Въ то же самое утро, только-что Анфиса Ивановна проснулась въ спальню къ ней вошла Домна и объявила что ночью что-то приходило въ садъ и что садовникъ Брагинъ не хочетъ болѣе жить въ такомъ страшномъ мѣстѣ и проситъ сегодня же разчесть его. Анфиса Ивановна даже обмерла со страху и не замѣтила какъ книга вывалилась изъ ея рукъ. Домну била лихорадка. Позвала Брагина. Онъ вошелъ въ комнату мрачный и нахмуренный, а болѣе всего перепуганный.
— Что такое еще случилось? чутъ не со слезами спросила, Анфиса Ивановна.
— Я и самъ не знаю что! проговорилъ Брагинъ. — Но только оставаться у васъ я болѣе не могу. Я такихъ страховъ никогда не видывалъ.
— Да что такое? говори ради Бога.
— А вотъ что. Должно-бытъ этакъ часу во второмъ ночи вышедъ я изъ своей сторожки и послышалось какъ будто кто-то идетъ по кустамъ сырени. Я стою и слушаю. — Шумъ раздавался и вмѣстѣ съ тѣмъ слышался какъ будто какой-то шепотъ, словно какъ кто шипѣлъ, и трескъ сухихъ сучьевъ. Я подумалъ себѣ: безпремѣнно крестьянскіе ребятишки пришли малину воровать либо смородину; дай думаю изловлю хошь одного. Воротился въ сторожку, обулъ валенки, взялъ дубинку и пошелъ. Около сирени остановился, слушаю: все тихо, ничего не слыхать. А ночь была темная, хоть глазъ выколи. Я пошелъ по дорожкѣ къ малинѣ, какъ вдругъ направо отъ меня что-то блеснуло. Я остановился, смотрю, а напротивъ-то меня, въ кустахъ-то, два огненныхъ глаза, да прямо такъ на меня та смотрятъ…. Я такъ и присѣлъ, да какъ крикну караулъ…. а въ ту же секунду глаза потухли, а по кустамъ пошелъ такой трескъ и шумъ что я отродясь такого не слыхивалъ.
— Крокодилъ! въ одинъ голосъ вскрикнула старуха.
— Такъ ты его видѣлъ? спросила Анфиса Ивановна.
— Я только видѣлъ два огненныхъ глаза.
— А когда ты закричалъ карауль, ты видѣлъ какъ онъ бросился?
— Я вамъ говорю что ночь была темная, а трескъ я слышалъ, а потомъ немного погодя я слышалъ какъ затрещалъ плетень, какъ будто кто-нибудь черезъ него перепрыгнулъ. — На крикъ мой прибѣжалъ Карпъ съ колотушкой. Я разказалъ ему все какъ было дѣло, но только что отошли мы съ нимъ отъ этого мѣста какъ въ акаціяхъ опять послышался трескъ…. Тутъ ужь мы давай Богъ ноги и прямо въ людскую.
— Это непремѣнно крокодилы и непремѣнно самка съ самцомъ! проговорила Анфиса Ивановна. — Кажется Знаменскій говорилъ мнѣ что объ эту пору они кладутъ яйца…. Ты не смотрѣлъ, яицъ тамъ не было?
— Утромъ мы всѣ туда ходили и ничего окромя двухъ окурковъ тамъ не было.
— И никакихъ слѣдовъ незамѣтно?
— Какіе же тамъ могутъ быть слѣды…. Трава точно была помята, а слѣдовъ никакихъ…. А вотъ плетень точно погнутъ и какъ разъ на томъ самомъ мѣстѣ откуда раздался трескъ. Воля ваша, Анфиса Ивановна, а вы меня разочтите, я у васъ не останусь.
Анфиса Ивановна чуть не со слезами на глазахъ принялась упрашивать Брагина не покидать ее, объяснила ему что только на него одного и надежда, такъ какъ онъ человѣкъ военный, доказавшій на службѣ свою храбрость, а дѣло кончилось тѣмъ что Брагинъ разчувствовался и рѣшился остаться, съ тѣмъ однако непремѣннымъ условіемъ что спать онъ будетъ не въ садовой сторожкѣ, а въ людской, вмѣстѣ съ другими.
Какъ только Анфиса Ивановна одѣлась, такъ въ ту же минуту, даже не помолившись Богу, отправилась разказать о случившемся племянницѣ, но комната ея была еще заперта и Мелитина Петровна спала еще самымъ безмятежнымъ сномъ.
Въ кто самое время къ экономкѣ Дарьѣ Ѳедоровнѣ, сидѣвшей въ своей комнатѣ, вошелъ Иванъ Максимовичъ и помолившись на образа, предъ которыми теплилась лампадка, присѣлъ на сундукъ.
— А я насчетъ говяжьихъ дѣловъ пришелъ справиться, проговорилъ онъ. — Корову зарѣзалъ ухарскую — оторви хвостъ. Сорокъ пятнадцать далъ!
— Ужъ не знаю, нужна ли говядина-то! сказала экономка.
— Кухарка сказывала что вся похарчилась.
— Коли похарчилась, такъ значитъ надо.
— Насчетъ задку, а то можетъ и передокъ ничего?
— Нѣтъ, заднюю часть, самую лучшую.
— Говядина и толковать нечего — первый сортъ, изъ Петербурга, съ овцу… Постомъ и то не грѣхъ ѣстъ… съ волкомъ двадцать…. Ну и насчетъ крокодильнаго-то, какъ дѣла идутъ?
Дарья Ѳедоровна махнула рукой и разказала все случившееся ночью.
— Вотъ гдѣ грѣха-то куча! проговорилъ Иванъ Максимовичъ, заливаясь смѣхомъ. — Съ волкомъ двадцать!…
Иванъ Максимовичъ покачалъ годовой.
— А у батюшки-то, отца Ивана, началъ онъ немного погодя, — вчера насчетъ полицейскаго занималась, становой былъ.
— Что еще случилось?
— Насчетъ, вить, петербургскаго что-то! Скорпіонъ что ли онъ прозывается, сынъ-то его….
— Ну?
— Сотникъ мнѣ разказывалъ… Вишь, онъ въ Москвѣ съ пріятелемъ какимъ на одной квартирѣ…. ну и занялся по слесарному мастерству, насчетъ значитъ замочныхъ дѣловъ, да и того…. на чугунку и маршъ!.. Пріятель-то спохватился, а денегъ-то нема.
— Неужто укралъ? спросила Дарья Ѳедоровна.
— Украсть значитъ не укралъ, а такъ выходитъ по-пріятельски, по карманной части занялся, а чтобы тамъ въ Москвѣ не получить насчетъ шейнаго или затылочнаго, такъ онъ сюда тягу…. Ань изъ Москвы-то по почтовому отдѣленію бумагу съ овцу прислали, читали вишь всю ночь и то до конца не дочитали…. а какъ только разсвѣтало такъ отецъ Иванъ въ Москву, да денегъ вишь съ волкомъ двадцать взялъ. Вотъ гдѣ грѣха-то куча!… Насчетъ значитъ тушенія поѣхалъ хлопотать, чтобъ ухарскій-то по острожному департаменту не угодилъ….
Возвратясь въ Рычи, Иванъ Максимовичъ зашелъ въ лавку Александра Васильевича Соколова и передалъ слышанное имъ отъ Дарьи Ѳедоровны, и не прошло часа времени какъ въ Рычахъ всѣмъ ужъ было извѣстно что въ саду Анфисы Ивановны прошлою ночью садовникъ Брагинъ видѣлъ двухъ крокодиловъ, самца и самку, собиравшихся класть яйца. Вѣсть эта дошла и до г. Знаменскаго, успѣвшаго уже кое-что прочесть изъ полученныхъ отъ Вольфа книгъ, и хотя относительно ловли крокодиловъ онъ ничего подходящаго къ дѣлу не почерпнулъ, но тѣмъ не менѣе, обдумавъ серіозно предпринятое имъ, онъ составилъ довольно подробный планъ дѣйствій, каковымъ и порѣшилъ руководствоваться. Онъ убѣдился что способы до сего времени употреблявшіеся имъ для поимки крокодила не достигали дѣла и потому оказались непримѣнимыми. Мужики которыхъ онъ обыкновенно приглашалъ подъ конецъ напивались всегда до того что теряли всякое сознаніе и забывали не только про крокодила, но даже не помнили что именно творилось съ ними самими!… Слѣдовательно чтобы достигнуть цѣли необходимо было придумать что-нибудь другое: подыскать людей которые относились бы къ дѣлу съ подобающею строгостью и которые не напивались бы до положенія ризъ. Только тогда, при такой обстановкѣ, можно будетъ ожидать благопріятныхъ результатовъ.
Какъ только г. Знаменскій додумался до этого, такъ въ ту же минуту вспомнилъ онъ недавно прочтенную имъ въ Сынѣ Отечества статью объ ученыхъ обществахъ Германіи, Англіи и Франціи. Онъ вспомнилъ что нѣчто подобное происходило на съѣздахъ нѣмецкихъ естествоиспытателей; что ежегодные съѣзды эти стали все болѣе и болѣе принимать характеръ увеселительныхъ собраній, такъ что спеціальная цѣль въ сравненіи съ празднествами играла лишь незначительную роль. Поэтому сдѣлалось необходимымъ устроить отдѣльные частные съѣзды посвященные какой-нибудь отдѣльной отрасли естествознанія. Какихъ результатовъ достигло этомъ общество естествоиспытателей, ясно показываетъ происходившій въ университетскомъ городѣ Іенѣ, подъ предсѣдательствомъ профессора Цителли изъ Мюнхена, съѣздъ нѣмецкихъ антропологовъ и геологовъ. Ни Фирховъ изъ Берлина, на Декенъ и Шафгаузенъ изъ Бонна, ни Фрасъ и Хельдеръ изъ Штутгардта, ни Кольманъ и Іоганесъ Ранке изъ Мюнхена, никто изъ нихъ на съѣздѣ этомъ не помышлялъ объ увеселеніяхъ, а напротивъ со всею энергіей преслѣдовала предпринятую ими на себя задачу. Итакъ, ясно что слѣдуетъ воспользоваться примѣромъ нѣмецкихъ ученыхъ и образовать общество съ извѣстною спеціальною цѣлью.
Разработавъ и обдумавъ эту мысль, г. Знаменскій отправился осуществлять ее въ лавку Александра Васильевича Соколова. На счастье г. Знаменскаго, вся интеллигенція села Рычей какъ разъ была въ то время въ лавкѣ и бесѣдовала о появившихся въ саду Столбиковой крокодилахъ. Тутъ былъ и фельдшеръ Нирьютъ, и извѣстный капиталистъ Кузьма Васильевичъ Чурносовъ, Иванъ Максимовичъ, ветеринаръ Капитонь Аѳанасьевичъ, дьяконъ Космолинскій, словомъ всѣ которые съ нѣкоторымъ успѣхомъ могли бы въ предполагаемомъ обществѣ если не олицетворять, то по крайней мѣрѣ принятъ на себя видъ Фирхововъ, Шафгаузеновъ, Кольмановъ и другихъ.
Поздоровавшись со всѣми, г. Знаменскій объяснилъ цѣль своего прихода. Ясно и толково изложилъ онъ что дѣло о крокодилахъ оставлять въ такомъ положеніи въ какомъ находится оно въ данную минуту невозможно, что если оставлять его безъ преслѣдованія, то результатомъ этой бездѣятельности очень вѣроятно будетъ то что крокодилы положатъ яйца и въ скоромъ будущемъ заполонятъ не только данную мѣстность, но, чего добраго, всю Россію и обратятъ страну эту въ нѣчто похожее на Египетъ. Онъ удачно разказалъ при этомъ тѣ ужасы которыми наполняютъ крокодилы вообще всю Африку, вспомнилъ разказъ Стенли какъ, при переправѣ черезъ рѣку Мадагарази, крокодилъ схватилъ за горло осла и какъ ни билось несчастное животное, а какъ ни старались вытащить его за веревку привязанную къ шеѣ, оселъ былъ увлеченъ и скрылся подъ водой. Передалъ какъ на озерѣ Мугагева тотъ же Стенли видѣлъ какъ верховье озера отъ западнаго до восточнаго берега кишило крокодилами и что и озеро Рузизи тоже наполнено ими; прибавилъ что многое о крокодилахъ онъ могъ бы разказать имъ изъ разныхъ путешествій, но что исполнитъ это когда-нибудь послѣ. Всѣ слушали съ жадностію разказы г. Знаменскаго, но составить изъ среды своей общество видимо робѣли, предполагая что общество это можетъ не понравиться начальству, Иванъ же Максимовичъ прямо высказалъ свое опасеніе какъ бы за все это не досталось насчетъ шейнаго и затылочнаго. Въ томъ же смыслѣ высказался и Александръ Васильевичъ Соколовь, но боялся онъ не насчетъ шейнаго, а насчетъ цѣлости лавки. Капиталистъ Кузьма Васильевичъ Чурносовъ услыхавъ про общество надулся какъ мышь на крупу и въ ту же минуту ухватился за карманъ. Г. Знаменскій выходилъ изъ себя доказывая что общество ихъ не общество червонныхъ валетовъ, что правительство не только не преслѣдуетъ обществъ съ благонамѣренными цѣлями, но напротивъ поощряетъ ихъ, привелъ имъ нѣсколько примѣровъ того и въ концѣ концовъ указалъ имъ на Пензенскую губернію, гдѣ губернаторъ поощрялъ общества трезвости. Но ни губернаторъ, ни другіе промѣры не дѣйствовало. Пришлось послать за водкой!… Изъ лавки перебрались въ теплушку. Принесли водку, Александръ Васильевичъ накрошилъ колбасы почему-то завалявшейся года три и бесѣда пошла. Водка подѣйствовала, и къ вечеру, хотя и съ нѣкоторыми отступленіями отъ правилъ общества антропологовъ, тѣмъ не менѣе общество къ великому удовольствію г. Знаменскаго сформировалось. Всѣ нашли мѣру эту необходимою, всѣ сознали что крокодиловъ такъ оставлять невозможно и что начальство пожалуй спасиба не скажетъ, узнавъ что не было принято своевременно никакихъ мѣръ къ искорененію бѣдствія въ самомъ его зародышѣ. Одинъ только Иванъ Максимовичъ не пившій водки все толковалъ насчетъ затылочнаго и на отрѣзъ отказался отъ участія въ обществѣ. Г. Знаменскій скромно отказываясь отъ званія предсѣдателя предложилъ выбрать въ эту должность фельдшера Нирьюта, какъ человѣка все-таки знакомаго съ естественными науками. Нирьютъ былъ единогласно выбранъ. Затѣмъ приняты членами: Чурносовъ, Соколовъ, Карпитонъ Аѳанасьевичъ и другіе, въ секретари г. Знаменскій предложилъ дьякона, пишущаго почти безъ грамматическихъ ошибокъ.
Прослышавъ что въ лавкѣ Соколова устраивается какое-то общество и что поятъ водкой, народъ началъ подваливать и предлагать себя въ члены. Явился портной Филаретъ Семеновичъ пьяный, безъ шапки и весь въ крови; прокричалъ ура! и предложилъ себя въ члены, во его тутъ же выгнала вонъ. Подъѣхалъ торговецъ красными товарами Гусевъ съ пономаремъ села Рычей, которые въ ту же минуту и были выбраны въ члены. Словомъ, къ вечеру общество засчитывало у себя болѣе тридцати членовъ. Г. Знаменскій торжествовалъ. Общество составилось, оставалось только датъ этому обществу названіе. Учредитель и почетный предсѣдатель г. Знаменскій предложилъ назвать его «Обществомъ ревнителей пополненія естественной исторіи вообще и поимки грачевскихъ крокодиловъ въ особенности». Названіе это было принято единогласно при восторженныхъ крикахъ и всѣ принялись за качаніе учредителя, предсѣдателя и членовъ. Предсѣдатель Нирьютъ предложилъ выпить за процвѣтаніе и успѣхъ общества. Предложеніе было принято съ восторгомъ. Торжество началось и вѣроятно продолжилось бы до слѣдующаго дня еслибы членъ Соколовъ не оттаскалъ за волосы пріѣхавшаго съ Гусевымъ пономаря. Драка эта немного освѣжила общество; принялись разнимать дравшихся, и когда благопріятные результаты были достигнуты, всѣ порѣшили что на первый разъ довольно и разошлась по домамъ.