Два берега Реки с одной судьбой. Как БРАТЬЯ-БЛИЗНЕЦЫ, они согласно жили, оберегая щедрых вод покой, их мощь и глубину, сказания и были. А новый мост, связавший берега, казалось, породнил совсем, навеки эти кручи. Но ветры, прилетев издалека, обдали кручи моросью седой, липучей. И поостыли к дружбе берега. И стала в них ВРАЖДА взаимная копиться. Один решил, что лишь его Река; другой решил: Река к нему должна стремиться. – Дорогой верною пойдем, Река! — так объявил, гордясь собою, берег ЛЕВЫЙ. А ПРАВЫЙ: – Вот тебе моя рука! Направо нам! Под солнце! К свету! На пригревы!.. Ну и дела! Как дальше быть Реке? Река задумалась, остановилась. Куда ей течь? Водить ей дружбу с кем? Кому сейчас отдать судьбу свою на милость? И уступать не хочет ни один. Тут дело принципа. А принципы – святое!.. И рухнул мост, как некий исполин, не выдержав того, что вытворяли двое. И нет теперь последней нити той, что явно некогда надолго их скрепила. Они ж, своею тешась правотой, ушли туда, куда их даль, слепя, манила. Река, пределы потеряв свои, округу мутным половодьем затопила. Где та Река? Где блеск, стрекоз рои? Где тот живой напор, стремительная сила?

Вот так уходят прочь довольство, счастье из мест, где воцарилось НЕСОГЛАСЬЕ.

Демократия! Демократия пришла в лес. Каждый зверь рвётся руководить. Так, однажды в огромное кресло ЗАЯЦ влез. Совет зверей решил его туда посадить. ДЕМОКРАТИЯ! Заяц стал ХОЗЯИНОМ леса. Но никто не увидел в этом прока. Ничего, кроме личного интереса, не интересовало Зайца, и правил он плохо. Дисциплина вконец упала в лесу. Кто что мог – тащил, от работы отлынивал. Стали ссориться: – Зверю дружить не к лицу! Словно крупный зверь, да и мелкий — вылинял. Как быть теперь? Опять забота для всех зверей. И решили звери       покритиковать Зайцеву работу,         выразить ему            недоверие. Но, соревнуясь в ярких речах,       во время этого кризиса,            выступила хитрая Лиса: – Чтобы лес не зачах, Зайцу полезна наша критика. Реформ не надо бояться,       от боязни           нету толка. Руководителю Зайцу       надо бы дать           статус Волка! Лисе, однако, возразили: – Медведя статус —       вот это сила!           А от Волка               не будет толка. Заяц поставил       вопрос ребром —          был он хватким малым               старой закалки. И сказал:     – КРИЗИС пришёл в наш дом.            Ничего не решить                в такой перепалке. Нам нужна крепкая власть. Статус Льва       поможет мне в обновленье           жизни леса,                не то ведь мы можем пропасть                      от своей же                             разболтанности и лени. А Львиный рык —       он просто гром.           Лев —                авторитет для каждого жителя! — И стали называть Зайца       Львом           во всех уголках                лесной обители. Но от того,       что Львом стал           Косой,                 не прибавилось                       в лесу порядка. Кризис косил зверей косой, как будто по разнарядке. Был результат настолько плох,

Мораль сей басни такова:       НЕЛЬЗЯ            из зайца сделать льва!

Среди цветов на солнечной поляне, где в тишине царил медовый дух, однажды, занесён сюда случайно, возрос Его Величество ЛОПУХ. – Как хорошо тут! Красота какая! — воскликнул он. — Я беспредельно рад. Поляна эта — мать моя родная, а вам, цветы, я друг и кровный брат. Цветы всерьёз обрадовались братцу: – Ну что ж, расти… И тот упорно рос. И вот уж начал глупо зазнаваться, над всеми гордо голову вознёс: – Я самый сильный здесь, я самый главный! Мне и мороз, и буря нипочём. А ну, подвиньтесь, кустики и травы, не то случайно придавлю плечом! Простор мне нужен для такого роста!.. И отступили травы, поклонясь: – Вот это братец! Не Лопух, а просто КОРОЛЬ поляны, лопушиный КНЯЗЬ! А тот всё рос поляне всей на диво и вот зацвёл, раскидист и суров. Одни сказали: – Да чего красив он! Другие: – Подождём еще плодов!.. Жила поляна по земным законам — травой густела, ягодой звала, Легла под косы муравой зелёной, а там и в копны мягкие легла. А что Лопух наш? Он один остался, Его коровы даже не едят. Напрасно рос, напрасно красовался, Одни репьи колючие торчат. Засох король. Но в следующее лето Иль через годик загляни сюда и обомлеешь: всю поляну эту займёт его репьиная ОРДА. Ни ягодки, ни травы не оставит, себя считая в жизни всех главней. Всё обескровит, высушит, подавит… Избавь, Господь, нас от таких людей!

В некотором царстве, в тридевятом государстве, за семью морями, за дальними горами, честолюбив еще с пелёнок, жил да был ВОЖАК Телёнок. Но оттого, что жить невмоготу с ним стало, однажды СТАДО всё восстало. И собран был весь люд овечий под колокольный звон на вече. Там речь держал, в овечках зная толк, в овечьей шкуре местный Волк: – Вы знаете, как я овец оберегал, а он меня за вас лягал. Долой Телёнка! Дать ему отставку! Вы на меня держите ставку! Я дело поведу умело!.. И тут всё стадо зашумело: – Телёнок нам кормов не заготовил летом. Прогнать его! Спасенье наше в этом! Считаться он не хочет с нами! Ягнята, слушая, кивали головами. И, разъярясь, баранья рать Телёнка принялась бодать. Телёнок был не хил, но робок. Честолюбив, но, как овечка, кроток. Стерпел, в ответ ни «бэ», ни «мэ», хоть бить лежачего бессовестно вдвойне… Телёнок весь от пота влажный: – Я чувствую давно себя неважно. Сам думаю: на отдых мне пора. Тут рявкнул сходу Волк: – Ура! А остальные: – Нет! Не выйдет! – До срока он на пенсию не выйдет! – Ему работа не мила! – Пускай ответит за свои дела! Ещё сильнее страсти разгорелись: – Долой! – Довольно! – Натерпелись!.. Кто за кого, не разобраться: бараны стали меж собой бодаться. И страсти погасить уже никто не мог. Сам Волк познал бараний рог — овечью шкуру в свалке потерял и в собственном обличии предстал. Тут сказано ему: – Совсем не так давно со Львом всегда бывал ты заодно! И тут ЛИСА, взобравшись на трибуну, во всём сподобилась трибуну: – Хоть беззакония при Льве и не считались дивом, осталась честной я и справедливой. Был Лев жесток. Всё это верно. Но и Телёнок наш работал скверно. Зато мой ум вас понимать привык — я с вами общий нахожу язык. — И тут под смех и удивленье вече заблеяла Лисица ПО-ОВЕЧЬИ…

Всем тем,             кто упрекнёт меня,                   во всех грехах виня,                        мол, я в глаза пускаю пыль — не сказка здесь рассказана, а быль, отвечу так я: – Ну и что же? Да,      быль у нас            со сказкой                  схожи. И спорить я      ни с кем            не захочу. Молчу!

Давным-давно… Давным-давно… Постой! Начну я басню всё-таки иначе… Совсем недавно тёмный лес густой Был странною охвачен суетой, Которую я дальше обозначу. Медведь, хозяин леса, скликав вдруг Зверей, сказал, объятый тяжкой думой: – Доколь терпеть мы будем столько мук? Вон люди издеваются вокруг: Глупы, мол, звери, злы, хитры, угрюмы. Плетут, сплетают небылицы, лгут, Нелепые придумывая басни. Кто видит тяготы? Кто видит труд? Им всякий зверь – жадюга, трутень, плут… Доколь терпеть такой навет напрасно? Да, многие из нас уже в годах, Не те уж силы и не то уж зренье, Но коль с лесною правдой мы в ладах, То начинанью надо дать размах: Необходимо кадров обновленье! Пусть действует, дерзает молодёжь, И дело двинется – поверьте! – в гору… Тут серые смекнули: смысл хорош! И крикнули: – Хозяин, подытожь! Когда вступаем в золотую пору? – Сегодня же! – ответствовал Медведь. — Чем хуже мы людей? Они же Не могут тягомотину терпеть: Там увеличат персонал на треть, Там сократят… сольют… И кто обижен? Концепции, проекты – вновь и вновь!.. Какие грандиозные программы! Бурлит у нашей молодёжи кровь, Войдёт в дела – и ей не прекословь! И будем жить мы без хулы и срама! – Год молодёжи надо провести! – Растить, лелеять кадры МОЛОДЫЕ! – Откроем юным новые пути! – Отныне лесу тёмному цвести! – Пришли они, денёчки золотые! И покатился по опушкам гам… И началась серьёзная работа: Шныряют волки, лисы тут и там, Барсук с Енотом ходят по пятам, Темнеют шкуры от большого пота. Под свой контроль Хозяин дело взял. Его подручные волчат без шума Отправили за ближний перевал, В лес ЗАКОРДОННЫЙ, изучать вокал, Оттачивать оскал и волчьи думы. А секретарша, ловкая Лиса, Незаменимая у старого Медведя, Тихонько от восторга поплясав, Сказала: – Дочь! На «Мисс Лиса» – немедля! И оказалась рыжая права: Заморские слоны, на дочь таращась, Ей бормотали сладкие слова, Что, мол, кружится, право, голова, Ах, неужели ей отчизна – чаща?… Хозяин же внучонка СВОЕГО, Ниспосланного детям небесами, Зверям представил, выпятив живот, Вот, мол, толков, вот, мол, хорош – и вот Подумайте… А там решайте сами! Вернулись, вольно опустив хвосты, Волчата (а в дипломах – чётко: «Хищник»). И вмиг им дали волчьи же ПОСТЫ; Зачем теперь обшаривать кусты И добывать, как встарь, трудами пищу? И не горюет старая Лиса: На тихом секретарском месте – дочка; Пред младшим бурым вертится краса, Как мамочка когда-то… Чудеса! Ну, полная ИДИЛЛИЯ – и точка! В Год молодёжи кто счастливей всех? Они, они – забавные зайчишки! Пляши, скачи – и вниз, и вбок, и вверх, И пачкай вволю свой короткий мех, И ешь капусты заячьей излишки! Ох, стал забывчив старый их Медведь, Не предложил места Лисы и Волка. Быть может, стоит малость потерпеть? А коль серьёзно, в корень, посмотреть: Какого ждать, скажи, от Зайца толка?

Мораль сей басни не нова отнюдь: Не видно в жизни никакой морали! Но не постигну я другого суть: Зверям людской годится путь? А мы на путь звериный встали?

Не первый год меж долгих берегов Несёт река свои большие воды, Несёт большие воды далеко Под синевой и светом небосвода. И ширь реки, куда ни глянь, чиста: Ни бурунов, ни пузырей, ни мути. Но в ГЛУБИНЕ – раздоры, суета, Вражда и схватки… Жизнь как жизнь по сути. А правит в глубине известно кто: Там старой Щуки давние уделы. А там, где Щука, виден и итог: Худы рыбёшки, да к тому ж несмелы; Боятся, ясно, скорого суда И сызмальства любые беды терпят. Когда ж вконец заела их нужда, Всё завертелось в шумной круговерти… И тут-то в самый смутный день и час Налим ПРЕСКОЛЬЗКИЙ всплыл из-под коряги, Собрал собратьев и прищурил глаз: – Товарищи, мы в этой… в передряге… Вода в реке давно уже не та, И радости в подводном мире мало, Меня и то стесняет суета — Такая жизнь нам вовсе не пристала! БЕЗЗУБОЙ стала Щука! Толку – ноль! Ни вида, ни характера, ни воли! Не то что мы!.. Мы – вод окрестных соль! Мы – суть реки, залог счастливой доли! Нам ПАРТИЯ сорыбников нужна. А старую… ну, эту, в общем… Щуку Отправим, как в былые времена, На дальнюю и тихую излуку. – Толково! Правильно! — запрыгали друзья, — Да, злая Щука не даёт нам хода. Сместить!.. Во имя рыбьего народа! Мы – демократия! Мы – дружная семья! И рыбки, граждане, от радости дрожа, Все лозунги, понятно, поддержали. Прескользкий же Налим едва не завизжал, Его главой новейшей партии избрали! Но пригляделись рыбки: вот те раз! А в партии-то рыбки непростые; Не пескаришко, ёршик да карась, А наглостью и жиром налитые. Пора, пора, решил налимий круг, Пора на пост главнейший пробираться! Увидев стайку, прокричали: – Братцы! Грядёт для всей реки Большой Испуг! И прокричали: – Хитрые носы То там, то сям зачем-то воду мутят! Хотите, что народ был вечно сыт? Хотите. Значит, вместе с нами будьте!.. А к пескарям подход уже иной: – Глядите, пришлые меж вами затесались, И потому скудеет мир речной. Ох, как бы в дураках не оказались!.. Но как ни тужились партийцы, ничего Путёвого у них не получалось. Скользят туда-сюда, надув живот, А дело-то не движется и малость. Умеют только пузыри пускать… И вот случилось спозаранку диво! Спокойная река сменила стать И понеслась куда-то вбок бурливо. И пескари, и караси, и голавли, И Щука старая оцепенели. И вот лежат все скопом на МЕЛИ. Могли ли думать ранее о мели? И лишь прескользкий бестия Налим В нежданный час, подпрыгнув, изловчился, Махнул хвостом (мол, жив и невредим!) И в озере другом немедля скрылся.

Хотите – верьте, хотите – нет, Но случай в сердце оставил след. Над басней, помню, работал я, Немало славных придумал строк, Да в дом вломилась толпа ЗВЕРЬЯ, И за упрёком пошёл упрёк. – Не можешь тему найти, ха-ха! Перетрясаешь извечный хлам! Преглупы звери в твоих стихах! — В медвежьей шерсти тряслась Блоха. — Поклёп, насмешки и прочий срам! – И соли в баснях злорадных нет, — Заметил Заяц, не пряча взор. — И Волк мне братик уж много лет, А ты несёшь всё какой-то бред, Что Заяц – трус… Мировой позор! – А я, – взмахнула Лиса хвостом, — Так терпелива и так добра, Так даровита, скромна, Притом, Я числюсь в чине – о, да! – святом. Личину пересмотреть пора! – Пора и то, краснобай, учесть, — Заговорил, назидая, Волк, — Что Волки знают про мир и честь, Вот расскажите про всё как есть, И будет людям разумный толк. И звери дружно запели в лад: – Плохо иные о нас твердят, Но есть и правда у нас в природе: «Людишки лают, а волки ходят». И грозно молвил Медведь баском (Хоть старый, но мощный ещё): – Поэт недобрый, прикинь, о ком Ты чушь писал, клеветой влеком?! Лесной народ весьма смущён!.. Как будто жители чащ глухих, Зверьё устроило кутерьму. – В пустой башке – недостойный стих!.. – Гляди, как он вновь надменно стих! – Пора урок преподать ему! Когда же шум ослабел, угас, Когда иссяк ручеёк идей, Медведь прорычал мне: – Забудь про нас! Пиши про племя смешных людей! О Боже, вот как наказан я! Такое помнит ли даль веков! У всех,      понятно,         тропа своя, Но знал такую ль в своих краях      Эзоп?         Крылов?             Или Михалков? Деваться некуда. Песнь сложил. «Не в годы оны, не в мраке чащ Жил-был я… В новой квартире жил. Компьютер был. И я не тужил. И вот подходит ко мне сын наш. (Шести годов удалец. Опора. Защитник будет вернейший скоро!) Сынок сказал мне: –  Отец, отец! Я за компьютер, как ты, хочу… Ну как откажешь?… Ишь, молодец!.. Звоночек звонкий!.. Любви птенец, Прильнувший нежно щекой к плечу. Уселся мигом на стул сынок, Порхают пальчики так и сяк… Вот на экране – какой-то блог, Картинку вижу… Картинка – скок! Стояло древо… Глядь, красный флаг! Взглянул, сияя, сынок в лицо: –  Смелей с компьютером будь, смелей! Решил я, гордый, грудь колесом: –  Какие кадры растут в семье! И тут мой умница пальцем – хлоп! И по экрану пронесся смерч… Погасло всё… И забаве – стоп! Малыш сбежал. Потираю лоб. Итак, компьютеру – крышка, смерть?…» Народ лесной не спеша прочёл Всю басню и смысл уловил её; И хохотал, и шутками цвёл. А ЛЮДИ?… (Я в сочиненьи пример привёл.) У них такое ж, как ВСТАРЬ, житьё.

Привольно средь гор вековечных житьё. Раздолье для птиц! И покой, и свобода! Та птица летает, а эта поёт. А та вон — подружек-свистулек зовёт… Отрада для всякого птичьего рода! Покой же хранит ВСЕМОГУЩИЙ Орёл, сидящий на чёрной скале одиноко. И кто б ни летел, ни сидел и ни шёл, какой бы в ущелье цветок ни расцвёл, — всё видит неспящее зоркое око. Щебечут, летят в поднебесную высь, чирикают, друг перед дружкою пляшут… Тут счастье, и мир, и довольство сошлись, тут судьбы надёжно и нежно сплелись. Житьё – загляденье. Бывает ли краше! У малых птенцов голубая мечта — подняться повыше, поближе к светилу! Прекрасно, что стала мечтой высота, просторы её и её красота, и песня с небес для любимых и милых. Вот только КОМАР, приземлённый жилец, порывам таким не даёт одобренья. Он злится, пищит; он извёлся вконец. То стайка летит… то щебечет птенец… то слышится дружное звонкое пенье… И вот начинает настырно зудеть: – Я тож-же крылат! Я из рода летучих! Я тож-же хотел бы под с-солнце взлететь, за облаком белым красиво запеть. Да ветер мешает, мешают мне тучи. Однако никто не отметил меня, И нрав мой задорный, и резкие речи… Укус мой горяч, словно искра огня. Ужалить могу я корову, коня. И зудом беспечных людей обеспечу. Я ни перед кем не склоню головы. Я гордый питомец великой свободы! Забыл я словечко противное «Вы». Властям никогда не скажу я: «Правы». Скорее скажу: «Ненавижу, уроды!» Видать, потому-то я у них не в чести. Видать, потому-то меня задвигают… А с кем им в грядущее смело идти? А кто им туда приоткроет пути? Вот то-то!.. Поплачут, плутая, узнают! А я-то к высокому месту готов, готов я к любому немалому делу!!! И птицы, наслушавшись выспренних слов, решили предерзкому из комаров во многих вопросах довериться смело. Нахал присмотрелся к укладу семьи; подумывать стал он о собственной славе. И час наступил: – Там чертоги мои! На чёрной скале, что так гордо стоит! ГОСПОДСТВОВАТЬ вами я, кажется, вправе!.. Ну что же… И птахи его, Комара, вздохнув, вознесли на вершину утёса. И стал он незваным соседом Орла. (Хотя не имел ни когтей, ни пера.) И стал на Орла он поглядывать косо. Сидел на вершине и тонко пищал. Пищал да пищал до рассвета, зануда. А ветер дохнул — и зануда УПАЛ, об острые камни живот разорвал. И кровь потекла… Столько крови! Откуда?..

И что здесь добавишь? Какие слова? Тут впору задаться одним лишь вопросом: поймут комары, то, присвоив права, не стоит соваться с преостреньким носом к вершинам, к утёсам?

Не первый век текла в степях РЕКА — то медленнее, то, глядишь, бойчее. И были тихим раем берега для тех, кто в прошлом породнился с нею. Река поила тот и этот край. Цвели луга и колосились нивы. Плодись,      работай,         воды озирай —            и будешь жить                с улыбкою счастливой. И человек,      и зверь,         и муравей            в ладу на берегах привольных жили и радовались участи своей, и то, что им положено, вершили. Но вот однажды бурю принесло в спокойный мир неведомо откуда. Свистели ветры над водою зло, взбивали пену грязною запрудой, взлетали вверх… И у Реки большой      померк рассудок,         память помутилась. Где ложь?..      Где правда?..         Где уклад простой?.. Перемешалось всё… И всё забылось. Былое устье — ил сплошной и сор. Прозрачная вода затмилась мутью… Река несёт какой-то дикий вздор, не связанный никак с живою сутью: – Из века в век я трачу столько сил, я на тебя работала не споря! Никто, увы, того не оценил, что стало ты благодаря мне МОРЕМ! Я извиваюсь,    тороплюсь,       бегу —          даю тебе величие и славу. Тружусь,    тружусь,       себя не берегу,          чтоб ты не стало              жалкой переправой… Но Море,    видевшее всё и вся,       познавшее и славу,          и искусы, послушав речь,    смолчало, пыл гася        улыбкою на лике седоусом. Тут в самый раз одуматься бы ей… Река же взбеленилась, забурлила: – Воды я столько отдала своей! Ни капли больше!!! Как ты мне постыло! – Да-с, так! Да-с, с-совершенно так! — ЗЛОВЕЩИЕ ей ветры подсвистели. — Ты – дочь с-свободы! Море – глушь и мрак! С-стремись к с-свободе, к благородной цели!.. И вот, КОВАРНОМУ совету вняв,     Река решила вырваться на волю.       Назад, назад… – Не ценишь ты меня?     Что ж, послужу Свободе,       а не Морю! Но воды вспять струиться не хотят,     а вширь текут        просторами степными,           губя хлеба,              сады,                  привычный лад. И это всё содеяно во имя?..

Теперь Река та    вовсе НЕ РЕКА —       болото. Скажи, читатель, на него глядеть охота? И кто ликует от такого поворота?

Луну в реке Осёл увидел ночью И ну кричать: – Утонет! Караул!.. Был рыцарем Осёл тот, между прочим: – Сейчас спасу! — И сам в реку нырнул. А что Луна? По небесам гуляя И отражаясь в дремлющей волне, Она лишь усмехнулась, представляя Осла того, лежащего на дне.

Море грохочет,      швыряясь волнами. На корабле уже не до покоя:      буря в разгаре,          и близко цунами. Вот где увидишь,      кто чего стоит. Всем,      кто на том корабле         оказался, вдруг завладеть захотелось штурвалом, штурманом каждый теперь рисовался. Что ему шторм в девять баллов! Кто-то корабль направляет влево. Кто-то тянет вправо. Кто-то,       глоток своих не жалея, —         вот оборот! —            громко орёт: – Вперед! — А сами спешат назад. Есть хитрецы,      что взирают с усмешкой          на ураганную качку. Дескать, все вы тут, смертные пешки, втянуты в дикую драчку. Есть и такие,      кто втайне задумал         этот корабль потопить             в пучине. Рвут паруса… Ветер их не раздует, да и матросы уже не починят… Нет, я уверен:      корабль не потонет,          если о нём позаботимся             сами. Ветер попутный      и тот не погонит          корабль с порванными             парусами.