Двадцать третье мая, девятнадцатое октября, Синее на зеленом, Говоря о памяти, собственно говоря, Говоря о собственной памяти, ласково запутываешься, словом, Словно какой-нибудь Бродский, свысока обозреваешь места, Где биология переходит в историю, и другие Науки, скажем, физиология там, психиатрия, все неспроста Неторопливо переходит в историю, а в хирургию Плавно перерастает мнемоника, да и та. А потом от истории остаются музыка и цвета, И они накатывают, накатывают, накатывают для чего-то, для Сами себя и тебя, как полет ворóну, И вот я закрываю глаза, а ты уже смотришь на далекие похороны с балкона, Точнее, слушаешь, ибо другая улица, тополя, И звуки ударных несколько не успевают за геликоном.