Билли Мейджер припарковал свой старенький фургон возле гостиницы «Костгад», вместе с детьми прошел вдоль гавани и отвел их домой. Сегодня они были немного потише.

Наблюдая за их возней с Эми, Билли кивнул Мэг:

– Малыш Алекс считает, что это из-за него ваш муж уехал в Лондон, миссис. Оттого, что слышал, как он разговаривал о нем с сестренкой. Он очень огорчен.

– И напрасно. – Мэг поразило, с какой легкостью она улыбается. – Чарльз вернулся, потому что у него дела.

– Да я тоже так думаю. Но эти трое так деликатны. И как было здорово, когда вы приглядывали за ними вдвоем. – Он улыбнулся. – Когда он вернется, пусть зайдет к нам в «Костгад». Артуру очень хочется с ним познакомиться.

Мэг кивнула.

– Я, может быть, зайду, Билли. Но раз мистер Сноу сегодня вернулся домой, то и мне скоро пора в Лондон.

Услышав это, Кэти принялась увиваться около них:

– А куда ушел папочка? Он что, поехал на лодке? А когда он сюда вернулся?

Алекс фыркнул.

– Папочка? Неужто это задавака Кэти назвала его папочкой?

Кэти замахнулась на него своим ранцем, и они сцепились. Себастьян с надеждой спросил:

– А мамочка тоже вернулась?

– Нет еще. Но я позвонила мисс Пак и попросила передать маме, чтобы она позвонила, когда сможет.

Себастьян помчался в детскую.

– Эми, мама возвращается! Тебе она понравится. Она вылитая тетя Мэг, так что ты просто обязана ее полюбить, да?

Мэг подняла глаза, вспомнив, как непреодолима была эта лестница для Питера несколько часов назад. Неужели и он так же ужасно заблуждается? Неужели он не видит разницы между своей женой и свояченицей?

Она объяснила, как сильно он болен, и дети тихо, как мышки, проскользнули наверх, в спальню с видом на гавань. Казалось, Питер спал, и они, поглядев на него по очереди, пошли было прочь. Но вдруг он вытянул руку и, когда Кэти обхватила ее обеими руками, притянул ее и повернул лицо, словно для поцелуя. Она чмокнула его и в нерешительности остановилась.

– Папочка плачет! – в страхе провозгласила она. Уже во второй раз она назвала Питера папочкой, и на сей раз Алекс не стал ее дразнить. Мэг попыталась утешить их.

– Он очень ослаб, вот и все. Ну-ка покажите, как вы рады видеть его дома.

Алекс взял отца за исхудалую бледную руку и встал вплотную к постели.

– Хорошо, что ты вернулся, па, – грубовато приветствовал он. – Давай поправляйся. Я хочу, чтобы ты купил мне все необходимое для колледжа.

Себастьян стал рядом с Алексом на коленки и перегнулся, чтобы коснуться лбом головы Питера.

– Теперь все отлично, папочка, – прошептал он. – Ты уже в Киле. И Кил тебя вылечит. Помнишь, как поправилась тут мамочка? Мэг сказала:

– А теперь дайте папе поспать, детки. Можете прийти и поболтать с ним после чая.

И она повела их вниз, где они с облегчением вернулись к нормальной жизни – с чаем и малышкой Эми, играющей в своем манеже.

Мэг разговаривала с ними как ни в чем не бывало.

– Папа сильно переутомился, – улыбалась она, вынимая из духовки гренки – единственное, что она успела приготовить за этот бесконечный и ужасный день. – Он страшно доволен тем, что ему удалось сделать. Думаю… – Она энергично потрясла противень. – Я действительно начинаю думать, мои дорогие, что ваш отец великий художник. Вы относитесь к этому легкомысленно, потому что живете с ним вместе и его живопись для вас просто часть обычной жизни. Это нормально. Так оно и должно быть. – Она открыла духовку, засунула туда очередную порцию гренок и принялась готовить новые. Она почувствовала прилив вдохновения. – Вы… мы не понимаем, быть может, как его работа изменяется – развивается, превращаясь во что-то особенное. – Она засмеялась и вновь встряхнула противень. – Может быть, это и предубеждение. Все равно. Когда люди черпают силы для вдохновения в глубине своей души, их силы очень истощаются. Вы понимаете?

Алекс ответил:

– Разумеется. И не без причины. – Он выскочил из-за стола и достал из буфета томатный соус. – Если вы выливаете мысли и идеи, то мозг пустеет.

Себастьян кивнул, а Кэти задумчиво проговорила:

– Когда играешь на сцене, то происходит совсем по-другому. Сначала нужно себя опустошить, а потом наполнить.

Мэг с удивлением оглядела их. Все они сидели и кивали, как старички. Но они были лишь дети талантливых родителей.

Она поставила блюдо на стол. Кивание прекратилось и вместо него началась обычная ребячья возня.

– Гренки! Мы их сто лет не ели!

Как ни странно, несмотря на все случившееся, на то, что наверху лежал больной и разбитый Питер, она рассмеялась. Кэти порывисто прижала к себе ее руку.

– Мы ведь счастливы, правда, тетя Мэг?

– Правда. Себастьян заявил:

– Единственное плохо, что мы не можем все вместе оказаться в одном месте, да? Бабушка никогда не уедет с Артемии, поэтому нам предстоит отправиться туда всем вместе. Мама с папой, и ты с дядей Чарльзом, и малышка Эми и мы…

Кэти решительно возразила:

– Этого не может быть.

Алекс энергично уминал гренки, подкладывая их себе с блюда.

– Да это и неважно. Потому что ма и тетя Мэг все равно связаны. – Он покосился на маленькую Эми. – Можно дать ей, тетя Мэг? Она сама тянет ручку.

Мэг сказала:

– На самом деле она пытается поймать полоску света. И мне кажется, она еще маловата для такой пищи.

Миранда не позвонила. Когда дети улеглись, Мэг снова позвонила мисс Пак. Но у мисс Пак не было сведений о Миранде. Она сказала, что звонила привратнику в Уэймуте, где труппа давала представление «Сна», и оставила такое срочное послание, что была уверена: вот теперь-то Миранда не может не проявиться.

– Знаете… ее муж очень болен. Он отказывается показаться доктору. Я просто не знаю, что делать.

– Так покормите его, миссис Ковак. От Миранды все равно на кухне толку мало, и всякий раз, когда я встречала ее муженька, он казался мне чересчур уж тощим. Уверена, что теперь-то он попал в заботливые руки.

– Да, но…

– Клянусь, после вечернего представления она перезвонит. Я передам ей все, что вы сказали.

И Мэг пришлось довольствоваться этим. А ей так хотелось пораньше лечь спать! Она долго просидела у телефона, глядя на стены. Если бы можно было позвонить Эми! Как ей хотелось услышать озабоченный, нетерпеливый голос, безапелляционно диктующий ей, что делать. Она утомленно поднялась и подошла к столу, собираясь написать ей. Но донесшиеся сверху звуки заставили ее поспешить в детскую: ей показалось, что Эми поет во сне. Мэг передвинула кроватку и собственную постель перенесла в бывшую кухню в конце столовой, давно превратившейся в кабинет. Почему-то ей не хотелось спать на том же этаже, что и Питер. Однако она вновь поднялась наверх и взглянула на всех спящих. Дети, разметавшись в своих постельках, спали. Питер тоже не двигался. Он подтянул колени к самому подбородку и вытянул руки, словно отражая невидимого врага. Она низко нагнулась, чтобы услышать его дыхание. Оно было слабым и ровным. На секунду она похолодела от ужаса, решив, что он может умереть ночью.

Она спустилась вниз и разложила на столе бумагу и конверты. Но потом вернулась к телефону и набрала номер в Сассекс Гарденс. Она пододвинула к телефону кресло и опустилась в него, слабея при мысли о разговоре с Чарльзом. Ей совсем не хотелось вываливать на него весь этот кошмар, но решение было принято, и предстояло теперь выслушивать упреки.

Наконец набор закончился, и телефон зазвонил в квартире. И продолжал названивать. Она принялась считать и, досчитав до тридцати, очень медленно и осторожно повесила трубку.

Она внезапно попала в капкан. Она не может уехать из Кихола, не может покинуть «Рыбный домик», пока кто-нибудь не приедет. И она не сможет рассказать Дженис, или Билли Мейджеру, или даже милому старине Артуру Баурингу о том, что случилось. На мгновение ею овладела паника. А потом, заставив себя успокоиться, она принялась писать.

Миранда не позвонила, и в пустом доме на Сассекс Гарденс тоже напрасно раздавались гудки.

Мэг изо всех сил старалась, чтобы сложившееся невозможное положение казалось нормальным, и временами, особенно за едой, ей приходилось почти уговаривать себя. В конце концов она заявила Питеру, что он вполне может спуститься из спальни в гостиную, где в конце концов, лежа на софе, он смог бы смотреть с детьми телевизор. Он слабо подвигал головой, отказываясь.

– Питер, по крайней мере иди прими ванну, – сказала Мэг. – Все-таки не придется спускаться.

– Незачем, – произнес он бесцветным голосом, который вошел у него в привычку после его лицедейских «признаний».

Она резко возразила:

– Нет, есть зачем. Рано или поздно тебе придется самому заниматься хозяйством. К тому же для меня это означает вечную беготню с твоей едой!

Он слабо вздрогнул:

– Мне не нужна еда, Мэг.

– Ты должен есть, Питер. Тебе нужно поправляться.

– Зачем? Все, что мне нужно, это быть с тобой, а если я поправлюсь, ты уедешь.

– Я не уеду, пока не вернется Миранда.

– Она не вернется, Мэг. Я больше не нужен ей. К тому же она актриса.

– А ты – художник.

Она приподняла его и подложила ему под спину подушки, заставив его сесть. Несмотря на его собственное нежелание, выглядел он хорошо. И что бы он ни говорил о нежелании есть, теперь он прекрасно уплетал все, что она ему приносила. А ведь первые сутки ей пришлось кормить его с ложечки.

В этот вечер он спустился вниз и вместе со всеми посмотрел телеигру. К несчастью, впечатление, которое он произвел на Эми, было кошмарным: она пронзительно завопила, едва увидев его, и отказалась идти на руки к кому-либо, кроме Мэг. И это было отличном поводом, чтобы оставить их одних в большой гостиной и целый час провести с Эми, купая ее и готовя ужин.

В воскресенье вечером, понимая, что теперь для нее наступила относительная передышка, Мэг позвонила Чарльзу. И снова безуспешно. Она набрала номер Глэдис Пак, но там тоже не отвечали. Глэдис наверняка была в церкви; но так же наверняка Чарльз никак не мог там находиться.

И вот это их странное совместное домовничество протянулось еще на неделю. Билли забирал детей, и, когда Мэг укладывала Эми для предобеденного сна, в кухне появлялся Питер и бродил, словно призрак, что-то разыскивая. Мэг чувствовала, что нервы ее вот-вот не выдержат. Она думала, что сумеет выкинуть из головы мысли о его «признании», но явный страх Эми при виде ее физического отца опять воскрешал их разговор в памяти Мэг. Теперь она уходила на утреннюю прогулку часом раньше и не возвращалась до тех пор, пока не видела едущий вдоль гавани старенький автомобильчик Билли. Она злилась на Миранду, Питер выводил ее из себя.

Ситуация была смехотворно нелепой и тем не менее чреватой катастрофой.

В пятницу утром она как бы между прочим сказала детям:

– Я подумала, что нужно завтра съездить с Эми в Плимут. Если я все же уеду, вы должны позаботиться о своем отце, присмотреть, чтобы он все съел.

Себастьян тут же спросил:

– А ты вернешься?

И прежде чем она отважилась соврать ему, Кэти быстро сказала:

– Разумеется, вернется, болван! Она только съездит посмотреть, как играет Миранда.

Алекс презрительно фыркнул.

– Ma сейчас в Уэймуте, ты опоздала на целый месяц! – И он подмигнул тетке – былая самонадеянность вернулась к нему, когда экзамены успешно завершились. – Мы приглядим за ним. Спокойно, с вами великий Алекс!

Иногда ее поражало, как они, все трое, такие порой чуткие, бывают глухи к окружающим. Когда Билли зашел за ними, она заказала машину на завтрашнее утро до вокзала в Пензансе. Потом она стояла в дверях с Эми на руках и махала им, чувствуя, что дела наконец пошли на поправку.

Питер испугался.

– Мэг, пожалуйста… ты не можешь снова бросить меня!

– Но и так, конечно же, все не может оставаться!

Он ее действительно раздражал; она вконец измучилась. Она всегда верила в гениальность Питера – и сейчас ничуть не меньше, – но из истории искусств она знала, что с гениями невозможно жить.

Он попросил:

– Пожалуйста, сядь. Давай поговорим.

– Питер, когда Эми засыпает, мне приходится мыть, стирать, гладить, готовить. И так два часа. Да и достаточно мы уже наговорились. Даже чересчур.

Он ничего не ответил, но когда она пошла убрать его постель, та оказалась уже застелена, пол в комнате подметен, в ванной тоже чисто. Он появился, когда она кормила Эми, и сел поодаль, чтобы малышка его не видела; вид у него был как у непослушного школьника. Она отказалась играть в эту игру, перестелив белье Эми и уложив ее на свежие простынки, не проронив ни слова. Когда он наконец заговорил, Эми продемонстрировала, что давным-давно знает, что он в комнате, но ей это все равно.

– Можно мне пойти гулять с вами сегодня? Мэг посмотрела на него и не выразила согласия.

– Думаю, что прогулка тебе не помешала бы, но… Он мягко перебил ее:

– Эми не возражает. Я побеседовал с ней, пока она спала.

Мэг едва справилась с потрясением, которое она испытала от этих слов.

– Неужели ты думаешь, что я могу навредить ей, Мэг? – воскликнул он.

– Разумеется, нет!

– Видишь ли, я думал, ты поймешь. Про Мередита. Я хотел рассказать тебе прежде, чем я узнал об Эми. Потому что я думал, ты поймешь.

– Я понимаю. Конечно, понимаю.

– Тогда разреши мне погулять с вами. Ты, я и Эми.

– Ладно. – Но нежелание все же просквозило в ее голосе.

Он взялся за ручку коляски, и Эми не выразила неудовольствия. Они прошли вдоль Воскресной улицы, поднялись наверх, затем пошли по тропинке на верх утеса. От нее ответвлялась дорожка, ведущая к «Проспекту Вилла».

Очень тихо она произнесла:

– Думаешь, стоит идти туда, Питер?

Он не сразу ответил, но когда они дошли до поворота, он остановился и посмотрел на нее.

– Тебе решать. Но вспомни, ты всегда уклонялась от того, чтобы прямо посмотреть в лицо происходящему. Но ты вернулась однажды в «Рыбный домик» ради Миранды, и постепенно он стал для тебя вторым домом. Прошла сердечная боль. Ради Миранды, неужели я не могу снова прямо взглянуть на «Проспект Вилла»?

– Я… не знаю. А ты не можешь пойти один?

– Нет. Извини, но нет. Ничего, мы взберемся на верхнюю дорогу.

– Да. Это для тебя ничего. – Она повернула налево. – Пойдем. Ради Миранды же.

Она бесстрастно зашагала по грунтовой дороге. Шла уже вторая неделя мая, но погода, вообще капризная в этом году, стояла на редкость славная. Она взглянула на широкую гладь бескрайнего Атлантического океана, и ей вдруг страстно захотелось оказаться на Артемии.

Они подошли ко входным воротам, покосившимся и обветшавшим. Казалось, и дом тоже разваливается. Ползучие ветви ежевичника скрывали нижние окна, а шиферная крыша вся продырявилась.

Питер, споткнувшись, замер, глядя на дом. Мэг приблизилась вплотную к коляске и взяла Мэг за ручку. Малышка счастливо залепетала, не ведая о происходящем.

Наконец Питер произнес:

– Отлично. А теперь пойдем по лестнице вниз.

– Мы не сможем спустить коляску по этим крутым ступенькам, Питер.

– И не надо. Я понесу Эми.

Он откинул одеяльце, вынул ее и прижал к себе покрепче. Она посмотрела на мать и, словно все поняв, потянулась к морю. Питер направился по «привратному спуску» к бухте Ланна. Мэг волей-неволей следовала за ним, по-настоящему испуганная. Дорожка была еще более отвесной, чем та, что вела к бухте Барана, да и Питер не обладал силой Чарльза. Да и его ответственностью тоже. Ее стремление на Артемию превратилось постепенно в стремление к Чарльзу.

Но ничего страшного не случилось. Питер положил Эми очень нежно на сухой песок под отвесной скалой и опустился с ней рядом. Она для начала подпрыгнула, потом набрала горсть песку и раскидисто швырнула его.

Он рассмеялся.

– Ты только погляди на нее, Мэг. Как она очаровательна, правда?

Мэг тоже присела. Она неуверенно сказала:

– Да.

– Ты не забыла, что это наш общий ребенок?

Мэг не ответила. Перед ее мысленным взором по-прежнему стоял Чарльз с Эми на руках. Чарльз, которому можно было верить до скончания века.

Он продолжал:

– Я никогда этого не забуду. Я не должен забывать. Я думал, что я и буду помнить только, как Мередит убил мое дитя, но потом… вот мы стоим тут, внизу, и я положил сюда Эми… я понял, что у меня есть еще ребенок. Еще одна дочка. Я не должен забывать этого, Мэг.

Мэг сидела, низко опустив голову. Она тяжело глотнула. Он сказал:

– Не плачь. Все хорошо. Я знаю, что ты меня не любишь. Я и сам не могу объяснить, что произошло между нами… той ночью. Может, все было именно так просто, как говорит Миранда, и мы просто должны были оказаться друг с другом, вырвавшись из обыденного порядка вещей.

Она взглянула на него. Как будто все возведенные ею заслоны вдруг исчезли перед его неожиданным немыслимым усилием рационально истолковать иррациональное. Она и забыла, что, помимо гениальной одаренности и безумного темперамента, он обладал еще и мужеством. Оказалось, как просто сломить ее временное, суетливое сопротивление, просто лишив ее страха, такого беспричинного. И она заставила себя честно признаться:

– Я любила тебя. И тогда, после… до Артемии… Я хотела быть с тобой. Очень хотела.

– Ах, Мэг. – Лицо его прояснилось. – Спасибо, что ты сказала это. Спасибо тебе.

Они опять помолчали. Эми перевернулась на живот и теперь неистово барахталась в мягком песочке. Питер смеялся.

– Нет, ты только посмотри. Да она пойдет буквально на днях.

Мэг откашлялась.

– Она еще слишком маленькая. В моей книжке о ребенке…

Он засмеялся снова.

– Ах, Мэг! Да Кэти пошла в семь месяцев!

– Прости, – сказала она. – Я и забыла, что ты опытный отец. – Их глаза встретились. – Прости, я не то хотела сказать…

– Я знаю, что ты хотела сказать. – Он дотянулся до резвящейся девчушки и взял ее за ручку. – Мэг, мы были вначале столь добрыми друзьями. Пока я не попытался заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Прости меня.

Она отчего-то улыбнулась чему-то своему.

– На Артемии Эми – то есть Эми Смизерс – называла нас Обществом Взаимного Восхваления. Ты и я сейчас напоминаем Общество Постоянно Извиняющихся!

– Да. Боюсь, что мы так и останемся навсегда виноватыми. Сплошные сожаления.

Она пожала его пальцы.

– Нет. Мы не должны. Сожаления бессмысленны, губительны. Мы должны преисполниться… благодарности. Мы столько получили, Питер. Несмотря ни на что, мы очень много приобрели. Больше, чем то, с чего мы начинали!

Он сидел, размышляя.

Она настойчиво продолжала:

– Я благодарна тебе за Эми. Следовательно, я должна быть благодарна тебе за ту ночь. Не так ли? Как обычно говорит Алекс – само собой разумеется.

– Думаю, что так.

Она еще крепче сжала его руку.

– Может быть, я могу быть благодарна даже… дядюшке Седрику. Тебе Миранда рассказывала о дядюшке Седрике?

– Да. Он стал причиной того, почему Мередит оказался на первом месте.

Мэг этого не поняла.

– Разве? Нет, он был причиной того, что я не смогла поговорить с тобой много лет назад. Я даже думаю, что именно поэтому я навязалась тебе в прошлом году.

– Мэг! Ты мне не навязывалась! Она улыбнулась:

– Почти.

Эми, подогнув коленку, проползла несколько дюймов. Они захлопали в ладоши, и она радостно завопила. Питер очень тихо произнес:

– И вот поэтому-то я и убил человека, Мэг. Я просто не знаю, как мне жить с этим.

Она все же очень надеялась, что он уже нашел выход. Простых ответов она не знала и потому смирно сидела, стараясь думать обо всем настолько логично, насколько могла.

Наконец она сказала:

– Я и впрямь думаю, что тебе следует признаться Миранде. Иначе этого не вынести. Думаю, что тебе надо все рассказать ей. Видишь ли, Питер, Миранда именно так бы и поступила. Это… это в ваших характерах.

– Но, Мэг, ты же знаешь, на кого я сейчас похож. Она тут же решит, что я сошел с ума. Это заставит ее вернуться домой. Но я не хочу этого. Именно сейчас она идет своим путем.

– Да все будет совсем не так. Она увидит, как отчаянно ты нуждаешься в ней. – Она отбросила его руку, и взгляды их скрестились. – Слушай. Она должна вернуться домой, Питер. Из-за детей. Я уезжаю. Действительно уезжаю.

– О Боже…

– Тебе нужна Миранда. Не я. Я лучшая хозяйка, чем Миранда, но это вскоре начнет тебя раздражать. Тебя домашнее хозяйство волнует не больше, чем Миранду. А она – о, она знает все о жизни чувств. – Она улыбнулась. – Единственный раз, когда я жила чувством – это когда мы были связаны с Мирандой пуповиной. – Она, пожав, отпустила его руку. – Ты должен разделить это с нею. Она единственный человек, который сможет правильно все понять.

Он немного подвинулся, чтобы у Эми было больше простора.

– Мэг, эта моя болезнь… она по-настоящему началась, когда я увидел Эми и понял, что это моя дочь. Если ты уедешь, Эми уедет с тобой.

– Да. И это единственный выход.

– Я… я не думаю, что смогу вынести это.

– Вынесешь. Миранда большую часть возьмет на свои плечи. Эта-то боль как раз боль Миранды.

Он опять беспомощно пробормотал:

– О Боже…

– Миранда очень сильная. И она видела Чарльза. Она знает, что он отличный отец.

– Пожалуйста, Мэг…

– Это правда.

– Но вы не любите друг друга! Как сможет Эми расцвести?

Она поднялась и взяла на руки Эми.

– Думаю, что ты прекрасно видишь, что она цветет, Питер. – Она заслонила глаза от нестерпимого блеска солнца и воды. – Похоже, прилив заставляет нас покончить с этими разговорами. А коляску мы заберем позже.

Он вскочил на ноги.

– Мэг, не опускай снова заслонки! Ну я виноват! Разумеется, Эми цветет… я не то хотел…

Она пошла по берегу, а когда они обогнули мыс, она обернулась:

– Питер, я на самом деле люблю Чарльза.

Она с трудом тащилась через лужи, пробиралась между лодками, а наверху, у стены гавани, притормозил Билли Мейджер, и трое старших детей выскочили из машины и посыпались вниз, радостно махая им руками.

Она решила, что Эдвард Брэкнел. наверное, старше Евы Ковак, а это значило, что ему около восьмидесяти. Она попыталась назначить ему свидание у него дома, но дома он встретиться с ней не смог и на следующее утро встретил ее на станции Сент-Дэвидс.

Он церемонно чмокнул ее и лучезарно улыбнулся Эми.

– Какое прекрасное имя, Маргарет! Я виделся с твоей матерью всего несколько раз, но в ней было что-то… веселое, радостное.

– Миранда пошла в нее.

– Да. В Миранде тоже это есть, но разбавленное злостью. – Он беспомощно потоптался, пока она раскладывала прогулочную коляску, затем сам, как ребенок, схватился за ручку. – Нас ожидает такси, милочка. Я думаю, мы могли бы слегка пообедать где-нибудь, а потом немного прогуляться.

– Чудесно, – с сомнением произнесла она, думая о режиме Эми.

Но Эми с приязнью отнеслась к мистеру Брэкнелу, бесцеремонно схватив его шляпу за поля.

– Это зачем она так делает?

Он был изумлен, но и польщен.

– Видите ли… – Она разжала пальчики Эми и усадила ее в такси. – Ее бабушка на Артемии носит такую же шляпу. Я только думаю…

– Ее бабушка?

– Мисс Смизерс. Я должна сказать…

– А, та леди, которая стала владелицей острова. – Теперь очередь изумиться настала для Мэг. – Ваш муж упоминал о ней, когда мы встретились на Пасху.

– Вы виделись с Чарльзом на Пасху?

– Гм… да. По вопросам завещания.

Мэг помолчала. Она-то считала, что у Чарльза есть свой адвокат, вероятно, тот же самый, что вел дела Евы Ковак. Но она сочла за благо не расспрашивать мистера Брэкнела.

Вместо этого она, поддразнивая, спросила:

– Я думала, что вы на пенсии.

– Только иногда я захожу в офис и сую нос в дела! – Он хихикнул. – Люблю посмотреть, как начинают дрожать другие партнеры! Иногда я понимаю, что чувствовала Миранда, когда отдала мне сырой бифштекс!

Байка о нетронутом бифштексе была закончена как раз когда они подъехали к отелю у моря и вышли из такси.

– Я называю это «приемом гаечного ключа» Миранды, – сказал он, сдавая в гардероб свои пальто и шляпу. – Она улыбается и швыряет его – гаечный ключ – прямо в механизм.

Мэг мрачно кивнула. Не тем же ли самым занималась Миранда и сейчас – скрываясь где-то и заставляя ее присматривать за Питером?

Они сели за столик у дверей, потому что тут нашлось место, где они поставили коляску. После тарелки ресторанного куриного бульона Эми вполне удачно задремала, посасывая большой палец. Мистер Брэкнел умиленно склонился над ней.

– Совсем недавно вы с Мирандой были такими же, моя милая, а теперь обе уже матери. – Он улыбнулся. – Я пришел в восторг, услышав о твоем замужестве. Правда – Он немного робко кивнул. – Надеюсь, у вас будут еще дети, Маргарет. Ты так похожа на свою тетку. А она могла бы стать чудесной матерью.

Мэг, едва сдерживая слезы, сказала:

– Она и была чудесной матерью. Если только…

– Знаю… знаю, – быстро заговорил он, все еще не в силах примириться с преждевременной смертью Мэгги. – И все же… Займись рыбой и оставь местечко еще и для пудинга. У них тут готовят потрясающие пудинги. Когда мы с Седриком приезжали на побывку во время первой мировой войны, мы всегда обедали с ним здесь. Господи, как мы объедались сосисками, рыбой и, главное, пудингами!

Мэг улыбнулась, вспомнив, что рассказывала про те давние времена Ева. Она быстро подсчитала… да, ему было восемьдесят, даже, может быть, больше. Она спросила его, как он проводит свои дни, и он принялся беспечно расписывать свою жизнь, и это почему-то показалось ей трогательным.

– Здесь хороший уход, душенька! – засиял он. – Уход за каждым, а в мои годы это так важно! Ты знаешь, все очень неплохо: ежедневные прогулки, какая бы ни была погода – взглянуть на море, да и вообще, для того чтобы убедиться в правильности метеорологических прогнозов. Каждую неделю поход в театр – разумеется, это ведение Миранды. Прогулки по художественным выставкам – это уже твое ведение. Я еще заглядываю в офис. Обед в клубе. Да я еще по-прежнему в правлении школы в Стэпле.

Там как раз преподавала тетя Мэгги. Мэг ласково улыбнулась ему.

– Мы должны вас благодарить за столь многое – мы ведь даже не обо всем и знаем.

– Ерунда. После смерти Мэгги остались вы, две девчушки, вы помогли мне жить дальше. – Он подозвал официанта. – Я не так уж хорош при близком общении – так ведь теперь говорят, правда? Мы с Мэгги… никогда не сближались. Но я всегда о вас думал. И на расстоянии я совсем не плох.

Он расспросил про пудинги и повернулся к ней, предлагая заказать рисовый.

– Это он только так жутко скучно называется, а на самом деле это самый вкусный домашний пудинг. И самый настоящий. Мускатный орех, вкус топленых сливок, нежнейший.

Мэг кивнула. Она не могла говорить. Она чуть было не сказала ему, как возможно было близкое общение – какое установилось у тети Мэгги с ее племянницами, как у нее с Эми Смизерс. Но что это значило теперь? Он был по-своему счастлив, да и теперь не горюет.

Она задумчиво произнесла:

– Как по-разному можно быть счастливым.

Эми спала, и завтрак их затянулся до двух часов. Его обеспокоило то, что она собралась ехать в Лондон нынче же вечером.

– А как ты управишься с ребенком? Такое долгое путешествие.

– В четыре отходит поезд. В девять он приходит на Паддингтон. Я возьму такси, оно довезет меня прямо до дверей. Или прогуляюсь.

– А твой муж тебя встретит?

– Его нет. Дела.

– Тогда, пожалуйста, Маргарет, возьми такси. Я читал такие ужасы о ночном Лондоне.

– Возьму непременно.

Но он продолжал волноваться.

– А Питер Сноу? Ты же сказала, что он болен. Он сумеет присмотреть за детьми?

– Будут присматривать друг за другом в выходные. Я хочу, чтобы к понедельнику Миранда вернулась.

– Миранда? – Он удивился. – Но она на гастролях – они представляют «Сон в летнюю ночь». Я думал, ты знаешь.

Мэг откинулась на спинку стула и принялась тщательно расправлять салфетку.

– Именно поэтому я и хотела с вами встретиться. Я уже две недели не могу с ней связаться. – Она перевела дух. – Мистер Брэкнел, она обязана вернуться домой. Я сказала вам, что Питер не совсем здоров. У него было – а может быть, есть и сейчас – сильнейшее нервное расстройство.

– Великий Боже! – Старичок даже подпрыгнул. – Когда мы с ним встречались – прошлой осенью, – он казался таким славным парнем. Был совершенно уверен, что Миранда должна воспользоваться приглашением труппы «Третейский судья».

– Он и сейчас уверен. Ей следует сломить эту непреклонность.

– Ну… ты можешь связаться с ней через мисс Пак в Эксетере – это ты знаешь.

– Я оставила для нее кучу сообщений. Она мне не перезвонила.

– Может быть, ты недостаточно ясно выражалась?

– Я просто сказала, что он болен. Но даже мисс Пак решила, что, если его хорошенько подкормить, он выздоровеет. – Она вздохнула. – Честно говоря, ему гораздо лучше, так что в каком-то смысле она была права. Но это… как рана, которая затянулась, но не перестала болеть. – Она покачала головой. – Я не могу рассказать подробнее, мистер Брэкнел. Слишком многое произошло между нами за последние годы…

Он перебил ее:

– Другими словами, Миранда знает, что малышка Эми – дочь Питера. И она расчистила поле.

Она опустила глаза и через некоторое время просто сказала:

– Да.

– А ты этого не хочешь.

– Нет. – Она подняла глаза. – На самом деле я никогда этого не хотела. Я вроде вас. Общение на расстоянии.

– Я… понимаю. – Он, задумавшись, умолк. Потом произнес: – Маргарет, а может быть, между Мирандой и Питером действительно все уже кончено? Если бы ты была уверена, что это так, это что-нибудь изменило бы?

– Нет, – тихо, хотя и твердо произнесла она.

– Я рад. – Он улыбнулся. – Мне нравится Чарльз Ковак. – Не дожидаясь, что она скажет в ответ, он продолжал: – У меня есть адрес Миранды. Думаю, ты можешь написать ей. Хотя я полагаю, что это пустая затея.

– Нет. Есть вещи – и это что-то очень серьезное, – из-за которых им просто необходимо быть вместе.

– А как же «Третейский судья»?

– Подождет. Для труппы останется еще куча времени.

– Никогда не слышал, чтобы ты рассуждала так решительно.

Наконец улыбнулась и она.

– А я раньше никогда не чувствовала себя такой уверенной.

– Я могу дать тебе ее номер телефона, – предложил он. – Можешь позвонить прямо завтра. Тогда в воскресенье наверняка сможешь поймать ее.

– Спасибо. Спасибо вам, мистер Брэкнел.

Он проводил ее на вокзал Сент-Дэвидс, уже на другом такси, и, высунувшись из окна поезда, она помахала ему, потом взяла за ручку Эми и помахала ею тоже. Затем они уселись поудобнее, и, глядя на пролетающие за окном окрестности, она впервые после отъезда Чарльза из Кихола почувствовала некое удовлетворение.

Однако позже, спустя пять часов, наконец оказавшись в квартире и пытаясь в ней заново обжиться, она почувствовала, что ее оптимизм значительно поубавился. Свет горел, и из кухни доносился гул холодильника, но кругом лежал толстый слой пыли и стоял затхлый запах.

Эми давно было пора в постельку, и она капризничала; Мэг усадила ее на пол, а сама тем временем включила отопление, положила электрообогреватель в детскую кроватку. Эми перевернулась со спины, подползла к софе и с ожесточением пыталась взобраться на нее, плача от огорчения. Мэг обнаружила остатки сухого молока и кое-как смешала его с детским питанием; сквозь шум миксера она разговаривала с Эми – сначала терпеливо уговаривая ее, затем перейдя на более серьезный тон.

– Я ведь тоже смертельно устала, но ведь я не повышаю голос и не жалуюсь, правда?

Эми выпрямила ножки и перекувырнулась через согнутую руку Мэг.

– К тому же… – Мэг твердо перехватила ее тельце. – К тому же я знаю массу того, о чем ты даже не догадываешься. Не только то, что невозможно выйти на связь с твоей теткой, но и то, что твой отец – прости, отчим – чего ты, впрочем, тоже не знаешь – исчез неизвестно куда. – Она перелила взбитую смесь в бутылочку; при этом половина вылилась на стол. Одной рукой она натянула на бутылку соску. – Итак. Дело в том, что… – Она другой рукой перехватила Эми и усадила ее к себе на колени – так, как это делал Чарльз. Малышка вцепилась в соску. – Вопрос в том, – громко произнесла Мэг в звенящей тишине, – уехал ли он в поисках лучшей доли? Иными словами, не надоели ли мы ему? Не бросил ли он нас?

Она улыбнулась Эми, которая насосалась уже настолько, что оторвалась от бутылочки, чтобы улыбнуться в ответ. Это должно было вполне успокоить Мэг, но не успокоило ее.

– Видишь ли, Эми… Малышка Эми… если он отправился на Артемию, то я же ведь не могу тоже полететь туда, правда? Но я уже не могу отправиться и в Кил. Значит, получается, что мне совсем некуда податься. Потому что и эта квартира тоже не моя. Это квартира Евы.

Эми перестала сосать и радостно захрюкала.

– Ах, конечно, у меня есть ты, моя радость. Это я знаю.

Когда бутылочка оказалась пуста, Мэг переодела Эми и уложила ее в теплую постельку. Когда Эми довольно принялась сосать палец на ноге, Мэг продолжила:

– Видишь ли, Эми, дорогая моя, я ведь только что поняла, что я люблю Чарльза. Вероятно, я потеряла его, но я люблю его.

Она выключила свет и тихонько вернулась. Затем спросила пустую темную гостиную:

– Смешно, правда?

Уже поздно было звонить Питеру, поэтому она тоже отправилась в кровать. И она, и Эми спали на удивление крепко.