День в Логе Анджа начинался в пять часов утра. Едва только солнце показывалось из-за горизонта, как кадеты вскакивали с кроватей и бежали на утреннее построение.

Когда Лэа покинула школу, она стала позволять себе неслыханную вещь: вставать в семь часов, вместо пяти. При этом она чувствовала себя преступницей, будто нарушала какой-то очень важный закон.

Но этим утром она проснулась ровно в пять часов, за пять минуты до удара гонга, который звал всех в трапезную.

«Старые привычки невозможно искоренить», – подумала Лэа, выходя во двор.

До того, как начнется сегодняшнее празднество, она должна будет поговорить с Радуглой.

Двор медленно наполнялся сонными кадетами. Самые младшие едва волочили ноги, те, что постарше, уже привыкшие к режиму, выглядели бодро. Некоторые даже подбегали к каменному колодцу, полному ледяной воды из подземного источника.

Лэа зябко поежилась. Эту часть процедуры она терпеть не могла. Но к ней ее приучил Лейс.

Грустная улыбка скользнула по губам.

Лейс научил ее всему…

– Вставай, соня! – Лейс дергал ее за руку, торчащую из-под одеяла. – А не то получишь нагоняй от масэтров.

Лэа еще глубже зарылась носом в подушку: ей мешал досыпать чей-то настойчивый голос.

– Вставай! – рыжий худенький подросток сдернул с нее одеяло, и Лэа сразу подскочила с ошалевшим видом.

– Ну, наконец-то… – обрадовался Лейс. – Буду знать теперь, как тебя будить!

– Лейс кир Маклайх! – возмутилась она, заворачиваясь в одеяло. – А ну выйди вон и дай мне одеться!

– Ты это будешь три часа делать! – ухмыльнулся Лейс. – Так что я просто отвернусь. И давай быстрее, я не хочу получить выговор из-за тебя!

Она спешно натянула рубашку и уже немного потертые кожаные штаны.

Вот уже месяц, как она здесь, а все не привыкнет к здешним порядкам.

Коридор заполнился гулом голосов и топотом спешащих ног.

– Скорее, – Лейс схватил ее за руку и потащил вон из комнаты, сквозь галдящую толпу кадетов.

Тесемки рубашки она уже завязывала на ходу.

Они проскочили через медленно бредущий сонный поток новеньких – ведь Лэа таковой себя уже не считала – и, срезав путь через восточное крыло замка, первыми очутились в холле.

Редкие кадеты еще только-только начинали забредать сюда.

– Сегодня тридцать первый день, – напомнил Лейс, когда они очутились, наконец, во дворе.

– О нет… – глаза Лэа наполнились ужасом, она попыталась вырваться. – Я не…

Но Лейс ее не дослушал, а подтолкнул к колодцу, от которого тянуло холодом и сыростью.

Небо еще было затянуто чуть подсвеченной на востоке серой мглой.

Глубокая осень на дворе тоже не особо радовала теплом.

– Я не смогу…

– Сможешь, – уверенно сказал Лейс. – Или тебе напомнить, что бывает с теми, кто отказывается?

– Сама помню, – проворчала Лэа, в голове которой тут же встал образ паренька, на которого масэтры раз за разом выливали тонны холодной воды.

Нет, конечно, он не падал замертво после таких нравоучений, ведь масэтры умели отпаивать кадетов драконьей желчью и отогревать барсучьим жиром.

Но, все равно, приятного в этом было мало.

Лейс уже успел набрать полное ведерко воды, цепь негромко звякнула, когда он поставил его наземь.

– Вперед, – подбодрил он ее.

Лэа вздохнула.

Напомнив самой себе, что отступать ей некуда, она схватила ведро и без раздумья вылила его себе на голову.

Ледяные иглы на мгновение пронзили кожу, рубашка прилипла к телу, и пронизывающий до костей ветер рванул волосы. Но длилось это всего мгновение, по телу почти сразу же разлился нестерпимый жар и сила, идущая изнутри.

– Ты молодец… – нежно сказал Лейс и достал неизвестно откуда чистую сухую рубашку. – Справилась…

Двор еще был пуст, поэтому Лэа быстро стянула с себя мокрую рубашку и надела на себя сухую.

У нее радостно блестели глаза.

– Чувствуешь? – улыбнулся Лейс. – Это не обычная вода. Масэтры подпитывают подземный источник настойками целебных трав. Я точно не знаю, какими именно, но разве это имеет значение?

Он вновь схватил ее за руку и повел обратно в замок.

– Идем. Кэнд выдаст тебе сегодня меч, я уверен…

Глаза Лэа разгорелись лихорадочно-счастливым огнем.

– Ты правда так думаешь? Сегодня он мне не откажет?

– Ты только что прошла испытание тха-нар. Оно не сложное, на первый взгляд, но, знаешь ли, здесь есть небольшой секрет… – Лейс понизил голос до шепота. – Как-то раз я слышал, Радугла говорила об этом Алливу, что на колодец наложены небольшие заклинания из остаточной магии, отнимающие волю и решимость у всех, кто к нему приблизится. И чтобы преодолеть это испытание, нужно быть сильным духом. Таким, чтобы заклинание не могло сломить тебя…

Наваждение мелькнуло и исчезло. Лэа была уверена: на колодец до сих наложены те заклинания, потому что желающих окунуться в его воды было мало.

Мало, слишком мало. С каждым днем сила воли падала. С каждым годом, десятилетием… конечно, она не была этому прямым свидетелем, но Кэнд не раз говорил ей об этом.

Лэа пересекла чуть освещенную восходящим солнцем зеленую лужайку и направилась на задний двор замка.

Вообще, на заднем дворе было мало интересного, в основном там высились загоны для драконов, склады для оружия, снаряжения и доспехов и многие другие столь же безынтересные сооружения, но Лэа знала: каждое утро Радугла отправляется туда, чтобы самолично накормить своего дракона.

Радугла была единственным масэтром, чей дракон был жив. Жизнь остальных масэтров была куда более длинной и опасной, чем могло показаться на первый взгляд, и далеко не всегда они сидели за крепостными стенами своего замка. Лэа слышала истории, что драконы всех масэтров погибли во время последней расовой войны. На чьей стороне были масэтры – Лэа не было известно. Правда, находились знатоки, утверждавшие, что они сражались на собственной стороне с целью захватить власть хотя бы в одном из королевств и вырваться, наконец, с этого каменистого острова. Лэа порядком смешили такие предположения. Еще по одной версии, все драконы масэтров были наделены магическими силами, как и Айси, и все они погибли, когда магия иссякла.

Лэа помнила свои споры по этому поводу. Если погибли все, то почему осталась жива Айси? Ей доказывали, что у Айси был особый магический потенциал, сравнимый с энергией едва ли не самих великих магесс. Что она действительно знала доподлинно – Айси была последним магическим драконом. И принадлежала она Кэнду.

Сейчас же она шла к загону Антарри – дракону Радуглы. Антарри была лавовым драконом и во многом напоминала ей Ирди.

Ведь Ирди и Антарри были единственными лавовыми драконами на весь остров. В остальных загонах томились пещерные, скалистые, равнинные, изредка морские – но лавовых было только два. И это тоже ей было известно доподлинно.

От загонов пахло сырым мшистым камнем, – видно ночью был дождь, – серой и дымом. Лэа обошла большую часть из них и направилась почти в самый конец. Проходя мимо закрытых вольеров, она могла бы по запаху, с закрытыми глазами, определить дракона в каждом.

В первом, чуть громоздком и приземленном, утопленном в землю чуть ли не наполовину, слышался едва уловимый плеск воды и шорох камней. Там рос морской. По глубине издаваемых звуков Лэа поняла, что дракончик был совсем еще маленьким, и не научился двигаться абсолютно бесшумно.

Следующий загон насквозь пропах серой и дымом. Из него доносился грозный рокот. Без сомнения, такие звуки издают только громкоголосые скалистые.

Лэа миновала еще несколько загонов со скалистыми, идя по узкой ровной тропинке, выложенной вдоль выстроившихся в ровную линию вольеров, затем свернула налево, переходя на новый ряд и пошла по каменистой старой дорожке, удаляющейся прочь от замка.

В этом ряду было подозрительно тихо. И не потому, что драконы спали. А потому что тринадцать из четырнадцати клетей были пусты.

Она приблизилась к последнему загону и толкнула деревянную тяжелую калитку.

Открыто.

Значит, Радугла уже здесь.

Антарри, как и все лавовые драконы, отличалась длинной вытянутой мордой, усеянной шипами, отклоненными назад и длинными острыми рогами. Сейчас она сладко спала, закрыв свои немигающие кошачьи глаза, и спрятав раздвоенный язык за рядом бритвенно острых зубов. Она обвила свое длинное тело и все четыре лапы длинным хвостом, чуть подрагивающим, как у нервничающей кошки.

Изящная изогнутая шея покоилась на передних лапах.

Блестящая чешуя горела на солнце огненно-оранжевым цветом, прозрачно-розовые перепончатые крылья были сложены и расслаблены.

– Радугла? – негромко окликнула Лэа масэтру.

Глаза тут же открылись и на Лэа уставились два неподвижных немигающих зрачка.

Лэа замерла. Нервировать дракона ей не хотелось. Особенно в отсутствие хозяйки.

Она отступила на шаг. Голова повернулась следом за ней. Очевидно, дракониха была сыта, поэтому вела себя спокойно.

Лэа закрыла глаза и сосредоточилась. Драконов она любила, но никогда не забывала, что по своей природе они способны быть не только домашними зверушками, на которых летают кадеты, но, в первую очередь, яростными хищниками и хладнокровными убийцами.

Она настроилась ки-ар и чуть шагнула вперед, проверяя внимательность Антарри. Голова опять последовала за ее движением.

Лэа поймала взгляд драконихи. Желтые белки, черная радужка, красно-желтая оболочка окружают вертикальный узкий зрачок.

А затем издала Зов. Низкочастотные звуки, издаваемые Лэа, складывались в слова древнего первородного языка, времен Эаллон, когда все народы говорили едино, не создавая различий между собой.

Антарри склонила голову в ответном поклоне и свернулась клубочком, давая понять, что не настроена на дружескую беседу, а хочет спать.

Лэа вздохнула. Что ж, придется искать Радуглу в другом месте.

Она обернулась и слегка вздрогнула.

Ну конечно. Следовало ожидать, что Радугла стоит, облокотившись на ворота, и внимательно изучает Лэа взглядом.

– Быстро вы подружились, – улыбнулась масэтра. – Антарри сразу тебя признала, хотя обычно не жалует чужаков…

– На какой-то момент я испугалась… – призналась Лэа. – Давно не имела дела с драконами, и подумала, что Зов не удастся с первого раза и моя репутация в лице Антарри будет подпорчена.

Радугла хмыкнула.

– Да уж… с драконами есть только одна попытка. Вторую они могут и не дать… – Радугла открыла калитку загона, предлагая Лэа выйти и прогуляться по двору замка.

– Ты ведь искала меня зачем-то, да? – спросила масэтра, когда они поднялись на каменную крепостную стену замка.

Здесь было на удивление тихо и тепло, волосы трепал свежий морской бриз. Весь замок был виден как на ладони, особенно ярким пятном выделялись лужайки переднего двора, на котором тренировались кадеты.

– Искала, – второй раз призналась Лэа.

Они шли неторопливо, медленно, наслаждаясь прогулкой и редкими минутами уединения.

– Я хотела поговорить с тобой.

Радугла улыбнулась подбадривающей улыбкой.

– Ты когда-то давно говорила, что среди твоих друзей есть пираты…

– Есть, – масэтра рассмеялась. – Дерзкие ребята с «Сирены» во главе с самым наглым, нахальным, упрямым и благородным капитаном, которого только можно представить!

– Расскажешь?

Радугла усмехнулась.

– Капитан Рэнди кир Каллэх или, как он себя называет, Рэд Гроза Морей, славный, в общем-то, малый, для тех, кому довелось познакомиться с ним поближе… а мне довелось, – Радугла улыбнулась каким-то своим внутренним мыслям, она просто сияла, вспоминая о капитане.

– Рэнди с его лихими бандитами попытался ограбить корабль, идущий из Соллоса в Логу Анджа. На том корабле была я с парой десятков кадетов. В тот год мы решили, что негоже сидеть ребятам взаперти на каменном острове годами, и было бы неплохо отвозить их пару раз в год на несколько дней на празднества городские и деревенские… Правда, потом от этой затеи пришлось отказаться, в силу того, что она сильно подрывала дисциплину, но в тот год…

Радугла остановилась и облокотилась на каменные зубцы крепостной стены.

– В тот год мы возвращались довольные и веселые, а так как большинству из моих учеников стукнуло уже шестнадцать, то целых бочонков с ромом и медовухой уже не оставалось… мы опустошили все… – тут Радугла слегка покраснела. – Ни о какой дисциплине не могло быть и речи, поэтому я тоже поддалась общему веселью.

Лэа было интересно, что масэтра подразумевает под «общим весельем», но спросить она не решилась.

– Я во главе своих хмельных ребят не ожидала никакой напасти, поэтому преспокойно попивала себе медовуху в каюте, изучая приобретенную на фестивале книгу с первородными рунами, когда вдруг раздался грохот пушечных залпов, – Радугла нахмурилась. – Началась паника. Пришлось приложить немало усилий, чтобы восстановить порядок и приготовиться к обороне. Мы сразу поняли, что столкнулись с пиратским кораблем. Легкий бриг плавно покачивался на волнах, на ветру развевался черный флаг со скрещенными костями, вода захлестывала через борт, корабль качало неимоверно…

Лэа невольно улыбнулась, представив себе злую, разъяренную и мокрую масэтру, готовящуюся к защите своих учеников.

Радугла неожиданно весело рассмеялась.

– Мы положили их всех. Пираты тоже были навеселе, даже слегка качались, видимо, ожидали легкой победы, а не жестокой драки. Мы были готовы защищать свои жизни до последней капли крови, и тогда дело спас Рэд Гроза Морей, – при упоминании его имени лицо масэтры опять озарилось счастливой улыбкой. – Он сошел со своего корабля, плавно покачиваясь в такт выпитому и качке, преклонил предо мной колени и снял со своего пальца и надел на мой кольцо…

– Он сказал, что впервые встретил таких достойных противников и извиняется за своих неотёсанных ребят, захотевших легкой добычи…

При этих ее словах Лэа хмыкнула.

– Да, я тоже тогда так подумала, и зло крикнула Рэду в лицо, что ни одна команда не будет идти против воли капитана, и он может подавиться своими дарами.

– И?..

– И тогда он снял со своего пояса меч, остался абсолютно беззащитным передо мной и моими учениками, всеми как один вооруженными до зубов. Команду отправил обратно на «Сирену», а меня попросил о великой чести для него: сопроводить в Логу Анджа.

– И вы согласились?

– Я колебалась. С одной стороны, я, как масэтр, не могла привезти на остров постороннего. Но, как воин, я не могла и отказать склонившему передо мной оружие. И я согласилась.

– А кольцо?

– Ты знаешь, я не ношу украшений на руках, ибо они мешают хорошо держать оружие.

– Да.

– Поэтому ношу его подарок на цепочке. Как память о том, что даже в самых плохих из нас есть что-то хорошее.

– Это кольцо так много для вас значит?

Радугла неловко передернула плечами.

– Я бы и рада сказать «нет», но не хочу солгать. С другой стороны, ответ «да» тоже будет заключать в себе ложь…

– Почему?

Радугла спрятала улыбку в ладонях рук и скользнула по Лэа внимательным взглядом черных подведенных краской глаз.

– Все просто…

Лэа приподняла брови.

– Я в него влюбилась…

Юной наемнице не удалось скрыть изумление на лице.

– ВЫ?! В пирата?!

– Да.

– Как такое возможно?!

– Это длинная история, Виррокузия не сразу строилась…

– Но…

– Главным было лишь одно, – прервала ее Радугла. – Масэтры не могут посвящать себя чему-то, кроме их искусства. И дело здесь не просто в жестоких запретах и издевательствах над силой воли и решимостью. Масэтр не сможет отдавать себя всецело делу, имея кого-то на стороне. Одновременно с этим, любимый не может жить на острове. И здесь приходится выбирать: либо остров, либо любовь…

– Значит, вы выбрали…

– Конечно, я выбрала Логу Анджа… я не могла покинуть остров навстречу неизвестности, это ведь мой дом. Я не настолько молода, чтобы кидаться в любовь, забыв про все остальное.

Лэа скрыла улыбку. Радугла выражалась ее словами.

– Но все оказалось не так просто…

– Он от вас не отказался, – заключила Лэа.

– Именно, – масэтра опустила голову на руки, покоящиеся на зубце крепостной стены. – Он пришел сюда учиться…

Лэа расхохоталась.

– Серьезно? И что, прошел он Испытание Права?

– Прошел. Но я не дала ему учиться здесь.

– Почему же? Вы не хотели быть ближе к нему?

– Я его любила слишком сильно, чтобы допустить возможность его случайной гибели в нашей школе, которая отбирает лучших из лучших. Ты ведь знаешь, что из сотни бойцов выживают единицы. И я не могла рисковать, проверяя, входит ли он в эти единицы. Я отговорила его от этой учебы, масэтры сжалились над нами, и теперь мы видимся раз в год.

– Невероятно… – прошептала Лэа. – Радостные, наверное, встречи… а кольцо? Можно взглянуть на него поближе?

Рука Радуглы нырнула за пазуху и вытащила изящное серебряное кольцо, украшенное крупной перламутровой жемчужиной.

Она сняла с шеи цепочку и протянула ее Лэа вместе с кольцом.

Девушка поднесла украшение к глазам, внимательно разглядывая его. Жемчужина матово переливалась, заключая в себе тысячи оттенков. Много, слишком много сияния для обычного перламутра.

– Он не говорил, где взял его?!

Риск был слишком велик, чтобы ошибиться.

– Нет.

Лэа вздохнула.

– Я не буду вам врать. Ариадна с Аэлиной подозревают, что к вам попал один из утерянных ими артефактов, в которых заключается магическая сила.

Улыбка Радуглы стала чуть грустной.

– Я знаю это…

– Знаете?!

– Не надо больших способностей, чтобы заметить особую природу этого кольца. В дни солнцестояния в нем ощущается пульсация энергии, в полнолуние оно наливается силой, в дни же бурь оно просто сходит с ума, разгорается сиянием, дрожит… Рэнди наверняка знал о силах кольца, но не знал, как их можно применить, поэтому и отдал его мне…

– Но знаете ли вы, что если разместить все пять артефактов сообразно сторонам света и в центре мира, за который принят Анаре Хаэл, развалины замка магесс, то магия вернется в наш мир.

Изумление, отразившееся на лице Радуглы, говорило само за себя: она об этом не знала.

– Они сказали мне об этом. Более того. Они дали мне задание вернуть ее.

– Невероятно… – одними губам прошептала масэтра. – И магия вернется в наш мир? После стольких столетий?

– Да.

– А артефакты? Они все в целости? У тебя есть все?

– Один остался в замке магесс. Три у меня. Кольцо же я должна была отыскать.

Взгляд Лэа выражал вопрос.

– Я не стану отбирать у вас кольцо, вы это знаете.

– Нет, что ты… здесь не может быть и речи… забирай кольцо! Верни часть нашего мира назад! Невероятно! – потрясенная Радугла никак не могла прийти в себя. – Но почему они никому не сказали?! Элатея столько веков существовала без источника своих сил, довольствуясь лишь пересыхающими лужами!

– Они не успели, – Лэа надела цепочку с кольцом себе на шею. – Они также не могли выбраться с острова, чтобы продолжить свое дело, потому что оказались заперты в замке, спрятанном во льдах.

Радугла вздохнула.

– У тебя все получится, Лэа, я верю в это, но меня смущает одна маленькая деталь…

– Какая?

– Как им удалось убедить тебя помочь им?

Лэа помолчала, затем сказала:

– Если я верну магию, они создадут портал, который вынесет меня прямиком к Джеру.

– Но будешь ли ты готова к этой встрече?..

– Буду, – Лэа поджала губы.

Во всем, что касалось Джера и ее мести, она становилась на удивление дерзкой и упрямой.

– Я слышала, принц Кэррим хочет обучаться в нашей школе… – перевала тему в более безопасное русло масэтра.

– О да, – Лэа вздохнула. – Мне, равно как и Ее Величество Алэтане, не удалось переубедить упрямого принца. Не удалось внушить ему, что это чертовски опасно.

Они спустились с крепостной стены по каменной крутой лестнице и направились в замок, пересекая наискось зеленые лужайки переднего двора.

– Быть может, Кэррим пойдет в мать и одолеет нашу школу, – задумчиво сказала Радугла, присаживаясь на одну из деревянных скамеек, установленных на лужайке Дэкисты.

Лэа вгляделась в очертания рисунков, нацарапанных на земле на вчерашнем уроке, и различила схематичные линии драконьих крыльев.

– Как ты собираешься объехать Элатею, чтобы разместить артефакты? – неожиданно спросила вдруг Радугла.

Лэа вздрогнула и замялась.

– Вообще-то я… я не думала еще…

– Ложь, – спокойно ответила масэтра. – Говори правду.

– Я… я хотела попросить масэтра Кэнда…

– Забрать его дракона? – проницательно спросила Радугла.

– Да, – призналась Лэа. – Именно так.

– Не знаю… – Радугла отбросила назад часть длинных, заплетенных в косички, волос. – Впервые сталкиваюсь с таким…

Из парадных, распахнутых настежь, ворот замка вышел, потягиваясь, Хилеаньор.

Лэа отметила, что он был в отличном расположении духа.

– Долго вы еще тут сидеть собираетесь? – весело спросил эльф, присаживаясь рядом. – Там уже во всю идет подготовка к празднику!

– Уже идем, – Лэа незамедлительно подскочила.

– Ну что ты, Лэа… – улыбнулся масэтр. – Ты наша гостья, а мы чтим законы гостеприимства…

– Но у меня все равно куча свободного времени, которого некуда деть!

– Дай урок кадетам.

– Что?! – изумилась Лэа. – Вы это серьезно?!

– Абсолютно, – масэтр поднялся со скамейки. – Со вчерашнего дня только и разговоров, что о тебе.

Лэа смутилась.

– Но я… я…

– Можешь просто позабавить их захватывающими рассказами своей жизни.

– Я бы не хотела…

– О, Лэа! Ты же прекрасно знаешь! То, что происходит на острове, навсегда остается в его стенах! А рассказать ты можешь только то, что посчитаешь нужным.

Лэа улыбнулась.

– Масэтр Хилеаньор… как вы считаете… – она запнулась. – Я… я могла бы стать масэтром?

Эльф расхохотался и приобнял Лэа за плечи.

– Ты, пожалуй, единственная достойная этого звания из всех выученных нами учеников.

– Почему вы так считаете?

– Ты поняла все, что говорили тебе масэтры. Ты не просто тупая машина для убийства.

– А Лейс?! – она разволновалась. – Он бы мог?!

– И Лейс. Он бы тоже смог.

Его слова принесли Лэа несказанную радость. Она вскочила со скамейки. По светлому лицу разлился радостный румянец.

– Я готова!

– Отлично! – рассмеялась Радугла. – Побольше радости, девочка… такой ты мне нравишься больше!

Лэа сидела на траве, скрестив ноги, вокруг нее, полукругом, расположилась пара десятков кадетов.

Это были ученики, которые вот-вот должны были отправиться за своими драконами.

Лэа понимала, что через несколько недель их ряды значительно поредеют.

– Моя история… – Лэа тщательно подбирала слова. – Начинается не очень радостно.

– Твоих родителей и младшую сестру убил Человек в Волчьей Маске! – воскликнул кто-то из кадетов.

– Верно, – Лэа поджала губы.

– И ты хочешь ему отомстить! – кадет, сидевший в первом ряду, поставил локти на колени и облокотил на них голову.

Глаза у него были самые, что ни на есть, восхищенные.

– Именно, – Лэа улыбнулась.

– Глупости! – фыркнула коротко остриженная девчонка, поигрывавшая длинным острым кинжалом. – Я слышала, что Джер хороший боец! Ему удалось выкрасть меч у самого Кэнда!

– Во-первых, у масэтра Кэнда, – сдержанно поправила ее Риан, затесавшаяся в ряды слушателей.

– А во-вторых, – назидательно сказал парень с восхищенными глазами. – Это означает, что он всего-навсего вор, а не воин!

– А по-моему то, что он убил ни в чем не повинного ребенка, уже говорит за себя! – промолвил развалившийся на траве парень, задумчиво вертящий в пальцах травинку.

Рубашка едва скрывала накачанную фигуру золотисто-медового цвета. На эту фигуру бросали неоднозначные взгляды несколько девчонок из кадеток постарше, в том числе и Риан. Но взгляд последней, скорее, был прикидывающим: как быстро сможет двигаться такая туша, если заставить ее плясать под дождем из стрел?

– Но ведь он убил ее случайно! – сказала одна из девчонок.

– Но он не остановился после этого! А ведь вполне мог не трогать Лэа ун Лайт, которой на тот момент тоже едва стукнуло четырнадцать!

– Он же наемник! Ему такие вещи и в голову не приходили! – рассердился парень с «восхищенными глазами».

Лэа слушала их и с нарастающим интересом и вниманием.

– Он разрубил ей лицо стрелой! – воскликнула девчонка с волосами, туго стянутыми в конский хвост. Ее раскосые глаза сверкали гневом.

– Кстати, как тебе удалось избавиться от последствий и не остаться изуродованной? – вопросил юноша с золотисто-медовой кожей, отбрасывая травинку.

– Жрицы Эаллон помогли, – просто ответила Лэа. – Их это заслуга.

– Расскажи про Хаар! – Риан придвинулась поближе, за ней последовали все остальные.

– А вы не знаете? – с улыбкой спросила Лэа. – Предысторию вы рассказали за меня, значит, знаете и всю историю.

– Кроме последних глав, – сказала коротко стриженная девчонка.

– Ну что же… – Лэа вынула меч из ножен и положила его себе на колени плашмя.

По группе кадетов пронесся восхищенный шепот. Меч как будто специально засиял, как только мог, в свете солнца. Серебряные шипы рукояти горели как огонь, узоры лезвия перетекали из одного в другой, свивались, как змеи.

– Красотища… – выдохнула девчонка с волосами, собранными в хвост.

Видимо, кадеты уже понимали толк в мечах. Хотя, глядя на меч Лэа, не нужно было быть знатоком, чтобы плениться его красотой.

– Я шла за ним.

– Как его зовут? – вырвалось у Риан.

– Кого? – не поняла Лэа.

– Меч. Ты же как-то называешься его про себя?

Лэа слегка смутилась.

– Называю.

– И как же?!

– Каратель.

– Каратель?!

– Такова первоначальная цель, которой он служит. Это кара, которая обрушится на голову Джера.

– И Лэа ун Лайт ему имя дала – Каратель, убийца вечного зла! – торжественно срифмовал парень с восхищенными глазами.

Солнце медленно опускалось за горизонт, устилая крышу замка оранжево-розовым ковром.

День пролетел незаметно быстро, лишь слегка коснувшись острова. Лэа и не заметила, как он проскочил за беседой с кадетами.

О наступлении вечера им дал знать нечеловеческий голод, да огни, загоревшиеся в замке.

– Уже стемнело! – всполошилась Лэа. – Милостивая Эаллон, я и не заметила! Как быстро день прошел!

Она встала с колен, уперев в них руки.

– Лэа! Лэа! – послышались разноголосые вскрики. – Ты нам еще не рассказала, взяла ли Райта с собой?

Лэа закусила губу.

– Да, взяла, – кратко, после некоторого раздумья, ответила она. – Но лучше бы я этого не делала…

И опять ей приходилось драться. Нет, не на мечах, и даже не врукопашную.

Это был словесный поединок. С Радуглой. Поединок, который она явно проигрывала.

– Ты должна его надеть! – упрямо повторяла масэтра. – Ты же девушка, Лэа! Причем, должна сказать, весьма красивая…

– Красивая?! – ее слова Лэа насмешили. – Я красивая?! Шутки шутишь?! Да на мне больше двадцати шрамов, и тот, что на лице, самый ровный!

– Да при чем тут шрамы! – сердито воскликнула Радугла. – Они роли не играют!

– Да ты просто не видела их!

– Так переоденься, увижу!

– Моя правая нога… вокруг нее захлестнулась плетка роккамского стражника. Остался след. Кривой такой, знаешь, как змея, обвившаяся вокруг ноги по всему бедру!

– Мне не нужна твоя нога! – терпеливо поясняла Радугла, тряся перед самым носом Лэа штанами из темно-зеленой драконовой кожи и такой же рубашкой, отделанной серебром. – К тому же это не какое-то платье! Это хорошая одежда! В ней удобно драться, она не стесняет движений! Это подарок, в конце концов! Возьми его! Надень!

– Чтобы выглядеть как товар, только что выставленный на продажу? Нет уж, извольте! – упрямилась Лэа, понемногу сдавая позиции.

– Мы все так будем одеты! – вздохнула Радугла. – Это праздничная одежда масэтров, вместо обычной черной кожи и плаща! Это дракон, Лэа! Понимаешь?! Лучше драконовой кожи нет!

Девушка вздохнула.

– Ну не могу я разгуливать в одежде с чужого плеча… – привела юная наемница последний аргумент, прозвучавший, между делом, весьма слабо.

– Да она новая, Лэа! – воскликнула масэтра. – Неужели ты думаешь…

– Ладно, ладно… ничего я не думаю! – проворчала Лэа, принимая из рук Радуглы одежду и быстро стаскивая с себя свою. – Покончим с этим…

– Так говоришь, как будто это мерзость какая… – хмыкнула масэтра, оглядывая Лэа со всех сторон.

– Восемь… девять… десять… а вот этот мелкий тоже считаешь? Тогда пятнадцать… девятнадцать… двадцать… – негромко бормотала Радугла. – Ничего страшного, шрамы как шрамы…

Лэа глянула на масэтру чуть удивленно.

– Меня это мало заботит.

– Как же?! Но ты ведь…

– Я всё.

Лэа натянула рубашку через голову и привесила за спину ножны, с мечом.

– Ох, ну можешь хотя бы здесь без оружия…

– Нет.

– Ты не веришь друзьям? – сощурилась Радугла. – Ведь ты, кажется, друзьями нас объявила, когда прибыла на остров?

Лэа поджала губы и нехотя перевесила меч на гвоздь, вбитый в стену, бросила на него прощальный взгляд и вышла вон из комнаты.

С каждым шагом новая одежда нравилась ей все больше. Чешуя плотно, прохладно и весьма приятно прилегала к телу, сливаясь с ним практически воедино. Во всем теле была такая легкость и не стеснённость, что Лэа с непривычки казалось, что она абсолютно голая.

Она уже слышала шум, крики, разноголосое улюлюканье и свист, сопровождаемые смехом и нестройной, но веселой музыкой.

Когда они с Радуглой вышли в холл, то он оказался битком забит кадетами, бегающими туда-сюда по лезвиям расставленных ребром мечей.

Такой фокус было легко проделать, но лишь тем, кто вполне познал ки-ар.

Дело же было в том, что кадеты бегали не перегонки. Неудачливые резались в кровь, которую потом сами же останавливали ки-ар. Жесткая забава, но дух захватывало. У кадетов вообще не было более-менее безопасных развлечений, не связанных с риском.

– Быстрей! Быстрей! – орала особо активная группа ребят постарше, подбадривая своего бегуна. – Прыгай через один! Через один давай!

– Куда ты несешься? – вопили другие. – Упадешь же, и встать потом не сможешь!

Лэа с улыбкой прошла мимо.

– Не хочешь поучаствовать? – хохотнула Радугла.

– Нет, – теплым голосом ответила Лэа. – Я воздержусь.

На остров медленно спустилась темная ночь. Океан лениво облизывал остров со всех сторон, как будто пытался подступиться к замку.

А замок не спал в это время. Было уже далеко за полночь, но веселье только разгоралось.

А начиналось все довольно скучно, как казалось некоторым кадетам. С каких-то замысловатых и бессмысленных речей, наставлений, обещаний между масэтрами и гостьей, недавно прибывшей на остров в сопровождении эльфьего принца.

Отношение к гостье было не однозначным. Некоторым откровенно не нравилась суматоха, поднявшаяся вокруг неожиданно заявившейся девушки. Другие проявляли дружелюбие и некоторое любопытство, порожденное смутными историями, которые вертелись вокруг имени этой девушки.

Но одному были рады все: тому, что будет праздник. И было абсолютно неважно, в чью честь он устраивается, ведь гулять будет весь замок!

Остров гудел от разговоров, посвященных обсуждению приближающегося гуляния.

И вот сейчас, когда были закончены последние приготовления и преодолены все формальности, когда на остров опустилась таинственная ночь и распахнутые настежь ворота замка чертили на темных лужайках золотую дорогу, когда из окон доносились звуки музыки, крики и смех, а передний двор замка превратился в сплошное поле для игр и соревнований – вот тогда-то и началось веселье.

Половина кадетов еще сидела за сдвинутыми в длинные ряды дубовыми столами, опустошая бочонки с медовухой и тарелки с обильной вкусной едой, другая часть с воплями носилась по двору, развлекаясь интересными только для кадетов способами.

Лэа сидела за одним столом с масэтрами и тихо спорила с уже изрядно повеселевшей Радуглой о возможности мгновенного выпада из четвертой сексты в первую квинту.

– Невозможно так мгновенно поменять тактику! – сердилась Лэа. – Если ты пытаешься достать ноги противника, то никак не сможешь после парирования удара переключиться и ударить по левой ключице!

– Это тебе так только кажется, – неизменно отвечала масэтра. – Парировать удар противника вовсе не обязательно, попробуй достать его сразу!

– И остаться без руки. Не буду я так делать.

– Если ты не парируешь удар, это не значит, что он придется прямо по тебе.

– Но невозможно защититься таким образом, чтобы мгновенно напасть в прямо противоположную сексту! Нет ни одной       фигуры боя, позволяющей это сделать!

– Что тебе фигуры боя, – фыркнула Радугла. – Слушай свою интуицию…

– Моя интуиция говорит…

Тем временем, на другом конце стола, масэтр Нейян громогласно ругал соллоского короля, обвиняя его в расизме, шовинизме, полном отсутствии совести и рассудка, который мог бы помочь ему предотвратить половину ведшихся по вине Соллоса войн. При этом он воодушевленно размахивал куриной ножкой, заставляя Хилеаньора пригибаться всякий раз, когда ножка пролетала над его головой, рискуя приземлиться на длинные темные волосы эльфа, а то и врезаться в лицо.

Кэнд и Аллив тихо о чем-то спорили, Кэнд все время качал головой, Аллив же яростно что-то доказывал.

Дэкиста с Кэрримом обсуждали возможность существования Легендарного Золотого Дракона, ссылаясь на исторические трактаты, записки путешественников, старинные гобелены и картины, а также на весьма сомнительные останки, найденные в пещерах на вершине Хаара. Оба явно верили в то, что такой дракон существует, но при этом умудрялись расходиться во мнениях о его способностях и среде обитания.

Дэкиста доказывал, что золотой дракон, как минимум, должен обладать огневой мощью, несравненно большей, чем все известные драконы, а это значит, струя выдыхаемого им огня должна превышать десять метров.

Кэррим же считал, что Золотой Дракон должен иметь магические способности, которыми были наделены драконы масэтров или обладать способностью к психокинезу, как Айси.

– …и именно поэтому нельзя ограничиваться техническими приемами, выученными в нашей школе. Настоящий воин все время совершенствуется в своем мастерстве. Кто-то же придумал все эти приемы боя? И вырабатывались они не просто технично, но во многом интуитивно.

Лэа примолкла, все еще не до конца убежденная в словах масэтры.

– Да в тот год Радугла сама вызвалась сопровождать корабль! – услышала она хохот Еллиста. – И не зря! Встретилась со своим пиратом!

– А разве не случайная это была встреча? – вмешалась Лэа в разговор. – Радугла говорила мне, что находилась в каюте и читала книгу, когда корабль пиратов…

– Это она так тебе сказала? – хитро прищурился Хилеаньор, уклоняясь от очередного взмаха куриной ножкой.

– Да она покруче кадетов по мачте прыгала и песни горланила! – громыхнул Нейян, откусывая от ножки последний кусок и бросая ее на стол.

Кусочки мяса отлетели-таки в сторону и приземлились на нарядное одеяние эльфа.

– Нейян, я бы попросила не вмешиваться в мою личную жизнь… – прохладно сказала масэтра, но слегка покраснела.

– А… так вот… о чем это я… – смутился масэтр. – Визивад, вместо того чтобы сплавлять свою внучку на воспитание, мог бы оставить ее при дворе и сделать одной из фрейлинок. Кто знает, как долго он протянет на троне и кто из сыночков отправит его на тот свет первым? А внучка между тем выросла бы и могла бы стать мудрой королевой…

– Рэнди кир Каллэх, грозный пират, именующий себя Рэд Гроза морей, – ухмыльнулся Дэкиста, отвлекаясь от беседы с Кэрримом. – Как же, видали его… когда он на остров прибыл, чтобы учиться…

– Испытание права? – вмешался Кэррим. – А как сейчас вы его проходите? Айси ведь умерла.

– Это было очень проблематично, – вздохнул Хилеаньор. – Другого дракона с психокинетическими способностями у нас не было, а кадетов, между тем, набирать нужно было.

Аллив с Кэндом, наконец, закончили спорить, при этом Аллив выглядел крайне кислым, а Кэнд на редкость довольным.

– Мы пытались найти еще одного дракона-магика, но даже если бы нам это удалось, то на его обучение ушли бы столетия, – продолжил Хилеаньор. – Поэтому пришлось отказаться от этой затеи.

– Но нам нужен был способ не менее эффективный, – Радугла откинула назад часть мелких косичек, лезущих в тарелку. – И мы придумали.

– Мы решили положиться на ки-ар, – задумчиво произнес эльф. – Так как установили закономерность: все, из тех, кто проходит нашу школу, понимают ки-ар сразу. И мы предположили, что дети, которые поймут ки-ар сразу, смогут у нас учиться.

– Но вы же раскрываете секреты всем подряд! – пораженно воскликнула Лэа.

– Мы тоже сначала так думали, – отвлекся от Кэнда Аллив. – Но потом поняли, что достаточно помочь им настроиться ки-ар, не вдаваясь в подробности. Кадеты, вполне готовые к этому, продолжают обучение. А те, кто не может в полной мере принять ки-ар, покидают Логу Анджа. Навсегда.

– Но вы же можете взять кучу недостойных!

– Нет, – Дэкиста покачал головой. – Не забывай, Лэа, что вся наша школа сплошной отбор. То, что они прошли Испытание Права, не значит еще, что они смогут здесь учиться. Мы должны были принять решение – продолжать обучать воинов или исчезнуть с лица земли, как Школа Смерти.

– Школа Смерти исчезла совсем по другой причине, – проворчала Лэа. – По ее жестким правилам выпускники, Танцоры Смерти, должны были не просто превзойти своих учителей, но и убить их всех. Если это им не удавалось – они не могли зваться настоящими Танцорами Смерти. Постепенно их число становилось все меньше, мастерство рассеивалось, и Школа Смерти канула в лету.

Масэтр Дэкиста улыбнулся.

– Приятно знать, что ты внимательно слушала Аллива на уроках воинской истории.

Протрубил рог, заглушая разговоры масэтров.

Лэа подняла голову. Масэтр Кэнд встал. В распахнутые двери зала зашел человек. В высоком дверном проеме четко прорисовывалась его фигура, закутанная в длинный темного цвета плащ. Он шел, низко опустив голову и прихрамывая, на поясе его висел внушительный тяжелый кинжал.

Лэа слышала, как тяжело и сипло он дышит, подволакивая одну ногу, и тихо ругается.

Человек приблизился к их столу. В зале царила тишина.

Масэтр Кэнд сошел с возвышения, на котором располагался их стол и подошел к человеку.

– Рад видеть тебя, Хэддэн…

Незнакомец скинул капюшон, и всем стало видно его смуглое обветренное лицо с резкой линией плотно сомкнутых губ, орлиным носом, тяжелыми надбровными дугами и глубоко посаженными черными глазами, блестящими даже издалека.

– Кэнд… – незнакомец радостно обнял масэтра, голос его был чуть хриплым, но звучным. – Рад видеть тебя, дружище…

– Кто это? – тихо спросила Лэа у Радуглы.

– Меня зовут Хэддэн. Наемник из Далории, – медленно проговорил незнакомец, впиваясь в Лэа пронзительным взглядом блестящих, как жуки, глаз. – И я предпочитаю, чтобы об этом у меня спрашивали прямо, а не шептались за спиной…

Его тон Лэа не понравился. Очень не понравился.

– А я предпочитаю вызывать на бой тех, кто позволяет разговаривать со мной в таком тоне! – вскинулась она, резко вскакивая.

Убаюканная островом колючая сущность Лэа выплеснулась наружу. Она пожалела, что не взяла с собой меч.

«Если он согласится драться, мне что, отмазываться? Ой, подождите, сбегаю за мечом?!» – подумала она.

Незнакомец прищурился и медленно шагнул вперед.

– Ты ведь Лэа, да? Лэа ун Лайт? Любимица Кэнда? – проговорил он тягуче.

– Да, я Лэа! Лэа ун Лайт! Из Асента, если это вас интересует!

Хэддэн хмыкнул.

– Наемница, значит? Ну, ну…

– Сомневаешься в моих способностях?! – зло прошипела Лэа, не обращая внимания на укоризненный взгляд Кэнда, отчаянную жестикуляцию Кэррима и увесистые пинки Радуглы под столом.

В зале воцарилась прямо-таки мертвая тишина, в которой было слышно, как жадно потрескивает огонь в лампах.

– Нет, не сомневаюсь, – неожиданно спокойно проговорил вдруг Хэддэн. – Более того, я весьма наслышан о них…

Кэнд негромко кашлянул, привлекая внимание Хэддэна и Лэа.

– Значит, представлять вас не надо. Познакомились уже…

Хэддэн переступил с ноги на ногу и громко хмыкнул, бросив на Лэа быстрый пронзительный взгляд.

Лэа молчала, сжав губы в узкую полоску.

– Хэддэн является не просто моим старинным другом, он выпускник нашей школы…

Хэддэн скинул плащ, и Лэа увидела темную старую татуировку на левом плече наемника.

«Ну и кто из нас любимчик?» – хотела съязвить она, но удержалась.

Тем временем Хэддэн что-то тихо сказал Кэнду на первородном, и Кэнд ответил ему еще тише.

Лэа не очень то и понравились все эти секреты, но она опять смолчала, удивившись своей покорности и послушанию.

– Лэа, – неожиданно серьезно сказал вдруг масэтр Кэнд. – Все очень серьезно. Нам нужно поговорить.

Она переглянулась с Радуглой, оббежала взглядом остальных масэтров. Удивлены они были не меньше нее. Значит, все действительно плохо, раз он не посвятил в это никого. Знающий вид был только у Аллива, но он старательно изображал изумление.

– Я не зову вас всех, друзья, чтобы не сеять панику. Ибо наши ученики достаточно наблюдательны, чтобы заметить ваше отсутствие.

– Ох уж эти кадеты… – проворчал Нейян, отбрасывая очередную куриную ножку.

– Лэа, идем за мной.

– Но мой меч…

– Он тебе не понадобится.

Под пристальным суровым взглядом Хэддэна, без привычной тяжести за спиной, она чувствовала себя голой, но, поджав губы, подчинилась.

Кэнд вышел первым, и направился, как ни странно, не в свой кабинет, а прочь из замка, мимо лунной дорожки, углубляясь в темноту.

Он пересек передний двор в тени, избегая освещенных площадок, на которых веселились кадеты, тихо выскользнул через калитку на задний двор, миновал драконьи загоны, открыл небольшую дверцу в крепостной стене.

Хэддэн неотступно следовал за ним, будто был его тенью. Шаг в шаг, повторяя каждое движение.

Лэа старалась не отставать.

За дверцей оказался обрыв. Но так показалось лишь в начале.

Там, где заканчивалась скала, начиналась крутая, вырубленная в камне лестница. Она спускалась в самый низ, огибала восточную сторону замка и исчезала за поворотом.

Кэнд начал быстро спускаться, следом Хэддэн, за ним Лэа. Ступени, которые облизывал океан, были предательски скользкими, но настраиваться ки-ар не было времени.

Лестница закончилась неожиданно, сразу же за поворотом. Лэа вгляделась под воду. Она шла все дальше, на запредельную глубину, вдоль скалы, на которой стоял замок, но Кэнд не вел их туда.

Лэа заметила нечеткий контур каменной двери, вытесанной прямо там, где заканчивалась надводная часть лестницы.

– Помоги мне… – сказал Кэнд, и они вместе с Хэддэном толкнули дверь.

Лэа видела, как вздуваются от напряжения жилы на всегда спокойном лице масэтра, на скуластом обветренном лице Хэддэна, как играют мускулы под серой жесткой рубашкой наемника и гладкой зеленой рубашкой масэтра.

Дверь поддалась нехотя, с тяжелым скрипом каменных петель, вздыхая каменным голосом проклятья на потревоживших ее людей.

Внутри была густая вязкая темнота.

– Настройтесь ки-ар, – попросил их Кэнд. – Внутри темно.

Лэа не стала этого делать – спасибо гномам. Едва она вступила под темные своды пещеры, как вязкая мгла расступилась, будто всосалась в стены. Вместо нее наступил светло-серый сумрак.

Лэа увидела, что они находятся вовсе не в пещере, а в одном из подвальных помещений замка. Вопреки ожиданиям здесь было чисто, и стены не были покрыты пылью и не источали сырость.

– Где мы? – задала она вполне логичный вопрос.

– В склепе.

– В склепе? – удивилась Лэа. – Но ведь возле замка есть кладбище, что же…

– Не для масэтров.

Ага. Все встало на свои места. Значит здесь, под замком, хоронят масэтров. Вопрос в том, что они здесь делают.

– Но лестница шла дальше…

– Это лишь верхний ярус.

– И много здесь усыпальниц?

– С основания школы, – кратко ответил Кэнд.

Они шли по длинному коридору, завитому по спирали и идущему вниз. По левую сторону от них находились двери, но чем глубже, тем хуже проглядывались на них письмена, и тем древнее становились руны, их изображавшие.

– Если не ошибаюсь, это было едва ли не с создания мира?

– Не ошибаешься, – кратко подтвердил Хэддэн.

– И куда же мы идем?

– Туда, где сможем поговорить.

– Это так важно?

– Ты задаешь слишком много вопросов, – процедил Хэддэн.

– А по-моему мало для человека, пытающегося узнать, куда его ведут под покровом темноты и завесой тайны, да еще и безоружного, – холодно ответила Лэа.

Они продолжали спускаться вниз, температура быстро понижалась, на стенах появилась плесень.

– Мы идем в самый низ? – опять спросила Лэа.

– Да.

– Неужели к могиле масэтра Анджея?

– Именно.

– Правда? – от изумления Лэа едва не потеряла дар речи. – Но что все это значит?

– Сейчас узнаешь.

Они резко остановились, и Лэа едва не налетела на Хэддэна.

Выглянув через его плечо, она увидела высокую каменную дверь, поросшую зеленым мхом с мелкими белесыми цветочками. По краю двери шла резьба, в которой Лэа угадала первородные руны, но прочитать их не смогла. Из-под двери тянуло холодом.

– Помоги мне, – опять попросил Кэнд, и они с Хэддэном опять налегли на дверь. Эта поддалась с еще большим трудом, на лицах мужчин выступили капельки пота.

Когда же петли повернулись, раздался громкий отвратительный скрежет.

Масэтр Кэнд отер пот со лба и шагнул внутрь. Лэа последовала за ним.

Внутри было так темно, что пришлось настроить зрение ки-ар, чтобы различить хоть что-то. Лэа видела, как светятся зрачки Кэнда, и понимала, что сама выглядит не лучше.

Убранство помещенья было не богатым. Всего лишь громоздкая каменная плита, которая возвышалась над полом. Но возраст этой плиты не оставлял никаких сомнений в том, кто под ней лежит.

– Здесь похоронен Анджей?

Кэнд промолчал.

– Почему вы молчите?

– Лэа… – он глубоко вдохнул, положил ей руки на плечи. – То, что тебе станет известно, не должен больше знать никто из ныне живущих. НИКТО. Понимаешь?

– Понимаю, – тревога девушки все нарастала. – Я буду хранить вашу тайну, только скажите, что от меня нужно!

– Сейчас ты кое-что узнаешь… – медленно выговорил Кэнд. – Это очень важно, и может сильно подорвать твои представления о мире, но я вынужден пойти на это…

Хэддэн, прихрамывая, подошел к плите. Лэа видела, что она сплошь покрыта руническими письменами старейшего языка.

– Та часть замка, что видна наверху – это гораздо более поздние строения, которые покоятся на древнейших сводах, но не в этом дело.

– А в чем?

– Идем уже, – проворчал Хэддэн.

– Сейчас узнаешь, – Кэнд помедлил и шагнул к плите.

Затем, к изумлению Лэа, они вдвоем налегли на нее и плита тихо, будто по маслу, скользнула в сторону. Под ней виднелся проход, но не было в нем черноты, наоборот, с него лился слабый желтый свет.

Пораженная Лэа шагнула за Кэндом в освещенный проход.

Коридор был не очень длинным, но очень чистым и поразительно контрастировал с запущенностью и сыростью склепа.

В конце была дверь. Небольшая, дубовая, окованная железом, с замочной скважиной и блестящей, отполированной от множества касаний, ручкой.

– Идем…

Кэнд отворил дверь ключом, и они оказались в небольшой уютной комнатке, сплошь заваленной книгами и оружием. Был здесь и небольшой стол, на котором высилась гора свитков и чернильница с пером.

Посередине стояла кровать. Лэа взглянула на нее и ахнула.

На кровати лежал старик. У него были очень длинные белые волосы, тщательно расчесанные, они покоились на подушке рядом с ним. Не уступающие по длине волосам борода и усы были переброшены в сторону и свисали с кровати.

Его тело иссохло от старости настолько, насколько это только было возможно. Казалось, на тонких костях совсем нет мяса, они обтянуты бледной, почти прозрачной кожей. Старик, наверное, весил не больше пушинки. Пальцы его были скрючены самым злым артритом, какой только можно вообразить. Они были похоже даже не на птичьи когти, а на перекрученные корни деревьев.

Старик был укрыт тонким одеялом, которое лежало почти ровно.

Его лицо было худым, каким-то устало-благородным и мужественным.

Губ почти не было – только ровный прямой разрез. А вот глаза… когда Лэа посмотрела в глаза старику, то ей показалось, будто кто-то рывком подтянул ее к себе и нырнул к ней в душу, словно в реку, проплыл по всей ее длине, познав все тайные страхи и желания, мечты, надежды и мысли, заставив рассказать о самом сокровенном.

Эти живые серые глаза смотрели не на тебя, а прямо в твою душу.

– Кто это? – шепотом произнесла Лэа. – Кто этот старик?

– Это Анджей Валог. Основатель Логи Анджа.

– Невозможно… – прошептала Лэа, с трудом переваривая слова Кэнда.

В ее голове не желало укладываться то, что она сейчас узнала.

– Он жив. Он изначальный свод нашей школы. Без него рухнет все.

– Но как же…

– Мы не могли все предусмотреть, Лэа… Анджей был молод и силен долгое время, пока магия не покинула нас. Теперь же никто не может забрать его силу.

– И это значит, что… – слова застряли в горле, она не желала в это верить, и, тем более, произносить это вслух.

– Как только он умрет, Лога Анджа рухнет.

Тишина воцарилась в комнате.

Старик закрыл глаза.

– Но это ведь случится нескоро? – спросила Лэа, подсознательно зная ответ.

– Он умирает, Лэа. И ты одна можешь его спасти.

– Но как?!

– Все уже решено.

– Что именно?!

– Ты должна вернуть магию, не допустить падения нашей школы.

– Но ведь он все равно умрет!

– Да, – Кэнд помедлил с ответом. – Безжизненные стены замка не могут впитать его силу. Если магия вернется, он все равно умрет, но перед смертью он должен будет передать свою силу другому масэтру.

– Кому?! Кто захочет обрекать себя на такое существование?!

– Сейчас уже не до наших желаний. Времени осталось мало. У нас нет выбора.

– О, нет, нет, нет! Масэтр Кэнд! Вы не можете этого сделать!

– У меня нет выбора, Лэа. Кто-то должен. Иначе школе придет конец. Всему, что было с великим трудом создано за тысячи лет, наступит конец. Я не могу этого допустить.

В горле Лэа встали слезы.

– Я не просто так позвал Хэддэна.

– Вы хотите сделать из него масэтра? – она сглотнула комок.

– Он один из претендентов. Но сейчас он здесь не поэтому. Тебе нужна помощь, Лэа. Времени очень мало. Анджей очень стар, и вряд ли продержится до зимы. Ты не успеешь в такой короткий срок. Поэтому я нашел тебе помощника.

– Я справлюсь, – ее глаза блеснули. Слезы уже высохли. – Мне не нужны помощники, я справлюсь одна.

– А если нет?! – пророкотал Хэддэн. – Ты готова быть виновницей того, что школа канет во тьму?

– Я это сделаю одна, – медленно и раздельно повторила Лэа.

– Но сроки…

– Дайте мне дракона.

– Что?

– Дайте мне Лэрэна, и я справлюсь.

– Это невозможно.

– Почему?! – вскинулась она. – Почему?!

– У меня нет второй части кристалла. Он остался с Лейсом.

– А новый кристалл? Его нельзя использовать?

– Не получится, Лэа. Это работает не так.

– А как?! Дайте мне чьего угодно дракона, и я справлюсь! Вот увидите, я не подведу!

– Я не могу тебе дать дракона, – тихо повторил Кэнд. – Потому что наездник, чей дракон жив, не может оседлать другого…

– Но Ирди мертва! – выкрикнула Лэа. – Я видела ее кости!

– Она жива. Она прилетала на остров.

– И вы мне не сказали?! – потрясенно проговорила Лэа. – Daan Varrikein! Но почему?!

Ею все больше овладевала злость. Он же знал, как много для нее значит Ирди, и не сказал?!

– Я потерял твой след, – медленно, прикрыв глаза рукой, выговорил Кэнд. – А когда нашел, она улетела.

Лэа поджала губы.

– Если бы вы хотели…

– Лэа, не надо обвинять меня во всех смертных грехах, я не всесилен… – устало сказал масэтр.

Его слова изумили Лэа. Впервые она увидела перед собой не могучего и сильного воина с холодным прищуром стальных глаз, а усталого человека с сеткой глубоких морщин, залегших вокруг глаз и губ.

– Я устал, Лэа. Я хочу отдохнуть. Уйти на покой, подальше от шума и тревог. Я возглавляю эту школу очень давно. Так давно, что помню молодого и полного сил Анджея.

Старик вновь открыл свои прозрачные серые глаза, внимательно прислушиваясь к словам Кэнда.

– Я ведь его приемник, Лэа. Со времен возникновения Элатеи у Логи Анджа было всего два верховных масэтра. Анджей. И я.

– Но кто будет…

– Верховным? – улыбнулся Кэнд. – Я не должен этого говорить, у всех равные права. Но все прекрасно понимают, что следующим будет Аллив.

Лэа выдавила слабую улыбку.

– Я все равно сделаю это одна, – решилась она. – Как думаете, могу я попросить Радуглу, чтобы в Соллос меня доставил Рэнди?

– А Кэррим?

– Чертовски не хочется втягивать во все это юного принца. Если с ним что-нибудь случится, ее величество Алэтана, да осияет ее лунный свет, мне голову оторвет.

– Это верно, – хмыкнул Хэддэн. – Алэ всегда была чересчур вспыльчива. Особенно для королевы. Особенно ее возраста.

Наемник обошел Лэа и грубо, но по-дружески, похлопал ее по спине.

– Значит, от моей помощи ты отказалась.

Лэа вскинула голову, ее брови взметнулись вверх.

– Да. Не пойми меня превратно, но я должна сделать это одна.

– Одна так одна, – пожал плечами Хэддэн. – Навязываться не буду.

– Лэа, ты уверена в своем решении? – с тревогой спросил масэтр.

– Я всегда уверена в своих решениях… – слабо улыбнулась девушка.

– Тогда идем… – масэтр обнял ее за плечи. – Нас ждут.

Их, и правда, ждали. Веселье было в самом разгаре. До чуткого слуха Лэа донеслось веселое пение.

– Кажется, Кэррим времени даром не терял… – рассмеялась она, узнав звонкий голос принца.

Передний двор замка опустел: все забились внутрь, послушать пение принца.

Лэа не пришлось протискиваться сквозь толпу: она шла за масэтром Кэндом, и кадеты сами расступались, давая ему дорогу.

Она с грустью подумала, что ей никогда бы не добиться такой преданности и любви.

Кэррим закончил петь, откашлялся, промочил горло золотистой медовухой и хитро посмотрел на Лэа взглядом золотисто-медовых глаз.

– А следующая песня… – принц тряхнул черно-фиолетовой головой, отбрасывая волосы со лба. – Посвящается Лэа ун Лайт. Наемнице. Той, которую я чту больше всех…

Лэа хотела нахмуриться, крикнуть Кэрриму, что он несет чушь, разозлиться, развернуться на каблуках и убежать, но что-то во взгляде принца не дало ей это сделать.

Кэррим смотрел на нее с обожанием. С таким неподдельным восторгом, каким очень юные дети провожают закованных в сталь воинов.

Он ее боготворил? Мечтал быть похожим на нее?

Кэррим, Кэррим… как же ты заблуждаешься! Лэа поджала губы, услышав нежное пение принца:

Асент, что стоит на морском берегу,

Где ветер волною ловит волну,

Где краше девицы, чем солнечный свет,

Где золотом, вишней алеет рассвет.

Жила там когда-то девчонка одна,

В таверне хозяйство вела до темна,

Весною цветы собирала в полях,

И не было страха в лучистых глазах…

Но боли и страха вкусила сполна,

Она ведь девчонкой всего лишь была.

Убийца-наемник встал на пути,

И пала сестра от жестокой руки.

Таир, что жила лишь четыре годка,

И младшей сестрою Лэа была.

Стрелой запрещенной малышку сразил,

И ей же девчонке лицо разрубил.

Оставил в таверне одну умирать…

Ему ведь было на все наплевать!

Но жрицы, что Лэа чудесно спасли,

Ярость ее не смогли отвести.

Девчонка хотела вернуть все сполна,

Она в этом мире осталась одна!

Ярость и ненависть, боль со слезами,

Она бесполезно глушила ночами.

И злоба слепая в душе поднималась,

Ведь все, что в жизни теперь ей осталось,

Наемнику, Джеру, за все отплатить,

Чтоб раны в душе своей залечить.

Ей было тогда четырнадцать лет,

Но слаще, чем кровью, отмщения нет…

Лэа не слышала дальше. Она задыхалась. Пение принца было слишком живым, слишком реалистичным…

Стрела летит, вонзается прямо в спину ребенка, пронзает его насквозь, изо рта выплескивается кровь, глаза распахиваются в немом удивлении…

Стоп, хватит!

Лэа зажмурилась, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Яростно утерлась рукавом, метнулась обратно на улицу.

Почему он пел такую песню? Почему ее жизнь стала достоянием всей Элатеи? Почему каждый, кто ее знает и не знает, смеет указывать и учить, выражать свое идиотское мнение, которое для нее ничего не значит!

Она быстрыми шагами пересекла двор, чуть ли не бегом кинулась вниз по узкой тропинке возле крепостной стены.

Не нужно ей, чтобы про нее сочиняли песни! Не надо превозносить выше всех и кричать, что она великий воин.

Она ведь совсем не этого хотела, нет! Все это было для Человека в Волчьей Маске. Для Джера! Если бы он не убил ее сестру, если бы ее родители остались живы, все было бы по-другому!

Сколько раз она мысленно возвращалась в тот злополучный день, когда Джер переступил порог е таверны – известно лишь Эаллон.

Но прошлое не вернешь. И теперь смерть ее маленькой сестренки становится тем, что каждый может услышать, хлопая глазами и раскрывая от удивления рот, а потом показывая на нее пальцем.

Почему они все не оставят ее в покое? Почему не дадут отомстить, омыть его кровью меч?!

Почему, почему, почему?!

Тропинка кончилась, Лэа спустилась к слону большого серого холма, обогнула его и вышла к пляжу.

Океан был неспокоен.

Как и она. Все внутри Лэа бурлило и клокотало, негодование выплескивалось через край, ненависть к Джеру изъедала душу.

И океан негодовал вместе с ней, волны захлестывали одна другую, пожирая друг друга далеко от берега.

Как же ей не хватало сейчас его! Того, кто всегда мог поддержать ее и найти слова утешения, обнять и прижать к себе, как маленькую девочку, которой не досталось материнской ласки. Вместо этого были лишь злые беспощадные тренировки, смертельная усталость и всепоглощающая ненависть.

Как она может бороться дальше, когда судьба отняла у нее всех? Родители, Таир, Райт, Лейс… Лейси…

Она упала на песок, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Почему все оставили ее одну? Бросили тогда, когда она так нуждается в поддержке! Она больше не может сопротивляться, не может бороться, она так устала… устала бегать по миру за призрачной бестелесной тенью. Может быть, Джер давно сгинул. Может быть, он изменился настолько, что ничего не осталось от убийцы-наемника. Вдруг она была рядом и не узнала его?

Голова кружилась от таких новых и кощунственных мыслей.

– Все, что я делала в этой жизни, я делала для тебя! – крикнула она яростно прямо в звенящий тишиной ночной воздух. – Слышишь? Где бы ты ни был!

Яростно дунул ветер, растрепав волосы Лэа и осушив ее слезы. Она в бессилье упала на песок.

– Лэа? – раздался тихий оклик.

Конечно же, Кэррим понял свою ошибку. Принц подошел неуверенными шагами и сел рядом с ней на песок.

– Лэа, я… – слова потерялись в шуме прибоя.

Она взглянула на эльфа из-под опущенных ресниц. На лице Кэррима было написано чистое отчаяние, смешанное с виной и страхом.

Бедный мальчик… хоть Кэррим и был эльфом, прожившим на этой земле тысячи лет, в душе он никогда не отличался особой проницательностью. Ей стало жаль его.

– Все в порядке, Кэррим… – сказала Лэа, утерев рукой остатки слез. – Просто твоя песня разбередила старые раны.

– Лэа, я, правда, не хотел тебя обидеть! – Я думал…

– Я не в обиде. И знаешь что? – в голову вдруг пришла безумная идея. – Спой мне о нем…

– О Лейсе? – чуть грустно улыбнулся Кэррим. – Я же ничего о нем не знаю… совсем ничего.

– Я расскажу… – Лэа глубоко вдохнула пропитанный солью воздух. – Лейс кир Маклайх был моим другом. Истинным другом. Таких, как он, больше не будет. Я потеряла его. Навсегда, – она помолчала, затем ее лицо осветила слабая улыбка, напрочь стершая след безжалостной стрелы. – Когда я приплыла на остров, он сразу взял меня под свою опеку. Не знаю, чем так ему приглянулась озлобленная четырнадцатилетняя девчонка с уродливым рубцом на лице, но он стал мне братом. Я впервые поняла значение этого слова на острове. В Асенте у меня был брат. Хьял. Но он был ученым, целыми днями пропадал в академии Повелакума. А Лейс заменил мне всех. Дал мне то, в чем я так нуждалась. Я мало знаю о его прошлой жизни, все больше от масэтра Кэнда. Лейс не любил говорить на эту тему. Я знаю, что он родом из Соллоса. Знаю, что в Логу Анджа попал по своей воле, пройдя Испытание Права. И еще знаю, что в Соллосе у него нет никого, к кому он мог бы вернуться. Все родные, что были, погибли в пожаре семь с половиной лет назад. Он остался один. А в Соллосе сирот отправляют на службу королю, чего он крайне не желал. Поэтому и отправился сюда, привлеченный, как и многие, слухами о Великой Школе. Но, не как все, оказался достоин синей татуировки.

Ее рука невольно прижалась к рисунку, вытатуированному на левом плече.

– Ты знаешь, что она означает? Огонь и сталь. Они закаляют друг друга. Так и воин, должен принимать в себя только то, что его усиливает, поднимает боевой дух и не дает сдаться. Лейс никогда не сдавался. Внешне импульсивный, вспыльчивый и нахальный, в душе он всегда оставался нежным. Его упрямство не знало границ.

– Я заметил, – невольно улыбнулся Кэррим. – Как он тебя добивался, пытаясь отнять у Райта…

– Не произноси это имя! – у Лэа потемнело в глазах. – Я захлопнула в своей душе дверь к этим воспоминаниям. Не могу о нем даже думать.

– Прости.

Лэа спрятала лицо в коленях.

– Лейс всегда был собственником. Он потерял меня раз, в Логе Анджа, когда я сбежала, не попрощавшись, и не хотел сделать это вновь.

– Ты много для него значила.

– Да. Мы были друг у друга. И никого больше в целом свете.

– А потом появился…

– Да. Лейс не мог с этим смириться, начала проступать его импульсивная и взрывчатая сторона. Еще немного, и дело дошло бы до дуэли.

– Драка за милость Лэа ун Лайт? – хохотнул Кэррим.

Лэа слабо улыбнулась в ответ.

– Звучит немного пафосно. Тогда, на празднике у эльфов, Лейс хотел уйти. Но я не дала этого сделать. Помешало чувство собственного эго. Я всегда была эгоистичной…

– Это не эгоизм, Лэа, – мягко поправил ее принц. – Ты не хотела разлучаться с ним. Не хотела делать ему больно.

– Не хотела, – согласилась Лэа. – Но не делала ли этим я еще больнее? Сейчас уже поздно об этом рассуждать.

– Никогда не поздно, Лэа. Эаллон слышит тебя. Она все понимает и ее сострадание и любовь всегда будет с тобой.

– Мне не нужно ничье сострадание, – поджала она губы. – Не надо меня жалеть. И любить не надо.

– Чего же ты хочешь?

– Отомстить.

– Ты очень давно идешь к этой цели. А потом, Лэа? Что потом?

– Не знаю, Кэррим, – устало ответила она. – Мне все равно. Я хочу только боли. Его боли.

– Вернуть все сполна…

– Да.

– А меч? Без него ты не могла исполнить свою клятву?

– Я думала над этим, Кэррим. Множество раз, в минуты отчаянья, я вспоминала слова Гэрраха о том, что не выбери я тогда меч, могла бы настичь Джера. Но не выбрала ведь, да? Значит, этот час еще не настал.

Лэа встала с песка, отряхнулась от налипших на одежду крупинок.

– Пойдем, принц. Нас заждались. Я убежала не самым достойным образом, отобрав, ко всему прочему, у всех песнопевца.

– Могу я спеть еще одну песню? Только для тебя? Уверяю, больше никаких страшных воспоминаний. Тебе понравится.

Она подбодрила Кэррима улыбкой.

Принц улыбнулся и запел:

– В хаарских глубинах родился клинок

И в этом мире он был одинок.

Но Лэа ун Лайт, дева жестких кровей

Спустилась во тьму: клинок нужен ей.

И Лэа, закончив Логу Анджа,

Сильнее всех женщин Элатеи была.

И меч, почуяв ярость, решил:

«Я буду служить!» – он ей верно служил.

Безжалостен был хаарский клинок,

К каждой цели ее был жесток,

И Лэа ун Лайт ему имя дала:

«Каратель», убийца вечного зла.

Теперь ему имя «Каратель» навек!

Он ищет, он ищет тебя, Человек…

Что маску дикого зверя надел.

Каратель исполнит то, что так хотел.

Прольется кровь ярко-алой рекой

Земли покроются черною мглой

И ветры, как смерчи, пройдут по земле,

Не даст второй шанс Лэа тебе!

И земли зальют ярко-алые краски.

Все для тебя, Человек в Волчьей Маске!

Время пришло, пора понимать

Клинок готов тебя убивать.

«Смерть твоя близко,

Падешь ты так низко!»

Клинок говорил…

Тот, что Джера жизни лишил…

Эта песня вновь заставила расцвести на ее лице улыбку.

– Рано или поздно это случится. И Каратель умоется его кровью.

Молча они дошли до замка.

– Я устала, Кэррим… мне нужен отдых, – Лэа обняла принца со всей нежностью и благодарностью, на которую только была способна. Оставайся в Логе Анджа, – осторожно добавила она, избегая его взгляда. – Не стоит тебе и дальше следовать за мной. Ради твоего же блага.

– Нет, Лэа! – в голосе принца прозвучал мимолетный ужас, но затем его сменила непреклонность. – Я не оставлю тебя в одиночестве. Ни за что на свете.

– Я не одинока, – попыталась она возразить ему, но попытка получилась слабой.

– Я поеду с тобой, можешь даже не сомневаться! И не предпринимай больше никаких попыток отговорить меня! – похоже, Кэррим рассердился.

Она опасливо подняла взгляд на принца, и увидела, что его глаза полыхают темно-золотым огнем.

– Хорошо, Кэррим. Это твое решение. Но, надеюсь, ты его изменишь.

Лэа направилась в замок, и Кэррим последовал за ней.

Праздник утихал.

Пора бы уже. Лэа подняла голову к небу. Звезд не было видно, небесный свод был еще темно-синим, но восток окрасился розовато-серым.

– Светает.

Лэа только сейчас почувствовала камень навалившейся усталости.

Она стремительными шагами вошла в замок, по знакомым коридорам быстро добралась до своей комнаты и без сил рухнула в постель.