Это всего лишь маленькая заметка на четвертой странице:

Загадочная смерть

Молодой человек двадцати пяти лет — Филипп Марвье — был обнаружен с проломленной головой в своей квартире на авеню Тегеран. Предварительный осмотр квартиры позволяет сделать вывод, что убийство не было совершено с целью ограбления. Следов борьбы почти нет, что дает возможность предположить, что жертва была знакома с убийцей. Полиция изучает круг знакомых Филиппа Марвье.

И все. Ни одного дополнительного факта. Десять строчек о смерти человека, столько же, сколько об уличном ограблении или аварии в метро. «Полиция изучает круг знакомых Филиппа Марвье.» То, чего так боится Элен. Полицейские перекопают всю личную жизнь Филиппа, отыщут его друзей и составят список тех, кто ходил к нему в гости. Затем они исследуют каждую версию, отбрасывая одного за другим тех, кто может доказать свою невиновность. Скольких невинных людей они пропустят через допросную машину, пока не найдут виновного? Сколько жизней разобьют?

Элен подняла голову. Официантка, наклонившаяся над столиком, видимо, не в первый раз уже повторяла:

— Что желаете, мадам?

— Поесть… Ах да! — Несмотря на все драматические события, Элен чувствовала голод. Естественные потребности человека превалируют над его трагедиями.

— Будьте любезны, мадемуазель, яичницу с ветчиной и кусочек пирога. А еще чаю.

Девушка приняла заказ и ушла, а Элен снова развернула газету. Как же все-таки пойдет следствие? Как полицейские будут устанавливать круг общения Филиппа? Исчезновение записной книжки явно затруднит им работу. Маленький зеленый блокнотик тут же представил бы им первую партию подозреваемых. И ее, Элен, в том числе… Очевидно, им придется начать с консьержа, с однокашников Филиппа, его соседей и родственников…

Официантка принесла заказ, и Элен поела с большим аппетитом, стараясь не торопиться. Ей не хотелось приходить в магазин раньше времени и давать Симоне возможность поболтать. Только не сегодня! Элен еще не настолько уверена в себе.

Когда она, наконец, добралась до магазина на улице Комартин, на часах было уже тридцать пять минут второго.

— Извини, — сказала она подруге. — Я сегодня опоздала.

Симона встретила ее улыбкой.

— Пять минут опоздания для красивой женщины — значит придти раньше срока.

А между тем Симона, кажется, ждала подругу не без нетерпения. Она уже надела перчатки и держала в руках сумочку.

— Прости, я убегаю. Меня ждут.

Мужчина?.. Несмотря на то, что Симона не имеет привычки рассказывать о своей жизни, Элен была готова поклясться, что она часто позволяет себе любовные увлечения.

— С утра дела шли просто отлично, — сказала Симона на прощанье. — Ты увидишь — я все записала. Среди покупателей было много мужчин. Провинциалы. Должно быть, в Париже проходит какой-нибудь конгресс промышленников или нотариусов… Ну ладно, пока. До завтра!

Симона, как молния, исчезла в дверях. Элен осмотрела магазин, открыла регистрационную книгу, изучила результаты торговли, чтобы заказать товары, которые закончились.

В магазин вошла элегантная женщина лет сорока.

— Здравствуйте, мадемуазель.

В магазине к ней почти всегда обращаются «мадемуазель», очевидно, дело в том, что свет в помещении рассеянный, и первое, что бросается в глаза — ее стройная фигура, а не лицо.

— Мадемуазель, я бы хотела грацию…

Интересно, есть ли у этой женщины любовник? Молодой? Моложе, чем она? Как она спокойна, наверное, ее жизнь не омрачает никакая трагедия.

У многих женщин есть любовники, которые моложе них, и никаких ужасов с ними не происходит. Почему именно с ней, Элен, должно было произойти то, что произошло? Почему она такая невезучая?

— Сколько я вам должна, мадемуазель?

— Триста десять франков, мадам.

Клиентка расплатилась и ушла.

Два часа десять минут. Надо позвонить Жоржу на работу, как она делает всегда. Пусть все будет как обычно, словно нет ничего такого, о чем она не может рассказать мужу.

— Я нашла свою машину. Представляешь, на том самом месте, где ее оставила. Я даже не знаю… Я начинаю думать, что мне все это приснилось. Наверное, я перепутала дома, они так похожи друг на друга.

Жорж не выказал никакого удивления. Даже ничего не сказал в ответ. Правда, Элен показалось, что он облегченно вздохнул, — одной заботой меньше. Еще одно неприятное дело можно считать улаженным, и жить дальше.

— Ты поставила в известность полицию? — только спросил он.

Не стоит утомлять его подробностями.

— Да.

— А страховую компанию?

— Нет смысла. Я их не успела предупредить о краже.

— Вот видишь, никогда не стоит спешить выполнять свои обязанности. Ладно, до вечера. Удачи тебе.

Когда Элен положила телефонную трубку, в магазине появился новый клиент. Это был мужчина лет тридцати, безупречно одетый и немного смущенный тем, что оказался в окружении такого количество интимных предметов женского туалета. Элен могла представить, как он к ней обратится, чего попросит — она слишком часто встречала похожих посетителей.

— Я проездом в Париже, мадемуазель. Мне бы хотелось привезти своей жене…

— Вы знаете размер ее груди?

— Нет, к сожалению.

— Ничего страшного, мы попытаемся что-нибудь придумать. Посмотрите — она как я?

— Нет, она крупнее… гораздо крупнее.

Чаще всего бывает именно «гораздо крупнее», а на сколько — зависело от возраста покупателя. Очень редко пожилой господин отвечал — «примерно как вы», и в этом случае Симона была уверена, что покупка делается не для законной половины, а для какой-нибудь милашки.

Поначалу Элен испытывала некоторое неудобство, когда ее разглядывали таким образом, но потом привыкла. Хотя несколько раз случались и неприятные ситуации. Однажды толстый господин, сделав покупку, так долго и бесцеремонно пялился на нее, что Симона резко бросила ему:

— Вы что, ждете, когда моя подруга разденется?

Сегодняшний клиент быстро сделал выбор, расплатился, убрал покупку в дорогой дипломат, на котором были выгравированы его инициалы, и ушел. Почти сразу появился следующий покупатель.

Все как всегда. Клиенты шли один за другим практически без перерыва. Действительно, очень удачный день. До самого закрытия у Элен не было времени подумать о себе, о своих заботах, об испытаниях, которые ее подстерегали.

Только покинув магазин и направляясь к метро, она вновь вернулась к своим тайным и горьким мыслям.

Круг знакомых жертвы… Она уверена, что не оставила никаких следов в квартире Филиппа. Телефонная книжка исчезла, ее пребывание на проспекте Мессин во время убийства получило объяснение. Антиквар просто обязан подтвердить ее слова. Ее ничто не связывает с убийством Филиппа. Ничто!

И все-таки она не будет в безопасности, пока убийцу не поймают. Если полицейские не найдут в ближайшее время убийцу, то они наверняка все-таки докопаются до нее. Для этого немного надо: какой-нибудь номер телефона, нацарапанный на билете метро, несколько откровенных слов, сказанных по пьянке приятелю…

Только когда Элен села в машину, ей удалось отделаться от навязчивых сомнений.

Дорога в Шату как всегда изобилует автомобильными пробками. Каждый день Элен дает себе слово не пользоваться больше машиной, а ездить поездом, который высаживает ее в пяти минутах ходьбы от магазина. И все же она каждый день садится в «остин», потому что ей лень ходить до вокзала в Шату, и потому что это «ее» машина, часть личной жизни, которой она была лишена столько лет, сидя взаперти и занимаясь воспитанием детей.

И все же Элен любит свой дом, она хорошо здесь себя чувствует и не хотела бы поменять жилье на квартиру в Париже.

Когда она, наконец, добралась до дома и остановила машину позади мэрии, то вдруг испытала удивительное чувство безопасности. Как будто смерть, ужас, страх остались там, позади, тогда как впереди ждет такой крепкий и надежный дом. Ее берегут каменные стены, решетка, которую сам Жорж покрасил в черный цвет. И липы, что растут в саду, и дикий виноград, который ползет по стене до самой крыши, и который часто приходится подрезать, чтобы он не лез в окна и не мешал солнцу… Да, в этом надежном укрытии до нее не доберется никакая опасность.

Надин уже дома.

— Пида приготовила говяжье рагу. Пахнет вкусно! Представляю, как на него набросится Даниель!

— Да, он всегда голоден.

— Стол накрыт. Я все проверила.

— Спасибо, ты просто молодец.

— Да, ты нашла машину?

— Как видишь… Вчера вечером я, наверное, просто ошиблась местом.

— Все равно это лучше, чем если бы ее украли. Папа вернется поздно?

— Не думаю.

Едва она произнесла эти слова, как раздался звук подъезжающей машины.

— А вот и он!

Двумя минутами позже Жорж вошел в дом. Он положил папку на письменный стол, рассеянно поцеловал жену.

— Ну как — ты довольна, что твой «остин» нашелся?

— А как ты думаешь?

— Парни из комиссариата тебя не очень ругали?

— Они просто посмеялись надо мной.

Жорж такой, как всегда — вежливый, ироничный, спокойный.

— Признайся, что здесь есть над чем посмеяться. Привести в действие всю полицейскую махину из-за автомобиля, который спокойненько стоит на своем месте.

Шутит, а между тем у Элен странное ощущение — ей кажется, что в тоне мужа, в его взгляде сквозит какой-то вопрос. Неужели Жорж чувствует, что что-то не в порядке? Эта история с машиной ему вовсе не кажется такой естественной. Разве интуиция не привилегия женщин? Несколько секунд Элен ждала неприятного вопроса: «А что ты там забыла на проспекте Мессин?» Ее ответ давно готов, тот же ответ, что и для полицейских. Но Жорж не настаивает.

— Когда будем ужинать?

— Через пятнадцать минут, если тебя устроит. Я не знаю, во сколько вернется Даниель.

Сидя рядом с ней, Жорж читает газету. Он ничего не сказал о смерти Филиппа — может, еще не прочел сообщение, а может, ему просто ничего не говорит фамилия Марвье. Что касается Надин, то она никогда не читает газет, и, видимо, еще ничего не знает о смерти своего знакомого.

Чтобы прервать тягостное молчание, Элен заставила себя обратиться к мужу:

— Кстати, как твоя история с халцедоном? Ты расспросил Арнона?

Жорж поднял голову от газеты, было видно, что его мысли далеко.

— Нет. Некогда было.

— Если хотите, можем начинать ужинать. Даниель вот-вот придет.

Никто не успел ответить, так как раздался звук открывающейся входной двери. Затем с оглушающим грохотом она захлопнулась. В гостиную влетел Даниель. Он был возмущен, взъерошен, мрачен.

— Знаете, что случилось? — выкрикнул он с порога.

Надин отвернулась от телевизора и с удивлением посмотрела на брата:

— Ну, говори же наконец!

— Филипп погиб!