Заря застала Кэддерли погруженным в раздумья и упражнения: он потягивался, разводя руки в разные стороны и наслаждаясь игрою мышц. Он не выпускал из виду раскрытую Книгу, лежащую на столе, слышал Песнь в своем сознании и двигался в согласии с нею. Пот выступал на его обнаженной груди и тек по щекам и вискам. Все ощущения молодого человека враз обострились, и он старался сосредоточиться на том, чтобы удержать это состояние.

Закончив наконец упражнения, Кэддерли почувствовал себя совершенно измотанным. Он с вожделением посмотрел на кровать, а потом передумал, решив, что и так за последние дни слишком много времени провел в комнате. Начинался день, по всем признакам теплый и безоблачный, за окном лежало озеро Импреск, сверкая тысячами бликов под утренним солнцем.

Волшебник закрыл Книгу Всеобщей Гармонии, но, глядя на манящие воды озера, он все еще слышал настойчивую Песнь. Настала пора использовать знание (а также, как он надеялся, дарованную им силу), полученное из Книги, во внешнем мире. Пришло время узнать, как озарения последних дней могут помочь волшебнику понимать окружающих людей, принимая участие в их тяготах и противоборствах.

Кэддерли побаивался этих откровений. Сможет ли он управлять тенями, которые неизбежно увидит танцующими на плечах многих жителей Кэррадуна? И сумеет ли он правильно истолковать эти знаки? Он снова вернулся мыслями к вчерашним событиям, когда он выгнал юного Бреннана прочь, испуганный явлением рычащих и стонущих теней, открывшихся его взору.

Молодой жрец умылся и вытерся пушистым полотенцем, пытаясь стряхнуть оцепенение. Выбор казался простым: выйти наружу и постараться понять мир в свете своего нового знания или остаться в комнате, влача жизнь книжного червя. Волшебник подумал о Белизариусе, одиноко живущем в башне. Если кудесник помрет там, его тело, возможно, никто не похоронит даже спустя много дней. Кэддерли совсем не хотелось разделить эту горькую участь.

Все еще находясь в теле сына хозяина, Призрак с отсутствующим видом переставлял оплавившиеся свечи в полупустом подсвечнике, стоя на самом верху лестницы, и наблюдал за молодым жрецом, покидающим «Чешую дракона».

Убийца слышал, как Кэддерли сообщил Фредегару, что не вернется допоздна, и такое положение дел его вполне удовлетворило. Ночные Маски расставлены по всему городу в боевой готовности, Призраку нужно увидеться с ними сегодня. Тогда, возможно, волшебник столкнется с очень неприятной неожиданностью, возвращаясь обратно вечером.

Хладнокровный убийца, мастер своего дела, Призрак любил выждать несколько лишних дней, прежде чем организовать нападение. Он предпочитал подобраться поближе к этому загадочному юноше, чтобы вызнать о нем побольше и избежать каких-либо ошибок. Убийца считал последнее особенно важным, ведь два жреца, появившиеся недавно в гостинице, могли создать определенные трудности. Могущественные служители обладали даром воскрешать мертвых. В обычных обстоятельствах Призрак предпочел бы потянуть время и с точностью выяснить, насколько глубоким может стать магическое вмешательство со стороны пришедших (тем более что один из них носил титул наставника). Вряд ли стоило давать Ночным Маскам приказ убить Кэддерли лишь для того, чтобы Эйвери тут же нашел тело жреца и вернул его к жизни.

Бойго Рат вносил в дело новые осложнения. Призрак неоднократно задавался вопросом, какие замыслы может вынашивать этот упрямый выскочка. Колдун говорил с другим, младшим по чину жрецом прошлой ночью, и ничего хорошего это не предвещало.

«Художник» не любил подобных неясностей. Он считал себя непревзойденным мастером и гордился тем, что может считаться совершенным убийцей, предусматривающим все неожиданности. Но пока что в этом предприятии ему виделось много шероховатостей, и злодею приходилось внушать себе, что он сможет уменьшить трудности или заставить их вовсе исчезнуть. В эту мозаику добавилась новая деталь, новый вызов, который с точки зрения Призрака являл собой проверку его осторожности. Убийца чувствовал, что молодые мускулы Бреннана наполнены жизненной силой, слышал могущественный зов юности и вспоминал о тех удовольствиях, которые эти силы могут ему доставить.

Поэтому злодей не хотел прощаться со своим новым телом. Но он знал также, что не сможет продолжать разыгрывать этот спектакль слишком долго. Всего лишь в течение одной встречи Кэддерли заподозрил, что с юношей что-то не так, и Призрак не сомневался, что со временем эти подозрения могут только нарастать. Кроме того, новая оболочка сильно ограничивала убийцу в действиях. Его щуплое тело останется в живых до тех пор, пока Призрак не определится. И если он окончательно решит, что переселяется в тело Бреннана, то окажется уязвимым вплоть до окончания этого перевоплощения, на которое понадобится несколько дней. Сейчас, пока в его слабом теле еще теплилась жизнь, злодей не мог скрыться в теле Вандера с помощью Геаруфу. Для этого ему пришлось бы вначале вернуться в первоначальное слабое тело, а сделать так – значило подарить жизнь Бреннану. Конечно, когда Кэддерли падет мертвым, все значительно упростится. Призрак даже думал нанести удар накануне вечером, когда держал нож всего в нескольких дюймах от беззащитной груди волшебника. Если б задача разрешалась так просто, игра могла кончиться прямо там и тогда же, и сейчас отряд уже делил бы золото. Убийцу заставляло задуматься желание немедленно оставить себе это молодое жизнеспособное тело, расправившись с трепещущей душой паренька прямо у себя в комнате и сняв с ноги щуплого тела магическое кольцо. Всего через несколько дней его дух привыкнет к новой оболочке, и тогда Геаруфу вновь окажея в его власти. А к этому прибавятся красота, здоровье и молодость.

Раздумья лишили медлившего убийцу всех шансов. Прежде чём он сделал что-либо, волшебник уже заподозрил неладное. Опасения, связанные с могуществом Кэддерли, а также с властью двух других жрецов, удержали Призрака от решительного шага.

– Бреннан! – послышался крик Фредегара, оторвавший Призрака от размышлений. – Чего ты ждешь здесь? – рявкнул хозяин, подойдя ближе. – Повесь канделябр на место, да поживее. В каминном зале давно пора убирать. Так что пошевеливайся!

Призрак не стал с этим спорить, вновь убедившись, сколько новых сложностей навлекает на себя, оставаясь в молодом теле. Он даже обрадовался, что не поддался соблазну переселиться, не усложнил себе и без того сложную задачу. Пока Ночные Маски недалеко, ему следует разыскать их и обсудить обстановку.

Часом позже Призрак снова возликовал, на сей раз оттого, что неожиданное задание заставило его задержаться в гостинице. Он увидел, как молодая женщина со светлыми волосами, задорно струящимися по ее плечам, вошла в «Чешую дракона» в поисках Кэддерли и представилась госпожой Даникой Мопассант. Еще одна неожиданная помеха.

– Вот он где! – вскричал Айвен, показывая назад, на вход в «Чешую дракона», и грубо поворачивая голову Пайкела.

– О-хо-хо! – пропищал Пайкел, как только опознал Кэддерли, думая, как сбросить с себя руки брата и остановить вращение.

Одуревший зеленобородый дворф переминался с ноги на ногу, пытаясь выровнять кухонный котел, служивший ему шлемом.

Айвен направился к Кэддерли, который еще не заметил их, но Даника положила руку ему на плечо. Как только озадаченный дворф оглянулся и встретился глазами с ее умоляющим взглядом, он тут же все понял.

– Ты хочешь отправиться к нему одна? – заключил Айвен.

– Если можно, – попросила Даника. – Хотя я и не знаю, как отнесется Кэддерли к моему появлению. Я только думаю…

– Не надо слов, госпожа, – отрезал Айвен. – Нам с братом пока есть чем заняться. Уже смеркается, так что мы снимем комнаты где-нибудь здесь. – Он показал на вывеску гостиницы через два дома от той, у которой они стояли. – Если понадобимся, тут мы всегда под рукой. Да, кстати, передайте ему подарок от нас с братом.

При этих словах Айвен достал из глубокого мешка сверкающие диски. Он уже протянул их Данике, но затем, смутившись, забрал обратно. Так быстро, как только мог, грубоватый дворф стер с диска кровь первой жертвы оружия. Девушка заметила его действия, но вежливо промолчала. Беспомощно пожав плечами, Айвен наконец вернул диски ей в руки. Даника низко поклонилась и поцеловала все понимающего дворфа в лоб, заставив его покраснеть.

– Хи-хи-хи, – засмеялся Пайкел.

– Не стоит благодарности, – сказал смущенный Айвен.

Он хлопнул смеющегося брата по плечу, и они оба повернулись спиной к гостинице и находившемуся там Кэддерли. Айвен понимал, что если молодой жрец увидит их троих, то, конечно, пригласит к себе всех, что несколько спутает планы Даники.

Девушка стояла одна на запруженной людьми улице, наблюдая за каждым шагом служителя, подходившего к «Чешуе дракона». С другой стороны от нее в вечереющем свете блестели воды озера Импреск. Она почти что доверилась их завораживающему очарованию и оставила свои страхи. Даника не знала, как Кэддерли воспримет ее появление, теряясь в догадках, не стала ли их встреча в Шилмисте прощальной.

Девушка просто не представляла себе, как поступит, если волшебник снова отвергнет ее. Отважной воительнице, прошедшей через разные переделки, победившей многочисленных врагов, ни одно мгновение прошлого не казалось столь трудным. Ей требовалось собрать все свое мужество. Наконец девушка все же решилась и направилась внутрь гостиницы.

Кэддерли шел по лестнице, поднимаясь наверх, когда его любимая вошла в двери здания. Он прижимал к себе одним локтем знакомый ей дорожный посох и смотрел каким-то отсутствующим взглядом, более сосредоточенный на том, что происходит внутри него.

Крадясь как кошка, Даника проворно пересекла комнату и вступила на лестницу. Паренек лет пятнадцати с любопытством взглянул на нее, пока она проходила, она даже ждала, что ее остановят, так как не относилась к числу заплативших гостей. Но мальчишка не стал этого делать, и вскоре девушка шла по лестнице всего на два шага позади Кэддерли, слишком занятого своей Книгой, чтобы замечать окружающее.

Еще мгновение Даника разглядывала его. За эти несколько недель он сбросил пару килограммов, но она знала, что это не от недоедания.

Наоборот, волшебник возмужал и окреп, даже поступь его казалась более уверенной и тяжелой, как у человека, которого непросто сбить с пути.

– Неплохо выглядишь, – промолвила Данйка, слабо отдавая себе отчет в том, что говорит.

Кэддерли резко остановился, подняв ногу для следующего шага. Наконец он медленно вышел из задумчивости, в которую погрузила его Книга, стоящая перед мысленным взором. Девушка услышала, как жрец сдерживает дыхание. Казалось, прошли долгие томительные минуты, прежде чем молодой человек набрался мужества повернуться к ней. Когда он это сделал, Даника поняла по его улыбке, что жрец глубоко смущен. Она ждала, что он ответит, но, по всей видимости, волшебник то ли потерял голос, то ли не находил слов для ответа.

– Я говбрю, ты хорошо выглядишь, – повторила Даника, считая себя невероятии глупой, – Мне, то есть нам, пришлось по делам выбраться в Кэррадун…

Она остановилась, окончательно сбитая с толку взглядом его серых глаз. Раньше она точно так же вглядывалась в эти глаза, но теперь в них читалось кое-что новое: груз горького опыта.

Вновь ей показалось, что прошло много времени. Затем волшебник с невероятно громким стуком выронил свой дорожный посох. Даника с любопытством уставилась на упавшую палку, а когда вновь подняла взгляд, Кэддерли стойл уже совсем рядом, сжимая ее в мощных объятиях. Хотя девушка считала себя строгой и независимой, возможно, одной из лучших воительниц в государстве, она никогда в жизни не чувствовала себя настолько в безопасности и тепле. Слезы счастья поползли по ее прекрасным щекам, и в сердце уже не осталось горести.

Все еще находясь в теле Бреннана, злодей наблюдал за этой парочкой с края лестницы, отсутствующе передвигая щетку взад и вперед. Его неугомонное воображение продолжало свою привычную работу, обдумывая новые замыслы, внося спешные поправки в уже готовый порядок ходов. Теперь, понял Призрак, ему нужно пошевеливаться. Сложности нарастали с ужасающей быстротой. Впрочем, смекалистый мастер убийств не унывал: ему нравились вызовы, бросаемые судьбой. Немало волшебников и героев уже были отправлены им на тот свет. Нынешняя задача не представляла собой непреодолимую трудность.

Даника… Кэддерли не видел ее больше пяти недель, и красота любимой вновь поразила его. Она вошла в комнату, закрыв за собой дверь, грациозно склонила голову набок. Светлые волосы танцевали на плече, а миндалевидные глаза, глубокие и темные, смотрели на него пытливо и понимающе.

Именно он был инициатором их разрыва. Именно он ушел – и от Даники, и от войны, и от Шилмисты. Кэддерли все еще сомневался в истинных причинах появления девушки в городе. Но, так или иначе, волшебник понял, что теперь его очередь говорить и все объяснять.

– Я не ожидал, что ты придешь, – сказал он, придвигаясь к письменному столу и мягким жестом закрывая Книгу Всеобщей Гармонии. Нервная усмешка сорвалась с его сухих губ. – Я думал, что получу приглашение в лес Шилмисты присутствовать свидетелем на свадьбе Элберета с Даникой.

– Я не заслужила такого, – обиженно сказала девушка, причем ее мелодичный голос оставался сухим и ровным.

Кэддерли беспомощно всплеснул руками.

– Зато я заслужил это! – признал он. В ответ Даника достала подарок Айвена и протянула волшебнику.

– Это дар дворфов, – объяснила она, когда Кэддерли взял тяжелые диски. – Они начали изготавливать их давным-давно в качестве подарка тому, кто спас Библиотеку Назиданий.

Кэддерли почувствовал смертоносную мощь оружия, и это одновременно ужаснуло и взволновало его.

– Все время оружие, – пробормотал он и кинул грозные диски на пол возле изголовья кровати, где они пронзили небольшой ворох одежды, прогрызли дерево и остановились лишь в нескольких дюймах от недавно заговоренного посоха. Кэддерли посмотрел на учиненный ими разгром и чуть не рассмеялся вслух, но подумал, что при Данике не подобает себя так вести.

– Ведь ты же любила эльфийского принца? – спросил он.

– Теперь он уже король, – напомнила Даника. Кэддерли обратил внимание на то, что она оставила его вопрос без ответа.

– Ты любила, то есть любишь Элберета, – снова сказал он, уже спокойнее.

– Так же, как ты, – ответила Даника. – Он мой хороший друг, один из самых необычных и уважаемых людей, с которыми мне доводилось сражаться бок о бок. Я могу отдать жизнь за короля Шилмисты – как, впрочем, и ты.

Ее слова не стали для Кэддерли откровением. В конце концов, несмотря на все свои страхи, он знал правду об отношениях между Элберетом и Даникой, знал, что ее любовь к эльфу, настоящая любовь, несопоставима с ее чувством к жрецу. Девушка и эльфийский король связаны общим делом, они воины. Если Кэддерли любил Данику (а он не сомневался в этом), то почему не мог заодно любить Элберета? Но оставался еще один не дающий покоя вопрос, связанный не только с девушкой.

– Да, ты отдала бы за него жизнь, – согласился волшебник со всей искренностью. – Я могу только мечтать о подобном мужестве.

Улыбка Даники вовсе не означала насмешку, но, тем не менее, он воспринял ее как упрек.

– Ведь я убежал оттуда, – напомнил молодой жрец.

– Когда нужда в тебе уже отпала, – ответила Даника. – Ни я, ни эльфы не забываем, что сделал ты в роще Силдрич Триа, как и твои поступки в разгар сражения. Тинтагель обязан тебе своей жизнью. Шилмиста отвоевана обратно людьми Элберета как раз благодаря тебе.

– Но ведь я бежал с поля боя, – заспорил Кэддерли. – Не сомневайся.

Следующий вопрос Даники, проникнутый детской наивностью и искренним беспокойством, сбил молодого человека с толку.

– Почему ты так сделал? – спросила она. При этих словах девушка сбросила дорожный плащ на маленький ночной столик и повернулась, чтобы сесть на кровать. Он отвернулся, глядя в окно, на озеро, еще сверкающее в убывающем свете дня. Кэддерли никогда раньше не задавал себе этот вопрос, не пытался докопаться до причин своего угнетенного состояния.

– Потому что… – сказал он через некоторое время и вновь замолчал, подбирая слова. Он услышал, как кровать скрипнула, и на мгновение испугался, что Даника подходит к нему: он не хотел, чтоб она видела, как болезненно скривилось его лицо. Кровать снова скрипнула, и волшебник понял, что гостья не встает, а лишь усаживается поудобнее. – Слишком много всего обрушилось на меня, – сказал он. – Сражение. Магия. Загадка бесплотного духа Дориген. Страх, что я поступил неправильно, не убив ее. Стоны умирающих, которые до сих пор звучат у меня в памяти. – Кэддерли смог сдержанно усмехнуться. – И то, как ты смотрела на Элберета.

– Но ведь это все призывало тебя остаться среди тех, кто тебя любит, а отнюдь не бежать, – сказала Даника.

– Это сумасшествие все нарастало, – объяснил Кэддерли. – До тех пор, пока злобный чародей не начал вредить Библиотеке. Возможно, всю свою жизнь я чувствовал себя в беде. Испытания не удивили меня. Я должен встретить эти несчастья и преодолеть их, – продолжал он, украдкой глянув на Данику из-за плеча. – Теперь я это знаю…

– И все-таки… – начала Даника, но волшебник, снова повернувшись к озеру, оборвал её жестом вытянутой руки.

– Я не мог прятаться от них за твоей спиной, понимаешь? – спросил он с мольбой в голосе, надеясь, что она простит его. – Оказавшись снова в Библйотейе, где множество вопросов грозило раздавить меня, все, что я мог делать, это искать Данику, мою любовь. Когда я рядом с тобой, смотрю на тебя, все трудности и неразрешимые вопросы исчают бесследно.

Он повернулся, чтобы честно взглянуть ей в глаза, и увидел, как она засветилась от радости.

– Но не ты мое исцеление, – признал Кэддерли и заметил, что свет в ее глазах погас, а черты исказила сильная боль. – Ты не лечишь, – попытался объяснить юноша, забыв о своем намерений тщательно подбирать слова. – Ты ненадолго одурманиваешь меня, даешь временное убежище…

– То есть я для тебя что-то вроде придорожной таверны?

– Никогда! – Слово вырвалось из сердца Кэддерли, разрывающегося от той самой уверенности, которую Даника хотела услышать. – Когда я с тобой, – продолжал волшебник, – ты мой единственный дом. Что я хочу еще? Немного: крышу над головой, хлеба и вина. Когда я с тобой, весь мир и вся моя жизнь кажутся мне прекрасными. Гораздо лучше, чем на самом деле. В Шилмисте я понял, что мир гораздо более жесток, чем мне казалось. Дело в том, что с тобой я могу прятаться от мира. Ты становишься моим, убежищем и укрытием. С тобой я мог бы даже спрятаться от раскатов грядущей битвы. А если завтра война?

– Не важно, война или мир, ты все равно не смог бы спрятаться от себя, – возразила Даника, начав понимать его мысль.

Кэддерли кивнул.

– Тут слишком много несчастий, – объяснил жрец, показывая на свои сердце и голову, – которые останутся со мной, пока я сам не разберусь с ними. Или пока они не разрушат меня.

– И ты не мог выйти на битву с ними, имея такую уютную гавань, – заключила Даника. В ее спокойном тоне не слышалось ожесточенности. Всем сердцем сочувствуя Кэддерли, она мягко спросила: – Тебе удалось с ними разобраться?

Волшебник чуть не рассмеялся в ответ.

– У меня возникло еще больше вопросов, – признал он. – Мир стал только запутаннее с тех пор, как я погрузился в себя. – Он показал на Книгу Всеобщей Гармонии. – Ты вряд ли поверишь тем видениям, которые наслала на меня эта Книга. Хотя я не могу сказать, что она предлагает – прямое руководство или образные намеки.

Тем временем Даника отступила от него, и Кэддерли подумал, что сказал нечто, способное уронить его в глазах девушки. Он долго ждал, что Даника отзовется и разделит с ним его переживания.

– Ты сомневаешься в своей вере? – прямо спросила она.

Служитель отвернулся, снова скользнув взглядом по умиравшему свету на озере, она попала точно в цель, спустя мгновение понял волшебник. Как мог он, священник Денира, ставить под сомнение видения и чары, дарованные ему самой Священной Книгой его покровителя?

– Я не сомневаюсь в принципах, исповедуемых служителями Денира, – подтвердил Кэддерли, но в голосе его прозвучали нотки сомнения.

– Тогда ты сомневаешься в самом покровителе, – недоверчиво возразила Даника. – Ты не уверен в существовании подобных чудес? Но как может тот, кто вырос среди священников и сам наблюдал множество чудес, называть себя не верящим ни во что?

– Я никем себя не называю, – не согласился Кэддерли. – Я просто ни в чем не уверен.

– Но ведь ты сам видел волшебство, дарованное Небесами, – заспорила Даника. – Взять хотя бы… исцеление Тинтагеля.

– Я верю в волшебство, – признал волшебник. – Нельзя отрицать то, что произошло с родным Фаэруном. Да, я чувствую силу, но не могу сказать, откуда она исходит.

– Это беда всех образованных людей, – иронично пробормотала Даника. Кэддерли снова посмотрел на нее через плечо. – Ты не можешь поверить в то, что не поддается проверке опытом. Но разве все осязаемо? Неужели нет места для веры в сознании того, кто способен проникать в глубочайшие тайны мироздания?

На озере разыгрался ветер. На берег набегали барашки, неся на спинах последние отсветы уходящего дня.

– Я просто не знаю, – сказал Кэддерли, глядя на катящиеся волны и стараясь понять, нет ли символического значения в этом убывающем дневном свете.

– Почему ты ушел? – снова спросила Даника, и он понял по ее требовательному тону, что она хочет получить ответ любой ценой, даже если это повредит им обоим.

– Я испугался, – признался он. – Боялся убивать дальше. Боялся, что убьют тебя. Что я не смогу этого вынести.

При этих словах он остановился и громко сглотнул, вынужденный с трудом подбирать слова, описывающие то давнее состояние.

В комнате повисла тишина, Даника не осмеливалась прервать работу его мысли.

– Я боялся умереть.

Вот оно что. Кэддерли только что сознался в собственной трусости. Он обхватил себя руками за плечи, боясь ее жалящего обвинения.

– Конечно боялся, – сказала она вместо этого, и в ее замечании не слышалось никакого укола. – Ты ставишь под вопрос свою веру, спрашиваешь есть ли в этом мире что-то кроме того, что мы видим. Если ты считаешь, что нет, тогда что значит честь? Храбрость зиждется только на этом понятии. Ведь ты бы умер за Элберета, ты уже доказал это. Или если б тебе пришлось отдать за меня жизнь, ты не колеблясь бы это сделал. Я никогда не сомневалась в тебе.

Кэддерли продолжал молча смотреть в окно. Он слышал, как Даника снова заерзала на кровати, но не обратил на это внимания, слишком погруженный в раздумья. Он наблюдав как заходит солнце, и знал, что слова Даники справедливы. Он испугался смерти в Шилмисте, но только потому, что сражение шло вразрез с его принципами, которые, в свою очередь, проистекали из веры.

Он тогда слишком разозлился на Элберета с Даникой, на всех остальных, поскольку переживал за их судьбу и ее. Мог принять их самопожертвование, их желание продолжать бой, который так легко мог привести их к смерти.

– Мне следовало передохнуть, – сказал Кэддерли.

– Я никогда не сомневалась в тебе, – повторила Даника. В ее голосе, чувствовалось что-то мягкое и таинственное, заставившее Кэддерли обернуться.

Она лежала на кровати, удобно растянувшись, и все ее одежды висели в изголовье. Проживи Кэддерли еще тысячу лет, он все равно никогда не забыл бы эту картину. Она положила голову на руку, согнутую в локте, и ее густые светлые пряди спускались вниз по руке и танцевали на одинокой подушке. Еле заметный свет подчеркивал шелковистость ее мягкой кожи, блестя на точеных ногах.

– Все эти недели, – сказала она, – я не сомневалась в тебе.

Кэддерли почувствовал легкую дрожь в ее голосе, но все еще не мог поверить в решимость девушки. Без промедления он расстегнул рубашку и бросился к любимой. Мгновение спустя они оказались вместе. В сознании Кэддерли вновь зазвучала Песнь. Он позволил ей литься, настойчиво звеня сквозь каждую клеточку тела, ведя любое его движение, внушая уверенность, что это действие – самое правильное в его жизни. Сознание Кэддерли заволокло одуряющим роем мыслей и чувств. Он подумал о Данике, носящей его ребенка, и смирился с её неизбежной бренностью.

Больше всего волшебник сейчас думал о Данике, своем сердечном друге, и все сильнее проникался к ней нежностью. Хотя когда-то она послужила ему укрытием, это случилось лишь потому, что он отвел ей такую роль. Теперь Кэддерли признался ей в своей уязвимости, в своих потаенных страхах – и любимая приняла его вместе с ними, приняла всем сердцем, искренне желая помочь ему победить их.

Позже, когда девушка заснула, волшебник вылез из постели и зажег на столе одинокую свечку рядом с Книгой Всеобщей Гармонии. Даже не подумав о том, чтоб одеться, он оглянулся на возлюбленную и почувствовал, как всю его душу наполняет спокойствие. Воодушевленный своей безопасностью, Кэддерли сел на стул и погрузился в чтение, надеясь, что в свете этих ночных откровений Песнь зазвучит как-нибудь по-другому.

За несколько часов до того, как Кэддерли зажег свечку, Призрак скользнул от двери молодого жреца, решив, что прибытие Даники Мопассант лишь в небольшой степени сможет нарушить его планы. Злодей пришел к заключению, что сумеет использовать Данику, или, по крайней мере, ее тело, чтобы усовершенствовать свой замысел и получить больше удовольствия от убийства. Если он переселится в тело возлюбленной Кэддерли, то легко сможет заманить волшебника в такую ловушку, из которой волшебнику точно не выбраться.

Но при всем нетерпении, заставлявшем Призрака потирать руки на всем пути назад к себе в комнату, ему хватало мудрости осознать, как опасно осложнилась обстановка. Все еще зажатый в тисках между стеной и кроватью, бедный избитый Бреннан смотрел на него умоляюще.

– Я освобожу тебя этой ночью, – пообещал Призрак. – Я решил, что не смогу воспользоваться твоим телом. Что очень обидно, поскольку оно превосходно.

Бреннан, отчаявшийся на что-либо надеяться, почти сумел улыбнуться, когда руки Призрака (точнее, бывшие руки Бреннана) сомкнулись на его истерзанном горле. Теперь несчастный одураченный сын хозяина не почувствовал боли, только навалившуюся темноту. Сделав все необходимое, Призрак сел на кровати, освободил от пут щуплое тело и принялся ждать, когда завершится переселение душ. Он жалел, что потерял возможность воспользоваться этой молодой оболочкой, но напомнил себе о необходимости закончить дело и о возросшей опасности. Злодей заверил себя, что найдет другое такое же тело как можно скорее, лишь только покончит с Кэддерли.