Рукопись, пролежавшая без движения свыше двадцати лет, была большая, и при взгляде на нее сразу возникала мысль: сколько же труда вложил в это дело немолодой человек, каждый день вооружаясь пером и выводя очередные строки! Родные вспоминают:
— Никогда Михаил Гордеевич не думал, что доведется ему писать книги. Скажи кто-нибудь об этом раньше, искренне рассмешил бы его, и только! Характер не тот, для обыкновенного-то письма он редко набирался терпения, к тому же времени не хватало. А тут… Иногда на рассвете уже сидит за столом с простенькой ручкой, а чаще с карандашом в непослушных, нетвердых от ревматизма пальцах. Стоит задуматься в тишине, как перед глазами возникают лесные тропы. До сих пор их зовут партизанскими. Как живых, видел он товарищей, с которыми прошел по тылам врага в ту пору…
Но почему — только в ту пору?
Сразу после революции Михаил Салай дрался с немецкими оккупантами и гайдамаками в партизанских отрядах Василия Боженко — батьки Боженко, как его звали, — и Николая Щорса, а во время Великой Отечественной войны сам создал партизанский отряд, быстро переросший в соединение из трех отрядов, там же, на родной Черниговщине, в тех же лесах.
Естественно, что на страницах книги о последней войне нет-нет да и оживет эпизод далекого прошлого, связанный с именами дорогих ему людей, которых многие знают по учебникам истории, а он видел своими глазами. Удерживая прошлое, память помогала действовать в боях этой войны, а потом и рассказать о них.
Словом, когда рукопись была прочитана, стало ясно, что это не мемуары, нет, это рассказ о партизанских рейдах, победах и тяжелых испытаниях, об армейских командирах, вырывавшихся из вражеского плена в партизанские лагеря, о сельских парнишках с немецкими автоматами на груди, ибо арсенал врага всегда оставался для партизан ближайшим источником вооружения.
Было о чем рассказать, но самым близким друзьям Михаил Гордеевич не раз жаловался, какое это, оказывается, непростое дело — написать книгу. Да еще такому писателю, как он! Если б знать заранее, можно б тесней подружиться с родной грамотой, а то… Он, конечно, учился, но все время что-то мешало учебе, мешало овладеть словом, скажем, так, как винтовкой или косой.
Он родился в семье крестьянина-бедняка, в Кролевецкой Слободке Новгород-Северского уезда Черниговской губернии. Бедняки — все бедняки, но и они разные бывали. У одного дом покрыт соломой, а другому и такая кровля кажется царской: на его хате — одни дыры, а все думы хозяина — о детских ртах, ждущих хлеба. Сызмальства Михаил Гордеевич работал, помогал отцу с матерью, рано началась непрерывная битва за кусок хлеба, а с нею и участие в борьбе за судьбу обездоленного труженика.
Напряженное и счастливое время мирной работы в укомах и райкомах партии, в политотделах МТС длилось недолго. Снова — война.
И потянуло рассказать о ней. Это желание и поднимало на рассвете, а иной раз и вовсе не давало спать. Это и что-то еще…
Что же? Вот-вот угадается и окажется, наверно, простым, но таким, без чего трудно объяснить преданность новой работе и упорство в ней. Этого ведь не объяснишь общими словами.
Но откроем рукопись…