Он разделался с Нино в понедельник в шесть утра. Прогноз погоды обещал, что столбик термометра взберется аж до отметки 82 градуса по Фаренгейту, а с востока придет легкая облачность; имелась также вероятность небольшого дождя ближе к концу недели. Облаченный в шлепанцы и банный халат из тонкого жатого ситца, Исайя Паолоцци подошел к входной двери своего дома в Брентвуде, чтобы сделать две вещи: забрать брошенный почтальоном утренний выпуск «Лос-Анджелес таймс» и включить полив газонов. И ничего, если каждая струйка воды украдена у других — ведь иначе не превратить пустыню в чудесные зеленые луга.

И что такого, если вся жизнь Нино украдена у других.

Когда Нино склонился за газетой, Водитель вышел из ниши у входа. Там, обернувшись, его и увидел Нино.

Глаза в глаза — ни один не моргнул.

— Я тебя знаю?

— Мы как-то беседовали, — отозвался Водитель.

— Правда? А о чем мы беседовали?

— О важных вещах. Например, о том, что, когда человек заключает сделку, он должен выполнять ее условия.

— Извини. Я тебя не помню.

Идеально круглая дырочка возникла между глаз Нино; он зашатался, упал на приоткрытую входную дверь; та распахнулась. С одной ноги слетел шлепанец; точно жирные синие змеи, вздувались варикозные вены. Ногти у Нино были толстыми, как фанера.

Откуда-то из глубины дома по радио сообщали о пробках на дорогах.

Водитель поставил на грудь Нино коробку с большой «пепперони», с двойным сыром, без анчоусов.

Пицца пахла восхитительно.

Чего никак нельзя было сказать о Нино.