник, который тем не менее транслирует философию победителей и даже пишет книгу «9 шагов к успеху», которая оказывается никому не нужной. Олив боится разочаровать отца, который ненавидит неудачников (коим сам является), и искренне настроена на победу. На конкурсе становится совершенно очевидно, что ей – полненькой, неуклюжей, в очках – ни за что не победить этих разукрашенных и отполированных до глянца маленьких жертв своих нарциссических мамаш. Но Олив одерживает гораздо большую победу, завоевав сердца зрителей своей искренностью, добротой и непосредственностью, а также сплотив всю семью, которая вместо токсичного стыда из-за провального танца дочки выскакивает на сцену, от души отрываясь вместе с ней под шипение нарциссичной публики. Благодаря Олив ее семья проходит пятислойную модель невроза, взрываясь в конце освобождающей эксплозией радости жизни. Они больше не стремятся стать теми, кем не являются, и наконец принимают себя такими, какие они есть, получая от этого настоящее удовольствие. Такое радостное торжество реального «Я» над идеальным «Я» – это прекрасный способ развенчать нарциссический миф.

Если обобщить все описанное выше, то в структуре нарциссических историй есть часто повторяющиеся элементы:

1. Конфликт между реальным «Я» и идеальным «Я», который в процессе прогрессии усложнений приводит ко все большему расщеплению между жизнью, олицетворяющий внешний идеальный фасад, и жизнью, олицетворяющей настоящие чувства и истинные потребности;

2. Конфликт героя часто выглядит как выбор между успехом и отношениями и/или между автономией (независимостью) и принадлежностью к чему-то большему;

3. Процесс трансформации нарциссического героя часто заключается в высвобождении его спонтанности, живости и непосредственности, которые в начале сюжета заперты в жестких рамках безупречности, внешней невозмутимости и высокого контроля (эготизм – основной механизм прерывания контакта в нарциссическом поле). Спонтанные чувства и порывы, как правило, проявляет кто-то из системы персонажей, ближе к финалу прорывают плотину нарциссических защит и разворачиваются во всей полноте;

4. Арки героя нарциссических историй встречаются в разных конфигурациях: превращение из зажатого невротика в яркого успешного героя; из холодного нарцисса – в теплого человечного героя, выбирающего отношения: от патологического нарциссизма к трагической развязке; от патологического нарциссизма к торжеству нарциссических ценностей и др.;

5. В системе персонажей часто есть нарциссический родитель – либо реальный, либо символический, в лице Наставника, начальника, партнера и т. д.;

6. Нарциссические истории могут быть рассказаны на невротическом уровне (классическая невротическая арка по пятислойной модели невроза) или на пограничном и психотическом (чаще в жанре триллера) уровнях.

Если раньше нарциссические ценности пропагандировались как жизненные цели, приносящие счастье и удовлетворение, то в последние десятилетия общество все больше разочаровывается в образе идеальной яркой жизни, за фасадом которой обнаруживаются одиночество, пустота, бессмысленность и депрессия. Соответственно в кино все чаще встречаются истории, которые развенчивают нарциссические идеалы, показывая драму, разворачивающуюся за безупречным фасадом.

 

Как уже упоминалось в главе 3, всплеск популярности пограничного героя в кино начался в 1970-е гг. – в период, который социологи называют «пограничным обществом». Большинство героев Нового Голливуда относятся к пограничному типу, в России же бум кино с пограничным героем пришелся на 1990-е гг. Этот тип героя все чаще встречается в фильмах в последние годы, поскольку он выражает характерную для сегодняшнего мира турбулентность фона и неоднозначность, многослойность, комплексность ценностных моделей современного общества. Такой герой чаще становится протагонистом в авторском кино, чем в жанровом, поскольку устойчивая идентификация с ним – очень сложная задача. Тем не менее мода на неоднозначного, «плохого» героя в последние годы начинает распространяться и на жанровые фильмы.

 

7.2.1. Формальный психиатрический подход

Итак, что же из себя представляет пограничная структура опыта?

Раньше считалось, что пограничное состояние – переходное между невротическим и психотическим уровнями, однако в 1970-е гг. стали выделять специфическую структуру пограничного расстройства.

Отто Кернберг – психоаналитик, внесший значительный вклад в разработку терапии клиентов с пограничным расстройством, – определяет этот тип опыта как страдание из-за невозможности интегрировать разные части себя и других. Согласно Кернбергу, пограничная организация личности может быть и истерической, и нарциссической, и шизоидной, и др. Обратите внимание, что Кернберг говорит о «пограничной организации личности», в отличие от «пограничного расстройства», которое используется в психиатрических классификаторах.

Пожалуй, главное слово, которым можно охарактеризовать человека с пограничной структурой опыта, – это нестабильность: идентичности, отношений, эмоционального фона, восприятия мира в целом. Жизнь такого человека сопровождается мучительными перепадами эмоций, проблемами в отношениях, внутренними противоречиями, саморазрушением, различными формами суицидального поведения, помимо прямых попыток суицида, включающих употребление алкоголя, наркотиков, анорексию/булимию, опасную езду, уличные драки и пр.

Если обратиться к симптомам пограничного расстройства, то, согласно американскому классификатору психических расстройств DSM-5, для его диагностики необходимо, помимо общих критериев расстройств, как минимум пять из нижеперечисленных признаков.

1. Склонность прилагать чрезмерные усилия, чтобы избежать реальной или воображаемой участи быть покинутым.

2. Склонность вовлекаться в интенсивные, напряженные и нестабильные отношения, характеризующиеся чередованием крайностей – идеализации и обесценивания.

3. Расстройство идентичности: заметная неустойчивость образа или чувства «Я».

4. Импульсивность, проявляющаяся как минимум в двух сферах, которые предполагают причинение себе вреда (например, трата денег, сексуальное поведение, злоупотребление психоактивными веществами, нарушение правил дорожного движения, систематическое переедание).

5. Рецидивирующее суицидальное поведение, намеки или угрозы самоубийства, акты самоповреждения.

6. Аффективная неустойчивость, переменчивое настроение (например, периоды интенсивной дисфории, раздражительности или тревоги, обычно продолжающиеся в течение нескольких часов и лишь изредка нескольких дней и больше).

7. Постоянное чувство опустошенности.

8. Неадекватные проявления сильного гнева или трудности, связанные с необходимостью контролировать гнев (например, частые случаи проявления раздражительности, постоянный гнев, повторяющиеся драки).

9. Преходящие вызываемые стрессом параноидные идеи или выраженные диссоциативные симптомы.

 

7.2.2. Феноменология пограничного поля

Если выйти за узкие рамки диагноза «пограничное расстройство» и посмотреть шире на пограничную феноменологию, то ее легко обнаружить в разных пластах человеческого опыта. Например, многим из нас знаком пограничный опыт по подростковому возрасту (с его турбулентностью, категоричностью, непримиримостью, непониманием собственной идентичности, нестабильными отношениями), а также по тяжелым жизненным периодам, внезапно и необратимо нарушающим привычный стабильный жизненный фон (смерть близкого; катастрофы или стихийные бедствия, когда мир действительно активно вторгается в жизнь человека, и пр.).

Период влюбленности тоже часто бывает пограничным опытом: мы стремимся к слиянию с партнером, мы одержимы им, весь мир перестает существовать, и мы испытываем дикую смесь надежды и постоянной тревоги. Нас штормит, все ненадежно и шатко, и мы боимся отвержения и того, что все может закончиться в любой момент. Мы с тревогой и нетерпением ждем ответа на наши сообщения и придумываем себе бог весть что, если наш возлюбленный не берет трубку. Словом, мы существуем в очень турбулентном фоне, и нам нужно постоянно тестировать реальность наших отношений: все еще в силе? мы еще вместе? а сейчас? а теперь?

Захваченность турбулентностью фона – один из ярких феноменов пограничного поля.

Частично пограничная структура обусловлена врожденной предрасположенностью. Например, некоторые люди рождаются с кожей, очень чувствительной к солнцу, которая обгорает моментально при прямых солнечных лучах. Аналогично некоторые дети рождаются с обостренной чувствительностью психики, они реагируют злостью на любую фрустрацию. Ляжет ли эта предрасположенность в основу формирования пограничной организации личности, зависит от отношений с родителями.

Часто ребенок вырастает во взрослого с преобладанием пограничных симптомов, если он рос в пограничном поле, в ситуации эмоционального, физического или сексуального насилия и абьюза.

В детском опыте таких людей имели место систематическое вторжение в их границы со стороны взрослого и большая путаница между приближением и отвержением.

Представим малыша, который растет, учится ходить и начинает исследовать мир. Наступает период, когда ему нужно отходить на определенное расстояние, а иногда и убегать от мамы, чтобы, вдоволь насытившись взаимодействием с внешним миром, снова к ней вернуться и убедиться, что она на месте и все в порядке. Малыши на игровых площадках часто отбегают подальше, но периодически поглядывают на маму, тестируют: не злится ли, не ушла ли, в силе ли их отношения, ждут ли их с теплом. Этот ранний этап сепарации и индивидуации очень важен в развитии каждого ребенка: он учится отходить и приближаться, от первичного слияния переходя к новой модели отношений, в которой можно быть вместе, а можно и порознь и все равно близость и привязанность сохраняются. Если ребенок раз за разом убеждается, что его отлучки не разрушают отношения, что его связь с мамой прочная и стабильная, то он может закрыть этот гештальт, поместить его в фон и фокусироваться на исследовании мира. Привязанность становится его опорой, фоном для роста и развития, она не оттягивает на себя внимание и не заслоняет собой весь мир. Это залог здоровых отношений с людьми в будущем.

Однако если мать дает путаные послания, если она то внезапно исчезает, то «прилипает» к малышу или отпускает его побегать, а потом неожиданно наказывает, обвиняет или говорит, как ей было плохо без него, то ребенку сложно справиться с такой спутанностью. Он растет в ситуации отсутствия ясных границ, и ему нужно постоянно тестировать контакт, потому что он не понимает, в силе ли привязанность, ждут ли его с теплом или он неожиданно для себя лишен принятия и отвергнут. Ему дискомфортно рядом с мамой и тревожно вдали от нее, фон его отношений нестабильный, противоречивый, он не может расслабиться до конца. Привязанность не становится стабильным фоном, а является главной противоречивой фигурой, заслоняющей все остальное. Если ребенок растет и формируется в таком пограничном поле, то во взрослом возрасте нестабильность и противоречивость будут сопровождать его отношения с внешним миром.

Итак, пограничный герой – это герой эмоционально неустойчивый, импульсивный, с низким самоконтролем, повышенной тревожностью, проблемами в социализации, рискованным и опасным поведением, самоповреждением, аффективными вспышками и прочими проявлениями раздирающих его противоречий. В пограничных фильмах много агрессии, высокий накал страстей. Часто пограничные персонажи встречаются в боевиках и криминальных драмах, но протагонистами становятся редко. Наиболее яркие примеры пограничных героев – это Трэвис Бикл в «Таксисте» Скорсезе, Эрика Кохут в «Пианистке» Ханеке, Джо в «Нимфоманке» фон Триера, Мишель в фильме «Она» Верховена, сестра главного героя в фильме «Стыд», Хэди в «Одинокой белой женщине» и многие другие.

Рассмотрим внутренний мир пограничного опыта подробнее (приведенное ниже описание во многом опирается на концепцию Маргериты Спаниоло Лобб).

Восприятие идентичности в пограничном опыте расщеплено: если невротик может интегрировать «положительные» и «отрицательные» качества другого человека и самого себя, то пограничника противоречивость людей сводит с ума. Невротик понимает, что его близкий может злиться на него и при этом оставаться собой. Пограничник не может совместить в своем восприятии опыт «хорошего» и «плохого» близкого – он расщепляет другого человека на ангела и дьявола. Он готов любить до гроба, если партнер добр и приветлив с ним, и его чувства моментально меняются на страстную ненависть и ярость, как только партнер выражает свое недовольство или просто занят чем-то другим.

Пограничнику сложно воспринять целостный образ другого и признать, что один и тот же человек может быть иногда в хорошем расположении духа, а иногда нет. «Если ты развернут ко мне – я люблю тебя, если ты отвернулся от меня – я ненавижу тебя» – это упрощенная формула такого расщепления. Пограничнику сложно принять, что другой отворачивается ненадолго и их отношения по-прежнему в силе. Он нуждается в постоянном подтверждении того, что другой человек рядом, поскольку живет в турбулентном фоне. Аналогично он расщепляет и восприятие собственного «Я». Пограничник не знает, плохой он или хороший, и его идентичность мечется как флюгер под воздействием сильных порывов ветра.

Чувство реальности при пограничном опыте сильно искажено – все происходящее воспринимается как через очки с искривленными стеклами. Например, одна девушка с пограничной структурой жаловалась на свою подругу: «Представляешь, встретила ее в парке с мужем. И пока мы стояли и разговаривали, все эти пять минут он стоял рядом. Ты можешь себе представить, как сильно она меня унизила?! Она ведь знает, что я одинока, и специально не отсылала его, разговаривая со мной, чтобы помучить меня. Я уверена, что он тоже в теме, и они оба просто смеялись надо мною, упиваясь моим унижением. А после того, как я развернулась и молча ушла, у нее еще хватило наглости написать мне: «Что случилось?» Пришлось в ответ послать ее куда подальше. Нет, ну ты представляешь? Строит из себя невинную овечку, а ведет себя как отъявленная стерва. Люди вокруг – такие садисты. Им просто плевать на чувства других, так хотя бы научились проявлять элементарный такт…»

Мир воспринимается пограничником как активно вторгающийся и угрожающий идентичности (часто в детстве у такого человека были вторгающиеся мать или отец). Реальность искажается, в результате собственного расщепления окружающим достается множество проекций, приближение и отвержение всегда спутанны, пограничник реагирует вспышкой агрессии, если другой не удовлетворяет его потребности. Мир вокруг него черно-белый, все воспринимается в крайностях и имеет экстремальные проявления.

Ясно помню свой первый опыт столкновения с яркими пограничными феноменами в психотерапии. Много лет назад, когда я еще только училась психотерапии, на одном из учебных семинаров, посвященном телесным проявлениям клиентов, мне выпала роль терапевта в учебной терапевтической сессии с одной девушкой. Она не была постоянной участницей нашей группы, и потому я ее видела впервые. Девушка вполне приветливо улыбалась мне и выбрала меня в качестве учебного терапевта для демонстрационной сессии. Мы сели друг напротив друга, она слегка постукивала ногами об пол, я обратила на это внимание – и произошедшее после этого вышибло меня из стабильного состояния в какое-то иное измерение. Девушка восприняла мой вопрос про постукивание ногами как прямое и агрессивное вторжение в ее телесность и отреагировала с большой яростью, обвинив меня в том, что моя «доброжелательная улыбочка» ее не обманет, она прекрасно видит, что «за спиной я прячу топорик», которым собираюсь ее «мочить». «Такие как ты, – кричала она, – мило улыбаются и только и ждут, пока человек повернется к ним спиной, чтобы рубануть. Ты агрессивная сука, которая прикидывается доброй овечкой». Меня, молодую и зеленую студентку, эта неожиданная реакция полностью выбила из колеи. Я чувствовала страх, злость, растерянность и желание немедленно прекратить этот контакт, но моя терапевтическая роль вынуждала меня что-то с этим делать. Сейчас, спустя много лет работы психотерапевтом, я вспоминаю эту девушку с нежностью и пониманием того, что стояло за этой пограничной реакцией. Но для неискушенного человека попадание в пограничное поле шокирует, расщепляет и выбивает почву из-под ног.

Отношения, которые выстраивает пограничник, полны накала бурлящей энергии и в то же время мучительны. Пограничник стремится к полному слиянию, и наличие границ у другого человека воспринимается им как отвержение и вызывает гнев. Соответственно пограничные отношения – это чаще всего череда периодов сладостного слияния с полным отторжением.

Пограничные клиенты стремятся систематически нарушать границы психотерапевтических отношений: часто опаздывают, затягивают время сеансов, их остро ранят попытки терапевта завершить сеанс вовремя. Они могут нарушать границы частной жизни терапевта, звонить ему в нерабочее время, писать личные сообщения, ходить в те места, которые любит терапевт, находить и рассматривать его личные фотографии и пр.

В других его отношениях происходит то же самое – стремление к слиянию, неприятие границ другого и постоянные попытки их расшатывать и нарушать.

Одновременно с этим близость его тоже пугает.

Пограничник вступает в отношения с большой страстью, но очень скоро не может их выносить. Он очень нуждается в любви, и в то же время ему сложно переносить близость. Любовь для него – настоящее испытание. Пограничник очень боится быть преданным и покинутым так же сильно, как и «поглощения» себя партнером. Объект любви для него одновременно является и объектом насилия. Он путается между любовью и ненавистью, отношения сводят его с ума, но он очень боится остаться один. Он может любить вечно, до гробовой доски, жертвуя всем, что имеет, и уже вскоре заявлять: «Ноги моей рядом с тобой не будет!» – а затем все равно возвращаться.

Пограничные отношения редко заканчиваются безвозвратным уходом – расставание может длиться годами, пограничник уходит «навсегда» сотни раз и все равно не может завершить отношения. Часто бывает так, что пограничные отношения – это короткий страстный роман, который длится пару месяцев, а затем следуют долгие годы попыток завершения с постоянным выяснением отношений.

В пограничных отношениях много амбивалентности, противоречий: если партнер увеличивает дистанцию, пограничник не выдерживает и начинает агрессивно возвращать его; если дистанция становится слишком близкой – пограничник боится потерять в слиянии контроль и свое «Я» и начинает агрессивно отталкивать, а оттолкнув, снова вкладывает всю свою энергию, чтобы вернуть партнера. В пограничных отношениях распространена ситуация, когда после теплой встречи человек неожиданно для второго начинает проявлять агрессивные интенции, как бы раскачивая и проверяя на прочность. И если партнер реагирует на них ответной агрессией, то пограничник обвиняет его: «Я так и знал, что ты притворялся в прошлый раз, когда нам было хорошо! Ты обманываешь меня!» Он делает это не специально – такова мучительная жизнь внутри пограничного опыта.

Эмоциональное состояние пограничника часто весьма интенсивное и подвержено значительным перепадам. Он легко вспыхивает и очень долго отходит в ответ на даже незначительные стимулы окружающего мира. Он склонен идеализировать других людей поначалу, а затем жестко разочаровываться в них. Он не знает полутонов и переживает сильный энтузиазм вместо легкой взволнованности и вспышки ярости вместо легкого раздражения. Он может испытывать глубокую благодарность и признательность, когда к нему добры, и жесточайшее разочарование и боль при малейшей критике.

Его чувства к другим колеблются от обожания к отвращению. Рядом с таким человеком вы чувствуете себя то самым прекрасным из людей, то исчадием ада. Ему очень важно всегда сохранять контроль, но он не в силах контролировать свои эмоции, за что испытывает чувство глубокого стыда, но ничего не может с этим поделать.

Поведение при пограничной структуре опыта импульсивное – алкоголь, наркотики, пищевые расстройства (анорексия/булимия), небезопасный секс, неразборчивость в сексуальных связях, азартные игры, опасное вождение, частое и резкое увольнение с работы, постоянные конфликты в отношениях с людьми, неконтролируемые траты денег, уличные драки и пр.

В пограничном поле создается порочный круг: импульсивное поведение позволяет быстро разрядиться, избавиться от эмоциональной боли, однако последствия такого поведения в итоге приводят к сильному чувству вины и стыда, причиняя эмоциональную боль, от которой человек опять пытается избавиться импульсивным поведением.

Все описанное выглядит малопривлекательно, и такому герою на первый взгляд сложно сопереживать. Но на самом деле это очень яркий образ, полный страсти и надрыва – такие люди приковывают к себе внимание, они заметны и выделяются из толпы, их путь со стороны может казаться полным приключений и даже привлекательным для зажатых невротиков. Для примера достаточно вспомнить образы Эми Уайнхаус или Владимира Маяковского, которые манят, а судьбы их воспринимаются как яркий, хоть и трагичный, жизненный путь.

Пограничный образ романтизируется в культуре: рок-звезды с их миллионными фанатами, громкие селебрити-скандалы, стиль жизни «Sex, Drugs, and Rock & Roll», лозунг «Живи ярко – умри молодым», «Клуб 27» – все это пограничные феномены.

Пограничники часто достигают успеха за счет своей бурлящей энергии (невротику часто не хватает «зубов» для преодоления препятствий – пограничник же сметает все препятствия на своем пути), но редко удерживаются долго на этой волне и часто кончают плохо.

Самые яркие и запоминающиеся отношения (во всех смыслах, в том числе и в печальном контексте) обычно случаются с пограничными людьми. Роковые женщины, из-за которых гибнут мужчины; смелые и бесстрашные мачо, все время попадающие в передряги и покоряющие женские сердца, – все это пограничные герои. Издалека в пограничника легко влюбиться, но при приближении начинается зона мучительной турбулентности, из которой сложно выбраться на твердую почву.

Я предлагаю заглянуть еще глубже, поскольку изнутри этот опыт крайне драматичен и вызывает много сочувствия и сопереживания.

Внешне человек с пограничной структурой опыта выглядит сильным, ярким и мощным – но это только видимость. Вся его энергия и агрессия мобилизована на границе контакта с окружающим миром – он всегда на страже и готов защищаться от нападения, поскольку внутри он крайне хрупок и беспомощен.

Все его противоречивое поведение и отталкивающие проявления лишь попытки сохранить набросок себя. У него нет ясной идентичности и целостного образа себя, он расщеплен и боится сойти с ума, ему постоянно нужно все контролировать и оберегать то единственное, что у него есть, – эскиз своего «Я». Мир и другие люди угрожают этому слабому конструкту: часто в детстве идентичность агрессивно разрушалась и взрослый вторгался в границы ребенка, привнося в него ужас и хаос, и весь мир теперь представляется ему именно таким.

Чувство пустоты в пограничном опыте часто переживается даже на физическом уровне как черная дыра в теле. Частый страх, встречающийся у пограничника, – раствориться, исчезнуть вовсе. Пограничники прибегают к самоповреждению, чтобы почувствовать себя живыми или избавиться от невыносимой эмоциональной боли.

Так, один мужчина, выросший в семье с отцом-алкоголиком и матерью, больной шизофренией, рассказывал, как в школьные годы он всегда носил в кармане осколок стекла. Когда кто-то из одноклассников или учителей заговаривал с ним, его охватывал панический страх быть поглощенным и исчезнуть, он сразу начинал терять себя. И тогда он вонзал стекло в своем кармане в бедро, и струйки крови стекали из-под штанины ему в обувь – только это помогало ему возвращать чувство реальности и способность отвечать что-то людям.

Еще одна девушка резала себе предплечья после того, как отправляла сообщения своему молодому человека. Тревога, что он не ответит или ответит что-то нехорошее, была так высока и настолько мучительно непереносима, что только боль от порезов и вид капель крови позволяли девушке прийти в себя и вернуться в реальность из тревожной паранойи.

Один успешный бизнесмен и яркий молодой мужчина по вечерам гоняет на машине на запредельной скорости и чувствует себя живым за секунду до грозящих столкновений, которых удалось избежать. Ему также не раз на глаза попадались жуткие аварии, и это зрелище так его притягивает, что он останавливается и снимает все на мобильный телефон, чтобы потом бесконечно пересматривать. Это парадоксальным образом удерживает его от идущих по пятам депрессии и суицида.

Одна женщина после обычного разговора с матерью по телефону, где ей вполне удается балансировать, идет в ванную, включает громко воду, орет и бьется лбом о раковину.

А еще одна девушка регулярно отправляется в клуб, напивается там до беспамятства и обнаруживает себя утром в постели с тремя незнакомцами не самого приятного вида. А еще парень, снимающий проституток для самонаказания за грязные мысли, с последующим отвращением к себе и попытками суицида. И еще сотни других примеров, которые иллюстрируют мучительную невозможность найти точку опоры и успокоиться.

Синяки, ожоги, удары, укусы, порезы, царапанье себя – обычное дело в жизни людей с пограничными страданиями.

 

7.2.3. Пограничный опыт в кино

Филигранно точно пограничный опыт отображен в «Пианистке» Ханеке (Изабель Юппер, кстати, блестяще удаются роли пограничных героинь).

Эрика, живущая со своей деспотичной матерью, нарушающей все возможные границы, раздираема внутренними противоречиями. Она ненавидит мать, но не может вырваться из душного слияния. Ее сепарационная агрессия не находит конструктивного выхода и потому направлена на саморазрушение и деструктивные садомазохистские отношения с учеником. Она режет себя лезвиями, требует от любовника жестокого обращения, а в финале и вовсе вонзает себе в грудь осколок стекла.

Эрика хочет близости, и одновременно близость ужасает ее, потому что на примере отношений с матерью ей известно только удушающее слияние, от которого нет спасения. Ее отношения с любовником наполнены противоречиями, страстью и ненавистью, приближением и отталкиванием.

Рассказанная в этом фильме история может трогать, возбуждать, возмущать, шокировать, вызывать отторжение.

Такова специфика подобного опыта: рядом с пограничным человеком вы неизбежно будете испытывать острые эмоции, поскольку попадаете в это поле и вас невольно захватывает водоворот противоречивых страстей. Именно поэтому фильмы про пограничников собирают самые неоднозначные отзывы – от полного восторга до полного отторжения. Они не могут понравиться всем, но точно не оставят зрителей равнодушными, поляризуя аудиторию на два противоборствующих лагеря.

Из-за амбивалентности пограничного поля этот опыт редко становится основным для главного героя в жанровых фильмах, поскольку в них важна идентификация. Зато в артхаусном кино пограничные герои встречаются довольно часто.

Невротичных зрителей пограничный герой пугает, манит и завораживает (независимо от того, со знаком «+» или «–»): он олицетворяет яркую взрывную энергию, агрессию и страсть, которые невротик подавляет в себе разными механизмами защиты. Собственно, эта механика хорошо проиллюстрирована в «Бойцовском клубе»: подавляемая невротичным героем энергия прорвалась наружу и воплотилась в пограничном Тайлере Дердене.

Человек, попадающий в турбулентное поле пограничного опыта, достаточно быстро теряет баланс. Пограничник расшатывает окружающих людей. Это справедливо как для персонажей, вступающих в отношения с таким героем, так и для зрителей, которые смотрят этот фильм. Эмоциональные «американские горки» обеспечены всем.

Это любимый тип героев Ларса фон Триера, а пограничные истерики населяют все фильмы Педро Альмодовара.

В драматургии у пограничных героев есть особая специфика – у них редко встречается привычная арка изменений.

Превращение расшатанного, раздираемого противоречиями пограничника в сбалансированного и спокойного человека невозможно и психологически недостоверно. Исключение, пожалуй, составляют подростковые фильмы, построенные на сюжете взросления: в них от пограничной турбулентности герой часто приходит к более спокойному, стабильному и интегрированному взаимодействию с миром, что ознаменовывает его взросление (например, «Умница Уилл Хантинг» тоже история взросления, хотя главный герой не подросток, а юноша).

Еще одним исключением являются фильмы, в которых пограничное поведение героя обусловлено потерей (например, смертью близкого) и пограничное состояние лишь стадия на пути переживания горя и принятия потери (как в фильме «Вторая жизнь Уве»).

В остальных случаях истории про пограничных героев чаще всего кончаются плохо. Пол в финале «Последнего танго в Париже» застрелен своей любовницей, с которой он весь фильм находился в мучительном сложносочиненном пограничном романе, девушка Форреста Гампа умирает от СПИДа, а Егор из сериала «Звоните ДиКаприо!» в последней серии не только погибает от рук собственного брата, но и тащит за собой в бездну всех, кто был затронут пограничным полем отношений с ним (любопытно, что и в этом случае фигурирует ВИЧ как символ разрушающей силы, заражающей человека через близкие незащищенные отношения с носителем).

Тем не менее трагический финал не единственно возможный исход.

Смысл арки пограничного героя не в том, чтобы он «вылечился», изменился и перестал быть пограничным, а в том, чтобы автор, сам герой, а вместе с ними и зритель обнаружили своеобразную красоту, изящество, эстетику и баланс в его парадоксальном способе взаимоотношений с миром.

Со стороны действия пограничника кажутся противоречивыми, алогичными, сводящими с ума, но изнутри его опыта каждое действие оправданно, а все в совокупности позволяют ему поддерживать и сохранять некий баланс, как бы странно это ни звучало. Только сумев принять свою противоречивость как данность собственной жизни, такой герой – а вместе с ним и зрители – обретет опору и успокоение.

Арка героя, который действует импульсивно, противоречиво и погранично, а в результате приходит к интеграции и успокоению, часто встречается в фильмах о переживании горя. Как я уже упоминала выше, пограничный опыт вполне может быть одной из стадий потери, и тогда он со временем сменяется принятием и нахождением нового баланса.

Например, Милдред Хейз, главная героиня «Трех билбордов на границе Эббинга, Миссури» существует в пограничном поле. С одной стороны, ее поступки – прямое следствие реакции горя от убийства дочери, с другой – в фильме есть достаточно упоминаний о ее дисфункциональном прошлом и до потери. Она расщепляет мир на черное и белое, воспринимает неплохого шерифа, умирающего от рака, как абсолютное зло, вымещая на нем всю свою ярость. Ей недоступны нюансы и полутона, она демонизирует тех, кого считает хотя бы косвенно виновными в своей трагедии. Она не раз переходит черту, нарушая границы, ее разрывает от эмоций, она не может найти успокоение. И тем не менее мы сочувствуем ей – во многом, конечно, потому, что ее поведение объясняется горем.

Ее арка – это не путь к выздоровлению, гармонии и счастью, это невозможно и недостоверно в контексте данного фильма. Но главное ее изменение проявляется в том, что она из расщепленного мира, где нет никаких полутонов, делает шаг к примирению и объединению с бывшим офицером Джейсоном, которого она до этого демонизировала. Ей становится доступной комплексность и неоднозначность мира, и она уже не уверена в том, что хочет устраивать самосуд над убийцей дочери. Горе из стадии гнева и поиска виновного постепенно переходит на стадию принятия, а вместе с этим в расщепленном пограничном поле становится возможной интеграция противоречий. При этом сама героиня личностно практически не меняется.

То есть пограничный герой либо не меняется, а только раскрывается в процессе истории, либо заканчивает трагично (супруги в «Антихристе» фон Триера), либо его изменения касаются принятия себя и других и ведут к некоторому балансу в его противоречивом мире и в отношениях (возможно, с пограничным же партнером, как в «Трех билбордах…»), но никогда – к кардинальным переменам.

Еще одна особенность пограничного героя – его арка всегда завязана на отношения с людьми в целом и любовные отношения в частности. Если нарциссический герой – это часто герой-одиночка, то пограничный раскрывается и существует в отношениях, потому что именно в них проявляется вся амбивалентность и турбулентность этого типа опыта. Так, именно проблемы в отношениях являются наиболее частой причиной обращения пограничных клиентов к психотерапевту. Но именно отношения могут стать в итоге целебными в пограничном поле.

Яркой иллюстрацией одновременного притяжения и отталкивания, страсти и невозможности находиться рядом являются отношения Егора и Даши в сериале «Звоните ДиКаприо!». Егор из всех своих многочисленных пассий снова и снова выбирает Дашу, неизменно возвращаясь к ней, и снова и снова бросает ее, нарушая очередное обещание скоро вернуться. Он заражает Дашу ВИЧ-инфекцией, оставляет ее одну, и тем не менее она в финале делает выбор в его пользу, отвергнув стабильного (и конечно, невыносимо нудного на фоне аттракционов пограничного поля) мужа. И именно отношения с Дашей в итоге становятся для Егора исцеляющими, возрождают его к жизни, помогают выбраться из депрессии, дают шанс на иное будущее, которое, возможно, наступило бы, если бы Егора не убил его собственный брат.

Кстати, сюжетные линии двух братьев – Егора и Льва – прекрасный образчик отношений пограничного и невротического героев. Егор пограничен с самого начала и своим полем заражает всю систему персонажей (как заражает ВИЧ-инфекцией своих любовниц, а через них – и их партнеров). Лев же проходит арку трансформации из зажатого невротика в нарцисса пограничного уровня, выбирая внешние атрибуты успеха и крутости ценой отказа от любви и стабильной привязанности. Егор не нарциссический герой: ему плевать на свой имидж и мнение окружающих, он раздираем внутренними демонами и пытается спастись от них бегством в мир ярких впечатлений и сиюминутных удовольствий. Львом же руководят зависть и погоня за успехом. Он разрушает свои питающие и надежные отношения с женой, в то время как Егор в попытках стабилизировать собственный пограничный фон тянется к объединению с возлюбленной.

Рассказать историю пограничного героя, не скатываясь в артхаусную «чернуху», сумев увидеть его способ жить с теплом, симпатией и состраданием, – непростая задача. Но в итоге именно это дает возможность идентификации с героем и позволяет зрителю пережить богатый и насыщенный эмоциональный контакт с фильмом.

Есть разные возможности использования пограничной феноменологии в кино. Например, можно рассказывать историю изначально пограничного героя, который существует в обычном невротическом мире, а его внутренняя драма или пограничные отношения с партнером особенно остро проявляются на фоне остальных невротических персонажей фильма (например, «Секретарша» Стивена Шейнберга, «Одержимость» Стива Шилла, сериал «Звоните ДиКаприо!» Жоры Крыжовникова и др.); можно, наоборот, невротического героя поместить в обстоятельства, расшатывающие его до пограничного уровня («Бойцовский клуб», «Роковое влечение»), а можно весь мир истории сделать пограничным по своей структуре (например, «На игле», «Таксист», «Бонни и Клайд», «Нимфоманка», «Пианистка», «Стыд» и др.). Так, многие российские фильмы 1990-х отражают турбулентную расщепленную реальность, в которой оказались невротики постсоветского пространства. В российском артхаусе пограничное поле встречается повсеместно: в фильмах Василия Сигарева, Алексея Балабанова, Валерии Гай Германики, Ивана Твердовского и др.

Классическая роковая женщина, чей образ встречается во многих фильмах, чаще всего погранична: она то манит, то отталкивает, мастерски манипулирует, отношения с ней ведут к трагической развязке. Хорошим примером пограничной героини является Элисон из сериала «Любовники», и линия ее отношений с Ноа (да и с бывшим мужем тоже) погранична по своей фактуре.

Пограничные отношения также часто встречаются в мелодрамах (страсть и при этом невозможность быть вместе, эмоциональные качели), семейных драмах про дисфункциональные семьи (скандалы, идеализация и обесценивание, эмоциональное насилие – например, «Август»), фильмах про подростков, триллерах и драмах про патологичные отношения (идеализация, граничащая с одержимостью, перетекающая в разрушительное вторжение в чужую жизнь – например, «Последнее танго в Париже») и др.

В качестве развивающего задания выпишите список из 10 фильмов с пограничным героем/историей и проанализируйте арку героя в каждом случае. Это позволит вам глубже увидеть тенденции пограничного опыта и разнообразие возможностей его применения в сценариях.