Улыбаясь, Дина бежала к машине и удивлялась самой себе. Подавленный Остафьев, истощенный борьбой со своим призрачным противником, от которого он, впрочем, получал вполне осязаемые удары, должен был вызывать в ней сочувствие, а она отчего-то радовалась. После разговора с ним ее сегодняшняя хандра прошла, собственная жизнь не казалась уже такой пустой и бессмысленной, а губы сами собой расползались в идиотской улыбке. Директор кричал, ругался, жаловался на Илью, а все равно, пообщавшись с ним, она почувствовала облегчение.

Внезапно Дина оторопела. Неужели Остафьев ей нравился? Раньше она не думала о нем как о мужчине, который мог вызывать романтический интерес. Антон Александрович был женатым человеком, руководителем компании, ее начальником, который, возможно, даст ей когда-нибудь интересную работу. Отношения у них должны были быть сугубо деловыми, и тогда получится все, что она задумала и к чему так стремилась. Но вместе с тем – она отдавала себе в этом отчет – его обаяние действовало на нее сильнее, чем требовалось. Остафьев притягивал ее, и Дине хотелось сделать для него больше, чем требовалось в обычных отношениях между начальником и подчиненным.

Это открытие взволновало ее, но ненадолго. Представив Остафьева, его тучную фигуру, ровный широкий овал лица, любопытные прищуренные глаза, спрятанные за очками, она решила, что дело все же не в лирических чувствах. Просто Антон Александрович был душевным человеком, с которым легко и приятно общаться, и он не мог не вызывать расположения. И, конечно же, ей льстило, что директор компании обращает на нее внимание и нуждается в ее поддержке.

Дина не сомневалась что, когда все проблемы шефа разрешатся, предателя выведут на чистую воду, врагов фирмы найдут, а изобретение запатентуют, Антон Александрович снова наденет панцирь начальника, за которым спрячется все человеческое, и ее странная симпатия пройдет. Но пока ей ужасно хотелось помочь этому хорошему человеку, попавшему в трудное положение. Вот только чем? Как могла Дина одолеть его врагов, если целой службе безопасности это пока что не удалось?

Подумав об этом, Дина отвлеклась от неприятного самокопания и переключилась на вопросы практического свойства. Она старалась понять, почему письмо немца Карла Фишера показалось ей знакомым? Не могла же она видеть его раньше! Документ подобного содержания она вряд ли бы забыла. Тогда в чем дело? В голове крутилось какое-то воспоминание, которое Дина никак не могла подцепить и вытянуть на свет божий.

Размышлять об остафьевских проблемах ей пришлось недолго. Зазвонил телефон, и определитель показал номер Натальи Викторовны, матери ее ближайшей подруги Веры. «Поздновато для нее, – подумала Дина, снимая трубку. – Не случилось бы чего».

– Диночка, ты дома? – спросила, не здороваясь, Наталья Викторовна. Голос у нее был неестественно возбужден.

– Недавно приехала. У вас что-то случилось?

Дина подошла к окну, из которого был виден соседний дом и окна подруги. В детстве они с Верой всегда разговаривали, глядя друг на друга издалека. Последние годы Кантеры жили в своем загородном доме, а московскую квартиру, под которую они в свое время выкупили целый этаж, посещали наездами. Сегодня они были в городе. Во всех комнатах горел яркий свет.

– Да, Диночка, случилось, – ответила Наталья Викторовна срывающимся голосом. Она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. – У Семена Марковича с сердцем плохо.

Дина ахнула, услышав о нездоровье Вериного отца.

– «Скорую» вызвали? Давайте я вызову. И вашего домашнего врача. Я сейчас приду. Не переживайте раньше времени, сейчас все вместе устроим. – Дина поспешила к шкафу, чтобы переодеться и бежать в соседний дом. – А что Нюта? Уже спит?

– Об этом я и хотела тебя попросить, – ответила чуть успокоившаяся Наталья Викторовна. Решительный голос Дины вселил в нее потерянное было самообладание. Она почувствовала, что теперь не одна против своей беды, хоть эта девочка почти ничем не могла ей помочь.

– «Скорую» я вызвала и нашего врача тоже. Они, наверное, скоро будут. Я поеду с Семой в больницу, но нужно, чтобы кто-то остался с Анютой. Она спит, нужно просто посидеть с ней рядом в эту ночь. Я могла бы вызвать няню, но ей далеко ехать. Боюсь, она не успеет до приезда врачей. А завтра утром она придет и сменит тебя. Или я. Ой, не знаю еще, что будет завтра… Поможешь, Диночка?

– Конечно, я уже бегу, – ответила Дина, на ходу застегивая пальто.

Всего через несколько минут она вошла в подъезд соседнего дома, в котором жила ее подруга Вера с родителями и четырехлетней дочерью Аней. Дверь квартиры оказалась открытой. Врачи из клиники, где наблюдался Семен Маркович, приехали даже быстрее, чем ожидалось, и уже приступили к осмотру. Семейный доктор семьи Кантеров – Георгий Константинович, или, как его все по-домашнему называли, Гоша, – тоже находился рядом.

– Вере звонили? – тихо спросила Дина у Натальи Викторовны, встав у нее за спиной.

– Нет еще. Да и зачем, если мы пока не знаем, что с ним.

– Подозрение на инфаркт, – ответил доктор на ее слова. – Срочно госпитализируем.

Семен Маркович лежал бледный, с искаженным от боли лицом и отрешенным взором. Все его мысли сейчас сосредоточились на больном месте – там, где так сдавливало сердце. «Как же ему плохо», – подумала Дина и сглотнула подступившие слезы. Так тяжело было видеть этого сильного, деятельного человека, мудростью и цельностью которого она восхищалась сколько себя помнила, лежащего теперь таким беспомощным.

Санитары положили пациента на носилки и понесли к машине «скорой помощи». Наталья Викторовна спешно оделась, хотя руки ее тряслись и пуговицы на шубке никак не хотели застегиваться.

– Пойдем, Наталья, машина у подъезда, замерзнуть не успеешь, – поторопил ее Георгий Константинович.

Она вышла за дверь, но тут же остановилась и обернулась к Дине, собираясь дать какие-то последние наставления.

Та прервала ее:

– Не волнуйтесь, с Нютой все будет хорошо. И Вере я позвоню. Вы мне дайте знать, когда прояснится с диагнозом. Обязательно позвоните. Мы же у вас три мушкетера. Вместе-то легче. – Дина чуть-чуть улыбнулась, и при взгляде на нее на лице у Натальи Викторовны тоже появилось нечто напоминающее улыбку.

– Спасибо тебе, Диночка, вы у меня такие молодцы. – Она обняла Дину, поцеловала по-матерински в висок и направилась следом за врачом.

Не включая свет, Дина вошла в кухню и встала около окна. Она видела, как санитары вынесли из подъезда носилки, закатили их в автомобиль «скорой» и помогли Наталье Викторовне забраться туда же. Георгий Константинович сел в свою машину, и скромный кортеж помчался по ночным московским улицам куда-то на запад.

«Нужно все-таки позвонить Вере», – подумала Дина, проводив глазами проблесковый маячок медицинской кареты. Подруга обожает отца и не простит им такого промедления.

Единственная настоящая подруга Дины была океанологом и находилась в одной из своих постоянных экспедиций. Научно-исследовательское судно, на котором работала Вера, дрейфовало где-то в теплых морях, за тысячи километров от дома.

Дина любила Веру, восхищалась ею и немножко завидовала. Вера всегда была целеустремленной и волевой. В отличие от Дины, она рано поняла свои интересы и с детства знала, чем хочет заниматься. Поступив на биологический факультет Московского университета, к моменту его окончания она имела несколько опубликованных научных работ, четко оформившийся круг профессиональных интересов и большую цель. Вера посвятила себя морю.

Молодая и амбициозная выпускница не собиралась сражаться с авторитетами, доказывая свою научную состоятельность. Она не собиралась сидеть и надеяться, что ее заметят и возьмут в очередную экспедицию. Ведь только так можно было собрать материал для исследований и проверить теоретические выкладки. Жизнь слишком коротка, а в мире слишком много интересного и неизведанного, чтобы тратить время на подковерные игры с бюрократами от науки. Для полноценной и независимой работы ей было необходимо собственное научно-исследовательское судно. И Вера его получила.

К тому времени ее отец стал по-настоящему состоятельным человеком и мог оплатить подобные расходы. Поэтому, когда накануне окончания университета Кантер-старший поинтересовался у Веры, что бы ей хотелось получить в подарок, она, ни секунды не думая, сообщила ему о своих планах.

Услышав об этом, Семен Маркович на минуту лишился дара речи. Он, конечно, знал, что его единственная дочь – человек неординарный. Но такого он не ожидал даже от нее. И дело отнюдь не сводилось к сумме первоначальных вложений, хотя стоимость этого сомнительного, с его точки зрения, актива была чрезвычайно велика. Отец понимал, что одним этим не обойдется. Судно же не антиквариат, который поставь на полку, любуйся, пыль стирай – и никаких тебе других забот. Ему периодически требуется ремонт, необходимо оплачивать налоги, работу экипажа, топливо – да мало ли еще статей расходов может возникнуть в связи с содержанием такого «подарка»!

Мозги у Веры всегда работали не хуже, чем у Семена Марковича. Она была бы хорошим бизнесменом, если б наука не интересовала ее больше. Вера подробно описала отцу, как с помощью будущей плавучей лаборатории планирует сама зарабатывать деньги и обеспечивать ее полноценную научную работу. Уже через три года она намеревалась содержать свое судно без посторонней помощи, а от отца требовались только первоначальные вложения.

Консультации со специалистами убедили Кантера в доводах дочери, и он согласился. Его юристы нашли какую-то изящную схему покупки подходящего судна в рассрочку, в результате чего Вера получала то, что хотела, а Семену Марковичу не пришлось изымать из бизнеса огромную сумму денег. Так в двадцать три года Вера стала владелицей одного из самых современных научно-исследовательских судов в мире, несколько раз в год ходившего в рейсы в различные точки земного шара.

Содержанием судна занимался специальный фонд, учрежденный Верой. В соответствии с целью очередной экспедиции, научный совет фонда приглашал принять в ней участие тот или иной состав ученых. Чаще всего российских, но, бывало, обращались и к зарубежным исследователям. Таким образом, Вера не только сама вела научную работу, она помогала другим своим талантливым коллегам, невзирая на чины и звания, заниматься любимым делом. Благодаря возможностям, которые она им открывала, многие из начинающих и перспективных исследователей за последние пять лет успели стать учеными с мировыми именами.

Напряженная работа давала ожидаемые результаты, и карьера Веры развивалась стремительно. Она защитила кандидатскую диссертацию, имела множество публикаций в научной прессе, сотрудничала с ведущими университетами мира. Но в личной жизни ей пока не везло. В отношениях с мужчинами она была какой-то непутевой. Партнеры ей попадались либо слишком слабые, и она бросала их, либо такие, что не хотели мириться с ее работой, с долгими командировками, причудами и своеволием. Не выдерживая конкуренции с ее страстью к океану, даже очень любящие поклонники уходили. Только один из романов оказался действительно счастливым: он принес ей дочь.

Дина набрала номер спутникового телефона, установленного на научно-исследовательском судне, и вскоре услышала голос Веры.

– Вер, привет, это Дина, – представилась она на случай, если из-за помех на линии подруга не узнает ее голос.

– Здравствуйте, Дина, рада вас слышать, – ответила Вера церемонно.

– Не язви, у меня плохие новости.

– Что случилось?! Что-то с моей малышней?

– Нет, что ты. Нюта спит без задних ног. Это Семен Маркович. Его только что увезли в больницу. Подозрение на инфаркт. Наталья и ваш Гоша поехали вместе с ним, а меня оставили с Аней.

Наступила пауза, которая тянулась, казалось, очень долго.

– Алло? – спросила Дина. – Ты еще там?

– Как он? – последовало в ответ.

– Вообще-то плохо. По-моему, ему очень больно. Но врачи приехали быстро, и Георгий Константинович с ними, так что будем надеяться, все обойдется.

– Как мать?

– Держится. Сначала по телефону чуть не рыдала. Но соображает четко: врачей созвала, меня оставила с Нютой, так что…

– Ага, только мне не позвонила, – зло ответила подруга.

– Вер, да ты что? Она просто не успела, она же отцом занималась. Потом врачи приехали, тоже было не до того. Я ей сказала, что сама тебе позвоню. Вот и звоню. Они только-только уехали.

– Куда повезли?

– Не знаю, кажется, в Крылатское, в кардиоцентр.

– Да, скорее всего, он там в прошлом году обследование проходил.

– Ну вот видишь, значит, все знакомо.

– И что теперь? Что делать?

– Ничего, Вер, ждать. Наталья Викторовна позвонит, когда что-то прояснится. Наверное, не стоит пока их дергать, как думаешь?

– Я позвоню маме.

– Ну давай, а потом мне. Не переживай так сильно, я почему-то уверена, что все обойдется.

– Ладно, – ответила Вера потухшим голосом и отключилась.

Такой подавленной Дина не помнила подругу давно, видно, весть о болезни отца по-настоящему испугала ее. Он был главным человеком в ее жизни, и, наверное, потому и не нашла она до сих пор своего мужчину, что никто из кандидатов не мог сравниться с идеалом – с ее отцом.

Закончив телефонный разговор, Дина пошла в детскую, проведать ребенка. Она подняла съехавшее одеяло и накрыла девочку, одетую в желтую цыплячью пижаму. Здесь же, рядом с Нютой, уютно свернувшись, спал огромный рыжий кот. Кантеры назвали его в честь знаменитого детектива Фандорина – Фоней.

Кот и девочка, самые младшие члены семьи, часто спали на одной кровати. Когда Аня родилась, Фоне было уже около года, поэтому он, как старший ребенок в семье (а именно так к нему относились домашние), взял шефство над младшим. Он позволял ей все: таскать себя за хвост, невежливо класть на себя руки и даже ноги, гладить против шерсти… Мудрый Фоня понимал, что это – неразумное дитя человеческое, и потому оставлял безнаказанными подобные возмутительные проступки. Никому другому, даже Семену Марковичу, таких вольностей он не спускал.

Впрочем, Аней ребенка в семье никто не называл. Пока она находилась в утробе, но уже было ясно, что она – это она, ее по-старинному звали Нюрой. После рождения для девочки придумали еще множество всяких нежных и смешных прозвищ, так что о настоящем ее имени вспоминали не часто. Внешность ребенка к тому располагала. Это было ангелоподобное существо со светлыми, как у матери, волосами, чистой белой кожей и большими голубыми глазами – казалось, она создана только для того, чтобы ее ласкать и баловать. Впрочем, домашним Аня демонстрировала не только ангельскую кротость, но и здоровую детскую строптивость.

Убедившись, что ребенок крепко спит, Дина вернулась на кухню и поставила чайник. Она вновь подумала об Остафьеве, об Илье и достала из сумки злосчастный факс. Однако далеко продвинуться в этих мыслях ей не удалось. Мобильный телефон тихонько затренькал, она поспешно нажала кнопку приема звонка, но, не успев произнести и слова, услышала:

– Кажется, пронесло. Предынфарктное состояние, не более, – без вступлений выпалила Вера. – Последнюю неделю спал по четыре часа в сутки, готовил документы по новому проекту. И вот – доработался! Надеюсь, что теперь врачи запрут его в больнице не меньше чем на месяц и заколют уколами до синяков! А в следующий раз он будет думать, как работать без сна и отдыха и пугать семью своими инфарктами!

Кровожадность Веры иссякла, и она остановилась перевести дыхание.

– Ладно тебе, ладно, злая женщина, – ответила Дина, улыбаясь ей в трубку, – главное, что все обошлось, а уж теперь твоя маман сама устроит ему такой больничный режим, что мало не покажется.

– Возможно, но несмотря на это я намерена устроить ему разнос через три океана и семь морей! Пусть только придет в себя.

– Господи, почему так далеко? Где ты сейчас?

– На экваторе, в сотне миль от Новой Гвинеи. Но очень хотела бы оказаться сейчас дома. Что-то устала я от этих теплых морей, азиатских пейзажей и вечно улыбающихся аборигенов. Настроение и так кислое, а тут еще отец.

– Терпи, казак, и Нобелевка тебе будет.

Друзья давно признали за Верой огромный научный талант и прочили ей получение престижной Нобелевской премии.

– Ага, и Нобелевкой мне будет, – отшутилась, как всегда, Вера и перевела разговор на другую тему: – Что там, в Москве, снег уже лежит? Как твои карьерные дела?

– Снег у нас выпал, потом растаял, а потом снова выпал. Теперь снегопады идут каждый день, так что скоро сугробы будут выше головы. А на работе все как всегда, скучно и без изменений.

– Как всегда, говоришь? – Вера ухмыльнулась. – А кто недавно ездил в Германию и гонялся там с неизвестными личностями на повышенных скоростях? Это у нас теперь называется «скучно»?

– Откуда ты знаешь? – Дина обомлела от удивления. Как, будучи в открытом море, Вера могла узнать про ее европейские приключения? Впрочем, разгадка оказалась несложной.

– На днях я пообщалась с Арамисом, и он поведал мне о вашей захватывающей гонке по дорогам тихой Европы. Рассказывай, что за поклонники у тебя образовались, от которых приходится вот так удирать?

Дине решительно не хотелось делиться с подругой подробностями недавней поездки. Это были секреты Остафьева, не ее.

– О да, когда речь заходит о сумасшедшей езде, Макс готов говорить часами. Но в данном случае он слишком приукрасил реальные события, – ответила Дина, досадуя на несдержанный язык друга. Интересно, что еще он ей наплел?!

– Я так сначала и подумала, уж слишком не похоже это на тебя. Хотя и Макс беспочвенными фантазиями раньше не увлекался… Впрочем, не хочешь, не говори. Похвастаешься как-нибудь при встрече.

Почувствовав настроение подруги, Вера снова сменила тему и завела речь об участниках экспедиции, о тех местах, где успела побывать, об окружающей природе и некоторых интересных находках. За два экспедиционных месяца Вера устала от общения с замкнутым кругом своих коллег и обрадовалась возможности поделиться впечатлениями с человеком извне. Ей было безразлично, о чем говорить, лишь бы говорить. И Дина покорно слушала, потому что для чего же еще нужны друзья?

Кстати о друзьях! Дина прервала поток Вериных излияний на полуслове и совершенно некстати спросила:

– Вер, а вот если гипотетически представить, что я поступила по отношению к тебе нечестно и ты об этом узнала, – что бы ты сделала?

Вера опешила, потому что в тот момент говорила о неизвестном, нигде ранее не описанном моллюске, которого обнаружила на коралловых рифах близ Новой Гвинеи.

– Странный вопрос. Почему ты спрашиваешь? Готовишься сделать мне пакость?

– Нет, зачем мне делать тебе пакость? Ты мне родная, я тебя люблю. Но если все-таки представить? Мы дружим с тобой с самого детства, вместе многое пережили, и вообще своя в доску. И вот ты узнаешь, что на самом деле я двуличная особа, что я хочу… ну не знаю, украсть этого твоего невиданного моллюска. Украсть и продать, к примеру, японцам, которые будут готовить это чудо природы в ресторанах, а не изучать?

– Ну понятно, понятно, типа предала доверие, подняла руку на святое и наплевала в душу.

– Да! Вот что бы ты сделала?

– Во-первых, не поверила бы. Потому что я тебя знаю, и ты скорее умрешь, чем сделаешь сознательную подлость. Тем более по отношению ко мне или оболтусу-Максу.

– Спасибо на добром слове.

– А если бы все-таки поверила, – продолжала Вера, не обращая внимания на ироничное замечание, – то устроила бы грандиозный скандал. Потому что какого черта ты просто не сказала, что именно тебе нужно и чем я могу помочь? У нас с тобой такие отношения, что решить, по-моему, можно любой вопрос. Даже если бы мы не поделили только что открытую морскую тварь.

– Ну а потом?

– Потом – не знаю. Бр-р-р! Даже думать об этом не хочу. Чего ты меня пугаешь на ночь глядя, я сегодня один стресс уже пережила! Зачем тебе это?

– Понимаешь, у нас на работе два таких же друга разругались сегодня вдрызг. Правда, уже помирились, но еще не совсем. Их явно хотят поссорить. Они оба это понимают, но не знают, кто сыграл с ними такую шутку.

– Тот, кто выиграет, если их отношения разладятся и они начнут вредить друг другу.

– Это-то как раз понятно. Есть тут один персонаж, которому все это нужно. Он уже несколько месяцев строит всякие козни и дергает за ниточки, чтобы добиться своего. И какой-то негодяй у нас в офисе ему помогает. Но найти их пока никак не удается. Ясно только, что некто, хорошо знающий обоих друзей, тонко просчитал их реакцию и столкнул сегодня лбами.

– Ну, здесь я тебе не помощник, я ваших людей не знаю. Одно могу сказать: если не можете однозначно решить, кто вредит, – ищите следы и детали. Как-то же они проявляются, эти гаденыши?

«Легко сказать „ищите следы“, – сокрушенно подумала Дина. – Тут из всех следов – одно коротенькое письмецо без обратного адреса и целый офис людей, каждый из которых теоретически мог оказаться зачинщиком сегодняшней ссоры».

Простившись с Верой, Дина решила последовать совету подруги и в поисках деталей разложить все по полочкам. Итак, что же сегодня случилось? Кто-то, зная расписание Остафьева, состряпал вот эту подметную грамоту. Дина еще раз посмотрела на помятый листок бумаги. В час дня, когда директор должен был вот-вот уехать на встречу, письмо, адресованное Остафьеву, отправили по факсу Непомнящему. Дальше можно было предположить два варианта развития событий. Либо Илья ничего не скажет другу, затаит обиду и станет искать способ отомстить ему за предательство, либо он пойдет открыто выяснять отношения. Существовали, конечно, и другие возможности: Непомнящий мог сразу отправить этот факс в корзину, не поверив прочитанному; мог усомниться и, не откладывая дела в долгий ящик, выяснить все у друга по телефону; наконец, Илья мог не огорчиться, а обрадоваться. Еще бы – жить и работать в сердце Европы! Такая новость многих привела бы в неописуемый восторг.

Но, видно, люди, готовившие этот трюк, знали Непомнящего достаточно хорошо и предвидели, как он себя поведет. Они понимали, что мнительный ученый, который к тому же находится в крайней степени нервного истощения, может поверить и не в такую чушь. Неудачи в работе, попытка похищения, постоянный страх, что покушение повторится, необходимость полностью ограничить свободу передвижений – от такого букета у кого угодно поедет крыша, а уж у Ильи, который и в хорошие-то времена, по слухам, особой сдержанностью не отличался, и подавно.

Письмо отправляли с тем расчетом, что Непомнящий, получив его и приехав к Остафьеву за объяснениями, не застанет друга и на какое-то время будет предоставлен сам себе. После всех встреч, намеченных на вторую половину дня, Антон Александрович вряд ли поехал бы обратно в офис. Не поговорив с ним сразу же, Илья остался бы наедине со своими обидами и самыми недобрыми подозрениями аж до утра. Можно было предположить, что вечером, сбежав от охраны, он снова, будто случайно, встретился бы с Романом. И тот снова предложил бы ему уйти из «Бионик Фуд» и таким образом отомстить «предавшему» его другу. В этот раз разъяренный и обиженный до глубины души Илья наверняка дал бы согласие.

Вероятно, все случилось бы именно так, если б не срочные дела, с которыми Ирина Владиленовна пришла к Остафьеву, не дав ему тем самым вовремя покинуть офис.

«Так, это понятно», – подвела итог Дина. Теперь нужны детали, следы на снегу, которые при определенном везении помогли бы им выйти на отправителя факса. Таковых имелось несколько. Был телефонный звонок на факсимильный аппарат в кабинете Непомнящего. Можно проследить, откуда поступил звонок, хотя вряд ли это даст им что-то конкретное – скорее всего, письмо отправили из публичного места вроде почты или телеграфа.

Далее нужно определить время отправки письма. Очень удачное, надо сказать, время, когда сам Непомнящий сидел у себя в кабинете, а Остафьев должен был вот-вот покинуть офис. О расписании директора, по его словам, знали многие. А вот как, интересно, злоумышленники узнали, что Илья находился не в лаборатории, а в кабинете, где установлен факсимильный аппарат? Для Непомнящего понятия «расписание» не существует, и прогнозировать его перемещения вряд ли кто-то возьмется. А между тем, чтобы получить необходимый эффект, эти люди должны были быть уверены, что Илья прочитает письмо в определенный час, ни раньше, ни позже назначенного срока.

Легче всего получить информацию о местонахождении и планах Непомнящего можно было по телефону. Просто позвонить в кабинет и узнать, что Илья собирается работать там какое-то время. И звонил, конечно, кто-то свой. Если б Илья или его ассистент вспомнили всех, кто звонил незадолго до получения факса, они смогли бы вычислить предателя. Во всяком случае, значительно сузить круг подозреваемых.

Оставалась еще неприятная версия, что Илье никто не звонил, а злоумышленники получили информацию о его перемещениях от сотрудников лаборатории. Например, от личного помощника ученого. Гипотетически это возможно, хотя на практике – вряд ли. Остафьев уверен, что утечка информации идет из его окружения. Значит, Алексей отпадает.

Ну и, наконец, третье. Собственно письмо. Гладкое и безликое, а меж тем доведшее легко возбудимого ученого до состояния бешенства. В документе фигурировали факты, которые не мог знать посторонний человек, что стало для Непомнящего убедительным доказательством его достоверности. В письме он увидел название нового препарата, которое охранялось едва ли не больше, чем его формула. Было там и имя нового немецкого партнера «Бионик Фуд», с которым Антон Александрович познакомился недавно и только-только начал переговоры.

Дина еще раз посмотрела на факс. Письмо как письмо, отпечатано на принтере, ровные четкие буквы. Странным казалось одно: слева, на полях, стояли непонятные точки, вернее, небольшие пятна неровной формы. Такое бывает, когда в принтере возникают неполадки. Он еще работает, но все документы выходят с браком – на листе появляются лишние точки, полоски, или часть текста пропечатывается слабее, чем нужно.

И тут Дина поняла, что именно пыталась вспомнить, впервые увидев это письмо. На днях Лиля Ничипоренко жаловалась Аношиной на свой принтер, она говорила, что при печати он пачкал документы. Вот и у злоумышленников, видно, была та же проблема.

Но ведь этот факс она копировала в приемной Остафьева, на том самом аппарате, на который пеняла Лиля! Если его еще не починили, значит, на ее экземпляре стояли пятна, возникшие при копировании. А на оригинале их не было. Или были?

Были! Теперь Дина точно вспомнила. Ведь именно потому, что она увидела эти странные точки на полях письма, она и захотела сделать с него копию. Не сообразила сразу, что к чему. Значит, теперь у нее был отпечаток с пятнами брака от оригинала и от копира. Вот только где какие – уже не отличишь. Дина присмотрелась к точкам внимательней и обомлела. Они были одинаковой формы и находились на расстоянии всего в несколько миллиметров друг от друга. Если бы она ровнее положила оригинал, то при копировании пятна совпали бы. Но это значит!..

У Дины остановилось дыхание. Это значит, что злополучное письмо было распечатано в приемной директора! Под самым носом у Остафьева! И значит, что во всем виновата Лиля?! Его личный секретарь?!

Не может быть! Ничипоренко царила в приемной директора «Бионик Фуд» около трех лет, а до этого работала администратором в клинике, принадлежащей родителям Анжелики. Выходит, Лиля годами служила этой семье, и что теперь? Предала?

Это было похоже на бред! Дина недолюбливала Лилю, и проблем та доставляла ей немало, но все же она старалась не утратить объективности. Не настолько же Лиля глупа, чтобы так подставляться! Ведь это значило, что Ничипоренко и была тем самым «засланным казачком», которого искал Остафьев. Это она поставляла секретные сведения врагам «Бионик Фуд», помогая им выкрасть новый препарат. За такие дела можно не просто лишиться хорошей работы, за это можно получить приличный срок.

А если предположить, что письмо на Лилином принтере распечатала не она, а кто-то другой, то получалось еще менее вероятно. Неизвестному нужно было дождаться, когда Ничипоренко выйдет из приемной, незаметно туда проникнуть, подключиться к принтеру, распечатать документ и так же незаметно уйти. Проделать все это казалось почти невозможным. В приемную часто заходили посетители, наверняка там стояли камеры слежения, да и Остафьев целый день находился у себя – он в любой момент мог выйти из кабинета и застукать злодея на месте преступления. К тому же Дина не могла взять в толк, зачем понадобилось печатать факс именно на Лилином принтере. Гораздо безопаснее было сделать это на любом другом аппарате в офисе.

Дина колебалась, не зная, какую точку зрения выбрать, и потому решила не торопиться с выводами. Главное было ясно: липовое письмо Карла Фишера распечатали в приемной директора. И если завтра удастся узнать, кто это сделал и откуда отправил факс, они найдут предателя.