– Тут нет никакой распроклятой пещеры! – взревел Айвэн, и рокот, откликнувшийся ему сверху, с неустойчивого снежного скопления, напомнил дворфу, что тут надо вести себя немного сдержаннее.

Но если до Айвэна и не дошло с первого раза, он уразумел это со второго, когда к нему подскочил разъяренный Пайкел и отвесил брату крепкий подзатыльник, сбив шлем ему на глаза. Рыжебородый дворф ухватился за венчающие его головной убор оленьи рога, возвращая шлем на место, и, оскалившись, повернулся к брату, но Пайкел не уступил и не смягчился – он стоял, качая пальцем перед носом Айвэна.

– Тише вы, оба! – прикрикнул на них Кэддерли.

– О-о, – отозвался Пайкел, кажется, действительно серьезно уязвленный.

Расстроенный Кэддерли не заметил взгляда дворфа. Он продолжал озирать разрушенную гору, ошеломленный тем, что бывшего на этом месте отверстия – достаточно большого, чтобы впустить распростершего крылья дракона, – больше нет.

– Ты уверен, что там не снег? – спросил Кэддерли, на что Айвэн топнул ногой, обрушив на них с Пайкелом огромный снежный пласт.

Пайкел первым выбрался из сугроба. Снег соскальзывал с широких полей приплюснутой теперь шляпы, одолженной им у Кэддерли. Когда появился Айвэн, брат уже готов был врезать ему снова.

– Если не веришь мне, ступай туда сам! – рявкнул Айвэн, ткнув пальцем в сторону снежного завала. – Там камень. Твердый камень, говорю тебе! Колдун отлично запечатал дыру своей бурей.

Кэддерли упер руки в бока и глубоко вдохнул. Он вспомнил ураган, посланный Абаллистером на Ночное Зарево, когда колдун полагал, что Кэддерли и его спутники все еще там. Абаллистер не мог знать, что Кэддерли заручился поддержкой опасного дракона и находился тогда на много миль ближе к Замку Тринити.

Глядя на разрушенную, расколотую пополам гору, Кэддерли был счастлив, что Абаллистер ошибся целью. Однако это не прибавляло молодому жрецу спокойствия. Внутри этой горы таилась неохраняемая драконья кладовая, сокровищница, необходимая Кэддерли в реализации его планов, касающихся Библиотеки Назиданий и всего края в целом. Однако у логова был лишь один главный вход, одно отверстие, через которое могли проникнуть повозки, если бы люди захотели вывезти сокровища до наступления следующей зимы.

– По всему пролому? – спросил Кэддерли Айвэна.

Рыжебородый дворф уже начал отвечать своим обычным зычным голосом, но остановился, взглянул на брата, замахнувшегося для очередного подзатыльника, и просто зарычал. Айвэн почти час буравил снежную стену, слепо тычась в нескольких направлениях, пока непреодолимая скала, прячущаяся под покровом снега, не преградила ему путь, после чего дворф вынужден был пробираться обратно.

– Мы пойдем вокруг, – заявил Кэддерли, – к пролому на южном склоне горы, через который проникли сюда в первый раз.

– Долгая прогулка получится отсюда до того места, – напомнил ему Айвэн. – Долгая прогулка по узким туннелям, а потом очень крутой и длинный спуск. Вот уж не знаю, как ты собираешься извлечь сокровища таким путем!

– И я не знаю, – признался Кэддерли. – Единственное, в чем я уверен, – это что мне нужны эти сокровища, и я намерен найти способ добыть их!

С этими словами юный жрец зашагал по тропе, огибающей гору и ведущей к подножию Ночного Зарева.

– Он говорит как дворф, – шепнул Айвэн Пайкелу.

После ответного «хи-хи-хи-хи» Пайкела, вызвавшего новую маленькую снежную лавину, настала очередь Айвэна раздавать затрещины.

Ранним утром следующего дня троица прибыла к южному склону. По скользкому тающему снегу взбираться оказалось трудновато. Айвэн почти уже добрался до отверстия (и убедился, что дыра в горе еще существует), но оступился и покатился вниз, превращаясь по пути в огромный снежный ком, который мимоходом смел со склона Кэддерли и Пайкела.

– Глупый жрец! – заорал дворф на Кэддерли, когда все трое выкарабкались из гигантского снежка довольно далеко от горы. – У тебя что, нет какой-нибудь магии, чтобы поднять нас на эту дурацкую горку?

Кэддерли неохотно кивнул. С тех пор как они покинули Замок Тринити, он старался беречь энергию. Каждый день ему приходилось накладывать заклятия на себя и своих спутников, охраняя их от мороза, но юноша надеялся, что это будет пределом его напряжения до того времени, как он вернется в Библиотеку. Кэддерли устал как никогда в жизни. Его злоключения, особенно с Абаллистером и Файрентеннимаром, совершенно вымотали его, заставив погрузиться в магические сферы, которых он не понимал, разум его рождал чары, выходившие далеко за пределы способностей юноши. И теперь Кэддерли расплачивался за эти усилия. Даже несколько недель относительного спокойствия, проведенных в пещере, не восстановили полностью его здоровья. В его голове, все еще звучала Песнь Денира, но когда он пытался прибегнуть к более сильной магии, в висках начинало стучать, и юноша чувствовал, что голова его сейчас взорвется.

Пертилопа, милая Пертилопа, она одна понимала, с какими препятствиями встретится Кэддерли, став избранным жрецом бога искусств, она одна предупреждала Кэддерли о возможном побочном эффекте. Однако даже Пертилопе пришлось признать, что, кажется, у Кэддерли в данном случае не было особого выбора и что молодой жрец столкнулся лицом к лицу с врагами, выходящими за пределы любого воображения.

Кэддерли прикрыл глаза и вслушался в мелодию Песни Денира, музыку, которой научила его «Книга Всеобщей Гармонии», самая священная из всех книг. Сперва он ощутил глубокую безмятежность, словно вернулся домой после длинного и трудного путешествия. Созвучия Песни Денира мягко текли среди его мыслей, направляя их по коридорам истины и понимания. Потом он решительно открыл дверь, переворачивая страницу сознания, страницу своих воспоминаний о священной книге, ища заклинания, которые подняли бы его и его друзей на гору.

И тут виски заломило.

Откуда-то издалека Кэддерли услышал голос Айвэна и открыл глаза ровно настолько, чтобы успеть схватить Пайкела за руку и Айвэна – за бороду: сбитый с толку, подозрительный Валуноплечий отверг протянутую руку Кэддерли.

Отчаянные протесты дворфа усилились, когда они, все трое, начали таять в воздухе, теряя плоть, превращаясь в тени. Затем словно ветер подхватил их и безошибочно понес вверх, на гору.

Кэддерли вышел из транса под громкое хихиканье Пайкела. Айвэн долго еще стоял молча и неподвижно, а потом принялся ощупывать себя, словно проверяя, все ли кусочки его тела вернулись на свои места.

Кэддерли шлепнулся в снег рядом с небольшой расщелиной в горе, собираясь с мыслями и потирая виски, чтобы облегчить пульсирующую боль. Было не так худо, как в прошлый раз, когда он пробовал применить серьезное заклинание. Еще в пещере он проверял возможность – и потерпел неудачу – наладить ментальную связь с деканом Тобикусом, чтобы убедиться, что никакие силы не движутся на север к Замку Тринити. Да, на этот раз было не так плохо, и Кэддерли это обрадовало. Если они здесь быстро справятся и если погода позволит, они втроем вернутся в Библиотеку Назиданий уже через две недели. Кэддерли подозревал, что там его поджидает настоящий вызов, величайшее испытание, которое потребует ввести в бой Песнь Денира.

– По крайней мере, сейчас нас там не караулит никакой дурацкий дракон, – фыркнул Айвэн, двинувшись к выходу.

Туман, обволакивавший этот участок в прошлый раз, когда Кэддерли и остальные были здесь, и снег вокруг отверстия растаяли. Воздух в дыре все еще оставался теплым, но сделался несравненно менее гнетущим и зловещим, чем когда Файрентеннимар был жив.

Пайкел попытался оттолкнуть Айвэна, но рыжебородый дворф упрямо отстаивал свою территорию, демонстрируя куда большую заинтересованность перспективой попасть в драконью сокровищницу, чем ему хотелось бы.

– Я войду первым, – настаивал Айвэн. – Держись в двадцати шагах за мной, – велел он Пайкелу. – Так, чтобы я мог докричаться до тебя, а ты сумел позвать Кэддерли.

Пайкел кивнул, соглашаясь, и Айвэн полез в дыру. Поразмыслив секунду, он снял шлем и сунул его Кэддерли.

– Айвэн, – окликнул дворфа молодой жрец, и, когда тот обернулся, юноша протянул ему короткую металлическую трубку.

Айвэн уже видел эту штуковину, одно из многочисленных изобретений Кэддерли, и знал, как ею пользоваться. Он повернул железку торцом к солнцу так, чтобы яркий луч проник внутрь. Там располагался диск, наделенный силой отдавать свет, а сама трубка состояла из двух цилиндров. Внешнюю часть у наконечника можно было повернуть по спирали, удлиняя или укорачивая стержень, сужая или расширяя таким образом пучок света.

Теперь Айвэн сузил фокус, поскольку туннель был так тесен, что дворфу с его мощными плечами частенько приходилось протискиваться боком, а Пайкел, прежде чем войти, нехотя отдал Кэддерли его широкополую шляпу.

Много минут Кэддерли терпеливо ждал, обуреваемый мыслями о грядущем противоборстве с деканом Тобикусом. И несказанно обрадовался, когда в дыре вновь появился Пайкел, искавший трос. Это означало, что Айвэн преодолел самые узкие места туннеля и добрался до вертикальной шахты, ведущей прямиком в сокровищницу дракона.

Двадцать минут спустя оба дворфа вывалились из отверстия, Айвэн при этом качал головой.

– Перекрыто! – провозгласил он. – Я могу спуститься в большую пещеру под шахтой, но оттуда идти некуда. Думаю, может, лучше попытаться прорваться с юга.

Кэддерли тяжело вздохнул.

– Я созову родню, – продолжил Айвэн. – Конечно, им потребуется добрых два сезона, чтобы добраться сюда с Ваасы, а потом надо будет переждать зиму…

Внимание Кэддерли отключилось от бурчащего дворфа. Чтобы извлечь из горы сокровища дракона, могли потребоваться годы, а отсрочка, несомненно, принесет какие-нибудь неожиданные помехи. Весть о гибели Файрентеннимара быстро разнесется по округе, и большинство людей края, и из добрых, и из злых рас, узнают, что в Ночном Зареве дракона больше нет. А падение дракона, особенно того, кто веками стерег легендарную сокровищницу, всегда привлекает стервятников.

«Вроде меня», – самокритично подумал Кэддерли и негромко хмыкнул. Тут он осознал, что Айвэн перестал говорить, и, подняв взгляд, увидел, что оба дворфа пристально смотрят на него.

– Не бойся, Айвэн, – произнес Кэддерли, – тебе не нужно будет привлекать родню.

– Они захотят забрать себе часть сокровищ, – признал Айвэн. – Ради богов, да они наверняка поселятся прямо внутри горы, и тогда трудно будет выжать из них даже медяк!

Пайкел хохотнул, но тут же осекся и, метнув на Айвэна мрачный взгляд, сообразил, что его брат говорит серьезно и, вероятно, он прав!

– Я доставлю нас в гору, и, когда придет время выносить ценности, мы получим достаточно помощи из Кэррадуна, – заверил обоих Кэддерли. – Но не сейчас.

Дальше молодой жрец объяснять не стал, считая, что сказал дворфам все необходимое. Он знал, что следующая его задача – добраться до Библиотеки и все расставить по своим местам. А потом можно сосредоточиться на сокровищнице, вернуться сюда отдохнувшим и готовым с помощью магии расчистить путь носильщикам.

– Это место важно для тебя, – заметил Айвэн.

Кэддерли взглянул на дворфа с любопытством, заинтригованный скорее тоном Айвэна, чем необычными для него словами.

– Слишком важно, – продолжил Айвэн. – У тебя всегда были деньги, особенно после того, как ты переписал ту книгу заклинаний для безумного колдуна, но ты никогда не казался слишком озабоченным наличием или отсутствием монет.

– Ничего и не изменилось, – отозвался Кэддерли.

– Э? – фыркнул Пайкел, точно отражая обуревающие Айвэна чувства.

Если Кэддерли не волнуют деньги, зачем они отмораживают свои короткие ноги здесь, в самом центре этих опасных гор?

– Меня заботит то, что эта сокровищница может дать всем нам, – объяснил Кэддерли.

– Богатство, – перебил его Айвэн, алчно потирая мозолистые руки.

Кэддерли горько взглянул на него.

– Помнишь ту модель в моей комнате? – Молодой жрец задавал вопрос скорее Пайкелу, чем Айвэну, поскольку Пайкел был особенно очарован этой вещицей. – Ту высокую стену с окнами и поддерживающими опорами?

– О-о-ой! – радостно воскликнул Пайкел в ответ.

– Ты задумал перестроить Библиотеку, – сделал вывод Айвэн, и, когда Кэддерли кивнул, в морозный воздух изо рта дворфа полетел увесистый плевок. – Эта чертова штука не рушится, зачем же ты хочешь укреплять ее? – настойчиво спросил Айвэн.

– Я хочу улучшить здание, – поправил его Кэддерли. – Ты сам видел: модель сооружения крепка, несмотря на высокие окна. Высокие, парящие окна, Айвэн, сделают Библиотеку светлым местом, где книги можно будет по-настоящему читать и переписывать.

– Ба! Ты никогда не строил домов, – возразил Айвэн. – Уж это-то я точно знаю. Ты понятия не имеешь о том, что затеял состряпать.

Люди не живут столько, чтобы увидеть твою новую… Как ты там назвал эту штуковину?

– Храм, – ответил Кэддерли.

– Так вот, люди не живут столько, чтобы увидеть твой храм хоть наполовину построенным, – продолжил Айвэн. – Потребуется целый клан дворфов и сотня лет…

– Это не имеет значения, – просто ответил Кэддерли, гася неистовство Айвэна. – Не важно, увижу ли я завершение того, что начал. Главное – начать. В этом цена – и радость – веры, Айвэн, и ты должен понять это.

Айвэна словно обухом по голове хватили. Он не слышал таких разговоров еще ни от одного человека, а он знавал немало людей. Дворфы и эльфы прежде были единственными, кто задумывался о будущем, кто обладал дальновидностью и здравым смыслом для того, чтобы прокладывать путь себе подобным. Люди, в отличие от большинства долгоживущих рас, были вечно озабоченным, нетерпеливым народом. Они предпринимали что-либо лишь тогда, когда рассчитывали немедленно получить материальную выгоду.

– Ты недавно слышал о Бреноре Боевом Топоре, – продолжал Кэддерли, – который во имя своего отца вернул себе Мифрил Халл. Говорят, уже сейчас там начаты серьезные работы по расширению залов, и уже при нынешнем поколении эти помещения будут во много раз больше, чем основатели крепости дворфов могли даже представить, когда прорубали первые ступени будущего известного всем Подземья. А разве не так происходит со всеми твердынями дворфов? Они начинают с дыры в земле, а заканчивают величайшими раскопками во всех Королевствах, хотя в процессе могут смениться многие поколения – поколения дворфов!

– О-о-ой! – пискнул Пайкел, что на языке бессловесного дворфа означало: «Славно сказано!»

– Так будет и с моим храмом, – объяснил Кэддерли. – Если даже я заложу только первый камень, то и этим начну нечто великое, ибо мой камень будет прообразом, служащим будущей цели.

Айвэн беспомощно взглянул на Пайкела, но тот лишь пожал плечами. Обоим дворфам было трудно спорить с рассуждениями Кэддерли. По правде говоря, «переварив» то, о чем говорил молодой жрец, Айвэн обнаружил, что стал еще больше уважать юношу, ведь этот человек преодолел обычный для своей породы предел и действительно замыслил нечто вполне дворфское.

Айвэн так и сказал, и Кэддерли с благодарностью принял такой комплимент, не возразив ни единым словом.

Два жреца Огма приблизились к каменному кубу усыпальницы, притулившейся к боку утеса за Библиотекой Назиданий.

– А я говорю, пусть сами заботятся о своем, – буркнул мускулистый парень по прозвищу Бердоль Свирепый, которым его наградили за борцовскую доблесть и за то, что он вечно ворчал и огрызался.

Второй жрец, Курт, кивнул в знак согласия, поскольку ни тому, ни другому не нравилось данное им поручение. Кьеркан Руфо был жрецом Денира, а не Огма, но из-за его клейма декан Тобикус настоял, чтобы именно жрецы Огма подготовили и захоронили тело. По обычаю, труп Руфо пролежал в открытом гробу три дня, и теперь настало время последних приготовлений.

Бердоль перебрал ключи, висящие на большом кольце у его пояса, пока не нашел один, нужный, с длинной бородкой, подходящий к тяжелым дверям. С некоторым усилием он открыл замок и широко распахнул створки.

Влажный, отдающий плесенью и разложением воздух пахнул в лицо обоим служителям. Усыпальница не открывалась с того времени, как умерла Пертилопа, то есть с прошлой осени, а теперь вот в нее надо положить тело Руфо.

Курт зажег и поднял фонарь, но махнул рукой Бердолю, чтобы тот проходил первым. Крепкий жрец повиновался, и его тяжелые ботинки загрохотали по каменному полу.

В просторном склепе квадратной формы своды поддерживали стоящие через каждые десять футов мощные колонны. Единственное окно, справа от двери, пропускало внутрь немного солнечного света, но стекло было таким грязным и так глубоко сидело в толще стены, что освещение тут было более чем скудным. В центре помещения располагались рядами каменные плиты, все, кроме одной, пустые.

На этой плите, между двух колонн, подальше от дверей, под ничем не примечательным саваном лежало тело Кьеркана Руфо.

– Давай побыстрее, – бросил Бердоль, сбрасывая мешок со спины.

Эта очевидная нервозность никак не устраивала его невысокого спутника, рассматривавшего Бердоля Свирепого как своего защитника.

Двое вошедших не позаботились закрыть за собой дверь, и никто из них не заметил, как мягко колыхнулся воздух, когда вслед за ними в гробницу скользнуло невидимое создание.

– Может, он выхаркнул столько крови, что это не займет много времени, – сказал Бердоль с неуверенным смешком.

Курт тоже мрачно усмехнулся этой невеселой шутке, зная, что юмор, пусть даже и черный, – их единственный щит против того омерзительного задания, которое им предстояло выполнить.

Высоко в углу усыпальницы, у противоположной стены справа от двери, сидел и почесывал свою песью голову Друзил, бормоча про себя ругательства. Бесенок пытался проникнуть в склеп с тех пор, как сюда принесли тело Руфо, надеясь, что сумеет как-нибудь извлечь хоть немного Проклятия Хаоса из трупа. Но вокруг вертелось слишком много жрецов, включая и одного из глав ордена Огма, так что Друзилу пришлось ждать. Он рассчитывал попасть внутрь после того, как все уйдут, однако дверь оказалось заперта, а окно освящено, так что он не осмелился войти.

Бес достаточно хорошо знал людские ритуалы, чтобы понимать, что намерены сделать сейчас эти двое. Они откачают из тела кровь и заменят ее зловонной консервирующей жидкостью. Друзил подслушал, что Руфо не удостоится погребения по обрядам Денира и Огма, и бесенок надеялся, что жрецы не станут тратить время на бесполезное бальзамирование. Друзил подумывал спуститься и ужалить этих людей своим ядовитым хвостом или метнуть в них пару магических заклинаний, которые поджарили бы их задницы и выгнали жрецов вон. Это было просто, но слишком рискованно, так что все, что бес мог сейчас делать, – это сидеть, наблюдать и бормотать ругательства.

Каждая капля крови, выкачанная жрецами из тела Руфо, лишала Друзила части его Tuanta Quiro Miancay.

Бердоль взглянул на своего партнера и вдохнул поглубже, демонстрируя Курту огромную иглу.

– Смотреть противно. Не могу, – признался Курт и, отвернувшись, отошел от плиты к следующей паре колонн.

Бердоль рассмеялся – слабость друга придала ему уверенность – и двинулся к плите. Он откинул саван так, чтобы добраться до левой руки Руфо, закатал рукав черного балахона, в котором был тот, и повернул руку трупа обнаженным запястьем вверх.

– Не бойся, всего один маленький укольчик, – весело пошутил, обращаясь к телу, плотно сбитый жрец, и у Курта невольно вырвался стон отвращения.

Зависший под стропилами Друзил сокрушенно прикусил нижнюю губу, глядя, как игла опускается на беззащитное запястье Руфо. Придется похитить кровь, решил он, всю до капли!

Бердоль нацелил острие на выступающую на худой руке вену и наклонил инструмент, чтобы было удобнее проколоть кожу. Он еще раз глубоко вдохнул, взглянул, подбодрив себя, на спину Курта и приступил к процедуре.

Но тут холодная, мертвенно-бледная рука резко развернулась и перехватила иглу, сжав, будто сокрушительными тисками, кисть Бердоля.

– Что? – пролепетал мускулистый жрец.

Курт обернулся и увидел низко согнувшегося над плитой Бердоля, обеими сильными руками отталкивающего от себя предплечье Руфо, в то время как костлявые, похожие на птичьи лапы, пальцы Руфо крепко вцепились в нижнюю челюсть жреца. И это Бердоль Свирепый, сильнейший из служителей Огма! Бердоль Свирепый, с его двумястами пятьюдесятью фунтами мощи, способней без оружия побороть черного медведя!

Тощая рука Кьеркана Руфо – мертвого Кьеркана Руфо! – дернула Бердоля вниз, к плите, словно его мускулистый торс был всего лишь мокрым полотенцем. Затем перед не верящим своим глазам Куртом рука Руфо толкнула Бердоля вверх и назад. Мускулы на толстой руке жреца напряглись до предела, но не смогли противостоять толчку. Подбородок его задрался, раздался хруст – для Курта этот звук прозвучал треском падающего на землю гигантского дерева, – и вот уже удивленный Бердоль таращится на мир вверх ногами и задом наперед.

Сильные руки жреца Огма отпустили худую бледную кисть трупа и беспорядочно задергались в пустом воздухе. Пальцы Руфо расслабились, и Бердоль упал на пол – мертвым.

Курт забыл, как дышать. Он переводил взгляд с Бердоля на укрытый саваном труп, а потом перед глазами у него все помутилось от ужаса – Руфо медленно сел.

Саван упал, и нескладный бледный верзила обратил взгляд полыхающих красным внутренним огнем глаз к Курту.

Друзил захлопал в ладоши и, заверещав от счастья, замахал крылышками, метнувшись к дверям.

Курт завопил и бросился со всех ног наружу – от солнечного света и спасения его отделяли всего пять больших шагов.

Руфо повел рукой, и тяжелая каменная дверь с грохотом – будто кто-то стукнул в огромный барабан – захлопнулась. Жрец Огма всем телом ударился о дверь, но с тем же успехом он мог попытаться сдвинуть гору. Он стал царапать камень, но лишь до крови ободрал пальцы. Обернувшись через плечо, жрец увидел, что Руфо встал и, шаркая, направляется к нему.

Курт снова закричал и кинулся к окну, но понял, что у него нет времени. И он сполз по стене на пол под пятном тусклого света, глядя на труп, пятясь от него, моля о пощаде и милости Огма.

Но тут его спина наткнулась на боковую стену: бежать больше было некуда. И Курт, наконец, обрел дыхание, вспомнив, кто он такой. Дрожащей рукой вытащил он из-за ворота священный символ, серебряный свиток, висящий на шейной цепочке, и воззвал к Огму.

– Сгинь! – заорал Курт на Руфо. – Именем Огма, злая нежить, убирайся прочь!

Руфо не дрогнул. Вот он уже в десяти шагах. А вот – в девяти. Проходя перед Окном, он внезапно дернулся, словно обжегся, но луч света был слишком рассеян и жалок, так что чудовище преодолело слабую преграду.

Курт яростно принялся нараспев читать заклинание. Однако он чувствовал непривычную оторванность от своего бога, словно одно лишь присутствие Руфо лишило это место святости. И все же он пел, вызывая подвластные ему силы.

Ощутив укол в бедро, жрец резко дернулся, и заклинание прервалось. Он повернулся и увидел беса с крыльями летучей мыши, насмешливо ухмыляющегося, отлетая.

– Что это за ужас? – воскликнул Курт.

Руфо стоял уже совсем близко, и человек в панике замахнулся на монстра фонарем.

Труп перехватил его запястье и легко удержал импровизированное оружие на расстоянии от себя. Курт вздернул вторую руку и нанес Руфо весомый удар в подбородок, от которого голова мертвеца дернулась.

Взгляд Руфо невозмутимо вернулся к жрецу. Курт хотел ударить снова, но рука Руфо обвилась вокруг него, словно обнимая, и там, за спиной, схватила жреца за волосы. Со страшной силой Руфо потянул голову Курта в сторону, прижав щекой к плечу и обнажив сбоку его шею.

Курт думал, что Руфо просто сломает ему хребет, как он это сделал с Бердолем, но, когда труп разинул рот, выставив напоказ собачьи клыки, на полдюйма выступающие из ряда других зубов, жрец Огма понял его намерения.

Со светящимся в глазах первобытным голодом Руфо наклонился и укусил Курта, вскрывая яремную вену. Жрец закричал, но наслаждающийся теплой кровью Руфо, видимо, ничего не слышал.

Монстр испытывал подлинный экстаз, утоляя голод, равного которому по силе он не знал при жизни. Невероятно, как же вкусно. Как…

Во рту Руфо вспыхнул пожар. Сладкая кровь превратилась в едкую кислоту.

Взревев от ярости, Руфо развернулся и вскинул жертву над головой, все еще не разжимая руки, стиснувшей за спиной жреца его волосы. Несчастный полетел вверх тормашками и врезался спиной в ближайшую колонну. Он соскользнул на пол и остался лежать абсолютно неподвижно. Нижней половины тела жрец не чувствовал, но сжигаемая ядом грудь пылала как в огне.

– Что ты сделал? – потребовал ответа Кьеркан Руфо, глядя на сидящего под потолком беса.

Создание ужаса нижних уровней, Друзил обычно не страшился ничего, что мог продемонстрировать ему этот мир. Но сейчас бесенок боялся того существа, которым стал Кьеркан Руфо.

– Я хотел помочь тебе, – объяснил Друзил. – Я не мог позволить ему сбежать.

– Ты испортил его кровь! – взвыл Руфо. – Его кровь… – простонал монстр потише. – Мне нужно… Нужно.

Руфо снова посмотрел на Курта, но свет жизни уже погас в глазах человека.

И оживший мертвец снова взревел, издав жуткий, неземной звук.

– Крови много, – пообещал Друзил. – Очень много, совсем недалеко!

А Руфо вел себя странно. Он взглянул на свои голые руки, поднес их к лицу, словно только что осознал, что с ним произошло нечто весьма необычное.

– Кровь? – скорее не утверждая, а спрашивая, проговорил он и одарил Друзила горестным взглядом.

Выпученные глазки Друзила едва и вовсе не выпалились из глазниц, когда бес прочел на лице Руфо подлинное замешательство.

– Разве ты не понял, что с тобой случилось? – возбужденно воскликнул бесенок.

Руфо попытался успокоиться, дыша поглубже, но обнаружил, что не дышит вовсе. Его печальный, вопрошающий взгляд снова обратился на Друзила, у которого, кажется, был ответ.

– Ты выпил Tuanta Quiro Miancay, – выпалил бес, – Всесмертельный Ужас, первичный хаос, и стал предельным извращением человеческой породы!

Но Руфо вроде так ничего и не понял.

– Предельное извращение! – повторил Друзил, словно это объясняло все разом. – Противоположность самой жизни!

– О чем это ты? – спросил испуганный Руфо, и кровь Курта изверглась у него изо рта.

Друзил злобно расхохотался.

– Ты бессмертен, – сказал он, и до Руфо, ошеломленного и сбитого с толку, наконец-то стало что-то доходить. – Теперь ты вампир.