Соотношение комфортности нашего нынешнего Дальнего Востока и прилегающих территорий привело к формированию потоков переселения народов. Когда чжурчжени образовали свое сильное государство, они ушли из Приамурья в Китай. То же самое произошло и с монголами, и с маньчжурами. "Если бы наши земли представляли какую-то привлекательность для китайцев, то великая китайская стена была бы построена на две тысячи километров севернее" (М.И. Леденев).

Северная государственная граница империи Цин была защищена в XVII веке Ивовым палисадом - пограничной стеной, составляющей продолжение Великой Китайской стены и протягивающейся от Ляодунского залива к верховьям Сунгари, почти в тысяче километров южнее Амура, а широкая полоса амурского правобережья была территорией обитания аборигенов, не подвластных маньчжурам (1)

С этой позиции странными выглядят и претензии японцев на Курильские острова. Так же как и у китайцев в те времена, даже правобережье Амура еще не было освоено, так и для японцев даже Хоккайдо было северной, слишком северной, дискомфортной территорией, не привлекавшей их внимания.

Русские же чувствовали себя в Приамурье как в родной стихии, ведь тайга наш дом родной, а морозы и гнус, непроходимые чащобы и непролазные топи, вечная мерзлота и необозримые снега нам не в тягость, а в радость.

Как начиналась амурская эпопея?

В 1643 году отряд под руководством Василия Пояркова поднялся от Якутска вверх по Лене, Алдану, Учуру и Гонаму и, перевалив Становой хребет, спустился по Брянте до Зеи, где были построены дощаники, суда, вмещавшие по 30-40 человек с грузом. Далее казакам предстоял водный путь по Зее и Амуру. Пройдя устья Сунгари и Уссури, русские стали на зимовку, привели местных жителей в подданство русскому царю и собрали с них богатый ясак - 12 сороков соболей и 16 собольих шуб. Весной 1645 года отряд спустился по Амуру в Охотское море и после опаснейшего двенадцатинедельного морского плавания пристал к устью Ульи, где совсем недавно основал свое зимовье Иван Москвитин. Только весной следующего года В.Д. Поярков, поднявшись по Улье и перевалив Джугджур, вернулся по Мае, Алдану и Лене в Якутск, где его уже считали погибшим. Таким образом, русские уже тогда, в XVII веке, знали по личному опыту, что путь из устья Амура налево, в Охотское море, судоходен. Знали они также, от гольдов и гиляков, что и путь направо, в Японское море, вполне судоходен. Однако впоследствии эти сведения были не то что забыты, а под давлением многих авторитетов сочтены не заслуживающими доверия.

Ерофей Хабаров вышел в свой поход на Амур, зная уже многое об этих землях от своих предшественников, среди которых были, кроме Пояркова, также Перфильев и Бахтеяров. В 1649 году он дошел по Лене, Олекме и Тунгиру через перевал к реке Урке, впадающей в Амур. Оставив там 20 человек, которые за время его отсутствия построили добротные дощаники, он вернулся в Якутск за подкреплением. С вновь прибывшими 137 человеками и двадцатью оставленными на месте он сел на суда и поплыл вниз по великой дальневосточной реке. Основав в конце пути острог, Е.П. Хабаров возвратился на очередную зимовку. Два года занимался он приведением в известность здешних территорий и сбором ясака с местных племен.

За короткое время здесь были построены несколько острогов и крепостей, основаны русские деревни, что в конце концов привело к образованию Албазинского воеводства. Здешние земли позволяли заниматься хлебопашеством и могли служить сельскохозяйственной базой для будущего снабжения русского мирного населения и воинского контингента.

Однако маньчжурские войска напали на наши укрепления и после длительного и кровопролитного противостояния вытеснили русских с берегов Амура, навязав России невыгодный ей Нерчинский договор 1689 года, который тем не менее не привел к реальному разграничению территорий, так как маньчжуры, не владея приамурскими землями фактически, ни малейшего представления не имели и о местной географии.

Наша империя, поглощенная борьбой на Западе со Швецией, Польшей, Крымом и Турцией, внутренними смутами после восстания Степана Разина, не имела никаких сил для укрепления своих позиций на далеком восточном фронте. Тем не менее амурский вопрос был в XVII веке предметом лишь российско-китайских взаимоотношений, но не широкой международной политики. Интересы иных держав он никак не затрагивал.

В XIX веке о сквозном судоходстве по Амуру до устья и далее по морю, Охотскому или Японскому, уже не говорили, считали, что Амур теряется в песках, чему находили подтверждение в исследованиях французского мореплавателя Лаперуза, английского Броутона и русского Крузенштерна. Эти капитаны хотели пройти в Амур с моря, но так и не смогли обнаружить судовой проход среди мелей амурского устья ни с севера, ни с юга. Не сумели они найти и пролив между Сахалином и материком. Не нашел судового хода и поручик А.М. Гаврилов, командированный Российско-Американской компанией в 1846 году к загадочному устью.

И как же, в самом деле, можно было тогда оценить стратегическое значение Амура, если он никак не облегчал сообщения России с Камчаткой, Чукоткой, охотским побережьем, Курилами и Алеутами? Если Амур не открывал для нашей страны выход в Тихий океан, то стоило ли рисковать той торговлей, которую Россия вела с Китаем по сухопутному пути через Кяхту, и вообще осложнять отношения с южным соседом? И потому Николай I начертал на рапорте А.М. Гаврилова: "Весьма сожалею. Вопрос об реке Амуре, как о реке бесполезной, оставить" (2)

Между тем геополитическая ситуация изменилась. Если агрессивная белая цивилизация проникала с моря и наносила такой непоправимый урон суверенному Китаю, то нужно ли было ему иметь границу с этими опасными соседями еще и по Амуру, оставаясь открытым возможному проникновению со всех сторон?

Интересно в этой связи сравнить российско-китайские договоры XVII и XIX веков. Да, и Нерчинский договор 1689-го года, и Айгунский 1858 года заключались под силовым нажимом. Какая все же была между ними принципиальная разница? Первый из них был внутренним азиатским, он был заключен между державами Востока, второй решался в обстановке общего сопротивления Западу, когда белая цивилизация угрожала и нам, и Китаю.

Айгунский договор, подтвердивший права России на левобережное Приамурье, и Пекинский договор 1860 года, закрепивший за Россией правобережье Уссури и Приморье от устья Амура до корейской границы, - оба были заключены по причине взаимной заинтересованности сторон в урегу-лировании пограничных споров в обстановке общей обеспокоенности англо-французской агрессией. Для России это - Крымская война и нападение на Петропавловск-Камчатский, для Китая прежде всего опиумные войны. Ни Россия, ни Китай не были заинтересованы в проникновении западных сил на территорию, оставшуюся неразграниченной по Нерчинскому договору 1689 года (3)

"Возникло не безосновательное предположение, что англичане займут устье Амура, - доносил 25 февраля 1849 года Н.Н. Муравьев императору Николаю I. - Каких тогда потре-буется сил и средств от правительства, чтобы Восточная Сибирь не сделалась английскою, когда в устье Амура станет английская крепость, и английские пароходы пойдут по Амуру до Нерчинска и даже до Читы? ... Если бы вместо английской крепости стала в устье Амура русская крепость, равно как и в Петропавловском порте в Камчатке, и между ними ходила флотилия, а для вящей предосторожности чтобы в крепостях этих и на флотилии гарнизоны, экипаж и начальство доставляемы были извнутри России, - то этими небольшими средствами на вечные времена было бы обеспечено для России владение Сибирью и всеми неисчерпаемыми ее богатствами" (4)

Кто будет владеть устьем Амура, тот будет владеть и Сибирью, по крайней мере до Байкала, - из такого принципа исходил Н.Н. Муравьев в своей практической губернаторской деятельности.

Если бы наши нынешние дальневосточные земли не были заняты русскими людьми, то они стали бы английскими, французскими или американскими владениями, что было для Китая несравненно опаснее. Дальневосточная экспансия этих стран вызывала у Китая вполне обоснованные подозрения, так как англичане, французы и американцы бесцеремонно вмешивались во внутренние дела Поднебесной империи, вводили на ее территорию и использовали против китайцев свои войска, ввозили в гигантских количествах опиум, занимаясь систематической наркотизацией населения, а взамен вывозили китайские товары и серебро, обескровливая экономику Китая; вывоз китайских кули в Америку приобрел характер и масштабы работорговли.

Да, были у Китая и России собственные взаимоисключающие интересы в этих краях. И были они в XVII веке определяющими внешнюю политику обоих государств. Причина была в том, что наша империя уже столкнулась с насильственностью германо-романской цивилизации (Gewaltsamkeit - термин Н.Я. Данилевского), с тотальной агрессивностью Запада, а Поднебесная империя еще нет.

Но в XIX веке вышли на первый план общие интересы, ранее неосознаваемые. Это противостояние "общечеловекам", агрессивной цивилизации Запада. И ко времени опиумных войн и Крымской войны это стало с очевидностью ясно как России и Китаю по отдельности, так и обоим вместе, что проявилось в новых акцентах их международных отношений. Подвергнувшись грубому насилию со стороны европейской цивилизации, свои внутриазиатские разногласия эти страны вынуждены были отставить на второй план и искать здесь взаимоприемлемые компромиссы. Взаимная же приемлемость состояла в том, что уж если Китай не смог отстоять от наглого хозяйничанья белых свои приморские и внутренние территории, то не смог бы он удержать фронт и по Амуру, и чтобы не подвергаться всеохватной блокаде со стороны европейской цивилизации (разве что с западного направления Китай был более или менее защищен горными массивами и борющимся Афганистаном), надо было закрыть от белой опасности северный фронт. Русское владение Амуром представляло для него наименьшее зло.

Интересно, что тот же геополитический расклад сохраняется и доныне. "Общечеловеки" подошли еще ближе к мировому господству, и восточный альянс России (союз с миром ислама и с Китаем) стал еще более необходимым условием ее дальнейшего существования (5) Не в меньшей степени союз с Россией необходим и Китаю, и миру ислама. Да, есть у этих трех планетарных центров силы и свои собственные разногласия. Но они носят тактический характер, а вопрос "быть или не быть" вынуждает их идти к сближению и союзу в борьбе против мирового господства Запада, поспешившего уже объявить себя "общечеловеческой" цивилизацией. По одиночке мы не выстоим и не выживем.

Гражданский подвиг Г.И.Невельского и Н.Н.Муравьева-Амурского

Много материалов о русских путешествиях по Амуру изучил молодой офицер-патриот Г.И. Невельской, собираясь в далекое плавание от Петербурга до Петропавловска-Камчатского. Он горел желанием доказать, что такая полноводная река, как Амур, не может теряться в песках и что Сахалин - остров, отделенный от материка проливом. Заручившись поддержкой недавно назначенного генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева, однако не имея прямых разрешений своего непосредственного начальства, на свой страх и риск начал он гидрографические исследования этого белого пятна на географической карте и получил все доказательства своей правоты. В июле 1849 года было совершено открытие, тотчас опрокинувшее все геополитические расчеты как русских, так и иностранных государственных деятелей.

1 августа 1850 года на мысе Куегда на левом берегу Амура Г.И. Невельской поднял русский военно-морской флаг и основал пост Николаевский, будущий город Николаевск. Этот самовольный поступок офицера вызвал бурю недовольства в Особом комитете Санкт-Петербурга, наиболее возмущенные чиновники настаивали на разжаловании в матросы нарушителя инструкций. Однако император Николай I заявил, что там, где поднят русский флаг, он никогда более не должен опускаться.

Было принято решение пост сохранить и, более того, учредить Амурскую экспедицию во главе с капитаном Г.И. Невельским. На шлюпках и собачьих упряжках с базы в устье Амура военные географы изучили огромные площади прилегающих территорий и акваторий, детально описали сахалинский и материковый берег Татарского пролива, бассейны Амгуни и Нижнего Амура. Никаких свидетельств китайского владения при этом не было найдено.

И тем не менее петербургские сановники то и дело создавали труднопреодолимые препятствия благородной деятельности Г.И. Невельского. "Мне предстояло и ныне предстоит одно из двух, - писал офицер-патриот, - или, действуя согласно инструкциям, потерять навсегда для России столь важные края, как Приамурский и Приуссурийский, или же действовать самостоятельно, приноравливаясь к местным обстоятельствам и несогласно с данными мне инструкциями. Я избрал последнее" (6)

В правящих верхах у Г.И. Невельского был только один активный и влиятельный союзник - Н.Н. Муравьев. Его очень беспокоила безопасность наших азиатских владений на далеких пустынных окраинах империи.

Первым из сибирских губернаторов Н.Н. Муравьев совершил тысячеверстный поход по хребтам, тундрам и болотам от Якутска до Охотска по трассе, на которой нигде не было возможности воспользоваться хотя бы самым примитивным гужевым транспортом - только верхом, вьюком, пешком или на лодке по своенравным горным рекам. И на еще более далекую Камчатку первым из высших сановников ступил тоже Н.Н. Муравьев. Имея богатейший военный опыт кавказской кампании, он указал места расположения фортов и батарей в Авачинской бухте, приказал доставить и установить здесь крепостную артиллерию, и, когда англо-французская эскадра напала на Камчатку, она получила здесь столь неожиданный для себя мощный отпор, что понеся тяжелейшие потери, вынуждена была позорно отступить.

Первым из высших сановников Н.Н. Муравьев понял, что если иметь в виду скорое присоединение Приамурья, то необходимо заблаговременно сформировать на передовых рубежах Забайкальское казачье войско, обеспечить его оружием и артиллерией.

А иначе как защитить необустроенную границу протяженностью 3 000 верст? Постами и караулами регулярных войск? Это было бы чрезвычайно дорого и не под силу Российской империи в тогдашней ситуации. Привлечением свободного русского населения? Но не слишком и привлекательна была новоприсоединенная страна, чтобы надеяться на приток новоселов-добровольцев. Вот и пришлось снова обратиться к испытанному в течение многих веков использованию казачьих военно-земледельческих поселений. 21 июня 1851 года императором был утвержден указ об образовании Забайкальского казачьего войска.

Первым из всех генералов во главе гигантского каравана плотов, барж и лодок совершил Н.Н. Муравьев в 1854 году сплав по Амуру и в дальнейшем повторил его еще дважды. Лично руководил он на месте и проведением границы на крайнем юге Приморья, в акватории залива Петра Великого, получившего именно такое название от него лично. И присоединение прибрежных земель вдоль Японского моря, инициатором которого был Г.И. Невельской, санкционировал именно Н.Н. Муравьев.

"Не хотелось бы захватывать лишнего, - писал Н.Н. Муравьев-Амурский своему будущему преемнику М.С. Корсакову с места событий, - но оказывается необходимо: в бухте Посьета есть такая прекрасная гавань, что англичане непременно бы ее захватили при первом разрыве с Китаем" (7)

Без надежного владения этими территориями невозможно было бы защитить и наши природные богатства. Так, в 50-х годах XIX века сотни иностранных судов бесцеремонно добывали китов в нашем Охотском море и котиков на Командорах, зная, что у России нет никаких сил, чтобы защитить свою собственность. Без владения устьем Амура сохранить за собой Камчатку и Охотское море будет невозможно, доказывал Н.Н. Муравьев.

Амур впервые скрепил воедино все русские владения в бассейне Тихого океана, резко повысил обороноспособность империи на восточных рубежах. При тех трудностях военного и хозяйственного обеспечения, которые существовали до присоединения Приамурья, Дальний Восток России не мог бы быть защищен при любом серьезном военном столкновении и был бы потерян для нас так же, как двумя десятилетиями позже была утрачена Русская Америка.

Это доказали и события Крымской войны, в тихоокеанской акватории выразившиеся в нападении англо-французской эскадры на порт Петропавловск-Камчатский. Нападение было героически отбито с большими потерями для врага, но на следующий год, собрав еще большие силы, англичане и французы снова вышли к Петропавловску и наверняка добились бы своих целей, уничтожив главную военно-морскую базу России на Тихом океане, если бы...

Если бы Г.И. Невельской заблаговременно не вывел весь флот в Николаевск, где он был защищен и возведенными в ключевых участках берега укреплениями, и теми самыми отмелями Амурского лимана, которые не позволили ранее пройти в устье Амура ни Лаперузу, ни Броутону, и точно так же не дали возможности их соотечественникам атаковать русские военно-морские силы у Николаевского поста. Да и воинские наши возможности после первого же сплава возросли многократно. Потому что переброшены были за время того же плавания многочисленные солдатские и инженерные соединения, большое количество строительной техники и материалов.

После вывода всего флота и всего населения Петропавловска-Камчатского в Амурский лиман англо-французская эскадра вынуждена была удовлетвориться лишь тем, что сожгла рыбный сарай, завладела брошенным разоруженным судном "Аян" и купеческим кораблем "Ситха" да баркасом с брига "Охотск".

Но и обладание устьем Амура не полностью решало геостратегическую проблему. Большую часть года Амурский лиман оставался в тяжелом ледовом плену. За это время любой вражеский флот мог успеть нанести громадный ущерб нашему хозяйству и обороне на побережье Тихого океана. Необходимо было основывать русскую военно-морскую базу в какой-нибудь незамерзающей гавани. И взоры Г.И Невельского устремились на юг, где на берегах Татарского пролива вплоть до корейской границы, так же как и в Приамурье, не было ничьих государственных владений. "Так как распоряжение правительства о занятии залива Де-Кастри и Кизи... последовало гораздо позже, чем мы их заняли, то мне оставалось занять Императорскую гавань и делать затем другие исследования и занятия берега к югу от этой гавани тоже вне повелений" (8)

Но сначала научное географическое заключение о возможности судоходства от русского Нерчинска до русского Петропавловска-Камчатского требовалось подтвердить реальным освоением этого водного пути. В 1854 году, снова по настоянию Г.И. Невельского и снова при противостоянии петербургского чиновничества, был проведен первый сплав по Амуру; много плотов, барж и речных судов с первым пароходом на Амуре - "Аргунь" - доставили грузы, воинские подкрепления и гражданское население к Николаевску. Летом 1855 года был проведен второй сплав, который снова возглавил сам генерал-губернатор Н.Н. Муравьев. Рубежи империи на крайнем Востоке Азии становились незыблемыми и неуязвимыми. В Николаевск были доставлены тяжелые (почти в 2,5 тонны весом) крепостные орудия для укрепления обороны амурских фортов. Была сильно укреплена береговая оборона новыми батареями в Петропавловске, Аяне, заливах Чихачева на берегу Татарского пролива и Анива на Южном Сахалине, в Императорской Гавани и в устье Амура.

Кроме того, в целях создания единой системы обороны Дальнего Востока были закуплены в США три парохода и построены в России другие суда, а также отправлены из Кронштадта военные корабли, что позволило в конечном итоге создать Тихоокеанскую эскадру с основной базой сначала в Петропавловске, а потом в Николаевске. В 1856 году была учреждена Приморская область с центром в Николаевске. В 1858 году были заложены на Амуре Благовещенск и Хабаровск.

Благодаря личной инициативе Г.И. Невельского не занятый никаким иным государством берег Японского моря от устья Амура до корейской границы был присоединен к Российской империи. В 1860 году состоялось официальное основание поста Владивосток.

"Сии области всякая Европейская держава может отнять у нас без больших трудов и издержек, когда только пожелает оных", - так писал о Русской Америке в 1824 году знаменитый мореплаватель В.М. Головнин; так можно было сказать и обо всех дальневосточных владениях России до присоединения Приамурья. Г.И. Невельской и Н.Н. Муравьев-Амурский лишили "всякую Европейскую державу" таких возможностей. Равно как и всякую державу иных континентов.

Заселение юга Дальнего Востока

Н.Н. Муравьев, еще не Амурский и еще не граф, в бытность генерал-губернатором Восточной Сибири присоединял земли в бассейне Амура и Тихого океана практически на свой страх и риск, против воли петербургских властей. Не встречая никакой поддержки, энтузиаст русской колонизации Приамурья столкнулся с массой проблем. Главное, не было ни денег, ни людей для заселения. Тогда он своей властью освободил ссыльнокаторжан, сделал их вольными и обратил в казачество. Тысячи разбойников и убийц согласились отправиться в неведомое. Только как век без бабы прожить, засомневался привередливый преступный люд. Чтобы дать каждому мужику по жене, генерал-губернатор освободил каторжанок и обвенчал их парами прямо на берегу. Но и тут не все уладилось в душах необычных русских молодоженов. Законным ли является такой брак перед лицом господа, когда венчает генерал, а не священник?

Освободил их от всех сомнений первый епископ всего нынешнего Дальнего Востока отец Иннокентий, встретивший их в месте высадки на Амуре. Он отметил их в церковных книгах как законно венчанных. Согласитесь, поступок высоко гражданственный и патриотичный! Можно ведь было, сославшись на множество формальных нарушений, и самоуправного узурпатора церковной власти осудить? Хотя бы епитимью на него наложить за превышение полномочий. Нет, одна забота, одна душа была и у русского губернатора, и у русского священнослужителя, и у русского преступника, и, добавим, у русского географа-исследователя, так как рассказывает о необычном событии П.А. Кропоткин с явным одобрением (9) И душа эта была душой русского патриота.

В политике закрепления дальневосточных земель царское правительство вначале опиралось на принудительные меры. Это касалось забайкальских казаков и ссыльных сектантов (молокане и духоборы).

В 1854-1862 гг. требовалось прежде всего "застолбить" за собой приграничные земли, что и было решено, во-первых, передислокацией части Забайкальского казачьего войска на берега Амура и Уссури, и во-вторых, переводом в те же края "штрафных" нижних чинов из гарнизонных батальонов внутренней стражи, расквартированных в европейской части страны (10)

"Я не думаю трогать дрянных твоих казачков, - писал Н.Н. Муравьев-Амурский из Благовещенска М.С. Корсакову, - которые всё только пищат, а хлеба не сеют: они только тогда пригодятся в люди, когда мы их наполовину разбавим русскими людьми; везде, и здесь на Амуре, эти штрафные - молодцы... это просто учителя для казаков, даже лодки строить, рыбу ловить и баржи с мели снимать" (11)

В результате на Дальний Восток до 1862 года было передислоцировано 16,4 тысячи человек. Они основали 96 станиц на территории Амурской области и 29 - в Приморье. Заселенность региона позволила сформировать здесь самостоятельное Амурское казачье войско, из которого впоследствии было выделено Уссурийское казачье войско (12)

Амурские казаки, начавшие жить здесь не по своей воле, горько сетовали на свою судьбу. "Какое тут житье, - говорили они, зимой есть нечего, с голоду умирай, а летом от гнуса ни самому, ни скотине деваться некуда. Теперь возьми про хлеб. С весны он всегда растет хорошо: высокий, густой, просто сердце радуется. Глядишь, летом или водой зальет, или дождем сгноит, червем поест, и не соберешь ты почти ничего за свои труды..."

...В начале лета 1863 года ничто не говорило о приближающейся беде. Зрели овощи на огородах, хороший урожай обещали пшеница и ячмень, но в августе на станицы по Уссури обрушились ливневые дожди и началось небывалое наводнение. 16 августа командир тринадцатого линейного батальона Я.В. Дьяченко доносит военному губернатору Приморской области П.В. Казакевичу:

"С 2-го августа и по сие время идет дождь, все хлеба, посеянные не на горах, и все луга затоплены. Все же незатопленные и сжатые, но не убранные, совершенно уничтожены двухнедельным дождем, зерно проросло, а у поваленных разбухло. Убрать хлеб нельзя. Огородные овощи все погибли. Дома с усадьбами в воде. Скот выгнан на высокие места. Эта вода выше воды 1861 года..."

Через некоторое время Я.В. Дьяченко тем же скупым языком рапорта пишет: "Надежды нет никакой на сбор урожая: с низких мест вся мышь собралась к пашням на высокие места и опустошила их. Пшеницу с ячменем пожрала голодная птица, греча же от сырости потекла... На обсеменение и прокормление батальона требуется до осени будущего года 82 тысячи пудов хлеба".

И власти выделяли необходимые средства на прокормление и обсеменение, и только потому наш Дальний Восток и оставался нашим.

Кроме принудительного переселения, власти приняли меры к заселению региона новоселами-добровольцами. Было решено ежегодно направлять из внутренних губерний России по 500 семей крестьян со средней численностью по 7 человек на семью, на что было затрачено за 1859-1861 гг. 300 тысяч рублей (13)

В проекте Правил для переселения в Приамурский край, составленном Н.Н. Муравьевым-Амурским, предлагалось, чтобы крепостные люди, прибывшие в регион, становились свободными сразу, лишь только они ступят на вновь присоединенную землю. Для них отменялась рекрутская очередь по старому месту жительства, а на новом они освобождались от рекрутской повинности на 10 лет, и от всех государственных податей на 20 лет. 26 марта 1861 года, то есть после отмены крепостного права, были приняты Правила, в основном сохраняющие все достоинства муравьевского проекта; кроме того, переселенцам выделялось по 100 десятин земли на семью. Крестьян, воспользовавшихся льготами проекта 1861 года, стали называть впоследствии старожилами-стодесятинниками; после 1900 года, по исчерпании фонда пахотнопригодных земель, отводилось уже по 15 десятин на мужскую душу. Выделялись и ссуды на обзаведение (14)

Вскоре после первой волны заселения самой срочной была признана необходимость прочного утверждения за Россией южных земель Дальнего Востока, и наибольшие льготы стали предоставлять крестьянам, выразившим желание обосноваться в районе верховьев Уссури и на берегах озера Ханка. Генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Корсаков отдал распоряжение выделять им ссуду не по 60 рублей, как прочим, а по 100 рублей (15)

Земли отводились для каждой деревни единым участком, и на этой территории общинное землепользование становилось преобладающим. В нераздельном пользовании находились лесные участки и выгоны для пастьбы скота. Дележа и регулярного передела пахотных угодий, как это было принято в старообжитых районах России, не проводилось за ненадобностью, потому что свободной земли хватало (16)

Меры по освоению Дальнего Востока были приняты экстраординарные, и вот какой была их эффективность: в 1856 году в Приморской области насчитывалось 11 206 человек населения, в 1860 году 34 978 человек (17) С 1861 года по 1901 год в край прибыло 116 616 человек, из них крестьян 82%, казаков около 9%, остальные - неземледельческое население. Обратно возвращалось в те годы не более 2% (18)

Предлагаю реконструкцию событий той эпохи. Записаны свидетельства библиотекарем села Казакевичево, что лежит у подножья Хехцира в устье Амурской протоки, Н.Ф. Милушовой со слов старожилов села. По материалам собственных исторических исследований Наталья Федоровна написала книгу, которую мне довелось редактировать.

Привожу отрывок из этой книги.

...На дальневосточную землю изо всех уголков России переселялись казаки; они составляли потомственные регулярные войска России и несли в основном сторожевую пограничную службу. Имели государственные привилегии: не облагались налогами, составляли самоуправляющиеся "общины вольных казаков".

Царским указом от 29 декабря 1858 года было образовано Амурское казачье войско "для охранения юго-восточной границы и содержания сообщения по рекам Амуру и Уссури". В его состав включались переселенные казаки Забайкальского войска. В Приморской области этим же указом был создан Уссурийский казачий округ, на территории которого вдоль реки Уссури разместился Уссурийский пеший казачий батальон.

Для переселения государство предоставило речной и гужевой транспорт. Переселенцы плыли на огромных рубленых плотах. На них умещались не только срубы домов, но и постройки для домашнего скота. Везли буквально все: домашнюю утварь и скот, лошадей, большие запасы продовольствия.

Вот как описывает заслуженный речник Амура, инженер А. Трошин устройство плотов и организацию сплавов.

...В Читинском краеведческом музее внимание посетителей привлекает одна из старинных фотографий: под хмурым дождливым небом плывет по беспокойной Шилке огромный, длиною свыше 80 метров, бревенчатый плот. На нем стоят изба, несколько телег с задранными в небо оглоблями, копна сена для лошадей и коров, что помещаются на этом же плоту. В центре этого своеобразного речного "корабля" навалены мешки, тюки, бочки, сложен штабель дров. Чуть сзади тянется в небо мачта, а на ней государственный флаг России. Ну чем не корабль? Даже флаг. По нему-то и можно судить, что плот этот не частный, а "казенный", и сплавлялся он либо с солдатами, либо по другой государственной надобности: с новобранцами, мастеровыми для оружейных мастерских.

Старинные снимки с плотами, плывущими по Амуру, есть и в Хабаровском и Благовещенском краеведческих музеях. Большинство первых переселенцев, наши деды и прадеды, прибыли в Приамурье на плотах. На плотах ехали в неведомые амурские места "за землицей" новоселы-переселенцы из центральных областей России. Путь их начинался от Читы, по реке Ингоде, шел по Шилке, а затем по Амуру.

Каков же из себя плот, этот переселенческий корабль? Для вязки плотов лес заблаговременно зимою вывозили и скатывали по Ингоде в 20-30 верстах выше и ниже Читы. Вязка бревен в плоты производилась либо зимой на льду, либо по весне прямо на воде. Обычно переселенческий плот состоял из сорока сосновых бревен, связанных по двадцати в два полуплота. Грузовые плоты изготовлялись из толстых бревен, и тогда плот мог нести груза намного больше.

Управлялся плот двумя огромными бревнами - веслами - впереди и сзади этого плавучего сооружения. Взглянув на такое "весло", сразу понимаешь, какую силушку нужно было иметь плотогонам, чтобы направлять бревенчатый корабль в русло неукротимой реки, чтобы мгновенно развернуть плот на кривуне, не разбить его о скалистый берег. А разбивалось плотов великое множество. Потом, уже в 60-70 годах, на всех трудных участках водного пути по Амуру устанавливались местной администрацией специальные береговые знаки-столбы, которые были занумерованы. Они разделялись на указательные - обращавшие внимание плотогонов, что за столбом на реке затруднительный участок, и на перевальные, обозначавшие места, где нужно сойти с курса и перейти, перевалить за середину реки к другому берегу. Но и такая предусмотрительность не могла предупредить частых аварий с плотами переселенцев. Много их утонуло в те годы в Амуре-батюшке, так и не добравшись до "свободной землицы".

А что же пароходы? Хоть и росла их численность на Амуре, но для переселенческих целей плотам отдавалось предпочтение. Почему? Во-первых, на плотах из Читы до Благовещенска люди плыли 20-25 дней. Если бы переселенцы шли из Забайкалья до Сретенска пешком, а потом пересаживались на ходившие по Шилке пароходы, продолжительность продвижения до Благовещенска увеличилась бы до 2-3 месяцев.

Во-вторых, в конце прошлого века переселенцам плоты выдавались попечительским комитетом бесплатно, чтобы по прибытии в Благовещенск плот был сдан администрации города.

Как свидетельствуют очевидцы, на сплаве и даже на частой гибели плотов некоторые дельцы из администрации Приамурского губернатора, да и купечества, старались нажиться. Семипалатинский купец И. Носков в своей книге "Амурский край в коммерческом, промышленном и хозяйственном отношениях", написанной по свежим впечатлениям в 1863 году, когда автор изучал зарождавшуюся экономику Приамурья, приводит много примеров (не называя, правда, фамилий лихоимцев), когда под видом гибели плотов их груз попросту продавался, принося дельцу баснословные прибыли, так как администрация края возмещала убытки...

Всего забайкальскими казаками было основано 104 станицы с переселением около 11 тысяч человек обоего пола. Места их расположения выбирались офицерами, отвечавшими за расселение. Отводился подходящий участок и вкапывался столб с четко написанным названием. Выбор места не всегда был удачным. Отдельные станицы в половодье заливались водой, другие оказывались у болот, поэтому они часто переносились. Как правило, станицы располагались на расстоянии около десяти километров друг от друга.

Спустя почти два века после В. Пояркова и Е. Хабарова здесь застучали топоры, стали воздвигаться целые улицы домов. Возглавляли сплавы офицеры и топографы. Для казачества были разработаны льготные правила с правом приобретения земли в собственность. Все переселившиеся освобождались от рекрутской повинности на десять наборов и навсегда - от уплаты подушной подати и лишь по истечении двадцатилетнего срока должны были уплачивать поземельную подать.

Со сплавом 1857 года в станицу Усть-Уссурийскую, так называлось поначалу Казакевичево, прибыли первые переселенцы. В станице уже вовсю работала часть 13-го линейного батальона. В ее задачу входило построить в короткие сроки целые улицы домов, административные здания: почту, школу, сделать запасы дров для речного транспорта.

Как вспоминают старожилы, их предки, забайкальские казаки еще на родине тянули жребий, кого куда пошлют: на Амур или на Уссури? В наше село попали семьи среднего достатка.

Всех их ждало в станице выстроенное жилье, скотный двор. Вместе с казаками прибыл станичный атаман. Нужно было в кратчайшие сроки раскорчевать и распахать землю под огороды и успеть ее засадить. Домашние заботы как-то отодвигали в тень тоску по родным местам. Не успели отсажать огороды, как надо было косить сено для домашнего скота и лошадей. Зимой - заготовка дров.

В рапорте чиновника по особым поручениям Бодиско военному губернатору Приморской области от 5 августа 1859 года говорится: "Честь имею представить подробное описание всех станиц и мест, назначенных для поселения казаков по берегам реки Уссури.

...Казакевичева: Станица расположена при самом впадении реки Уссури в протоку реки Амура, на месте бывшей гольдской деревни Турмэ (Фурмэ). Семейств 28, домов 12, батальонный штаб и два магазина.

Место имеет характер гористый, верст 7 выше станицы впадает с правой стороны речка, по левому берегу которой тянутся высокие горы, покрытые прекрасным строевым лесом, сама же станица расположена в густом лесу, несколько вдали от берега встречаются прекрасные дубовые, ореховые и ясеневые деревья.

Грунт земли - чистый чернозем, глубиной в некоторых местах больше аршина.

Качество земли везде, на всем пространстве от Хабаровки до самой речки, впадающей в Уссури, 7 верст выше станицы Казакевичевой, одинаково удобно для хлебопашества и поселений, только требует расчистки.

Чистых мест для пашен на матером берегу нет, везде необходимо расчищать лес, потому и в этой станице пашни находятся на большом острове, лежащем против станицы, где земля не так хороша, но зато представляет чистое, не требующее расчистки пространство, здесь были яровые посевы казаков, около 25 десятин, на них собрано 1400 снопов всего хлеба и очень дурного качества, так что и половина семян не будет возвращена. Луга на том же острове, что и пашни.

Строевой лес в большом изобилии находится вблизи самой станицы, впрочем нет в нем до сих пор надобности, вся станица и казенные дома выстроены из паромов, на которых приходят сверху переселяемые казаки; паромов такое изобилие, что даже продают частным лицам.

Особенных выгод станица не имеет, кроме изобилия драгоценных лесов и географического своего положения при самом устье реки Уссури, куда отправляются в зимнее время многочисленные партии туземцев с нижнего Амура для звериных промыслов".

До 1910 года станица Казакевичева была центром одноименного округа.

Казаки несли военную службу, почтовую повинность и другие государственные обязанности и не имели возможности с "упорством крестьян" заниматься сельским хозяйством; по этой причине значительная их часть в первые годы заселения едва сводила концы с концами.

...О том, как жилось первым переселенцам, мы узнаём от путешественников, посетивших Амур. Вот что пишет С. Максимов ("Кому мать - кому мачеха"):

Заготовленные для переселенцев дома крайне плохи и притом в таком небольшом количестве, что в них принуждены были поместиться на предстоящую зиму по пять-шесть семей. Дома эти или, лучше, деревянные срубы, строены были линейными солдатами, по казенному наряду, на срок и к спеху: стало быть вышли дурны, неблагонадежны. Углы этих изб прилажены на глаз и на авось; пазы вышли неровные и законопачены были ветошью (прошлогодней травой), которая летом высохнет на солнце и превратится в пыль; пыль эту выдуют и унесут в лес крепкие ветры или вымочат в грязь осенние дожди. На многих домах успели настлать один только потолок и то кое-как; на редком из них были сделаны крыши; в редком случае сложены печи, вставлены рамы; в немногих из рам врезаны стекла - дорогой, редкий продукт бесстекольной Сибири. Равным образом, переселенцы получили очень мало железа, да и то, которое им было выдано, оказалось дурного качества. Приготовленное на казенном Петровском заводе, оно было плохо прокатано: топоры и заступы очень скоро расплющивались и становились негодными, редкие сошники годились на какое-нибудь употребление; жалобы на полученное железо и просьбы о замене его новым были повсеместны. Переселенцы готовы были купить железо, но купить было негде. Восточная Сибирь, несмотря на существование двух больших казенных заводов и на избыток и изобилие железных руд, до сих пор так же нуждается крепко в железе, как и в стекле и во всех мануфактурных изделиях. Н.М. Пржевальский, отрывок из книги "Путешествие в Уссурийском крае":

...По всему правому берегу Уссури, от низовьев до впадения Сунгачи, поселены казаки в двадцати восьми станицах, которые расположены на расстоянии 10-25 километров одна от другой. Все станицы выстроены по одному и тому же плану. Они вытянуты вдоль по берегу Уссури, иногда километр длины, и большей частью состоят из одной улицы, по которой то в одну линию, то в две, справа и слева, расположены жилые дома.

Дома имеют обыкновенно одну, редко две комнаты, в которых помещается хозяин - казак со своим семейством. Сзади дворов лежат огороды, но особых хозяйских угодий не имеется, так как казаки держат свой скот постоянно под открытым небом, а хлеб после сбора складывают в скирды на полях. Наружный вид казацких станиц далеко не привлекателен, но еще более незавидно положение их обитателей.

Казаки были переселены сюда в период 1857-1862 годов из Забайкалья, где они выбирались по жребию: волей или неволей должны были бросить свою родину и идти в новый, неведомый для них край. Только богатые, на долю которых выпадал жребий переселения, могли отделаться от этой ссылки, наняв вместо себя охотников, так как подобный наем был дозволен местными властями.

Разумеется, продавать себя в этом случае соглашались только одни бобыли, голь, которые явились нищими и в новый край.

Живут казаки очень плохо. Большая часть из них не имеет куска хлеба насущного, и каждый год с половины зимы до снятия урожая казна должна кормить большую часть населения, чтобы хоть сколько-нибудь спасти его от голода.

Обыкновенно выдают неимущим казакам по 12 килограммов муки в месяц, но так как этого пайка для многих семейств недостаточно, притом он не вдруг выдается всем голодающим, казаки подмешивают к получаемому провианту семена различных сорных трав, а иногда даже глину. Испеченный из этой смеси хлеб имеет цвет засохшей грязи и сильно жжет во рту. Главным подспорьем к этому, но далеко не у всех, служит кирпичный чай, завариваемый с солью, или так называемый бурдук, то есть ржаная мука, разболтанная в теплой воде.

Если нет ни того ни другого, казаки приготавливают из высушенных гнилушек березы и дуба особый напиток, называемый шульта, и пьют в огромном количестве вместо чая.

Рыбную и мясную пищу зимой имеют очень немногие, едва ли двадцатая часть всего населения, остальные же довольствуются шультой и бурдуком, то есть яствами, на которые нельзя без омерзения и взглянуть свежему человеку.

Бледный цвет лица, впалые щеки, выдавшиеся скулы, иногда вывороченные губы, по большей части невысокий рост и общий болезненный вид - характерные черты физиономии этих казаков. Даже дети казаков какие-то вялые, неигривые. Ни разу я не слыхал на Уссури русской песни, которая так звучит на берегах Волги, не запоет ямщик, который нас везет.

Везде встречаешь грязь, голод, нищету, так что невольно болеет сердце при виде всего этого.

...8 декабря 1858 года был утвержден журнал Второго Сибирского комитета, в котором излагались основные правила о свободном казенно-коштном переселении крестьян в Приамурский край, причем для указанных целей ежегодно отпускалось 100 тысяч рублей. Генерал-губернатору Восточной Сибири было разрешено выдавать крестьянам-переселенцам ссуды на покупку скота, земледельческих орудий, не превышавшие 60 рублей на каждую семью.

Эта помощь имела для переселенцев огромное значение. Ведь многие, прибыв на новое место жительства, не имели инвентаря, не хватало крупного рогатого скота, лошадей, хотя прекрасные заливные луга позволяли содержать коров, овец, птицу.

26 марта 1861 года изданы правила для поселения русских и иностранцев в Амурской и Приморских областях. Всем, желающим здесь поселиться, отводились участки казенной земли во временное владение или в полную собственность. А тем, кто хотел бы жить общинами, каждая из которых должна была состоять не менее чем из 15 семейств, выделялись сплошные участки на пространстве не более 100 десятин на каждое семейство.

Кроме русских, на Дальний Восток переселялись подданные Китая и Кореи. В станице Казакевичевой решением казачьей администрации - войскового круга - корейцам под заселение был выделен хутор Свободный, что в семи километрах от станицы. Для расчистки под пашни они получили большой лесной массив. Земель здесь было тогда предостаточно.

В "Подробной ведомости" 1861 года о станицах и прочих селениях Уссурийского пешего батальона Амурского казачьего войска сообщалось:

...Численность населения станицы Казакевичевой возросла: число дворов - 28, число душ - 188, находится батальонное управление и школа для обучения казачьих детей.

1862 год: число дворов - 29, всего душ к 1 января сего года - 378 человек.

1864 год: число дворов - 58, всего число душ к 1 января сего года - 376.

Из этих справок видно, что население здесь прижилось.

...Хорошей иллюстрацией истории уссурийского казачества могут служить воспоминания Георгия Ильича Башурова.

В родной забайкальской станице казачья фамилия Башуровых была самой распространенной. Жизнь шла здесь размеренно и неспешно. Казаки несли службу, уют и порядок в доме обеспечивала супруга Ильи Абросимовича, вечерами с полатей зорко следили за событиями глазки шустрых казачат. Осенью 1856 года сняли с поля и с огорода неплохой урожай, да еще много съестного осталось в амбаре с прошлого сезона. В сарае полно скота: коровы, теленок, кони, свиньи, куры. Зиму пережили неплохо. А весной, не ожидая перемен, Илья Абросимович вновь засеял и засадил землю под новый урожай.

На сходах еще с 1854 года начали поговаривать о переселении на Амур казачьих семей. Добровольцев не было. Никому не хотелось уезжать с обжитых родовых мест. Угнетало предчувствие, что и на твою семью может выпасть жребий переселенца.

И вот этот день настал. Всех вызвали в казачье правление на большой круг. Илья Абросимович надраил сапоги, поправил форму и, щегольнув казачьей выправкой, вышел из дому, напутствуемый хозяйкой: "Ну, с богом!"

Один из приезжих чиновников рассказывал о предстоящем переселении, долго обосновывал необходимость охраны границы на Амуре, разъяснял будущим переселенцам их права. Предложил здесь же тянуть жребий. Нелегко было Илье Абросимовичу. Молодому казаку, едва успевшему обзавестись семьей, совсем не хотелось ехать в другие края. В голове мелькали мысли: откупиться, как делают богатые, но чем? Ведь тогда все нажитое тяжким праведным трудом пойдет с молотка. "Нет уж, если вытяну, - поеду", - решил про себя Илья. Рассудил: руки есть, молодость, здоровье, дети уже помощники. Да и негоже казаку бояться трудностей.

Подошла и очередь Ильи тянуть жребий. И выпало на его долю - переезжать. До дому еле дошел, ноги дрожали. Едва завидев мужа, к калитке выбежала встревоженная супруга. Но не привыкли казачки на людях показывать свою боль. Молча взяла под локоть мужа, уже догадываясь по всему его виду, что случилось что-то непоправимое. Едва переступили порог, как Илья Абросимович объявил, что его семья и семьи братьев попали в число переселенцев.

У Ильи Абросимовича до сих пор стоит в ушах крик супруги: "Нет! Не поеду!" - и громкий, в голос, плач. Жена металась по дому, обнимала, целовала детей, приговаривая: "Да за что же такое лихо, наказание на наши бедные головушки! Что делать? Как вас довезти без болячки! Ведь только начали жить как люди!" И Илья Абросимович понял, что даже в своих причитаниях она всеми мыслями была уже в дороге. Начались расспросы: "Растолкуй мне, кто еще едет с нами, на чем, когда и как едут другие?"

Недолгие сборы. Хотелось с прежней усадьбы захватить все, что нажили за годы совместной жизни.

И вот настал этот день, последний день на родине. На реке стояли добротные плоты. На берегу было людно. Царило смятение в чувствах. То там, то тут слышались причитания, жалобы на горькую участь. Отъезжающие судили-гадали о дальнейшей жизни: "А как там? Ведь земли-то необжитые, безлюдные!" Говаривали еще, что живут там в некоторых местах дикие люди, так называли гольдов, что рыбачат они, охотничают, о хлебе и овощах ничего не знают.

Стоял Илья Абросимович у плота и размышлял, удобно ли будет плыть на нем. Опытные казаки рассказывали, что лучше переселяться на плотах, так как на них можно увезти больше домашнего скарба.

Чиновник на причале подгонял казаков. Погрузкой руководил умело. Чувствовалось, что дело это для него не новое. В его задачу входило сопровождать казачьи семьи вплоть до места поселения на реке Уссури. Вот уже погрузились на плот семьи братьев Ильи. Теперь очередь за ним. На плот, в ограждение заводится домашний скот, который решили взять с собой, - корова и лошадь, - привязываются здесь, потом загружается курятник с курами. И далее домашний скарб: сундуки, короба, емкости со съестным на несколько месяцев, постельные принадлежности, тюки с вещами, одеждой, сено для скота, дрова для костра.

Погрузившись, всей семьей вернулись к дому, чтобы попрощаться с усадьбой, родимой землицей, с друзьями, соседями, многие из которых тоже ждали своей очереди на переселение. Со слезами обошли усадьбу, присели на порожек дома по русскому обычаю, окинули прощальным взглядом родные стены, помолились. В ограде Ильи Абросимович встал у края пахоты на колени, припал лицом к земле, поцеловал ее, родную, в последний раз. В горсть взял рассыпающуюся черную землю и бережно засыпал в кисет.

Остающиеся дома казаки и их семьи искренне переживали за отъезжающих, давали советы, делились самым дорогим - хлебом. Так уж издревле повелось в казачестве: в путь, в поход провожали всей станицей.

И вот последнее мгновение. Под крики: "Ура! Любо! Прощайте!" - отчалили от берега и поплыли. Из-за поворота реки в последний раз взглянули на родную станицу. На миг защемило сердце. Но тут же трудности пути отвлекли от мрачных мыслей. Надо было начинать новую жизнь.

Почти два месяца плыли по реке, причаливали на ночевки. В пути случалось всякое: и сильный, по нескольку суток не прекращавшийся дождь, заливающий напрочь костер на плоту, когда невозможно было приготовить горячую похлебку, уху. И непрерывные атаки гнуса: мошки и комаров. Однажды порывом ветра едва не снесло курятник с курами. Курочек, которые и в дороге, несмотря ни на какие неудобства, продолжали нестись, удалось спасти. Но корова давала молока очень мало. Ей бы, буренушке, на вольные луга, которые стеной стояли вдоль берега. В другой раз плот развернуло волной и сильным течением так, что с него полетело в воду все, что не было закреплено. Казаки, хозяйка и дети хватали, что под руку подворачивалось. Большую часть имущества все же удалось спасти. Плотогоны хорошо знали норов реки, рассчитывали заранее, в каком месте лучше свернуть, где надо держать вдоль берега, где удобно причалить. Изнуряло переселенцев палящее солнце. Во время плавания казаки должны были нести караульную службу, охраняя плот, людей и имущество от всяких неожиданностей.

Но несмотря ни на какие трудности, плот все же причалил в первых числах июля 1857 года к берегу у военного поста Усть-Уссурийского. Тут же один за другим стали прибывать другие плоты.

Еще на подходе казаки пристально всматривались в окрестные места. Одолевала тревога: "Как здесь сложится жизнь?" С реки увидели, что берег почти расчищен от леса. Уже стоят и строятся невдалеке новые дома. Повсюду работают солдаты, возводят станичные административные постройки. Слышен стук топоров, визжание пилы. Илья Абросимович сразу понял, что здесь предстоит хорошо потрудиться. К приезжим подошел поселковый атаман Шереметьев, поприветствовал их, познакомился и распределил на ночлег. Справился, как перенесли переезд, все ли здоровы, всё ли смогли сберечь в нелегкой дороге и в чем необходимом нуждаются. Вопросов друг к другу было много. Собрав всех прибывших, объяснил, что для удобства казаков здесь будут закладываться две улицы, Верхняя и Нижняя, как и на их родине. И сначала пусть заселяют улицу Верхнюю. Шел по улице Илья Абросимович и смотрел с большим интересом, как солдаты уже достраивают казармы, станичное правление, почтово-телеграфное здание, таможню, причал. Атаман все показывал новым жильцам, рассказывал, где и какие постройки будут возводиться в дальнейшем.

Потом повел новоселов вверх по взгорью, вместе с солдатом, которому наказал взять колышков для отметки границ между усадьбами. Башурову досталось неплохое место, пока еще не расчищенное от пней и кустарника. Тут же в достатке лежал неотесанный строевой лес. Атаман указал на него - вот, мол, бери и стройся.

На выделенном участке Башуровы с помощью казаков быстро сколотили времянку - курень. В ней жили несколько месяцев, пока не поставили добротный дом. Строили его из лиственницы. Держался сруб на деревянных шкантах. Строили тогда надежно. До сих пор стоят в селе дома, построенные более 140 лет назад.

Уже почерневшие от времени, исхлестанные дождями и ветрами, они сохраняют доныне свою былую крепость. И что замечательно, в них до сих пор еще живут потомки старых семей. Домашняя обстановка в семье Башуровых, как и в других казачьих семьях, разнообразием не отличалась. На свой вкус хозяева делали крыльцо, просторные сени - холодное помещение, через которое входили в избу. А другой вход вел в холодную кладовую. Дверь из сеней в дом была толстой, и кроме того ее обшивали кожей. Мебель: столы, скамьи, табуретки - казаки мастерили сами. Вещи хранили в сундуках, зачастую обитых железом.

Изба состояла из кухни и горницы. Справа на кухне ставили русскую печь, в которой всегда что-то готовилось, в ней пекли хлеб, варили щи и похлебку, жарили, тушили мясо, кипятили чай. В почтении у казаков был "сливанец", который приготовляли из чая, сметаны и ягоды.

В красном углу на деревянной полочке стояла икона, перед ней лампадка. С полки обычно свисали кружевные занавесочки, обшитые по краям узорной тесьмой.

Старики спали на полатях печи, где сохранялось тепло в самые лютые морозы.

Грудных детей качали в люльках, подвешенных к железному крюку, закрепленному в потолке настолько прочно, что в старых домах они обращают на себя внимание до наших дней. Люльки раскачивались от легкого прикосновения материнской руки, они оказались такими удобными, что сохранялись в обиходе сельчан вплоть до 60-х годов XX века.

Белье хозяйка гладила рубелем, чуть позже появился в обиходе литой чугунный утюг.

С годами Илья Абросимович пристроил к избе горницу. В ней стояли деревянные кровати, сундуки, горки с посудой. Дочерям Анне и Ефросинье купил по сундуку, чтобы они начинали готовить себе приданое, постельное белье.

К свадьбе обязательно надо было приготовить перину, и чтобы она весила не менее пуда, и две подушки. В каждой семье хозяйка заботливо сшивала одеяло из обрезков ткани, и чем ярче были лоскуты, тем привлекательней выглядело одеяло. Простыни шились из домотканного полотна. Кровати заправлялись раз и навсегда заведенным способом. Под одеяло стелилась простынь с подзором. На подзоре был вывязан крючком ромбовидный узор с зубцами. После сна на подушки надевали наволочки с прошвой, украшенной тем же ромбовидным узором. Незамужние, но просватанные девушки вышивали на прошве имя жениха, а женщины - изображения цветов, зверей и птиц.

Стол в горнице всегда накрывался филейной скатертью с кистями. На изготовление такой скатерти, как и лоскутного одеяла, хозяйка тратила целые зимы. Шторы на окнах тоже были результатом ее творчества и делом гордости. А когда Илья Абросимович поднакопил деньжонок и купил дорогой подарок, швейную машинку "Зингер", кропотливый женский труд немного облегчился.

Каждая жительница станицы умела вязать, шить, выбивать на ткани узоры, прясть шерсть. Мастерство передавалось из поколения в поколение.

Никогда не забудется деревенским жителям аромат постели, набитой сеном. От наволочки и матрасов исходил целебный запах скошенных трав. В избе пахло летом. Обычно на сене спали те, кто не имел пуховых или ватных одеял и перин, но и богатые часто пользовались такой набивкой для борьбы с клопами. Жаль, что ныне такой прекрасный обычай канул в Лету.

За трапезу, за обеденный стол садились по старшинству. У главы семейства всегда за столом было красное место. Старшему всегда оказывалось почтение, как хозяину и кормильцу. Сотворив молитву на хлеб и соль, начинали есть из общего чугунка. С годами появилась посуда из фаянса, купленная или вымененная у китайцев. Первая ложка всегда была за хозяином. Лишь затем брали еду остальные домочадцы.

Поначалу изба освещалась лучиной. При ней женщины вечерами готовили ужин, а потом начинали штопать, прясть, вязать. Впоследствии появились лампы на керосине, который не часто можно было купить. За ним ездили в Хабаровск.

С родины Башуровы привезли с собой ручные жернова. Знали, что без них сложно будет хозяйке перемолоть крупы. Дробили в крупу, в муку грубого помола кукурузу, гречиху и просо. В первые годы не часто, разве что к праздничному столу, появлялся в семье Башуровых сахар. Да и то потому лишь, что бережливая хозяйка старалась сохранить кусочек, чтобы дети не чувствовали себя обделенными. Выручал мед, его можно было выменять у пасечников.

В свободные зимние вечера Илья Абросимович охотно подрабатывал, столярничал, вырезал наличники на окна, мастерил табуреты, скамейки.

Дети Башуровых, как и вся многочисленная станичная ребятня, были рады открытию школы. Дети тянулись к учебе, так как знали по примеру родителей, что плохо быть неграмотными. Обучение было бесплатным. Илье Абросимовичу пришлось поднатужиться, собрать деньги на приличную одежку для детей. При этом надо было купить сыновьям коня, сбрую и амуницию, папаху, гимнастерку, сапоги, бурку.

Семья с годами крепла, появился достаток, жили безбедно. Было трудно, много сил требовала служба без выходных и праздников, работа на своем огородном участке и небольшом поле.

С первых же дней заселения пришлось Илье Абросимовичу служить ездовым. Возил почту от станка до станка, пассажиров, ехавших по "казенной надобности", чиновников. Вместе с другими заготавливал И.А. Башуров дрова для пароходов и на продажу.

В первые годы атаман не выводил казаков в поле на учения, выполняя распоряжение губернатора укрепить станицу, наладить ее быт. Чтобы подбодрить казаков, настроить их на службу, атаман Шереметьев часто собирал сходы, где рассказывал обо всем, что происходило в округе, знакомил с задачами, с несением пограничной службы, давал распоряжения по очередности извоза. Бывали и экстренные сборы, когда на мели застревала баржа с продовольствием, ее срочно разгружали, вывозили грузы, опасаясь набегов со стороны Китая. Ходил не раз Илья Абросимович на облаву. В сопках у контрабандистов были свои схроны и тропы, знали о них и казаки, там и устраивали засады.

В зимнее время часто приходилось заниматься отстрелом волков. Серые хищники досаждали станичникам, истребляли скот на окраине, нападали на пешеходов. Каждый казак имел при себе личное оружие - берданку, с которой не расставался ни в поездке, ни в лесу. Она переходила по наследству от отца к сыну.

Каждое лето в станицу приезжали все новые переселенцы. Через год-другой в ней были застроены две улицы. Каждый хозяин строил деревянный тротуар от дома к дому. Улицы были всегда чистыми, дворы ухоженными. Всюду чувствовался хозяйский глаз атамана Шереметьева.

И конечно, вечерами, за ужином, за чаем вспоминали о прежней жизни, о том как плыли, и теперь уже улыбку и смех вызывали все дорожные приключения. Но больше говорилось уже о новой жизни, о завтрашнем дне. Прикидывали, что надо бы приобрести, если будет хотя бы небольшая прибыль, нужно ли еще распахивать землю или лучше остановиться на освоенном участке.

Хозяйка думала о своем: хорошо бы набрать весной черемши и засолить побольше, ведь она очень помогает при цинге, да и сила в ней лесная, полезная. А уж летом деткам надо потрудиться, насобирать грибочков. Солили грибы в бочата каждый сорт по отдельности, а зимой только похрустывали груздочками да боровичками. Да и ягод бы не мешало насушить к чаю, малинки, черемухи, боярышника, яблочек, калины. Это вам и ароматный чай и вкуснейшая начинка для пирогов. Чтобы хорошо, безбедно жить, забот у казачьих семей было много. На семейных советах решали, сколько зерна оставить на семена, сколько перемолоть на муку, чем заплатить за работу мельнику.

Вспоминает Георгий Ильич Башуров:

...Его родители и многие другие привезли из Забайкалья на новую землю семена лука и дынь. И удивлялись каждый год урожаям лука. Земля здесь очень подошла для этого сорта, шел он на продажу и давал хорошие прибыли. И для себя Башуровы связывали на зиму немало косичек луку.

Дыни тоже родились здесь сладкими и ароматными, и ухода особого не требовали. Сажает хозяюшка рассаду капусты и бросит семечко в лунку. И росла дыня рядом с капустой. А осенью радовала детвору. Сорт дыни назывался по-забайкальски "манзовка". Но спроси сейчас у любого местного, и он со вздохом вспомнит, - да, росли они еще до войны. А в войну было не до деликатесов, надо было выращивать как можно больше овощей и зерновых. Так затерялись во времени районированные без ученых селекционеров забайкальские сорта лука, дыни, арбуза в наших краях.

... Не зря прожил на этой земле казак Илья Абросимович Башуров, оставил и добрую о себе память, и своих потомков, и дело рук своих. Уже четвертое поколение славной семьи Башуровых живет нынче в Казакевичеве.

Библиографический список

1. Мелихов Г. В. О северной границе вотчинных владений маньчжурских (цинских) феодалов в период завоевания ими Китая (40 - 80-е годы XVII вв.) // Документы опровергают. М., 1982. С. 18-70.

2. Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. М., 1982. С. 172.

3. Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. М., 1982. С. 13, 40.

4. Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Хабаровск, 1999. С. 206-207.

5. Плешаков С. А. Восточный альянс России как необходимое условие ее внутренней и внешней устойчивости // Проблемы устойчивого развития регионов в XXI веке. Биробиджан, 2002. С. 22-23.

6. Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. Хабаровск, 1969. С. 170.

7. Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Хабаровск, 1999. С. 557-558.

8. Невельской Г. И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. Хабаровск, 1969. С. 232.

9. Кропоткин П. А. Записки революционера. М., 1990. 526 с.

10. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 19.

11. Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский. Хабаровск, 1999. С. 568.

12. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 19.

13. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 21.

14. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 24.

15. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 26.

16. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 103.

17. Алексеев А. И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. М., 1982. С. 138.

18. Аргудяева Ю. В. Старообрядцы на Дальнем Востоке России. М., 2000. С. 26.

Контроль знаний студентов

Вопросы входного контроля:

Когда было присоединено Приамурье к Российской империи?

а) в царствование Алексея;

б) Петра;

в) Николая I.

Вопросы текущего контроля:

В чем заключалась главная хозяйственная проблема России на востоке во все времена и эпохи?

а) нехватка финансов;

б) фрагментарность, нецелостность экономической структуры;

в) пути сообщения, транспорт и связь.

Геополитическая необходимость присоединения Приамурья к Российской империи:

а) нехватка пашенных земель на восточных окраинах;

б) невозможность формирования экономической целостности региона без водной артерии Амура;

в) оборонная необходимость.

Вопросы выходного контроля:

Геополитическая ситуация на тихоокеанских окраинах России в эпоху Крымской войны и опиумных войн; роль Г.И. Невельского и Н.Н. Муравьева-Амурского в присоединении Приамурья.