В 1981-м состоялась королевская свадьба и повторились торжества 1977 года. Казалось, Питеру они даже нравились. Теперь он был постоянным членом спасательной команды. Он больше не рисовал портретов; три морских пейзажа, созданных им, были встречены очень бурно.

Когда в сентябре и Себастьяна зачислили в Труро, Питер настоял, чтобы все трое детей жили там в пансионе, а Миранда могла бы вернуться на театральный сезон в труппу.

Этой зимой труппа впервые повезла свой обычный шекспировский репертуар в центральные графства, где была новая, оказавшаяся очень отзывчивой аудитория. Когда начались рождественские представления для детей, большинство актеров смогло отдохнуть; Оливер и Олвен поехали на рождество к Глэдис Пак, а Зоя и новичок по имени Джек Старджес отправились в Кихол с Мирандой. Дети приезжали к Питеру на выходные, а по будням он очень много работал. Когда случался перерыв, он отправлялся в клуб спасателей. Готовила ему и убиралась у него Дженис.

Миранда заключила его в объятия со всей силой прежней страсти.

– Ты выглядишь куда лучше, мой дорогой! – Голос ее стал выше, его модуляции явно напоминали о том, что она только что сошла с театральных подмостков.

Он привлек ее к себе, пряча лицо в ее волосах и закрывая глаза, вдыхая такой знакомый запах.

– Мне правда лучше, – убежденно подтвердил он. – А ты… ты просто восхитительна! В тебе появилось что-то особенное – какая-то сдержанность, даже что-то таинственное…

– Ах, ты ли говоришь о таинственности! – Но она была польщена и обрадована. – Но откуда ты знаешь? Что, были какие-нибудь рецензии, которые я пропустила?

– Я дважды ездил смотреть, как ты играешь, – признался он.

Она была поражена.

– Любимый, но почему ты не сказал? Где ты был? И в какие дни? Ах ты Боже мой…

– Шшшш… – Он рассмеялся, как и всегда смеялся над ее извержениями. – Когда пойдем спать, я тебе все расскажу.

Она какое-то мгновение пристально глядела ему в глаза, но ничего в них не увидела и просто поцеловала его в щеку, затем кинулась оглядывать кухню. Дженис кое-что переставила по-своему, постелила новую скатерть, заставила широкие подоконники цветами. Раньше Миранда живо все вернула бы на место, но не сейчас. Ее все восхищало. Зоя спустилась из отведенной ей комнаты и заявила, что Кэти – прирожденная актриса. Захохотав, Питер сказал:

– А то мы не знали! – И Миранда снова обняла его. Ему было лучше.

Такие вечера Миранда особенно любила: вокруг стола собрались люди, радостно возились дети, гости, разнеженные домашним уютом, веселились, наперебой делали комплименты Миранде, а Дженис готовила и подавала на стол. Потом Зоя и Джек вместе с ней отправились в «Костгад», и Миранда смогла полностью сосредоточиться на детях и выслушать все их новости.

К ее удивлению, Себастьян с первых же дней легко обжился в Труро.

– Это потому, ма, что я умею рассказывать всякие истории, – сообщил он. – Я ведь как тетя Мэг, понимаешь. Прошлым летом она здорово научила меня сочинять. Описание, потом что-то происходит, и снова описание.

– Мы на прошлой неделе повидались с Мэг, – сказала Миранда. – Она приезжала в Бирмингем, и мы целый день провели вместе.

Кэти спросила:

– А она передала для нас подарки?

– Да. А я отдала ей ту штуковину для плавания, которую вы передавали Эндрю.

– Как дела у Эми в школе? Она не хотела идти туда. Мне она заявила, что хотела бы всегда жить с нами.

– Ну, у нее все отлично. И как-нибудь на днях тетя Мэг привезет ее сюда. – Миранда была уверена, что Мэг никогда не решится привезти Эми или Чарльза снова в Кихол, но ведь все меняется. Должно быть, время и впрямь все лечит.

– А как поживает Эндрю? Миранда улыбнулась:

– Разумеется, его захватила Магда. Со стороны может показаться, что это ее сын. Она премилая старушенция – похожа на героинь довоенных фильмов.

Алекс, долговязый и очень серьезный, дождался, пока Кэти не ляжет, а Себастьян не отправится в ванную, и только тогда заговорил невероятно низким, хриплым голосом:

– Мам, вы с тетей Мэг никак не могли поссориться, это ясно. Значит, тетя Мэг не выносит па?

Она перестала стелить постель Себастьяну, подняла на него глаза. Она ждала этого вопроса, тем более что Алекс был умницей и всегда особенно близок к Мэг. Она покусала верхнюю губу, поправила волосы, наконец сцепила пальцы.

– Да нет, тут совсем другое, сынок… Просто… когда папа был очень болен, он не различал нас с Мэг. И Мэг подумала, что лучше было бы… не смущать его больше.

Все прозвучало очень просто. И это было правдой. Убежденная собственными словами, она улыбнулась.

– Теперь папе лучше. Я уверена, что недалек тот час, когда у нас все пойдет, как в старые добрые времена.

Алекс проницательно заметил:

– А как же дядя Чарльз?

Миранда откинула волосы, отчасти теряя уверенность.

– Ну что ж… Я просто не знаю, Алекс.

– Прости, ма. Но, как ни жаль, Мэг не захочет приехать без него. А двум ее детишкам здесь было бы так хорошо. Да и с дядей Чарльзом жить здорово.

Миранда поспешно вернулась к незастеленной постели.

– Да. Я думаю, ты прав. Уверена, что прав, – сказала она.

Питер прижал ее к себе крепко-крепко, словно не позволяя ей больше никуда уходить, но и только.

– Видишь ли, Миранда… – Он целовал ее волосы, глаза у него были закрыты. – Я хочу… чтобы ты делала свое дело. С тех пор как умер Брет Сент-Клэр и я увидел, что это значит для тебя, как для меня живопись… Я бы умер, если бы не смог рисовать.

– Да, я знаю, дорогой. – Она обвила его руками. В нем говорил здравый смысл, но такой хрупкий, такой уязвимый.

– Уже с тех пор я хотел, чтобы ты вернулась в театр. Я чувствовал… ты знаешь, что… ты знаешь…

Она тихо произнесла:

– Джон Мередит?

– Да. Я чувствовал, что это вроде обмана. Я говорил и Мэг, но я хотел, чтобы она осталась здесь. Я хотел, чтобы ты продолжала играть, и все же…

– Питер, лучше всего то, что произошло. Эти четыре последних года были чудесные. Мы наконец-то действительно узнали друг друга.

Он вновь поцеловал ее в волосы.

– Мы старые, добрые друзья, Миранда, – шепнул он.

– Да. И как старые добрые друзья, мы должны доверять друг другу. Правда?

– Ну конечно!

– Значит, если я после этого тура вдруг решу вернуться домой, ты думаешь, это будет хорошо для меня?

Он не отвечал. Она повернулась в его объятиях, чтобы взглянуть ему в лицо, но он потянулся за ней и выключил свет.

– Отлично. Я тебе поверю, – сказал он.

– Спасибо, любовь моя.

Она поцеловала его в губы и положила его голову себе на плечо, как часто делала в эти четыре года. Когда он затих в ее объятиях, она смежила глаза и постаралась заснуть.

В июле следующего года Эми Смизерс сложила свои инструменты в тот самый деревянный сундучок, в котором привезла их из Афин в тридцатые годы, почистила и убрала как можно тщательнее оставшиеся неиспользованными камни и устроилась в своем ветхом раскладном кресле на плато. Там и обнаружил ее Спиро на следующее утро, явившись прибраться в саду к приезду семейства Коваков. Должно быть, она умерла еще вечером, возможно, сразу же после захода солнца, когда настала холодная ночь. Она казалась совершенно счастливой.

Чарльз и Мэг, оставив детей на попечение Магды, вылетели немедленно. Они нашли оставленное им письмо и приготовили все к самым тихим на острове похоронам. Она успокоилась в своем садике среди обломков камней, из которых она высекала фигуры столь долгие годы. На ее могиле установили то самое мраморное изваяние, в котором в 1977 году она изобразила себя и Еву Ковак.

Печаль Мэг была горше и мучительнее всего, что она переживала раньше. Еще год назад Чарльз закончил свою книгу, и, прочтя ее, она узнала об Эми, возможно, больше всех. Чарльз много беседовал с Эми о прошлом, и ее образ наполнял собой книгу.

После церковной службы отпевания они пошли в коттедж Эми и занялись его уборкой. Удивительно, как мало там нужно было сделать.

– Она все разобрала по годам, – заметила Мэг. – Я думала, что мы найдем тут кучу незаконченных работ. Помню, когда я тут обедала впервые, все было покрыто каменной пылью.

– Ей было за восемьдесят. Она знала, что не вечна. – Чарльз сложил на столике книги. – Нам нужно все тут просмотреть, но потом давай все оставим как было. Это всегда будет домом Эми, так что пусть здесь все остается по-прежнему.

– Это нельзя знать наверняка. Мы же не нашли завещания. Может быть, она оставила остров еще кому-нибудь. Могут же у нее быть давно забытые родственники в Австралии или еще кто-нибудь!

– Дорогая, мы с ней все это обсудили. Она оставила остров Эми и Эндрю. Но… знаешь, Мэг, ведь я после смерти моей матери скрыл от нее… Я говорил тебе об этом много лет назад, но ты не придала этому значения. Остров не принадлежал моей матери, не принадлежал он и Эми. Андроулис завещал этот остров мне.

– Но зачем же ты… почему же ты не открылся ей?

– А что я мог сказать? Если бы Эми узнала, что Андроулис не посчитался с ней, она считала бы свою жизнь потерянной. – Он скорбно улыбнулся. – Эми любила этого старого негодяя даже больше, чем моя мать. Но… видишь ли, Мэг… моя мать подарила Андроулису сына. – Он выжидательно посмотрел на Мэг. – Я ведь не Ковак, Мэг. Меня должны были звать Чарльз Андроулис. – Он беспомощно пожал плечами. – Прости, дорогая. Конечно, я всего лишь незаконнорожденный, но…

Она пораженно воскликнула:

– Эми рассказала мне об этом много лет назад! Считалось, что ты не знаешь об этом!

Теперь была его очередь изумляться.

– Эми знала? О Господи! А не думаешь ли ты, что она и про остров догадывалась? Конечно, можно было бы надуть ее, что-то наплести, но ведь Эми была до ужаса умна…

– Но не в том, что касалось Андроулиса, – заметила Мэг. – Нет, вряд ли она догадывалась. – Она взглянула на него иными глазами. – Ах, Чарльз… ты… ты… – Она задохнулась от недостатка слов. – Ты такой милый!

Засмеявшись, он обнял ее и воскликнул через ее плечо:

– Ты слышала, Эми? Никакой я не ублюдок, а даже очень милый!

Мэг ласково сжала его плечо.

– Ах, любовь моя… Мой дорогой и любимый. Так вот почему тебе так была нужна семья. – Она внезапно догадалась. – Но ведь у тебя есть семья! Кристина Андроулис – твоя сводная сестра? Не могу поверить в это!

– Они никогда не признавали меня, Мэг. Для них я был незаконнорожденный. Они всегда жутко боялись, как бы я не потребовал своей доли.

Она помолчала, пытаясь переварить все услышанное. Он снова привлек ее к себе.

– Мэг. Но ведь это ничего не значит, правда?

– Что может изменить мои чувства к тебе, дурачок? Но это так многое объясняет. Чарльз, дорогой мой, я так люблю тебя.

Они с благодарностью прижались друг к другу. Потом Чарльз снова заговорил:

– Но Эми… Ты все же думаешь, что она заблуждалась, да?

Мэг уверенно кивнула:

– Да. Потому что она должна была предположить, что Андроулис – твой отец – оставил пол-острова твоей матери с тем, чтобы впоследствии он перешел к тебе.

Чарльзу очень хотелось поверить в это.

– Да. Может быть. Надеюсь, что так.

– Но все же она была абсолютно уверена, что ты не знаешь, кто твой настоящий отец. В это она верила свято. Она просто предостерегала меня на случай, что когда-нибудь тебе все это откроется.

Он медленно кивнул:

– Но уж если я знал, что остров мой, то нетрудно было догадаться о настоящих родителях. – Внезапно он рассмеялся. – Мама довольно быстренько мне обо всем поведала. Пожалуй, мне тогда было лет десять. Вероятно, ей хотелось объяснить мне, почему мы живем с дедушкой и бабушкой, и почему они меня так оберегают.

– Так вот почему ты такой испорченный мальчишка! – Мэг лукаво улыбнулась, веселясь над удивлением Чарльза. – То же выражение лица, что и у Эми!

– Могу себе представить. Она раскрыла мне глаза на некоторые семейные тайны. Но я подолгу не виделся с ней.

– Потому что посылал меня в качестве своего посла.

– Ну да, наверное, в какой-то степени. – Он нежно поцеловал ее. – Но ведь это сработало, правда?

– Конечно. – Она вновь окинула взглядом дом. – Милая Эми. Как я рада, что познакомилась с ней.

– Я тоже. – Он раскрыл наудачу одну из книг. – Что-то вроде дневника… нет… она переписывала стихи… – И он громко прочел: – «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его…» – Он оторвал глаза от страницы. – «Песнь песней». Она переписывала стихи из «Песни песней».

Мэг нахмурилась:

– Ах, Чарльз. – А потом она взглянула через распахнутую дверь в сад, уставленный скульптурами. – Ах, Чарльз, я так надеюсь, что она наконец с ним встретилась!

Он тихо закрыл книгу и подошел к ней.

– Не могла не встретиться, – подтвердил он.

Миранда побывала на острове в две длинных недели школьных каникул. Питер с ней не поехал. Она поселилась в домике Эми и работала как одержимая, моя окна и натирая камни, пока все кругом не засверкало.

Первого сентября все вместе они уехали с острова.

Все трое детей, несмотря на то, что Миранда жила дома, упросили оставить их в колледже Труро. Миранда и Питер погрузились в будничную рутину с таким удовольствием, будто никогда и не переживали бурных времен.

Питер нарисовал пейзаж «Затишье после бури». Картина создавалась по принципам описательной эдвардианской школы, и на ней было изображено длинное пензанское побережье, по которому разбросаны обломки кораблекрушения, виднелись разбитые фонари, сорванные и перевернутые лодки, и посреди этого хаоса виднелась одинокая фигура женщины.

Люди из мира искусства рвались проинтервьюировать его; его уговаривали выступить в ночном телешоу «Место на ринге».

– Они хотят пролезть через замочную скважину в нашу личную жизнь, – объяснил он Миранде свой отказ.

Она согласно кивнула.

А потом случилось нечто удивительное. В двери постучал неизвестный человек и представился как Хью Деверо. Миранда видела его на телеэкране и читала о нем в газетах и все же с трудом узнала худое, изможденное лицо и сутулую фигуру, припомнив, каким веселым и мужественным он был на экране.

Он постучал в верхнюю дверь, и она провела его в гостиную, откуда открывался вид на Рыбную улицу и дальше до гавани. Он встал у окна, опираясь на косяк, явно упиваясь открывшимся пейзажем.

– Хорошо, что Питер Сноу живет именно здесь. Какая вдохновляющая оправа для такой уникальной драгоценности.

Это был цветистый комплимент, которого она и ждала, поэтому она колко ответила:

– На самом деле он работает на побережье. Он любит дождь.

Гость оглянулся и улыбнулся.

– Но я хотел повидаться с вами, миссис Сноу. Я был другом Брета Сент-Клэра.

Она замерла от внезапно захлестнувшего ее детского счастья. Знаменитый Хью Деверо, выдающийся критик, друг Брета? Шел 1982 год, многие гомосексуалисты уже не скрывали своих предпочтений, но далеко не все.

Она медленно опустила плечи и сказала:

– Уверена, что вы не откажетесь от чашки чая. Пока вам не захотелось выйти полюбоваться видом, спускайтесь вниз, я все сейчас приготовлю. – И слегка улыбнулась. – Мне хочется поговорить о Брете.

Они вместе спустились в бывший рыбный подвал, и, пока он с любопытством осматривался, она расставляла на столе приборы.

– Восхитительное место, – прокомментировал он, пробегая пальцами по гранитной стене. – Прекрасно, что вы все оставили так, как было. Большинство подобных мест хороши в первозданном виде.

– Ах, и нам пришлось потрудиться. Видели бы вы, что тут творилось, когда мы переехали. – Ей не очень-то хотелось поддерживать беседу, которая могла вновь перейти в разговор о «драгоценностях». – Мы вырастили тут троих детей, мистер Деверо. Так что здесь должно было быть тепло и сухо.

Он присел, но был, видимо, столь изможден, что почти лег на стол. Несколько тонких седых волосков топорщилось на его макушке. Внезапно она с ужасом поняла, что он умирает точно так же, как и Брет Сент-Клэр. Поэтому он здесь и появился. Чтобы расспросить ее о конце Брета.

Она придвинула к нему один из корнуоллских пирогов Дженис.

– Попробуйте кусочек. И может быть, когда вернется Питер, вы поужинаете с нами?

Он снова улыбнулся:

– Все зависит от вас. Я остановился в «Костгад», но, уж раз вы предлагаете, я с великим удовольствием поем здесь.

Было время, когда незванный гость мог показаться ей обузой. Но сейчас она ответно улыбнулась, налила ему чаю и поинтересовалась, на каком поезде он приехал и как сейчас выглядит Артур Бауринг. Так они и болтали, пока в маленьком чайнике не кончилась заварка.

Потом он произнес:

– Я написал пьесу, миссис Сноу. О женщине, которая узнает, что ее муж – голубой. О том, как ей удается выстоять. Ее зовут Марта Катфорт. И пьеса называется «Марта Катфорт». Мне бы хотелось, чтобы вы сыграли Марту.

Она почувствовала, как у нее широко раскрылся рот, и постаралась поскорее его захлопнуть, но своим лицом она не владела. Если уж Хью Деверо написал пьесу, то ставить ее будут в Лондоне, в Вест-Энде. Он был из таких людей.

Она откашлялась.

– Я? Ну разумеется… какая возможность! Но… почему я? – Как ни беспомощно это звучало, она должна была быть с ним честна. Да у нее просто не было нужного опыта.

Он слегка пожал плечами.

– Я видел вас в Бирмингеме. Вы играли Порцию. В вашей игре было нечто особенное. Сдержанность. Почти мука. Марта Катфорт и должна быть сдержанной, скрывающей свою муку.

– Я никогда не играла в современных пьесах.

– Вы актриса, – снова пожал он плечами.

– Прямо не знаю… – Неожиданно для себя, она начинала нервничать. – А Питер? Да и дети. Думаю, что это нарушило бы наш мир. А мы так счастливы.

Долго, заставляя ее еще более нервничать, вглядывался он в нее. Потом произнес:

– В таком случае я умолкаю. Счастье – это все. – Он поднялся. – В конце концов, мне сосем не надо дожидаться вашего мужа. Он может увидеть во мне угрозу.

– Ах нет. Ни в коем случае. Ни капли… А вы не хотите узнать о Брете? Знаете, я ведь была рядом с ним до самой его смерти.

Он ухватился за край стола, уронив голову. Потом выпрямился.

– Мы с ним познакомились в армии. А потом встречались изредка все эти годы. Один раз я даже репетировал у него главную роль. Хотя из этого ничего и не вышло. И это страшно его разозлило. Я извинялся, сказал, что можно еще восстановить спектакль, но он заявил, что уже поздно, у него обнаружили рак, но что мне следует присмотреться к некоей Миранде Пэтч. Потому что однажды она станет великой актрисой, и ему приятно думать, что это он помог ей пробиться. – Он поднял на нее глаза. – Даже и это не переменит вашего решения?

– То есть вы предлагаете мне роль как извинение перед Бретом? – прямо спросила она.

– Может, так и было. Но когда я увидел вас… Нет, дело не в этом. Я бы никогда не рискнул доверить роль в моей пьесе кому-то, кто мне не нравится. Но я видел вашу игру несколько раз и восхищаюсь вами. – Он наклонился вперед. – Послушайте. Мне уже предложили ставить фильм. Если вы справитесь с ролью на сцене, то вы получите ее и в фильме. А это было бы так приятно Брету.

Питер и слышать не хотел, чтобы она отвергла предложение. Миранда уехала в Лондон вместе с Хью Деверо и на время репетиций остановилась на квартире в Сассекс Гарденс. Премьера «Марты Катфорт» должна была состояться восьмого ноября в Вест-Энде. Питер привез на спектакль детей и сделал так, чтобы они расселись между ним и Мэг.

После того как опустили занавес, Миранду вызывали раз десять. Было ясно, что пьеса Хью Деверо станет гвоздем сезона 1982 года.

Потом, в квартире Коваков, они сдвинули мебель и долго хохотали. Чарльз открыл шампанское.

– В тридцать восемь лет, но я сделала это! – воскликнула Миранда, торжественно пожимая руку Питера.

Он улыбался, прекрасно владея собой. Спали они в старой комнате Мэг.

– Именно этого я и желал для тебя, Миранда, – ласково прошептал он. – Я уже не верил, что это случится. Именно этого я и желал для тебя.

Она не могла понять, почему ей так тревожно. Разве не того же самого желала и она? Они вновь были под одной крышей, их семья снова обрела единство. И когда он повернулся и лег так, как они обычно лежали раньше, положив ее голову себе на плечо, она уверилась в том, что все хорошо.

– Ты была восхитительна, любовь моя. И знаешь, ты не смогла бы справиться с этой ролью, если бы ты не знала Брета Сент-Клэра.

– Это правда. – Ей страшно хотелось спать. Она совершенно вымоталась за последние полгода.

А потом, словно из ниоткуда, донесся его голос:

– Любимая, как ты думаешь, сможем ли мы когда-нибудь сказать Эми правду?

Сон мгновенно слетел с нее. Она осторожно сказала:

– А зачем вообще ей что-то говорить? Если только вдруг Мэг решит признаться…

– Я просто подумал… Они так близки с Себом.

– Разумеется, они близки. – Она вдруг поняла, что он имеет в виду, и вздохнула. – Ах. Ясно. Ну да. Возможно. – Она приподнялась на локте и вгляделась в него в темноте. – Только очень маленькими шажками, дорогой. Подождем, посмотрим.

Она нежно поцеловала его и обвила рукой его за шею. Он слегка повернул голову, и ее волосы коснулись его лица. Но она смотрела на невидимый в ночной тьме потолок и думала о завтрашнем спектакле.

Шторм начался девятнадцатого декабря, в субботу. У детей уже начались рождественские каникулы, и они уехали к Мэг в Лондон. Поскольку Питер был теперь официально членом спасательной команды, он сразу же направился на спасательную станцию и примкнул к Билли Мэйджеру и остальным спасателям. Сигнал о помощи раздался в восемь вечера, когда ветер задувал уже с небывалой силой. «Царь Соломон» вышел на помощь панамскому каботажному судну водоизмещением 1400 тонн, терпящему бедствие. У него отказал мотор в восьми милях от Волчьей скалы. Других кораблей поблизости не оказалось. Сообщения шли через Тринити Хаус, и в семье Питера их перечитывали все последующие недели.

«Ветер поднялся с юга и, дуя на восток, усилился к двенадцати часам, сила его достигала 90 узлов. Волнение моря у берега было таким, что волны достигали высоты 60 футов. Сквозь проливной дождь видимость была очень слабой. «Звезда Атлантики» попала в ловушку возле Маунтс-Бэй в южной части шторма, дрейфуя к скалам в четырех милях на юго-запад от спасательной станции. На борту судна восемь человек. Вертолет спасателей смог приблизиться к терпящему бедствие судну через полчаса после того, как были пущены первые ракеты. Судно трижды кидало на скалы, но разбилось оно в девять часов. Судно стало погружаться, вертолет не смог приблизиться даже к его мачтам. Сесть было невозможно. «Царь Соломон» прибыл к месту катастрофы в девять ноль пять. Дважды он приближался к палубе «Звезды Атлантики», но его отбрасывало прочь. Было видно, как четверо людей перебрались на судно спасателей. Последнее радиосообщение было получено в девять двадцать одну, оно подтверждало, что спасено четверо людей. Больше радиоконтактов не было, огни «Царя Соломона» перестали быть видны через десять минут. К этому времени «Звезда Атлантики» перевернулась и затонула между скалами. Спасатели из береговой службы прибыли на место катастрофы, пытаясь обнаружить оставшихся в живых. Спустя неделю обломки «Царя Соломона» прибило в бухте Ланна. Местные рыболовные суденышки, несмотря на ужасную погоду, весь следующий день провели в море. В этой части моря шторм принес кораблекрушения и опустошение, дорога завалена галькой, над морем кружатся вертолеты…»

Утром в воскресенье, прежде чем им стало известно больше чем про исчезновение членов двух экипажей, Мэг и Миранда наблюдали за разбушевавшимся морем из машины Чарльза. Миранду трясло.

– Это была его последняя картина. Он как знал.

Мэг только крепче прижалась к ней и ничего не отвечала. Чарльз повернулся к ним с переднего сиденья. Сразу после вчерашнего представления раздался телефонный звонок от Дженис, и в полночь они уже выехали из Лондона. Утром священник отслужил молебен на берегу, а потом в самом Кихоле. Он спросил, надолго ли обе женщины смогут остаться здесь.

– Думаю, вам сейчас нужно отправиться на Рыбную улицу и провести день с остальными, – мягко сказал он. – Миранде предстоит завтра трудный день.

Миранда злобно осведомилась:

– Уж не думаете ли вы, что завтра я выйду на сцену…

Мэг перебила ее:

– Разумеется, ты выйдешь завтра вечером на сцену, Миранда. Ты должна это сделать ради Питера. Именно этого он так желал. И ждал этого.

Миранда разрыдалась. Даже пока она возражала, она знала, что проделает завтра весь этот утомительный путь и к шести вечера прибудет в театр. Ей была ненавистна та сила, которая вела ее туда. Но если это действительно ради Питера… если бы она могла играть для него… если бы ее поддержала та сила, которой обладала Мэг…

И когда Чарльз медленно тронулся вдоль гавани к Воскресной улице, она постаралась унять дрожь. Теперь ей были присущи некоторые черты Марты Катфорт.

Рождество наступило в этом году слишком быстро. Чарльз отвез всех детей в Кихол, а Магда осталась с Мирандой до самого Рождественского сочельника, а потом они вместе приехали сюда на поезде.

Утром на Рождество дети открыли чулки с подарками и нашли то, что купил и уложил Питер. Кэти побледнела, произнесла в отчаянии:

– Я этого не вынесу. Сначала бабушка на Артемии. Теперь Питер.

Себастьян испуганно спросил:

– А ты не думаешь, что он нарочно это сделал? Похоже, что он завершил все, что хотел. Наверху нет ни одной незаконченной картины. И все так убрано.

Алекс оборвал его:

– Откуда он мог знать, что этой ночью разобьется «Звезда Атлантики», болван? Ему же было гораздо лучше. Мы все это знаем. Он уже выздоровел. Ему было лучше!

Себастьян посмотрел на электрическую пишущую машинку – незавернутую, но надписанную ему.

– Я напишу про папу книгу, – внезапно заявил он. – Но только в ней не будет папы.

Кэти всхлипнула:

– Что ты такое говоришь?

Себастьян посмотрел на нее сверху вниз и пояснил:

– Это будет книга про близнецов. Два лунных луча. О том, как они ухаживают за одним существом. За очень необычным существом. И одна из близнецов всегда с ним. Чтобы ухаживать за ним.

Поднимающийся по ступенькам Чарльз невольно услышал их разговор.

– Как насчет того, что кто-то присмотрит за вами, а, Себ? – спросил он, усаживаясь за стол. – Только подумай. Как раз то, о чем вы только что разговаривали. Если Миранда будет сниматься в фильме «Марта Катфорт», то ей какое-то время будет очень некогда. А ведь вы знаете, что этого очень хотел ваш отец. И вот мне пришло в голову, когда я услышал, о чем вы тут толкуете, что мы с Мэг могли бы поселиться тут и работать, а Эми и Эндрю пошли бы в ту же школу, что и вы.

Дети смотрели на него молча так долго, что Чарльз решил, что зашел слишком далеко. Ему совсем не хотелось выступать в роли захватчика.

Потом Алекс признался:

– Мы всегда надеялись, что однажды вы приедете и останетесь с нами. Но мы не думали, что это будет вот так.

Чарльз вытянул руку.

– Ничего не говори больше. Это ваш дом. Вам нужно все обсудить.

– Это и дом Мэг, – сказала Кэти. – А ты муж Мэг. И мы так нужны друг другу. Ведь нас очень сблизила Артемия. – Она помедлила и подняла брови. – Ведь мы опять поедем туда летом?

– Всегда, когда вам захочется, – заверил Чарльз. – Сейчас, наверное, ваша мама принесет чай. Почему бы тебе не разрезать рождественский пирог, Кэти?

Она отправилась в кладовку. Теперь она была уже такой же высокой, как ее мать, и очень тоненькой. Внезапно ей в голову пришло, что в ее возрасте мама была сиротой. Они были вдвоем на белом свете – она и Мэг. А у Кэти такая громадная семья.

Она предложила:

– Давайте, я сделаю сандвичи? Мы все можем поужинать наверху, а потом пойти посмотреть рождественскую иллюминацию.

Так они и поступили.