– Он возвращается! – завопил Айвэн, когда мехи начали разбухать и выпячиваться в самых неожиданных местах, – Руфо вновь обретал телесную форму, туман затвердевал.

– О-о-ой! – взвыл Пайкел, несясь по коридорам, – впереди уже виднелся холл.

На этот раз Кэддерли первым обрушил весь свой вес на баррикаду, воздвигнутую перед выходом. Ему не удалось совсем отодвинуть нагромождение вещей, но он сумел расшатать его, и когда Айвэн и Пайкел врезались в преграду, все, что там стояло, включая Кэддерли, разлетелось в стороны. Молодой жрец тряхнул головой, приходя в себя от удара дворфского тарана и отгоняя головокружение, затем, кряхтя, поднялся и последовал за друзьями.

Снаружи в солнечных лучах барахтались дворфы. Палец Пайкела больше не затыкал небольшое отверстие в кузнечных мехах, но это больше не имело значения, поскольку Руфо уже не был газообразным. Кожа растягивалась и рвалась под распарывающими ее изнутри когтями.

Дворфы спешили, волоча за собой свою ношу, унося Руфо как можно дальше от мрачной Библиотеки, источника его силы. Они избегали теней деревьев, оставаясь все время на открытом солнцу пространстве.

Руфо, наконец, вырвался и крепко вцепился в дерн, глубоко зарыв в землю пальцы. Оба дворфа споткнулись и повалились носами вниз, сжимая каждый по оторванной ручке.

С некоторым усилием вампир выпрямился, проклиная солнце, и заслонил ладонью глаза от жгучего ослепительного света. Перед Кьерканом Руфо стоял Кэддерли, выставив священный символ, вложив в него все свое сердце. Вне оскверненного здания юный жрец вновь ощущал присутствие своего бога. Руфо тоже остро чувствовал Денира, и слова Кэддерли болезненным эхом отдавались в его мозгу.

Вампир метнулся к Библиотеке, но Кэддерли, пританцовывая, обогнул его и преградил ему дог рогу полыхающей священной эмблемой.

– Ты не можешь сбежать, – твердо произнес молодой жрец. – Ты сделал выбор, и этот выбор оказался ошибочным!

– Да что ты знаешь? – фыркнул вампир.

Руфо стоял прямо, отвергая солнце, отвергая Кэддерли и его бога. Он чувствовал в себе неистовое бурление Проклятия Хаоса, Tuanta Quiro Miancay, Всесмертельного Ужаса, варева Бездны, концентрата самых нижних уровней.

Даже на солнце, даже избитый в бою, даже с висящей на ниточке рукой, Руфо остался силен. Кэддерли видел и чувствовал это.

– Я отвергаю тебя, – невозмутимо произнесло воплощение Tuanta Quiro Miancay.

Слова просочились в мысли Кэддерли, отбрасывая барьеры, запруживая реку Песни бога. Кэддерли осознал, что Руфо обращается не к нему, а к Дениру. Руфо заявляет, что его выбор – не ошибка, что его мощь реальна и осязаема, и он бросает вызов Дениру, богу!

– Они сдерживают нас, Кэддерли, – продолжил вампир спокойно, демонстрируя силу и уверенность. – Они утаивают от нас свои секреты, храня их для себя, прикрывая их цветочками и сиянием солнца, удовлетворяя нас жалкими нарядами, под которыми прячется правда.

Глядя сейчас на вампира, высокого, стройного – стоящего так прямо, как никогда в жизни не стоял Кьеркан Руфо, Кэддерли почти поверил в то, что Руфо нашел истину. Ему даже показалось, что вокруг Руфо выросла темная защитная оболочка, отражающая обжигающий солнечный свет. Каким же сильным стало это существо! Вампир продолжал, и Кэддерли закрыл глаза, рука его, сжимающая священный символ, неотвратимо опускалась. Молодой жрец не различал отдельных слов, он лишь ощущал гул, притягательную вибрацию в самой глубине своей души.

– Ну? – раздался резкий грубый вопрос.

Глаза Кэддерли распахнулись – он увидел сидящих бок о бок на траве Айвэна и Пайкела, все еще держащих отломанные ручки мехов.

«Вот тебе и ну», – подумал юноша. И прямо взглянул в бездонные темные глаза противника.

– Я отверг Денира, – холодно произнес Руфо.

– Твой выбор – ошибка, – отозвался Кэддерли.

Руфо зашипел в ответ, но Кэддерли не дал словам вампира вылететь из его глотки, вновь подняв символ своего бога, открытое око над горящей свечой. Солнце высекло новые искры из священного изображения, добавляя ему сияния и силы.

Под лучами разоблачающего свечения темный щит Руфо растворился, и внезапно вампир показался не таким уж и могущественным, а, напротив, жалким, павшим человеком, избравшим неверный путь и теперь скатывающимся в глубины безысходности.

Руфо шипел и царапал когтями воздух. Он потянулся к священному символу, намереваясь поглотить его, как уже делал раньше, но на этот раз плоть его костлявой руки охватило пламя, скручивая и разъедая ее, оставив лишь белеющую кость. Руфо взвыл в агонии. Он повернулся к Библиотеке, но Кэддерли шагнул наперерез, держа подыхающий символ прямо перед лицом вампира. А потом Кэддерли запел мотив своего бога, мелодию, противостоять которой Кьеркан Руфо не мог. Внутри Библиотеки преимущество принадлежало Руфо, но здесь, при свете дня, Песнь Денира громко звучала в Кэддерли, и молодой жрец полностью открылся, превратившись в канал, по которому текла истина его бога.

Руфо не мог вынести света правды.

– О-о, – пробормотали Пайкел и Айвэн, когда Руфо упал на землю.

Кэддерли не отступал, распевая от всего сердца. Руфо корчился и цеплялся за землю, пытаясь уползти, как загнанный зверь, но Кэддерли уже стоял перед ним, преграждая дорогу и вынуждая вампира видеть правду.

Ужасающие, воющие звуки вырывались из горла вампира. Каким-то образом Руфо умудрился опять подняться на ноги, он глядел на сияющий священный символ в последнем отчаянном акте сопротивления.

Глаза его побелели, потом закатились под череп, и через черные щели засочился красный туман Проклятия Хаоса. Руфо открыл рот, чтобы закричать, но и оттуда потек красный дым, вырываясь из тела на открытый воздух, рассеиваясь и не причиняя больше боли.

Когда Руфо рухнул, наконец, на землю, это была всего лишь пустая дымящаяся оболочка, скорлупка с потерянной душой.

Кэддерли сам едва не падал с ног от усилий и тяжести мрачной действительности, навалившейся сейчас на него. Он обернулся через плечо на приземистое здание Библиотеки. Юноша размышлял обо всех потерях, которым он стал свидетелем, о потере ордена, потере друзей, потере Дориген. О потере Даники.

Айвэн и Пайкел немедленно оказались рядом с ним, зная, что молодому жрецу потребуется их поддержка.

– Она правильно сделала, избрав смерть, – заметил Айвэн, понимая, что слезы, бегущие из серых глаз Кэддерли, проливаются в основном по Данике. – Это лучше, чем пасть с вот этим вот, – добавил дворф, показывая на пустую шелуху вампира.

– Избрав смерть, – эхом повторил Кэддерли, и слова эти затронули в нем какую-то странную струну.

«Она сама убила себя», – сказал Руфо. Даника добровольно выбрала смерть.

«Но почему же тогда Руфо не оживил ее?» – удивился Кэддерли. Так, как оживил вампир многих других? И почему, войдя в потусторонний мир, Кэддерли не сумел обнаружить там душу Даники, не разглядел даже след ее ухода?

– О мой Денир, – прошептал молодой жрец и, ничего не объяснив, бросился к северо-западному углу Библиотеки.

Дворфы переглянулись, пожали плечами и помчались вслед за другом.

Кэддерли, как безумный, прорывался сквозь переплетение корней и кустов, прокладывая себе путь за угол здания. Дворфы, лучшие первопроходцы, чем высокий человек, почти нагнали его, но когда Кэддерли выбрался на открытое пространство между Библиотекой и склепом, братьям пришлось лишь отплевываться от пыли, поднятой им за собой.

Юноша ударился о дверь усыпальницы всем телом, даже не подумав о том, что Шейли или Билаго могли закрыть или подпереть ее. Но створка, лязгнув, отворилась, и Кэддерли ввалился внутрь, полетев с разгону на пол и обдирая локти.

Хотя вряд ли он обратил внимание на ничтожные царапины – он смотрел налево, на каменную плиту, где двое его товарищей уложили Данику, и видел «труп» под саваном. А еще он видел испуганного Билаго и Шейли рядом с ним, Шейли, пристроившуюся на край плиты с занесенным коротким мечом, готовым погрузиться в сердце любимой Кэддерли.

– Нет! – закричал молодой человек. – Нет!

Шейли взглянула на него и на миг подумала, не забрала ли тьма и Кэддерли, раз он примчался на спасение своей подруги для не-смерти.

– Она жива! – Молодой жрец полз к плите, цепляясь ногтями за камни.

Айвэн и Пайкел ворвались следом за ним и выпучили глаза, все еще ничего не понимая.

– Она жива! – повторил Кэддерли, и Шейли немного расслабилась, когда он добрался до плиты, сдернул с прекрасной Даники саван и заключил свою любовь в крепчайшие объятия, какие только видел свет.

Даника снова с живыми, и день стал намного светлее!

– Что с Руфо? – спросила эльфийка дворфов.

– Хи-хи-хи, – ответил Пайкел, и оба брата выразительно прочертили пальцами линию по своему горлу.

Затем четверо оставили Кэддерли и Данику одних, ожидая снаружи, на свету, казавшемся ярче, теплее и живее, чем в какую-либо из минувших весен. Кэддерли и Даника вышли через несколько минут, юный жрец бережно поддерживал раненую девушку. Молодой человек уже призвал заклинания исцеления, чтобы помочь воительнице, особенно ее сломанной лодыжке, но в рану попала инфекция, и даже с помощью Кэддерли ее ноге требовалось еще какое-то время, чтобы полностью излечиться.

– Ничего не понимаю, – заявил Айвэн во всеуслышание.

– Физическая приостановка, – ответил за Данику Кэддерли. – Состояние смерти, не являющееся смертью. Высшая ступень техники великого учителя Пенпага Д'Ана.

– Ты можешь убить себя и вернуться? – перебил Айвэн.

Даника покачала головой, улыбаясь так, как может улыбаться лишь человек, полагавший, что ему никогда уже не придется улыбнуться.

– Во время приостановки никто не умирает, – объяснила она. – Я замедлила биение сердца и дыхание, замедлила ток крови по венам, и все, кто смотрел бы на мое тело, даже исследовав его, решили бы, что я мертва.

– Так ты сбежала от голода Кьеркана Руфо, – заметила Шейли.

– И от моих поисков тоже, – добавил Кэддерли. – Вот почему я не смог найти ее, войдя в царство духов. – Он взглянул на Данику и задумчиво улыбнулся. – Я искал не в том месте.

– Я чуть не убила тебя, – сказала Шейли, ошеломленная своими словами, и рука ее потянулась к рукояти прикрепленного к поясу меча.

– Ба! – фыркнул Айвэн. – Это было бы не в первый раз!

И они рассмеялись – друзья, которым удалось выжить, – забыв на миг об утрате Библиотеки, об утрате Дориген и об утрате собственных иллюзий. И громче всего звучало вечное «хи-хи-хи» Пайкела.

На следующий день Кэддерли привел всех обратно в Библиотеку, разыскивая притаившихся в темных щелях низших вампиров и предавая покою встреченных зомби. Выйдя наружу уже во второй половине дня, друзья были уверены, что два первых этажа очищены от врагов. Следующим утром Кэддерли и его спутники принялись выносить из Библиотеки самые ценные артефакты, уникальные произведения искусства и древние манускрипты. Даника была счастлива обнаружить, что все записи Пенпага Д'Ана уцелели.

А еще больше радости доставил воительнице и всем остальным тот миг, когда они нашли среди тьмы единственное святилище, единственный участок света, устоявший против вторжения Кьеркана Руфо. Песни брата Чонтиклира послужили ему щитом против зла, и его комната не подверглась осквернению. Истощенный, почти умирающий от голода, поседевший после перенесенных ужасов, он упал на руки Кэддерли, рыдая от счастья, а потом, когда друзья вывели его на солнце, опустился на колени и больше часа молился.

В тот же день чуть позже из Кэррадуна прибыли четыре десятка вооруженных солдат – в город пришло известие о нападении на торговый караван. Кэддерли быстро привлек их к работе (кроме группки нарочных, которых он послал обратно в город передать информацию о том, что случилось, предупредить и предостеречь на случай любых необъяснимых происшествий), и вскоре в Библиотеке не осталось больше никаких ценностей.

Солдаты расположились лагерем на лугу к востоку от Библиотеки, на дальнем конце поля, ближе к диким тропкам, чем к зияющему провалу дверей. Однако и тут было слишком близко, о чем Кэддерли и сообщил им, так что люди собрали палатки, припасы и отправились поглубже в горы.

– Ну и что же теперь будет? – спросила Даника молодого жреца, когда солдаты разбили новый лагерь.

После падения Кьеркана Руфо прошла уже неделя – неделя, за которую юноша набрался сил, вслушиваясь в слова Денира.

– Здание испоганено, – отозвался Кэддерли. – Денир и Огм никогда больше не войдут туда.

– Ты намерен бросить его? – поинтересовалась девушка.

– Я намерен разрушить его, – мрачно ответил Кэддерли.

Даника хотела спросить, о чем это он, но Кэддерли прошел мимо нее прямо к полю, не дожидаясь новых расспросов. Девушка немного помедлила, прежде чем последовать за ним. Он помнила сцену в Замке Тринити, помнила злобный бастион Абаллистера после падения колдуна. Кэддерли и тогда хотел уничтожить крепость тьмы, но передумал или понял, что у него не хватит сил для выполнения такой задачи. Так о чем же он думает сейчас?

Сгустившиеся над вершиной утеса к северу от Библиотеки Назиданий черные тучи предупредили весь лагерь о том, что надвигается что-то жуткое. Солдаты бросились укреплять палатки и паковать припасы, опасаясь бури, но Айвэн, Пайкел, Шейли и Билаго догадывались, что эту ярость тщательно направляют, а брат Чонтиклир, возможно, понимал это лучше всех.

Группа нашла Данику стоящей в нескольких шагах за спиной Кэддерли на лугу перед массивной каменной постройкой. Бесшумно, не желая помешать безусловной важности происходящего, они собрались вокруг девушки. Никто, кроме Чонтиклира, не осмелился приблизиться к молодому жрецу. Он оглядел Кэддерли и обернулся к остальным с понимающей, уверенной улыбкой. И хотя жрец и не являлся частью того, что творилось с Кэддерли, Чонтиклир начал петь.

Кэддерли стоял прямо, развернув плечи, вытянув руки к небесам. Он тоже пел на пределе напряжения связок, но его голос был едва слышен сквозь рев ветра и гром, рвущийся из черных туч, не задерживающихся на вершине утеса, а ползущих прямиком к оскверненному месту.

Ослепительная стрела молнии вонзилась в крышу Библиотеки. За ней последовала вторая, потом заработал ветер, разбрасывая сперва щепки, а потом и балки, швыряя их на юг, через горы. Молнии продолжали бить, послужив началом нескольких небольших пожаров. Тучи опускались, нависая над самыми стенами и набирая силу, а ужасающий порыв ветра приподнял край крыши, отрывая его от основы.

Кэддерли закричал изо всех сил. Сейчас он был прямым проводником силы Денира. Через юного жреца бог посылал свою ярость, и молнии, и ветер. Крыша исчезла.

Одинокая фигурка, казавшаяся ожившей горгульей, одной из тех, что украшали когда-то водостоки, взгромоздилась, на край стены, осыпая проклятиями Кэддерли и призывая своих богов, обитателей нижних уровней зла.

Но здесь Кэддерли был сильнее, а Денир – сильнейшим из всех.

Обжигающая молния врезалась в здание рядом с Друзилом, воспламеняя буйный огонь и отбрасывая беса далеко в сторону.

– Bene tellemara! – рявкнул Друзил, карабкаясь к пламени, цепляясь коготками, осознавая, что его время на этом уровне подошло к концу.

Надо уходить – или он будет уничтожен. Молнии хлестали вокруг, а бесенок полз к огню, бормоча магическую формулу. Затем он швырнул мешочек с волшебным порошком, состряпанным им в заброшенной лавке алхимика, в самое пекло.

Раскалившиеся до голубизны языки пламени поднялись и заплясали, и Друзил, послав Кэддерли еще одно проклятие, шагнул в огонь и исчез.

Буря свирепствовала, молния за молнией полосовали каменные стены, раз за разом разрушая их цельность. Огромный темный столб потянулся из туч вниз. Палец бога приближался к оскверненному зданию.

Кэддерли закричал, словно от боли, но Даника и остальные не поддались порыву и не кинулись к нему, страшась прервать то, что он начал.

Буря бушевала во всю мощь, и сама земля ожила, покатив гигантские волны к фундаменту Библиотеки. Северная стена завалилась первой, рухнув вовнутрь, а когда не стало ее, передняя и задняя разом рассыпались. Молнии продолжали блистать, ураганный ветер подхватывал куски кладки и поднимал их в воздух, унося, как и весь мусор, далеко, в горы.

Неослабевающий шторм продолжался еще долго, и солдаты боялись, что сейчас падут сами горы. Однако друзья Кэддерли знали, что это не так. В своем товарище они видели решимость и силу, выходящие за пределы всего, чему они когда-либо были свидетелями; они верили, что Кэддерли всецело с Дениром и что бог Кэддерли не причинит вреда ни ему, ни им.

А потом все вдруг кончилось. Тучи разорвались, и сквозь бреши в облаках заструились солнечные лучи. Они упали на Кэддерли, очертив его фигуру серебряным нимбом, превратив его в кого-то более великого, чем человек или жрец.

Даника осторожно приблизилась к нему, Шейли и дворфы последовали за ней.

– Кэддерли? – прошептала девушка. Если он и слышал ее, то не показал этого.

– Кэддерли? – окликнула она погромче.

Она тряхнула его за плечо. Ответа не последовало, но Данике все было ясно и без слов. Она могла разобраться в эмоциях, обуревающих сейчас ее любимого, только что разрушившего единственный дом, который он знал в своей жизни.

– О-о, – в унисон выдохнули Айвэн, Пайкел и даже Шейли.

Но сочувствие было ни к чему – Кэддерли не ощущал сожаления. Он остался со своим богом и обрел теперь новое видение – видение, многие годы жившее в его мечтах. Не произнеся ни слова в объяснение, он двинулся к изборожденному шрамами, усыпанному булыжниками куску земли, и друзья шагали за ним по пятам. Даника продолжала звать и встряхивать его, но он ничего не слышал.

Видение было всеобъемлющим. Юный жрец вспомнил личные покои, созданные Абаллистером в Замке Тринити, вспомнил, как восхитительны и как похожи были те сотворенные магией вещи.

Особая точка на земле, плоская, гладкая, не заваленная камнями манила его. Этот участок – единственное, что ясно видел сейчас перед своим мысленным взором Кэддерли. Он шел к нему, остро чувствуя энергию Денира, зная, что должен сделать. И он снова запел, и мотив этот совсем не походил на тот, который сокрушил Библиотеку Назиданий. Нет, это был сладкозвучный и звонкий напев, музыка строительства с маячащим где-то далеко-далеко крещендо. Он пел, а минуты текли, миновало полчаса, затем час. Солдаты решили, что жрец обезумел, и брат Чонтиклир лишь качал головой, не имея ни малейшего представления о том, что творит любимец Денира. Даника не знала, как реагировать, не знала, попытаться ли остановить Кэддерли или оставить все как есть. В конце концов, она решила довериться своей любви и просто ждать.

Длинные тени потекли с запада, а Кэддерли все пел. Даже Айвэн с Пайкелом начали размышлять, не сломили ли человека буря и землетрясение, не превратили ли его в лепечущего идиота.

Однако вера Даники не ослабевала. Она подождет, пока Кэддерли завершит начатое – что бы он ни делал, и день, и два, и сколько потребуется. Она, да и все они, в долгу у юного жреца, и самое меньшее, что они могут сделать, это подождать.

Но получилось так, что Данике не пришлось ждать всю ночь. Западный горизонт еще розовел в последних лучах заходящего солнца, когда голос Кэддерли внезапно взлетел ввысь.

Брат Чонтиклир и другие подбежали к нему, думая, что вершится что-то грандиозное.

Они не были разочарованы. Раздались резкое шипение и треск, словно само небо рвалось на части.

А потом у ног Кэддерли из земли поднялся невероятный росток, тянущийся вверх, словно волшебное дерево. Это была башня, резной каменный столб, будто парящая в воздухе ажурная опора. Она продолжала расти, поднимаясь над головами Кэддерли и ошеломленных зрителей.

Кэддерли прекратил петь и в изнеможении упал на руки друзей, осыпаемый дюжинами вопросов собравшейся толпы, среди которых чаще всего повторялся: «Что ты сделал?»

Даника спросила о том же, склонившись над ним и пристально вглядываясь в лицо любимого, в седину, тронувшую его взъерошенные каштановые волосы, в птичьи лапки морщинок, которых раньше не было, разбегающихся вокруг серых глаз.

А потом девушка перевела взгляд на колонну, на крошечную частичку храма, о котором так часто говорил Кэддерли, и обратно, на любимого человека, состарившегося на глазах. Волнение Даники росло, и тревогу ее лишь усиливал серьезный взгляд усталого и внезапно ставшего не таким уж и молодым жреца.