− Привет, Андрей, − сказал Федоров.

Он на мгновение заколебался, словно давая Шальневу время оглядеть его, оценить, собраться с духом. Он был примерно одного роста с Андреем, но гораздо более массивным, его знакомая бочкообразная грудь теперь сопровождалась некоторым дополнительным весом, хотя он все еще держался твердо, уверенно, что указывало на его готовность к действию. Его бледно-розовая кожа была вылечена недавним солнечным ожогом, который почти полностью облупился на горбатой переносице, его сизые глаза не изменились. Теперь его кудрявые седые волосы были немного короче, но такие же густые, как и десять лет назад.

Не сводя глаз с Андрея, он вошел в дверь, остановился на пороге, вытащил из нагрудного кармана своей видавшей виды рубашки пачку сигарет − "Мальборо" он курил с юности − и закурил, не предложив Андрею.

− Ты знал, что я здесь, не так ли? − сказал он, медленно выпуская дым. Он вспотел, на лбу у него выступили бусинки, а на правом виске-ручеек.

− "Здесь" снаружи или "здесь" в ДНР?

Федоров посмотрел на Андрея.

− Андрюха, да ты совсем не изменился. Ладно, давай сначала попробуем "здесь" в ДНР.

− Да.

− На улице?

− Конечно, нет.

Федоров слегка повернулся так, чтобы его спина была не к дверному проему, а к стене. Он выглянул во двор и повернул обратно. Пистолет, засунутый за пояс, был хорошо виден сквозь тонкую ткань рубашки.

−Я не знаю, кто это был, − сказал он.

−Ты знаешь, что здесь случилось? − Андрей с трудом сдерживал прилив адреналина. Он интенсивно размышлял о том, что могло здесь произойти.

− Нет.

− Ты был здесь все время?

Федоров затянулся сигаретой и покачал головой. Андрей заметил, что он курит почти до самого фильтра.

− Я был здесь около получаса назад. − Федоров огляделся по сторонам. − Я сам шокирован до чертиков. − Он провел толстой рукой по лбу, размазал пот и вытер ладонь о полы рубашки.

− Как ты узнал, что я здесь?

− Когда я пришел сюда, увидел все это, я отступил, пошел по улице и сделал несколько телефонных звонков. На обратном пути я услышал, как по улице проехала машина, и нырнула в переулок. − Он кивнул в сторону другой стороны улицы. − Я видел, как ты вылез из кабины и вошли в коридор. Когда я увидел, что загорелся свет, я перешел на другую сторону.

− Почему ты не позвонил отсюда?

− Я хотел, чтобы не было прослушки.

− Твой телефон прослушивается даже здесь?

Федоров вздохнул.

− Это долгая история, Шальнев. Нам нужно выбираться отсюда. Давай. У меня машина за углом.

Андрею не хотелось уходить.

− Что они искали?

− Не знаю. У меня ничего такого не было. Но они искали хорошо.

Федоров повернулся, Андрей взял свою сумку и последовал за ним. У двери он остановился, обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на комнату, выключил свет и закрыл за собой дверь. Они вернулись по тусклому коридору к кованым железным дверям, стук которых эхом отразился от булыжной мостовой и оштукатуренных стен. Здесь, вдали от душной тесной каморки Федорова, было немного прохладнее.

Когда они шли бок о бок по усеянному первыми опавшими листьями тротуару, их шаги были чуть ли единственными звуками на еще пустынной улице. Федоров казался озабоченным, и Андрей попытался вспомнить, как он себя вел десять лет назад, или на него повлияли нынешние обстоятельства. Он не мог вспомнить, так или иначе. Он также не мог избавиться от ощущения, что, уходя из комнаты Федорова, он уходит от Федорова, поворачиваясь к нему спиной так же уверенно, как если бы он повернулся на каблуках и пошел прочь от окровавленного тела своего друга. Андрею казалось, что он оставляет что-то позади в зловонной маленькой комнатке Федорова.

На углу улицы Металлургов Дмитрий заколебался, но не остановился, пронесся через перекресток, следуя по улице направо к площади . Они миновали несколько витрин и свернули на крошечную подъездную дорожку, которая вела в темный обнесенный стеной двор, где вдоль стен стояло несколько машин.

Из радио в освещенном дверном проеме доносилась музыка. Федоров подошел к одной из машин, "Тойоте", и отпер ее. Андрей бросил свою сумку на заднее сиденье, когда Федоров завел машину, и они выехали со двора в узкий проход, а затем на улицу, шины заскрипели по плохому асфальту, когда Дмитрий набрал скорость.

− Примерно каждые девяносто дней я получаю новую, − сказал Дмитрий, притормаживая на красный. − Армянский торговец подержанными автомобилями на трассе "Дон". Я продаю их, он дает мне приличную сделку, немного прибыли для себя − плюс немного, чтобы держать рот на замке − и у меня есть новая машина каждые несколько месяцев. Так меня труднее выследить.

− Куда мы едем? − Спросил Шальнев, думая о погроме в жилище Федорова. Они все еще находились в Ленинском районе, но теперь там было движение, появились люди на тротуарах, светофоры работали, пара малолюдных кафе уже открылись.

-- Я голоден, − сказал Федоров. − Мы найдем какую-нибудь тошниловку, где сможем поговорить.

Они ехали по улице Куйбышева, направляясь на восток, улицы становились все оживленнее, а потом Федоров свернул на проспект, и широкая улица была несмотря на непростое для молодой республики время усеяна разнообразными неоновыми вывесками, рекламирующими джинсы, стереосистемы, косметику, бытовую технику, кока-колу, обувные магазины, салоны красоты, ремонт компьютеров, грузоперевозки - первый мир, во всяком случае, одна из его улиц, - а потом Федоров повернул снова, и объем рекламы уменьшился вдвое, а затем с каждым кварталом снова уменьшился вдвое, пока они не свернули в последний раз. Они были в старом рабочем районе, застроенной грязноватой улице с более медленным движением, более тусклыми огнями, меньшим количеством людей и большим количеством теней.

"Меридиан" был обычной закусочной с парадным входом, который открывался с угла здания на перекрестке Праци и Кобозева, его окна выходили прямо на тротуар, широко распахнутые. В ней был низкий стилизованный под бревна потолок, с вмонтированными лампочками, простые деревянные стулья и столы с клеенчатыми скатертями. Это было не то место, где можно было ожидать прослушки.

Их столик был рядом с окном, сразу за двойными входными дверями, но за перилами, которые давали им некоторое уединение. Они уселись среди грязной посуды, и Андрей сунул сумку под стол, между стеной и ногой. Федоров сказал, что он должен взять ее с собой; здесь не стоит оставлять ничего в своей машине. грязная посуда, оставшаяся от предыдущих посетителей были немедленно убраны молодой девушкой с крашенными перекисью водорода волосами, которая носила короткую юбку и футболку, сквозь которую ее маленькие груди выступали весьма провокационно. Когда она ушла, подошел официант, и они заказали пиво "Балтика". Федоров также заказал тонкое филе жареной говядины. Андрей отказался от закуски. Пиво появилось сразу же, охлажденное, что было приятной неожиданностью.

Стол стоял вплотную к окну, которое выходило прямо на тротуар и улицу. Шальнев оперся локтем о подоконник и оглядел тротуары, по которым шли на работу и учебу люди, входя и выходя из луж слабого света, падавшего от старых фонарей. Желудок Шальнева скрутило в узел, но он был полон решимости позволить Дмитрию вести его. Он попытался успокоиться. Он должен был это сделать.

Федоров тем временем выпил почти половину бутылки, прежде чем опустить ее.

− Что здесь происходит? − Сказал Андрей.

Федоров все еще делал свой последний глоток. Затем он кивнул.

− Ладно, − сказал он. − Насколько сильно ты хочешь знать, что здесь происходит?

− С той минуты, как я вошел в твою комнату, − сказал Андрей, − все изменилось. До этого я мог бы развернуться и вернуться домой следующим автобусом без каких-либо проблем. Теперь это будет проблемой.

− Ну, это будет проблемой, если ты тоже останешься, − сказал Федоров. − Это одна из тех вещей, когда если ты попадаешь внутрь, то попадаешь по самые ноздри.

− Я не могу приехать домой и рассказать матери Муравьевой, от чего я ушел.

− Черт возьми, не говори ей. Ты мог бы сообщить об этом хотя бы Борису Пительникову и уехать с чистой совестью.

− Ты можешь это сделать сам, − неожиданно резко сказал Андрей. Внезапно он разозлился, а не оцепенел. Интуиция подсказывала ему кое-что еще. Лучше сначала выслушать Федорова. Ему лучше выслушать его, пока здравый смысл не привел его в беду в регионе, где явно не хватало здравого смысла и где политические игры велись в соответствии с динамикой, которую он лишь смутно понимал. Как бы ему это не нравилось, он должен был слушать Федорова - по крайней мере, какое-то время.

− Я не собираюсь уехать без результатов, − сказал Андрей.

Федоров пожал плечами. Пот снова блестел у него на лбу, когда он полез в карман за сигаретами. Он закурил одну и положил на стол пачку сигарет и красную пластиковую зажигалку "Бик". Здесь разрешалось курить и сигаретный дым парил в воздухе, медленно выплывая из окна в темноту, где становился частью утреннего дыхания, сливаясь со зловонием от автомобильных выхлопов и горящих свалок. Федоров посмотрел на Шальнева.

− Я сменил работу, − сказал он. − Только не с государством, никаких льгот, никакой выслуги лет, никакого страхового полиса, никакой медицинской страховки, никакой пенсионной программы. Я свободен.

− Когда это случилось?

− Почти два года назад.

− Твой выбор?

− Абсолютно.

Большим пальцем руки, державшей сигарету, он смахнул пот со лба. Глоток пива, затяжка сигаретой.

− Но я не сумасшедший, чтобы меня унесло ветром. - Дмитрий покачал головой. − Нет, я держусь подальше от торговли оружием. Я держусь подальше от наркотиков. Они идут рука об руку и деньги...гигантские. Но я могу сосчитать десяток мужчин, крутых мужчин, которые должны были быть достаточно умными, чтобы уйти, когда они могли, достаточно умными, чтобы быть умными, которые больше не тратят свои деньги, поскольку они мертвы. Нет, я предпочитаю долголетие.

Федоров смотрел в окно, размышляя, возможно, задаваясь вопросом, должен ли он говорить то, что говорит. Что бы он ни собирался сказать, Шальнев мог быть уверен, что это было рассчитано. Хотя Федоров казался импульсивным человеком, это была заслуга того, как хорошо он мог думать на ходу, что, даже так, он никогда не действовал опрометчиво. Если бы это не было выгодно Дмитрию, Шальнев не услышал бы его. С этим и равным риском была связана вероятность того, что Федоров мог очень легко подставить его. Если бы он ничего не выигрывал от присутствия Андрея ,он никогда бы не появился в своей комнате при нем.

Федоров поднял указательный палец, как будто хотел сделать и удержать точку.

- Я, считай продаю информацию, - сказал он. - маркетинг моих навыков, так сказать. Я был в СНГ всю свою карьеру, большую ее часть в России и Украине. Наша военная разведка теперь имеет очень слабые связи, я имею в виду в человеческом интеллекте. Электроника, спутники, это что-то другое. Но вы не можете сделать много хорошего только с этим, не в упреждающих ситуациях. Вы должны иметь людей на земле. Вот где наши облажались. ГРУ, ФСБ, они на девяносто процентов полагаются на платных информаторов в МГБ ДНР, местной военной разведке. Которые по уши в крышевании бизнеса, в операциях заказных убийств, в торговле оружием, в заговорах о перевороте, а разговоры о защите населения Донбасса от "укров" − одна видимость. И вот мы платим некоторым из них, чтобы они сообщили нам обо всем этом дерьме, пожалуйста. Наша разведка сейчас настолько непрофессиональна, что им приходится полагаться на крохи от офицеров местного МГБ, которые просто лгут нам и смеются над нами, когда они берут наши деньги.

Что касается получения помощи от армии, дерьмо, эти полевые командиры, они берут нашу "иностранную помощь", которая является только взяткой Центра, а затем вместо ожидаемой дипломатической взаимности, которую военные в ЛНР и Приднестровье, по крайней мере, притворяются, что распространяют, эти ублюдки просто смеются нам в лицо и говорят нам идти к черту. Мы ничего не добились здесь со своей "неофициальной помощью". Я никогда не видел ничего подобного. У нас тут такая штука с "демократией" ... − Федоров замолчал и покачал головой. −Ад кромешный.

Он закурил новую сигарету, словно пытаясь успокоиться.

− Теперь я продаю информацию, − сказал Федоров, продолжая свой рассказ, − тому, кто больше заплатит. У меня есть информаторы по всей этой дрянной псевдостране ... некоторые на очень высоком уровне. Я уже положил на личный счет больше денег, чем мог бы положить за пять жизней, работая на правительство и откладывая каждый рубль, который мне платили. − Он замолчал, не сводя глаз с Шальнева. − Дело в том, что я здесь независим. Это имеет последствия для вас. Первое: те немногие правила, которые я соблюдал, работая на государство, больше не применяются ко мне. Во-вторых, есть определенное дерьмо, в которое я не хочу вмешиваться, потому что это может угрожать моему бизнесу, и я не собираюсь подвергать его опасности. И третье: я сделаю вам одолжение, а потом я останусь один, и вы больше не захотите меня видеть. И имей в виду: как бы ты ни был хорош, Шальнев, и я тебе доверяю, я надеюсь, ты понимаешь, что ты здесь на конце веревки, и если ты не будешь соблюдать осторожность, то окажешься в застенках местных военных, откуда тебе уже не удастся выбраться.

Федоров опустил уголки рта и придал лицу невозмутимое выражение.

− Что за услуга? − Спросил Андрей.

Федоров покачал головой и посмотрел на Андрея как на дурака. И Шальнев чувствовал себя таковым. Ему это не нравилось, и это пугало его, но он не мог не посмотреть на это. Это было просто странно, чтобы рассмотреть его.

− Информация. Я дам тебе все, что смогу.

− И чего же ты хочешь от меня?

− Мы дойдем до этого, - сказал Федоров, гася сигарету.

− Мне нужно поговорить с Леной Муравьевой.

Федоров сделал глоток своей "Балтики".

− Ты немного опоздал, мой друг. Она исчезла три дня назад.

***