Шорох… все еще сон?
Павел открыл глаза.
Нет, не сон.
Это в замке проворачивается ключ.
Кто это еще? Неужели Наташка?!
Нет, конечно. Откуда у нее ключи. А сейчас кто-то шуровал крайне аккуратно, неслышно, мягко. Тумасов вскочил и кошачьим прыжком занял позицию не за дверью, а… над ней. Это было для его спортивного тела не так уж сложно: по стенке у самого потолка тянулась труба газопровода — за нее рукой, а ногами враспорку.
Замок щелкнул. Неизвестный гость выждал длинную секунду, потом резко и плотно припечатал дверью предполагаемого противника — правда, противника там не оказалось. И ухитрился все это проделать почти бесшумно. И сделал шаг внутрь, в квартиру.
Павел разглядел густоволосую рыжеватую макушку и в следующий миг увидел бы вздернутое вверх лицо — гость учуял угрозу сверху каким-то шестым чувством. Но именно в этот миг снова зазвонил телефон резким сигналом. Гость волей-неволей переключился на новый звук, застыл, пускай буквально на мгновение. И здесь Тумасов достал его — двумя ногами, всей массой сверху. Даже не прыгнул, а просто обрушился, припечатал. Стремительным домкратом.
Хорошо, что на лестничной площадке не было никого. И лифт не гудел, никто его не вызывал. Просто было рано. Еще очень рано. В чьей-то квартире проснулся будильник. Значит, сейчас где-то шесть-полседьмого утра. Через полчасика народ зашевелится, заспешит на работу, на службу.
Павел перевернул тело на спину, лицом вверх. Абсолютно неизвестное лицо. Крепкое, сильное и… бледнеющее на глазах. Этого только не хватало! А если у него шейные позвонки сломаны?! Тогда — труп. Павел взял двумя пальцами за подбородок, повертел — да нет, в порядке у непрошенного гостя позвонки. Через какое-то время очнется. И это время необходимо было употребить с толком.
Павел в два прыжка оказался у лифта, нажал кнопку — лифт ожил, стал подниматься. Затем он обхлопал бездыханное тело по карманам: во внутреннем кармане куртки обнаружился «Макаров», с полной обоймой. Он вытащил обойму, пистолет аккуратно, не оставляя следов, выбросил в мусоропровод — левый «ствол» ему был абсолютно не нужен.
Лифт остановился, дверцы разъехались. Тумасов резво втащил неизвестного гостя в кабинку, усадил в глупую пьяную позу и для большей натуральности ткнул пальцем под ребро — моментальный рвотный рефлекс: бесчувственная кукла согнулась и гортанно хрипнула, выпустив изо рта лужицу желчной слюны. Мда… Павел оставил куклу в одиночестве и нажал на прощание кнопку верхнего этажа, дверцы съехались, кабинка пошла ввысь, там и заглохла, под крышей. Пусть теперь жильцы наводят порядок в собственном подъезде — участкового вызывают или своими силами вышвыривают подгулявшего алкаша. В любом случае с его стороны не последует повторной попытки вламываться в чужую квартиру.
Все утро лил непрекращающийся дождь. Насчет второй половины аванса Павел должен был позвонить в девять. Он успел вдоволь поколесить по городу, убедившись в отсутствии «хвоста», и затем решил переждать разбушевавшуюся стихию в своем тире, где на всякий случай захватил с собой из тайника пистолет «ТТ» с двумя обоймами. Наконец в девять он позвонил из автомата по телефону, данному Марком Израилевичем.
— Вы получите вторую половину суммы в нашем офисе, — голос помощника Марка Израилевича Романа звучал несколько удивленно. — записывайте адрес: Самаркандский бульвар четыре, на втором этаже, кабинет двести два.
— Понятно.
— Тогда в одиннадцать.
«В одиннадцать, кабинет двести два» — повторил Павел про себя и положил трубку.
Он подъехал к условленному месту без десяти одиннадцать. Старое трехэтажное здание удивило его своей необжитостью. Павел открыл железную дверь и подошел к сидевшему в стеклянной будке высокому брюнету — охраннику:
— Простите, где здесь двести второй кабинет?
— Налево и затем по лестнице на второй этаж. — равнодушно буркнул страж и уткнулся в чтение журнала.
— Спасибо, — бросил Тумасов и скрылся за углом.
На втором этаже видимо вовсю шел ремонт, повсюду лежали остатки стройматериалов. Когда Павел в поисках нужной двери дошел до середины коридора, он краем глаза увидел, как на этаже показался вахтер с проходной.
— Да я найду все сам! Спасибо… — начал Павел и запнулся, увидев у того в руке пистолет-пулемет «Узи».
Тумасов стремглав бросился к обозначенному нарисованной масляной краской стрелкой на стене запасному выходу, перепрыгивая через несколько ступенек.
Грохот раздался ужасный, Павел боялся, что пули отскакивая от стен, могут срикошетить в него. Напрягая все мускулы, он, коснувшись пола, прокатился по нему под дождем пуль, к счастью, пролетевших выше.
Он услышал шум сверху и заметил еще одного бандита — усатого юнца с бритым черепом, который собирался спуститься. Павел полулежа, упершись спиной в стену, достал пистолет, выстрелил в его направлении, и тот пропал.
Вскочив, Тумасов в несколько прыжков оказался возле двери черного хода. Павел открыл замок и распахнув дверь, выскочил наружу. Обернувшись, он увидел, что усатый присел на лестнице, целясь в него из автомата.
Павел, спрятавшись за мусорную урну, пальнул в ответ дважды, особо не прицеливаясь.
Пуля оказалась не такой уж дурой, и вошла точно в правый глаз бритоголового.
Тот коротко вскрикнул, конвульсивно сжал свое оружие, продырявив очередью стену, и упал навзничь. «Вахтера» нигде не было видно. Павел побежал к машине. Из здания показался наконец «Вахтер» с пистолет-пулеметом в руке. Павел выстрелил, тот спрятался внутрь дома.
Тумасов выругался и открыв дверь машины, почти ползком залез в салон.
Кое-как сумев завести машину, Павел стал выезжать со двора и тут-то возник второй боевик. Он выскочил на крыльцо, приготовившись расстрелять Павла несколькими очередями.
Очередь! «Узи»! Лобовое стекло раскололось и брызнуло крошкой в лицо. Тумасов инстинктивно зажмурил глаза. Но руки же инстинктивно резко рванули руль влево и тут же вернули его обратно. Газ! Павел бросил машину вперед, прямо на стреляющего. Удар! На Павла обрушилась неимоверная тяжесть, и он на какое-то время отключился.
Очнулся Павел тут же. На него что-то навалилось и прижало. Мотор «Форда» заглох. Павел заворочался, наткнулся на ручку дверцы, дернул — вывалился на асфальт.
Только тут Павел понял, что произошло. При столкновении «вахтера» подбросило вверх, и он, словно снаряд, влетел в кабину сквозь разбитое лобовое стекло, припечатав Павла к сидению. Правая рука кровоточила, видимо задело пулей. По лицу струилась кровь — его или стрелявшего? Осколки от лобового стекла наверное, изрядно посекли.
Сирена. Вой сирены. Видимо, услышавшие выстрелы обитатели соседних домов вызвали милицию.
Павел колебался не более нескольких секунд. Можно было остаться и подождать милицию, он же не превысил мер необходимой самообороны. С другой — если его пытались убрать столь влиятельные люди как заказчики ликвидации Акбарова, то они постараются достать его и в СИЗО, куда его вполне могут посадить для выяснения всех обстоятельств перестрелки.
Милицейский «Уазик» еще только въезжал в подворотню, а Павел уже бежал к решетчатой ограде. Легко ее преодолев — успевай только не зацепиться за вензеля-завитушки, он скрылся в ближайших переулках.
Надо ложиться на дно. Вернее, сматываться из Москвы как можно дальше и чем скорее, тем лучше. Но куда?
Эти мысли одолевали Павла на его старой квартире в одном из спальных районов столицы, ключи от которой он постоянно носил с собой. В принципе, для путешествий у Павла лежал спокойненько в укромном уголке паспорт. Настоящий, не фальшивый заграничный паспорт с настоящей многоразовой визой в замечательную северную страну Норвегию, которая никого никому не выдает. Отличная виза, купленная через надежных людей за приличные деньги. Дожидался паспорт своего часа, который наступил. И как раз в час «Х» Павел уже сильно сомневался, стоит ли им пользоваться — в «Форде» остались его водительские права и его вполне могли объявить в розыск.
Наконец, основательно все взвесив, Павел выбрал пресловутый план «Б».
У Тумасова был еще один паспорт — запасной. Увы, без каких-либо виз. Замечательно сделанный местными умельцами документ, на имя Суслова Дмитрия Ивановича. С ним и надо было выбираться из Москвы. А лучше из страны. На неопределенный срок.
Павел занялся своей раной. Собственно говоря, это и не рана была, а так, кровоточащая царапина, пуля и близко не задела кость, по сути дела только кожа была рассечена. Тумасов залил рану йодом, зашипев как тысяча гадюк и перевязал ее. Затем он стал собирать вещи.
Уже одетый, Павел сидел на кухне и пил крепкий растворимый кофе без сахара. Он не любил есть перед дорогой. Эта привычка у него была еще со студенческих лет.
По-прежнему шел нескончаемый дождь. По радио звучала песня «На недельку до второго». А мне может и на более долгий срок предстоит отбыть, подумал Павел.
Приезжай…
Племянница…
А почему бы действительно не поехать на родину предков?
Так получилось, что когда однажды в геологическом поселке где-то в Якутии Павла разыскала срочная телеграмма от отца о том, что мама умерла, он из-за нелетной погоды, поменяв по пути несколько самолетов, смог прилететь лишь на следующий день после похорон. А менее чем через год и отец отправился следом за мамой.
Старший же брат Павла Петр, отец Натальи, по профессии инженер — технолог еще середине восьмидесятых развелся с женой и уехал куда-то в Белоруссию, а после распада Союза вместе с новой семьей и на ПМЖ в Польшу. С родителями и Павлом он не поддерживал никаких контактов, хотя вплоть до недавнего времени регулярно высылал переводами определенные суммы денег на имя своей дочери.
А если еще точнее, то Робинзона.
Тяга к самостоятельным путешествиям у Натальи проявилась еще в девятом классе, когда она убежала из дому с компанией каких-то хиппарей, каковую братию Павел, например, никогда не уважал. Родители нашли ее где-то в Прибалтике, со скандалом вернули домой, она снова сбежала, теперь в Москву, потом еще куда-то — вот так она окончательно стала Робинзоном.
Сразу после окончания школы Наталья просто послала свою мать, алкоголичку с многолетним стажем на три буквы и переехала жить в Питер, поступив в Лесгафт. На присылаемые отцом средства она снимала однокомнатную квартиру на окраине города, где она жила-поживала беззаботно в гордом одиночестве, лишь время от времени с треском выгоняя очередного любовника-нахлебника — характер у Натальи был тот еще: вспыльчивый, неуступчивый, точь в точь как у дяди. А вообще-то Павел считал ее во всех отношениях симпатичной, хоть и непредсказуемой временами.
Изучала же Наталья в университете теорию и методику спортивных игр, что соответствовало ее пытливому характеру и стремлению разобраться в устройстве любой игры, в которую она сама когда-либо играла. Но и здесь сказался ее непредсказуемый характер — получив диплом, она вернулась домой и стала вести еще более активную личную жизнь со своими многочисленными приятелями. Они, в большинстве своем, были или спортсмены или коммерсанты и все хоть немного, но в Наталью были влюблены. А потом Павел как-то потерял ее из виду, да и ему в то время было не до этого.
И вот сейчас эти настойчивые звонки. Зачем? Приезжай… и не объяснила ничего.
Эта мысль мигом вернула Тумасова в сегодняшний день, и Павлу опять стало настолько не по себе, что он резко выдернул шнур радио из розетки.
На окне кухни висели пыльные желтые шторы. Они давали желтоватый отблеск на стену, где висел большой плакат с Сильвестром Сталлоне.
Это был старый, подаренный одной из подруг Павла постер. Несмотря на то, что он висел уже много лет, Павлу нравилось смотреть на него, словно подзаряжаясь некоей энергетикой, исходившей от портрета.
Рядом с постером болтался на гвоздике пожелтевший лист плотной мелованой бумаги. На нем рукой Павла, в несколько кривоватых столбиков были написаны трехзначные и четырехзначные числа. Некоторые из них были зачеркнуты. Рядом висела привязанная за ниточку шариковая ручка.
Павел, помедлив, протянул руку и одним рывком содрал листок. За ним оказался замаскированный тайник, в котором лежала некоторая сумма в рублях и долларах на случай непредвиденных обстоятельств.
Вот и наступили непредвиденные обстоятельства.
Большую часть своих гонораров Павел хранил в двух серьезных, солидных банках. Проценты в них были не сверхвысокие, но Павел предпочитал стабильность. Кстати, вот еще нарисовалась проблема, подумал Павел — деньги лежат на срочных вкладах, а их надо будет резко вынимать перед тем, как исчезнуть. Тут будут финансовые потери, конечно. Ладно, это надо будет как следует обмозговать попозже.
Тумасов твердо решил ехать в Баку. Учитывая полученный ранее аванс от Грифа, в общей сложности на руках у него было более двадцати тысяч долларов. Он чиркнул спичкой и поджег листок. Его стало быстро пожирать жадное желтое пламя. Павел бросил листок в пепельницу и подождал, пока он не сгорит дотла. Все. Пора собираться.
Он взял с полки пачку «Мальборо», распечатал ее и закурил первую за день сигарету. Надо будет по прибытии, освоившись, все-таки постараться узнать подробнее о Дроздове и лысом старике, сделавшем ему заказ на Акбарова. А затем потихоньку решать эту проблему. Тут нужен сильный покровитель, вопрос сам по себе так просто не решится. Тумасов надеялся на помощь от знакомых отца, в прошлом обкомовского работника среднего звена.
В то время, как Павел собирал вещи в дальнюю дорогу, Дроздов приехал на встречу с Грифом.
Марк Израилевич ждал его в доме на Варшавском шоссе, в квартире, в которую можно было попасть только через кишкообразный коридор с десятком дверей, принадлежащих жилищно-эксплуатационной службе района. Несмотря на то, что на нужной двери висел увесистый замок и табличка: «Очистительная. Посторонним вход воспрещен», она открылась сразу же, как только Игорь подошел к ней вплотную. Явочное помещение было оборудовано очень солидно, в том числе и телекамерами и компьютерной системой охраны.
Марк Израилевич, в черной рубашке и джинсах, пожал руку Дроздову и пригласил его к журнальному столику с напитками. Сели в кресла, поглядывая друг на друга. Толстый налил себе пива.
— Говорят, ваши люди упустили Стрелка. — начал без предисловий Гриф.
Дроздов хлебнул пива, икнул, поморщился.
— Говорят, он уложил двоих бойцов, которые были посланы за ним, — продолжал Марк Израилевич будничным тоном, — и исчез.
— Я никак не ожидал… — начал Дроздов, но осекся.
— Говорят, он протаранил одного из них машиной, возможно был ранен при этом, — неторопливо продолжал Гриф. — а еще он утром выкинул вашего человека из своей квартиры. Это любительство, знаете — ли.
Игорь допил пиво, глянул в проницательные иронично — спокойные глаза Марка Израилевича.
— Да, это все так, но мы ищем, паспортные данные его у нас есть.
— Ищут пожарные, ищет милиция, — сердито отчеканил Гриф, — если милиция его найдет раньше нас, может все дерьмо всплыть.
Он крякнул, откинулся в кресле.
— Я направил людей на вокзалы и в аэропорты. — Дроздов отчитывался словно прилежный ученик перед учителем. — Пробиваем его контакты здесь, в Москве.
Марк Израилевич покачал головой:
— Чеченцы тоже ищут…, в том числе и через свои связи в милиции.
Дроздов молча выпил еще бутылку пива, закусил бутербродом с сыром, отодвинул тарелку.
— Марк Израилевич, вы знаете меня достаточно хорошо… это дело нескольких дней.
Гриф налил себе минералки, залпом выпил и посмотрел на Дроздова сквозь бокал.
— Вообще-то, если Стрелок заговорит, можешь и сойти с дистанции. У меня — то будут только не слишком большие неприятности, а вот тебя могут вообще сдать чеченцам с потрохами. Сбросить балласт, так сказать. Думаю, они захотят по душам переговорить с человеком, причастным к убийству их земляка.
Дроздов вздрогнул, затем кривовато улыбнулся:
— За пару дней управимся… тем более если он ранен…
— Будешь звонить мне по этому телефону, — Марк Израилевич протянул листок бумаги, — но только из автомата. Сорок восемь часов тебе сроку. А дальше как говорится, тишина.