Психология в кино

Салахиева-Талал Татьяна

Глава 2

Психоанализ в кино

 

 

2.1. Психоанализ Фрейда в кино

 

Большинство сценарных техник, которым учат в киношколах, так или иначе задействуют фрейдистский психоанализ.

Зигмунд Фрейд – основоположник этой школы, чьим революционным открытием, которое повлияло на все последующие направления общественной и философской мысли, стала концепция бессознательного. Именно Фрейд ввел это понятие.

Далеко не все мысли, мотивы, действия и поступки человека осознаются им. Есть много психических процессов, которые скрыты от нашего сознания, и именно они управляют нашим поведением и жизненным выбором.

К наиболее значительным достижениям Фрейда относят разработку структурной модели психики, концепции защитных механизмов, теории психосексуального развития, метода свободных ассоциаций и анализа сновидений. И несмотря на то что теория Фрейда позднее подверглась критике, его учение необратимо повлияло на всю последующую культуру.

Фрейд считал, что человеком управляют бессознательные влечения, биологические инстинкты. Согласно его теории, в младенчестве и раннем детстве потребности ребенка сконцентрированы вокруг выживания (вопросов рождения, смерти и сексуальных отношений между родителями). Фрейд предложил модель, согласно которой ребенок в своем развитии проходит через сменяющиеся фазы: оральную, анальную, фаллическую, латентную и генитальную. То, на какой фазе раннего развития «застрял» человек (где произошла фиксация), определяет его личность и характер во взрослом возрасте. По Фрейду, фиксация на проблемах определенной стадии развития происходит, если влечения ребенка на этой стадии чересчур фрустрируют либо, напротив, чересчур им потакают. Согласно его теории, личность человека сформирована к шести годам. В дальнейшем последователи психоанализа и психологи из других школ предложили другие различные модели развития личности, опровергающие этот тезис.

Психоанализ рассматривает человеческую природу с точки зрения конфликта, борьбы противоположных сил и тенденций, которую сам человек зачастую не осознает. И этот конфликт оказывает влияние на всю жизнь человека, его взаимоотношения с людьми и миром.

В ранних своих работах источником невроза Фрейд считал конфликт между бессознательным (которое руководствуется «принципом удовольствия», энергией либидо) и сознанием (которое управляется «принципом реальности», стремлением к самосохранению). Фрейд утверждал, что в бессознательное вытесняются ранние подавленные сексуальные импульсы и влечения: мальчика – к матери (эдипов комплекс), девочки – к отцу (комплекс Электры). Согласно его теории, именно подавленная сексуальная энергия (либидо) лежит в основе психических заболеваний. Неудовлетворенные сексуальные желания могут найти выход не только в неврозах, сновидениях и оговорках, но и в творчестве, искусстве (сублимация).

Позднее коллеги не раз обвиняли Фрейда в том, что он преувеличивал значимость животного начала и секса как основных факторов, влияющих на человеческое поведение; именно это стало одной из причин шквала критики, который обрушился на фрейдистский психоанализ.

На мой взгляд, не эта часть его теории представляет наибольший интерес для кинодраматургов. Хотя и она не раз использовалась при создании фильмов. Наиболее ярким примером непосредственного использования фрейдистского психоанализа в кино является творчество Хичкока. «Психо» – это своего рода кинематографическая иллюстрация теории Фрейда: главный герой с неразрешенным эдиповым комплексом превращается в маньяка, переодевающегося в свою мать и убивающего женщин в наказание за испытываемое к ним сексуальное влечение.

В «Психо» Хичкок вовсю использует и структурную модель психики по Фрейду. Именно эта модель, на мой взгляд, наиболее ценна для кинодраматургов.

 

2.1.1. Структурная модель психики по Фрейду

Прежде чем перейти к собственно структуре психики, важно рассмотреть уровни психической жизни. Согласно Фрейду, психика человека функционирует на трех уровнях: бессознательное, предсознание и сознание.

Сознание охватывает лишь незначительную часть психических процессов. При этом содержащаяся в сознании информация может переходить в предсознание по мере того, как фокус внимания человека переключается.

Предсознание – это те ощущения, мысли и воспоминания, которые в данный момент не являются частью нашего актуального сознательного опыта, но легко доступны сознанию, если сфокусировать на этом свое внимание. Это такой предпороговый уровень, например, как в случае с воспоминаниями: я о них не думаю, но если постараюсь вспомнить, то они проявятся и станут доступными для осознания.

Бессознательное – это огромная область, в которую вытесняются наши тайные мысли, желания, инстинктивные побуждения, эмоции, воспоминания, которые несут определенную угрозу. В бессознательном идет борьба эроса (любовного влечения, витальности) и танатоса (влечения к смерти и разрушению). В бессознательное вытесняются тайные желания и фантазии, сексуальные и агрессивные влечения, которые противоречат общественной морали, а также травмирующие воспоминания, которые слишком болезненны для осознания. Бессознательное недоступно сознанию, но является главной движущей силой наших действий и поступков и проявляется в сновидениях, невротических симптомах и творчестве.

В фильмах бессознательное часто встречается в виде различных образов (особенно в хоррорах и триллерах): темные подвалы, куда героям фильмов ужасов обязательно нужно спуститься по каким-то своим делам; глубокие ямы, шахты, колодцы, населенные потусторонними мистическими существами (например, в фильме ужасов «Звонок» призрак вылезает из колодца), глубокие темные водоемы и пр. Все темное, пугающее, неизведанное ассоциируется с животной иррациональной силой и опасностью бессознательного.

В продолжение модели уровней психической жизни Фрейд позже выделил три структурных элемента личности: Оно (или Ид, нем. Das es), Я (или Эго, нем. Ego) и Сверх-Я (или Супер-Эго, нем. Das Über-Ich) (рис. 2.1).

Оно (Ид) – темная, недоступная, врожденная, полностью бессознательная и иррациональная часть личности, которая подчиняется принципу удовольствия. Это неуправляемый бурлящий котел примитивных биологических влечений, чувств и желаний, агрессивных и сексуальных импульсов. Это хищное животное начало, вместилище человеческих страстей. Все греховные с точки зрения общества помыслы и фантазии сосредоточены здесь. Поскольку эта область психики полностью непостижима, она часто демонизируется: нас пугает все неизвестное. Если на секунду представить, что Оно прорывается наружу, не сдерживаемое ничем, то в нашем воображении рисуется страшная картина монстра монстра, который сеет вокруг себя хаос и разруху, сексуальное и физическое насилие, кровь и убийства, жестокость и садизм, животный секс и секс с животными… К счастью, такое возможно, только если человек находится в остром психозе. Или если легализовать запретные импульсы, сделать их «правильными» и положить в основу общественной морали, что и произошло в случае с фашизмом, когда массовые убийства и садизм стали основой государственной идеологии. Ид есть в каждом из нас – именно поэтому мы так любим хорроры, триллеры, эротику и боевики, которые дают нам легальную и здоровую форму переживания запретного опыта.

Итак, к счастью, есть другие части личности, которые балансируют наш психический аппарат.

Я (Эго) – это та часть личности, которая находится в контакте с окружающим миром и помогает адаптироваться к социальным условиям и требованиям. Эго имеет сознательные и бессознательные аспекты. Сознательная часть Эго – это то, как я осознаю свое «Я», бессознательная включает в себя защитные механизмы психики. Эго является посредником между внешним миром и внутренними процессами. Также Эго выступает посредником между Ид и Супер-Эго: с одной стороны, прорываются животные импульсы и тайные желания, с другой – довлеют моральные правила и запреты. Между этих двух огней Эго стремится удерживать баланс с помощью бессознательного создания защитных механизмов. Эго способно меняться в течение всей жизни человека, и эффективность его функционирования Фрейд называл «силой Эго». Человек с сильным Эго объективен в оценках, его жизнь организованна, он способен к поступку, социально успешен. Человек со слабым Эго инфантилен, импульсивен, его действия определяются моментом, он подвержен невротическим симптомам.

Сверх-Я (Супер-Эго) – часть личности, которая формируется под влиянием общества и представляет собой моральные принципы и запреты, нормы поведения, этические стандарты. Именно здесь хранятся родительские установки из разряда «что такое хорошо, а что такое плохо». По сути, это то, что мы называем совестью, моральными идеалами.

Таким образом, согласно Фрейду, наша психическая жизнь упрощенно и схематически выглядит так: из нижнего уровня (Ид) прорываются импульсы и желания, из верхнего (Супер-Эго) – запреты и ограничения, и между ними находится наше Эго, которое постоянно выбирает, как поступить.

Цель роста человека – достижение генитальной фазы развития, то есть способности любить и работать. Это происходит, когда человек познает свои инстинкты («Там, где есть Ид, также должно быть Эго») и осознает их подавление. Зрелость есть результат компромисса между социальным и индивидуальным.

 

2.1.2. Концепция защитных механизмов психики

Итак, нашему бедному Эго приходится постоянно противостоять всевозможным угрозам внешнего мира и желаниям Ид, которые сдерживаются Супер-Эго. Для того чтобы уладить этот конфликт, наше Эго вырабатывает защитные механизмы.

Предложенная Фрейдом концепция защитных механизмов – настоящая находка для сценариста, поскольку они очень кинематографичны и не раз успешно использовались в фильмах.

Вот основные из них.

Вытеснение (репрессия, подавление) – травмирующий элемент полностью вытесняется в область бессознательного, и человек его не помнит. Однако этот элемент не перестает влиять на поведение человека. Это может быть какое-нибудь воспоминание, событие, факт, переживание или запретное желание, которое приносит слишком сильную душевную боль и потому полностью удаляется из сознания.

Вытеснение защищает человека от травмирующих болезненных воспоминаний. Например, при посттравматическом стрессовом расстройстве тяжелый травмирующий опыт вытесняется из сознания, забывается, но затем может преследовать человека в виде флешбэков (Фрейд называл этот феномен «возвращением вытесненного»).

Вытеснение – механизм защиты, очень часто используемый в кино. Прекрасным примером служит фильм «Другие», который полностью построен на этом механизме. Героиня Николь Кидман с двумя детьми живет в доме, где происходят странные события, причем странность по мере развития сюжета нарастает. Весь фильм мы напряженно следим за тем, как нагнетается тревожная атмосфера и в жизнь героини все настойчивее врывается потусторонний мир, мир мертвых. И вдруг в конце нам открывается страшный факт, который заставляет переосмысливать все события фильма с самого начала: героиня с двумя детьми давно умерла. Это они призраки из потустороннего мира, которые бродят по дому обычных живых людей. Просто ужасающий факт своей смерти героиня Кидман вытеснила из сознания, «забыла» о нем. А вместе с ней и мы, зрители, пребываем в полной уверенности, что с самого начала следим за жизнью обычной матери с двумя детьми, сопереживаем им, тревожимся, волнуемся за их благополучие. Такой «перевертыш» очень мощно воздействует на зрителя, поскольку вынуждает его помимо воли сначала идентифицироваться с мертвецами, проживая их опыт на протяжении всего фильма, а затем– снова и снова прокручивать все события с самого начала через призму открывшегося страшного факта. При этом ловкий ход не заставляет зрителя чувствовать себя в дураках, ведь героиня не обманывала нас, не водила за нос – она сама искренне верила в то, что жива. Просто вытеснила свою смерть из сознания.

Идентичный прием используется в фильме «Шестое чувство», где факт собственной смерти вытесняет уже герой Брюса Уиллиса.

Важно отметить, что механизм вытеснения является основой для многих других механизмов, поскольку вытесненный элемент никуда не исчезает и может проявляться в различных формах. Помимо трансформации в другие механизмы защиты, вытесненные элементы психики проявляются в описках, оговорках, случайных действиях, сновидениях, в творчестве, а также управляют поведением человека, влияя на всю его судьбу и жизненный сценарий.

В кино механизм вытеснения можно использовать множеством различных способов и не обязательно так прямолинейно, как в «Других» или «Шестом чувстве». Главное – уловить суть явления: есть что-то страшное, травматическое в прошлом героя (или у героя есть тайные, невозможные для его личности желания и порывы), что подавлено им, но тем не менее преследует его на протяжение всего фильма как некая внешняя сила. По этому принципу, например, строится большинство триллеров и фильмов ужасов, когда нечто жуткое, преследующее героев, на самом деле символизирует их же вытесненные из сознания грехи и пороки.

Отрицание – человек отрицает информацию, факт, событие, чувства, которые не может принять: как будто если он этого не признает, то этого и не существует в реальности. Отрицание и вытеснение на первый взгляд схожи между собой, но вытеснение считается зрелой защитой, а отрицание – примитивной. Главное отличие между ними в том, что при вытеснении травмирующее событие осознается и затем уже подавляется, чтобы избежать боли, то есть потом это событие человек может вспомнить и присвоить. При отрицании же человек не признает событие как происходящее с ним или чувства как принадлежащие ему. Отрицание считается примитивной защитой, поскольку похоже на детское «если я этого не признаю, то этого и не существует». Ребенок может закрыть глаза и думать, будто он спрятался и окружающие не видят его.

Отрицание является одной из стадий переживания смерти близкого человека или любого травмирующего события. Маленькие дети отрицают смерть любимого домашнего животного – в их воображении котенок не умер, а просто переселился в сказочный мир. Жена может использовать механизм отрицания, игнорируя явные сигналы и доказательства измены мужа. Часто матери отрицают факт инцестуальных домогательств к ребенку со стороны отца, даже если ребенок напрямую говорит об этом. Алкоголик отрицает свои проблемы с алкоголем. Люди, живущие по принципу «позитивного мышления», могут отрицать любые «негативные» импульсы: «Нет-нет, я вовсе не злюсь», «О нет, мне не больно, все хорошо и прекрасно!» и т. д. Этот «позитивный взгляд на мир» часто базируется на маниакальном отрицании негативных сторон жизни. Но мания – это оборотная сторона депрессии, которая всегда где-то рядом у чрезмерно позитивных людей.

Мы постоянно отрицаем нежелательную информацию, подгоняя реальность под удобную нам картинку мира. Все истории из разряда «и где раньше были мои глаза» ровно об этом. Излюбленное многими «был белым и пушистым и вдруг оказался сволочью» не что иное, как результат отрицания «не белых» проявлений новоявленной сволочи в прошлом.

При диссоциативном расстройстве идентичности, которое часто используется в кино («Сплит», «Бойцовский клуб», «Черный лебедь» и др.), может отрицаться как сама травма, ставшая причиной расстройства («со мной этого не было» или «это было не со мной»), так и наличие других субличностей.

Например, в триллере «Кровавая жатва» Мари едет погостить в дом своей подруги Алекс. Маньяк-психопат проникает в дом, убивает всю семью Алекс, а саму девушку увозит в своем фургоне. Мари, чудом спасшаяся от смерти, пытается вызволить подругу. Следует череда погонь, стычек, кровавых сцен… пока мы не узнаем, что Мари, сама того не подозревая, и есть тот самый психопат, убивший всех: она просто страдает диссоциативным расстройством и ее психика защищается отрицанием наличия у нее субличности маньяка-психопата. По тому же принципу построен сценарий фильма «Идентификация» и других триллеров.

Драматургически суть механизма отрицания заключается в том, что какая-то информация упорно игнорируется до тех пор, пока игнорируемые факты не накапливаются, превращаясь в ошеломляющее героя и/или зрителя открытие.

Кстати, именно механизм отрицания заставляет зрителя «не замечать» моменты, негативно характеризующие симпатичного им героя, пока тот в конце концов не оказывается главным злодеем, как, например, в «Обычных подозреваемых». Есть множество фильмов, при повторном просмотре которых мы видим, что открывшаяся в конце информация была очевидна с самого начала, но мы все же попались в ловушку заблуждения. Этот механизм незаменим при создании детективных историй.

Хорошим примером осознанного применения отрицания в кино является фильм «Жизнь прекрасна», где папа, попавший в концлагерь со своим маленьким сыном, долгое время умудряется создавать для своего ребенка атмосферу, в которой отрицаются окружающие его ужасы и происходящий кошмар воспринимается как обычная игра.

Проекция – один из наиболее распространенных и драматургически ценных механизмов защиты, при котором человек свои неприемлемые мысли, чувства, импульсы, черты характера считает чужими, то есть приписывает их другим людям и окружающей среде, тем самым избегая ответственности за эти «теневые» стороны своей личности. При этом зачастую человек испытывает потребность нападать и бороться с внешним объектом, на который спроецировано его собственное психическое содержимое, при том что этот объект может вообще не иметь ничего общего с тем, что на него спроецировано. Происходящее внутри человека воспринимается как исходящее извне.

Наиболее яростные борцы за мораль на самом деле борются со своими внутренними демонами. Воинствующие гомофобы отыгрывают свою латентную гомосексуальность, поскольку по каким-то причинам считают ее ненормальной. Мы нападаем на других за то, что подавляем в самих себе.

Прекрасный пример проекции – героиня Джессики Лэнг во втором сезоне «Американской истории ужасов» монахиня Джуд. Она яростно борется с малейшими проявлениями сексуальности в психбольнице, которой руководит, видит кругом сплошной разврат и в борьбе с грехом доходит до откровенного садизма. Позднее мы узнаем, что сама Джуд – бывшая проститутка и алкоголичка и на самом деле воюет с собственным естеством. Но ее подавленная теневая сущность берет свое – и Джуд пускается во все тяжкие…

Отличным примером проекции является также «Бойцовский клуб», в котором невротичный и депрессивный главный герой настолько подавлял собственную агрессивную часть под гнетом общественных правил и запретов, что она, будучи спроецирована вовне, породила отдельную субличность. Тайлер Дерден – воплощенная проекция всего, что запрещал себе герой Нортона.

По сути, все сценарные модели подразумевают использование механизма проекции, когда в схватке с антагонистом герой борется со своими внутренними демонами и, на глубинном психологическом уровне, выходит из нее победителем.

Замещение – эмоции, чувства, действия, которые человек направляет не напрямую адресату, к которому они изначально обращены, а на нейтральный объект либо потому, что он безопаснее, либо потому, что истинный адресат недоступен.

Девочка, выросшая без отца, может во взрослом возрасте заводить романы с женатыми мужчинами, которые намного ее старше, пытаясь реализовать свою потребность в близости с отцом. Ребенок, которого бьют родители, бьет кукол или других детей, так как выражать ответную агрессию родителям небезопасно. Сексуальные маньяки и педофилы чаще всего сами в детстве испытали физическое или эмоциональное насилие, но не смогли ответить обидчику. Тихий офисный клерк, подвергаемый регулярным нападкам со стороны начальства, может оказаться домашним тираном и выплескивать свою агрессию на близких. В последних примерах речь идет не только о замещении, но и об отыгрывании – механизме защиты, при котором человек бессознательно реализует пугающий его сценарий, изменяя в нем свою роль с пассивно-жертвенной на активно-действующую.

Можно найти множество примеров замещения как в повседневной жизни, так и в кино.

Этот механизм филигранно использован в сериале «Молодой Папа». Герой Джуда Лоу, оставленный родителями, замещает мать и отца церковью и Богом. Его отношения с Богом амбивалентны: наполнены одновременно любовью и гневом, желанием быть под защитой и отделиться, вырваться на свободу, признательностью и обвинениями, идеализацией и обесцениванием – словом, стандартным набором противоречивых чувств, которые дети испытывают к своим родителям. По сути, весь сезон держится на синхронном разворачивании этих двух параллельных линий – отношений Пия с Богом и его отношений с родителями, воспоминаний и попыток их найти. И любое событие из второй линии тут же отражается на первой – Пий не сможет примириться с Богом, пока не найдет успокоения в своих отношениях с матерью и отцом. Там же пунктирно прописана еще одна замещающая линия – история Эстер и ее мужа, которые очень хотели ребенка (в отличие от родителей Пия, отказавшихся от сына) и которые благодаря молитвам Пия были вознаграждены рождением сына. Этот треугольник «мама – папа – сын» настолько манит Пия, что он как будто стремится слиться с этим малышом, и в итоге молодая семья попросту сбегает от его навязчивой любви.

Еще один прекрасный пример использования механизма замещения – «Декстер». Трехлетний малыш Декстер стал свидетелем кровавого убийства своей матери, и энергия ярости, разрушения, смерти была направлена его отчимом на замещающий объект – преступников, избежавших законного наказания. Один простой механизм защиты – и восемь сезонов неугасающего интереса зрителей всего мира.

Мы заключаем браки с партнерами, похожими на любимого родителя, или нас всю жизнь бесят люди, похожие на нашего обидчика, – все это замещение. «Я поступаю так с тобой потому, что не могу сделать это с тем, кому мои действия на самом деле адресованы» – данную формулу можно использовать при создании сценария множеством различных способов.

Рационализация – человек находит рациональные объяснения, чтобы оправдать неприемлемые мысли, поступки или неудачи. При рационализации реальность искажается и человек бессознательно использует только ту часть информации, которая позволяет воспринимать его поведение как приемлемое и не противоречащее обстоятельствам.

Например, мы говорим себе и окружающим «не очень-то и хотелось», когда не достигаем цели, и находим тысячу разумных объяснений, почему без желаемого нам даже лучше. Абьюзер, избивающий близких, объясняет себе и жертвам своей агрессии, что они заслужили его побои и что иначе с ними нельзя. Алкоголик находит рациональные доводы (поводы) для очередного возлияния.

Ирония заключается в том, что сам психоанализ стал прекрасным подспорьем для рационализации: целые поколения оправдывают свое поведение проблемами в детстве, как будто эти проблемы снимают ответственность с людей за их поведение во взрослом возрасте. Об этом я еще не раз упомяну в последующих главах.

Есть такая расхожая шутка, что концепция эдипова комплекса – это результат рационализации Фрейдом его сексуального влечения к матери.

Самая яркая иллюстрация использования рационализации в кино – герои Вуди Аллена, неудачники, подменяющие поступки многословными психоаналитическими разглагольствованиями.

Реактивное образование – исходный импульс преобразуется в противоположный.

Мальчик хочет поцеловать девочку, а вместо этого дергает ее за косичку, потому что проявлять симпатию стыдно, не принято, могут засмеять. Или упомянутая выше сестра Джуд из «Американской истории ужасов»: чем больше в ней нарастают былые страсти, желание выпить и пуститься в загул, тем более чопорной морализаторшей она становится.

Чаще всего наши чувства амбивалентны, противоречивы, и обычно мы осознаем только один из двух полюсов. При реактивном образовании один полюс (если он считается неприемлемым в данном контексте) подавляется, а противоположный преувеличивается. И тогда, например, человек может до боли обнимать любимого, хотя подсознательно хочет ударить. «Чем больше я хочу убить тебя, тем обворожительнее улыбаюсь». Или наоборот – яростно отталкивает, хотя подсознательно хочет стать ближе. «Я так долго за вами гнался, чтобы сказать вам, как вы мне безразличны».

В кино этот механизм часто используется в любовных линиях. Также реактивное образование придает дополнительную глубину паре «протагонист – антагонист», когда за яростной борьбой вскрывается глубокая симпатия, которую невозможно проявить в сложившихся обстоятельствах. Именно противоречие, амбивалентность лежат в основе хорошей драматургии.

Потрясающий пример использования реактивного образования в кино – это фильм «Воин» с Томом Харди, а точнее, линии отношений главного героя с отцом и братом. Суровый герой Харди возвращается в родной городок, где живут его алкоголик-отец и брат, с которыми герой давно разорвал отношения. Между ними пропасть из взаимных обвинений, ненависти, старых обид, ярости и отчуждения. События фильма складываются так, что братья должны сразиться на боксерской арене за главный денежный приз, причем ставки высоки. Сцена финальной схватки героя Харди с братом, где сквозь ярость прорывается братская любовь и нежность, наполнена глубочайшей драматургической силой и мощью. Она настолько пронизана противоречивыми переживаниями, разрывающими героя (и нас вместе с ним), что ее практически невозможно смотреть и при этом нельзя отвести глаза. Я лично знаю несколько суровых мужчин, которые при просмотре этой сцены прослезились.

При реактивном образовании часто отвергаемый полюс все равно «просачивается» сквозь противоположное поведение. Яркий пример – деталь, точно подмеченная фон Триером в «Антихристе», когда главная героиня, страстно любящая своего сына, ненароком надевает ему ботиночки, путая левую и правую ногу, что доставляет малышу дискомфорт.

«Чем больше я бессознательно хочу этого, тем более рьяно я делаю ровно противоположное» – вот формула этого механизма защиты.

Регрессия – человек в ситуации сильной тревоги и стресса бессознательно возвращается к ранним, незрелым, детским моделям поведения. В основе этого механизма защиты лежит то, что маленького ребенка люди чаще всего склонны защищать. Иногда модель «Я не хочу ничего решать – я хочу на ручки» действительно срабатывает, и кто-то берет на себя ответственность за этого человека. Однако опасность кроется в том, что ущербность, беззащитность, болезненность может стать стилем жизни и привести к реальным соматическим болезням и неспособности зрело функционировать в обществе.

Регрессию часто можно наблюдать у детей, попавших в острую травмирующую ситуацию. Например, ребенок лет шести в ответ на сильный стресс может перестать разговаривать, сидеть, уставившись в одну точку, раскачиваясь и посасывая кулак, как младенец. Еще страшнее выглядит такое поведение у взрослого человека.

В кино можно найти много персонажей, которые в сложных ситуациях начинают вести себя инфантильно и незрело. Особенно хорошо такие персонажи оттеняют героизм и силу протагониста, ведь беззащитных надо спасать – прием «спасение котика» отлично работает на усиление зрительской идентификации.

Сублимация – перенаправление энергии биологических (в первую очередь сексуальных) влечений на социально приемлемые цели. Сублимация считается зрелым механизмом защиты (в отличие, например, от регрессии или отрицания), поскольку зачастую способствует конструктивной деятельности и творчеству. Более того, Фрейд считал, что все основные достижения цивилизации возникли благодаря сублимации. Он приводил в пример Леонардо да Винчи, подарившего человечеству массу важнейших открытий. По мнению Фрейда, гениальность Леонардо обусловлена полной сублимацией полового влечения, поскольку тот не проявлял никакого интереса к сексуальной сфере жизни. Среди психоаналитиков принято считать, что многие известные произведения искусства были созданы своими авторами в периоды любовных неудач. Отсюда родился расхожий миф, что художник должен быть голодным и несчастным в личной жизни (по опыту своих клиентов скажу: нет, не должен).

Если отойти от сексуализированной трактовки сублимации как единственно возможной, к этому механизму защиты можно отнести трансформацию любых нежелательных импульсов в конструктивную созидательную деятельность. Например, среди хирургов есть некоторый процент людей, которые сублимируют свои садистские наклонности, выбирая эту профессию.

Более того, зрительская вовлеченность при просмотре фильмов тоже является результатом сублимации. Так, отвергая многие порывы и импульсы в своей повседневной жизни (жестокость, агрессию, насилие, склонность к риску, сексуальную раскрепощенность и пр.), зритель находит их очень привлекательными в кино. Все, что не можем позволить себе в реальности, мы с восторгом проживаем при просмотре фильма. Существует гипотеза, что криминальные фильмы снижают уровень преступности, поскольку позволяют сублимировать агрессивные устремления зрителей.

Предложенный Фрейдом список психологических защитных механизмов был позднее значительно расширен и дополнен его коллегами. Единого, разделяемого всеми перечня психологических защит не существует. Наиболее полное и глубокое, на мой взгляд, описание всевозможных защитных механизмов вы можете найти в книге Нэнси Мак-Вильямс «Психоаналитическая диагностика» (Мак-Вильямс, 2016).

Итак, краткая суть фрейдистского психоанализа в следующем: психика человека функционирует на трех уровнях – сознательном, предсознательном и бессознательном. Бессознательное может прорываться в виде описок, оговорок, «случайных» действий, сновидений, симптомов психических расстройств, проявляться в творчестве. То, что не осознается, управляет нашим поведением и влияет на весь жизненный сценарий.

Личность человека можно представить в виде трехчастной структуры: Ид (полностью бессознательная врожденная часть, состоящая из биологических импульсов, агрессивных и сексуальных порывов и желаний), Супер-Эго (большая часть находится в бессознательном; хранилище социальных и родительских норм поведения, запретов, правил, моральных принципов; пребывает в конфронтации с Ид) и Эго (в большей степени сознательная часть личности; то, как человек осознает себя и презентует в обществе; постоянно балансирует между страстями Ид и запретами Супер-Эго). Для того чтобы совладать с бессознательными импульсами и воспоминаниями, которые слишком болезненны для осознания, психика вырабатывает защитные механизмы: вытеснение, отрицание, проекцию, замещение, рационализацию, реактивное образование, регрессию, сублимацию. Использование этих защитных механизмов человек не осознает.

Развитие человека в раннем детском возрасте проходит через определенные фазы. Фиксация на той или иной фазе раннего развития определяет характер и личность человека во взрослом возрасте.

Естественно, теория фрейдистского психоанализа намного обширнее, сложнее и глубже, на ее изучение уходят годы. Здесь приведена короткая выжимка, удобная для использования в написании сценариев.

Позднее Фрейда обвинили в излишней схематизации и структуризации психических явлений, которые намного сложнее и не подлежат однозначной интерпретации. Фрейдистский детерминизм критиковался многими последующими школами. Под детерминизмом следует понимать постулат, что в нашей психике нет места случайности – в ней все строго подчинено определенным законам, у любого явления есть свои причины, и любое проявление человека может быть проанализировано и интерпретировано определенным образом.

Любовь Фрейда к нахождению причинно-следственных связей стала предметом критики, однако для целей кинодраматургии это настоящая находка, поскольку нам свойственно с большим увлечением искать причины человеческого поведения. Разгадывать психическое устройство человека как ребус, головоломку – любимое занятие зрителя. Именно поэтому теория Фрейда традиционно используется кинематографистами, благодаря ей фильмы собирают полные залы. Тут важно отметить, что, применяя фрейдистский психоанализ в создании сценариев, мы чаще всего искусственно выносим за скобку сексуальный аспект его теории.

На мой взгляд, наиболее часто психоанализ в кино используется в следующих аспектах:

1. Главный вопрос, интересующий автора и зрителя: почему герой таков, почему он совершает те или иные поступки? Что из его прошлого сделало его таким, каким мы его видим сегодня? Какие истории, травмы, события являются причиной того, как герой взаимодействует с миром? За этим стоит извечный интерес зрителей к попыткам объяснить человеческое поведение, мотивацию. Фрейдистское «Все проблемы из детства» преобразуется в драматургическое «Характер героя формируется событиями из прошлого». Отсюда следующий пункт.

2. «Призрак»: как правило, у героя есть травма в прошлом, и она – главное событие, определяющее его поведение в настоящем. Например, на этом построена сценарная концепция Пола Брауна. По сути, весь фильм мы исследуем, как прошлое человека влияет на его характер. И тут возможны два варианта: либо герой в процессе истории трансформируется, либо просто раскрывается, не меняясь.

3. В классических сценарных структурах травма из прошлого в той или иной форме настигает героя в настоящем и в финальной схватке ему необходимо столкнуться с «призраком» и преодолеть свой внутренний изъян, одержав победу на глубинном психологическом уровне. Это приводит к разрядке напряжения (катарсису) и оказывает психотерапевтический эффект на зрителя. Именно поэтому классические сценарные структуры по-прежнему востребованы.

4. Внешний мир истории – это просто фон, площадка, на которой разворачивается и овнешняется внутренний конфликт героя. Союзники олицетворяют его положительные стороны, а антагонист воплощает теневую часть личности героя.

5. В истории есть антагонист, олицетворяющий Ид героя – абсолютное зло, есть Наставник или союзник – его Супер-Эго. В финальной схватке герой сходится в битве с антагонистом – и это находит отклик у зрителей, поскольку они наблюдают внутриличностный конфликт, существующий в каждом из нас и визуализированный в столкновении двух персонажей. За этим зритель и ходит в кино.

Почему фрейдистский психоанализ хорошо работает в кинематографе на протяжении многих десятилетий? Потому, что истории, созданные на его основе, структурно устроены так же, как наша психика: есть герой (Эго, с которым мы отождествляемся), антагонист (Ид, олицетворение наших иррациональных импульсов, позволяющий нам сублимировать наши запретные тайные желания) и Наставник или союзник (Супер-Эго, носитель моральных принципов, не дающий герою свернуть на «темную дорожку»).

Таким образом, через эту сценарную структуру наш внутренний конфликт овнешняется, оживает в ткани истории и разрешается в кульминации фильма.

Благодаря кино мы соприкасаемся с теми переживаниями, от которых отчуждены в повседневной жизни, но которые живут в нас. Когда герои преодолевают свои травмы, мы как будто снова и снова вместе с ними одерживаем психологическую победу.

Для иллюстрации того, как именно теория Фрейда может применяться в кино, рассмотрим примеры.

Первый пример – это «Психо» Хичкока. Очень подробный психоаналитический разбор «Психо» есть у Славоя Жижека, я же остановлюсь только на нескольких любопытных моментах.

Во-первых, дом, в котором живет Норман, устроен по принципу фрейдистской модели психики. Второй этаж, где обитает мать, символизирует Супер-Эго Нормана, ведь именно в Супер-Эго хранятся родительские наставления, нормы поведения, запреты. Первый этаж – это Эго главного героя; там он ведет себя как обычный нормальный сын. И наконец, подвал дома – это Ид, хранилище инстинктивных порывов и низменных желаний. Особый символический смысл в этом свете приобретает сцена в середине фильма, в которой Норман спускает мать (труп матери) со второго этажа в подвал.

Во-вторых, «Психо» вовсю эксплуатирует концепцию эдипова комплекса, в основе которого лежит миф об Эдипе. Согласно этой концепции, каждый мальчик в детском возрасте испытывает сексуальное влечение к собственной матери, а отца воспринимает как соперника, ревнует и символически хочет убить его, чтобы безраздельно владеть матерью. Ребенок пытается скрыть свои чувства из-за страха кастрации со стороны отца. По мнению Фрейда, здоровый способ разрешения этого комплекса заключается в том, что в психике ребенка формируется Супер-Эго, которое подавляет инцестуальные побуждения, и мальчик идентифицируется с отцом. «Психо» Хичкока просто пропитан инцестуальной энергией. Треугольник «Норман – мать – жертва» можно рассматривать под разными углами. С одной стороны, убийства совершает Супер-Эго героя, так как он в образе матери преследует и наказывает жертв за половое влечение (Ид), которое Норман испытывает к жертве. С другой – убийства совершает Ид Нормана, поскольку мать символически устраняет конкурентку, чтобы самой завладеть сыном. Между этими трактовками нет противоречия, ведь Фрейд говорил о глубинной связи между Ид и Супер-Эго.

В-третьих, мастерски жонглируя теорией психоанализа и сценарными инструментами, Хичкок делает страшную вещь. Он выстраивает структуру повествования таким образом, что, идентифицируясь в начале фильма с обычным парнем Норманом, мы в итоге обнаруживаем, что идентифицировались с убийцей. Хичкок делает то, что невозможно сделать в обычной жизни: он впервые в кино стирает водораздел между Эго и Ид, и зритель в своей идентификации проделывает путь прямиком в бездну бессознательных животных инстинктов. Сегодня, когда сотни создателей фильмов повторили этот трюк, он не кажется нам таким ошеломительным. Однако для своего времени это было настоящим прорывом. По сути, Хичкок занимает то же место в кинематографе, что и Фрейд в психологии: оба совершили прорывы, необратимо повлиявшие на все последующие поколения.

Еще одним ярким примером использования психоанализа в кино являются, как ни странно, все супергеройские франшизы. Мир супергеройской истории устроен по тому же принципу, что и наша психика в ее фрейдистской трактовке: есть протагонист, живущий в обычном обществе (который символизирует наше Эго), есть зло, которое угрожает нашему обществу (это Ид, который угрожает нашему Эго). И чтобы победить зло, наш протагонист с помощью своих суперспособностей превращается в супергероя (Супер-Эго). Таким образом, любой супергеройский фильм овнешняет внутриличностный конфликт зрителя, и, когда Добро борется со Злом, мы снова и снова вовлекаемся в эту борьбу в надежде, что Зло будет наказано, и нашему психическому балансу ничто не угрожает.

Любопытен с точки зрения использования теории Фрейда в кино «Разговор» Фрэнсиса Копполы. В этой истории один главный герой – Гарри Кол, параноик, который профессионально занимается слежкой за другими людьми и попадает в свой самый страшный параноидальный кошмар – сам становится объектом слежки. Весь фильм мы сосредоточены на исследовании его поведения, внутреннего мира. О детской травме героя нам рассказывают мимоходом, через сон, приснившийся Гарри в середине фильма. Оказывается, в детстве он был парализован, обездвижен. Гарри вспоминает, как мать мыла его в ванной и он не мог сделать ничего, не мог ее оттолкнуть. Парализованный ребенок оказался объектом ежедневных манипуляций взрослого с его телом, так как был лишен возможности противодействовать, выстраивать границы и проявлять собственную волю. Он переживает ежедневную ситуацию вторжения без возможности что-то сделать самому. И это детское бессилие, страх вторжения превращаются во взрослую паранойю – Гарри видит попытки вторжения буквально во всем, он абсолютно бессилен перед этим миром. Он как будто не имеет собственных границ, их символически заменяет его квартира – единственное место, где он до поры до времени мог чувствовать себя в относительной безопасности. Из-за проблем с собственными границами он систематически нарушает чужие, вторгаясь в частную жизнь других людей, отыгрывая на них свою травму. И конечно, самый большой его страх воплощается в реальности. В фильме есть две потрясающие сцены, пронизанные глубоким психологическим символизмом. Первая – это сцена в отеле, где в соседнем номере происходит убийство, что воспроизводит еще одну травму Гарри (по его косвенной вине однажды уже погибли люди, и он очень боялся повторения этого кошмара). Гарри мечется, он снова как будто парализован в собственном бессилии перед волей других людей, по его вине снова гибнет человек. И вторая – это финальная сцена, в которой Гарри посреди развороченной им же самим в поисках подслушивающих устройств квартиры играет на саксофоне. Он абсолютно опустошен. Он оказался в ловушке своей психологической травмы, и ему больше негде укрыться.

Как видно из этих примеров, есть много разных способов применения психоанализа в кино. Резюмируя, можно сказать, что наиболее часто используется концепция «призрака», который является источником всех проблем героя. С «призраком» герою и предстоит разобраться в ходе сюжета. Антагонист олицетворяет Ид героя и/или зрителя и «работает» на воспроизведение травмы прошлого в настоящем. «Призрак» героя (его травма, тайна, изъян, теневая сторона и т. д.) настигает его, вынуждая посмотреть в лицо страхам и сразиться с ними в кульминации фильма. Когда герой сталкивается лицом к лицу с «призраком», решается посмотреть в глаза прошлому, то решает свои внутренние проблемы или терпит поражение, как в случае с «Разговором» Копполы.

Большинство коммерчески успешных фильмов содержат все элементы описанной выше структуры. Есть также множество фильмов, использующих только некоторые из них.

 

2.2. Аналитическая психология Юнга в кино

Карл Густав Юнг – швейцарский психиатр, основоположник аналитической психологии – с 1909 г. сотрудничал с Фрейдом и занимал видную роль в психоаналитическом сообществе. Однако в 1914 г. вышел из Международной психоаналитической ассоциации и отказался от психоанализа в работе с пациентами, разработав собственный метод. В чем же основные отличия теории Юнга от фрейдистского психоанализа?

1. Юнг отрицал сексуальные проблемы как основную причину неврозов и психических расстройств и выступал против теории сексуальной детерминации человеческого поведения. Либидо, по Юнгу, – это не энергия сексуальных импульсов и желаний, а жизненная энергия вообще, в которой сексуальность лишь один из компонентов. Юнг также отвергал концепцию эдипова комплекса. Любопытно, что он описывал свою мать как непривлекательную полную женщину и не мог понять, о каком сексуальном влечении к матери в детстве говорил Фрейд.

2. Юнг отказался от Фрейдовой концепции детерминированности психики и от идеи, что человек является продуктом собственных детских травм и событий прошлого. По Юнгу, человек рождается со своим личностным эскизом и окружающая среда лишь позволяет проявить уже готовые способности и задатки. При этом каждый из нас при рождении наследует структуру психики, которая развивалась сотни тысяч лет.

3. Юнг изменил структурную модель психики Фрейда, открыв понятие коллективного бессознательного, которому отвел решающую роль в психическом аппарате. Согласно Юнгу, личность (душа) состоит из сознания, индивидуального бессознательного (вытесненного личного опыта, подавленных импульсов, переживаний и желаний, образующих бессознательные комплексы) и коллективного бессознательного (общего для всех опыта наших предков, духовного наследия эволюции).

4. Невроз, по Юнгу, содержит в себе потенциал для развития и индивидуации личности, побуждение к самореализации. Индивидуация и достижение целостности – основная цель человека.

Итак, ключевым понятием в теории Юнга является коллективное бессознательное – единое для всех людей общее основание психической жизни каждого из нас, сверхличностный и наиболее глубинный уровень психики.

Коллективное бессознательное – это наследуемый нами опыт всего человечества, разум предков, способ, которым они постигали жизнь, богов, устройство мира. Коллективное бессознательное проявляется в сновидениях, религиозных культах, культурных обычаях, народном эпосе, фольклоре и мифологии в виде универсальных образов – архетипов. Именно этим объясняется схожесть мифов разных народов.

Архетипы – это универсальные врожденные психические структуры, существующие в нашем опыте в виде образов и символов, благодаря которым мы воспринимаем, переживаем и реагируем на события определенным, заданным способом.

Архетипические образы проявляются в сновидениях, а также встречаются в культуре в форме символов, используемых в живописи, литературе, религии. При этом в разных культурах встречаются одни и те же символы. В качестве примера такого символа Юнг приводил мандалу (воплощение целостности «Я»), которая есть в культурах разных народов. Множество одинаковых символов можно также встретить в мифах разных стран.

Существует множество различных архетипов: мать, ребенок, мудрец, герой, плут (трикстер), Бог, смерть и др. Центральное место в теории Юнга занимали такие архетипы, как персона, тень, анима, анимус и самость.

Персона (маска) – та часть нашей личности, которую мы проявляем при взаимодействии с людьми и миром. Это наша маска, публичное лицо: социальные роли, стиль поведения, одежды и т. д. Персона помогает нам вписаться в социум и одновременно скрывает истинные черты нашей личности.

Это важный архетип, поскольку с его помощью мы достигаем успеха в социальном взаимодействии. Однако если персона начинает играть слишком значимую роль, то человек отчуждается от своей глубинной эмоциональной сути, становится поверхностным, сливается с той ролью, которую ему навязывает окружающая среда.

Именно это произошло с героиней фильма Бергмана «Персона»: Элизабет Фоглер, известная актриса, внезапно замолкает посреди спектакля, осознав, что каждое слово, каждый жест фальшивы и поверхностны. Через экзистенциальный кризис ей предстоит пройти путь к воссоединению со своей глубинной подлинной сутью. Но еще более ярко архетип персоны проявлен через вторую героиню – Альму, которая в первой части фильма только и делает, что играет поверхностные роли. Стоит отметить, что «Персона» Бергмана изобилует архетипами и архетипическими образами: тень (которой Альма в какой-то момент становится для Элизабет), анима (проявленная через обеих женщин), самость (как результат интеграции одной героиней ранее отчуждаемых частей своей личности через слияние с другой).

Тень – подавленная, скрытая, темная часть нашей личности, которая глубоко укоренена в животном прошлом человечества. Тень – это сосредоточение наших аморальных желаний и импульсов, запретных помыслов и страстей. Тень вынуждает нас совершать поступки, которые затем нас самих приводят в ужас.

Вместе с тем Юнг считал, что тень играет и позитивную роль, так как содержит в себе мощный потенциал энергии для творчества, спонтанности, жизненной силы. От тени невозможно избавиться: чем больше человек отчуждает от себя «негативные» части своей личности, тем большее содержимое ему приходится подавлять и тем больше и мощнее становится энергия его тени. Борьба с тенью бессмысленна и опасна. Юнг считал, что только внимательное отношение к ней, исследование и признание позволяют направить энергию тени в нужное русло. Тень – ключевой архетип в драматургии.

Анима (бессознательная женская сторона в мужчине) и Анимус (бессознательная мужская сторона в женщине) – внутренний образ противоположного пола. Юнг был сторонником идеи андрогинной природы человека, подразумевающей, что в каждом из нас есть и мужское, и женское начало. Подавление мужчиной своей феминной стороны личности (чувствительности, эмпатии, нежности и т. д.) или женщиной – своей маскулинной стороны (силы, воли, смелости и т. д.) ведет к внутриличностным конфликтам и неврозам, одностороннему развитию личности.

Самость – центральный архетип в концепции Юнга, сердцевина личности, интегрирующая основа, призванная объединить все противоречивые психические структуры, обеспечить целостность и гармонию личности. Образ целостности и завершенности (мандала, нимб, круг и пр.) можно обнаружить в мифах, искусстве и религии разных народов.

По мнению Юнга, развитие самости – главная цель в жизни человека. Чтобы достичь ее, необходимо признать, присвоить и интегрировать все отчужденные и противоречивые части своей личности.

Стремление к самости лежит в основе религиозных учений и искусства. Оно же главный мотив зрителя, который побуждает нас снова и снова смотреть фильмы. Кино позволяет нам соприкоснуться с теми гранями человеческого опыта, которые мы отчуждаем в повседневной жизни. Переживая вместе с героями самые разные, порой запретные, эмоции, мы получаем доступ к подавленным частям нашей личности и в финале чувствует себя более живыми и целостными.

И именно стремление к самости лежит в основе драматургии. Если проанализировать разные сценарные структуры, то практически любой фильм – это история о том, как герой (герои) через разные перипетии приходит к интеграции ранее отчуждаемых частей своей души и достигает целостности либо же терпит поражение, так и не сумев принять и присвоить отчужденное.

На мой взгляд, всю суть кинодраматургии можно описать одной гениальной фразой Юнга:

Психологическое правило гласит, что, если внутренняя ситуация не осознается, она превращается во внешние события, подобные судьбе. То есть если индивид остается неделимым, но не осознает свою собственную противоположность, таящуюся внутри его, мир неизбежно должен будет разыграть этот конфликт и расколоться на две половины, противостоящие друг другу [5] .

Большинство сценарных структур содержат в себе основные юнгианские архетипы. Чаще всего в начале фильма основным архетипом, проявленным у героя, является персона (маска). В ходе сюжета ему предстоит столкнуться со своей тенью, которую, как правило, олицетворяет антагонист, а также с анимой (или анимусом). В решающей схватке (не обязательно физической) герой не только борется с антагонистом, но и присваивает некие отчужденные ранее части своего «Я», чтобы выйти победителем на глубинном психологическом уровне, реализуя архетип самости.

Элементы этой концепции были обнаружены в мифах всех народов. Отто Ранк (психоаналитик, ученик Фрейда) в 1909 г. в своей книге «Миф о рождении героя» описал 12 признаков, которые присущи всем героическим мифам. А Юнг в 1912 г. приложил мифический сюжет к жизни человека, сформулировав архетип Героя.

Тема архетипа Героя получила свое дальнейшее развитие, позднее даже возникло направление архетипической психологии. В мире кино наиболее известная работа в этом направлении – это книга Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой». В ней, опираясь на исследование мифов разных народов, Кэмпбелл выделяет мономиф – универсальную структуру путешествия архетипического героя, встречающуюся в каждой культуре.

В свою очередь, работа Кэмпбелла легла в основу сценарной концепции путешествия героя Кристофера Воглера, на которую опираются сценаристы всего мира. Таким образом, теория Юнга, опосредованно через Кэмпбелла, а затем через Воглера, легла в основу мировой кинодраматургии.

Здесь важно отметить, что сценарные структуры и правила – это не просто набор клише, которым нужно слепо подражать или, наоборот, полностью их отрицать. Эти правила и сюжеты выкристаллизованы тысячелетиями и проверены в мифах и вечных сюжетах разных народов. Это квинтэссенция многопоколенного человеческого опыта, который передается через разные формы искусства. И зритель неизменно будет вовлекаться в вечные сюжеты и сопереживать вечным героям, потому что в соответствии с этими принципами работает наша психика.

Здесь же таится ответ на аргумент противников использования разных психологических теорий (да и сценарных теорий тоже) в написании сценариев к культовым фильмам. Часто можно услышать, что «никто из великих мастеров не создавал свои фильмы, опираясь на какие-то там теории и концепции – они просто творили от души». Так вот, согласно концепции Юнга, автору вовсе не обязательно специально включать те или иные архетипы в свое произведение – они уже заложены в коллективном бессознательном. А это значит: что бы автор ни создавал, в его творении так или иначе все равно будут присутствовать универсальные образы и сюжеты, так как они изначально заложены в его способе восприятия мира.

Поэтому можно неосознанно воспроизводить вечные смыслы в творческой форме, а можно, осознав и изучив психологические механизмы, овладеть этим инструментарием мастерски.

 

2.3. Фрейдистские и юнгианские истории по Труби

Джон Труби в своих лекциях выделяет миф в отдельный жанр. По Труби, миф – это самая древняя и популярная форма историй, которая в различных вариациях лежит в основе всех остальных жанровых форм.

Основная линия в мифе выстраивается на том, как герой отправляется в путешествие, которое в итоге приводит его к самому себе. Это путешествие является внешней формой, отображающей внутреннюю глубинную психологическую трансформацию героя. Персонажи и события в историях с элементами мифа всегда символизируют что-то более масштабное и глубокое, являются метафорой общечеловеческих ценностей и смыслов.

Труби подробно рассматривает эволюцию мифа и приходит к выводу, что привычная структура мифа устаревает и нам необходима новая структура, более соответствующая сложности и неоднородности современного мира. Старую структуру он называет фрейдистской, а новую (эволюционную) – юнгианской.

По Труби, фрейдистская структура истории знакома всем и десятилетиями используется в мировой кинодраматургии. Эта структура обкатана, безотказна и лежит в основе большинства голливудских хитов.

Тем не менее с развитием общества, усложнением процессов в нем, расслоением ценностей современного мира зритель начинает скептически относиться к привычным нарративам. Современное общество все больше тяготеет к комплексности, неоднозначности, усложненным структурам. Привычные ценности показали свою несостоятельность, и модель черно-белого мира больше не работает. Мы уже осознали, что «добро» и «зло», «хорошо» и «плохо» – это недопустимые упрощения, которые не выдерживают проверку реальностью.

Именно поэтому в последние десятилетия Голливуд находится в активном поиске новых форм и концепций, которые соответствовали бы глубине и многослойности нашей современной жизни.

И Труби делает попытку исследовать: каковы они, миф и история будущего? Какая структура и какой психологический угол зрения востребованы сейчас и будут востребованы в ближайшее время? И на свой вопрос отвечает: юнгианский герой и юнгианские истории.

Здесь важно отметить, что названия «фрейдистские» и «юнгианские» в данном контексте некая условность. То, что Труби вкладывает в эти понятия, не вполне соответствует всей глубине и внутреннему многообразию психологических теорий Фрейда и Юнга. В его концепции термин «фрейдистская структура» используется как синоним к «упрощенная», а «юнгианская» – как синоним к «усложненная».

Поэтому, говоря «фрейдистский психоанализ в кинодраматургии» и «фрейдистская структура истории по Труби», мы подразумеваем две разные вещи.

Итак, фрейдистской структуре, по Труби, присущи следующие характеристики:

– сюжет с одним героем, чей характер мы не исследуем глубоко, ограничиваясь только призраком (травмой из прошлого). Разбираясь со своим призраком, герой делает этот мир лучше;

– герой в одиночку идет к своей цели и достигает ее в решающей схватке;

– оппонент – обязательно злодей;

– история заканчивается одним большим откровением героя;

– мало внимания уделяется исследованию глубинных причин происходящего;

– мир поделен на «добро» и «зло», он достаточно плоский и интересует нас только постольку, поскольку является фоном для разворачивания сюжета;

– наиболее частые моральные вопросы: стоит ли нарушать закон? Хорош или плох тот или иной поступок? Помогает или вредит система правосудия?

То есть фрейдистская структура – это достаточно понятная и цельная форма с одним ядром, центром истории. Герой с травмой (изъяном) идет к цели, преодолевая препятствия на пути, и реализует свою потребность в финальной схватке с оппонентом (или не реализует ее). В конце фильма его ждет самооткровение, прозрение (которое часто совпадает с осознанием и удовлетворением истинной потребности).

Фрейдистскую структуру Труби называет старой и ей противопоставляет новую, эволюционную структуру, которую называет «юнгианской».

Ее основные характеристики:

– герой может быть один, но героев может быть и несколько;

– Труби считает, что в будущем зрители перестанут идентифицироваться только с одним героем – на первый план выйдет система персонажей, «персонажная сеть». При этом каждый персонаж будет олицетворять собой некий важный пласт общества;

– старые типы героев никуда не уйдут, но добавятся новые: «искатель правды» (ищет способы мирного сосуществования людей в одном обществе), визионер-законодатель (разрешает конфликты, гасит насилие прежде, чем оно может произойти), художник-ученый, учитель-мыслитель (создает новые ценности; архетип Наставника будет проявляться в историях все чаще);

– юнгианская структура фокусируется на исследовании мира, контекста, породившего героев: каков это мир и каковы его ценности? Как законы этого мира влияют на героев? По каким принципам персонажи существуют в этом мире?

– модель общества сложная, в ней представлено несколько разных культур, а не одна закрытая культурная капсула, как в историях с фрейдистской структурой;

– в истории есть несколько оппонентов, и ни один из них не является абсолютным злодеем. Оппоненты являются представителями разных культур, социальных слоев и поколений;

– конфликты с оппонентами позволяют герою понять что-то новое о себе, перейти на новый этап развития. Эта структура подразумевает не одно главное откровение (прозрение) фильма, а несколько самооткровений;

– цель героя – не одолеть оппонентов в битве, а выйти за рамки модели, где битва – единственный способ разрешения противоречий. Главные вопросы не «что такое хорошо» и «что такое плохо», а как преодолеть эту искусственную дихотомию? В новой структуре нет абсолютных ценностей, непоколебимых принципов и черно-белой трактовки мира: мир сложен и многослоен;

– Труби говорит, что новый мировой миф должен развиваться на трех уровнях: внутренняя борьба соответствует внешней, и вместе они соответствуют конфликту в мировом масштабе. Каждый уровень помогает решить проблемы другого уровня.

То есть юнгианская структура децентрализована, фрагментирована и усложнена. У нее нет единого ядра и понятной, привычной нам линейности развития сюжета. Именно такая форма больше соответствует сложности современного общества.

Юнгианскую структуру в чистом виде пока редко можно встретить в полнометражных фильмах, зато современные сериалы все чаще включают в себя присущие эволюционной структуре элементы. По сути, юнгианская структура – это структура будущего, точнее даже, гипотеза Труби о том, как будет эволюционировать и изменяться миф в ближайшие десятилетия.

К новой структуре истории можно, пожалуй, отнести первый сезон «Настоящего детектива» с его психотическими образами и атмосферой, изобилующей архетипами и символами. Весь сезон построен на глубинном исследовании того, как работает мир, который породил персонажей во всей сложности их взаимодействия. Лично меня при просмотре первого сезона не отпускало ощущение, что главный герой сериала вовсе не персонажи Мэттью Макконахи или Вуди Харрельсона, а сама атмосфера, ткань мира – настолько густая и плотная, что ее можно резать ножом. То есть интерес сосредоточен не на фигуре, которая существует на фоне, а на самом фоне, фигуру породившем. Этот прием – когда фон довлеет над фигурой, когда он сам становится фигурой, – характерен для психотической феноменологии, которую часто можно встретить в жанре триллера.

Любопытен по своей структуре и сериал «Молодой Папа». С одной стороны, Пий – абсолютно фрейдистский герой: одна травма из прошлого (бросили родители) определяет все его поведение в настоящем. Весь сезон построен на его попытках с этой травмой совладать. Казалось бы, примитивный и устаревший прием. Вместе с тем в истории нет одного главного антагониста, злодея, в тот или иной момент оппонентами выступают разные персонажи. Поднимается пласт неоднозначных моральных дилемм, и совершенно нет разделения на черное и белое. Привычные абсолюты, в том числе религиозные, подвергаются сомнению, ставятся с ног на голову. Персонажи многогранны и неоднозначны.

В «Молодом Папе» Паоло Соррентино причудливо сочетает фрейдистскую и юнгианскую структуру, экспериментирует с форматом. Соррентино также играет с идентификацией – Пию наплевать, что о нем думает зритель, у него нет задачи нравиться нам или кому бы то ни было. Герой неоднозначен, парадоксален, он вызывает амбивалентные чувства, поступает так, как считает нужным, не волнуясь о том, сопереживаем ли мы ему или нет.

На мой взгляд, хорошо уловил и выразил в своих фильмах новые сценарные тенденции Дэвид Финчер. Его «Исчезнувшая» имеет интереснейшую многослойную структуру нарратива. Вначале эта структура чисто фрейдистская: у героини есть травма детства, которая объясняет ее драму в настоящем. Мы разгадываем загадку ее исчезновения и пытаемся найти ответ на вопрос: кто главный злодей, виновный в ее похищении… но только до определенного момента. Героиня найдена, загадка разгадана – и дальше начинается постфрейдистское углубление в психологию героев и способ их взаимоотношений с собой, миром и друг другом. Финчер сначала рассказывает типичную шаблонную историю нарциссической травмы, а потом ныряет глубже, раскрывая суть, ядро нарциссического опыта, масштабируя его на уровень отношений в семье и в обществе. Структуре нарциссических историй посвящена отдельная глава 7 этой книги.