Картина пятая
В доме Буториных, через пять месяцев. Утро. Илья работает в ночной смене, еще не пришел из шахты. Ольга Самсоновна и Настенька выставляют вторые рамы. Максим Федосеевич по пояс высунулся в раскрытое окно.
Максим Федосеевич. Гляньте-ка, гляньте…
Настенька. Ласточки! Гнезда под крышей лепят.
Максим Федосеевич(свистит). Фить-фить-фить… Ишь сколько землищи в клювике тащит! Целый кирпич…
Ольга Самсоновна(передает Настеньке раму). Бери-ка.
Настенька. Последняя… (Уносит раму.)
Максим Федосеевич. А трава, травища-то… Апрель… Фить-фить-фить!.. Эк, резвятся…
Ольга Самсоновна. Что им еще делать-то?
Максим Федосеевич. А под землей, на всех горизонтах шахт, гремит Ильюшкина машина. Тоже ласточка…
Ольга Самсоновна. Электрическая-то машина?
Максим Федосеевич. Еще какая ласточка! Послушай-ка, что умные люди говорят. Комиссия к нам из Министерства приехала… Говорят, ласточка нового! «Такие ласточки, говорят, коммунизм возвещают!»
Ольга Самсоновна. А скажи ты мне толком, Максим, когда ж он, коммунизм, начнется?
Максим Федосеевич. Да он уже начался.
Ольга Самсоновна. Где ж это он начался? Что-то я не приметила…
Максим Федосеевич. Да вот хотя бы тут, под нашей крышей.
Ольга Самсоновна. Грешно изгаляться-то… Пустяки тебе, что ли?
Максим Федосеевич(сердито). Толкуй, что откуда… Ильюшка наш — кто?
Ольга Самсоновна. Известно, проходчик.
Максим Федосеевич. Знамо, не инженер-конструктор. А машину выдумал! Как, почему? Потому, что грамота, потому, что интерес широкий. И, думаешь, один он такой? Числа им нет! Да, да. Кто же они — рабочие иль инженеры? И то, и другое. Вот тебе и коммунизм!
Ольга Самсоновна. Маленько развидняется…
Максим Федосеевич. Или, вот, скажем, ты нынче у бабки Прасковьи гостила?
Ольга Самсоновна. Гостила.
Максим Федосеевич. Деревня?
Ольга Самсоновна. Покровка-то? Да что ты ума пытаешь? Известно, не город. Кругом — тайга.
Максим Федосеевич. А свет, а радио? Во-до-про-вод! Кино, десятилетка, музыкальная школа! А машины там какие! Тро-ту-а-ры! Одежда, одежда какая на людях? А главное — интерес у людей какой! Деревня, говоришь… А, может, город? А?
Ольга Самсоновна. Так уж и город! Хоть и пустяковая, да все же разница.
Максим Федосеевич. Во, во! И здесь разница, и между Ильей да Василием — тоже еще разница… А вот когда все эти разницы, как последние тучки, скроются, — тогда оно, солнце-то наше, в полный свет и засияет.
Ольга Самсоновна. Мы-то с тобой — доживем, ай нет?
Максим Федосеевич. Такую задачу поставим — непременно доживем.
Ольга Самсоновна(вздохнув). Ну, ежели не мы, то хотя бы дети наши…
Максим Федосеевич. А я, не доживу если, так и на том свете буду жителям коммунизма завидовать. Сам хочу! (Закуривает и снова высовывается в окно.) Фить-фить-фить…
Ольга Самсоновна(передразнивает). Фить-фить-фить… Просвистели зимушку. На дворе весна, а на ремонт и виду никакого.
Максим Федосеевич. Зима зиме рознь… (Вздыхает.) Хуже нет во вторую смену работать: весь день пила на шее. Материал-то мы подвезли! Лесу да кирпича целую гору навалили. Три-четыре недели — и будет наш дом как новенький.
Ольга Самсоновна(вглядывается в окно). Постой, никак Василий прошел…
Максим Федосеевич. Примерещилось тебе. Мимо дома бы не прошел. Надо же когда-то возвращаться.
Ольга Самсоновна. А походка его… и фигура. Вчера тоже мне показалось, будто прошел… Сердце, знать, еще не улеглось. Гордец! Пять месяцев в родном доме не показываться. Это ж от одной тоски…
Возвращается Настенька.
Максим Федосеевич. Тоже, скажешь, тоской изныла, пять месяцев не видала? Кому каждое воскресенье таскаешь жареное да пареное?
Ольга Самсоновна(растерянно). Ах, шпиён… Пролаза… А-а-а…
Максим Федосеевич. Ребята из общежития говорят: всю комнату по воскресеньям Васька Буторин кормит. А Настюшка — так та и по будням бегает.
Ольга Самсоновна. Подробности-то, подробности какие!.. А сам-то? Сам? Во сне-то намедни кого выкрикивал?
Максим Федосеевич. Когда это ты слышала? Сплю спокойно. (Пауза.) Фон-барон!.. Здесь люди себя не щадят, новые тропки к будущему ищут, а он торной дорожкой прогуливается да еще и нос кверху.
Ольга Самсоновна. Теперь уж — книзу.
Настенька. Вполне понятно. Все проходческие бригады на буровой агрегат переходят, а у него, видите ли, амбиция: по-старому работает, с перфораторами. И в бригаде из-за того сплошной разлад.
Максим Федосеевич. А тебя кто с этими известиями просит?
Звонок. Настенька выходит в переднюю и возвращается с пачкой писем.
Настенька. Илье! Снова целая дюжина. (Рассматривает штемпели на конвертах.) Кривой Рог… Златоуст… Копейск…
Максим Федосеевич. Илья-то — в гору да в гору. По всему белу свету о его выдумке да скоростной проходке слава шумит.
Ольга Самсоновна. Теперь-то уж, поди, не откажут… в партию?
Максим Федосеевич. Да что — теперь? Ему бы еще зимой, со всем бы удовольствием…
Ольга Самсоновна(в недоумении). Ну, так чего ж он, Илья-то?
Максим Федосеевич. А кто его знает. Заладил одно: не готов еще, да не готов. С Ефимушкиным повстречается — опять же этот вопрос бочком обходит.
Ольга Самсоновна. Еще подумают: куражится.
Максим Федосеевич. Какой же в таком деле кураж? Говорит — не готов, стало быть, особую строгость к себе имеет. (Пауза.) Я вот за Василия боюсь. Другим бы каким боком не забурился. Друзей-то умных поблизости нет, все зелень пискливая…
Настенька. А я что знаю! Он себе нового друга нашел: с Ефимушкиным самим подружился.
Максим Федосеевич(удивленно). Ну? Си-илен…
Настенька. В партком к нему ходит. А тот — общежитие навещает. Книги ему парторг дает.
Максим Федосеевич. Во как!..
Настенька(перебирает конверты). Кемерово… Магнитогорск… Коунрад…
Ольга Самсоновна. Большого тепла человек Александр наш Егорович…
Настенька. А фамилия какая-то несерьезная: Ефимушкин.
Максим Федосеевич(с улыбкой). Знамо, фамилия Гайнутдинов куда серьезнее.
Настенька. Прозрачные намеки…
Максим Федосеевич. А его, Ефимушкина, фамилия как раз очень серьезная. Деда его по отцовской линии, Ефима Рудакова, Ефимушкой звали. Любили его друзья-рудокопы. За песни. Запоет, бывало, Ефимушка — по всему поселку эхо перекатывается… В самом цвету погиб человек. Подрядчик, хозяин шахты, именины праздновал. Ну, и пригласил Ефимушку петь. А тот наотрез: «Не был я хозяйским соловьем и не буду». И угрозами подрядчик, и деньгами — не берет. Так, и не пел у него Ефимушка. Подрядчика заело. Подкупил каких-то пришлых бродяг. Устерегли Ефимушку ночью и… кислоты какой-то в рот залили… Неделю помучился и помер. Дети остались. Всем поселком их растить помогали. Фамилия забылась, так и звали: «Ефимушкины дети». А он уж — внук…
Ольга Самсоновна(вздыхает). А что же эта Малаша с Васенькой-то?
Максим Федосеевич. Чего не знаю — того не знаю. Не по моей части.
Настенька. Не встречаются, целых пять месяцев. С того дня, как у Ильи на шахте случилось.
Ольга Самсоновна. Упрямится-то кто — он иль она?
Настенька. Нет, она! Да и один ли только Вася по Малашеньке сохнет? Ее портреты прямо из газет мальчики на память вырезают.
Ольга Самсоновна. А много ль расходится экземпляров?
Настенька. Расходится, да никому не приходится. (Перебирает конверты.) Сталино… Североуральск… Воркута…
Максим Федосеевич. Методом его интересуются. (Берет у Настеньки письма.) Давай-ка, на стол ему положу. (Выходит в комнату Ильи.)
Входит Гайнутдинов, одетый в парадный костюм горного мастера второго класса. Он в доме своей любимой впервые, и поэтому держится очень робко.
Гайнутдинов. Здравствуйте.
Настенька(удивлена появлением Гайнутдинова). Явился… Какой расфуфыренный… (Знакомит мать.) Это — Миша.
Ольга Самсоновна. Очень приятно.
Настенька. Проходи, Миша, только ступай по этой вот половице. Я подметать буду.
Ольга Самсоновна. Так-так, доченька, сразу их надо приучать, чтобы по одной половице ходили. (Отходит, обтирает подоконники).
Гайнутдинов(шопотом). Серьезная у тебя мамаша.
Настенька. А я вся в нее. Берегись. (Строго.) Ты почему пришел, если я тебя не приглашала?
Гайнутдинов. Я совсем не к тебе пришел. Твоя братишка, Вася, мне нужен.
Ольга Самсоновна(оглядывается). Что там про Васю-то?
Настенька. В одной бригаде и не мог увидаться и поговорить?
Гайнутдинов. Особый разговор.
Ольга Самсоновна. Он же в общежитии живет.
Гайнутдинов. А ребята сказал: домой ушел.
Ольга Самсоновна. Максим, слышал? Говорила я тебе, фигура его и походка…
Входит Василий. Он входит одетый в пальто.
Василий. Ну… доброе утро.
Ольга Самсоновна. Васенька! (Настенька с радостью бросается к Василию. Максим Федосеевич выходит из комнаты Ильи. Пытается казаться суровым.) Легок-то на помине… Не разделся чего?
Василий. Да я так, на минутку… По стенам соскучился.
Максим Федосеевич. Стены как стены, стояли и стоят. Обои все того же цвета.
Василий. А я сегодня во сне видел, будто переменились.
Максим Федосеевич. И часто ты этакие сны видел?
Василий(насупившись). Доводилось.
Ольга Самсоновна. Раздевайся, пойдем.
Василий. Сам еще в этом доме дороги не забыл.
Ольга Самсоновна. Тогда я на стол подавать буду. Винишка бутылочку припасла.
Василий. Вот это хорошо. К сестре, вон, гость. (Выходит, затем входит в костюме.)
Гайнутдинов. Я к тебе, Вася.
Василий. Ко мне? Ну-ну.
Ольга Самсоновна. Закусочку приготовлю. (Выходит.)
Настенька. Секреты?
Гайнутдинов. Маленький беседа между нами. Не мешай, пожалуйста.
Настенька. Ах, я уже мешаю? Джуляр малай! (Рассерженная выходит.)
Максим Федосеевич. Беседуйте. (Понимающе улыбаясь, выходит.)
Гайнутдинов. Скажи, бригадир, когда мы в свою бригаду агрегат возьмем?
Василий. А ты что надулся так, словно посол иностранной державы? (Гайнутдинов стоически переносит насмешку. Это настраивает Василия на более уважительный тон.) Взять агрегат — не штука.
Гайнутдинов. Золотой слова, бригадир!
Василий(продолжая мысль). Да как теперь на это посмотрят? Чего доброго скажут: Василий Буторин длинные рубли учуял…
Гайнутдинов. Какой дурак скажет?
Василий. Найдутся.
Гайнутдинов. Плохой причина, бригадир. (Собравшись с духом.) Если ты не хочешь немедленно брать машина, ты не будешь руководить бригада.
Василий. Ты… угрожать?
Гайнутдинов. Это не я, Вася, это — мы… Мы будем просить начальство заменить бригадира. Так решил бригада.
Василий. Бригада?..
Гайнутдинов. Да, ребята просил тебе передать.
Василий(после паузы). За все мои старания… награда… (Вспыхнув.) Кто вас горняками сделал, сопляки? Тебя, тебя кто сделал? Перфоратора боялись… отладка была для вас черной магией… Выросли, меня переросли? Дудки!
Входит Вера. Она раскраснелась и запыхалась.
Вера. Товарищи! Дорогие мои… Где Илья?
Василий. Наверно, еще на шахте.
Вера. Родные мои!.. Что же делать?.. Да вы ничегошеньки не знаете! (Хлопает в ладоши и смеется.)
Василий. Что случилось?
Вера(радостно). Уж такое случилось… Бегу на шахту! (В дверях сталкивается с входящим Фуреговым.) Простите…
Фурегов. Куда вы так разогнались?
Вера. На шахту, за Ильей Максимовичем.
Фурегов. А разве он еще не пришел? Я звонил в шахту.
Вера(шопотом). Не говорите ничего, пока Илью не приведу, прошу вас. (Уходит).
Василий(Гайнутдинову). Что это с ней?
Гайнутдинов. Какой-то большой радость… Вася, я побежал посмотреть. (Уходит.)
Входит Максим Федосеевич.
Максим Федосеевич(настолько удивлен приходом Фурегова, что даже растерялся.) Заходите, товарищ директор…
Фурегов держится как-то необычно, серьезно и торжественно. Он в форме горного директора.
Фурегов. Пришел, так уж войду.
Максим Федосеевич. Садитесь, Николай Порфирьевич. Гостем будете.
Фурегов(садится). Спасибо. (С горечью.) Да, гостем… А праздник сегодня… (Вспомнив просьбу Веры — молчать — оборвал себя.) К-хм… (Пауза.) Скажу я тебе, Максим Федосеевич… Не пришел бы я, да… в общем, пришел я к тебе не как директор, а просто как старый товарищ. С сегодняшнего дня директора у нас нет.
Максим Федосеевич. За что ж тебя сняли? Насколько я знаю, министерская комиссия отмечает, что рудник работает хорошо?
Фурегов. А почему хорошо?
Максим Федосеевич. Ну, буровой агрегат, многозабойный метод по всем шахтам…
Фурегов. Вот именно. А как я этому делу помогал? Помнишь октябрь?
Максим Федосеевич. Припоминаю.
Фурегов. Чужие заслуги присваивать не хочу.
Максим Федосеевич. Так-таки сам и уходишь?
Фурегов. Уже заявление подал.
Максим Федосеевич(сильно дымя трубкой, ходит по комнате, затем подходит к Фурегову, строго смотрит ему в лицо.) А мы тебя не отпустим.
Фурегов. Кто это — вы?
Максим Федосеевич. Мы? Рудник — вот кто мы. Не отпустим и все тут.
Входит Ольга Самсоновна.
Ольга Самсоновна. Здравствуйте, Николай Порфирьевич. (Стелет на стол скатерть.) А у нас-то радость…
Фурегов. Так, вы знаете?
Ольга Самсоновна. Что Васенька-то вернулся? (Счастливая, смеется.) Знаю, кому же еще знать!
Фурегов. Поздравляю.
Ольга Самсоновна. Максим, помоги-ка мне, пожалуйста… (Шепчет.) Консервы там надо раскрыть. Извините, Николай Порфирьевич. (Выходит с Максимом Федосеевичем.)
Входит Ефимушкин.
Ефимушкин. Илья пришел?
Фурегов. Нет, Вера Ивановна побежала за ним. Просила старикам не говорить, пока самого не приведет.
Ефимушкин(озорно улыбаясь). Правильно! (Затуманился вдруг.) Что же ты, начальство?..
Фурегов. Считай, бывшее.
Входит Максим Федосеевич. Увидев Ефимушкина, остановился.
Максим Федосеевич. Прямо диву даюсь: весь генералитет у меня собирается! (Здоровается с Ефимушкиным.)
Фурегов(вздохнув). Генералитет…
Максим Федосеевич(неодобрительно кивает в сторону Фурегова). Это ж додуматься надо!
Ефимушкин. Откровенно говоря, когда я узнал, я обиделся. Такой шаг, и со мной — ни слова.
Фурегов. Я боялся, что ты… помешаешь моему решению.
Ефимушкин. Может быть, хоть объяснишь?
Фурегов. Долго рассказывать… (Пауза.) Я еще осенью задумался. Помнишь, мы как-то говорили в парткоме? Затем — бюро горкома. А главное — жизнь. За пять месяцев эта новая машина все перевернула. Ясно, рассуждать не о чем.
Ефимушкин. Видел я, как холодно тебе на свежем ветру… Все ясно. А рассуждать — и очень серьезно рассуждать, Николай Порфирьевич, нужно! Я видел, как холодно тебе на свежем ветру…
Фурегов. Вчера я нашел подлинного виновника аварии на Северной. Это — я… Прав ты был тогда, Максим Федосеевич. Да, и во всем — не Безуглый, а я. Илья твой — выдержанный человек. Но он просто человек, и не больше. А у человека бывает предел терпению.
Ефимушкин. На поступок Ильи у меня особый взгляд. У коммуниста не должно быть предела терпению. Об этом спорить не будем. А твое признание… дорогое признание!
Фурегов(с улыбкой). Может быть, это случилось потому, что некоторые книги начали перемещаться из книжного шкафа в более обязательное место… Да и критика одна не ходит. Самокритику в подружки берет… Рубанул ты меня, а потом я и сам…
Ефимушкин. Вот-вот, с этой лесенки и посмотри на свой уход, как ты выглядишь?
Максим Федосеевич. Скажем прямо, неважнецки выглядит.
Ефимушкин. Открыл правду, испугался и бежать.
Максим Федосеевич. Тебя всегда любил коллектив, и ты его любил. Только последнее время…
Ефимушкин. Да, когда ты хотел переспорить все четыре шахты, уважение пошатнулось. Но у тебя столько возможностей его укрепить! (Пауза.) Скажи откровенно, разве тебе не жаль расставаться с рудником?
Фурегов. Как — не жаль? Мое детище.
Ефимушкин. Знаешь, в чем твоя беда? Туго ты новое принимаешь. А истина в том, что новое неизменно побеждает. Это — правило без исключений. Если хочешь, в этом — наше постоянство. Ты усвоил это, наконец, — значит, ты нашел себя.
Фурегов. Утешаешь?
Ефимушкин. Нет, я радуюсь, Порфирьич. Ты нашел себя, поверь мне! Увидел свои ошибки, пережил горе — значит, поднимаешься.
Фурегов. Это правильно.
Ефимушкин. Ну, вот видишь. Тяжело признавать свои ошибки. Горе… Но, подумай, Порфирьич, какое это все же светлое горе! (Пауза.) А вообще-то у меня сегодня чудесно начался день. В техотдел пришел механик Чугунов и принес такую мысль, что и агрегату нашему не уступит.
Фурегов. Чугунов — это с Четвертой?
Ефимушкин. Да. Творит народ! Весь народ творит. (Пауза.) Эх, Порфирьич… Такие люди, такой рудник!..
Фурегов. Что и говорить. Мой рудник.
Ефимушкин. Конечно, твой!
Фурегов. Но как мне с этой комиссией? Я же им заявил…
Ефимушкин. Как-нибудь объяснимся.
Фурегов(после паузы, растроганный). Хорошо ты учил меня, Максим Федосеев.
Максим Федосеевич(пожимает протянутую Фуреговым руку). У всех у нас одна учительница — партия наша. (Пауза.) Да, кстати, пока не забыл… Скажите ж вы мне, какую экономическую выгоду дает применение электробурового агрегата? Говорят, комиссия подсчитала?
Ефимушкин. Миллионы, Максим Федосеевич, большие миллионы. Сын твой, Илья Буторин — миллионер. Миллионы Буториных… Были приваловские миллионы, где-то там — миллионы морганов и рокфеллеров, а у нас — буторинские миллионы. Вот она, материальная база коммунизма.
Максим Федосеевич. Главное — своими руками. (Пауза.) Ну, а коли уж Буторины миллионщиками стали, то и выпить не грех! А здесь еще сын вернулся. Да гости такие… Дозвольте распорядиться!
Ефимушкин. Дело хозяйское.
Максим Федосеевич. Мигом обернусь. (Уходит.)
Входит Никонов. Он тоже в форме.
Никонов. И тут его нет!.. Здравствуйте. (Здоровается с Ефимушкиным и Фуреговым.) Куда же наш герой сбежал? Это уже становится загадкой.
Ефимушкин. А мы пока поздравим того героя, который появился. (Обнимает Никонова; Фурегов тоже поздравляет главного инженера.)
Никонов. Вы меня, друзья, не обнимайте. Все равно, даже взявшись за руки, не обнимете. Вот летом возьму отпуск, поеду на Кавказ, буду лазать по горам и стану легким, как молодой олень. (Тяжело садится.) Эта министерская комиссия меня вконец измотала.
Ефимушкин. Ничего, комиссии хороши тем, что они рано или поздно уезжают.
Никонов(мрачно косясь на Фурегова). Но эта, кажется, уедет не одна: увезет нашего уважаемого директора.
Ефимушкин. Уже не увезет.
Никонов. О-о-о!
Фурегов. Ефимушкин не отпускает.
Никонов. Молодец.
Ефимушкин(у телефона). Прошу Северную… Дежурный? Позовите Буторина.
В комнату Ильи, где уронив голову на руки, сидит за столом Василий, с внутренней стороны входит Гайнутдинов.
Гайнутдинов(весело). Убежала.
Василий(поднимает голову). Кто?
Гайнутдинов. Вера. И Настенька за ней.
Василий(вздыхает). От меня тоже… все бежит…
Гайнутдинов(не поняв Василия). Какой бес ты ноешь? Бежит, не замечает… Разве мужчина так надо? Ах, не замечаешь? Прощай. Мы с тобой далеко-далеко. Ты — себе, я — себе, одно удовольствие. Серьезный характер не имеешь!
Василий. А-а, ты вот о чем… Да, и здесь не везет. Легко сказать… Пять месяцев дуется, выдержи-ка тут характер.
Ефимушкин. Алло, алло!..
Гайнутдинов. От чистой сердца говорю, я бы на тебе, Вася, без разговоров женился. Брови черные, зубы белые, профессия богатая — что еще нужно человеку? Забывай скорей свою Малашу, пускай после плачет, извини пожалуйста.
Ефимушкин. Северная… алло… Я жду…
Гайнутдинов. Я тебе татарский девушка выпишу. Одно удовольствие! Глаза черные, зубы белые, танцовать пойдет — каблуки горят, работать пойдет — руки горят, обнимать начнет — совсем сожжет, головешка станешь.
Василий. Нет уж, Миша, ты эту свою девушку лучше какому-нибудь пожарнику сосватай. А я, брат, боюсь.
Ефимушкин. Да, жду…
Гайнутдинов. Невесту боишься, технику тоже боишься…
Василий(вспыхнув). Врешь, ничего не боюсь. Я эту технику… Давно я к ней присматриваюсь. Я ее так знаю, что…
Гайнутдинов. Возьмем?
Василий. Только я… иждивенцем быть не желаю. Предложение у меня…
Ефимушкин. Ушел? Хорошо. Дайте распорядочную.
Гайнутдинов. Давай сейчас! В той комнате вся дирекция собралась.
Василий решительно входит в общую комнату, но, увидав здесь все начальство, оробевший останавливается.
Ефимушкин(с телефонной трубкой в руке). А, Василий Максимыч… (В трубку.) Буторин Илья приходил в душ? Не приходил? Странно… (Опускает трубку.) Телефон мы твой оккупировали. Ты — звонить?
Василий. Нет, предложение у меня.
Ефимушкин. Предложение?
Василий. Да, по составу проходческой бригады.
Ефимушкин. Так ты что — сейчас?
Василий. А чего тянуть.
Ефимушкин. Ладно, выкладывай.
Василий. Я думаю, что можно сокращенный при агрегате состав сократить еще на половину.
Фурегов. Это как же?
Василий. Основной бурщик, он же бригадир и машинист погрузочной машины. Хочу вот сам прежде попробовать.
Фурегов(размышляя). Двое… Бурщик, машинист… Это, мне кажется, возможная вещь. Попробуй.
Никонов. Да это и просто, и хорошо!
Ефимушкин. Сильное ты надумал дельце, Василий Максимович. Спасибо тебе.
Василий(потупившись). Да ведь рудник-то мой, не чужой.
Ефимушкин(хитро посматривая на Фурегова). Твой, Василий, твой, в этом-то и все дело.
Фурегов. Давай-ка подсчитаем, сколько у нас высвободится проходчиков. (Сгрудились у стола, подсчитывают.)
В комнату Ильи с внутренней стороны входит Настенька.
Настенька. Ах, вы здесь?
Гайнутдинов. Настенька!
Настенька. Стосковались? Может быть, я вам еще мешаю?
Гайнутдинов. Не сердись, пожалуйста. Мы говорили с Васей между нами. Понятно? Есть мудрый восточный пословица: не скажи своей жене половина того, что знаешь.
Настенька. Жене?!
Гайнутдинов. Вообще девочка, извини пожалуйста.
Настенька. Не заговаривайся.
Гайнутдинов(после паузы). Позволь родным, Татария, письмо про тебя написать?
Настенька. Рано, Мишенька.
Гайнутдинов(умоляюще). Милая!
Настенька(с иронией). Дорогая?
Гайнутдинов. Дорогая.
Настенька. Когда вы, мужчины, научитесь красиво говорить про любовь. (С недовольным видом отходит.)
Гайнутдинов(подходит к Настеньке). Если ты меня бросишь…
Настенька. Что, что?
Гайнутдинов(отчаянно). Если ты меня бросишь…
Настенька, не выдержав, смеется. Гайнутдинов, обиженный, резко повертывается и идет к выходу.
Настенька. Миша! (Гайнутдинов останавливается). Иди ко мне, Миша. (Гайнутдинов подходит. Настенька от всего сердца улыбается ему.)
Гайнутдинов(радостно). Солнышка моя, глазам больно…
Настенька. Что же ты напишешь своим родным?
Гайнутдинов. Я напишу… что я люблю тебя так… как трава любит солнце, как проходчик любит шахта… Можно?
Настенька. Пиши, Мишенька. (Гайнутдинов внезапно целует Настеньку, и та, счастливая, устыдившись, выбегает. Гайнутдинов следует за нею.)
Фурегов(окончив подсчет). Армия! Целая армия! Мы двинем ее на проходку квершлага.
Ефимушкин, Никонов. Квершлага?
Фурегов(с улыбкой). Надо же когда-то начинать!
Ефимушкин. Совершенно верно.
Фурегов. Безо всякой угрозы для плана… А вечерком зайдемте ко мне. Я вам покажу одну смету… Обогатительную фабрику надо строить.
Никонов. А уходить собирался!
Фурегов. Знаешь, русскую пословицу: умирать собирайся, а рожь сей.
Входит Безуглый.
Безуглый. Добрый день, товарищи. (Оглядывается.) В этот простой и скромный дом сегодня вошло счастье.
Ефимушкин. А мне думается, оно вошло сюда еще в семнадцатом году.
Безуглый(смеется). Пожалуй, вернее. (Направляется к Никонову.) Позвольте, дорогой Иван Петрович, пользуясь вашим здесь присутствием, поздравить вас от всего сердца.
Никонов. Благодарю вас, Владислав Сергеевич.
Входит Малаша. Она не ожидала встретиться здесь с начальством и поэтому сразу стушевалась. На Василия она не смотрит.
Малаша. Здравствуйте… Я пришла поздравить Илью Максимовича…
Василий. Да с чем?!
Ефимушкин(быстро, подмигнув Малаше). Он скоро сам будет. А здесь есть кого поздравлять.
Малаша(смущенно пожимает руку Никонову). Очень вас поздравляю. (Входит переодетая в праздничный наряд Ольга Самсоновна). И вас разрешите, за сына…
Ольга Самсоновна(с улыбкой, косясь на Василия). Благодарствуем.
Ефимушкин(подталкивает локтем Василия). Гляди орлом, орлом гляди!
Малаша. Сегодня этого орла с большой высоты сняли.
Ефимушкин. Откуда же это?
Малаша. Портрет его в Дворце культуры, среди знатных стахановцев висел… Значит, это не вы распорядились?
Ефимушкин. Нет, нет.
Малаша. Там был товарищ Безуглый…
Безуглый. Да, я, так сказать, подметил…
Малаша(неожиданно подходит к Василию сжимает его руку.) Ничего, Василек, ничего.
Василий. Лашенька…
Малаша. Я тебя сама еще раньше сняла.
Василий. Но я вернусь, ты веришь? Издохну, а вернусь.
Малаша(сдерживая слезы). Вот и хорошо. Только бы светлым тебя видеть, совсем светлым. Чтобы чувства свои перед собой же не приходилось оправдывать. А вся эта слава… была бы совесть чиста! (С вызовом.) Все равно я тебя люблю. Слышишь? Никогда ведь не говорила, все только тебя слушала, а сейчас, вот, хочешь — при людях… Люблю, люблю… (Плачет.)
Ольга Самсоновна(утешает Малашу). И-и, милая… Мой Максим не в такие переплеты попадал. А я… чем горше горе, тем сильней его любила. И все перенесли.
Входит Максим Федосеевич. Изо всех его карманов торчат бутылки вина. Бутылками донельзя заняты и его руки.
Максим Федосеевич. Освободите мои руки… (Фурегов и Никонов бросаются помогать Максиму Федосеевичу. Бутылки составляют на стол.)
Ефимушкин(сурово). Ваша инициатива, товарищ Безуглый, развивается, мягко говоря, не в том направлении.
Безуглый. Но человек ведь уже давно в числе передовых не значится…
Ефимушкин. Все течет, все изменяется, товарищ Безуглый.
Малаша(утирая слезы). Ох, и мудрая ж наука эта диалектика, Александр Егорович.
Василий. И не сразу дается.
Безуглый. Товарищи… я ни на одну минуту не хотел бы омрачать наш праздник… (Подходит к Фурегову.) В этот день хочется отдать должное вам, Николай Порфирьевич, как человеку, без которого были бы невозможны нынешние успехи и торжество.
Ольга Самсоновна. Праздник… торжество?..
Максим Федосеевич. Разве еще что-нибудь приключилось?
Ефимушкин. Потерпите минуточку.
Фурегов. Спасибо за искренность, Владислав Сергеевич… Но… мы вынуждены будем очень серьезно с вами разговаривать.
Безуглый. Я… не вижу причины…
Фурегов. На нашем руднике не остается места для тишины.
Безуглый. Но я… готов…
Ефимушкин. Что? Шуметь?
Фурегов. Вы пойдете работать начальником смены.
Безуглый. Я, горный директор третьего ранга?! Александр Егорович, вы, как сама справедливость…
Ефимушкин. Я согласен с директором.
Безуглый. Хорошо… я подумаю. (Уходит.)
Ефимушкин(Безуглому). Подумайте, и хорошенько, обо всем!
Вбегают Настенька и Гайнутдинов.
Настенька. Мам… папочка!..
Ольга Самсоновна и Максим Федосеевич. Что? Что?
Настенька. Они идут!
Гайнутдинов. Ой, какой праздник!
Входят Илья и Вера. Они держатся за руки. Илья в рабочем костюме, испачканный рудной пылью и машинным маслом. Он улыбается, и зубы его блестят как у негра. Вера несет на руке свое пальто. Все, кроме стариков и Василия, хлопают в ладоши. Затем наступает тишина.
Вера. Вот он, Илья Буторин!
Никонов. Долго же вы его сюда вели.
Илья. Полем шли…
Вера. Шли, как пьяные, по полю… И ничего не видели.
Илья. Кофточку вот выпачкал.
Вера. Чистить не буду. Повешу в шкаф — пускай висит.
Входят Ястребов, Бадьин и Карпушкин. Здороваются.
Максим Федосеевич. Да весь рудник у меня! (Вопросительно оглядывается.) Товарищи?!
Ефимушкин. Вера, твое слово.
Вера. Нет, правда, ничего не сказали?!
Фурегов. Распоряжение исполнено.
Вера. Спасибо! (Вынимает из кармана Ильи свернутую и уже испачканную газету, разворачивает ее и громко, торжественно читает.) Проходчику Красногорского железного рудника Буторину Илье Максимовичу и главному инженеру того же рудника Никонову Ивану Петровичу за изобретение электробурового агрегата оригинальной конструкции и развитие многоцикличного метода бурения — Сталинская премия первой степени!
Ольга Самсоновна. Батюшки мои!
Максим Федосеевич. Ну, сын… (Идет к Илье, но неожиданно поворачивается к Ольге Самсоновне.) Поздравляю вас, Ольга Самсоновна.
Ольга Самсоновна. Так же и вас, Максим Федосеевич.
Старики торжественно кланяются Илье, затем целуют его.
Максим Федосеевич. Вот… сам товарищ Сталин и заметил.
Фурегов(подходит к Илье, жмет руку). Гвардия моя стахановская…
Ефимушкин. Ты, Илья, на директора не дуйся. Как сказано когда-то, он — уже не он, а кто-то другой.
Никонов. Поздравляю, Илья Максимович?
Илья. Замажу.
Никонов. Давай, покрепче. (Обнимаются.)
Ольга Самсоновна. Главный инженер и простой шахтер, а дорожкой, гляди-ко, не разминулись.
Ефимушкин. Время такое, Ольга Самсоновна. Многие стираются меточки. (Жмет руку Илье.) Так-то, Максимыч…
Настенька(бросаясь на шею Илье). Пустите, я! Ой, какое ура! (Целует Илью.)
Гайнутдинов(причмокнув). Одно удовольствие.
Ефимушкин. Поздравляю и тебя, Вера… Мы на подступах к твоему Донбассу: Николай Порфирьевич принял решение начать проходку квершлага.
Вера. Николай Порфирьевич, точно?
Фурегов. С одним условием. (Вера вопросительно смотрит на Фурегова.) После — гулять у вас на свадьбе.
Вера. Принимаю!
Илья(с трудом отрывая от себя сестренку). Хватит, Настенька… (Осмотрелся.) Ух, народищу навалило. (Рассмеялся, все улыбаются. Замечает Василия, который, понурившись, стоит в стороне). Вася… (Идет к брату). Бродяга ты, бродяга… (Обнимается с Василием).
Василий. Братуха…
Максим Федосеевич. Когда-то уж все мои дети коммунистами станут?..
Илья. Станут, отец.
Настенька. Станут. Все смотрят на Василия.
Василий(упрямо вскинув голову). Да, станут!
Ефимушкин. Слышите, Максим Федосеевич?..
Илья. А теперь, Александр Егорыч, прошу твою рекомендацию!
Ефимушкин. Давно написана. (Вынимает из внутреннего кармана аккуратно свернутый листок). Вот… (Обращаясь к зрителям). Проходчики мы — этим все сказано. Человечеству дорогу пробиваем… В том и радость наша, и лучшая судьба. (Вручает Илье рекомендацию). Шагай, Максимыч. В добрый путь!
Конец