Думается, прошло дней пятнадцать, прежде чем я начал скучать. Все это время я не выходил из магазина. Торговля шла хорошо; книги расходились быстро; реклама была налажена как надо. Каждую неделю вместе с новыми поступлениями книг фирма присылала иллюстрированные рекламные буклеты, которые я выставлял вместе с соответствующей книгой, так, чтобы они бросались в глаза. Как правило, мне было достаточно прочесть коммерческую рецензию и проглядеть пять-шесть страниц, чтобы уяснить, о чем в ней шла речь. Во всяком случае, этого было достаточно для ответа на вопросы тех несчастных, что клевали на яркую обложку и фото автора на буклете. Книги достаточно дороги, а это кое-что значит; люди вообще мало заботятся о том, чтобы купить хорошую книгу, им нужно то, о чем говорят, что популярно в клубе, который они посещают; что же касается содержимого, то на него им наплевать.

Некоторые книжки я получал кипами с рекомендацией выставлять их в витрине. Я складывал их штабелями у кассы и всовывал в руки каждому вместе с рекламным буклетом на глянцевой бумаге. Обычно никто не отказывался: несколько фраз внутри буклета вполне соответствовали городской клиентуре. Эта система обеспечивала фирме распродажу скандальных книжонок за полдня.

Честно говоря, я не то чтобы заскучал, но, усвоив всю рутинную сторону коммерции, получил свободное время, чтобы подумать о главном. Пока все шло слишком хорошо. Это меня и беспокоило.

Кончалось лето. В тени под деревьями, у реки, уже становилось прохладно. С самого приезда я никуда не выбирался и совсем не знал окрестностей. Я испытывал потребность в свежем воздухе. Но, пожалуй, другая потребность беспокоила меня еще больше. Мне нужна была женщина.

Как-то вечером, опустив, как обычно, в пять часов на витрину железную штору, я не остался в магазине, чтобы еще поработать при свете лампы, а надел шляпу, прихватил пиджак и направился прямиком в аптеку. В аптеке сидело трое: юнец лет пятнадцати и две девицы примерно того же возраста. Они смерили меня отсутствующим взглядом и опять уткнулись в свои стаканы с молочным коктейлем. От одного вида этого продукта меня чуть не стошнило; к счастью, в кармане пиджака лежала фляга с «противоядием».

Я сел за стойку рядом с одной из девиц. Официантка, довольно невзрачная брюнетка, увидев меня, лениво повернулась.

— У вас есть что-нибудь без молока? — спросил я.

— Лимонный, — предложила она, — грейпфрутовый, томатный, кока-кола.

— Грейпфрут, — сказал я. — Доверху не наливайте.

Я сунул руку в карман пиджака и достал флягу.

— Здесь нельзя распивать спиртное, — вяло запротестовала официантка.

— Да, да, конечно, — усмехнулся я, — это всего лишь лекарство. Насчет своей лицензии можете не волноваться.

Я протянул ей доллар. Сегодня утром я как раз получил жалованье. Девяносто долларов за неделю. До, Клем знал людей. Официантка дала мне сдачу, я довольно много оставил ей на чай.

Писки с грейпфрутом, конечно, не самый лучший вариант, но, во всяком случае, это лучше, чем виски без ничего Выпив, я почувствовал себя лучше. Теперь я был вполне и своей тарелке. Эти трое меня разглядывали. Для таких сопляков двадцатишестилетний — почти старик; я улыбнулся своей соседке; это была маленькая блондиночка в тонком шерстяном джемпере небесн-голубого цвета в белую полоску, с рукавами, за катанными до локтя, в белых носочках и туфельках на толстой каучуковой подошве. Она была миловидна, хорошо развита; если прикоснуться, то, наверное, упруга, как спелая слива. На ней не было лифчика, и соски вырисовывались сквозь материю вполне отчетливо. Она мне тоже улыбнулась.

— Жарко? — начал я.

— Смертельно, — сказала она, потянувшись и показав два влажных пятнышка под мышками.

Это на меня подействовало. Я поднялся и бросил пять центов в автоматический проигрыватель, который стоял в углу.

— У тебя хватит духу потанцевать? — сказал я, подойдя.

— Ну, ты хочешь меня убить! — сказала она и приклеилась ко мне так плотно, что у меня перехватило дыхание.

От нее пахло, как от ухоженного младенца. Она была такой тоненькой, что я смог достать правой рукой ее правое плечо. Я поднял руку повыше и скользнул пальцами по груди. Глядя на нас, те двое тоже начали танцевать. На пластинке Дина Шор пела спой «Летающий пирог». Девица подмурлыкивала. Официантка подняла нос от журнала, глянула на нас и снова углубилась в чтиво.

У нее ничего не было под кофточкой; это сразу чувствовалось. Я с нетерпением ждал, когда же кончится пластинка. Еще две минуты, и это стало бы уже неприлично. Наконец девица отлипла, вернулась на место и взглянула на меня.

— Для взрослого ты танцуешь ничего.

— Меня научил мой дедушка, — ответил я.

— Это видно, — пошутила она, — стиль немного староват.

— В джайве ты меня, может, и обставишь, но зато я могу тебя подучить кое-чему другому.

Она слегка прикрыла глаза.

— Чему-нибудь взрослому?

— Если тебе захочется.

— Так вот куда ты гнешь…

— Ты не знаешь, куда я гну. У кого-нибудь из вас есть гитара?

— А вы играете на гитаре? — спросил юнец. Похоже было, что тут он проснулся.

— Чуть-чуть, — сказал я.

— В таком случае и поете? — спросила вторая девица.

— Немного.

— У него голос, как у Кэба Кэллоуэя, — пошутила первая.

Ей явно не понравилось, что те двое со мной заговорили. Надо было ковать железо, пока горячо.

— Найдите мне местечко, где была бы гитара, — сказал я, глядя на нее, — и я покажу, на что способен. Я, конечно, не В. С. Хэнди, но блюзы играть умею.

Она выдержала мой взгляд.

— Ладно, пошли к Би-Джи.

— У него есть гитара?

— У нее есть гитара — у Бетти Джейн.

— Это мог быть и Барух Джуниор, — пошутил я.

— Именно здесь он и живет. Пошли.

— Прямо сейчас? — спросил юнец.

— Почему бы и нет, — ответил я, — если ей загорелось.

— О'кей, — сказал он, — меня зовут Дик. Это Джики.

Он указал на ту девицу, с которой я танцевал.

— А я — Джуди, — сказала вторая.

— Ну а я — Ли Андерсон, — сказал я, — у меня тут напротив книжная лавка.

— Уже две недели, как это всем известно.

— Тебя это так заинтересовало?

— Конечно, — вставила Джуди, — тут мало мужчин.

Несмотря на явное неудовольствие Дика, мы все вчетвером вышли на улицу. У девиц вид был довольно возбужденный. Я прихватил с собой достаточно виски, чтобы возбудить их еще больше, когда понадобится.

— Следую за вами, — сказал я, когда мы оказались снаружи.

Машина Дика, крайслер устаревшей модели, стояла у дверей. Он посадил девиц вперед, а я устроился на заднем сиденье.

— Чем занимаемся, молодые люди? — спросил я.

Машина рывком тронулась, и Джики забралась коленками на сиденье и повернулась, чтобы мне ответить.

— Трудимся, — сказала она.

— Учеба? — предположил я.

— В том числе…

— Перебирайся сюда, — сказал я, повысив голос из-за шума ветра, — удобней будет говорить.

— Как бы не так, — пробормотала она и опять слегка прикрыла глаза. Должно быть, она подцепила этот приемчик из какого-нибудь фильма.

— Не хочешь себя компрометировать?

— Ладно уж, — сказала она.

Я подхватил ее за плечи, и она стала перелезать через спинку сиденья.

— Эй вы, — сказала Джуди, — странненькая у вас манера разговаривать.

Я решил посадить Джики слева от себя, а по пути — прихватить ее за хорошие места. Получилось неплохо. Было заметно, что шутка пришлась ей по душе. Я усадил ее на сиденье и обхватил рукой.

— Теперь спокойно, — сказал я, — а то нашлепаю.

— Что это у тебя во фляжке? — спросила она и полезла под пиджак, который лежал у меня на коленях. Не знаю, нарочно ли это было сделано, но если да, то она ловко попала в цель.

— Не нервничай, — сказал я, убирая ее руку, — я тебя обслужу.

Я открутил никелированную пробку и подал ей фляжку. Она сделала большой глоток.

— Не всё, — вдруг завопил Дик; он следил за нами через зеркало, — Ли, оставь мне, старый крокодил!

— Не бойся, у меня есть еще.

Он перехватил руль одной рукой, а другую протянул назад, к нам.

— Эй, не дури! — сказала Джуди. — А то куда-нибудь вмажемся.

— Какая рассудительность, — сыронизировал я. — Ты никогда не теряешь хладнокровия?

— Никогда, — ответила Джуди и, на лету перехватив флягу, вернула ее мне уже пустой.

— Ну, — одобрительно сказал я, — теперь лучше?

— Превосходно.

Я увидел у нее на глазах слезы, но ей удалось не показать виду, хотя голос ее звучал несколько приглушенно.

— Ну вот, — сказала Джики, — а мне?

— Сейчас еще достанем, — пообещал я, — возьмем гитару и вернемся к Рикардо.

— Везет тебе, — сказал Дик, — нам никто ничего не продаст.

— Вот что значит выглядеть так молодо, — сказал я со смешком.

— При чем здесь «молодо», — проворчала Джики.

Она начала ерзать и в конце концов уселась так, что мне ничего не оставалось, как немного поразвлечь свои пальцы. Машина резко затормозила, и моя рука небрежно свесилась с ее плеча.

— Сейчас вернусь, — объявил Дик.

Он выбрался из машины и побежал к дому, мало чем отличающемуся от соседних. Очевидно, их строил один и тот же подрядчик. Вскоре Дик вновь показался на крыльце. У него в руках была гитара в лакированном футляре. Он хлопнул дверью и в три прыжки очутился у машины.

— Би-Джи нету дома, — сообщил он, — что будем делать?

— Гитару потом завезем, — сказал я, — садись, поезжай мимо Рикардо, я у него подзаправлюсь.

— Хорошенькая у тебя будет репутация, — сказала Джики.

— Вот уж фиг, уверил я ее, — любому дураку будет ясно, что что вы заманили меня на свою грязную оргию.

Мы ехали обратно той же дорогой, но гитара несколько стесняла мои движения. У бара Дик остановился, и я пополнил свой запас еще одной бутылкой. Когда я вернулся к компании, Дик и Джуди, стоявшая на коленях на сиденье, о чем-то яростно спорили с Джике.

— Как ты думаешь, Ли, — сказал Дик, — не поехать ли нам купаться?

— Поехали, — сказал я, — если ты одолжишь мне плавки.

— Все будет о’кей.

Он завел мотор, и мы поехали. За городом наш крайслер свернул на довольно разбитую проселочную дорогу.

— Тут есть отличное местечко для купанья, — доложил Дик, — ни души.

— Река, и в ней форель, — съязвил я.

— Нет, галька и белый песок. Там, кроме нас, никто не бывает.

— Посмотрим, — сказал я, придерживая рукой челюсть, готовую отвалиться на каждом ухабе. — Здесь лучше было бы прокатиться на бульдозере.

— Это входит в программу, — сказал он, — зато сюда никто не сунет свой грязный нос.

Дик прибавил скорость, и я вверил свои члены судьбе. Вскоре дорога повернула и метров через двести уперлась в какие-то заросли. Дик и Джуди спрыгнули на землю, затем вылез я, прихватив Джики. Дик взял гитару и пошел вперед по узкой тропинке. Неожиданно показалась река, прозрачная, как стакан джина. Солнце висело уже низко, но жара не спадала. Вода поблескивала на солнце и подрагивала в тени, берег зарос густой травой.

— Ничего уголок, — оценил я, — сами его раскопали?

— А ты думал, мы такие растяпы, — сказала Джики, и я получил по шее комком земли.

— Будешь шалить, кое-чего не получишь.

И я похлопал для вескости сказанного себя по карману.

— Ладно, ты, старый блюзмен, не сердись, — сказала она, — лучше покажи, на что ты способен.

— А плавки? — спросил я Дика.

— На кой они тебе? Тут же никого нет.

Я обернулся. Джуди уже стащила с себя футболку, под которой, естественно, ничего не было. Потом она выскользнула из юбки, после чего в воздух полетели ботинки и носки, и девица совершенно нагишом завалилась на траву.

У меня был довольно глупый вид, судя по тому, как она расхохоталась Я чуть было не смутился. Дик и Джики в том же наряде развалились рядом. Между прочим, я обратил внимание на то, что парнишка щупловат: из-под кожи выпирали косточки.

— О’кей, — сказал я. — Не будем изображать приличные манеры.

Я нарочно не торопился раздеться, так как знал себе цену в голом виде, и дал им время это прочувствовать. Раздевшись наконец, я потянулся и похлопал себя по бокам. После тисканья в машине с Джики я был все еще возбужден и вовсе не собирался этого скрывать, хотя они, конечно, ждали, что я спасую.

Я взял гитару в руки. Это был прекрасный «Эдифон», но играть, сидя на траве, было неудобно, и я сказал Дику:

— Слушай, я возьму подушку из автомобиля?

— Я тебе помогу, — сказала Джики и, как угорь, скользнула между веток. Ее физиономия начинающей звезды на совсем еще девчоночьем тельце выглядела среди зарослей весьма живописно. Джики убежала далеко вперед, и когда я подошел наконец к машине, она уже тащила на себе тяжелое кожаное сиденье.

— Давай мне, — предложил я.

— Обойдусь сама, — прокричала Джики.

И тут я, невзирая на вопли, как зверь, овладел ею сзади. Она уронила подушку и перестала сопротивляться. В тот момент меня устроила бы даже обезьяна. Джики, видимо, это почувствовала и снова стала отбиваться. Я расхохотался. Это пришлось мне по душе. Джики вырвалась и скользнула в траву, я за ней. Трава там оказалась высокой и мягкой, как надувной матрац. Мы катались по ней, как дикари. Она была загорелой до кончиков сосков, без этих дурацких белых полос от лифчика, которые так портят голых девиц. Гладкая, как абрикос, и голая, как младенец, Джики, когда мне удалось ею снова овладеть, показала, что знает несколько больше младенца. Недурной образчик техники.

Пальцами я ощущал, какая у нее гладкая изогнутая спина и крепкая, как арбуз, задница. Но все это продолжалось едва ли десять минут, после чего Джики сделала вид, что засыпает, но когда я от нее оторвался, она оттолкнула меня, обмякшего, как тюфяк, и побежала к реке.

Я последовал за ней. У самого берега она разбежалась и классно нырнула.

— О, вы уже купаетесь?

Это был голос Джуди. Она жевала травинку, лежа на спине и положив руки под голову. Дик, развалясь рядом, гладил ей ляжки. Тут же валялась пустая бутылка.

— Вторую мы не трогали, — засмеялась она, перехватив мой взгляд.

Я убедился в правоте ее слов и, прихватив бутылку, нырнул. Вода была теплая, я чувствовал себя в прекрасной форме. Набрав адскую скорость, я догнал Джики на середине реки. Глубина была небольшой, и течение почти не чувствовалось.

— Ну что, хочешь выпить? — спросил я, работая одной рукой, чтобы держаться на поверхности.

— Что у тебя за прихваты, как у победителя родео.

— Ладно, ложись на спину.

Она перевернулась, и я, подплыв под нее, обнял ее сверху рукой, протянув второй рукой виски. Джики перехватила бутылку, а я медленно развел ей ноги и вторично взял ее, теперь уже в воде. Она забралась на меня, и мы долго лежали так, лишь слегка шевелясь, чтобы не уйти на дно.