Чертёж ракеты вышел на славу. Стасик обвёл его тушью, а отдельные места даже раскрасил. Мама похвалила, заметив, что и сама с удовольствием слетала бы в будущее.
— А куда бы ты хотела? — спросил Стасик.
Этот вопрос он задал неспроста. Дело в том, что уже завтра вожатый Володя придёт подводить итоги конкурса на лучшую остановку в будущем. А у Стасика ещё ничего не придумано. Вот Гена Кузеванов предложил остановиться через пятьдесят лет в Сибири — посмотреть, каким будет этот край. Ляля Комарова посоветовала заехать в научный институт по атомной энергии.
Ребята и девочки вовсю обсуждали свои предложения на переменах и не делали из них никаких секретов, хотя ящик под замком висел тут же.
Даже Галкин уверял всех, что нужно обязательно побывать на Северном полюсе через сто лет. К тому времени, говорил он, люди растопят вечные льды, построят там искусственный остров и начнут выращивать апельсины. Ребята с ним соглашались.
Вообще, хотя ему и попало от звеньевой за то, что он не был на сборе, а от Таисии Николаевны за то, что опоздал на уроки, с него как с гуся вода быстро слетели все неприятности, и он опять очень шумно совался в классные дела и, пожалуй, больше, чем об остановке на Северном полюсе, тарахтел на каждой перемене о металлоломе.
На дружинном сборе объявили, что между отрядами развёртывается соревнование по сбору металлического лома. Вся дружина должна собрать десять тонн. Этот металлолом будет переплавлен на металлургическом заводе в сталь, а из стали вагоностроительный завод построит сверх плана железнодорожные вагоны. На вагонах будут прибиты специальные дощечки с указанием, какие именно отряды и дружины города помогли создать к сорокалетию Октября сверхплановые вагоны.
Когда Галкин услышал об этом, то загорелся так, словно один решил собрать разных железяк на десять вагонов.
— Завтра же сделаем! — заявил он. — Я знаю около базара свалку, в ней проволоки два воза!
— Ну и чепуха! — возразил Валерий Петренко. — Два воза проволоки — это совсем немного. А вот я знаю место — мировые запасы.
— Молчи! — крикнул Шереметьев. — Твои запасы для нашего звена пригодятся!
Звенья тоже должны развернуть соревнование, и лучшему из них после подведения итогов на общедружинном сборе, на который придут также и представители заводов, обещан ценный подарок.
Одним словом, разговоров по поводу борьбы за металлолом было много. И трудно сказать, чем ребята в эти дни увлекались больше — придумыванием для отряда остановок в будущем или обсуждением предстоящих общегородских поисков железного старья.
Про себя Стасик знал твердо: металлолом его нисколько не воодушевлял. А вот сообразить к завтрашнему дню что-нибудь особенное для путешествия в будущее очень хотелось. Но помочь ему никто не мог. Даже мама ответила просто, что с удовольствием бы посмотрела, какой будет жизнь лет через двести.
Через двести, через пятьдесят! Нет, нужно что-то пооригинальнее!
Однако так ничего и не соображалось. И, ложась спать, Стасик успокоил себя: ладно… Если уж не придумает никакой особенной остановки, то всё равно поразит завтра ребят чертежом ракеты!
Проснулся Стасик утром от звуков радио. Голос диктора-мужчины властно врывался в сознание размеренно-торжественным тоном:
— …Самые дерзновенные мечты человечества!
У репродуктора, включенного на полную мощность, стояла мама.
— Что там, мама?
— Слушай, слушай! — У Прасковьи Дмитриевны сияло лицо.
— Блистательная победа советских ученых! — провозглашал диктор. — Первая в мире искусственная луна…
— Луна?
Стасика как ветром подбросило с кровати. Босиком, в одних трусиках, он встал рядом с мамой, поближе к гремящему репродуктору. И мама не погнала его назад с холодного пола, а лишь молча пододвинула стул, и Стасик взобрался на него, стараясь не пропустить ни слова…
— Вчера, четвёртого октября, в Советском Союзе произведен успешный запуск первого в мире искусственного спутника Земли. Первый земной снаряд в безвоздушном пространстве! Чудесный разведчик космоса! Научные станции всего мира ведут за ним наблюдения. Со всех континентов поступают бесчисленные приветствия советским учёным. Недалёк тот день, когда будет проложена дорога к межпланетным путешествиям!
— Здорово! — воскликнул Стасик, поворачиваясь к маме и тоже сияя улыбкой. — Ух, и здорово!
В репродукторе заиграла музыка.
Стасик торопливо оделся и побежал к почтовому ящику, но газеты ещё не было. За завтраком он говорил с мамой только о спутнике. Потом принесли газету, и Стасик с выражением прочитал вслух «Сообщение ТАСС». Готовить уроки не хотелось. Несколько раз подряд Стасик выходил на улицу, останавливался на крыльце и, запрокинув голову, смотрел в залитое холодным осенним солнцем ясное небо. Где-то там летает спутник… Может быть, даже проносится сейчас над самой головой…
— Уроки, уроки, — напоминала мама.
Но, едва усевшись за стол, Стасик снова вскакивал и подбегал к репродуктору, усиливая звук: не передают ли чего-нибудь нового о полёте спутника?
И в школу он, как вы сами догадываетесь, пошёл в этот день намного раньше, взбудораженный и взволнованный. Конечно, в таком возбуждённом состоянии оказался не он один. Необыкновенным событием были захвачены буквально все — и ребята, и девочки, и учителя. Со всех сторон летело слово «спутник». Либо уточняли его размеры, его вес и время оборота вокруг Земли, либо спорили по поводу радиосигналов — их ещё никто не слышал.
Каждого учителя, приходящего на урок, встречали улыбками и радостными возгласами. И учителя тоже улыбались, словно у всех сегодня был большой праздник.
А физик Геннадий Сергеевич вообще изменил тему занятий: как начал рассказывать о космических полётах, о Циолковском и о ракетах, так и говорил до звонка. И никто не подумал над ним смеяться или передразнивать, хотя он гмыкал по-прежнему, а слушали не прерывая.
К концу дня по школе разнесся слух, что вечером спутник будет пролетать над городом и что его можно увидеть в бинокль.
Несколько человек из класса сговорилось убежать с последнего урока за биноклями. Но заглянул Володя и опроверг слухи: спутник над их головами сегодня не появится. По уточнённым координатам его движения, сообщённым по радио, он часов в семь вечера по местному времени будет над Москвой, потом пролетит над Индией, Америкой и Чехословакией, а ночью будет снова над Москвой.
— Вот счастливцы москвичи! — вздохнул кто-то шутливо.
— Мы, сибиряки, тоже скоро его увидим, — пообещал Володя. — А сигналы, если хотите, можно услышать хоть сегодня!
— Как? — раздались голоса. — Как?
Володя ответил, что десятиклассники в физическом кабинете приняли сигналы и записали их приборами.
— По этому вопросу обращайтесь к моему другу, специалисту по радиотехнике Евгению Камневу!
— Это который у нас на первом сборе на баяне играл? — спросил Галкин.
— Он самый!
Делегацию к специалисту Жене направили немедленно.
Кто-то внёс предложение собирать металлолом не на вагоны, а на космическую ракету. Однако эту идею отвергли, решив, что для ракеты требуется не обыкновенное железо, которое ржавеет под дождём, а какой-нибудь особенный материал.
Володя сказал:
— Как видите, путешествовать в будущее нам помогает сама жизнь. Искусственный спутник Земли ещё вчера был сказкой, а сегодня первая запущенная человеком луна уже бороздит небо. Открывай, Гена, ящик с предложениями!
Записок в ящике оказалось уйма. Как и следовало ожидать, содержание многих из них было известно. Но некоторые, написанные девочками, прозвучали впервые: побываем у врачей через сорок лет! Остановимся в гостях у людей профессий будущего!
Володя аккуратно складывал записки стопкой.
— Порядочно набирается. Если делать все остановки, хотя бы по пять минут каждая, на сбор потребуется часа три.
— А за пять минут многого не узнаешь! — отозвался Кузеванов. — Про нашу Сибирь полчаса рассказывать!
— Верно, — согласился Володя. — Поэтому для сбора мы отберём лучшее. Общий маршрут путешествия определит штаб, основываясь на всех этих предложениях. — Он потряс в воздухе записками..
Тут Стасик воскликнул:
— А я предлагаю ещё одну остановку! Самую главную.
— Какую?
— На спутнике! — И, довольный тем, что он первый сообразил выдвинуть такое чудесное предложение, Стасик принялся объяснять: — Изучим устройство спутника, облетим на нём вокруг Земли, изучим космические лучи.
Неожиданно раздался голос Галкина:
— Да нет! Ведь Володя сказал: спутник — уже достигнутое. А если будущее, так надо на звёзды лететь! Взять такой день, когда люди полетят на звёзды, и как бы полететь вместе с ними!
— Тоже верно! — поддержали Галкина ребята. — Остановка на ракетодроме в день первого полёта на звёзды!
— Пожалуйста, — буркнул Стасик. — Можно и на звёзды!
Если сказать правду, он сильно обиделся на то, что его предложение не приняли, но подумал: ладно, он ещё заставит ребят прислушаться к себе — ведь готовый чертёж ракеты находится в его руках, а Володя обещал его рассмотреть тоже сегодня.
В самом деле, Володя вскоре сказал:
— А ну, взглянем, что сделал Гроховский.
Широко улыбаясь, заранее тая от ожидаемых похвал, Стасик развернул чертёж; ребята сгрудились вокруг. Чёрные линии, выведенные тушью, чётко обозначали контуры ракеты. Водя пальцем по листу ватмана, Стасик непринуждённо объяснял: здесь отсек управления, здесь кабина первого пилота, здесь помещается радист.
— А для экипажа где место? — спросил Кузеванов.
Стасик показал на квадрат, закрашенный голубой краской, и незаметно оглядел ребят.
— Неплохо, — сказал Зайцев. — Только тесновато.
— Да и помещения для проекционного фонаря не вижу, — вставил опять Кузеванов. — Мы ведь картинки на стене показывать будем, проекционный фонарь надо где-то ставить.
— Вот здесь, — уже без воодушевления проговорил Стасик.
— На хвосте, что ли? — засмеялся Галкин.
Стасик вспыхнул и, отпихивая всех локтями, стал сворачивать чертеж.
— Постой, — остановил его Володя. — Ты что? Критика не нравится?
Стасик не ответил.
— По-моему, так, — продолжал Володя. — Вычерчено хорошо, но не всё продумано. А дело ответственное. Нам не просто на бумаге рисовать, нам строить надо.
— Громоздко для строительства, — заметил Зайцев. — Вот эту бы часть убрать.
— Или эту расширить, — добавил Кузеванов.
Стасик стоял безучастный к разговору. Он понял одно: чертёж его не вызвал восторга.
В этот момент опять раздался голос Галкина:
— А знаете, что я предлагаю? Никакую ракету не делать! Ведь и ракета — уже достигнутое. А мы сделаем совсем новое — такую фантастическую машину. И полетим на ней, куда захочется!
— На звёзды на машине не улетишь, — возразил Стасик. — На звёзды как раз в ракете надо.
— А мы должны не только на звёзды, но и в разное время! Вот и пусть будет машина времени!
— Это идея! — обрадованно воскликнул Кузеванов. — Ай да Галкин!
— Машина будущего! — подхватил Зайцев. Другим ребятам тоже очень понравилась галкинская идея. Все начали обсуждать, какую форму придать машине да как устроить телевизионный сектор — поставить проекционный фонарь и показывать на экране «телерепортаж» с каждой остановки из будущего. Конечно, азартнее всех обсуждал сам Галкин.
«Радуется, что по его вышло», — усмехнулся Стасик.
И с неприязнью подумал о ребятах: раньше сами говорили о ракете, а теперь им подавай какую-то машину. И когда, завершая все споры, Володя объявил, что придётся Гроховскому сделать новый чертёж, Стасик холодно ответил:
— Нет уж, теперь пусть сам Галкин чертит!
— А что — и начерчу! — простодушно согласился Галкин.
Ребята переглянулись, покосившись на вожатого, а он пристально посмотрел на Стасика и твёрдо сказал:
— Прекрасно! Пусть чертит Галкин!
Пряча от всех глаза Стасик отошёл к своей парте. Он чувствовал, что поступил плохо, но не в силах был перебороть себя, испытывая острую обиду на Галкина, который, как назло, сегодня во всё совался, да и на всех ребят.
Между тем Кузеванов обратился к Диме Шереметьеву:
— А ты что молчишь? Вашему звену ракету строить поручено, а теперь машину придётся…
— Нет уж, — возразил и Дима. — Мы хотели ракету, а машину времени пусть другие строят.
— Раскапризничалось первое звено! — засмеялся Володя. — Ну, пожалуйста, я думаю, желающие найдутся.
Желающие нашлись сразу: опять запросились Ляля Комарова с девочками, вызвался и Олег Возжов — отец у него столяр-краснодеревщик, поэтому Возжов заявил:
— Беру на себя все деревянные части!
Дима радостно шепнул Стасику:
— Видал, как ловко? Вот и отвязались!
Но Стасику не было радостно. Он ещё ниже опустил голову, исподлобья наблюдая, как уславливаются девочки идти к Возжову делать для остова машины времени деревянные части.
И в физическом кабинете, куда гурьбой направились вслед за Володей послушать радиосигналы спутника, Галкин вертелся впереди всех перед самым носом длинноногого десятиклассника Жени. При полном молчании столпившихся ребят Женя включил аппарат, и сначала в нем зашелестело, затем отрывисто и тоненько запищало, словно кто-то однообразно сигналил по азбуке Морзе: «Пип-пип, пип…»
Ребята попросили Женю, чтобы он включил пленку вторично, и, расходясь, шумно делились впечатлениями, пытались даже копировать звук голосом.
Но Стасику и это необычное пребывание в физическом кабинете отравляла мысль о том, что во всех делах ребята оттеснили его на задний план, будто так и надо, чтоб двоечник и лентяй стал первым активистом, а хороший ученик и почти отличник Гроховский оказался совсем не у дел.
Дома Стасик старался сделать беззаботное лицо, но, как всегда, скрыть настроение не удалось, и мама начала допытываться, что случилось. Он ответил, что ничего не случилось, и она больше не задавала вопросов, но, кажется, не поверила его словам.
А за ужином папа с мамой заговорили о спутнике. Папа похвалил учёных, которые добились такого великолепного успеха.
— Да, молодцы, — подтвердила мама.
Стасик криво усмехнулся:
— Молодцы-то молодцы, а никто из них и по фамилии не назван.
Мама сейчас же бросила на него настороженный взгляд, а папа закивал:
— Это ты правильно заметил, сын! Страна должна знать своих героев.
— Совсем и не обязательно, — неожиданно заспорила мама. — Важно, что совершён подвиг! Так и в газетах пишут: это подвиг, в который внесли свой труд и талант физики, математики, металлурги, химики… Целый коллектив, сотни советских людей!
— Но есть ведь среди них кто-нибудь самый главный? — не сдавался Стасик. — Самый первый изобретатель?
— Должен быть, — продолжал Василий Григорьевич. — Если не один-единственный, то два или три человека… И ты напрасно споришь, — обратился он к маме. — Ты же превосходно понимаешь, что если пока их имена не названы, то через некоторое время мы о них услышим. За такой подвиг наш народ и наградит их по достоинству — и славой и почетом!
— Я всё понимаю! — произнесла мама недовольным тоном, поднимаясь с места. — И тем не менее продолжаю считать, что главное не в том, назовут или не назовут твою фамилию, а в гордости за хорошо сделанное дело на пользу людям!
— Ну, это безусловно, а как же иначе! — согласился Василий Григорьевич.
— Вот это и главное, — повторила мама.
Стасик сказал спасибо и вышел из-за стола.
Он не понимал, отчего мама так разволновалась. Конечно, по радио говорили: спутник создал не один человек, а много людей. Но всё-таки ведь может быть и так: сидит сейчас где-нибудь одиноко самый главный учёный, без которого не было бы спутника, и никто об этом человеке не знает, а ему так же обидно и горько, как Стасику, которого оттеснили ребята из-за Галкина.
Только Стасик заставит ещё говорить о себе: вот возьмет да нарисует к празднику Октября замечательную картину, какой никто не видывал.
Принесёт он картину, завернутую в материю, в школу, прямо на вечер, и все от любопытства запрыгают, а он спокойно обведёт вокруг взглядом, а потом как раскроет — так и ахнут! Вот он как нарисует! Только сообразить бы что-нибудь совсем особенное.
Стасик сосредоточенно размышлял весь вечер, но ничего не придумывалось.
Перед сном он вышел во двор. На тёмном небе сверкали бесчисленные звёзды. Где-то в их разливе неутомимо скользила маленькая звёздочка, к которой прикованы сейчас взоры всех людей на земле. Стасик посмотрел на небо и подумал: а что, если бы и вправду полететь на космическом корабле навстречу мерцающим звёздам! Вот он управляет бесстрашно полётом, и радиостанции всего мира принимают его мужественные короткие сигналы: «Пип-пип, приближаюсь к Луне! Пип-пип, приближаюсь к Марсу!» Да, неплохо всё-таки Галкин предложил… Но Стасик ни за что теперь не полетит ни на какие звёзды, хотя ему это и очень нравится. Назло не полетит, а сделает картину.
Только какую?
Он думал о картине и в кровати и, должно быть, во сне, потому что она ему приснилась — очень большая, тяжёлая и в золотой раме… Раму он успел рассмотреть, а что нарисовано, так и не увидел.