– Я боялся, что убил тебя.

Голос Руфо раздавался как будто издалека, но стремительно приближался.

Даника открыла глаза. Она лежала на кровати, в той же самой комнате, что и прежде, но теперь ее кисти и щиколотки были крепко привязаны к четырем крепким столбам, поддерживающим балдахин. Пульсирующая жгучая боль в раненой ноге не утихла, и воительница с ужасом подумала, что веревки разрежут ей кожу и отсекут уже надломленную лодыжку.

Но хуже всего был Руфо, склонившийся над ней; его бледное лицо смягчилось заботой.

– Моя дорогая Даника, – прошептал он.

Вампир подвинулся ближе, пытаясь, сгладив резкие черты, казаться нежным.

На этот раз Даника не плюнула в него; символические, но бесполезные протесты больше ее не волновали – она была выше этого.

Однако Руфо заметил ее отвращение.

– Ты не веришь, что я могу любить? – тихо спросил он, и подергивание его щеки сказало Данике, что он изо всех сил старается сохранять спокойствие.

И снова Даника не ответила.

– Я полюбил тебя с тех пор, как впервые увидел в Библиотеке, – драматически продолжил Руфо. – Я наблюдал за тобой издалека, наслаждаясь простой грацией каждого твоего движения.

Даника не отрывала от него холодного и твердого как сталь немигающего взгляда.

– Но я не красавец, – исповедовался Руфо. – Я никогда им и не был, так что Кэддерли, – яд злобы булькнул в голосе вампира при упоминании ненавистного имени, – а не я привлек внимание твоих прекраснейших глаз.

Самобичевание всегда внушает жалость, но Даника совершенно не чувствовала симпатии к Руфо.

– Красавец? – спросила она. – Ты все еще не осознал, какая это мелочь – красота.

Сбитый с толку Руфо отодвинулся. Даника покачала головой.

– Ты бы все еще любил Хистру, если бы она осталась красоткой, – сказала девушка. – Но ты никогда не был способен увидеть то, что под кожей. Тебя не заботило, что таится в чьем-нибудь сердце или душе, поскольку у тебя они пусты.

– Следи за своими словами, – предупредил Руфо.

– Они ранят тебя, потому что в них правда.

– Нет!

– Да! – Даника приподняла голову, насколько позволили ее оковы, и сияние в глазах девушки заставило Руфо попятиться еще дальше. – Я люблю не улыбку Кэддерли, а источник этой улыбки, теплоту его сердца и искренность его души. Несчастный Руфо, мне тебя жаль. Жаль, что ты никогда не понимал разницы между любовью и самолюбием.

– Ты ошибаешься! – резко возразил вампир.

Даника не моргнула, но соскользнула обратно на матрас, когда Руфо навис над ней. Она втянула голову в плечи и даже заскулила тихонько, когда вампир продолжил приближаться, думая, что он намерен взять ее силой. Мастерство и сила Даники ничем тут не помогли бы, а принять подобное она не могла.

Однако девушка все же затронула слабое место в сердце вампира.

– Ты ошибаешься, – тихо повторил он снова. – Я люблю.

Словно подчеркивая свое утверждение, Руфо мягко погладил Данику по щеке, под подбородком, провел пальцем по шее. Даника ежилась, пытаясь свернуться, но веревки держали крепко, а она слишком ослабла от потери крови.

– Я люблю, – сказал он снова. – Отдохни, моя сладкая. Я вернусь, когда тебе станет лучше, и подарю тебе наслаждение, любовь моя.

Даника вздохнула с настоящим облегчением, когда Руфо попятился, взглянул на нее в последний раз и выскользнул из комнаты. Она знала, что облегчение временно. Девушка вновь попробовала справиться с путами и, не добившись успеха, подняла голову, чтобы оценить свои раны.

Она даже не чувствовала ремня, держащего ее сломанную ногу, только жуткую боль. Молодая женщина увидела, что лодыжка и икра распухли, а кожа там, где ее не заляпала высохшая кровь, не по-хорошему обесцветилась. Вдобавок к слабости от потери крови Даника ощущала поселившуюся внутри нее инфекцию и знала, что пока не в состоянии освободиться от веревок. Но даже если бы она и смогла, ее изломанное тело слишком ослаблено, чтобы выбраться из Библиотеки.

Даника лежала, придавленная чувством беспомощности, куда большим, чем ей когда-либо приходилось испытывать. Сквозь крошечную щель между досками, закрывающими маленькое, выходящее на запад окошко, девушка видела, что солнце уже перевалило гребень нового дня и начало свое путешествие к горизонту. Даника знала, что ночью Руфо вернется.

А защиты у нее не будет.

Здание Библиотеки Назиданий, квадратное, приземистое, проглядывающее среди плавных линий окружающей местности, показалось уже много позже полудня.

Первый же взгляд издалека сказал Кэддерли, что что-то там не так. Его инстинкты, а может, слабое предупреждение песни Чонтиклира, взывали к нему, но юноша не понимал скрытого смысла предостережений. Он решил, что его собственные чувства к Библиотеке внушили ему все это.

Здание скоро скрылось из виду за высокими скалами, окаймляющими следующий поворот. Айвэн и Пайкел, пошептавшись друг с другом, гигантскими прыжками поскакали перед Кэддерли, объяснив, что планируют приготовить роскошный ужин.

Солнце еще не склонилось низко над горизонтом, когда Библиотека снова замаячила впереди, и спутники свернули в рощицу, обступившую длинную тропу, что вела прямо к зданию. И вдруг все трое резко остановились, причем последующее «о-о-о» Пайкела прекрасно передало общие мысли.

Клочки серого дыма все еще сочились из нескольких окон южного крыла. В воздухе висел густой запах гари.

– О-о-о, – повторил Пайкел.

Внутренние мольбы Чонтиклира, продолжающего взывать к Дениру, ворвались в мозг Кэддерли, громогласно приказывая бежать отсюда, но он кинулся к дверям здания, бывшего его домом. Он должен был задержаться там, должен был заметить трещину в дереве, дыру, пробитую Даникой, загнанной в тупик Руфо.

Кэддерли схватили за руку и сильно, но безуспешно дернули. С искаженным лицом он повернулся к Айвэну и Пайкелу.

– Заперто, – сказал он, и это было впервые на его памяти, когда двери Библиотеки Назиданий оказались закрытыми.

Грозный топор слетел с плеча Айвэна, Пайкел опустил свою дубинку, превратившуюся в его руках в таран, и заскреб землю ногой, как готовый к нападению бык.

Но оба неожиданно расслабились и выпрямились, увидев, что двери за спиной Кэддерли открылись.

– Ты уверен? – спросил Айвэн молодого жреца.

Кэддерли оглянулся и скептически осмотрел проем.

– Разбухло от жара, – решил он и, с не отстающими ни на шаг дворфами, вошел в Библиотеку.

Все безмолвные призывы, убеждающие его убираться отсюда, улетучились из головы Кэддерли в тот момент, когда он переступил порог. Он расценил это как добрый знак, подтверждение того, что он принял все слишком близко к сердцу, но на самом деле Кэддерли пересек границу владений Руфо, за которой Денир больше не мог предостеречь его.

Холл был не слишком поврежден, хотя запах гари едва не лишал сознания. Слева находилась небольшая молельня, очевидно больше всего пострадавшая от пожара. Тяжелая дверь была плотно закрыта, хотя друзья этого не видели – ее завешивал толстый гобелен.

Кэддерли долго разглядывал вышивку. Она изображала эльфов, темных эльфов. Кэддерли знал, сколь ценен этот гобелен, он относился к числу самых дорогих произведений искусства, хранящихся в Библиотеке, и принадлежал Пертилопе. Айвэн как-то воспользовался вытканной на нем картиной, чтобы сделать маленький ручной арбалет, прицепленный сейчас к поясу Кэддерли.

«Что же он делает здесь?» – удивился молодой жрец. Кто додумался использовать бесценный гобелен как заслонку от сажи?

– Похоже, пожар прекратился, – заметил Айвэн.

Конечно, прекратился, поняли и дворфы, и Кэддерли, секунду поразмыслив. В Библиотеке было больше камня, чем дерева, и огонь не мог найти себе много пищи.

Но что же тогда вызвало столь мощное пламя?

Айвэн метнулся направо, к кухне, Пайкел скачками понесся за ним, но Кэддерли поймал его за руку и развернул, а тот потащил за собой брата.

– Я хочу проверить главную молельню, – бесстрастно заявил юный жрец.

Айвэн и Пайкел переглянулись, потом перевели любопытные взгляды на Кэддерли, надолго застывшего с закрытыми глазами.

Он больше не слышит Песни Денира, осознал юноша. И больше не улавливает пения Чонтиклира, хотя жрец, несомненно, сейчас ближе, чем когда они были в горах. Как будто Денир покинул это место.

– О чем ты думаешь? – спросил, как обычно нетерпеливый, Айвэн.

Серые глаза Кэддерли открылись, и юноша взглянул на дворфа.

– Ну? – настаивал Айвэн. – О чем думаешь?

– Это место было осквернено, – ответил Кэддерли, и, лишь произнеся эти слова, он понял, что именно сказал.

– Было подожжено, – поправил Айвэн, глядя на гобелен и не понимая, о чем толкует Кэддерли.

– Осквернено! – пронзительно выкрикнул Кэддерли, и слово эхом отдалось от каменных стен и полетело вверх по лестнице.

Значение этого слова и сила, с которой Кэддерли прокричал его, погнали мурашки по спинам обоих братьев.

– О чем это ты? – тихо спросил Айвэн.

Кэддерли лишь решительно тряхнул головой и, развернувшись, со всех ног кинулся к главной молельне, святейшему месту в этом священном здании. Он ожидал, что найдет жрецов, братьев обоих орденов, там, молящихся своим богам, борющихся за возвращение Денира и Огма обратно в Библиотеку.

Молельня пустовала.

Толстый слой копоти покрывал замысловатую резьбу ближайших к дверям массивных арок-колонн, но в остальном почти все выглядело как обычно. Стоящий на дороге алтарь казался нетронутым, и все предметы на нем – колокольчики, одинокий потир и близнецы-скипетры – располагались в точности на своих местах.

Шаги отдавались глухим эхом, и трое вошедших, прижавшись потеснее друг к дружке, медленно продвигались вперед.

Айвэн первым увидел тело и резко остановился. Он вскинул сильную руку, поймал Кэддерли за пояс и вынудил его остановиться.

Пайкел не заметил и сделал еще шаг, прежде чем сообразил, что другие не следуют за ним. Их застывшие ошеломленные взгляды указали ему, куда смотреть.

– О-о-о, – пробормотал зеленобородый дворф.

– Баннер, – выдохнул Кэддерли, узнав обгоревший труп, хотя кожа и плоть его хлопьями отходили от костей, половина лица превратилась в обнажившийся череп, а другая – в обугленную коросту.

Глаза повернулись в глазницах, уставившись на Кэддерли, и остатки губ мертвеца разошлись в широкой гротескной улыбке.

– Кэддерли! – возбужденно воскликнул Баннер, вскакивая на ноги, кости его скрипели и трещали, руки дико размахивали, а голова качалась, едва не срываясь с плеч. – Ох, Кэддерли, как здорово, что ты вернулся!

Айвэн и Пайкел охнули в унисон и отпрянули. Они уже как-то сражались с не-мертвыми монстрами рядом с Кэддерли, в катакомбах этого самого здания. И теперь взгляды их обратились к молодому жрецу за поддержкой, ибо это было его место, его молельня. Оглушенный, потрясенный Кэддерли тоже попятился и схватился за шляпу и, что разумнее, за священный символ на ней, протягивая его вперед.

– Я знал – да-да, я просто знал! – что ты вернешься, – рокотал нелепо выглядящий Баннер.

Он хлопнул в ладоши, и один из его пальцев, держащийся на тонкой ниточке связки, отделился от остальных и повис в воздухе в нескольких дюймах от руки.

– Ну вот, опять! – возмущенно взвыло существо и принялось крутить отвалившийся палец, словно пустой рыболовный крючок.

Кэддерли хотел поговорить с Баннером, задать ему кое-какие вопросы, получить на них ответы. Но с чего начать? Тут происходит что-то безумное, все так неуместно. Это же Библиотека Назиданий, святилище Денира и Огма! Место молитв и благоговения, и вот перед Кэддерли стоит тварь, самим существованием своим насмехающаяся над всем божественным, делающая все молитвы обыкновенными словами, сцепленными друг с другом без какой-то особой цели. Ибо Баннер был жрецом, уважаемым жрецом высокого ранга бога Кэддерли! Где же сейчас Денир? Кэддерли не мог не поражаться. Как мог Денир позволить, чтобы столь жуткая участь постигла одного из преданнейших ему людей?

– Не о чем беспокоиться, – заверил Баннер троих, словно они тревожились за его палец. – Не о чем беспокоиться. После пожара я отлично научился собирать кусочки и ставить их на место, правда-правда.

– Расскажи мне о пожаре, – перебил его Кэддерли, хватаясь за хотя бы одно важное событие, как за молитву против безумия.

Баннер таинственно взглянул на него, выпученные глазные яблоки перекатывались из стороны в сторону.

– Было жарко, – ответил он.

– А как он начался? – давил Кэддерли.

– Откуда спавшему Баннеру знать? – оживился не-мертвый. – Я слышал, что колдунья…

Баннер замолчал, оскалился в ухмылке и принялся качать пальцем перед юношей, словно Кэддерли задал вопрос не по правилам. Этот палец, как и предыдущий, отвалился и упал, на этот раз проделав весь путь до пола.

– Ох, куда это он? – в отчаянии вскрикнул Баннер и бухнулся на четвереньки, шаря под скамейками.

– Ты хочешь говорить с этим? – спросил Айвэн, и тон его не оставлял сомнений в том, какой именно ответ предпочел бы дворф.

Кэддерли на секунду задумался. Баннер остановился, не закончив ответа, – но заключенный в нем намек отнюдь не понравился Кэддерли! Почему же это жалкое существо умолкло? Что заставило Баннера пойти на попятную? Кэддерли еще точно не знал, чем стал Баннер. Он, очевидно, что-то большее, чем не умеющий мыслить зомби, молодой человек понимал это, хотя не слишком хорошо разбирался в категориях не-мертвых. Зомби, как и остальные низшие формы оживших мертвецов, не ведут бесед, они всего лишь бездумные инструменты в руках их хозяев, так что Баннер, несомненно, стоит выше их. Кэддерли как-то дрался с мумией, но Баннер, кажется, и сюда не подходил. Он казался почти добрым и слишком глупым, чтобы представлять собой угрозу.

И все же какой-то импульс удержал Баннера от ответа.

Кэддерли посмотрел прямо на ползающее существо, вытянул вперед священный символ и командным голосом произнес:

– Баннер! Дух Баннера! Я вновь спрашиваю тебя и именем силы Денира требую ответа. Кто начал пожар?

He-мертвый прекратил свои лихорадочные движения, застыл, почти не шевелясь, и уставился на Кэддерли, а точнее, на священный символ в его руках.

Кажется, Баннер даже поморщился.

– Именем силы кого? – недоуменно переспросил он, и на этот раз содрогнулся Кэддерли.

Что произошло с этим местом, что бога вытолкнули отсюда так далеко?

Кэддерли опустил руку с символом Денира, понимая, что больше не получит никакой полезной информации.

– Ты хочешь продолжить беседовать с этой тварью? – снова спросил Айвэн.

– Нет, – просто ответил Кэддерли, и, прежде чем короткое слово слетело с его губ, топор Айвэна описал грозную дугу над головой и упал, отрубая Баннеру левую руку до плеча.

He-мертвый с любопытством взглянул на потерянную конечность, словно размышляя, как бы приспособить ее обратно.

– Ох, придется прикреплять, – прозаично заявил безгубый рот.

Атака Пайкела оказалась более губительной – его дубинка из ствола дерева врезалась во взорвавшийся осколками череп Баннера, превращая не-мертвое создание в скомканную, изломанную груду костей и плоти.

Оба глаза выпали-таки из глазниц и покатились, волоча за собой длинные тонкие жилы.

– А вот это неприятно, – сказал Баннер, и три товарища подпрыгнули от неожиданности.

Затем, к своему ужасу, они поняли, что глаза катятся не куда попало, а, кажется, озирают и оценивают повреждения!

– Как много работы! – прохныкал Баннер.

Трое друзей медленно попятились, Пайкел последним, поскуливая и недоверчиво качая головой. В пяти футах от развалившегося чудовища они нашли в себе смелость повернуться к нему спиной и рванули прочь, работая ногами изо всех сил.

Так что когда Кэддерли резко затормозил, Айвэн врезался в него, а Пайкел – в Айвэна.

– Руфо? – спросил Кэддерли, оборачиваясь.

– Руфо? – эхом отозвался Айвэн.

– О-о-ой! – согласился Пайкел.

– Ну конечно, ты помнишь Руфо, – раздался за спиной спокойный знакомый голос.

Медленно, очень медленно все трое, как один, повернулись к выходу из молельни и увидели Кьеркана Руфо, стоящего как обычно, чуть скособочившись.

Кэддерли немедленно заметил, что клеймо, которым он наградил Руфо, содрано, видимо, когтями.

– Ты не принадлежишь этому месту! – отважно взревел молодой жрец, напоминая себе, что он ведь в своем доме, доме Денира.

Руфо издевательски рассмеялся. Кэддерли, не раздумывая, двинулся вперед, волоча за собой дворфов.

– Что ты такое? – спросил он, понимая: произошло что-то действительно ужасное и перед ним стоит нечто куда более сильное, чем Кьеркан Руфо.

Руфо злобно улыбнулся, открыв рот в свирепом шипении, гордо демонстрируя свои клыки.

Кэддерли едва не лишился чувств, но взял себя в руки. Он сдернул священный символ со своей широкополой шляпы и неуклюже водрузил ее обратно себе на голову.

– Именем Денира, я изгоняю… – начал он.

– Не здесь! – прорычал в ответ Руфо, и его глаза полыхнули красным огнем. – Не здесь.

– Ух-ох, – пробормотал Пайкел.

– Он же не вампир, а? – спросил Айвэн, и как все вопросы, которые задавал Айвэн здесь, этот имел ответ, который он хотел – который ему было нужно! – услышать.

– Если бы ты только мог понять, что означает это слово, – отозвался Руфо. – Вампир? Я Tuanta Quiro Miancay, Всесмертельный Ужас! Я олицетворение этого эликсира, и здесь правлю я!

Разум Кэддерли лихорадочно перебирал жуткие варианты. Ему знакомо это имя. Tuanta Quiro Miancay. Он как никто другой понимал мощь Проклятия Хаоса, поскольку был одним из тех, кто победил его, тех, кто поместил его в бутыль, погруженную в чашу со святой водой.

Но он его не уничтожил: Руфо – тому доказательство. Проклятие Хаоса вернулось, в новой и, несомненно, куда более разрушительной форме. Кэддерли почувствовал разливающееся у него по ноге тепло, излучение, исходящее из кармана. Потребовалась всего секунда, чтобы вспомнить, что там лежит амулет, переданный Руфо Друзилом в Шилмисте. Этот амулет был настроен на беса, так что его владелец и Друзил легко могли связываться телепатически. Сейчас он потеплел, и Кэддерли испугался того, что это может означать.

– Твой бог ушел из этого места, Кэддерли, – провыл Руфо, и Кэддерли не рискнул бы отрицать правдивость этого утверждения. – Твоего ордена больше нет, и многие добровольно перешли на мою сторону.

Кэддерли хотелось бы оспорить это, хотелось не верить. Но юноша знал, что жестокий недуг разъедает ордены Денира и Огма, он проник в них даже прежде, чем появилось это новейшее воплощение Проклятия Хаоса.

Молодой жрец подумал о своей последней стычке с деканом Тобикусом. Даже покинув Библиотеку Назиданий ранней зимой, Кэддерли знал, что вернется сюда, чтобы бороться против укоренившихся здесь порядков, которые противоречили учению братьев-богов.

Потом явился Руфо, и падение Библиотеки, кажется, полностью завершилось.

Данная пауза, или, как говорится, затишье перед бурей, не могла продлиться долго, – только не тогда, когда на стороне Кэддерли стояли два вспыльчивых напуганных дворфа. Затишье разрушил Айвэн, взревевший и кинувшийся вперед, изо всех сил ударив Руфо своим огромным топором.

Вампир дернулся и отлетел на полдюжины футов в сторону, но тут же выпрямился без всяких видимых повреждений. По правде говоря, он даже смеялся!

Пайкел набычился и, опустив дубинку, тоже рванулся в атаку, но Руфо мимоходом отмахнулся от дворфа, запустив его в сторону так, что он прошиб насквозь две деревянные скамьи с высокими спинками.

Айвэн бросился снова, и Руфо качнулся вбок, щелкнув пальцами в воздухе. От его руки исходила какая-то сила, мощная энергия, отшвырнувшая Айвэна и пославшая его в безумный полет, словно его подхватил свирепый торнадо. Дворф хрюкнул, воздух покинул его легкие. Он ударился о потолок с резким болезненным возгласом, вверх тормашками рухнул на пол и покатился кубарем, оставляя за собой кровавый след.

Кэддерли испугался, что Айвэн погиб. Он хотел броситься к другу и призвать целительный дар Денира, чтобы снять боль Айвэна. Но не сейчас, осознал он. Он пока не может помочь дворфу. Юноша поднял священный символ, олицетворение веры, высоко над головой и медленно начал приближаться к вампиру. Он запел, прося в молитве, чтобы Денир услышал его зов и вернулся сюда.

Руфо поморщился – протянутый к нему символ, кажется, доставлял ему не слишком много удовольствия, – но не отступил.

– Ты не принадлежишь этому месту, – процедил Кэддерли сквозь стиснутые зубы, и символ, засиявший серебряным светом, оказался всего лишь в футе от оскаленной образины вампира.

Руфо потянулся и сжал в кулаке обращенное к нему око над горящей свечой. Раздалось шипение, повалили клубы едкого дыма. Руфо, несомненно, испытывал боль. Но вампир упрямо держался, доказывая, что это место принадлежит ему, а не Дениру, и что от священной магии Кэддерли здесь не будет никакой пользы.

Постепенно выпрямляясь, вампир широко улыбнулся и поднял свободную растопыренную пятерню с когтями к уху, готовый ударом распороть глотку ошеломленному Кэддерли.

Пайкел первым ударил вампира, и, хотя его дубинка не причинила большого вреда, толчок спас жизнь Кэддерли, далеко отшвырнув от него Руфо.

Руфо с Пайкелом схватились врукопашную, колотя друг друга, но вампир был слишком силен, и Пайкел скоро упустил врага. Руфо немедленно повернулся к Кэддерли, самой желанной жертве в этой компании, который, пошатываясь, отступал.

Гигантский, нечеловеческий прыжок бросил Руфо в воздух, и, приземлившись, он преградил путь Кэддерли. Взгромоздившись на спинку скамьи, вампир раскинул руки и наклонился вперед, вознамерившись упасть на юношу.

Священный символ Денира взлетел вверх, и на этот раз сообразительный молодой жрец усовершенствовал демонстрацию. Он вытащил свою световую трубку и направил яркий луч прямо на медальон.

Руфо скорчился, обожженный внезапным сиянием. Он отвернулся, взлетевшие полы балахона воздвигли темный барьер перед жгучим лучом, а потом издал нечестивый вой, неземной вопль, отразившийся от каждой стены Библиотеки, настигший все уши и дернувший за нити все сердца, принадлежащие многочисленным мелким сошкам зла, созданным вампиром.

Само здание, казалось, откликнулось на зов, ответные вопли и стоны полетели в молельню со всех сторон.

Руфо растворился, внезапно превратившись в летучую мышь, и запорхал по просторному залу. Еще один нетопырь влетел через открытую дверь, а за ним и еще кто-то, превосходящий его размерами, но тоже с кожистыми перепончатыми крыльями.

Кэддерли узнал Друзила, и присутствие бесенка действительно дало ответы на многие вопросы.

В холле снаружи послышалось шарканье негнущихся ног зомби: темные силы вставали на подмогу Руфо.

Надо было спасаться. Кэддерли знал, что они должны убраться из этого места. У Пайкела, вероятно, мысли текли тем же курсом: он, пошатываясь, добрался до юноши, и они вместе повернулись к Айвэну, не зная, получится ли вынести отсюда избитого дворфа.

Но Айвэн уже не лежал. Каким-то образом ему удалось встать – он, похоже, оправился от ужасающего удара.

Трое вновь воссоединились и побежали в дверям, сопровождаемые смехом Руфо при каждом шаге. Они выкатились из молельни и столкнулись с группой зомби, скопившихся в холле.

Айвэн и Пайкел рассекали толпу, как нос корабля воду, разбрасывая во все стороны тела и конечности. Топор Айвэна разрубал чудовищ пополам или отделял им руки и ноги при каждом гигантском замахе, а дворф пригнул голову и вклинивался в неприятеля, бодаясь, словно обезумевший лось, оставляя рваные дыры в груди зомби. Пайкел прикрывал брата сбоку, орудуя своей дубиной, а прямо за ними поспешал Кэддерли, готовый ударить в любой момент, но стараниями дворфов работы молодому жрецу попросту не было!

Однако, несмотря на их продвижение, Руфо нагонял, рядом с ним тащилась жуткая израненная вампирша – Хистра! – и летел проклятый бесенок.

Стрелы энергии срывались с кончиков пальцев Друзила, жаля спину Кэддерли. Издевательский хохот Руфо и яростное шипение Хистры терзали чувства юного жреца.

– Куда ты бежишь? – закричал Руфо.

Топор Айвэна рассек зомби пополам, и путь к открытой – открытой в сумерки – двери очистился.

И тут створки захлопнулись с грохотом, словно это был гвоздь, забитый в крышку гроба Кэддерли.

– Куда ты бежишь? – вновь прорычал Руфо, и всполохи магической энергии Друзила обожгли бегущего жреца так, что он чуть не упал.

Кэддерли решил миновать дверь, зная, что Руфо закрыл се, наложив заклинание, задача которого держать створки сомкнутыми.

Но Айвэн и Пайкел не обладали такой проницательностью и соображали не так быстро, особенно в тех немногих случаях, когда их охватывала настоящая паника. Они закричали, пригнули головы и врезались в дверь одновременно, и никакое заклятие Руфо, да и кого угодно, не устояло бы перед этой свирепой атакой.

Двое дворфов выкатились наружу в облаке летящих щепок. Кэддерли, бегущий прямо за ними, попытался перепрыгнуть этот клубок, но зацепился ногой за подбородок Пайкела и полетел головой вперед на землю.

Однако даже этот хитрый, хотя и ненамеренный маневр не спас молодого жреца от очередного залпа Друзила. Боль прокатилась по спине Кэддерли. Айвэн и Пайкел подхватили его под руки и понеслись вприпрыжку, волоча друга за собой. Айвэн сохранил достаточно самообладания, чтобы подобрать оброненные юношей световой цилиндр и священный символ Денира.

Неповоротливые зомби медленно продолжали погоню, но вампиры не могли выйти наружу – ночь еще не вступила в свои права. Двадцать шагов по тропе – и дворфы и Кэддерли обрели свободу.

«Но надолго ли?» – эта мысль не покидала всех троих.

Солнце скрылось из виду.

Библиотека потеряна.