Телефон в офисе Андрея был настроен так, что его звонок был не более чем тихим бормотанием. Шальнев, оторвавшись от своих мыслей перед компьютером, подошел к письменному столу и снял трубку.

- Слушаю.

- Андрей?

- Да.

- Это Дмитрий Федоров.

Шальнев мог бы поставить деньги на Федорова и не боялся потерять ни копейки. Тот был надежным и методичным. Здравый смысл занимал первое место в его личном списке добродетелей, к которому он относился серьезно. Федоров был долговязым мужчиной сорока четырех лет со спокойным нравом, редеющими черными волосами, постоянной пятичасовой тенью и слегка выпученными глазами, которые не пропускали ничего, что не должны были пропустить. Сдержанный, но часто раздраженный частыми мыслями о военной бюрократии, он рано ушел в отставку, когда второй из его двух сыновей окончил университет, и ушел на вольные хлеба, став частным детективом. Его жена Мария, разговорчивая и яркая узбечка, на которой Федоров женился после смерти своей первой жены, когда его сыновья еще учились в школе, работала в бухгалтерской фирме и полностью одобряла новую работу супруга.

- Я, честно говоря, надеялся, что ты позвонишь сегодня вечером, - сказал Андрей. - Я слышал, тебе там повезло.

- Значит, ты говорил с Жанной Муравьевой?

- Этим вечером. Несколько часов назад.

- Хорошо. Скажу тебе честно, я не совсем понимаю, что здесь происходит, - спокойно ответил Федоров.

Должно быть, он звонил с улицы, потому что говорил почти в микрофон, и Андрею показалось, что он слышит шум машин.

- Это длинная история о том, как я наконец добрался до девушки, но я могу сказать тебе, что на этой территории нет ничего простого. Я исколесил всю республику, прежде чем нашел ее прямо здесь, где начал поиски. Что было неожиданностью.

Но Федоров не казался удивленным. Мало того, что он обладал личностью, которую некоторые сочли бы неинтересной, он был еще и неинтересным. Изо дня в день он мог заставить вас хотеть подняться на стены, но в быстро ломающейся ситуации, в сжатых объятиях, он был устойчивым, таким человеком, на которого вы молились.

- Послушай, - сказал Федоров, - прежде чем я начну, я хочу, чтобы ты записал пару имен и адресов. Через минуту я перейду к делу. У тебя есть чем писать?

- Да, я взял ручку. Продолжай.

- О кей. Денис Белов. - Шальнев записал адрес.

- Диана Пительникова. - Он дал ее адрес и номер телефона. - Это та женщина, с которой живет Лена, жила с ней почти все время, пока ее не было. Эта женщина старше девушки лет на десять-пятнадцать, я полагаю. Богатая москвичка, с обширными связями. Все в российской прослойке здесь - а это довольно много народу - знают ее, и она знает всех. Симпатичная, но немного сумасшедшая, я так думаю. Часто напряжена.

Доктор Артур Гражинский. Он работает в здешних трущобах, ни телефона, ни адреса, разве что его координаты можно достать в местном военном госпитале. Насколько я понимаю, он работал с Леной, оказывая медицинские услуги местному населению. Ему под сорок. Прибалт. Хирург, он получил степень кандидата медицинских наук в Латвийском университете. Он уже три или четыре года как нелегально приехал в ДНР. Я слышал, что его личная жизнь довольно интересна, он очень предан своей работе. Он не пользуется популярностью у местных властей, потому что называет вещи своими именами. Считался выраженным леваком, по слухам, собирался покончить с собой.

И пока я не забыл ... - Федоров дал Андрею свой собственный адрес. - Это что-то вроде старого пансиона, старого отеля.

- А как насчет номера телефона?

Федоров ответил не сразу, и Андрей услышал рев грузовиков. Похоже, собеседник находился в каком-то депо, может быть, на автобусной станции.

- Нет. Так мы с тобой не свяжемся, - сказал Дмитрий. - Я имею в виду, что здесь есть телефон, но он никуда не годится. - Он сделал паузу. - Ни один из телефонов здесь не работает, понятно? Я звоню тебе из автомата, но..., я все еще не уверен, что это хорошо.

Андрей медленно сел за стол.

- Что происходит, Дима?

- Я дважды разговаривал с дочкой Муравьева, - сказал Федоров. - Первый раз это было в четверг днем. После того, как я узнал, где она живет, я просто пошел туда и спросил ее.

- Это было у Дианы Пительниковой?

- Верно. Был какой-то неловкий момент, когда Лена поняла, кто я такой. Мне показалось, что Диана Пительникова не знала о проблемах Елены дома. Поэтому Лена попросила женщину оставить нас одних на несколько минут. На самом деле мы довольно хорошо поговорили. Я сказал ей, что после того, как она исчезла, все думали, что ее убили, и Белов стал подозреваемым. Она не могла в это поверить, утверждала, что понятия не имеет. Она много расспрашивала о своей матери, как она поживает, казалось, сожалела, что заставила ее пережить все эти волнения, но ей было наплевать на отца. Даже не хотела говорить о нем. Я рассказал ей о беспокойстве ее матери, о том, что она не собиралась говорить отцу, что она хотела разобраться с девочкой, только между ними двумя. Она начала плакать. Я не знал, что и думать: то ли она испугалась, то ли почувствовала облегчение, то ли впала в депрессию. Наконец я ее успокоил. Я сказал ей, чтобы она все обдумала, и что мы должны встретиться снова на следующее утро, в пятницу, и все обсудить. Но она не хотела, чтобы я снова возвращался к Пительниковой, поэтому мы договорились встретиться в кондитерской.

Я не сразу позвонил Жанне Муравьевой. Я думал, что встречусь с девушкой еще раз, чтобы лучше понять, как все пройдет. По правде говоря, Андрей, мне эта девушка понравилась с первого взгляда. Она казалась хорошим ребенком. Я не хотел просто оставить ее холодной. А на следующее утро я сижу в магазине у окна и смотрю на улицу. Она опаздывает на двадцать минут. Я уже собирался бросить ее, когда она вбегает в магазин, говорит, чтобы я пошел с ней, бросает деньги, и мы спешим на улицу, где садимся в машину. Я впереди, она сзади. За рулем - Денис Белов. Мы едем по кругу, и Белов начинает допрашивать меня, как будто он проверяет меня, может быть, я не тот, за кого себя выдаю, и он допрашивает меня, чтобы добраться до сути. Лена все время оборачивается и смотрит нам за спину, а Белов все время щелкает глазами в зеркало заднего вида.

- Во всяком случае, через некоторое время они немного расслабляются. Я говорю им, что они, очевидно, в какой-то беде, и они должны пойти обратиться к бывшему мужу Дианы, Борису Пительникову. Белов начинает ругаться, а Лена говорит: "Нет, нет, это было бы совсем нехорошо. Поездка к Борису была бы ошибкой. Что бы я ни делала, не ходи туда и не упоминай о нас. Не делай этого.", сказала она. Я ответил, что не собираюсь этого делать. Я предлагал им сделать это. Это у них проблемы, а не у меня. Нет, говорят они. Это было бы нехорошо. Мы продолжали ехать.

− А кто такой Борис Пительников? − спросил Андрей.

−Куратор из Москвы, живет уже давно в Донецке. Курирует местных боевиков ЧВК Вагнера, воюющих здесь. Неофициально входит в десятку самых влиятельных людей в ДНР.

Хотя Федоров говорил в своей обычной нарочитой манере, довольно медленно, размеренно, он выдавал себя. Дмитрий Федоров никогда не был болтлив. Во всяком случае, он склонялся к другой крайности. Чаще всего собеседнику приходилось вытягивать из него информацию, что сводило с ума, если кто-то пытался работать с ним в случае высокого давления, кто должен был двигаться быстро и полагался на быстрый, свободный поток информации между несколькими сотрудничающими командами. С другой стороны, вам никогда не приходилось беспокоиться о том, что он сплетничает больше, чем вы хотите, чтобы другие люди знали. Болтливый детектив был одним из главных раздражителей Андрея.

Но Федоров всегда обращался к делу, хотя и слишком медленно, и все же здесь он говорил больше, чем нужно, не в силах изменить себя. Он мог бы вкратце изложить то, что сказал до сих пор, в четырех или пяти предложениях, но он тянулся неэффективно-медленно, чтобы быть уверенным, но тем не менее тянулся. Он выказывал волнение, которого Андрей никогда раньше в нем не замечал, и от этого Андрей встрепенулся.

- Мы ездили по городу. Еще больше расспросов, - продолжал Федоров, - пока они, похоже, не убедились, что я не тот, за кого они меня принимали. Но они, похоже, не хотели отпускать меня. Белов спросил, не знаю ли я кого-нибудь среди знакомых Бориса. Я сказал ему "нет", что было правдой. Я не связывался с Борисом Пительниковым, когда приехал сюда, потому что не хотел волноваться, что кто-то за мной наблюдает. Белов сказал, что это был хороший звонок, потому что вариант с Борисом - нелучший. Белов, ему, наверное, лет двадцать семь-двадцать восемь, уже некоторое время здесь, в ДНР, так что он не ребенок. Я не чувствовал себя слишком плохо из-за него.

Через некоторое время они высадили меня в трех-четырех кварталах от того места, где подобрали. Лена сказала, что они свяжутся и дадут мне знать, что сказать ее матери, что она собирается делать.

- Значит, она знает, где ты остановился? - Спросил Шальнев.

- Да, они знают.

Федоров снова подождал, пока утихнет очередной поток машин. Андрей до сих пор не знал, зачем Федоров позвонил ему, разве что сообщил, что дочь Муравьевых действительно жива. Но дело было не только в этом, Федоров просто еще не дошел до этого. Он собирался это сделать.

- Послушай, - сказал Федоров, - я должен знать, прежде чем мы закончим разговор. Ты можешь приехать или нет? Есть один автобусный рейс из Волгограда каждый день. Он доставит тебя сюда сразу рано утром. Мне нужно знать сейчас. Сейчас мне очень важно это знать.

Слушать такого человека, как Федоров, сдержанного, невозмутимого ветерана, вынужденного событиями выдать свою нервозность, было странным опытом. Это было похоже на общение с помощью шифра. На поверхности вещей Федоров никогда не ломал характер, но его срочность была телеграфирована в нюансах и тонкостях. Он не собирался бить оппонента этим по голове. Когда вы общались с Федоровым, больше половины бремени ложилось на слушателя.

- Ладно, - сказал Шальнев. - Я выезжаю завтра днем. Ты хочешь, чтобы я еще раз связался с Жанной?

− Нет, в этом нет необходимости. Я разговаривал с ней по телефону перед тем, как позвонить тебе. Я заберу тебя на автовокзале. - Он заколебался. - Спасибо, Андрей, мне пора идти.

Через одно мгновение Шальнев уже слушал короткие гудки.

***