Англия, Лондон, 25 июля 1916 года

Третью встречу главе секретной службы Джорджу Мэнсфилду Смит-Каммингу сэр Уинсли-старший назначил на Лестер-сквер в пять тридцать пополудни. Лучшего места в Лондоне, чем «Клуб бифштексов», для финального аккорда их переговоров было не сыскать.

Именно сегодня сэр Уинсли намеревался окончательно обговорить детали сомнительного мероприятия, предложенного ему Черчиллем и получившего в официальных бумагах Интеллидженс Сервис кодовое название «Операция “Целлулоид”». И в данном случае место определяло время, а не наоборот.

На правах старожила сэр Уинсли останавливался в клубе, когда дела семейные заставляли его покидать Эшли, а заботы Ордена — резиденцию в Мортлейке. Двери апартаментов на третьем этаже были гостеприимно распахнуты перед почетным членом клуба в любое время дня и ночи. Две комнаты, обставленные без роскоши, но с изяществом, успокаивали сэра Артура тишиной и зеленью обоев. Они олицетворяли благодатную мирную гавань в кипучем океане лондонской суеты, год от года рокочущем громче и громче. Здесь же, в «Клубе бифштексов», на протяжении долгих лет каждую третью среду сэр Уинсли собирал за карточным столом узкий круг старых друзей, которых, к его величайшему сожалению, становилось все меньше.

— Время немилосердно, мой друг, — мрачно произнес сэр Уинсли в пустоту небольшой комнаты, отведенной в клубе под бридж. — Даже к алхимикам.

Перед ним на ломберном столе лежал раскрытый блокнот. Посреди страницы карандашом было выведено «25 октября». Должно быть, от охватившего в ту минуту сэра Артура волнения буквы вышли особенно колкими, а надпись смотрелась, как строй ощетинившихся пиками улан.

Часы пробили четверть шестого. Сэр Уинсли вздрогнул. Мерный звук колокола, призванного напоминать впавшим в азарт игрокам о времени, прозвучал вдруг погребальным звоном похоронной процессии. Заглавная «О» в названии месяца перестала походить на обращенное вверх острие копья и стала выглядеть траурным обелиском.

— Черт возьми! — раздраженно сказал он и перевернул страницу блокнота, словно это помогло бы отсрочить неизбежное. — Всего лишь пятьдесят один! Надеюсь, твои карты на этот раз подвели тебя, — пробурчал Артур, разглядывая карандашные пометки, составленные им в штаб-квартире секретной службы.

До обозначенной в блокноте даты оставалась еще не одна неделя, а вот до беседы с Джорджем Смит-Каммингом — менее пятнадцати минут. Пунктуальный капитан наверняка уже сидел в припаркованном у парадного входа клуба авто и в нетерпении крутил в руке трость. А быть может, давал последние наставления своему спутнику. Во время первой аудиенции в Мортлейке одноногий служака смог произвести на сэра Уинсли приятное впечатление. Теперь дело оставалось за незнакомцем, имя которого Артур так и не удосужился запомнить.

Артур еще раз взглянул на часы, набил трубку и откинулся в кресле.

* * *

Сэр Уинсли прежде не был лично знаком с капитаном Каммингом. Но едва тот ступил на порог Цитадели Хранителей, как между собой называли братья по ложе имение в Мортлейке, Артур понял, что они поладят с директором секретной службы.

Седой пятидесятипятилетний командор отличался военной выправкой, тяжелым выступающим подбородком и массивным носом. Сэру Артуру он сразу напомнил верного хозяину сторожевого пса, даже не мастифа, а скорее бандога, готового порвать любого по первому же приказу. В четырнадцатом году английский свет был взбудоражен трагическим событием. Капитан Камминг и его сын Аластейр попали в автокатастрофу. Автомобилем Каммингу придавило ногу, и, чтобы подползти к умирающему на его глазах сыну, он хладнокровно ампутировал ее перочинным ножом. Принесший такую жертву ради любви к наследнику не задумываясь отдал бы жизнь за Британию. И явно не только свою. Последние сомнения сэра Артура развеялись — Черчилль выбрал нужного человека. Справедливости ради надо было отдать должное бывшему первому лорду Адмиралтейства: в людях он разбираться умел.

Капитан Камминг явился не с пустыми руками. Желтая картонная папка манила сэра Уинсли на протяжении всего скучного ланча. Не то в силу характера, не то из-за издержек профессии собеседником Смит-Камминг оказался никудышным. Наконец, домучив положенные послеобеденные сигары, Артур велел Хоупу развлечь гостя прогулкой по дому и погрузился в чтение.

Цитадель Хранителей, построенная еще во времена правления Якова Первого, лишь немногим уступала в размерах Кенсингтонскому дворцу. Любование ее убранством занимало обычно три четверти часа, но изобилующие подробностями истории старика Питера, разглядевшего в молчаливом капитане благодарного слушателя, выкроили для Артура вдвое больше.

За это время сэр Уинсли смог не только внимательно изучить содержимое папки, но и основательно поразмыслить.

Помеченные грифом «Совершенно секретно» страницы машинописи не поведали сэру Артуру практически ничего нового о сибирском старце. Слухи о незаурядных талантах Распутина дошли до Хранителей давно, теперь они лишь получили подтверждение от секретной службы его королевского величества.

Сэр Уинсли еще раз пробежался по тексту. Информаторы Интеллидженс Сервис приписывали Распутину недюжинные лекарские способности. Докладывали о его пророческих видениях. О необъяснимом обаянии и способности входить в доверие, в особенности к представительницам женского пола.

Отдельная справка была посвящена неудавшемуся покушению на старца двухлетней давности. Недовольные высокопоставленные священники подослали уродливую лицом мещанку, и та едва не зарезала Распутина. Несмотря на страшную рану живота, старец не только выжил, но и излечил себя сам: «исключительно целебными свойствами сибирских трав и молитвой».

«Неужели он смог заполучить Саламандру?» — подумал сэр Уинсли.

Саламандра была одним из самых сильных и опасных артефактов. Слабую личность она быстро сводила в могилу, но человек незаурядный становился практически неуязвим.

Уинсли поднес к свету приложенный к досье фотоснимок. С него диким взглядом таращился патлатый мужик в черной сутане. Косматая борода и расчесанные на пробор волосы тронуты сединой. Глубоко посаженные, словно впавшие глаза. Изможденное лицо. Старец оправдывал свое прозвище. Хотя данные секретной службы были верны — ему не исполнилось и пятидесяти.

— А быть может, и не только ее, — в задумчивости сэр Артур не заметил, что произнес фразу вслух.

По отрывочным сведениям о Саламандре, что удалось собрать ордену за несколько сотен лет существования, выходило, что эта фигурка позволяла хозяину пользоваться сразу несколькими артефактами. Конечно, такие потрясения не проходили для человеческого организма без последствий. Но за могущество Саламандры ранняя старость была более чем приемлемой платой.

Последние достоверные сведения об этой фигурке восходили к временам первых крестовых походов. Французские тамплиеры привезли ее из Святой земли в Европу в начале двенадцатого века. Во времена гонений на храмовников след ее потерялся. Правда, по косвенным признакам можно было предположить, что Саламандра побывала в руках и у Наполеона Бонапарта. Неудержимый корсиканец вполне мог упустить артефакт в России, так же как он упустил Москву. Поэтому владеть Саламандрой Распутин теоретически мог. А это значит…

Уинсли снова перечитал записку о покушении. В числе прочих, имевших зуб на Распутина, значился некий «божий человек» Дмитрий Козельский. В конце девятьсот пятого, незадолго до прибытия сибирского старца в Петербург, он пользовался царской милостью, но с появлением Распутина был отдален от императорского дворца. Молва приписывала юродивому из Козельска дар ясновидения.

— Забавно, — протянул сэр Уинсли, пытаясь унять охвативший его восторг. Кончики пальцев забарабанили по столешнице.

До появления при дворе сибирский старец, по его же словам, провел много лет в странствиях. Что если целью его путешествий было вовсе не желание прикоснуться к святым местам, а жажда поиска — та, которая известна любому Хранителю? Что если Распутину удалось завладеть не только Саламандрой, но и другими фигурками из утраченного наследия храмовников? Например, Котом, позволяющим заглянуть в будущее?

Артур вскочил на ноги и принялся расхаживать по кабинету.

И если принять на веру слухи о пророческом даре Распутина, в действиях императора Николая многое становится понятным. В том числе и предложение объединить Гранд Флит с российским Балтийским флотом прямо накануне Ютландского сражения и Луцкого прорыва.

Опыт подсказывал Артуру, что следует избегать опасности выдавать желаемое за действительное. Поддавшись охотничьему азарту, легко можно пренебречь логикой. А там уже недалеко и до попыток объяснить любой слух о Распутине магическим действием артефакта. Успехи у дам, скажем, Обезьяной, а способность употреблять чудовищное количество алкоголя — воздействием Ласточки. Увлекаться и лелеять ничем пока не обоснованные ожидания губительно для дела. Для начала нужно основательно проработать Саламандру и Кота.

Сэр Уинсли нуждался в советчике, которому он полностью доверял. Необходимо выслушать мнение искушенного и непредвзятого человека, сведущего в оккультизме больше прочих, но не очарованного волшебством артефактов. Того, кто имеет связи в Российской империи.

Заложив руки за спину, сэр Артур в задумчивости мерил кабинет быстрыми шагами. В таком возбужденном состоянии его застал капитан Смит-Камминг.

— У вас удивительное собрание шпалер, сэр Уинсли. — Директор секретной службы был явно доволен осмотром Цитадели. — «Деяния апостолов» просто ошеломляют!

— Если бы я знал, что вы такой тонкий ценитель искусства, капитан, — Артур снова пришел в обычное расположение духа, — думаю, наша трапеза прошла бы более увлекательно. Будем говорить о коврах или перейдем сразу к делу?

— Так что вы решили? — кинулся в атаку капитан Камминг.

— О решениях говорить еще преждевременно, — холодно ответил сэр Уинсли. — Скажите мне лучше вот что, сэр Камминг. Вы можете устроить конфиденциальный разговор с Парижем? В самое ближайшее время мне потребуется консультация по нашему вопросу с одним человеком.

Смит-Камминг задумался.

— Если только через наше посольство во Франции.

— А телефонистки?

— Думаю, мы сможем заменить их агентами службы на время разговора.

— Превосходно. — Сэр Уинсли сел за стол и взялся за перо. Угловатые буквы убористо покрывали бумагу:

«Мой дорогой Доктор! Недавние вести обрадовали меня: говорят, вы благополучно вернулись домой. Спешу поприветствовать вас и несколько запоздало поздравить с днем рождения. Прошу, свяжитесь со мной в удобное для вас время, но в самом ближайшем будущем. Дело безотлагательное. Нарочный этого письма все устроит. Искренне ваш, Шляпник».

— Вот, — сэр Уинсли протянул записку Каммингу. — Сегодня же телеграфируйте это в Париж. И пусть ваш агент лично доставит письмо и проводит адресата в посольство.

Капитан Камминг бегло просмотрел текст. Его брови едва не поползли вверх, но он тут же скрыл удивление. То, что сэра Уинсли называют за глаза Безумным Шляпником, для него не было секретом, а вот то, что он использует это прозвище в переписке, — шокировало.

— Гм, — прочистил горло Смит-Камминг и хмуро посмотрел на Артура. В бумаге не значился ни адрес, ни фамилия. Капитан Камминг не любил идиотских вопросов. Еще больше он не любил, когда его заставляли их задавать. — И кто же он?

— Жерар Анаклет Винсент Анкосс, — объявил Уинсли и, выдержав паузу, добавил: — Более известный как доктор Папюс. Он недавно комиссован с фронта, и вы сможете найти его по обычному парижскому адресу или в клинике на рю Роден. Справитесь?

— Несомненно, — ухмыльнулся капитан Камминг. — Что-нибудь еще, сэр?

— Нет, пока только это, — ответил Артур, возвращая командору папку с документами. — Но как можно скорее.

Капитан Смит-Камминг заверил, что приложит для этого все возможные усилия, и откланялся.

Сэр Уинсли припомнил, когда он в последний раз видел Жерара Папюса. Это было летом тысяча девятьсот восьмого. Семнадцать масонских послушаний со всей Европы съехались в предместье Парижа на Конвент спиритуалистических уставов. Грандиозная встреча почитателей Великого Архитектора Вселенной была замечательным предлогом, чтобы собрать для разговора и Хранителей разных стран.

Редко выбирающийся на континент Уинсли не мог пропустить такое событие. Хранители, шагнувшие в двадцатый век вместе со всем человечеством, не всегда принимали меняющийся на глазах мир с радостью, но с оптимизмом смотрели в будущее. Казалось, в новом прогрессивном мире можно будет забыть о средневековых размолвках и сообща делать их великое дело. Начали говорить даже о единой библиотеке, о создании европейского справочника артефактов и их владельцев. Проклятая война смешала все планы, но Уинсли и теперь с удовольствием вспоминал те июньские дни.

После конвента Папюс уговорил Артура погостить у него на Монмартре. К девятьсот восьмому он уже превратился из подающего надежды оккультиста в признанного алхимика и самого известного из магов-каббалистов. Артур всегда относился к магии скептически, признавая лишь волшебство предметов. Жерар Папюс был иного мнения. С шестнадцати лет он старался проникнуть в замысел Великого Архитектора и фигурки воспринимал лишь как рядовые амулеты, созданные высшими силами для потехи.

«Зачем покупать эклеры, когда можешь захаживать к кондитеру? — говаривал он и, поглаживая забавную раздвоенную бороду, лукаво добавлял: — Да и скажу вам по секрету, сэр Артур, ассортимент у него не ограничивается одними эклерами!»

Уинсли неизменно возражал — как всегда, чересчур язвительно. Ему нравилось кипятить и без того горячую кровь сына французского химика и испанской цыганки. Сразу же завязывался их бесконечный диспут. Папюс отчаянно жестикулировал, ерошил всклокоченные волосы. Его взгляд полыхал из-под забавно нахмуренных, изящных, почти женских бровей. Сэр Уинсли улыбался одними кончиками губ и подливал масло аргументов в разгоревшуюся жаровню спора. Папюс мог препираться до хрипоты, но был отходчив, и разговор всегда заканчивался миром. Его детская открытость и необоримая вера в свою правоту, его преданность избранному пути очаровывали Артура безо всякой магии.

Как ни парадоксально, именно это разногласие и стало залогом их приятельских отношений, с годами окрепших до настоящей дружбы. Сэр Уинсли даже простил алхимику однажды упомянутое в разговоре прозвище, чего ни один человек до Папюса делать в присутствии Артура не смел. В общем-то, с прозвища все и началось. Они познакомились в девяносто четвертом на открытом чтении второй части «Математических курьезов» Чарльза Доджсона.

— Вы знаете, сэр Уинсли, когда в детстве мне читали «Алису в Стране чудес», я представлял Безумного Шляпника именно так, — сказал Жерар, пожимая Артуру руку и задирая голову, а потом невинно добавил: — Рядом с вами я чувствую себя Мартовским Зайцем.

Присутствующие замерли, ожидая взрыва. Но Артур вдруг расхохотался и ответил, что сходство определенно есть.

— Вы знаете, я в юности тоже читал «Нюктемерон Аполлония Тианского», — продолжал сэр Уинсли, глядя сверху вниз на беспардонного французского коротышку, — и знаю, что ваш псевдоним означает «врач». Так что после недавнего признания Парижским университетом ваших достижений на поприще философии анатомии вы скорее не заяц, а живое олицетворение тавтологии, доктор Папюс.

Много позже Жерар принес извинения сэру Уинсли за этот нечаянный курьез, но к тому времени Артуру они уже были не нужны. Неординарный маг и алхимик смог завоевать доверие магистра британских Хранителей и прочно обосновался в узком кругу его друзей.

Любуясь с горы Мучеников видами утопающего в зелени Парижа, залитого июньским солнцем девятьсот восьмого и пропитанного ароматом цветущей сирени, Артур наслаждался шардоне и неспешными беседами. Папюс увлеченно рассказывал о последней поездке в Россию. Его безумная идея принести свет мартинизма в страну бурых медведей начала воплощаться в реальность. Не без гордости он говорил о признании великой ложи Аполлония Тианского в Петербурге и о растущей популярности московской ложи святого Иоанна Равноапостольного.

— Русский император и члены его семьи проявляют значительный интерес к моим скромным трудам, — важно заявил Папюс, поднимая бокал, а потом признался, что был представлен царю Николаю и даже проводил для него спиритический сеанс.

Тогда же сэр Уинсли впервые услышал о Распутине. Алхимик отзывался о нем весьма нелестно.

— Так значит, он шарлатан? — подначивал Артур.

— Не думаю, — помотал головой Папюс. — Но, бесспорно, человек он бесчестный. За всей его напускной духовностью скрывается настоящий чернокнижник.

Размякший от белого вина и приятной беседы, Артур не стал продолжать тот разговор. Но теперь осведомленность Жерара приходилась очень кстати. В начале войны доктор Папюс вступил во французский армейский корпус и возглавил фронтовой госпиталь. То, что он вернулся в Париж именно сейчас, было большой удачей. Конечно, глупо рассчитывать, что алхимик сразу бросит все накопившиеся дела и поспешит в британское посольство. Да и насколько известно, Папюс покинул армию не добровольно, его комиссовали по состоянию здоровья. Но Уинсли очень надеялся, что телеграмма, а вернее, то, что он подписал ее прозвищем, подчеркнет важность разговора.

Это ли обстоятельство сыграло главную роль, или капитан Смит-Камминг и вправду совершил маленькое чудо, но всего через три дня после его визита в Мортлейк за сэром Уинсли прибыло авто. Через час он уже входил в кабинет директора Интеллидженс Сервис.

Капитан Камминг вскочил из-за стола и кинулся жать ему руку.

— Рад, что вы так быстро приехали, сэр Артур! — Смит-Камминг разливал по бокалам виски и был явно возбужден. — У нас будет время обсудить несколько моментов в ожидании звонка.

Сэр Уинсли откинулся на спинку кресла. Кабинет директора секретной службы был обставлен по-спартански. Все тут подчинялось скорее прагматизму, нежели эстетике. Громадный сейф в углу. Вращающийся стул у конторского бюро подле окна. Узкие стеллажи вдоль стен. Центр небольшой комнаты занимал широкий письменный стол и два кресла с высокими спинками. Над столом возвышался явно принесенный специально для сегодняшнего разговора телефонный аппарат. Сэр Артур, к своему неудовольствию, обнаружил, что слуховых рожков на аппарате два. Рядом с телефоном лежал набор для скорописи: листы мелованной бумаги, скрепленные в перекидной блокнот, и механический грифель.

— Мне все-таки до сих пор не ясно, сэр Уинсли, — продолжал директор секретной службы, — каким образом вы собираетесь обеспечить выполнение основной задачи операции?

— Я? — Артур пригубил виски и состроил скорбную мину. Обстановка кабинета и витиеватая речь капитана Камминга, вдруг начавшего изъясняться как стряпчий, наводили скуку. — Убийство — не моя задача. Это дело ваших полевых агентов.

— Видимо, я неверно выразился. — Смит-Камминг помолчал, подбирая слова. — Сэр Уинстон, должно быть, говорил вам, что устранить Распутина — это еще половина дела. Нам крайне нежелательно, чтобы в Петрограде даже заподозрили наше участие.

— Это будет улажено, не беспокойтесь, — кивнул сэр Уинсли. — Ваше дело — подобрать исполнителей и надежного курьера, который доставит им необходимое.

В руке Смит-Камминга возникла желтая папка.

— Вот кому мы решили поручить задание, — капитан Камминг выложил перед Артуром две фотографии. — Это Освальд Рейнер, — ткнул он в изображение молодого человека франтоватого вида. — Учился в Оксфорде с князем Феликсом Юсуповым. Имеет с ним дружеские отношения. Тот, в свою очередь, вхож в дом Распутина и страстно его ненавидит. Рейнер уже провел с князем несколько подготовительных встреч и ждет дальнейших указаний.

Сэр Уинсли слушал вполуха. Его взгляд был прикован ко второй фотографии.

— Сидней Джордж Райли, — заметил это Смит-Камминг. — Он же Соломон Розенблюм. Выходец из России. Завербован в девяносто шестом. Планируется задействовать его в качестве подстраховки.

— Не соглашусь с вами, капитан, — голос Уинсли не подразумевал возражений. — Райли должен возглавлять операцию. Я настаиваю.

Шломо Розенблюм был знаком сэру Артуру. И самое главное — осведомлен о предметах. Ложа неоднократно обращалась к этому проныре, обладающему достаточным благоразумием и столь же достаточной жадностью, чтобы держать язык за зубами.

— Как вам будет угодно. — Смит-Камминг пожал плечами. — Я, правда, не совсем понимаю…

— И не нужно, сэр Камминг! — оборвал его Уинсли. — Поговорим лучше вот о чем. По нашему джентльменскому соглашению с сэром Черчиллем, после устранения Распутина Ордену должны отойти все его предметы.

— Я в курсе, — поправил монокль Камминг.

— Позже я ознакомлю вас со списком, но это еще не все, — продолжил сэр Артур. — У меня есть некоторые опасения. Возможно, один из наиболее интересных для ложи артефактов Распутина находится сейчас у русского царя. Я бы просил не начинать операцию, не прояснив эту версию.

Камминг едва удержал монокль:

— И каким же образом?

— Мне нужно поговорить с человеком, недавно встречавшимся с царем Николаем. У вас есть такой на примете?

Директор секретной службы задумался.

— Император — большой поклонник синематографа, — спустя минуту начал он. — В феврале правительство командировало в Петроград капитана Бромхэда для демонстрации на фронтах наших агитационных фильмов. С высочайшего позволения русского императора, конечно. Бромхэд присутствовал на премьере в его резиденции.

— И где сейчас капитан?

— Вернулся из второго рейса передвижного синематографа по Финляндии. Кажется, показывали «Британия наготове».

— Как скоро он сможет прибыть в Лондон? — прищурился сэр Уинсли.

— Как только вам будет удобно, — заверил капитан Камминг. — Бромхэд как раз должен забрать третью ленту. Только что вышла «Битва на Сомме».

— С которой он вернется в Россию?

— Именно так, — кивнул Смит-Камминг.

— И как скоро?

Камминг пожал плечами:

— Я наведу справки. А какое это имеет отношение к делу?

— Для выполнения задания вашим людям понадобится кое-что из запасов Ордена, а лишние игроки нам ни к чему. Когда знают двое, знает и свинья, — сэр Уинсли невольно улыбнулся каламбуру, оценить который Смит-Камминг, конечно же, не мог. — Пусть ваш синематографист и доставит предметы агентам.

— Когда вы желаете его видеть?

Приглашать незнакомца в Мортлейк не хотелось. Передавать фигурки в стенах Интеллидженс Сервис — тоже. Оставалось только одно. Сэр Артур все основательно взвесил и решил отменить свой традиционный «бридж-по-средам»:

— Приводите его в «Клуб бифштексов» на Лестер-сквер. В пять тридцать пополудни.

Вдруг неприятное дребезжание наполнило комнату. Смит-Камминг поднялся и снял с рычажка одну из трубок Белла-Сименса.

— Это вас, — капитан протянул сэру Уинсли слуховой рожок, а сам взялся за второй.

— Артур? — тревожно раздалось в трубке.

— Жерар, друг мой! — сэр Уинсли подался вперед, наклоняясь поближе к угольному микрофону. — Как я рад вас слышать!

— Что случилось, Артур? — взволнованный Папюс забыл о приличиях. — Что за спешка? Ты здоров? Нужна моя помощь?

— Не беспокойтесь, мой друг! Я потревожил вас исключительно по делам Ордена. Мне нужна всего лишь небольшая консультация.

— Слава Создателю, мон шер! — выдохнул Папюс, и Уинсли вдруг понял, что голос алхимика очень слаб. — Последнее время до меня доходят только неприятные известия.

— Ничего страшного, уверяю вас! Спасибо, что так быстро откликнулись. Я слышал, вам нездоровится?

— Не перестаю удивляться вашей осведомленности, сэр Артур, — ответил Папюс. — К сожалению, это так.

— Я очень признателен, что нашли время для разговора.

— Ну что вы! Я тоже очень рад вас услышать. В моем теперешнем положении это просто подарок судьбы! Так о чем вы хотели узнать, сэр Артур?

Уинсли взял механический карандаш.

— Меня интересуют подробности ваших поездок в Россию. Вы хорошо их помните?

Доктор Папюс фыркнул в трубку:

— Недуг поразил мое тело, но не затронул памяти, сэр Артур! Что вас интересует?

— Скажите, мой друг, ко времени вашего второго визита в Петербург Григорий Распутин только появился при дворе?

— А, — протянул алхимик, — вы печетесь об этом чернокнижнике? Да, тогда он только появился. И сразу был обласкан двором. Его магические пассы облегчают страдания царевича.

— Действительно? — насторожился Уинсли. — Он и правда преуспел в лечении?

— Мальчик страдает от врожденного недуга, — ответил Папюс. — У него гемофилия, если вам это о чем-то говорит.

— Абсолютно нет.

— При этой болезни сложно говорить о выздоровлении, — пояснил алхимик. — Но Распутин действительно помогает ему, я был тому свидетелем.

— И как он это делает?

— Исключительно наложением рук и молитвой.

— То есть он касается царевича при лечении? — сэр Уинсли вывел на листке блокнота «Саламандра».

— Именно так, — подтвердил Папюс. — Что-нибудь еще?

Артур задумался.

— Скажите, Жерар, а вы случайно не помните, был ли в то же время при дворе некий слабоумный Дмитрий из города Козельска? Русские вроде бы называют таких юродивыми. Якобы они еще могут предсказывать будущее.

На удивление Папюс ответил сразу:

— Он был там, но его отдалили. Весьма неплох — предсказал падение Порт-Артура. И, хочу добавить, Распутина этот блаженный яростно ненавидел.

Ноздри сэра Уинсли дрогнули. Он словно взял след:

— Вот как? Отчего же?

— Говорили, что эти господа не поделили сферу влияния. Два прорицателя при дворе — это хуже двух поварих на кухне. — Сэр Артур медленно вывел грифелем на бумаге «Кот» и поставил вопросительный знак, когда Папюс закончил: — Но я думаю, все дело в женщине.

— В женщине? — от удивления сэр Уинсли чуть не потерял лицо.

— Видите ли, сэр… Я долгое время поддерживаю отношения с императорским лекарем Бадмаевым. Он, конечно, восточник, и у нас разные подходы в медицине, но человек весьма любопытный. — Вдруг Папюс закашлялся надрывно и сухо. В трубке будто лопнули на ветру брезентовые паруса. — Прошу прощения, — сказал алхимик и, отдышавшись, продолжил: — Так вот, мсье Бадмаев на протяжении двух лет лечил этого самого Митю от катара легких. Блаженный просто пеной исходил, когда говорил о Распутине, и все сетовал, что тот увел у него его милую кошечку. Так что я думаю, тут дела амурные.

— Возможно. — Уинсли исправил вопросительный знак после надписи «Кот» на жирный восклицательный. Подумал и поставил еще два. — Я давно заметил, что у этих господ весьма странные для божьих людей отношения с женским полом.

— Не судите, и не судимы будете, как сказано в Писании, — деликатно ответил Папюс. — Что-нибудь еще?

— Как вы уже, наверное, поняли, Жерар, у меня есть небольшое дело в России. — Сэр Артур посмотрел на Смит-Камминга, прильнувшего к трубке. — И для него мне нужен не слишком чистоплотный помощник. Кто-нибудь молодой, интересующийся политикой и мистицизмом. Имеющий опыт публичных выступлений. Возможно, из среднего класса. Но не роялист, а скорее, приверженец радикальных взглядов. Вы же неплохо знаете русских масонов, Жерар. Может быть, есть кто-нибудь на примете?

Папюс немного помолчал.

— В Петрограде действует масонская организация под названием Великий Восток народов России. Большинство вольных каменщиков эту ложу так и не признало. Уж слишком она политична, амбициозна и мало почитает традиции. В ней даже великий магистр именуется генеральным секретарем, — алхимик хмыкнул в трубку. — В прошлом году организацию возглавил молодой человек по фамилии Керенский. Я думаю, он как раз тот, кого вы описали.

— Спасибо, мой друг! Вы очень помогли.

Он уже было хотел попрощаться, но вдруг Папюс произнес:

— Артур, у меня есть просьба и к вам.

— Все что угодно, — поспешно ответил сэр Уинсли.

— Вы не могли бы навестить меня, — Папюс снова закашлялся, — до двадцать пятого октября.

— К чему такая точность? — Сэр Артур машинально отметил дату в блокноте. — Вы куда-то собираетесь, мой друг?

— Можно сказать и так. — Уинсли мог поклясться, что алхимик на том конце провода улыбнулся. — Боюсь, что после этого дня я исчезну с физического плана.

В последней фразе алхимика прозвучало столько обреченности и печали, что у сэра Уинсли нехорошо кольнуло под сердцем.

— Не несите вздор! — буркнул он в трубку, но тут же смягчился. — Вы еще слишком молоды, чтобы встретиться с вашим любимым Архитектором.

— На фронте я подхватил чахотку, сэр Артур, — проронил Папюс, — а на днях разложил карты. Таро никогда не врут. Мои дни сочтены. — Из уст знаменитого врача и гадателя эти слова звучали приговором. — Я понимаю, сейчас война, и путь не близкий, но мне очень хотелось бы увидеть вас еще раз.

— Не падайте духом, Жерар! — строго велел сэр Уинсли. — Я сделаю все возможное.

— Благодарю вас, — шепнул Папюс и отключил связь.

Артур мрачно смотрел на зловещую дату. Если алхимик был прав, времени оставалось совсем немного.

«Время неумолимо», — пришла нехорошая мысль. Он проглотил мешающий дышать ком.

Помочь доктору Папюсу кроме него самого мог только один человек. Но для этого Артуру требовалась Саламандра.

— Операцию нужно начинать при первой же возможности, — хмуро произнес Уинсли и пододвинул блокнот Каммингу. — Это то, что ваши агенты должны обязательно отыскать у Распутина. И найдите мне все на этого Керенского.

— Вы еще намерены встретиться с капитаном Бромхэдом? — уточнил директор секретной службы, тщательно переписывая пометки.

Сэр Уинсли на мгновение заколебался, но поддаться чувствам себе не позволил.

— Все остается в силе, — сухо ответил Артур. — Я должен знать наверняка…

Теперь он сидел в комнате для бриджа на Лестер-сквер и ждал посетителей. До роковой даты оставалось ровно три месяца.

Уинсли отложил потухшую трубку и посмотрел на часы. Словно повинуясь этому взгляду, они начали бить шесть пополудни. С последним ударом дверь отворилась:

— К вам капитан Смит-Камминг и капитан Бромхэд, сэр, — доложили ему.

— Зовите, — кивнул сэр Уинсли и медленно поднялся из кресла.

В комнату вошел директор секретной службы:

— Добрый вечер, сэр Уинсли! Разрешите представить — капитан Альфред Бромхэд!

Появившийся следом военный вытянулся во фрунт и отдал честь. Лицом он напоминал цирковых атлетов — кончики щегольских усиков загнуты вверх, волосы уложены бриолином. Фигурой же на атлета капитан не походил. Он был невысок и круглобок.

— Капитан, — без прелюдий начал сэр Уинсли. — Меня известили, что вы присутствовали на премьере картины «Британия наготове» в Царском Селе.

— Так точно! — отчеканил Бромхэд. Он явно нервничал.

— Вы видели там русского царя?

— Его императорское величество пожаловали мне золотой портсигар!

Уинсли поморщился:

— Я спросил не об этом. Видели ли царя лично?

Капитан Бромхэд покраснел.

— Как сейчас вас, сэр!

Уинсли приблизился к капитану и пристально посмотрел ему в глаза.

— А теперь припомните, — медленно произнес Артур, но от его тона Бромхэд едва заметно втянул голову в плечи, — не было ли у царя Николая гетерохромии? Это очень важно, капитан. Постарайтесь сосредоточиться.

— Не припоминаю, сэр, — после некоторых раздумий ответил Бромхэд.

— Вы уверены?

— Насколько я помню, глаза были одного цвета, — сказал капитан, но голос его прозвучал не слишком убедительно.

Сэр Уинсли повернулся к Смит-Каммингу:

— У меня все.

— Можете идти, капитан, — директор секретной службы выглядел растерянно. — Вы нам очень помогли.

Бромхэд щелкнул каблуками, отдал честь и вышел.

— Вы удовлетворены, сэр Уинсли? — спросил Смит-Камминг, едва они остались одни.

— Не могу сказать, что полностью, — задумчиво произнес Артур. — А нам нужно знать наверняка. Вы сможете устроить еще один просмотр фильма для русского царя?

— На это может потребоваться время, но я думаю, это возможно, — кивнул Смит-Камминг.

— Времени у нас мало, — сдвинул брови Уинсли. — Постарайтесь сделать это как можно скорее. Если ваш синематографист подтвердит гетерохромию Николая Второго, придется изменить план. Если нет — начинайте операцию немедля. Что вы узнали о Керенском?

— Я думаю, он нам подойдет. — Смит-Камминг протянул неизменную желтую папку. — Он член Государственной думы, но застарелый радикал. Был в ссылке и, по моим данным, в молодости даже поговаривал о покушении на царя.

— Я удивляюсь этим русским. — Сэр Уинсли задумчиво перелистывал страницы досье. — По части их парламентариев давно плачет если не виселица, то уж точно каторга.

Директор секретной службы пожал плечами:

— Меня больше волнует наше предприятие, чем их нравственность.

— Да-да, — Артур вынул из внутреннего кармана твидового пиджака конверт и небольшую шкатулку из полированного ореха. — Здесь изложены инструкции и возможный перечень артефактов Распутина, — протянул он конверт капитану. — А это, — деревянная шкатулка оказалась в руках Смит-Камминга, — поможет, как у вас принято говорить, обеспечить выполнение основной задачи операции. Надеюсь, вы понимаете, что имущество Ордена должно быть возвращено ему при любых обстоятельствах?

— Безусловно, — кивнул Смит-Камминг и с любопытством уставился на коробочку. — Вы позволите?

Сэр Уинсли кивнул.

Директор Интеллидженс Сервис откинул крышку и поправил монокль. На черном бархате тускло блестела серебром маленькая фигурка орла.

— Вы хотите сказать, эта безделушка убедит русских, что они сами решили убить Распутина?

— Эта безделушка, — Уинсли хитро улыбнулся, — заставит поверить кого угодно во что угодно.

* * *

Двадцать седьмого сентября в могилевской Ставке русского царя состоялся показ британского агитфильма «Битва на Сомме» его императорскому величеству и цесаревичу, организованный капитаном Альфредом Бромхэдом. Вечером того же дня в штаб-квартиру секретной службы пришла шифровка: «Премьера сорвала овацию». Капитан Камминг моментально отдал приказ к началу операции «Целлулоид».

С этого дня сэр Уинсли с особым волнением перечитывал утреннюю прессу. Осенние дни шестнадцатого года тянулись для него мучительно долго…

Утром двадцать шестого октября сэр Уинсли с замиранием сердца раскрыл свежий номер «Дейли телеграф». Ожидание накалило Артура до предела, и он почти вырвал из рук Хоупа еще даже не проглаженную утюгом газету.

Сэр Уинсли наспех перелистывал страницы. Взгляд метался по заголовкам. Дрожащие пальцы вымазались типографской краской. Заметка была. Но не о Распутине.

Двадцать пятого октября на другой стороне Ла-Манша после долгой и тяжелой болезни умер, не приходя в сознание, Жерар Анаклет Винсент Анкосс. Последний настоящий алхимик.