На следующий день к полудню, несмотря на выходной, Бойко и Остафьев снова встретились в офисе, чтобы обсудить первые, самые важные, результаты слежки за Ничипоренко. К сожалению, порадовать начальника Олегу Ивановичу пока было нечем.

– За прошедшие сутки никаких подозрительных контактов не заметили, – рапортовал он. – Только два телефонных звонка. Один – подруге, второй – вашей жене. Содержание разговоров – обыкновенный бабий треп: жаловалась на увольнение и просила помочь с деньгами и новой работой.

– Я представляю, что она наговорила о нас с вами Анжелике. Жена мне вечером с порога сцену закатила: зачем я обидел беззащитную девушку и выставил из компании с волчьим билетом, – пожаловался Антон Александрович.

– Н-да, неприятно. – Бойко немного помялся. – Всегда хотел вас спросить. Что их связывает? Они такие разные женщины: воспитание, образование, положение. Откуда эта дружба?

– Это не дружба, моя жена дружить не умеет. Моей прекрасной и тщеславной Анжелике нужна свита, толпа обожателей, восхищающихся ее красотой, нарядами и образом жизни. Лиля как-то сумела расположить ее к себе, войти в доверие, вот жена и держала подле себя эту хабалку. Глупая слабость, конечно, но как ей отказать? Мне приходилось мириться с вечным присутствием Лили. Она ведь даже дома у нас бывала! И как теперь оказалось, делала это не зря.

– Да, прыткая девица, везде пролезла. Странно только, что теперь она бездействует. Почему она не бежит докладывать про вчерашнее?

– А не ошиблись ли мы с вами, Олег Иваныч? – задумчиво ответил ему Остафьев. – Может, Лиля была у нас тут такая не одна? Может, это даже вовсе не она во всем виновата, а нам ее просто подставили?

– Трюк с Фишером – ее рук дело. Это доказано, и она сама призналась. А вот почему Ничипоренко не поспешила рассказать обо всем Роману – это вопрос. К примеру, они могли заранее договориться о встрече, и теперь она просто дожидается назначенного часа.

– Или подозревает, что мы за ней следим.

– Есть такая вероятность.

– Или ей не нужно никому ничего сообщать, потому что в офисе сидит еще один человек Романа, у которого вся наша пятничная кутерьма была перед глазами. И в этом случае Лиле не нужно беспокоиться, Роману все уже доложили.

– Ой, не нравится мне эта версия, – протянул Бойко.

– А мне нравится? И главное, опять не ясно, за какую ниточку нам этот клубок загадок разматывать. Эх, надо было мне с ней тоже вчера поговорить. Надавил бы на сентиментальность, может, и сказала бы?

– Ничипоренко не производит впечатления чувствительной особы, скорее, наоборот. Недалекая, недобрая, завистливая – беседа эта была бы не из приятных.

– Приятных, неприятных… Какая разница! Мне нужно знать, кто за ней стоит и чего ему от меня надо. Я поеду к ней сейчас, предложу денег и все выясню, в конце концов. Куплю правду.

– Плохая идея, Антон Александрович. Если бы еще на нейтральной территории, а то дома… Она же потом заявит, что вы ей угрожали и принуждали оговорить себя. Сами знаете, какие сегодня воры пошли. Сначала ограбит, а потом орет, что законный хозяин слишком рьяно защищает свое. Сколько таких случаев уже было.

– Да уж, – согласился Остафьев, вспомнив недавнюю историю одного крупного бизнесмена, который пострадал из-за такой же мрази, попал под следствие и вынужден был теперь отсиживаться в Лондоне.

Антон Александрович в задумчивости походил по кабинету и принял решение:

– Я все-таки съезжу. Возможно, это наш последний шанс выйти на Романа. Мы же не можем следить за Лилей вечно! А она, похоже, не собирается нам его показывать.

– Только возьмите служебную машину. Пусть с вами кто-нибудь поедет, мало ли что, – сухо ответил ему Бойко. Эта затея Олегу Ивановичу не нравилась.

Петя, молодой шустрый водитель, дежуривший в тот день в гараже, быстро домчал Остафьева в Беляево, где жила Лиля Ничипоренко. Небольшой тихий двор, окруженный пятиэтажками, оказался заставлен машинами. Стайки молодых мамаш разбрелись по двору, выгуливая своих чад. Те, что стояли неподалеку от подъезда, с интересом разглядывали огромную темно-синюю представительскую «Ауди», которую Петя с трудом смог пристроить на единственное свободное, но очень узкое парковочное место.

Антон Александрович давно не бывал в таких домах и немало удивился, увидев обшарпанный полумрак подъезда. «Когда же наконец снесут эти уродливые пятиэтажки, – негодовал он, поднимаясь пешком на последний этаж. – Ведь в этих мрачных клетушках с низкими потолками и тонкими перегородками растут дети. Современные дети подземелья».

Добравшись до площадки пятого этажа, Остафьев позвонил в дверь, но ему не ответили. Он выждал минуту и снова нажал на кнопку звонка – Лиля должна была быть дома, за ней следили, и незамеченной она уйти не могла. На этот раз он позвонил настойчивее, однако ответ получил не от Лили, а из квартиры напротив. Какой-то нервный старик с заспанным лицом резко распахнул дверь, что-то невнятно и злобно пролаял и снова ее захлопнул. Антон Александрович был поражен такой непривычной манерой общения и не сразу заметил, что от сильного порыва воздуха дверь в квартиру Ничипоренко приоткрылась. Он нерешительно постучал и позвал Лилю, но снова ему ответила лишь тишина.

Недоброе предчувствие обожгло его холодом, как февральская метель. Да что там предчувствие, уверенность, что в недрах Лилиной квартиры его ждали крупные неприятности. От этой мысли Остафьеву нестерпимо захотелось сбежать, сделать вид, что ничего не было – он не приезжал в это убогое место, не видел приоткрытой двери, не чувствовал, что за ней… Как заманчиво было откреститься от всех ожидаемых проблем – и как неосуществимо. Ведь если положение действительно настолько плохо, как ему мерещилось, его станут искать. И непременно найдут, ведь с десяток людей на улице видели, как он вышел из машины и скрылся в подъезде; сосед напротив тоже вспомнит представительного мужчину в очках, прервавшего его послеобеденный сон. Да и как он сможет жить, не зная наверняка, что за опасность таилась там, в безмолвии квартиры? В его положении оставалось только одно верное решение – войти внутрь и встретить это испытание лицом к лицу. И чем раньше он о нем узнает, тем лучше успеет подготовиться. Эта мысль придала ему решимости, и он открыл дверь.

Квартира Лили оказалась крошечной, душной, насыщенной тяжелыми запахами, но чистенькой и с изящной обстановкой. За пару шагов Остафьев пересек прихожую и замер на пороге единственной в этой квартире комнаты – он увидел Лилю. Она висела на крюке от люстры как бочонок, и только съехавшая немного набок голова и длинные светлые волосы, разметавшиеся по плечам, мешали сходству.

Все самые тяжкие предчувствия подтвердились. Лиля была мертва, а Остафьев потерял единственную нить, ведущую его к Роману. Вдобавок ко всему теперь ему предстояло объясняться с полицией. Ведь как ни крути, его бывшая секретарша наложила на себя руки сразу после того, как ее с треском уволили из «Бионик Фуд». Только умственно отсталый не увидит тут связи.

Антон Александрович обреченно достал телефон и позвонил Бойко. Выслушав Остафьева, тот быстро сообразил, что в свете всех обстоятельств это происшествие может стоить его начальнику свободы. Олег Иванович просчитал все варианты развития событий и, как на войне, когда главнокомандующий выбывает из строя, принял руководство операцией спасения на себя. Он временно забыл, кто из них начальник, а кто подчиненный, и стал отдавать Остафьеву короткие четкие приказы:

– Позвоните в полицию, сообщите о происшествии и дожидайтесь там их приезда. Не ходите, не следите, ничего не трогайте. Ждите моего звонка.

Остафьев и не думал возражать. Будь он в больнице, ему не пришло бы в голову вмешиваться в собственное лечение и сопротивляться указаниям доктора. Сейчас Олег Иванович был для него тем самым доктором, который лучше него разбирался в сути и последствиях происходящего. Позвонив в полицию и «скорую», Антон Александрович перешел к выполнению самой сложной части приказа: находиться в бездействии оказалось довольно утомительно. Он застыл на пороге комнаты с трупом, но зрелище перед глазами было жутковатым. Остафьев повернулся в другую сторону и уперся взглядом в дверь туалета. Повернувшись еще, он оказался напротив входной двери. Следующий поворот – стена. Закончив крутиться вокруг себя, он снова увидел Лилю. Неизвестно, сколько еще продержался бы Остафьев, если бы не позвонил Олег Иванович.

– Я снял наблюдение, ребята, дежурившие сегодня утром, сейчас едут ко мне. Ни к чему, чтобы полиция знала о нашей слежке. Петр пошел записывать имена свидетелей у подъезда. Говорит, их было много, и это хорошо – они смогут подтвердить время вашего приезда. Спящий сосед, надеюсь, еще поспит и как раз к приезду следователя будет готов сообщить, когда вы его побеспокоили. А теперь скажите мне, есть ли там где-нибудь записка.

– Записка? Этого нам еще не хватало! Она ведь и правда могла оставить записку.

– Вот именно. Давайте, ищите. Мы должны знать, с чем бороться.

Остафьев аккуратно зашел в комнату, огляделся вокруг и на туалетном столике действительно увидал листок бумаги. Он пробежал глазами по строкам и не смог сдержать эмоций:

– Мать ее, так-растак! Вы только послушайте это, Олег Иваныч!

«Во всем виноват мой начальник – А. А. Остафьев. Я больше не могу страдать. Простите».

Мученица святая, право слово! Зря мы ее в полицию вчера не сдали, Олег Иванович. Все сор из избы выносить не хотел. Была бы сейчас жива, здорова, послушна, как первоклашка, и приятеля своего Романа нам преподнесла бы уже на блюдечке с голубой каемочкой!

– Значит, так, – прервал поток его излияний хладнокровный Бойко. – Сфотографируйте записку на телефон и сейчас же отправьте мне файл. После этого сделайте очень подробные фотографии всего, что видите, и в особенности тела. Все снимки тоже перешлите мне. Надеюсь, вам хватит времени до приезда следователя.

– Зачем нам фотографии трупа?

– Делайте, что говорят, и быстро, – сурово ответил Бойко

– А может, мне лучше записку того, в унитаз?

– Ни в коем случае! А если это подстава и письмо не единственное? А если у нее там где-нибудь дневничок припрятан с излияниями невероятных душевных страданий, которые вы ей доставляли? Ничего не трогайте. Не надо усложнять то, что и так запутано. Делайте фотографии и отсылайте мне.

– Но зачем?

– Затем, что мы пока не знаем, откуда получили этот милый сюрприз. Будет ли следствие честным, или они попытаются вас засадить – я не исключаю любого варианта и хочу быть готовым заранее. А копию записки я прямо сейчас передам на графологическую экспертизу. По фотографии, без оригинала, эксперт, конечно, скажет не все, но нам сейчас любая информация сгодится. В общем, действуйте, и поскорее, а я отправляю к вам нашего адвоката.

– Да уж, с такой предсмертной запиской адвокат мне сейчас совсем не помешает, – мрачно согласился Остафьев и, тяжело вздохнув, принялся за фотосъемку.