Первым бросился ему навстречу Рудимчик.

— Ура! — закричал он. — Смотри, Борька! — Он показал рукой на вывеску и принялся объяснять, что она означает.

Но Борис без всякого интереса взглянул на голубые буквы и, садясь на чурбак, процедил, словно сплюнул:

— Не пыли!

Рудимчик умолк, а овраженский Гошка спросил: — Как у тебя?

— Шик! — ответил Борис и теперь уже сплюнул по-настоящему и, вытянув ноги, привалился спиной к забору. Пухлые губы его крепче сжались, густой чуб закрыл один глаз.

— Написал контрольную? — уточнил Назар Цыпкин.

Борис так же мимолетно, как на вывеску, взглянул на Цыпкина и ничего не ответил. И мы поняли, что дела у Бориса никакой не «шик», а «пшик».

— Ладно, — сказал он, вдруг поднимаясь, и направился к гаражу. — Не высох пол-то?

А мы как стояли вокруг чурбака, на котором он сидел, так и не сдвинулись с места. Трудно было представить, что Борис останется в пятом классе на третий год. Не знаю, как бы вел себя в его положении я. Наверное, совсем не пришел бы к ребятам, а шатался бы где-нибудь по улицам до поздней ночи… Хотя и Борис тоже, должно быть, где-то ходил — ведь контрольные прошли давным-давно. Но вот он явился и пробует рукой краску у входа в гараж, присев на корточки, как присаживался сегодня и Тима, щупает дверь и говорит Сашуне чересчур бодрым голосом:

— Мушкетер, ты плохо покрасил. Надо еще раз. А где часовой? — Он взял в руки палку, которая изображала у нас ружье. — Кто должен по графику?

— Я, — отозвался Назар.

— Почему не стоишь?

— Да ведь все собрались. Зачем охранять?

— А если кошка прорвется? Такой тебе трафарет намалюет. И вообще — что за разговорчики? Был приказ — и стой. Или для тебя дисциплины нету?

— Есть для него дисциплина, — вмешалась Вика. — Только он слушается меня, а я твой приказ отменила. И вот что я скажу, Черданцев! — Она встала посередине круга, словно отделив Бориса от нас, и продолжала решительно: — Хватит тебе командовать. Ну, кто ты таким? — Она прищурилась и рассмеялась. — Генерал, да? — И сразу повернулась к нам. — А где видано, чтобы пионерами руководил третьегодник? Где видано, чтоб наравне с начальником штаба был какой-то третьегодник, я вас спрашиваю?

Она нарочно высмеивала Бориса, слишком часто повторяя обидное для него слово «третьегодник». Но она говорила правду — нигде никогда третьегодники не руководили пионерами. И Борис не стал с ней спорить.

— Ладно, — сказал он так, словно это нисколько его не трогало. — Можешь командовать одна. Я и сам не хочу!

Он рубанул палкой по кусту сирени — упали на землю сбитые веточки и листья. А он размахнулся еще и швырнул палку вверх. Взмыла она выше телеграфных проводов, задела за них. Кувыркнулась в воздухе. Провода закачались, запели. А палка плюхнулась на дорогу, подняв пыль.

— Куда же ты, стой! — крикнул Назар. Но Борис уходил, не оглядываясь.

— Боря, — рванулась Люся.

Он прибавил шагу. И вот-вот скрылся бы за углом забора. Только в это время донесся голос Черданихи: «Бори-ис!»

Борис услышал ее и круто изменил направление: побежал через зеленый пустырь к обрыву — лишь помаячила голова, словно покатился вниз черный шарик. Черданиха выскочила из-за угла, пересекла пустырь и остановилась у обрыва.

— Разбойник! Не слышишь, зову? Дядя Родион требует. Ну, погоди, паршивец, погоди, вернешься. — Она погрозила кулаком и, проходя мимо, накинулась на нас. — А вы что глазеете? Выставились как на параде! Все с матерями так разговариваете? Погодите, и до вас доберусь.

Мы молчали.

А Вика подошла к бархатному креслу, которое стояло в стороне у забора, и развалилась в нем ни с того ни с сего.

— Видите, — сказала она, — какой Черданцев противный? Даже с матерью разговаривать не захотел. — Никто из нас ничего не ответил, и Вика усмехнулась. — И вправду, как на параде, выставились. Языки проглотили? А ну! — вскочила она со своего трона. — Кончилась двойная власть! Разведчики, собирайтесь на свою группу и решайте. Ты, Цыпкин, становись часовым. А ты, Вельский, — обратилась она к Сашуне, — домажь дверь.

Она с важным видом отдавала распоряжения, изображая, будто в самом деле большая начальница. Но если разобраться, то лишь повторяла приказы Бориса. И мне стало противно, что она так воображает. И наверное, не только мне одному стало так противно. Даже всегда послушный Сашуня заметил:

— Не очень-то покрикивай!

А мы втроем — оперативная группа разведчиков овраженского БУПШа — пошли по улице, не зная, где приткнуться. Везде было жарко. Пекло солнце. Люся сказала:

— Давайте ко мне.

Рудимчик удивился:

— И у тебя бабка не заругает? — Он тут же объяснил: — У меня всегда ругаются, если привожу кого. Грязь таскаем.

Люся уже открывала калитку. Мы прошли по двору, очень чисто подметенному, поднялись на желтое крыльцо и вступили в прохладную кухню с беленой печкой.

Из комнаты вышла Люсина бабушка и спросила…