ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
БОРИС КУЛИКОВ.
СЕРГЕЙ АНТИПОВ — его друг.
НАДЯ ОЛЬХОВЦЕВА.
ЕВГЕНИЙ СТЕПАНОВИЧ ОЛЬХОВЦЕВ.
МИШКА ЗЕВИН.
ВАРВАРА ЗЕВИНА — его мать.
ЕГОР ПЕТРОВИЧ ЗЕВИН.
ВЛАДИМИР ПАВЛОВИЧ МАРЯГИН.
ЛЕРА — его дочь.
ВИКТОР САВЕЛЬЕВИЧ ЛУКАШОВ.
ТАТЬЯНА ВАСИЛЬЕВНА КУЛИКОВА.
ПЯТИЩЕВ — старшина милиции.
ТУРИСТЫ.
ЖЕНЩИНА-ГИД.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Дебаркадер Кардымовской пристани.
Две палубы, лестницы-трапы. В правой стороне нижней палубы как бы в разрезе — небольшая каюта, где жил начальник пристани, над ней, на верхней палубе, — буфет. Из-за дебаркадера выглядывают купола старинной церкви.
Река Вержа здесь, в Кардымовке, делает изгиб, и если стоять лицом к зрителю, то можно видеть перед собой реку и полет чаек над водой.
Протяжно рыкнув, от пристани отвалил катер, речной автобус. На палубе дебаркадера появляется Б о р и с К у л и к о в.
Долговязый, широкоплечий, идет, раскачивая в руке рюкзак. Вязаная белая тенниска, выцветшие спортивные брюки, изрядно разбитые кеды. Борис с улыбкой надежды оглядывается. Положил рюкзак. Стоит, еще ощущая во всем теле гул и вибрацию, переданную катером.
Слева появляется М и ш к а З е в и н, рослый, неуклюжий парень в джинсах со множеством карманов и кармашков, оснащенных яркими клеймами.
Б о р и с. Эй, послушай, кто такой Карлейль?
Мишка пятится от Бориса.
Здесь всегда так безлюдно?
М и ш к а. Бывают и туристы… Иностранцы даже подваливают. А ты чего это меня спрашивал?
Б о р и с. Да на катере двое за спиной разговаривали и все: Карлейль, Карлейль… (Протянул Мишке сигареты.)
М и ш к а (качнул головой). Не.
Б о р и с (закурил). Тебя как зовут?
М и ш к а. Обыкновенно. Мишка.
На верхней палубе дебаркадера появляется Н а д я. Одета в легкое сиреневое платьице, босая, волосы разбросаны по плечам.
Б о р и с. А я — Борис. (Озорно махнул Наде рукой.) Эй! Привет!
Надя взглянула, улыбнулась, уходит.
М и ш к а (мрачно). Ты что, знаком с ней?
Б о р и с. Откуда?
М и ш к а. Тогда и рукой махать нечего. Зачем приехал?
Б о р и с. Да так, погулять.
М и ш к а. Надолго?
Б о р и с. Отпуск. (Прикоснулся к значку на Мишкиной рубашке.) Какой значок?
М и ш к а. Медаль! За спасение утопающих.
Появляется С е р г е й А н т и п о в. Худощавый, с бородкой. Значительность во взгляде, походке, жестах.
Б о р и с (увидел его, бросился к нему). Сережка!
А н т и п о в. Боб!..
Друзья обнялись.
Б о р и с. Смотри-ка, где встретились!.. (Неожиданно подстроил хитрую подножку другу, но сам же удержал его от падения.)
А н т и п о в (шокирован мальчишеством Бориса). Ну-ну… Ты все такой же, Куличок.
Б о р и с. Долго ли умеючи! Серьезный мужик… Или это от бороды? Где ты мотался?! Ведь больше пяти лет…
А н т и п о в (картинно разбросал руки). Мне белый свет стал комнатой уютной…
Б о р и с (Мишке). Учились мы вместе с ним в университете. А потом нас вышвырнули…
М и ш к а. За что вышвырнули?
Б о р и с. Опоздали мы к началу учебного года — на целых три месяца. Задержались на Севере, деньгу зашибали. (Антипову.) Ты учился потом?
А н т и п о в. В Москве. Окончил Плехановский институт.
Б о р и с. И-го-го! А я снова в университете и на том же истфаке, только заочник. Где вкалываешь?
А н т и п о в. Жалкий клерк! А ты?
Б о р и с. На машиностроительном.
М и ш к а. Директором?
Б о р и с. Одного станка. Станочек ничего, работать можно.
М и ш к а. Клерк, а ты мамкин утюг не сожгешь?
А н т и п о в. Забыл. Извини, Боб. (Уходит.)
Б о р и с (Мишке). Где найти начальника пристани Бунеева?
М и ш к а. Бунеева?
Б о р и с. Письмо у меня к нему.
М и ш к а (затаенно улыбнулся). А ну давай письмо. Передам Бунееву. (Выхватил у Бориса конверт.)
Б о р и с. Да я сам… Эй!
М и ш к а помчался в ту сторону, откуда виднеются купола церкви.
Появляется Е в г е н и й С т е п а н о в и ч О л ь х о в ц е в, старик с рыжевато-серой бородкой. Он шаркает черными длинномысыми ботинками. В руке у него нет палки, которая могла бы служить опорой, он забавно балансирует руками, как бы опираясь на воздух.
Б о р и с. Добрый день.
О л ь х о в ц е в. Вы здесь бывали?
Б о р и с. Нет…
Возвращается А н т и п о в.
Я к начальнику пристани приехал, к Бунееву.
О л ь х о в ц е в. Опоздали, молодой человек. Андрей Семенович Бунеев помер.
Б о р и с. Как — помер?! Давно?
О л ь х о в ц е в. Помер Андрей Семенович в среду.
А н т и п о в. Сегодня хоронят.
О л ь х о в ц е в. Видите церковь? Там и кладбище. (Пошел по дебаркадеру, подергал дверь, ведущую в каюту, где жил Бунеев.)
Со стороны церкви появляются В а р в а р а З е в и н а, ее муж Е г о р П е т р о в и ч.
Варвара — красивая, моложавая, лет за сорок, с опечаленным смуглым лицом. Деревенская речь с характерным для здешних мест мягким и протяжным произношением «г».
Зевину лет за пятьдесят. Высокий, грузный, обветренные щеки, решительный и деловитый.
З е в и н. Буфет надо открывать.
А н т и п о в. Вот, к Бунееву мой друг приехал.
В а р в а р а. Родственник или знакомый?
Б о р и с. Думал, познакомлюсь… От чего он умер?
З е в и н. От чего смертная статистика в двадцатом веке? Сердце хватило, в бане.
Б о р и с. Кто-либо из близких у него остался?
З е в и н. Какие там близкие! Одиночкой жил, как камень на берегу. Вон комнатенка у него на дебаркадере была, вроде каюта.
Появляется М и ш к а.
М и ш к а (одному Борису, с тихим смешком). Пристроил я твое письмецо. В гроб, под крышку! Зато по адресу.
Борис молчит.
О л ь х о в ц е в. Варвара Антоновна, ты бы мне дала ключ от комнаты Андрея Семеновича…
Варвара пошарила в кармане, подает Ольховцеву ключ.
(Входит в каюту.) Что поспешила убраться-то?
З е в и н. Так попробуй оставь — тут же разворуют. (Борису.) Я до Антарктиды плавал, а такой пристани, как наша Кардымовка, не-е, такой нигде не встречал! Посмотришь — вроде и никого не было на дебаркадере, а если что плохо лежало, то уж, извините, не лежит. Все едут. Кому надо и кому не надо.
В а р в а р а (Ольховцеву). Вещи Андрея Семеновича я у себя дома сложила. Возьми, Степаныч, ежели что приглянется.
Б о р и с. Где бы здесь пожить немножко?
В а р в а р а. В деревне поищи.
З е в и н. Варя, а если в Бунееву комнату его поместить?
В а р в а р а. Вот еще! Служебное помещение.
З е в и н (поднимается по лестнице-трапу на верхнюю палубу. Борису.) Подымись-ка сюда, подыши далью!
Борис и Антипов вслед за Зевиным поднимаются по трапу. Ольховцев вышел из каюты, присел в сторонке.
М и ш к а (понизив голос). Мам, ты новенького этого гони отсюда. Наглый… Сразу под Надьку начал клинья подбивать… А я ему тут же — финта! Письмецо он Бунееву привез.
В а р в а р а. От кого?
М и ш к а (показывает матери письмо). От Куликовой Т. В.
В а р в а р а. Дай-ка мне эта письмо… (Взяла конверт, взглянула на него.) Вот что… нехай поживет.
М и ш к а. Мам?!
В а р в а р а (настойчиво). Притащи ему бунеевскую постель из дома да раскладушку. И бородатого от нас туда же пересели. Я пойду буфет открывать. (Вошла в буфет, села, уронив голову на буфетную стойку, над которой висит фанерная табличка «Есть пиво».)
М и ш к а уходит.
Входят Н а д я и Л е р а. Наде двадцать четыре года. Знает свою красоту и в общении с мужчинами чуть кокетливо отталкивает от себя глазами. Сейчас она в том же сиреневом платьице и в босоножках. Лере двадцать один год, ее головку венчает жалкий пучок волос неопределенного цвета. Она в кофточке и брюках.
А н т и п о в (спускается с Борисом на нижнюю палубу. В сторону девушек). Взгляни, кадры.
Н а д я (Ольховцеву). Дед, все готово.
О л ь х о в ц е в. Надя, а позови-ка ты к нам на поминки вон того парня, что сегодня приехал.
Н а д я. Зачем, дед?
О л ь х о в ц е в. Все-таки он к Бунееву ехал… (Уходит.)
Н а д я (подошла к Борису). Здравствуйте.
Б о р и с. Здравствуйте.
Н а д я. Меня зовут Надя. А это моя подруга, Лера.
Лера, слегка комикуя, приседает.
А н т и п о в. Мой старый друг, Боб Куликов. Всегда теряется, когда видит хорошеньких девушек.
Н а д я. Хорошенькие девушки исчезли в далеком прошлом вместе с хорошенькими романами. Мой дед дружил с Андреем Семеновичем Бунеевым. Теперь мы дома у себя поминки справляем. Приходите.
Борис молчит.
А н т и п о в. А мне можно?
Н а д я. Приходите и вы.
Б о р и с. Вы живете здесь?
Н а д я. Я всего на несколько дней.
Б о р и с. Вы студентка, аспирантка?
Н а д я. Нет, я стенографистка.
Б о р и с. Речи записываете?
Н а д я. Почему же только речи? Меня приглашают и журналисты и даже писатели.
Б о р и с. И как они — одобряют?
Н а д я. Да. Каждый раз духи мне дарят. Тайком от своих жен. Дома уже целая коллекция, сто флаконов «Всегда с тобой».
Б о р и с. Работенка!.. А если жены догадаются? Да в волосы вам вцепятся?
Н а д я. Профессиональный риск. Так вы придете?
Б о р и с. Никогда я не бывал на поминках… (Смущенно улыбнулся и почему-то подпрыгнул раза два.)
А н т и п о в. Солидный молодой человек, правда?
Н а д я. Ходите на чужие поминки, на свои уже не захочется.
Входит М и ш к а со свернутой постелью в руках.
М и ш к а (проходя мимо Бориса, толкнул его локтем). Топай за мной! (Антипову.) А ты, борода, валяй за своей постелью сам. Перетаскивайся в бунеевскую каюту. (Наде и Лере.) Девочки, мне за столом подготовьте место.
Н а д я. Самое почетное!
М и ш к а. А кто вам рыбы натягал? А? То-то. Без Мишки Зевина вы все тут загнетесь, беспомощные!
Н а д я, Л е р а и А н т и п о в уходят. Мишка и Борис входят в комнату, в которой жил Бунеев.
(Бросает матрац и постельное белье на койку, застилает). Мамка все перестирала, не брезгуй.
Б о р и с. Ты зачем проделал эту штуку с письмом?
М и ш к а. Да ради смеху.
Б о р и с. А если я тебе ради смеху морду набью?
М и ш к а. Ну-ну… Ты где? На моей пристани. Это тебе не город. Понял?
Б о р и с (рассмеялся). Забавный ты мужик!
М и ш к а. Забавный? А ну глянь сюда… Стенка, да? А вот сдвинь-ка эту доску. (Приналег на одну из досок стенной панели, ничем не отличающуюся от остальных, и открылось углубление.) Засунь сюда руку. Видишь? Тайник! (С подозрительностью косится на Бориса, стремясь понять, как тот реагирует на тайник.) Вчера я этот бунеевский тайник обнаружил, когда помогал мамке убирать комнату. А как потом мамка ушла, я и давай шуровать.
Б о р и с. Что же он тут прятал?
М и ш к а (сложил на груди руки с видом превосходства). Так я тебе и сказал!..
Борис осматривает тайник.
Варвара, прочитав письмо, швырнула его на буфетную стойку. Разрыдалась. Поняв, что ее могут услышать, поднялась, бросила монетку в радиолу-автомат, нажала рычажок, пустила музыку. Села на прежнее место. Мы видим, как вздрагивают в рыдании ее плечи.
Б о р и с. Все-таки что же тут было?
М и ш к а. Денег не было, не! Другое всякое.
В каюту вошел З е в и н.
З е в и н. Так-так… Дебаркадер всегда покачивает легонько — зыбь. А если волна, тогда еще заметней…
Б о р и с. Ничего.
З е в и н. Андрей Семенович, считай, боле двадцати лет этак покачивался. Дебаркадер, он такой… с виду он вроде корабль, а никуда не плывет… к берегу прикованный…
М и ш к а. Катер уже из Корабельщиков вертается.
З е в и н (Борису). А у тебя мать… мама есть?
Б о р и с. Есть. В речном порту работает кассиром, билеты продает. Может, и видели когда-нибудь? Татьяна Васильевна…
З е в и н. Может, и видел. (Спохватился.) Ах ты, из Корабельщиков туристы приедут. (Торопливо покидает каюту.)
Б о р и с вырвал из блокнота листок, пишет.
(Зашел в буфет). Катер подходит.
Варвара вскинула на мужа заплаканные глаза, но Зевин стремительно вышел из буфета и ушел к реке.
Варвара, справившись наконец с собой, начинает готовить буфет к приему пассажиров.
Рыкнул, подходя к пристани, катер.
М и ш к а (кричит в большой жестяной рупор). Рыжий! Пиво привез?! Нет?.. Эх… (Поднимается по трапу, переворачивает фанерную табличку над буфетной стойкой — и на обратной стороне обозначается надпись: «Нет пива».)
Б о р и с выходит на палубу, бежит и скрывается. Высыпали на палубу т у р и с т ы, бесшабашные, шумливые, с рюкзаками и гитарой. Поют:
Ватага ребят подхватила песню гитариста. Забросив рюкзаки на спину, т у р и с т ы покидают дебаркадер, уходят по берегу. М и ш к а вышел на палубу, проводил их взглядом блюстителя порядка.
В каюту возвращается Б о р и с, входит и А н т и п о в со свернутой постелью.
Б о р и с. Маме записку отправил. Попросил капитана, передаст ей в порту.
А н т и п о в. Боб, пора на поминки.
Б о р и с. Сережка, ну зачем нам эти поминки?
А н т и п о в (помахивает подобранным с палубы обрывком железной цепи). Там будет один человек… Профессор Марягин.
Б о р и с. Бывший наш декан? Здесь?!
А н т и п о в. Здесь! Отец этой пигалицы, Леры.
Б о р и с. С ним та стенографистка и приехала?
А н т и п о в. Да. А ты знаешь, что именно он настоял на том, чтобы нас выперли из университета?
Б о р и с. Кто бы нас мог пощадить? Опоздали на целых три месяца.
А н т и п о в. Точно знаю, это был только формальный предлог. А истинная причина была другая. Помнишь дискуссию — «Идеал современного человека»?..
Б о р и с. А-а!
А н т и п о в. Какой ор стоял тогда в актовом зале!.. Вылезли мы тогда с тобой, вякали что-то свое, не по шпаргалке… С деканом сцепились. Он нам и ответил — пинком под зад. Теперь у нас отличный случай выдать Марягину.
Б о р и с. Да что ты ему сейчас можешь выдать?
А н т и п о в. Слушай, я тебя не узнаю. Я хочу видеть, как этот демагог Марягин станет бледнеть, сделается жалким.
Б о р и с. Злой ты, Серж.
А н т и п о в. А что, слюни пускать? Наше время, знаешь, слабаков не терпит. Возьми пример с Марягина. Живет без комплексов. Давным-давно все понял. Берет от жизни… Владимир Павлович прибыли-с на собственной «Волге», со стенографисткой. (Взмахнул обрывком цепи.) Превратить бы этот профессорский автомобиль в груду железного лома!
Б о р и с. И сдать.
А н т и п о в. Ты не хохми, Боб, начиняй сердце взрывчаткой.
Б о р и с. Разошелся ты, старик.
А н т и п о в. Да, тут еще… как всегда, серьезное и смешное рядом. Дочурка Марягина… Эта хамса глазеет на меня, как дитя на мороженое.
Б о р и с. Приличная девочка.
А н т и п о в. Интересно бы заняться ею. На радость папаше. Скажешь, нехорошо, да? Вспомни-ка, что ты пережил, когда тебя шуганули из университета.
Б о р и с. Паршиво было, конечно. Правда, в армии все это быстро выветрилось… Десантник!
А н т и п о в. Ринемся, Боб, в атаку?
Б о р и с. Серж, не трогай ты их, ведь потом с ними на одном пляже валяться.
А н т и п о в. Эх, Куличок, ты так и остался птенцом… Есть такие птенцы, знаешь, глазки торчком, озорные, сами подпрыгивают, пищат весело щелкают клювом, ловят мух… Может, еще и настучишь на меня? Марягин отблагодарит.
Б о р и с (встряхнул Антипова, отпустил, смотрит на свои руки). Эх, рядовой Куликов…
А н т и п о в. Ладно, пойдем… Жизнь нас еще рассудит. (Уходит с Борисом.)
Из буфета выходит В а р в а р а. Вынула из кармана зеркальце, подкрасила губы.
Появляется З е в и н. В руках у него ящик с плотничьим инструментом.
З е в и н. Смотрю я сейчас — весь дебаркадер моими руками сделан. От старого ни единой доски не осталось…
В а р в а р а. Егор, этот парень, что сёдни приехал, Андрей Семеновича сын родной. Письмо он привез… (Читает вслух, иногда проборматывая текст.) «Андрей…». Мм… Вот! «Учти, что Борис не знает, к кому он приехал». Тут подчеркнуто слово «к кому»… «Я ему не сказала. Ведь когда ты бросил нас, лишил Борю отца, а себя сына, ты это сделал сам, один. Так и теперь сам думай, рассказать ли ему обо всем. А я, чтоб не тревожить его понапрасну, сказала, что ты мой давний знакомый». (Вновь проборматывает текст. Дальше читает с язвительной усмешкой.) Еще: «Оба мы уже немолоды, Андрей, не пришла ли тебе пора хотя бы к старости вспомнить, что у тебя есть законная жена, которая тебя не забыла…».
З е в и н (после паузы, игнорируя пристрастные интонации Варвары). Выходит, сам-то парень не знал, к кому он едет…
В а р в а р а (спрятала письмо). Мы с тобой на поминки пойдем?
З е в и н. Только ты там, при всех-то, не плачь.
В а р в а р а (сорвалась). Зачем ты меня жалеешь?! Другой бы исколотил меня!..
З е в и н. Чего ж тебя теперь колотить?.. Был у меня в Антарктиде знакомый американец, водитель вездехода, Эдди звали. «Ты, рашен, ол-райт, самый большой мороз терпишь». А я ему, значит, отвечаю: «Дома к морозу привык… Привык я, Эдди»… Кофточка эта к лицу тебе, Варя… все тебе к лицу!
З а т е м н е н и е
Сцена медленно выходит из затемнения, и мы видим старика О л ь х о в ц е в а. Он сидит на скамейке. Плетет лапти для продажи туристам. Со стороны церкви появляется Н а д я.
Н а д я. Церковь я подмела, пыль с икон смахнула.
О л ь х о в ц е в. Сердце что-то тянет…
Н а д я. Говорила я тебе в пятницу на поминках: не пей!
О л ь х о в ц е в. Сколько я выпил? Одну рюмку. А прошло уже три дня. Нет, не потому. Тоска.. Даже лапти плести не хочется. А туристы спрашивают, почему это я лапти не продаю.
Н а д я. Зазнался ты, дед. Схожу накапаю капель.
О л ь х о в ц е в. Еще успеешь, надаешь мне лекарств… Надоест еще…
Н а д я. Дед, сплети мне лапти на платформе, будем на «ты».
О л ь х о в ц е в. Для свадьбы тебе лапти?.. А что, если я ему фотографию покажу? Андрея Семеновича…
Н а д я (не сразу). Покажи.
О л ь х о в ц е в уходит.
Появляется М и ш к а с транзистором, включенным на полную мощность.
М и ш к а (кричит). Привет, Надежда Ильинишна!
Н а д я. Чаек перепугаешь.
М и ш к а (выключает транзистор). Надьк, знаешь, какие у тебя глаза?
Н а д я (буднично). Знаю.
М и ш к а (хочет взять Надю за руку, та не дает). Давай поженимся?.. Я с отцом твоим, с матерью про все договорюсь. Дедов дом в порядок приведу. Иль, хочешь, построимся в Корабельщиках? Там не хуже, чем в городе. Там кино крутят каждый вечер. Там же универмаг, рыбзавод. Давай?
Надя молчит. Слышен крик чаек.
Хорошо, я и на город согласный. Только не тяни! Меня в бассейн зовут работать, инструктором по плаванию. Ревновать по будешь? Там такие купаются русалочки… Если возражаешь, могу наоборот: престарелых учить. Или детей. Жуть детишков люблю! Своих заведем. Четырнадцать штук хочешь? Орден матери-героини отхватишь. А хочешь, я сделаюсь чемпионом мира по плаванию? Включишь телевизор, а там — я. Слушай, слушай, может, ты сама уже на этого Бориса гребнулась? В лес-то к озеру с кем ходила? Думаешь, я не знаю? Я каждый твой шаг знаю.
Н а д я. Миш, а ты с чайками умеешь разговаривать?
М и ш к а. Чего-чего?
От реки появляются Б о р и с, А н т и п о в и Л е р а.
А н т и п о в. Имей в виду, Лерочка: мой друг считает меня безнравственным типом…
Л е р а. Боря, не волнуйся, я напишу о нем фельетон.
Входят М а р я г и н и О л ь х о в ц е в.
Марягин прищурился, глядя на закатное солнце, потер утомленные глаза. Лет сорока пяти, высокого роста, седоватый, но с короткой юношеской стрижкой. В общении со студенческой аудиторией привык к полнозвучной речи, говорит как-то эффектно. Сейчас он раздражен неудачно сложившимся разговором с Ольховцевым.
О л ь х о в ц е в. Библиотеку мы собирали вместе с Андреем Семеновичем… Обещал он вам или нет?
М а р я г и н. Мы этой темы коснулись в день его смерти… Но он был слишком возбужден. Разговор не состоялся.
А н т и п о в. Владимир Павлович, как вам работается?
М а р я г и н. Спасибо, неплохо.
А н т и п о в. Если не секрет, для печати или новую лекцию готовите?
М а р я г и н. Обратились ко мне товарищи из областного отделения Союза художников. Молодой скульптор Евдокия Неврозова сделала скульптуру Матвея Черного, вождя восстания городской бедноты в семнадцатом веке.
М и ш к а. В семнадцатом году?
Н а д я. Веке!
А н т и п о в. Миша, не напрягайся. Пожалуйста, Владимир Павлович.
М а р я г и н. Так вот, наш пращур был смолокуром. Смолил лодки купцам, которые плыли со своими товарами по реке Верже на юг.
М и ш к а. Из варяг в греки?
М а р я г и н. Вокруг скульптуры Матвея Черного разгорелся спор. Дело в том, что скульптор изобразила нашего пращура эдаким мыслителем, почти в роденовском духе. Но ведь он был вождем народного бунта, удальцом, держал в руках меч!
Б о р и с. Извините, я тоже видел эту скульптуру. По-моему, верное изображение. Матвей Черный был мастеровой, смолокур. Кроме того, для своей среды на редкость грамотный человек. Вы читали воззвания к жителям Привольска, которые он писал собственной рукой? Я откопал недавно В архиве… Его восприятие мироздания резко отличалось от канонического. И, судя по всему, своей программой он взял первоначальное христианство. Он скорей был бунтарем духа, чем силы.
М а р я г и н. Простите, Боря, вы ведь, кажется, заочник истфака? Так вот, каждое историческое явление учитесь увязывать с текущим моментом…
А н т и п о в (нетерпеливо). Хотите, я предскажу финал спора вокруг скульптуры? Владимир Павлович обрушится на бедную художницу. Точно так же, как обрушился четыре года тому назад на двух молоденьких студентов.
Б о р и с. Сергей… Завелся?
М а р я г и н. Сережа, вы извращенно понимаете то, что случилось с вами в университете… Даже если бы вы были моими детьми, я не смог бы поступить иначе.
М и ш к а. И на что тебе образование давали, а?! Ревизионисты!
О л ь х о в ц е в (Мишке). Слышь, паря?.. Этак ежедень будешь гаркать — чего доброго, пуп надсадишь.
М и ш к а. Молчи уж, Евгений Степанович. Расплодились, паразиты!.. (Уходит.)
Н а д я. Боря, вы не жалеете, что мы ходили к озеру?
Б о р и с. Теперь мы будем ходить туда каждый день.
М а р я г и н. Надюша, у нас еще много работы, и вряд ли у вас будет столько свободного времени.
Л е р а. Папочка, если бы ты хоть раз там побывал… (Ольховцеву.) Евгений Степанович, я все хочу вас спросить: почему вы иной раз говорите на каком-то дремучем языке?
О л ь х о в ц е в. Легче вписываюсь в обстановку: экзотический старик, хранитель музея, древней церкви… Реклама! Иностранцы меня весьма охотно фотографируют.
Л е р а. А чем вы в своей жизни занимались?
О л ь х о в ц е в. Ваш покорный слуга в тридцать лет управлял губернским коммерческим банком… Работал я и после революции, до самой пенсии. Тоже в банке. Да ведь что ж такое наши банки! Из одного кармана в другой деньги перекладываются, скучные операции. А я-то помню игру страстей, банкротства…
Л е р а. А здесь, в Кардымовке, чем жили?
О л ь х о в ц е в. Барышня, я неподходящий для вашей газеты герой. Книги собирал вместе с покойным Бунеевым. Андрей Семенович не мог их хранить у себя на дебаркадере. Каюточка маленькая. Все ко мне да ко мне в дом… Необыкновенный был человек, необыкновенный…
М а р я г и н. Да-да, чувствовал я — в здешнем начальнике пристани было что-то большое, что-то из другой жизни.
А н т и п о в. Мне он, наоборот, даже показался каким-то неудачником.
О л ь х о в ц е в. Это был талантливейший инженер! Вскоре после войны он создал проект моста через Вержу. Гениальный по замыслу, по новизне.
Б о р и с. Проект моста?..
О л ь х о в ц е в. Да, но годы были определенные… Автора обвинили и в техническом авантюризме и в прочих грехах… Статья появилась в газете — истерическая, оскорбительная… А теперь пожалуйста — строят мост, и по тем же идеям, за которые когда-то крыли Бунеева.
Б о р и с. Что же он, не защищался?
О л ь х о в ц е в. Андрей Семенович, конечно, боролся сколько мог со своими оппонентами. А потом — хлопнул дверью… Как никто, он был полон достоинства. Переехал из города сюда, в Кардымовку. Остался один, но не изменил себе. Так мог поступить только сильный человек.
А н т и п о в. Сильный — так дрался бы!
О л ь х о в ц е в. Драться? А что в том цены? Больше ли, чем в покое, который обрел он тут, в глуши?
Б о р и с. Сколько ему было тогда лет?
О л ь х о в ц е в. Тридцать два.
М а р я г и н. Рановато для покоя.
О л ь х о в ц е в. Тем серьезней он наказал людей, которые его не поняли. Если вы не отличаете таланта, не считаете, что он нужен… ходи́те по старым мостам, пережевывайте старые истины… Мы сошлись с ним в главном принципе: подальше от людей.
А н т и п о в. Позвольте, на Западе это сплошь да рядом…
М а р я г и н. Сережа, там социальная почва разобщает.
О л ь х о в ц е в. Социальной почвой всего не объяснишь… Испокон веков люди уходили от суеты жизни. Две с половиной тысячи лет назад один восточный принц ушел из своего дворца, стал проповедником и назвался Буддой… Или — отец Сергий. Помните, у Толстого?.. Отец Сергий на современной западной почве… кхе… кхе… не маялся. Человек, заглушивший в себе инстинкт стадности, становится выше толпы.
А н т и п о в (иронизируя). Евгений Степанович, при чем тут стадность?.. Наш родной, здоровый коллектив — толпа?..
О л ь х о в ц е в. Андрей Семенович не был в полном смысле слова нелюдим. В дружбе он был необычайно щедр. Посмотрите, Борис, — его фотография… Хочу в Привольск отвезти, сделать отпечаток на фарфоре для могильного камня. (Отдал фото Борису.) Вы сразу увидите — недюжинная личность…
Надя переглянулась с Ольховцевым понимающе, тот кивнул.
Б о р и с (разглядывает фотографию, проникаясь волнением и интересом к человеку, фотографию которого он держит в руке). Лицо волевое…
Фотография Бунеева переходит из рук в руки.
Л е р а (шепчет Антипову). Вылитый Борис Куликов…
А н т и п о в (тихо). Как же я раньше этого сходства не заметил?
Борис (еще раз взглянул на фотографию, прежде чем вернуть ее Ольховцеву; закурил). Забавно…
Входит В а р в а р а.
В а р в а р а. Евгений Степанович, там, коло церкви, иностранцы толкутся. Итальянские, слыхать… Из Корабельщиков на машине прибыли, с гидом. (Направляется в свой буфет.)
О л ь х о в ц е в. Иду, Варенька. (Уходит.)
Л е р а. Сергей, погуляем по берегу?
А н т и п о в. Можно и по берегу. (Уходит с Лерой.)
М а р я г и н задержался, исподволь наблюдая за Борисом и Надей. Поняв, что мешает им, торопливо уходит.
Б о р и с. Нет ли у вас или у вашего деда фотографии Сент-Экзюпери? Может быть, я похож на него еще больше?
Н а д я. Может быть.
Б о р и с (после паузы). С кем еще он тут дружил, Бунеев?
Н а д я Еще? (Замялась.)
Б о р и с. Вы не хотите говорить? Почему?
Н а д я (неохотно). Это, возможно, только дед да я и замечали. Дружил он с Варварой Антоновной Зевиной.
Б о р и с. Близко дружил?
Н а д я. Много лет. Боря, пойдемте, я вас покормлю. Пирогами с рыбой…
Б о р и с идет на дебаркадер — в буфет, где за стойкой сидит Варвара. Н а д я уходит.
Б о р и с. Скажите, где та баня?
В а р в а р а. Какая баня?
Б о р и с. Та, где умер Бунеев.
В а р в а р а. Во-он там, в нашем огороде, на бугорке… Любил он баниться. Зимой, бывало, прямо с пару в снег, в сугроб, а потом снова пару поддаст… (Вернулась в помещение буфета. Бросила монету в радиолу, пустила музыку.)
С той стороны, где виднеется церковь, появляется мать Бориса Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а К у л и к о в а. Ей лет под пятьдесят, одета она в черное платье. Заплаканные глаза.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (еще издали увидела сына, окликнула). Боря!
Б о р и с. Мама… (Спускается вниз.)
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Записку твою получила… Приехала на «кукушке». Знаешь, по узкоколейке леспромхозовской поезд ходит? Маленький такой паровозик… (Сдерживает слезы.)
Б о р и с (прикоснулся к материнской щеке). Выпачкалась ты в земле.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Могила еще свежая… (Разрыдалась.)
Борис обнял мать.
Так ты с отцом и не повидался…
Б о р и с. Мы очень похожи… Мне показали его фотографию.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Кто показал?
Б о р и с. Его друзья, Ольховцевы. Хочешь, познакомлю тебя с ними?
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Нет-нет! Эта Кардымовка мне вся ненавистна… эта проклятая пристань!..
Б о р и с (мягко, со скрытой болью). Мама, почему ты мне не сказала? Об отце. Столько лет…
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Прости меня. Я боялась…
Б о р и с. Чего, мама?
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Боялась остаться одна. Он мог бы оторвать тебя… от меня оторвать…
Б о р и с. Мама, да разве я ушел бы от тебя?
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. А с кем ты был бы душой — со мной или с ним?..
Б о р и с. Все-таки… он отец…
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Ну и что — отец! Он-то к тебе не рвался. Не зря я и фамилию тебе дала свою и отчество по имени деда, моего отца. Меня он не любил… Здесь он нашел себе утешение! Буфетчица…
Б о р и с. Мама, она страдает, плачет.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Потаскухи тоже имеют слезы про запас. Муж-то при ней. Муж! Ты уверен, что твой отец сам умер?! Мы еще дознаемся. Меня сам областной прокурор просит в летний период оставить для кого-нибудь билет. Я ему прямо в прокуратуру позвоню.
Б о р и с. Успокойся, мама…
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (сквозь слезы). В конце концов, даже товарищ Стромов меня знает, председатель горсовета! Я с ним в одной школе училась. Редко к нему обращаюсь, а сейчас…
Б о р и с. Мама… ты… хорошо понимала, что́ тогда происходило с отцом?
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. А что понимать? Я тебе не зря говорила в детстве, что твой отец из-за проклятого моста погиб. Сначала переживания с этим проектом, то, се. Уедем куда, что ли? Ну, уедет — приедет, мне-то зачем с малым ребенком разрываться туда-сюда. Одни только нервы были у нас с ним. Тоже и поплачешь, и покричишь. Из-за него ведь и расстраивалась… Забился в Кардымовку. А тут эта… женщина… Здоровущая, об тротуар не расшибешь. Чего тут не понять? Обыкновенно… (Оборвала свою речь: увидела Антипова и Леру, идущих от реки.)
А н т и п о в. Здравствуйте, Татьяна Васильевна.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Сережа?.. Мне Боря написал, что с тобой встретился…
А н т и п о в. Живем в одной комнате.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. В той самой комнате, где жил его отец.
А н т и п о в. Примите мое сочувствие. До свидания, Татьяна Васильевна. (Удаляется вместе с Лерой.)
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (с бравадой). А теперь хотя бы и жив был, хотя бы просился обратно — нет уж, не надо, как жила одна, так и буду одна! (Разрыдалась.)
Б о р и с. Мамочка… успокойся…
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Ах неприкаянный…
Б о р и с. Мама, я поеду с тобой, домой поеду.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (вытирает слезы, независимо). И что это ты? Успокаивать еще меня!.. У тебя отпуск — отдыхай. Катер подходит… (Поспешно целует сына, направляется к дебаркадеру, Борис за ней. Оглянулась на дверь буфета, прощально махнула Борису рукой.)
Катер рыкнул, ушел. Борис стоит на дебаркадере.
С верхней палубы деловито спускается З е в и н.
З е в и н. Смотрю я, смотрю на воду, а картина в глазах совсем другая… Если тракторным поездом идти, вездеходом, от Мирного, через ледяное плато… Бураны в Антарктиде не похожи на наши, не-е… Возьмут меня туда еще раз?.. Силы во мне на троих, а года… года!.. Когда мужику за пятьдесят и специальность но самая, сказать, научная… (Сразу, почти без перехода.) Мать приезжала?
Б о р и с. Приезжала.
З е в и н. Здесь и отпуск после навигации дают…. А зачем плотнику на такой пристани отпуск? Дают — закон. Вот навигация кончится… зима… капусту будем квасить. Дров надо запасти. Сушняка нынче навалом в лесу. Опять же ребры дебаркадеру менять надо в подводной части. Это уж на будущий год. Зимой, стало быть, бревна заготовлю… (Так же без перехода.) Теперь знаешь, к кому ты сюда ехал? Мать сказала?
Б о р и с. Сказала.
З е в и н. Дважды уезжал я отсюда. Экспедиция-то долгая. Задумаюсь, бывало, Когда вздохнуть можно. Уж чего-чего в Кардымовке моей происходит!.. Все перевернулось. Вода вспять потекла. Вертаюсь домой — не, одно и то же. И река и жена. Как было, так и не сдвинулось. Ты пингвинов в зоопарке видал? Ну так вот. Река Вержа совсем не то, что шестой материк!.. (Уходит.)
Темнеет. По берегу в высоких резиновых сапогах шагает М и ш к а.
М и ш к а. Во, сегодня всей бригадой хороший улов взяли… Премиальные обеспечены!
Б о р и с. Мишка, а что там, в бунеевской каюте, было?
М и ш к а. Иди-ка, табань правым.
Б о р и с. Слушай… Мне это нужно.
М и ш к а. Теперя оно государственный секрет.
Б о р и с. Он отец мой был, Бунеев.
М и ш к а. Ты не колотись. Наследство он тебе не оставил. Кому нужно, и без тебя разберутся. Дай дорогу!
Борис отступил.
Дай дорогу!..
Борис еще раз отступил.
(Измывается, полагая, что Борис трусит.) Дай дорогу…
Б о р и с (ловким броском швырнул Мишку на землю, придавил). Что из тайника достал? Куда спрятал?
М и ш к а (хрипит). Пусти…
Б о р и с. Лежи тихо… Говори: что в тайнике было?
М и ш к а. Чертежи.
Б о р и с. Где они, чертежи?
М и ш к а. Отвез я их.
Б о р и с. Куда отвез?
М и ш к а. В город. Им.
Б о р и с. Кому?
М и ш к а. Которые шпионов ловят.
Б о р и с. Это почему же им?
М и ш к а. А почему он чертежи прятал?.. А? Спер? Кто так делает?..
Б о р и с. Эх ты!..
М и ш к а. Там не приняли… направили…
Б о р и с. Куда? Вывеску хоть запомнил?
М и ш к а. Запомнил… это институт… Улица Бетховена, дом восемь.
Появляется Н а д я. Мишка вскакивает.
Б о р и с. Шпиона он нашел! Фильмов ты насмотрелся, парень…
М и ш к а (тихо, с ненавистью). Мотай отсюда. Ты здесь не отдохнешь, а последнее здоровье потеряешь. (Уходит.)
Н а д я (подошла ближе). Борис… уехали бы вы, правда… Еще дня три — и я тоже домой, в город. Уезжайте, Боря…
Б о р и с. Отсюда, из Кардымовки?.. Как он тут жил?.. На дебаркадере… один! Вержа перед ним… Двадцать лет… Самое худшее место, в котором мы можем находиться, — это быть в самом себе. Француз Монтень сказал эти слова три столетия назад…
Н а д я. Сердитый он был очень, Андрей Семенович.
Б о р и с. Я никогда не бывал в деревенской бане. Пойду посмотрю, как там…
Н а д я (понимающе). Иди. Я тебя подожду.
Входят А н т и п о в и Л е р а.
А н т и п о в. Мать уехала? Слушай Боб, говорят, сохранились какие-то чертежи.
Б о р и с. Я знаю.
Л е р а (как бы извиняясь). Боря, я подрабатываю в нашей областной газете. Брала интервью недавно… Боря, мне давал интервью инженер, который строит новый мост через Вержу. (Вспоминает.) Фамилия такая простая… Толстяк, с одышкой… Он говорил, что у него с Бунеевым был какой-то конфликт.
А н т и п о в. Ведь как бывает: повыдергивал из старых чертежей все лучшее, подправил — и уже строит. Вот тебе и весь конфликт.
Л е р а. Сергей, ты же его не знаешь… и так плохо о человеке!
А н т и п о в. Я не о человеке, я о человечестве, Лерочка. Боб, все-таки попробуй в этом разобраться. Дерзай, старик! Если же доведется спорить… не забывай: у тебя всегда в запасе веский аргумент — тренированные кулаки десантника. (Серьезно, даже чуть с нажимом.) Время спросит потом не с кого-нибудь, а с нас: что вы сделали, чтобы пыль равнодушия не покрывала планету? Подумай, кто это сделает за нас? Кто, если не мы?!
З а т е м н е н и е
Прошла неделя. Там же. Часы предвечерья.
Входят Н а д я и М а р я г и н. Надя несет книги Марягина и свою тетрадь для стенографирования. На скамейке, возле кольев с лаптями, развешанными для продажи туристам, дремлет О л ь х о в ц е в.
Н а д я. Не бойтесь вы свежего воздуха!
М а р я г и н (с намеком). Вам-то здесь лучше: дебаркадер весь виден.
Н а д я. При чем тут дебаркадер?! Просто на воздухе работа быстрей пойдет.
М а р я г и н. Если уж не идет, так не идет… Эта скульптура Матвея Черного далеко не мелочь, Надюша… Вы читали мою книгу о привольском восстании семнадцатого века? Вышла нынче весной.
Н а д я. Простите, не читала.
М а р я г и н. Я убежден, моя концепция… гм… о привольском восстании и Матвее Черном — единственно верная концепция. А споры вокруг скульптуры — просто мышиная возня. Почему же так трудно мне сегодня собраться с мыслями?
Н а д я. Чем вам помочь?
М а р я г и н. Вы? Могли бы… Вы всё, всё могли бы…
Н а д я. Буду стараться, Владимир Павлович. Давайте здесь. Дед нам не помешает.
О л ь х о в ц е в. Все-таки неудобно: вроде бы посторонний предмет. (Встает.)
М а р я г и н (отвел старика в сторону). Дорогой Евгений Степанович, имейте в виду: ваша библиотека для меня бесценна. Я готов дать за нее любые деньги. Неужели ж не проснется ваша коммерческая жилка?..
О л ь х о в ц е в. Если б можно было посоветоваться с Андреем Семеновичем… (Уходит.)
М а р я г и н (вслед). Все-таки я не теряю надежды.
Н а д я. Сегодня в шестнадцать тридцать был катер?
М а р я г и н. Был, кажется. (Саркастически.) Впрочем, нет, в бурных волнах Вержи произошло кораблекрушение. Пассажиров подобрало океанское судно, и только прекраснейший из них, Борис Куликов…
Н а д я (сухо). Я готова, Владимир Павлович.
М а р я г и н. Последние фразы… прочтите, пожалуйста…
Н а д я. «Мне думается, обращение к материалу истории не должно связывать фантазию художника». Точка. «И все же…»
М а р я г и н. Та-ак… (Диктует.) «И все же те крупицы сведений относительно Матвея Черного, которыми располагает историческая наука о нашем крае, вряд ли дают художнику право трактовать…». (Поморщился.) Боже мой, какой суконный пошел слог… «право», «трактовать»…
Н а д я (привычно). «Право трактовать…»
М а р я г и н. Зачеркните все это. (Диктует.) «Современный взгляд художника на исторический материал предполагает прежде всего…»
Н а д я. Простите, вы заторопились. Повторите.
М а р я г и н. «Современный взгляд художника на исторический материал предполагает прежде всего объективную зоркость по отношению к главному, определяющему в данном отрезке истории. «Сотри случайные черты», — сказал поэт…». Нет, не идет. Жвачка. Солома какая-то. Вот вы скажете свое «повторите» — и все мысли сразу куда-то вылетают.
Н а д я. Обычное профессиональное выражение — «повторите».
М а р я г и н. Я не сплю уже несколько ночей.
Н а д я. Владимир Павлович, вы будете диктовать?
М а р я г и н. Хорошо, считайте, что я диктую.
Н а д я (иронически). Буду считать. Время стенографистки оплачивается.
М а р я г и н. Сегодня ночью я смотрел на себя вашими глазами…
Н а д я. Это не записывать?
М а р я г и н. …молодыми, беспощадными глазами…
Н а д я. Владимир Павлович, не надо.
М а р я г и н. Вы так спокойны…
Н а д я. Закалка, Владимир Павлович. Извините, профессиональная закалка. Мне примерно раз в месяц кто-нибудь обязательно объясняется в любви.
М а р я г и н. «Кто-нибудь»!
Н а д я. Вот я прихожу к вам домой и к другим. Сидишь, работаешь наедине. Скажешь раз-другой «повторите», а дядечка вдруг на колени бац! Или прямо целоваться лезет. Опасная профессия. Стюардессы, официантки, стенографистки — это в представлении некоторых легкая добыча. Лишь бы купить наше расположение, побольше дать на чай…
М а р я г и н (про себя). Безумец… Барабан с квасом…
Н а д я. Продолжим диктовку?
М а р я г и н. Нет. (Увидел, что Надя нахмурилась.) Но вы-то что нахохлились?
Н а д я. И не думала, Владимир Павлович.
М а р я г и н (желая восстановить духовный контакт). Помните, вы как-то похвалились, что у деда в сундуках сохранились старинные деревенские наряды? Показали бы мне… Я ведь свои исторические очерки всегда немножко беллетризирую. Очень хочется увидеть эти платья не в музее, а на живой прелестной женщине…
Н а д я. Владимир Павлович, я не манекенщица, я стенографистка.
Слышен шум причаливающего катера.
Я свободна? (Взбегает на дебаркадер, кричит, подражая Мишке, в жестяной рупор.) Рыжий! Пиво привез?!
На дебаркадере появляется Б о р и с К у л и к о в с тремя большими картонными папками в руках.
Б о р и с (очень устал, недоволен собой, мрачен). Привет. (Вошел в каюту, положил папки на свою койку. На другой лежит Антипов.)
Н а д я (в каюте). Это что у тебя?
Б о р и с. Большие картонные папки.
Н а д я. А что в них?
Борис не отвечает.
А н т и п о в (встает с раскладушки). И на челе его высоком отражалось… душевное смятение.
Б о р и с (резко). Откуда смятение?!
А н т и п о в. Отдых, называется… Умчался в город, пропадал там целых три дня… Надя соскучилась.
Б о р и с (Марягину). Владимир Павлович, что же вы — Надя скучала.
Н а д я. Владимир Павлович! Хотите, сейчас буду вам платья показывать? (Выходя из каюты, оглянулась на Бориса.) Спешите на демонстрацию старинных женских нарядов, вход бесплатный — для всех!
О л ь х о в ц е в (появляется). Ох, шальная девка…
А н т и п о в. Так чем же ты занимался в городе?
Б о р и с. Пойду посижу со стариком Ольховцевым… Ей-богу, в его равнодушии к окружающим есть что-то джентльменское!
А н т и п о в. Иди.
Б о р и с. Нет-нет, и ты со мной.
А н т и п о в. А-а! Боишься оставить меня наедине с этими папками?
Б о р и с. Смекалистый мужик. Вытряхивайся, я запру дверь на замок. (Выпроводив Антипова, выходит сам, запирает дверь.)
А н т и п о в. Ты меня интригуешь, Куличок.
Появляются т у р и с т ы, молодые ребята и девушки.
Т у р и с т к а (выбирает лапти). Ой!.. Сколько за эту пару?
О л ь х о в ц е в. Сколь не жалко. Забирай, шлепай по асфальту.
Т у р и с т. Да у нас — ни копейки, дедушка! Вот где здесь можно переночевать?
О л ь х о в ц е в (указывает). Эвон забор с калиткой, хозяева бескручинные, ночлег за деньги, а домовой даром.
Т у р и с т. Спасибо. (Своим спутникам.) Колоритнейший деревенский дед!
М а р я г и н. Monsieur Olkhovtsev, vous vendre vos souvenirs très bon marché, n’est-ce pas? Mais ce sont, comme on dit, articles d’artistiques.
О л ь х о в ц е в. Si je les vends plus cher, monsieur Marjaginne, j’aurai moins de clients, et ma firme sera ruiné.
Т у р и с т (хохочет). Вив ля Франс!
Н а д я вбегает в старинном русском женском наряде, на ногах сапожки с невысоким каблуком, кокошник на голове. Вслед за ней вышли Л е р а и В а р в а р а.
Л е р а. Смотрите, смотрите, жалкие брючки — и эта роскошь!
Н а д я (подражая деду). Бабьи платья те же мешки, рукава завяжи да что хоть положи. Верно, дед? Балалайка твоя не пригодится?
О л ь х о в ц е в взял балалайку. Ударил, пробуя, по струнам, Надя прохаживается в своем наряде.
Появился М и ш к а.
Вот, профессор истории, какие они были когда-то, бабы в роду Ольховцевых!..
М и ш к а. Вековая отсталость… Евгений Степанович, кто ж теперь на этой трынкалке играет? У вас же магнитофон есть! (Наде.) Вырядилась!
Н а д я. Мише не нравится, что я вырядилась! А ну, вдарь, Степаныч!
Ольховцев тронул струны балалайки.
(Поет, идя по кругу.)
Марягин хлопает в ладоши, Антипов, Лера, Варвара и туристы поддерживают его.
М и ш к а. Хор Пятницкого.
Н а д я. Дед, давай в два голоса.
О л ь х о в ц е в (вторит ей глуховатым баском, перебирая струны балалайки).
Н а д я (идя по кругу, пританцовывает).
М и ш к а (не выдержал). Хороший концерт, да не те зрители. (Уходит.)
Н а д я. Владимир Павлович, я вам понравилась?
М а р я г и н. Очень.
В а р в а р а (туристам). Пойдемте, я вас на ночлег устрою. (Уходит с туристами.)
Б о р и с отпирает свою комнату, входит в нее, А н т и п о в увязался за ним.
Н а д я (потопталась в нерешительности и бегом устремилась на дебаркадер, поддерживая широкие юбки; ворвалась в каюту). Артистка пришла за аплодисментами на дом! Для удобства публики.
А н т и п о в. Публика не в духе. Боб, что же ты все-таки притащил в этих папках? Можно развязать тесемки?
Борис не отвечает. Антипов раскрывает одну из папок.
Л е р а (на скамейке собирает книги Марягина). Папа, ты устал?
М а р я г и н. Очень. (Уходит.)
Удаляется и О л ь х о в ц е в.
А н т и п о в. Чертежи?..
Б о р и с. Это проект моста через реку Вержу в нашем Привольске. Автор проекта — инженер Бунеев Андрей Семенович.
Н а д я (входит в каюту, берет лист ватмана). Чертежи твоего отца? (Показывает Лере.) Пожелтели…
Входит М и ш к а с метлой в руке. Принялся было подметать дощатый настил, однако, заметив Надю в комнате Бориса и Антипова, подкрался, слушает.
А н т и п о в. Откуда они? Почему ты привез их сюда?
Б о р и с. Выкрал и привез.
А н т и п о в. Хо-хо!
Н а д я. Откуда выкрал?!
Б о р и с. Есть у нас в Привольске проектный институт, филиал московского. А в том институте — отдел архивной документации. Оттуда.
А н т и п о в. Ворвался в маске, с пистолетом? Вскрыл сейф?
Б о р и с. Все было гораздо проще. Принял меня начальник отдела. Разрешил посмотреть чертежи… Сидит передо мной рано облысевший молодой человек. С нежностью этак поглядывает на меня. Спрашиваю: «Совсем устарели эти листы или еще живые?» Товарищ отвечает: «Идея использована, а техническая разработка интереса уже не представляет. Все, что еще могло быть полезно, мы извлекли».
А н т и п о в. Я тебе что говорил!..
Б о р и с. Меня словно током шибануло… Отец жизнь потерял, а какой-нибудь «новатор» теперь выставит свою фамилию?.. Давал же Лере интервью строитель моста!.. Братцы, я прямо-таки задохнулся, ослеп… Только плавает перед глазами подпись отца на листах чертежей… «А. Бунеев»… «А. Бунеев»… А тут товарищ извинился и на минутку вышел из кабинета. Я собрал чертежи в папки, перевязал бечевками… Очень спокойно, будто это не я делаю, взял папки, вышел. Прошел по коридору, спустился по лестнице. Вахтер-старикашка чай пьет, взглянул на меня — и хлебает дальше… Я уже только на улице опомнился! Зачем же мне эти чертежи? Подумал-подумал и потащил их в горсовет.
А н т и п о в. Почему в горсовет?
Б о р и с. Вспомнил: председатель горсовета Стромов — старый знакомый моей мамы. Говорят, порядочный человек. Заинтересуется, сравнит два проекта — старый и новый… А Стромов в командировке — и привет! К кому еще толкнуться?.. Так я с этими пудовыми папками и мотался по городу. Ночевал у приятелей… (Взял чайник.) Вскипятим чайку.
Антипов и Надя рассматривают чертежи.
М и ш к а (вошел в буфет, еде за стойкой сидит Варвара). Мам, я в Корабельщики. Выйду на проселок, голосну. Авось попутная машина подкинет.
В а р в а р а. Зачем тебе в Корабельщики?
М и ш к а. Серьезные люди зазря в район не ездят. Ты, мам, пока помалкивай. (Уходит.)
Н а д я. Сколько же ты будешь так скрываться? Когда вернется из командировки Стромов?
Б о р и с. Сказали — на днях.
А н т и п о в. Милый Куличок, ты же украл чертежи! Никакой Стромов их от тебя не примет. Ты же не инстанция. Ты совершил один из тех проступков, которые осуждает всякое организованное общество. А уж в том, что наше общество организованное, ты, лапушка, не сомневайся.
Н а д я. Записывала я речь одного оратора. Болтал-болтал он, а потом говорит: «Я болтаю, товарищи, но я безвредный». А ты, Сережа?.. Давайте-ка, друзья, я вас чаем напою из самовара, с вареньем или с медом. (Выходит.)
Б о р и с. Я не хотел при Наде… Позвонил я домой, маме. Следователь приходил. Серж, что посоветуешь?
А н т и п о в. Следователь?.. (Внутренне отстраняясь.) Слушай, во-первых, сохраняй чувство юмора. Единственное спасение современного человека.
Б о р и с. Конструктивная у тебя голова! Ладно, пойдем чай пить. (Выходит и вместе с Антиповым направляется в сторону дама Ольховцева.)
Появляются В а р в а р а и З е в и н.
З е в и н. Отчего бы ему в район мчаться?
В а р в а р а. Вернется — скажет.
З е в и н. Мишка свои дела провернет. А вот нам с тобой как дальше-то, Варя?
В а р в а р а. Как теперь, так и дальше.
З е в и н. Разве это жизнь? Сколько лет мы муж и жена, а если посмотреть — все ни к чему… Может, я тебе несовременный? Ну, богатства не умею наживать?..
В а р в а р а. Так и я не умею, хоть и при деньгах, при буфете. Да и Мишка честно вырастает.
З е в и н. За что ты его любила, Бунеева?
Варвара молчит.
Скажи, Варя, по правде, я не обижусь, а то и пойму чего нужно. Был бы я тебе слабый или, сказать, дурной… (Пожимает своими еще могучими плечами.) Может, и обо мне где-то баба сохнет, и не хуже тебя… А вот я от тебя оторваться не могу, приморозила ты меня. Скажи, что это мы, а?
В а р в а р а. Сильный ты, Егор, верно. Ты уж такой сильный, такой самостоятельный завсегда, а тому человеку я правым плечом была… Моим духом держался. Иначе бы он вообще — камень на шею да в реку, на дно… Как прибился он тут — и годы покатились, не заметила. Все теперь, конченая программа… Могу жить, могу не жить — все равно.
З е в и н. Стало быть, опять я решай, потому что я самостоятельный?.. Та-ак… Силы еще есть… Поеду. Может, в последний раз, а поехать надо. Если я здесь теперь останусь, рассоримся мы с тобой. Вижу, рассоримся так, что потом ничем трещину не склеишь. А я жить с тобой собираюсь еще долго-долго.
В а р в а р а (заплакала). Егор, прости меня, озоруху, прости. Егорушка, не уезжай!..
З е в и н. Сейчас ты просишь, а пройдет минута — опять глаза опустишь, отвернешься.
В а р в а р а. Жалкий ты мой!
З е в и н. А говорила — сильный. Это же разница. Решил. Сразу и поеду. Бельишко чистое ты мне дай. Галстук широкий, что Мишка подарил. Красоток буду завлекать! Где остановлюсь, напишу тебе свой адрес. Захочешь — ответишь.
В а р в а р а. Да какого лиха ты надумал?..
З е в и н. Вернусь я. Вернусь, когда позовешь меня. Пойдем, пособи чемодан мне собрать.
В а р в а р а. Ах, Егор…
З е в и н. Пойдем, Варя. Если я решил — так решил. Решил, жалкий я, несильный, а решил.
В а р в а р а. А как же Мишка?
З е в и н. Перебьется.
В а р в а р а. Он же тебя отцом считает.
З е в и н. Пусть считает. Бунеева-то уж нет. (Уходит вместе с Варварой.)
Входят М а р я г и н, Н а д я, А н т и п о в, О л ь х о в ц е в, Б о р и с, Л е р а.
О л ь х о в ц е в. Зря, зря вы, Борис, сделали эту свою… партизанскую вылазку.
М а р я г и н. Я бы сказал, эта вылазка носит иной характер…
А н т и п о в. Ты еще молод, Боб, так пасись на травке и благодарно мычи. А рога пускай взбрасывают матерые быки.
М а р я г и н. Ваши иносказания, Сережа, не вносят ясности.
Н а д я. Борис, немедленно, возвращайся в город. Сдай эти чертежи. Теперь уж не важно кому, только поскорее сдай!
О л ь х о в ц е в. Еще Платон сказал: мало чего следует так бояться, как малейших видоизменений существующего порядка вещей. Вот истинная мудрость. Андрей Семенович вряд ли одобрил бы ваш подвиг в его честь.
Н а д я. Дед, но дело человека должно жить!
А н т и п о в. Это из какой стенограммы, лапушка?
О л ь х о в ц е в. Андрей Семенович превыше всего ценил одиночество… Сейчас кругом столько разговоров о некоммуникабельности современного человека… Слово-то какое мудреное: некоммуникабельный. Раньше выражались попросту: сын — в отца, отец — во пса, а все — в бешеную собаку… (Борису.) Вашей родословной это не касается.
Б о р и с. Если так, сударь, то и с вами тоже надо быть осторожней? Так ведь?..
О л ь х о в ц е в (смеется). И со мной, и со мной!
Н а д я (Борису). Дед в своем репертуаре… Не обращай ты внимания. Боря, может, сейчас и не время, но я хочу сказать тебе… Раньше, наверно, не решилась бы, но теперь… Хочу, чтоб ты знал… что я тебя… что ты мне… (Ее захлестывает волнение, выпаливает.) Можешь рассчитывать на меня! Всегда, пожимаешь?
Б о р и с. Ты вся неправильная. Смуглая, а в веснушках… Нормальные девчонки подводят глаза, чтоб казались больше, а у тебя они… утонуть можно…
Н а д я. Только ты не выдумывай меня, ладно?
Б о р и с. Тебя еще выдумывать?..
Слышится шум катера. Появляется В и к т о р С а в е л ь е в и ч Л у к а ш о в. Седой, толстый, лет пятидесяти.
Л у к а ш о в (вынул изо рта потухшую трубку, говорит с одышкой толстяка). Извините, мне нужно отыскать… здесь… Бориса Куликова…
Л е р а. Борис!
А н т и п о в (Борису). Следователь? Бежать поздно.
Л е р а. Вон он, в тенниске.
Л у к а ш о в. Благодарю. Мы с вами уже где-то встречались? Добрый день. (Поклонился Ольховцеву, как знакомому человеку. Обернулся, Борису.) Лукашов, Виктор Савельевич. Ваша мама подсказала мне, Борис, где вас найти.
А н т и п о в (услужливо). Трубка у вас погасла.
Л у к а ш о в. Спасибо, я ее, как соску, сосу. Все веселей. Я присяду, с вашего позволения?
Н а д я. Пожалуйста.
Л у к а ш о в (садится). Стоять не можется, сидеть не хочется. (Лере.) Вспомнил! Вы у меня интервью брали.
Л е р а. Да.
Л у к а ш о в. По городу разошелся слух, что… гм… сын Бунеева спасает проект отца… Спасает от вора, от плагиатора, от проходимца. Так вот, этот мерзавец — я.
Б о р и с (смотрит на Лукашова, как на опасное и диковинное чудовище). Самокритично… Отпустить ваши грехи мог бы лишь один человек, но он мертв.
Л у к а ш о в (резко). А что вы знаете о моих отношениях с вашим отцом? Так вот, я попросил созвать конференцию в институте. В присутствии коллег, журналистов… я расскажу о своем проекте моста через Вержу. Необходимы чертежи для сравнения… Верните их.
Б о р и с. Вы еще не всё использовали из отцовского проекта?
Л у к а ш о в. Видите ли… в своей работе я развиваю идеи Бунеева.
Со стороны дороги доносится треск мотоцикла.
Затем появляются Мишка и старшина милиции П я т и щ е в.
П я т и щ е в. Мотоцикл поставим… Ну так где тут проживает парень из города, Борис Куликов?
Мишка молчит.
Ладненько, граждане подскажут. (Подходит.) Заранее извините — нарушил ваш отдых. Милиция разыскивает гражданина Куликова.
Б о р и с. Я Куликов.
П я т и щ е в. Прошу пройти со мной к месту вашего проживания. (Вместе с Борисом входит в каюту на дебаркадере.)
Лукашов, Антипов, Марягин, Ольховцев, Лера и Надя на палубе возле открытого окна. Мишка стоит чуть поодаль.
Б о р и с. Садись.
П я т и щ е в. Кому сидеть, решит закон. Эти папки?
Б о р и с (резко). Ты не лапай!
П я т и щ е в. Эге-е?..
Б о р и с (готов броситься в драку за дорогие его сердцу чертежи). Говорю, не тронь!
П я т и щ е в (оттолкнув Бориса). Парень, ты себе лишнюю статью не нагоняй. (Приподнимает папки.) Тяжеленьки.
Л у к а ш о в (Пятищеву через окно). Товарищ, я специально приехал… Разрешите, я все это заберу в институт?
П я т и щ е в. Приказано в областное управление отправить. Оттуда и забирайте.
А н т и п о в (через окно). Эй, детектив, а вы имеете ли право на обыск?
П я т и щ е в. Я и не обыскиваю. Ишь, какой строгий, борода! Предъявите документы.
Антипов показывает свой паспорт.
Возьмем на заметочку. (Списывает данные паспорта в записную книжку.) Антипов, Сергей Леонтьевич. Место прописки… та-ак… (Возвращает Антипову паспорт.)
А н т и п о в. Отдохнули, называется.
П я т и щ е в. Заранее извините, товарищи. Отдыхайте и дальше. Воздух у нас — хоть на экспорт продавай. Поехали, гражданин Куликов. Сядешь в коляску.
Пятищев, нагруженный своими «трофеями», и Борис выходят из каюты.
Н а д я (бросилась к Пятищеву). Стойте! Куда вы его? Отпустите!..
П я т и щ е в. Гражданочка… там разберутся… (Осторожно отрывает от себя Надю.) Хоть кружева свои поберегите…
Б о р и с (сурово). Надя…
Надя с плачем прильнула к Борису.
П я т и щ е в. Пошевеливайся, Куликов.
Б о р и с. До свиданья, города и хаты. (С Пятищевым уходит.)
Возвращается М и ш к а.
Н а д я. Почему же вы молчали?..
М а р я г и н. Надя…
Н а д я. Вам трудно скрывать свое удовольствие, Владимир Павлович?
М а р я г и н. Надюша, это неприлично.
Н а д я. Неприлично?! Вот что вас больше всего волнует! Главное — чтобы прилично. Пусть подло, только бы прилично! Огорчила я вас? Может, повеселить? Спеть, станцевать?
М а р я г и н (властно). Надя, пожалуйста, прекратите.
А н т и п о в (Мишке). Ты настучал?
Все повернулись к Мишке.
М и ш к а. Отваливай, догматист, а то я твою бороду тебе пониже спины приклею.
Л е р а. Сергей, твой паспорт почему записали?
А н т и п о в. Я растерзаю этого подонка!
Л е р а. Сережа!..
М и ш к а (Антипову, презрительно). Геркулес! Овсяный… Ты пойдем, Надюшк, отсюда, пойдем.
Н а д я. Неужели ты не понимаешь, что ты наделал?..
М и ш к а. Я… я ничего…
Н а д я. Донес, приехал в колясочке!
М и ш к а. Надька, Надьк! Я не доносил…
Антипов хохочет.
Я только хотел, хотел, это не скрою, поехал туда, а там… Я даже в милицию не зашел! Чес слово, Надьк! За дверь взялся — и отскочил… А тут этот старшина выходит, узнал меня. «Ты из Кардымовки? Садись в коляску, покажешь, где да что!» Я и сел, и приехал… А чтоб доносить… Надьк! Не делал я этого, не делал! Мамкой родной клянусь…
Н а д я уходит.
Л у к а ш о в (Ольховцеву). Где похоронили Андрея Семеновича, не покажете ли?
О л ь х о в ц е в. Там, где всех кардымовских. (Махнул рукой в сторону кладбища.)
Л у к а ш о в. Не думал я, что больше не увидимся… (Уходит вслед за Ольховцевым.)
М а р я г и н, Л е р а и А н т и п о в уходят.
Мишка стоит один. С реки доносится крик чаек.
Входят В а р в а р а и З е в и н с чемоданом в руке.
З е в и н. Михаил, ты мамку тут береги. Уезжаю я.
М и ш к а. Батя! Куда?
З е в и н. Опять, стало быть, за счастьем.
М и ш к а. Непутево это, батя.
З е в и н (горько улыбнулся). Ждите писем, как говорится.
М и ш к а. Не найдешь ты счастья, батя, пока главному не обучишься.
З е в и н. Чему ж ты мне обучаться советуешь?
М и ш к а. Видать, главное в жизни, батя, — это уметь с чайками разговаривать…
З а н а в е с
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Прошел год. Розовый закатный свет над пристанью.
Старик О л ь х о в ц е в сидит по обыкновению на скамейке, читает. Красуются на кольях лапти — соблазн для туристов.
В а р в а р а (на дебаркадере). Степаныч! Заросло в дому-то. А то поскребу, помою.
О л ь х о в ц е в (отложил книгу). Заблуждения делают человека симпатичным…
В а р в а р а. Этаких симпатичных на каждом шагу… Степаныч, новости! Мой Петрович вертается! Телеграмма, смотри…
О л ь х о в ц е в. Поздравляю тебя, Варя…
В а р в а р а (ликует). Затосковал!.. Все ж целый год характер оказывал… А там, на этой его Хантайке, Заполярье… Степаныч! Какая ж я радая!.. Ух! (Закружилась, схватила Ольховцева за руки.) «Дроля мой, дроля мой, что обходишь стороной? Или я тебе не та, или сердце занята?»
О л ь х о в ц е в. Стой… Пардон, мадам… (Садится.) Был и Женька Ольховцев прыткий топор, да стесался.
В а р в а р а (хохочет). А ты бегай трусцой.
О л ь х о в ц е в (рассердился, огорчен своей слабостью). Цветы на могилу Андрею Семеновичу зачем носишь?
В а р в а р а. Можа, и не я, на цветах печать ведь не проставлена.
О л ь х о в ц е в. Лишнее. Цветы — для живых.
В а р в а р а. Я и тебе цветы положу.
О л ь х о в ц е в. Знаешь, как я помру? Пойду в лес, когда почувствую, что пора. Есть там тропочка через трясину. Шагну в сторону от тропочки… Глыбь там бездонная.
В а р в а р а. А как смерть подкрадется зимой?
О л ь х о в ц е в. Сговорюсь подождать до весны.
В а р в а р а (после паузы). Губы у него были свежие — не курил…
Шум подошедшего судна. Появляется Н а д я.
Н а д я. Дед! (Обнимает Ольховцева.) Привет от мамы, от папы. Варвара Антоновна, я всякую вкуснотищу привезла.
В а р в а р а (заметила сына). Мишу обгостюй.
М и ш к а появился от реки. В новеньком костюме, с медалью «За трудовую доблесть» на лацкане пиджака и с пластмассовым ведром в руке.
М и ш к а (увидев Надю, ускорил шаг). Трудовой привет тунеядке областного центра. (Прикрывается улыбчивым бахвальством.) Медаль отхватил! Рыбу я теперь не ловлю, а научно выращиваю из икры. Такие дела завернули!
Н а д я. Поздравляю. Мне тоже, кажется, дадут… «награду».
О л ь х о в ц е в. За что?
Н а д я. Вчера собрание было… городского актива молодежи. Вышел один юный деятель и понес… «Товарищи, работал у нас на заводе Борис Куликов, а теперь болтается где-то… Неуправляемый тип…». Заметьте — неуправляемый! Вообще чуть ли не уголовник… Я возле сцены сижу, стенографирую и поражаюсь: почему такая ненависть, ну в каждом же слове ненависть… Откуда?.. А потом как рванула к трибуне!.. Схватила из-под носа этого товарища микрофон и… сказала, какой он на самом деле, Борис Куликов.
М и ш к а. Благородный проступок. Если что — беру тебя на свои поруки.
Н а д я. Сэнк ю, сэр. Обойдусь.
В а р в а р а. Спохватишься, девка, переневестишься, гляди…
Надя двинулась в направлении, где предполагается дом Ольховцева.
М и ш к а. Надьк! Захвати ведерко. Тягал на удочку персонально для Евгения Степановича. (Выхватывает из ведра рыбу.) Ка-ак тебе окуня за воротник, а?!
Н а д я. Ой! (Смеется.)
М и ш к а. Сменила гнев на милостыню! (Подхватил ведро с рыбой, отнес в дом Ольховцева, куда ушли Н а д я и В а р в а р а. Вернулся, подсел к старику.) Приветик, Евгений Степанович, аривидерчик.
О л ь х о в ц е в. Аривидерчи — это совсем наоборот: до свидания.
М и ш к а. Да-а, каждое-то словечко сортируешь, Евгений Степанович. Культурно умеешь, обратно ж и по-простому даешь как надо. Знаешь, как моя мамка тебя зовет? Двойным дедом она тебя зовет. Понял? Двойной дед. Почему без костыля ходишь? Качаешься, как селезень?
О л ь х о в ц е в. Сдаваться не хочу.
М и ш к а (вынул из кармана горсть конфет, подмигнул). Шоколадные, из сои. Рекомендуется кушать — холестерин в печенках повышает.
О л ь х о в ц е в (комикуя, схватил конфету). А серебряный рублик дашь? (Показывает Мишке свой кисет.) Глянь-ка, сколь их насбирал.
М и ш к а. Лапти вон продавай.
О л ь х о в ц е в. Турист пошел прижимистый.
М и ш к а (вдруг взревел, прорвалась его тоска). Евгений Степанович, помоги ты мне!
О л ь х о в ц е в. Ты о чем, Миша?
М и ш к а. Помоги Надежду сговорить!.. (Схватил его за руку.)
О л ь х о в ц е в. Ой… Отпусти, сдавил…
М и ш к а. Это ж такая проблема!.. Мы тебе с ней — во!.. Будем заботу оказывать! Если семью собьем. А то и к себе, к себе заберем если в Корабельщиках приклеимся! Внуков организуем, то есть правнуков.
О л ь х о в ц е в (прожевывая конфету). Мишель, я ж на окладе, смотритель музейной церкви, как бы ученый. Разве в городе или в Корабельщиках такую должность найдешь?
М и ш к а. Ты не вертись, не вертись, Евгений Степанович! Тебе за восемьдесят, а тебя еще на самостоятельность тянет.
О л ь х о в ц е в. Ты, паря, союзника ищешь? Между делом посмотри чего там для церкви.
М и ш к а (с готовностью). По ремонту?
О л ь х о в ц е в. Слазай на крышу. А потом окна покрасишь.
М и ш к а. Ну даешь ты, двойной дед!
О л ь х о в ц е в. Ты от меня дивидендов ждешь, так и я от тебя. Маленькая, а все же коммерция.
М и ш к а. Я твою внучку, Евгений Степанович, безо всякой коммерции люблю. Я за нее, если хочешь, жизнь отдам. Ну, поможешь ты мне?
О л ь х о в ц е в. Вмешиваться в чужую жизнь — не в моем понятии.
М и ш к а. Ладно, сам добьюсь, хоть не мешай.
Из дома Ольховцева доносится стук.
Опять она, Надька, тюкает…
О л ь х о в ц е в. Щепу для растопки колет.
М и ш к а. Темнишь, по бревну топор… Она ж на стене в сенях зарубки ставит. Календарь ее одинокой жизни… (Кричит.) Надьк! А, Надьк!..
Н а д я выходит. Зябко поежилась, идет к Мишке.
Хватит стенку портить… Холодно? (Снимает пиджак, подает Наде, та молча отказывается.) Да бери! Укройся…
Н а д я (надевает пиджак; невесело усмехаясь, помахала болтающимися длинными рукавами, заметила медаль). «За трудовую доблесть»…
М и ш к а. Я еще звездочку повешу. (Обнимает Надю.) А помнишь, я с папкиными медалями бегал? Ты приехала сюда к деду в первый раз. Ох и гонял я тебя по крапиве! (Обнимает ласково, преданно заглядывает в глаза.)
Н а д я. Сейчас бы вернуться в те годы… Хоть бы и по крапиве. А потом слезы горохом — вся печаль смыта…
М и ш к а. Ты эту беспомо́щность брось. Было бы из-за кого себя заганивать! Он тебе даже не пишет, а ты за каждый день по стенке топором клацаешь.
Н а д я (как бы очнувшись, резко). Убери руки.
М и ш к а. Тише… дед задремал…
Н а д я. Руки убери! Прочь! (Отбивается от Мишки, словно крыльями размахивая руками в свисающих рукавах.)
М и ш к а. Чего дерешься? Вон какой-то волосатик смотрит…
С правой стороны, оттуда, где виднеется церковь и предполагается дорога на Корабельщики, появляется ч е л о в е к, дочерна прокаленный солнцем, полуобнаженный, босой, с длинными, лежащими на плечах волосами и буйными бакенбардами. Трудно узнать в этом пришельце Бориса Куликова. На его лице блуждает улыбочка. С этой слегка нахальной и жалкой улыбочкой, приобретенной не при самых лучших обстоятельствах жизни, он будет потом не столько шутить, сколько говорить о серьезных вещах.
Н а д я (вскрикнула, бросилась ему навстречу). Боря!..
Б о р и с (улыбается). Привет…
Н а д я. Это что ж с тобой, Боренька?..
Б о р и с (кивнул Ольховцеву, Мишке). Здравствуйте. Плыл по реке. Кардымовка по реке ближе, а город дальше.
М и ш к а (с ненавистью). Это смотря как плыть. (Наде.) Дождалась принца!.. Фил Эспозито. Если резать тебя начнет, кричи, я прибегу. (Уходит.)
Н а д я (сияет). Сейчас умоешься, отдохнешь… А где твои вещи какие-нибудь?
Б о р и с (вынимает из кармана дырявых джинсов завернутую в обрывок газеты зубную щетку). Все тут.
Н а д я. Носить не тяжело?
Б о р и с. Нет. Кланяюсь, Евгений Степанович. (Низко поклонился.) В самом деле кланяюсь… Вспоминал я вас. Мудростью вашей проникся. Помогала. Если мерзавцам душу не подставлять — плюнуть не успевают.
О л ь х о в ц е в. Не моя это мудрость — извечная.
Н а д я. Сразу разговаривать… Пошли, пошли в дом! Баню тебе истоплю.
Б о р и с. Спасибо. (Оглянулся.) Вроде бы ничего тут не изменилось… Река вспять не потекла… Вы-то, я вижу, в порядке.
О л ь х о в ц е в. Когда внучка приезжает, почти что идиллия. Эх-хе-хе… Стары кости несу в горсти, несу-несу, никак не растрясу… (Уходит.)
Н а д я. Ты совсем-совсем нездешний… Да не хмурься ты… Морщинки появились… Смотри, чайки присели на волнах, твои подружки, им еще надо куда-то лететь, маршрут обдумать. А ты — уж на месте! Почему ты не писал?
Б о р и с. Часто менял адрес.
Н а д я. Скрывался, что ли? Но тебе ничего не грозило, оправдали тебя.
Б о р и с. Ля-ля-ля!.. Меняем дорожку. Отличный магнитофон был там у моего приятеля. Портативный «Сони». Здорово помогал нам молчать!
Н а д я. Ну, где же ты увлекался молчанием?
Б о р и с. Север — теперь уже банально. Двинул я, Наденька, на юг, в район Одессы. Ля-ля-ля!..
Н а д я. А я тебе уже не нужна была?
Б о р и с. Нужна.
Н а д я. И ты меня бросил? Тебе не жалко было?
Б о р и с. Жалко.
Н а д я. Все-таки на что ты тогда обиделся?
Б о р и с. Избави бог, чтобы я обиделся. Я — задумался. Человеку, в сущности, не много надо. Свежий воздух, глоток воды и душевный покой… Кто начальником на пристани? Тот же Зевин?
Н а д я. Зевин еще на Севере. Нет пока здесь начальника. Сейчас Варвара Антоновна совмещает с буфетом. А что?
Б о р и с. Отличная была у отца служба. Встретил корабль, проводил… Тишина, рыбалка, охота. А зимой — книги.
Н а д я. Да зимой здесь пустыня снежная!.. А дорога — так только санная. На Корабельщики.
Б о р и с. Тишина… Тишина теперь на земле дороже золота…
Н а д я. Как ты жил?
Б о р и с. Забавно…
Н а д я. Скажи, почему ты уехал?
Б о р и с. А надоело все! Ходил, ходил я Поначалу из одного кабинета в другой… Доходился. Стали пальцем на меня показывать: «Тот самый, что чертежи своровал. Папашино реноме восстанавливает». Куда ни сунусь — ответ один: успокойтесь, мост и без вас построят. Начал ваш отец, его проект? Хорошо, спасибо. А закончат другие. Коллектив!
Н а д я. Так-таки никто тебя и не слушал?
Б о р и с. Слушали. Сострадали. Да ведь все равно Бунеева нет. Есть коллектив мостостроителей, Лукашов — их-то зачем обижать? «Нас не поймут». Как тут не задуматься?.. Стал я чем-то вроде городского сумасшедшего. Разве ты не замечала этого моего состояния?
Н а д я. Заметила, когда ты сорвался, не сказав мне ни слова. Правда, в это время ты думал только о себе, а это, к сожалению, нормально.
Б о р и с. Слушать птиц — и молчать, и не видеть никого!..
Н а д я. Соскучишься — захочешь на жизнь посмотреть.
Б о р и с. А разве эти облака — не жизнь? Точка зрения — она все решает. Точка зрения на жизнь.
Н а д я. Боренька, ты не сможешь здесь… Этот покой… Ты не выдержишь!..
Б о р и с. Помнишь озеро? Давно-то как, будто не один год, а двадцать лет прошло!.. Тропинка бежала по гористому берегу, и мы были как бы вознесены и над озером и над лесом. На тебе было платьице смешное такое, все в точках и запятых, светлое, а закат выкрасил его в какой-то неправдоподобно красивый цвет. И сама ты была удивительная… Помнишь?
Н а д я. Ты помнишь, дурачок, вот что хорошо!
Б о р и с (смешался, но затем говорит с ожесточением). Все, все это было правдой: и мы с тобой на высоком берегу, и малиновое от заката озеро у наших ног, и вся эта несказанная красота и покой! Все — истинная правда, жизнь. Но в ту же самую минуту, на этом же самом месте происходила и другая жизнь, и она была не менее истинной и даже более настоящей. Цаплю ты заметила далеко впереди, у болота. Еще показала мне: посмотри, мол, розовая, как фламинго. А у этой фламинги, глядь, по обе стороны клюва лягушачьи лапки болтаются… Простодушная лягушечка глазки выпучила, а та ее цап — и привет деткам! Наши чайки хлопали крыльями, устраиваясь на ночь. Думаешь, спать? Не-ет, стеречь своих птенцов от ночного хищника, которому ведь тоже пить-есть надо…
Явственно игнорируя смысл Борисовых слов, Надя слушает его со все возрастающей радостью.
Бобры, ты говорила, водятся в здешних местах. Так вот, может, в ту минуту самый гениальный бобер достраивал самое гениальное свое гидросооружение, хатку экстрамодерн, а деловитый дядечка в резиновых сапогах до пояса прилаживался ломиком, как бы поудобнее разворотить к чертям эту его архитектуру. Бобровый мех нынче поищи… И так везде… Ему бы, бобренку этому, со своим гением забраться подальше в лесные дали, а он нет, поближе к возлюбленному тобой человечеству. Может, скажешь, все это плод моего испорченного, низменного воображения? Закон природы, милая.
Н а д я (счастливая, то смеясь, то плача). Борька, я в этом не понимаю! Хорошо-то как… Ты ничего не забыл. И даже цаплю, и запятые на платье…
Входит М и ш к а, за ним — О л ь х о в ц е в.
М и ш к а (вырываясь от Ольховцева). Ты меня морально не охватывай, Евгений Степанович! (Борису.) Приехал чужих девок грабастать? Хиппарь!..
О л ь х о в ц е в. Михайла, уймись.
От дебаркадера идет В а р в а р а.
В а р в а р а. Мишка…
М и ш к а. Я за свое личное счастье бороться буду.
В а р в а р а (рванула сына за руку). Чего трезвонишь, халбутной ты парень!..
М и ш к а (Борису). Тебе тут не жить!.. Можешь утопнуть, река глубокая… Или с обрыва сверзишься, беспомощный, косточки поломаешь. А там и волки подоспеют… Запрещено их тут стрелять — экология… Съедят тебя по этой экологии, а какой со зверья допрос? (Угрожающе подступает к Борису.)
В а р в а р а (встала между ними; сыну). Марш домой!
М и ш к а. Красавчик мне… Ничего, Надьк, ты, если что… я всегда с тобой. (Уходит.)
В а р в а р а. Борис Андреевич…
Б о р и с. Я?
В а р в а р а (сурово). Вот тебе ключ. Занимай комнату ту самую, на дебаркадере.
Б о р и с (берет ключ). Спасибо, Варвара Антоновна.
В а р в а р а. Заходи ко мне по соседству, в буфет, подхарчиться когда. А еще я сны разгадывать мастерица. (Уходит.)
О л ь х о в ц е в удаляется к своему дому. Борис подбрасывает на ладони ключ.
Н а д я. Варвара Антоновна… хочет отгородить этим ключом тебя от меня… Покажи ключ.
Борис дает ключ.
Живи-ка ты у нас. Дом у деда просторный. Сухо, не то что на дебаркадере, прямо над водой.
Б о р и с. Смотри, поселюсь — так и не выгонишь.
Н а д я. Выгоню, если что… Мне ведь квартирант нужен порядочный.
Б о р и с. Ты здесь часто бывала у деда?
Н а д я. Летом чаще, зимой реже. Как получалось.
Б о р и с. По-прежнему стенографируешь? В состоянии «творческого интима»?
Н а д я. Не понимаю.
Б о р и с. Сама же рассказывала про свою работу. Сидишь с… ну, с товарищем там или, как это называется, с клиентом, что ли… Один на один, и вечером и ночью. Интимная обстановочка.
Н а д я (оскорблена). Что ты имеешь в виду? Не совестно тебе?
Б о р и с. Мне должно быть совестно?
Н а д я. Значит, ты меня нисколько, нисколечко… А я-то, глупая… на стене в сенях зарубки ставила… за каждый потерянный день!..
Б о р и с. А Мишкин пиджак вместо спецовки надевала, чтоб зарубки делать?
Надя снимает с себя пиджак, бережно свернув его, кладет на скамейку.
(Быстро идет в дом; оттуда доносятся удары топора; возвращается.) Чистая теперь стена… чистая, как белый лист!..
Н а д я. Что ты наделал? Это мои зарубки!.. И вообще, как ты смеешь? Дикарь!
Б о р и с. Давай-давай! А то сантиментики, понимаешь… ах, морщинки!..
Н а д я (плачет). Клоун… кривляка… Презираю тебя!
Б о р и с (прижал Надю к себе, исступленно целует ее лицо, глаза). Прости… прости… прости!..
Н а д я. Забирай свой ключ! (Швырнула ключ, уходит.)
З а т е м н е н и е
Облачный день. Сидит на скамейке О л ь х о в ц е в, плетет лапти.
Входит М и ш к а с инструментом для ремонта церковной крыши.
М и ш к а. Полезу, Евгений Степанович. До самого купола, до неба. И облакам сделаю ремонт. Если падать буду, подстели соломки.
О л ь х о в ц е в. Веревку взял? Привяжись.
М и ш к а. Евгений Степанович, может из-за любви самоубиться нормальный человек, не поэт?
О л ь х о в ц е в. Как видишь, я не самоубился, а мог бы.
М и ш к а. Ты?.. (С прозорливостью младенца.) Ты самоубился, только об этом забыл. (Раздумчиво.) Мне и рубля не накопили строчки, окроме свежевымытой сорочки… (Уходит.)
Появляется Н а д я.
Н а д я (присела возле деда). Много я умных слов знаю… А как начну с Борькой говорить — те же слова как-то сразу глупеют…
О л ь х о в ц е в. А ты поосторожней с умными словами, а если не можешь, то лучше молчи.
Н а д я. Не буду я молчать!
О л ь х о в ц е в. Тогда уж разговаривай с ним попросту — верней. Ты же видишь, что он не логик, не математик — он эмоциант…
Появляется Б о р и с. Внешне он выглядит лучше, стало чище, разгладилось лицо. В легких брюках, рубашке, босой. Как в старину у русских мастеровых, кожаный ремешок перехватывает лоб, чтобы волосы не падали на глаза. Он несет небольшую охапку лыка.
Б о р и с. Евгений Степанович, не получается, как у вас.
О л ь х о в ц е в. Видишь, как я лыко протягиваю?
Борис сел, поправил ремешок на лбу, взял недоплетенный лапоть.
Поджимаю слегка. А теперь… расправля-я-ю… гла-а-аденько…
Б о р и с. Так?
О л ь х о в ц е в. У тебя колодка вихляет. Пальцем дави, большим… Подтягивай лыко, подтягивай… Не дергай, а то порвешь.
Б о р и с. Эх, лапти мои, лапти лыковые!
Н а д я. Любо смотреть… Два расейских мужика облапошить потребителя стараются…
Б о р и с. Сидели так же и триста лет назад… И ветерок веял ласковый, и чайки кричали…
Появляются М а р я г и н, Л е р а и А н т и п о в.
А н т и п о в (издали). Столбик вы все-таки задели, Владимир Павлович.
Л е р а. Надя! (Бросилась к подруге.)
Н а д я. Лерка… Соскучилась по тебе.
Борис и Ольховцев здороваются с приехавшими.
А н т и п о в. Решили: катанем в Кардымовку!.. Ты когда вернулся?
Б о р и с. Да уж неделя прошла. А вы на машине прикатили?
А н т и п о в. Дорога жуткая. А тут еще Владимир Павлович крыло помял.
М а р я г и н. Мелочь.
А н т и п о в. Где жестянщика найдем? Меняем «Волгу» на «фиат».
М а р я г и н (Борису). А вы… молодой пейзан а-ля рус… Прелестно!
Н а д я. Фирма расширяется.
Б о р и с (Антипову). Где твоя борода?
А н т и п о в. Осталась в прошлом.
Б о р и с. Братцы, вы поженились?
А н т и п о в. Разрубаем последние узлы. Владимир Павлович — за. Ожидаем санкцию мамы. (Выбирает и примеряет лапти.) Куплю вот эту пару лаптей.
Л е р а. А я эту.
Б о р и с. Моя! Я плел. Подарил бы тебе, Лера, но, символически, хочется продать. Братцы! Зачем вам две пары? Купите одну, мою. Изящно, дешево, надежно!.. Каждому по одному лаптю. Пускай лапти стремятся один к другому и вы — за ними?
А н т и п о в (переглянулся с Лерой). Повесим на книжный шкаф. Сколько тебе платить, халтурщик?
Б о р и с. Шесть рублей.
А н т и п о в. Где тут ОБХСС?!
Б о р и с. Опытный образец! Дорого? Берите у Евгения Степановича, он вам за трешку продаст.
А н т и п о в. Живодер. (Платит.)
Л е р а. Выбирай, какой мне?
А н т и п о в. Вот этот бери, он будет изо всех сил бежать ко мне, а ты за ним.
Л е р а. Лучше уж ты его бери.
М а р я г и н. Милые мои, посоветуйте каждый своему лаптю хотя бы мимоходом забежать к родителям.
Л е р а (склонившись к своему лаптю). Ты слышишь, лапоток? Будь паинькой.
М а р я г и н. Дельный у вас помощник по сувенирам, Евгений Степанович.
О л ь х о в ц е в. Переимчивый.
М а р я г и н. А не пройтись ли нам по старой памяти вдоль да по берегу?
О л ь х о в ц е в. Мне что-то неможется, да уж так и быть. (Уходит с Марягиным.)
Б о р и с. Серж, а у тебя одышка, животик растет…
Л е р а. Антипов выработал взгляд на жизнь — и тут же начал прибавлять в весе.
А н т и п о в. Моя злыднюшка. Вообще-то я здоров. Обмен немножко нарушен.
Б о р и с. Где подвизаешься?
А н т и п о в. В планово-финансовых сферах. Клерк, но уже старший клерк… Реальные перспективы роста, как говорится, все прочие возможности.
Л е р а. Я обеспечу ему карьеру.
А н т и п о в. Кыш!
Л е р а. Одна разносная статейка — и нет Сережиного начальника, завсектором. Место как раз для Сережи.
А н т и п о в. Ребенок шутит… (В расчете на определенное восприятие Леры.) Смотрите, солнце садится… Оплавило верхушки сосен… Могу я видеть это из покрытого копотью окна своей конторы? Люди давят друг друга на лестнице карьеры, а ради чего? Чтобы приехать иногда в какую-нибудь Кардымовку и насладиться покоем…
Б о р и с (с затаенной иронией). А судьбы цивилизации, Серж? Каждый из нас по мере сил обязан поддерживать прогресс. И, кроме того, есть еще и ответственность перед обществом. «Чтобы пыль равнодушия не покрывала планету». Помнишь, заряжал меня взрывчаткой? Видишь, и девушки заскучали.
Л е р а. Нет, Боря, сейчас мне совсем не скучно.
А н т и п о в. Э-э, грубые же ты лапти плетешь. Еще год назад ты живей шевелил мозгами. (Лере.) Ребенок, покатаемся на лодке? Пошли! (Уходит с Лерой.)
Б о р и с. Антипов взял курс…
Н а д я. А твой курс лучше?
Б о р и с. Я безо всякого курса… Я трава, я ветер, я вода, я береза…
Н а д я (прорвалось во всей силе ее отчаяние). Борька, Боречка, для тебя Кардымовка — погибель!..
Б о р и с. Живут же люди и здесь и даже медали получают.
Н а д я. Так Мишка работает, рыбу разводит! Его место здесь, он живет во всю силу своей души, не так, как ты собираешься жить… Ты же бредил историей! В архивах копался…
Б о р и с. Замолчи! Никогда не говори мне об этом! Слышишь?!
Н а д я. Уходить от своего призвания преступно.
Б о р и с (взбешен). Из какой это стенограммы, из какой стенограммы?!
Сверху со стороны церкви раздается голос Мишки: «Эй, Надьк! Ты меня слышишь?»
Н а д я. Мишка? Где ты?
Голос Мишки: «А я на церкве́, крышу латаю! Ты со своим хиппарем целуешься?»
Про что орешь, не стыдно тебе?!
Появляются О л ь х о в ц е в и М а р я г и н.
М а р я г и н. По-прежнему читаете много?
О л ь х о в ц е в. А что еще делать? Летом отовсюду люди наезжают, а зимой никого. Никого… Хочешь — волком вой, а хочешь — книги читай.
М а р я г и н. Библиотеку чем-нибудь пополнили?
О л ь х о в ц е в (догадываясь, к чему ведет разговор Марягин). Мне полежать пора. Отчего-то грудь стягивает…
М а р я г и н. Милый Евгений Степанович, я прошу вас, не истолкуйте превратно… А что же ваша библиотека? Ваш Пушкин в первых изданиях, ваша Библия на пергаменте, сотни уникальных книг?..
О л ь х о в ц е в (взялся за сердце). Совсем стало плохо… (Откинулся на скамейке, закрыл глаза.)
М а р я г и н. Что вам помогает? Валидол?
О л ь х о в ц е в (зовет). Надя!
Н а д я (подошла). Дедушка?..
М а р я г и н. Мы беседовали… сдержанно, негромко… и вот!..
О л ь х о в ц е в. Отведи меня и помоги лечь.
Н а д я. Сиди, я принесу тебе лекарство.
М а р я г и н. Надюша, не волнуйтесь, у меня в машине аптечка. (Быстро уходит.)
О л ь х о в ц е в. Дома выпью, в постели.
Надя ведет под руку деда, ей помогает Борис.
Н а д я. Тише ступай, тише…
О л ь х о в ц е в (Наде). Да не суетись, я превосходно себя чувствую! (Борису.) Он еще к отцу твоему приставал. Продай да продай ему библиотеку… Кхе-кхе!.. Ловко же, Надюшка, твой дед вывернулся!
Н а д я. Дед, я у тебя хорошая внучка? Хорошая, скажи?
О л ь х о в ц е в. Средней кондиции.
Н а д я. Если здесь застрянет Борька, внучки у тебя не будет, она помрет, как собака, от тоски. Выживи его с пристани, дед! Мишка грозится, да что он может…
О л ь х о в ц е в. Отсюда — что, а как его выжить из себя самого? Человек может и в столице жить, а в душе оставаться отшельником.
Н а д я. Дед, хоть разочек измени своему правилу, вмешайся в чужую судьбу!
О л ь х о в ц е в. Право, не ведаю с какой стороны…
Н а д я. Степаныч, я тебя очень прошу… хоть я у тебя и средней кондиции!.. (Уходит с дедом.)
Появляется М а р я г и н с аптечкой.
Б о р и с. Владимир Павлович, лучше иметь дело с наследником.
М а р я г и н. Простите, вы о чем?
Б о р и с (с наигранным цинизмом). Правда, я цену хорошей книге знаю. Люблю бывать в букинистических магазинах.
М а р я г и н. Это вам Евгений Степанович сказал? Вы сами и деньги хотите получить?
Б о р и с. Нет, это вы хотите мне их дать.
М а р я г и н. Ну что же, прекрасно, и официально оформим, у нотариуса.
Б о р и с. Договоримся.
Появляются Л е р а и А н т и п о в.
А н т и п о в. Все-таки места здесь первозданные.
Лера молчит, она рассержена.
Послушай, Боб, как прошлым летом, на дебаркадере живешь?
Б о р и с. Да.
А н т и п о в. Раскладушку поставим?
Б о р и с (шутит). Рубль за сутки, по курортной таксе.
Появляется Н а д я.
М а р я г и н. Вот — аптечка. Как Евгений Степанович?
Н а д я. Спасибо, ничего. (Увидев деда.) Как зашел в дом, сразу легче стало. Да вот он.
Входит О л ь х о в ц е в.
М а р я г и н. Отдохнули?
О л ь х о в ц е в. Отдохнем, когда не дохнем.
М а р я г и н (не может скрыть своего раздражения от воспринятого им всерьез торга с Борисом о библиотеке). Да, Евгений Степанович, пожалуй, мне, как никогда, близко ваше настроение. Я моложе вас, но и мне сегодня трудно кое-что воспринимать. Особенно у молодежи. Эта деловитость на грани цинизма. Земные люди, твердо стоят на ногах!.. Вырвут все, что им надо, выторгуют. И даже прелестная в своей наивности природа не мешает им быть практичными…
А н т и п о в. Молодежь разная бывает. Вот, например, Боб Куликов на здешней земле адаптировался…
Б о р и с. Это нетрудно сделать. А ну снимай ботинки! Стань на землю ногами!
А н т и п о в. Я стою.
Б о р и с. Босыми!
А н т и п о в. Холодновато будет…
Б о р и с. Снимай! (Повалил Антипова, стащил с него ботинки.) Вставай теперь. Ходи по траве. Шершавая, теплая кожа планеты. Чувствуешь?
А н т и п о в. Да ничего не чувствую!
Б о р и с. Серж, я не просто адаптировался, я — ветер, я — вода, я — береза! Становитесь на колени! Ну же, пожалуйста… Это очень просто. Становитесь, становитесь, Лера, Владимир Павлович…
М а р я г и н. Ну это же… несимпатично. (Уходит.)
Б о р и с. Надя… Вот так… так!..
Каждый по-своему откликается на просьбу Бориса: Надя — с опасливым удивлением, Лера — с наивной жаждой узнать нечто неожиданное, Антипов — с нескрываемым скепсисом, Ольховцев — с живым интересом старца, участвующего в одной из последних своих игр…
Мы чужие друг другу, чужие, случайные… Но мы протягиваем руки!.. Вот так… Протягивайте, протягивайте, не бойтесь! Так… та-ак!.. В глаза, в глаза смотрите друг другу!.. Из глаз в глаза, из души в душу перетекают токи доброты… Откройте же лучшее в себе — и отдайте ближнему. Отдайте, не требуя ничего взамен… Отдайте — своими руками, своим взглядом, улыбкой… Улыбайтесь на улицах прохожим… Распахните двери своих клеток-квартир!.. Вы уже не совсем чужие, да?! Тач терапи!.. Лечение души. Это придумали йоги… (Резко.) Вставайте, пока в глотки друг другу не вцепились.
Появляется М и ш к а.
М и ш к а. Чего это вы здесь безобразничаете? Молились?
Все встают. Борис собирается уходить.
Н а д я (Борису). Куда ты?
Б о р и с. В затон за рыбой, уху будем варить. (Исчезает.)
М и ш к а. Еще, чего доброго, и мои садки обчистит. Контроль — основа доверия.
Н а д я (уловила в голосе Мишки скрытую угрозу). Да не тронет он твою рыбу!
М и ш к а. Самое время нам с ним поговорить. (Вразвалочку удаляется.)
А н т и п о в (осторожно ступает по траве). Давно не ходил босой…
З а т е м н е н и е
В тот же вечер.
Н а д я — одна, в тревоге. Появляется М а р я г и н.
М а р я г и н. Все еще раздышаться после города не могу… Меня всегда немножко страшит простор. Вы не зябнете?
Н а д я. Нет.
М а р я г и н. Свет зеленоватый колеблется над полем… И — стога… Почти Клод Моне!
Молча проходит В а р в а р а, она ищет Мишку. Уже издали слышится ее протяжный зовущий крик: «Ми-и-ша-а!..»
Н а д я. И Бориса нет…
М а р я г и н. Когда вы возвращаетесь в город?
Н а д я. Пока не знаю. Отпуск я выпросила на неделю.
М а р я г и н. Вы уехали так неожиданно…
Н а д я (почувствовав настроение Марягина, разбивает интимный тон). Среди моих диктовальщиков появился один гений! В самом деле гениальный, только смешной. Диктует, а когда я отдыхаю, хвалится, какой он здоровяк, сколько килограммов одной рукой может поднять. Да еще вдобавок рассказывает, что он любит ходить на кладбище и читать эпитафии.
М а р я г и н. Совершенно расклеиваюсь, когда я вас долго не вижу. А мне работать надо, вести кафедру в университете. Показывайтесь мне, хотя бы для успеха народного образования. Вы избегаете меня.
Н а д я. И народное образование от этого не пошатнулось?
М а р я г и н. Чего мне стоит держаться.
Н а д я (отступает). Вы опять? Я на днях видела вашу жену, она очень изменилась…
М а р я г и н. При чем тут жена? Я иногда смотрю на нее, а вижу вас — ваше лицо, глаза… Если бы вы понимали, что для меня значите! Вы даете моей жизни хоть какой-то смысл. Все остальное так мелко… Меня ничто не увлекает. Вы думаете, я живу, мыслю? Только видимость! Читаю лекции, пишу, заседаю, но все это по обязанности, хороший автоматизм. А ведь все было иначе! До прошлого года, до встречи с вами… Ха, как мощно я чувствовал свой научный авторитет! Я любил свою семью… Теперь я готов все бросить, ходить за вами по городу, носить вашу пишущую машинку, торчать под окнами домов, где вы работаете… Как я ненавижу тех, кто отнимает ваше время, кто видит ваши глаза, ваши руки, слышит ваше «повторите». Боже мой, что же такое жизнь? Я прожил сорок пять лет и чувствую, что вот сейчас, только сейчас все и начинается… Дайте вашу руку… ну просто так! (Берет Надю за руку.) Просто так… Я ничего не требую. Спасибо, я счастлив. Спасибо, спасибо! (Становится на колени.)
Появляется Л е р а. Остолбенела, увидев отца на коленях перед Надей.
Н а д я (нашлась). Лера, помоги нам, пожалуйста.
Л е р а. Чем помочь?
Н а д я. Я обронила карандаш…
Л е р а. Папочка, побереги ты брюки. Зелень травяная плохо отчищается.
М а р я г и н (встает, отряхивает брюки). Сдадим в химчистку!
Н а д я (показывает карандаш). Да вот он, я нашла!
М а р я г и н. К лесу пойти, что ли?
Л е р а. Далеко не ходи, папа. Здесь можно и волка встретить.
М а р я г и н. Что волк, не встретить бы Красную Шапочку. (Уходит.)
Л е р а. Надька!.. (Заплакала.)
Н а д я (обняла Леру). Ну что ты?.. Ну что ты?..
Л е р а. В понедельник вернемся домой… а там — мама…
Появляется А н т и п о в.
А н т и п о в. Девочки, чем так расстроен Владимир Павлович?
Л е р а. Да ничем. Как всегда, работает, думает.
А н т и п о в. Ты плакала?
Л е р а. Откуда ты взял? (Уходит.)
А н т и п о в идет вслед за ней.
Появляется Б о р и с, очень возбужденный, на ходу вытирает лицо подолом рубахи.
Н а д я (присматривается). Борис?.. Где твоя рыба?
Б о р и с. Рыба в реке… уплыла… Лицо горит, водичкой вот ополоснулся.
Н а д я. А Мишка?..
Б о р и с. Там.
Н а д я. Где — там?
Б о р и с (устал, ложится на траву). В овраге. Упал…
Н а д я. Там глубокий ров… каменный…
Б о р и с. Кричал я, кричал ему. Не отозвался.
Н а д я (в ужасе). Как — не отозвался?! Он разбился?
Б о р и с. Он первый полез.
Н а д я. Да как ты можешь?.. Мишка во рву лежит…
Б о р и с. Ну я лежал бы.
Н а д я. Так ты его…
Б о р и с (упрямо). Он первый полез!
Н а д я (смотрит на Бориса). Эмоциант!.. (Убегает.)
Входит М а р я г и н.
М а р я г и н. Шел по тропинке через поле ржи… Волны душистого, теплого воздуха. Хлебный дух… Борис, вы обещали уху.
Б о р и с. Ухи не будет.
М а р я г и н. С вами что-то случилось?
Б о р и с. Почему обязательно что-то должно случаться со мной? А с вами?! (Встает.)
Входят Л е р а и А н т и п о в.
А н т и п о в. Перестань рефлексировать. Когда еще представится возможность спокойно, на досуге потолковать с отцом? Пускай он, в конце концов, уговорит маму.
Л е р а. А может быть, может, мама больше понимает? Про тебя, про меня…
Появляются Л у к а ш о в и Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (идет прямо к Борису). Здравствуй, сын.
Лукашов в здоровается.
Товарищ Лукашов позвонил, любезно согласился подвезти меня сюда…
М а р я г и н. Виктор Савельевич, а вы задались целью полнеть?
Л у к а ш о в. Вот надуваюсь, как воздушный шар. Хотя в последние недели не то что поесть как следует — и поспать не всегда удавалось. Теперь отдохну. Мост построен. Завтра открытие.. Борис, я считал своим долгом лично пригласить вас на торжество.
Б о р и с (язвительно, гневно). Спасибо, товарищ Лукашов. А нельзя ли автора пригласить? Инженера Бунеева… Пожалуйста, на торжество, на торжество… Открываем ваш мост!..
М а р я г и н. Во-первых, все мы должны поздравить Виктора Савельевича…
Б о р и с. Поздравлять, праздновать мы мастера. Давайте речь, оркестр!. Когда гремят оркестры, слабеет память… и все забывается…
М а р я г и н. Боря, ну зачем сейчас омрачать?..
Б о р и с. Так раньше бы не омрачали! Живых порадуйте, Владимир Павлович.
М а р я г и н. Ну уж я-то в этом случае при чем?
Б о р и с. И вы, вы! Евдокия Неврозова еще жива, порадуйте ее, пока не поздно. Помните ее скульптурный портрет Матвея Черного? Стоит, пылится. А все ваш отзыв. Как это называется?.. Сломали хребет молодой художнице. Слишком резкая формулировка, не к моменту?
М а р я г и н. Борис, в этом ожесточении вы теряете себя. Вы мне казались серьезным человеком, вы были увлечены историей…
Б о р и с. Э, нет! В эти игры я больше не играю.
М а р я г и н. Лапти плести интересней?
Б о р и с. Честней!
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Боренька, ты послушай, Виктор Савельевич мне сказал… на чугунной доске, что на мосту — знаешь, такая доска, где указывают авторов? — там стоит имя твоего отца…
Л у к а ш о в. Мост построен по проекту инженеров Бунеева и Лукашова.
Б о р и с (веря и не веря, Лукашову). Почему вы написали его имя?..
Л у к а ш о в. Я… не мог иначе.
Б о р и с. Могли! Его имя давно забыто, его как бы не было…
Л у к а ш о в. Дважды я приезжал сюда в Кардымовку, к вашему отцу. Предлагал ему вместе завершить проект…
Борис глядит на Ольховцева, ожидая подтверждения, и тот молча кивает.
Андрей Семенович, весьма решительно отверг… Сейчас нелепо об этом вспоминать, но он не захотел со мной разговаривать… прогнал меня…
Б о р и с. Тем более — почему вы это сделали?
Л у к а ш о в. Видите ли, поначалу я обиделся. Всегда ведь легче обидеться, чем настаивать, не так ли?.. Ну а потом… Мост все же нужно было строить! А чьё там на нем имя будет стоять — это не столь уж важно… Спасибо, вы помогли мне… гм… собраться. Сильно вы меня прошлым летом встряхнули! Хоть и действовали не самым лучшим образом.
М а р я г и н. Поздравляю вас, Виктор Савельевич. Все-таки это же огромное событие!
Л у к а ш о в. Спасибо.
Б о р и с. Кто-то кричит…
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Где, кто кричит?
А н т и п о в. Чайки.
М а р я г и н. Поздравляю и вас, Татьяна Васильевна.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (Борису.) Сегодня праздник нашего отца.
А н т и п о в. Выдающийся человек лежит на деревенском кладбище. Будто какой-нибудь обыкновенный кардымовский житель!
Л у к а ш о в. Простите, не все ли равно, где лежать? Я знал одного москвича. Последние лет десять своей жизни он употребил только на то, чтобы его… гм… похоронили на Ново-Девичьем кладбище. Рядом с великими людьми.
Входит В а р в а р а.
В а р в а р а. Мишу моего не видели?.. Давно ушел… Все нет его и нет… И к лесу я ходила, звала со всего голосу…
Б о р и с уходит.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (Варваре, отвела ее чуть в сторону). Спасибо за цветочки на могиле моего мужа.
В а р в а р а. Недосуг мне с тобой.
Появляется З е в и н с чемоданом в руке. Варвара шагнула навстречу.
З е в и н. Здравствуйте, мир вам, знакомые и незнакомые.
О л ь х о в ц е в. Мир и тебе, Егор Петрович.
З е в и н. Здравствуй, Варя. (Смотрит со сдержанной обидой.) Я рановато вернулся?..
В а р в а р а. Нет, Егор…
З е в и н. Хвораешь?
В а р в а р а. Мишка куда-то запропал.
З е в и н. Малыш он, что ли? «Запропал»…
О л ь х о в ц е в. За рыбой он уходил, к садкам.
З е в и н. Вот, а ты панику поднимаешь! Зайдем домой, чемодан поставлю. (Уходит вместе с Варварой.)
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. А где Борис?
Л у к а ш о в. Он исчез как-то внезапно.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Одни переживания с ним! Как вернулся с юга, ночи не сплю, сердце болит, все думаю: пропадет парень… И его в эту Кардымовку занесло.
Л у к а ш о в. Тихая пристань…
О л ь х о в ц е в. Еще поживете — может, и похуже пристань раем покажется.
М а р я г и н. Приют для слабых духом.
О л ь х о в ц е в. А если человек хочет спастись от навета, от подозрения?
М а р я г и н. Все это в прошлом.
О л ь х о в ц е в. Если есть Коперник, всегда найдется и костер для него…
Л у к а ш о в. Коперника не сжигали.
О л ь х о в ц е в (вяло махнул рукой). И его могли бы.
Л у к а ш о в. Евгений Степанович, для подобных костров готовят дровишки прежде всего борцы за собственный покой.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а. Виктор Савельевич… мне бы на работу не опоздать…
Л у к а ш о в. Поехали. (Всем остальным.) До свидания.
Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а (уходя). Передайте Борису — я жду его домой.
Л у к а ш о в и Т а т ь я н а В а с и л ь е в н а уходят. Слышен шум отъезжающей машины.
А н т и п о в. А я завидую Борису… Ах как завидую!.. Он плюнул на все!.. Сергей же Леонтьевич Антипов, старший клерк, должен держаться в струне. Скажите, мудрые люди, а дальше что? Работать?.. Конечно, я никогда свою работу не брошу, буду расти, как говорится… Выше меня на должностях старики, они, естественно, будут выпадать из тележки. А я пойду вверх! Для чего?!
М а р я г и н. Сережа, вам эта истерика не к лицу. (Уходит.)
А н т и п о в (Лере). Единственная радость — ты… Что-то не спешат наши лапти друг к другу.
Л е р а. Может, не то лапти? (Уходит.)
А н т и п о в следует за ней.
Слышится музыка, к дебаркадеру пришвартовался катер. Сошли с корабля т у р и с т ы. Живо обмениваются впечатлениями, фотографируют, любуются видами Кардымовки. Толпой проходят в сторону церкви.
О л ь х о в ц е в (по привычке разговаривает с самим собой). Эк их привалило… Придется церковь показывать. (Уходит.)
От реки идет Б о р и с. Он несет М и ш к у, тяжело ступая, по-солдатски захватив его руку. Опустил Мишку на землю, сам сел, вытирая пот с лица, прерывисто дышит. Мишка стонет, как ребенок во сне.
Б о р и с. Потерпи… дотащу вот… считай, дома…
М и ш к а (очнулся). Ты?..
Б о р и с. Я, я!.. Сейчас только отдышусь…
М и ш к а. Гад… (Пытается ударить Бориса.)
Б о р и с. Лежи… тебе нельзя ворочаться.
М и ш к а. Я ж тебя… Живой, гад?..
Б о р и с. Если б я не был живой… кто тебя приволок бы, а? Соображаешь?!
М и ш к а. Ты — меня?!
Б о р и с. А кто же! Тяжел ты, парень…
М и ш к а. Плохо мне…
Б о р и с. Сейчас «скорую» вызовем из Корабельщиков…
Входит Н а д я. Увидев Бориса и Мишку, подбежала к ним. Метнулась в направлении дома Зевиных.
Н а д я. Варвара Антоновна!
Появляется В а р в а р а, за ней — З е в и н.
В а р в а р а. Миша?.. (Бросилась к сыну.) Боже мой…
З е в и н (Борису). Подсоби-ка.
В а р в а р а. Мишенька!..
З е в и н, В а р в а р а и Н а д я уносят М и ш к у в дом. Появился О л ь х о в ц е в. Прислушался. Для него, многоопытного, и тишина исполнена глубокого смысла. Поднялся на верхнюю палубу дебаркадера. Возвращается Борис, устал, вытирает пот. От реки приближается А н т и п о в.
А н т и п о в (не замечает состояния Бориса). Все летит к чертям!.. Лера не хочет со мной разговаривать. Марягин недоволен… Зачем ты взбаламутил всех, ну скажи! Может, обратно повернешь колесо? Не все ли тебе равно? С высоты отрешенности…
Борис молчит.
Да уладь ты свой конфликт с Марягиным! Изобрети что-нибудь. Ты можешь делать что хочешь! Ты же свободен, свободен от всего…
Б о р и с. Свободен — девать себя некуда…
А н т и п о в (внимательно вгляделся в Бориса, оценил наконец его необычное состояние). А, черт, как же мне разрядить атмосферу? (Уходит.)
Появляется В а р в а р а.
В а р в а р а (подходит к Борису). Сейчас врач приедет, Надя вызвала… Мишка все твердит, что он сам первый драку затеял… Замолкнет, потом снова. Я на дебаркадер сбегаю, скоро туристов отправлять надо. (Отошла, но тут же вернулась.) Боря, ты на Мишку зла не копи. Слышишь?
Б о р и с. Слышу, Варвара Антоновна.
В а р в а р а. Знамо, не счас, на будущее поимей в виду… Отец твой, Андрей Семенович, не был мне чужой… значит, и ты мне и Мишка тебе. Ты же его не оставил во рву, вытащил? Так он же тебе теперь дороже брата!.. (Быстро уходит.)
Шлепая по трапу, спускается с верхней палубы О л ь х о в ц е в.
Б о р и с. Евгений Степанович… моя мама… не знаете ли, где она?
О л ь х о в ц е в. Уехала с Лукашовым.
Молчание.
Я из церкви видел, как ты Мишку принес.
Б о р и с. Вы… разговор наш с Варварой Антоновной слышали? Что она хотела сказать?..
О л ь х о в ц е в (уклоняясь от ответа). Эх-хе-хе…
Б о р и с (в смятении). Сегодня я мог бы его убить… Мишку…
О л ь х о в ц е в. Чего не видала наша земля!.. А вообще-то нельзя мешать человеку рождаться, но так же грешно мешать ему и умирать…
Б о р и с. Потому и отцу моему не мешали?.. Все двадцать лет…
О л ь х о в ц е в заковылял прочь.
Появляются т у р и с т ы и ж е н щ и н а - г и д, они осматривают пристань.
Катер скоро отчалит? (Бежит на дебаркадер, входит в комнату, засовывает в рюкзак пожитки и бежит к катеру).
От дома Зевиных спешит Н а д я.
Отчалил катер под музыку из динамика. Надя ищет Бориса. Взбежала на верхнюю палубу дебаркадера. Увидела отплывающий катер, сражена обидой и горем. И вдруг возвращается Б о р и с.
Н а д я (спустилась по трапу). Ты… опоздал на катер?
Б о р и с. Нет.
Н а д я. Почему ты вернулся?
Б о р и с (сбросил рюкзак). Да там ведь завтра… будут греметь оркестры… А я как-нибудь в обычный день съезжу. Может, вместе с тобой?.. Постоять возле моста.
Ж е н щ и н а - г и д (туристам). Мы с вами осмотрели древнюю церковь, теперь обратите внимание, как поэтична природа, весь облик этой маленькой пристани. Здесь все прекрасно… Голубое небо и река, опушка леса… Здесь мы ощущаем какую-то первозданность жизни… Здесь все располагает к отдыху и дышит покоем…
Слышится крик чаек.
З а н а в е с
1973