Кухня раздвинулась до размеров страны, страна Постепенно оказалась совсем другой, Называл ее Софьей Власьевной, а она Ебанутая, как Настасья Филипповна, дорогой, Она с приветом, и этот ее привет Перехлестывает через каждый порог, Создается впечатление, что Сахаров, правь он несколько лет, Тоже бы попытался остаться на третий срок. Далее что-нибудь нужно про день сурка, Ночь песца, вечер скрипучих петель И досок и снега и, кстати сказать, снегá Перемешаны со снегами и медведями, и метель Из снегов и спящих медведей то стелется, то кружит, Всячески меняется, но остается такой, Чтобы поэт, что внутри у нее лежит, Столбенел от того, что он мертвый и молодой Заранее. Лежит, как в окне бабочка или оса, Причем с издевательской улыбочкой на устах, От того, что зима литературе, как гопник, смотрит в глаза, А литература только и может ответить «кудах-кудах».