Антон Александрович выбрался из отделения полиции в сопровождении адвоката, когда уже совсем стемнело. Игорь Семенович Масленников, опытный юрист по гражданским делам, давно сотрудничал с «Бионик Фуд» и успешно защищал компанию от нечестных партнеров, недобросовестных конкурентов, а то и просто от сутяжников-клиентов, осаждавших компанию судебными исками большей или меньшей степени обоснованности. Юридическая фирма Масленникова редко бралась за уголовные дела, но в данном случае он не мог отказать. Профессиональная консультация Остафьеву нужна была срочно, и искать другого адвоката времени не оставалось.
По телефону Олег Иванович успел сообщить Масленникову основные обстоятельства дела, поэтому на месте происшествия он быстро подготовил Остафьева к правильной линии поведения во время первого допроса. В результате Антона Александровича не заперли в кутузке, на чем первоначально настаивал следователь, но свободы передвижения все же лишили. Он был вынужден дать подписку о невыезде.
В офисе «Бионик Фуд» все это время их дожидался Олег Иванович, поэтому сразу после полиции Остафьев и Масленников отправились на Новокузнецкую, где состоялся консилиум. Юристы обсуждали первые итоги защитных мер и тактику дальнейших действий.
По мнению адвоката, дежурный следователь лишь на время удовлетворился краткими ответами на многие щекотливые вопросы. Игорь Семенович был убежден, что вскоре следствие потребует у Остафьева более развернутых пояснений, и тогда придется сообщить властям информацию, которую тот пока скрывал. Масленников считал, что есть два основных обстоятельства, которые предстояло подробно объяснить: за какой именно проступок Лилю уволили из «Бионик Фуд» и зачем Остафьев, указанный в предсмертной записке как виновник ее гибели, приехал домой к покойной.
– Мы не можем сообщить им, что уволили Ничипоренко за разглашение коммерческой тайны, – отвечал ему Бойко. – Дальше они спросят, что за информацию она разгласила и кому. И что мы им ответим? Что она пыталась похитить из компании материалы по «Силитину» или узнать, где они хранятся? Получится, что мы сами отдадим общественности информацию, которую так тщательно охраняем.
– Я не призываю вас рассказывать им все, давайте сообщим следствию только часть правды, которая их удовлетворит, – не унимался Масленников. – Поймите, нам крупно повезло, что следователь был сегодня явно с бодуна и до приезда на происшествие уже успел «подлечиться». К понедельнику он проспится, начнет лучше соображать, и тогда эти вопросы непременно прозвучат вновь. И если мы не ответим на них правильно, то статья 110 УК РФ – доведение до самоубийства, до пяти лет лишения свободы, – вот наша реальная перспектива.
Остафьев нервно рассмеялся. Он уже успел принять немного коньяка и слегка расслабился после допроса, но все еще не пришел в свое обычное спокойно-рассудительное состояние.
– Да-да, до пяти лет, – продолжал настаивать Игорь Семенович. – Поэтому мы должны доказать, что Ничипоренко была уволена под влиянием неопровержимых свидетельств ее вины, с соблюдением всех правовых норм, а ее поступок – следствие расстроенной нервной системы и чрезмерной реакции, не имеющей никакого отношения к действительности.
Олег Иванович колебался.
– Это не самоубийство, – тихо сказал он и покачал головой.
– Не самоубийство?! Вы хотите сказать, что ее убили?! – воскликнул Остафьев.
– Думаю, да, – ответил Олег Иванович. – Не тот склад нервной системы. Для борьбы со стрессом Ничипоренко использует… использовала другие средства. Мои парни часа четыре таскались за ней по магазинам, пока она примеряла и выбирала новые шмотки. Домой она приволокла целый ворох покупок. Зачем? Чтобы тут же повеситься, так ни разу ничего и не надев? Нонсенс. Впрочем, и без того я могу сказать, что она сама никогда бы на такое не пошла. У Лили нервы были как канаты. Не зря я с ней вчера так намучился.
– Так что же вы молчали? – спросил Остафьев. – Надо срочно сказать следователю, чтобы они нашли эти вещи, чеки, все, что сможет подтвердить вашу правоту.
– В протоколе осмотра указаны сумки с новой одеждой и обувью, а также чеки на общую сумму где-то около шестидесяти тысяч рублей, – сообщил Масленников.
Остафьев присвистнул:
– Неплохо наша покойная перед смертью прибарахлилась, – заметил он и обратился к Бойко: – Но тогда следователь тоже должен понимать, что это не самоубийство!
– Они не знали ее при жизни, – ответил ему Олег Иванович. – Нет, самым весомым аргументом для них будет вскрытие, когда точно станет ясно, сама она залезла в петлю или ее туда засунули.
– Эта версия мне нравится, – заметил адвокат, откинувшись в кресле и положив ногу на ногу. Он мечтательно улыбнулся и продолжил: – Если экспертиза подтвердит, что это убийство, тогда нам, возможно, не придется подробно объяснять обстоятельства увольнения покойной. Даже наверняка не придется.
Вдруг Игорь Семенович скинул ногу на пол и подался вперед:
– Правда, у следствия может возникнуть другой неприятный вопрос. Смерть Ничипоренко наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Антон Александрович, скажите мне, пожалуйста, что несколько человек видели вас в это время на приличном расстоянии от ее квартиры и готовы это подтвердить.
Остафьев, обдумывая версию убийства Ничипоренко, ответил не сразу:
– Вчера, около полуночи? Я сидел в баре на Красной Пресне с двумя приятелями, бывшими однокурсниками.
– И вы все это время никуда не отлучались? Они смогут это подтвердить?
– Не смогут, потому что мы весь вечер пили пиво и каждый из нас время от времени ненадолго отлучался. Но в остальном, конечно, подтвердят.
– Вы можете предупредить их, что им придется давать показания о вашем алиби?
– Разумеется, – ответил Остафьев и потянулся за телефоном.
– А вы, Олег Иванович, не могли бы послать сейчас кого-нибудь в этот бар, поговорить с официантом, который обслуживал их вчера? Нужно, чтобы при необходимости мы смогли быстро предоставить его показания следствию.
Когда были сделаны все необходимые звонки и отданы распоряжения, собеседники перешли к выводам. Консилиум постановил взять версию убийства за основную и с помощью имеющихся фактов попытаться убедить в этом следствие. Согласовав план ближайших действий, участники совещания разъехались наконец по домам.
***
Рабочая неделя началась для Дины с новых переживаний. Ужасное известие о гибели Ничипоренко разнеслось по офису, с самого утра парализовав работу всех подразделений. Люди шептались по углам и обсуждали возможные причины такого трагического поступка. Никто не забыл, как молниеносно ее уволили в предыдущую пятницу, и некоторые косо поглядывали в сторону нового секретаря директора.
Впрочем, и без их взглядов Дина чувствовала себя отвратительно. Ведь это она навлекла на Лилю подозрение, из-за нее служба безопасности разыскала доказательства Лилиной вины, из-за Дины ее выставили из компании. И вот теперь, не выдержав позора, Лиля Ничипоренко наложила на себя руки. Жесточайшие муки совести обуяли Дину. Никогда прежде она не становилась причиной чьей-либо смерти и теперь чувствовала себя ужасно.
В таком состоянии ее застал Сергей Кимов. Он стремительно ворвался в приемную и уже собирался постучать к директору, но, окинув Дину своим обычным насмешливым взором, остановился и бессердечно заявил:
– Почему такой осунувшийся вид? Чем ты занималась все выходные? Могилы копала? Или всему виной твоя предшественница, которая безвременно покинула наш мир и тем так сильно тебя потрясла?
– Сережа, как ты можешь?! – воскликнула Дина.
– Легко. Не обливаться же мне крокодильими слезами, если одна из самых неприятных женщин, которых я когда-либо встречал, внезапно решила повеситься. Я не буду и тебе не советую.
– Да не обливаюсь я слезами, просто сошлось все одно к одному. Только ее уволили, а она не выдержала и… Кто бы мог подумать, что у нее такие слабые нервы!
– Дина, у нее не было нервов. Таких, как она, оглоблей не перешибешь. Она сделала это специально, чтобы у ее преемницы, у тебя, моя дорогая, испортился цвет лица, а у нашего луноликого шефа подскочило давление. Кстати, о луноликом. Он у себя? К нему можно?
Кимов вошел к Остафьеву, но вскоре они вынуждены были прервать беседу – на Новокузнецкую пожаловал следователь. Он изъял образцы почерка Ничипоренко для проведения официальной экспертизы ее предсмертной записки, а затем направился к Остафьеву. Как и предсказывал Масленников, следователь действительно вернулся к обстоятельствам увольнения покойной.
Антон Александрович почти дословно повторил то, что уже говорил накануне, и попытался переключить внимание следователя на альтернативную версию смерти Ничипоренко – убийство. В подтверждение он предоставил следствию справку, которую еще утром запросил в отделе кадров. В ней содержался отчет о последней встрече штатного психолога с Ничипоренко, это была обычная процедура, все ключевые сотрудники компании регулярно проходили такие собеседования. В отчете о Ничипоренко на первом месте стояла следующая характеристика: «значительная стрессоустойчивость».
Обвинение в доведении до самоубийства было пока хлипким, у следователя на руках имелась лишь записка, нацарапанная нетвердой рукой, в которой виновником несчастья назывался бывший шеф покойной. Да и результаты вскрытия еще не пришли. Однако другие варианты он рассматривать не захотел. Зачем, если основная версия была такой простой, красивой и многообещающей? Виновник злодеяния известен, обстоятельства, предшествовавшие смерти, тоже – вскоре дело можно будет завершить и записать себе в актив быстрое раскрытие громкого преступления. Обвиняемый-то у него непростой. Люди такого уровня не часто попадают на скамью подсудимых, и амбициозный следователь уже представлял заголовки газет: «Директор довел до самоубийства собственную секретаршу!» А кто раскрыл дело и посадил негодяя? Правильно, он. Простой районный следователь. Слава, признание начальством, продвижение по службе – тут было о чем помечтать.
Неудивительно, что прочие версии следователю не нравились. Если это убийство, то дело мигом теряло весь свой привлекательный блеск: работы много, перспектива раскрытия туманна, а профиту и вовсе никакого. Нет, такая альтернатива была ему совсем не по душе, и он упорно гнул свою линию.
Но Остафьев и Масленников тоже не отступали от своего. Они приводили все новые и новые аргументы, заставляющие по-иному взглянуть на происшествие. В конце концов следователь сдался и решил отложить допрос. Когда он получит результаты экспертиз, то сможет припереть Остафьева к стенке. А пока можно было заняться сбором других доказательств. Он попросил выделить ему помещение для беседы с сотрудниками компании, с которыми Ничипоренко общалась ближе всего.
Когда следователь и поспешивший за ним адвокат удалились, в кабинете остались только Остафьев и Бойко.
– Ну что, Олег Иваныч, теперь мне остается только надеяться, что среди наших секретарей не окажется кого-то еще, кого я притеснял, – с грустной ухмылкой начал директор. – Сейчас они получат отличный шанс со мной расквитаться.
– Вряд ли нам стоит этого опасаться. Лилю у нас не очень-то и любили. Особенно секретари. Слишком много о себе воображала.
– Вашими бы устами, Олег Иваныч… Как думаете, кто это ее так? Роман устранил сообщника?
– Сообщника и свидетеля.
– Но как он узнал? Как, если она ни с кем не встречалась и никому из похожих на Романа людей не звонила?
– Хороший вопрос. И он снова подводит нас к мысли, что в офисе имеется Лиля номер два. И этот «второй номер» доложил Роману, что Ничипоренко уволена.
– А зачем эта записка?
– Мутит воду, в ней легче рыбку ловить. Вы нервничаете, работой не занимаетесь, того и гляди получите официальное обвинение по уголовной статье. Все, что во вред вам, – на руку ему. Вот он и старается.
– Ну допустим, – согласился Остафьев. – Какие контрмеры мы можем предпринять?
– Я уже поговорил со своим человеком в органах. С доказательной базой у следствия все очень шатко, нужны экспертизы, а с этим они не спешат – дело относится к разряду рядовых и идет в общем потоке. Нам нужно просто подождать. Уверен, экспертизы покажут, что это убийство, и обвинение с вас будет снято автоматически.
– Но я не могу бездействовать! Олег Иваныч, мне нужна свобода перемещения, а я связан этой подпиской о невыезде по рукам и ногам. Я не знаю, что мне потребуется делать завтра, куда ехать, с кем встречаться. И как вы себе представляете переговоры, если один из участников находится под следствием? Какова цена его словам, как вы думаете?
– Через моих знакомых я могу попытаться ускорить проведение основных экспертиз, – предложил Бойко.
– Если есть такая возможность, действуйте, Олег Иваныч, действуйте. Мне нужно, чтобы это дикое недоразумение разрешилось как можно быстрее.
И Бойко выполнил обещание. В среду утром экспертизы были закончены. Их результаты утверждали однозначно: покойная оказалась в петле не по своей воле. Перед этим ее слегка придушили и уже бесчувственную повесили, имитировав самоубийство.
Остафьев смог вздохнуть с облегчением, опасность оказаться под судом ему больше не грозила. Но главная задача осталась пока нерешенной: он по-прежнему не знал, кто такой Роман и где его искать.