Как играть в дом

— Давай, поиграем во что-нибудь, — сказала Анне, и Кадри сказала в ответ:

— Ну, давай.

— Во что бы нам поиграть? — спросила Анне, и Кадри на минутку притихла, и они обе задумались.

— Можно поиграть в дом, — сказала Анне. Но Кадри заявила, что эти игры в домашние дела ей уже надоели.

— Ну, этот дом будет не то чтобы совсем дом, а просто такой домишко, где на окнах висят рваные занавески, — сказала Анне.

— Совсем-совсем старые и рваные! — спросила Кадри.

— Да, и окна выбиты, и ветер колышет эти занавески, как флаги, — сказала Анне.

— А двери тоже поломанные и дырявые!

— Да, и двери дырявые и висят так косо.

— И крыльцо тоже развалилось, и на него страшно ступить!

— Немножко страшно, вдруг нога провалится.

— И труба тоже старая, такая, что порой по крыше катятся кирпичные черепки и собака не сможет спокойно полежать на завалинке!

— Да, и сама крыша такая дырявая, что дождь протекает насквозь, и в комнате надо ставить на пол тазы.

— А печка так развалилась, что если затопить — дымит ужасно!

— Да, но это ничего, ведь окна выбиты, и весь дым выйдет на улицу.

— И двери тоже все время открыты.

— Двери до того уж развалились, что вовсе не закрываются.

— А когда очень сильный дождь, тогда и от тазов мало толку, все насквозь протекает, и все вещи мокрые.

— Да, все книги мокрые, и одеяло мокрое, так что и спать негде.

— Такое мокрое, что его надо выносить во двор и несколько дней сушить на веревке!

— Да, а потом снова начнется дождик, и одеяло так никогда и не просохнет.

— И всегда одеяло насквозь мокрое-премокрое и так и висит на веревке.

— И собака на дворе такая мокрая, что хоть вешай ее на веревку, если бы солнце светило!

— Да, и лошадь мокрая, и с нее капает, как с одеяла и собаки.

— А лошадь такая старая и усталая, что стоит на одном месте и только ушами шевелит.

— Да, и она такая старая, что скоро умрет.

Они снова немножко помолчали, подумали о старой лошади.

— Эта лошадь стоит под старой яблоней и не хочет уходить! — спросила Анне.

— Да, и яблони такие дряхлые, что на них не растет ни единого яблочка, а потом яблони спилят и сожгут, — ответила Кадри.

— И когда их будут жечь, печка с грохотом развалится, — решила Анне.

— И огонь попадет в трубу, и крыша загорится, — сказала Кадри.

— Тогда надо поскорей разобрать крышу.

— И стены обвалятся, и ничего-ничего не останется.

— От целого дома ничегошеньки не останется.

— А лошадь к тому времени умрет!

— Наверно. А собака еще будет и уже не станет бояться спать на завалинке.

— Потому что крыши-то ведь нет.

— И ничего нет.

— Раз так, то что же получается из нашей игры! — спросила Анне, и Кадри ответила, что можно придумать другой дом.

— Где все было бы целое и чистое, — предложила Кадри.

— Ну, тогда давай строить такой новый дом, — сказала Анне.

Они начали строить дом из стульев, и из лошади-качалки, и из коробок и при этом пели такую песенку:

Им пришлось очень торопиться со строительством нового дома, потому что мама Анне обещала через два часа зайти за ней, а им хотелось немножко пожить в своем новом доме.

 

Как ходить гулять

Впереди снова был длинный день. Утром Кадри сказали, что попозже она пойдет с Анне гулять. Но именно в этот день Анне со своей мамой поехала в деревню навестить больную бабушку, а тут еще и дождь пошел. И Кадри пришлось весь день сидеть дома одной, а оставаться одна она не любила.

Кадри немного поиграла в своей комнате и просмотрела три книжки, но на часах еще даже двенадцати не было. Двенадцать бывает, когда обе стрелки сходятся наверху. Сейчас мог быть какой угодно час, но только не двенадцать.

В двенадцать с работы позвонит мама и спросит, как идут дела. Кадри ответит, что Анне нет дома и что идет дождь. Тогда мама скажет, чтобы Кадри была хорошей девочкой и поиграла одна. Но ведь она уже играла.

«Я уже наигралась», — скажет Кадри в телефонную трубку, и тогда мама посоветует ей чем-нибудь заняться.

Рассчитывать на такой звонок нельзя. Придется все-таки самой что-то придумать, который бы час ни был.

— Я немного погуляю, — сказала сама себе Кадри.

— Я буду делать маленькие-маленькие шаги, тогда на гулянье пойдет больше времени.

Она медленно, маленькими шажками, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Дверь сделала «пи-и-у».

Кадри засеменила к ванной, половицы скрипели. Лампу она не стала зажигать, потому что в газовой колонке горел фитиль и давал немного света. В ванной комнате было тепло и чуточку страшно, в углу что-то гудело. Это шумела водопроводная труба, а шума воды она давно уже не боялась. Когда была маленькой, тогда, правда, боялась.

Переминаясь с ноги на ногу. Кадри постояла перед ванной, а затем быстро вышла. Теперь она отправилась на кухню, и кухонная дверь тоже сделала: «пи-и-у».

На кухне жужжал холодильник и булькала раковина.

Газовую плиту дети не смеют трогать, это Кадри знала.

Ножницами играть нельзя, это она тоже знала.

Там она сняла тапочки и залезла в постель. После большой прогулки надо отдохнуть, сказала она себе и положила голову на подушку.

 

Как варить суп

— А теперь давай готовить, — сказала Анне, а Кадри сморщила нос и сказала, что гораздо интереснее было бы сварить настоящий обед. Суп, студень или еще что-нибудь.

— Нам же не позволят, — сказала Анне.

— Моя мама говорит, что я еще успею в своей жизни наварить обедов. Когда я выйду замуж и муж будет приходить с работы голодный, и дети будут кричать и все время просить есть, — сказала Кадри.

— Я ужасно люблю есть, — вздохнула Анне. — Потому я и толстая.

— Подумаешь, ну и будь толстой, — махнула рукой Кадри. — Давай придумывать кушанья.

Анне задумалась.

— Если б я написала поваренную книгу, то включила бы в нее рецепт своей ухи, — подумав, сказала Анне.

— Все бы прочитали «Уха», а дальше было бы так: нарисуйте на бумаге рыбу, в точности как окунь, конечно, если вы хотите варить уху из окуня. Затем идите на берег реки или озера и ждите, когда окуни приплывут посмотреть ваш рисунок. Как только рыба будет у вас в руках, начинайте варить уху, как обычно варят уху, и варите столько, сколько вам захочется.

Пока Анне говорила, Кадри грызла ногти, а потом сказала свой рецепт.

— Уху можно варить, как обычно варят уху, а можно варить ее и по-другому. Проще всего рыбу поймать так: если какой-нибудь знакомый, отец, дядя или сосед пойдет на рыбалку, надо крикнуть ему вдогонку: не забудь передать рыбе привет, если увидишь ее! И так надо делать каждый раз. В конце концов рыбы так привыкнут к твоим приветам, что сами будут приходить и здороваться. Но тогда может случиться, что ты и не захочешь варить суп из таких хороших друзей, — сказала Кадри.

— Гораздо проще сварить суп из помидоров, — сказала Анне. — Надо только пойти на рынок и купить много-много помидоров. Столько, чтобы хватило. И землю надо купить, если только ты живешь не в деревне, где земля все равно есть. И если на городском рынке вообще землю продают. Если помидоры красные и спелые, самое умное сразу же их съесть, а семена посадить в землю. Когда же вместо съеденных помидоров вырастут новые, их будет уже гораздо больше и тогда их обязательно хватит и на суп.

— А еще лучше сварить суп из бабочек, — заметила Кадри, и теперь Анне выслушала ее рецепт:

— Когда увидишь, что на небе радуга, лучше всего подать на стол суп из бабочек. Для этого надо найти бабочек с крылышками всех цветов радуги, а ловить их можно только, когда в небе радуга. Иначе нельзя будет сравнить цвета крылышек бабочки с цветами радуги. Лучше всего, если после того как сваришь суп, бабочки останутся целы и невредимы, тогда можно поставить кастрюлю на стол и сказать: «Пожалуйста, вот вам суп из бабочек!» И после того как снимешь с кастрюли крышку, бабочки разлетятся по комнате. И тогда уже не важно, есть ли еще в небе настоящая радуга или нет. В комнате и так будет полно маленьких радуг, и все будут сыты.

Анне выслушала все это и засмеялась.

— Мой папа однажды съел много супа из бабочек, а потом пошел в баню и никак не мог понять, почему все смотрят на его живот и смеются, а в его животе было столько супа, что все цвета радуги стали видны. И ему пришлось долго тереть себя щеткой, прежде чем он отмыл живот.

— Хи-хи-хи, — рассмеялась на это Кадри.

— Ха-ха-ха, — рассмеялась на это Анне.

 

Как поссориться

Однажды Анне и Кадри поссорились. Они уже давно не ссорились, а тут Анне сказала, будто Кадри ей что-то сказала, а Кадри сказала, что вовсе не она сказала, а Анне.

— Ты ведь отлично знаешь, что ты сказала мне, — сказала Анне.

— Я не знаю, что я сказала тебе, но я хорошо помню, что сказала мне ты. Я это не забыла, — ответила Кадри.

— А что я тебе такого сказала! — спросила Анне, и Кадри промолчала. Она отошла в другой угол комнаты и сбросила со стула куклу. А Анне как раз только что ее туда посадила.

— Почему ты сбросила куклу! — спросила Анне.

— Она тебе, что ли, мешала!

Анне ужасно рассердилась, а Кадри засопела.

— Сама знаешь, — сказала Кадри, хотя вовсе не знала, что должна знать Анне, и Анне тоже не знала. Анне подошла к столу и провела на рисунке Кадри две жирные красные полосы.

— Вот так, — сказала Анне.

Кадри посмотрела на красные полосы, лицо ее тоже стало красным, и она засопела еще громче.

— Что вот так! — спросила она сердито, и Анне сказала, что вот так — это вот так.

— А если я тебе тоже сделаю вот так! — спросила Кадри, и Анне сказала, что вот так она сделать не может.

— Потому что я сегодня не рисовала и тебе некуда ставить полосы.

— А я на тебе самой поставлю полосы, — ответила Кадри.

— Только попробуй. Тогда и я на тебе, — пригрозила Анне.

— Я тебе передник порву, — тоже пригрозила Кадри.

— А я тебе уши оторву, — пообещала Анне.

— А я тебе нос оторву.

— Как это оторвешь! — спросила Анне.

— Увидишь, — ответила Кадри.

Потом они немного поплакали. Тихо и зло. Так тихо, чтобы не услышали в соседней комнате. Что из того, что отец заткнул уши ватой. Отец всегда затыкал уши ватой, когда Кадри и Анне играли. А вдруг он сегодня забыл это сделать. Наплакавшись, они высморкались. Анне в платок, а Кадри утерла нос рукой.

Затем обе вздохнули. Анне подняла куклу, снова усадила ее на стул и сказала, что вообще-то пошла бы домой, но дома никого нет и ей будет там скучно.

— Тогда не ходи, — сказала Кадри. — А то и мне будет скучно.

— Я тебе всегда говорила, что ты ужасная нюня, — сказала Анне и повязала кукле свой передник.

— А я говорила тебе, что ты старая тюня, — сказала Кадри и села за стол рисовать.

 

Как приручить мышь

— У нас под раковиной живет мышь, — сказала Кадри, ковыряя в носу. В носу чесалось, и никто не видел, что она ковыряет, а Анне пусть видит.

Анне не поверила и уставилась на Кадри.

— Я не верю, — сказала Анне, и тогда Кадри позвала ее к себе. Они захлопнули дверь, заперлись на замок и еще цепочку накинули. Если позвонят, придется открыть замок, а цепочка останется, тогда дверь только чуть-чуть приоткроется и никто чужой не сможет войти. Так их учили, и они немножко боялись этого чужого, но до сих пор к ним приходили только знакомые. Как сейчас Анне.

— Я бы хотела живую утку, она могла бы жить в ванной, — по дороге на кухню сказала Анне.

— Тебе не позволят взять утку, — решила Кадри. Они пришли на кухню и открыли дверцу шкафчика под раковиной. Там стояли мешок с картошкой и пустое ведро.

— Сейчас ее не видно, — прошептала Кадри. — Оставим дверцу открытой и подождем немного. Может, она проголодается и выйдет.

— Откуда выйдет! — спросила Анне.

— Там, в углу, дырка, — ответила Кадри. И они сели на пол и долго молчали. Однако мышь не появлялась.

— Может, она сыта, — сказала Анне. — Мыши ночью наедятся и днем спят.

— Откуда ты знаешь! — спросила Кадри, и Анне ответила, что вовсе она не знает, просто думает так, потому что коты ловят мышей ночью.

— У тебя же не было кота, — сказала Кадри.

— Не было. И мыши тоже не было, — ответила Анне.

Они еще довольно долго сидели на полу, и Кадри рассказала, как маленькой она видела в углу третьей комнаты большую красную лошадь. В той комнате, в углу, был стенной шкаф, дверца шкафа открылась, и оттуда вышла красная лошадь и остановилась, она просто стояла на месте и больше ничего не делала.

— А ты с ней не разговаривала! — спросила Анне.

— Не попробовала поговорить с ней? Хотя бы понарошке!

Кадри сказала, что не попробовала, не решилась. Они поговорили еще о том, что Анне боится пауков и лягушек, а больше никого не боится, и что ни паука, ни лягушку она не обидит.

— Это потому, что паук меня еще больше боится. Я для него такая большая и страшная, — сказала Анне, а Кадри посмотрела на нее и ответила, что вовсе не страшная, только немного толстая.

— Возьми как-нибудь паука в руки и смотри на него долго-долго, тогда не будешь больше бояться, — посоветовала Кадри.

— Попробую, если вдруг увижу паука, — ответила Анне.

Они снова посидели молча.

— Хорошо, что у нас не бывает наводнений, — вздохнула Кадри, увидев, что мышь все еще не появилась.

— И землетрясений, — добавила Анне.

— И гор, из которых выходит огонь, или вулканов. Я точно не знаю, как правильнее, — сказала Кадри.

— И то и другое одинаково страшно, — решила Анне.

— Если бы случилось наводнение, из крана натекло бы слишком много воды и мыши некуда было бы убежать. Вода из ванны перелилась бы через край, из уборной тоже лилась бы вода, и всюду было бы мокро, — сказала Кадри.

— Тогда и нам некуда будет уйти, — заметила Анне.

— Нам-то что, — сказала Кадри.

— Конечно, нам-то что. У нас две ноги, мы побежим туда, где сухо. И у нас машины, и «скорые помощи» и самолеты. А у мышей ничего, — сказала Анне.

— Не говори такие жуткие вещи. Я лучше поищу для мыши сыра.

Кадри поискала в холодильнике и положила рядом с пустым ведром корку сыра, но мышь и теперь не появилась.

— А может, ты мне наврала? — спросила Анне, и Кадри сердито посмотрела на нее.

— Зачем мне тебе врать! — спросила она.

— Не знаю. Иногда просто хочется соврать. Чтобы было интереснее, — ответила Анне.

— А мне говорили, что выдумывать плохо, — сказала Кадри.

— Вообще-то плохо, — согласилась Анне. — Но я же не вру маме и папе, они это очень не любят, и может быть нагоняй. Так где же твоя мышь!

— Не знаю, — ответила Кадри и добавила: — Но ведь в сказках все вранье, а никаких неприятностей не бывает.

— В сказках красивое вранье, — сказала Анне. — Поэтому и неприятностей не бывает.

— Может, неприятностей нет потому, что сказки рассказывают взрослые! — спросила Кадри.

— Но ведь и они не смеют врать.

— Не смеют. А про мышь я сказала правду. А про красную лошадь больше ничего сказать не могу, — произнесла Кадри.

Они пошли в комнату Кадри и нарисовали несколько картинок. Анне нарисовала большого черного паука и сама его испугалась. Кадри нарисовала мышь, и мышь была похожа на собаку. Потом они вернулись на кухню и заглянули под раковину. Корка сыра исчезла. Анне похлопала Кадри по плечу и сказала, что теперь верит, что мышь живет под раковиной.

Кадри положила свой рисунок около мешка с картошкой, а Анне повесила своего паука в углу большой комнаты, вечером пришла мама Кадри, испугалась паука и сняла со стены картинку Анне.

 

Как рассказывать небылицы

Сегодня выдался плохой день, шел ужасный дождь, заняться было нечем, и Кадри надулась и сказала, что ей скучно, и Анне заявила, что ей тоже скучно. К тому же отец с матерью были дома, так что играть надо было тихо, а во все тихие игры давно уже было играно и переиграно.

— Давай сделаем так: ты будешь рассказывать небылицы, и я засну, это будет самая тихая игра, — предложила Анне.

— Я буду рассказывать так долго, что потом сама засну, и тогда мы никому не будем мешать, — сказала Кадри и зевнула.

Анне сняла тапочки и легла на диван.

— Ну, рассказывай. Я уже закрыла глаза, — сказала она.

— Ты помнишь мою старую тетю? — спросила Кадри. Анне сказала, что не помнит.

— У нее были такие толстые очки и все равно она почти ничего не видела. А Юсся со второго этажа помнишь! — спросила Кадри, и Анне ответила, что это никакая не тихая игра, если ей все время приходится отвечать. И они немного поспорили, какой должна быть тихая игра.

— Помню, — сказала Анне. — Но теперь Юссь больше не живет в нашем доме.

— Он потому не живет, что у него случились большие неприятности из-за тетиных очков. Это было, когда Юссь потерял свою замечательную рогатку. Он как раз стрельнул из нее по кошке и хвастался этим, а потом рогатка исчезла. Он ходил по двору и хныкал, куда делась его рогатка, а тетя пошла выносить помойное ведро и услышала, как он хнычет. И тогда старая тетя захотела порадовать Юсся, потому что вдруг посередине двора появилась пушка с длинным стволом, Юссь дернул за веревку, и с церковного шпиля упал петух. А ведь эта церковь и петух были в Отепя, а мы живем в Таллине. Юссь ничего про это не знал, а старая тетя услышала по радио, что в Отепя туристы потеряли… ну… на что смотрят…

— Достопримечательность, — подсказала Анне нарочно сонным голосом.

— Да, что в Отепя туристы потеряли достопримечательность, и тут тетя посмотрела поверх очков на юг и там, на верхушке шпиля, сидел индюк. Мама всегда говорит, что тетя у нас человек широкий.

— Что это значит! — спросила Анне. Она все еще не засыпала.

— Это значит, что индюк больше, чем петух, — ответила Кадри.

— А почему не утка! — спросила Анне.

— А почему не ворона! — спросила Кадри.

— А почему не гусь! — снова спросила Анне и кинула в Кадри подушкой.

— А почему не аист! — спросила в ответ Кадри и кинула подушку обратно.

Анне вскочила и сказала, чтобы Кадри стала в угол и была церковным шпилем в Отепя, а она будет пушкой. Затем они стали кидать подушку туда-сюда, и эта игра уже не была больше тихой, потому что вскоре в дверях появился отец. Прежде всего появился живот, потом усы, а потом уже и сам отец. И Анне с Кадри понадобилось много времени, прежде чем они смогли объяснить отцу, что только что рассказывали небылицы.

 

Как заболеть

Как-то раз, когда на улице было холодно и ветрено, Анне и Кадри сидели дома и смотрели телевизор. До этого они читали книжку, но ведь телевизор больше, чем книжка, и картинка там движется. Во всяком случае, так они решили и нажали на кнопку. Телевизор затрещал, но прежде чем появилась картинка, раздались выстрелы и страшный шум. Анне и Кадри испугались и сели на краешек дивана.

— Он всегда так трещит, прежде чем начнет показывать, — сказала Анне. — Все старые телевизоры трещат.

— И вовсе он не старый. Сделать звук потише, что ли! — заметила Кадри. Она быстро подошла к телевизору и повернула верхнюю ручку к стене. К стене потому, что не была уверена, означает ли это повернуть ручку направо или налево. Надежнее повернуть ручку к окну или к стене. Выстрелов не стало слышно, и появилась картинка. На ней была зима, как и на улице, много снега, и бежали люди. В руках они держали ружья, лица у них были усталые и грязные.

— Это война, — сказала Анне и решила, что теперь можно снова включить звук. Но когда Кадри подошла к телевизору, чтобы повернуть ручку, раздался стук в окно, и они увидели, что на кусочке сала, который был подвешен к форточке, раскачивается синица.

— Она прилетает сюда каждый день. Это городская синица и потому она немного грязная, — сказала Кадри и так и не повернула ручку.

Они смотрели на синицу на морозе и смотрели на солдат на морозе. Синица качалась на шерстяной ниточке, а солдаты падали в снег.

— Смотри, один упал и больше не встает, — сказала Анне. — Включи звук.

— Не хочу. Видишь, ему больно. Смотри, какое у него лицо, — сказала Кадри.

— Это ведь фильм про войну, — ответила Анне. — Ему не больно. В него попала пуля, и он умер. В фильмах про войну всегда так.

— Все равно больно, — сказала Кадри и выглянула в окно.

Синица раскачивалась на ниточке и махала крыльями.

— Смотри, как смешно она барахтается, — сказала Кадри.

— Она, наверно, запуталась в нитке, — предположила Анне.

Они долго стояли у окна, а синица все не могла высвободиться. Она взлетала вместе с куском сала, но нитка не давала ей отлететь подальше.

— Так она окно разобьет, — сказала Анне.

— И сама поранится. Я открою форточку и попробую ее освободить, — сказала Кадри.

Форточка была высоко. Отец всегда становился на стул, когда хотел открыть ее. Анне принесла табуретку, и Кадри поставила ее на стол, но все равно не смогла достать до форточки. Наконец ей удалось открыть обе створки, но до нитки было не дотянуться.

В форточку подул ветер, и залетело немного снега. Кадри стало холодно. Она слезла и сказала Анне:

— Попробуй теперь ты, может, дотянешься.

— Я ниже тебя, я все равно не дотянусь — ответила Анне.

— Бедная синичка, — пожалела Кадри, и от ветра у нее из глаз потекли слезы.

Анне взобралась на стол, полезла выше, но табуретка опрокинулась, и Кадри спросила Анне, не ушиблась ли та.

— Ушиблась, — сказала Анне и пощупала лоб. — Но мне не больно, а холодно.

Они стояли посреди комнаты и смотрели на синичку, которая висела на нитке. Форточка осталась открытой, и было слышно, как пищит синица. Теперь уже и у Анне от ветра навернулись на глаза слезы.

Телевизор тихо жужжал, и еще один солдат упал в снег и больше не поднялся.

— Надо закрыть форточку, а то простудимся, — решила Анне.

Кадри снова влезла на стол, а со стола на табуретку и несколько раз попыталась захлопнуть створки, но ветер снова распахивал их. Каждый раз, когда Кадри хлопала створкой, синица начинала еще сильнее пищать и барахтаться. Кадри слезла со стола вниз, там дрожала от холода Анне.

Кадри нажала на кнопку телевизора, и картинка исчезла.

— Пойдем в другую комнату, — сказала Кадри, а Анне показала пальцем на окно и воскликнула:

— Смотри, синичка освободилась!

— Тогда все в порядке, — сказала Кадри, и они пошли на кухню, чтобы поискать там что-нибудь поесть. Вечером у Анне начался насморк, а у Кадри поднялась температура, и они опять несколько дней не могли выйти на улицу.

 

Как быть собой

Однажды Кадри вдруг ни с того ни с сего спросила:

— Ты случайно не знаешь, как быть собой!

Анне пристально посмотрела на нее.

— Это как же — собой!

— Просто собой.

— Чтобы ты была просто собой! — спросила Анне, и Кадри кивнула.

— И чтобы ты тоже была просто собой. Чтобы каждый был собой. Чтобы я не была ты, а ты не была я, — сказала Кадри.

— Но ведь я же не ты, — заметила Анне. — И ты — это только ты.

— Это потому, что я не пью молока, а ты пьешь! — спросила Кадри.

— И потому тоже, — ответила Анне.

— А если я вдруг начну пить молоко, а ты вдруг ни с того ни с сего не выпьешь больше ни капли! — спросила Кадри.

— Тогда ты будешь ты потому, что ломаешь свои игрушки, а я не ломаю, — решила Анне.

— А если я вдруг перестану ломать свои игрушки! — спросила Кадри.

— То ты будешь уже немножко как я, — ответила Анне.

— А если я буду пить молоко и не буду ломать игрушки и буду делать все, что ты велишь, тогда мы скоро станем одинаковыми, — сказала Кадри.

— Как это одинаковыми! — спросила Анне.

— Ну, так — мы делаем все очень хорошо, одинаково хорошо слушаемся, одинаково одеваемся, и я немного потолстею, а ты немного похудеешь, — сказала Кадри.

— Тогда лица тоже станут чуть-чуть одинаковыми, правда! — заметила Анне.

— И если к нам придет жить какая-нибудь девочка, она тоже должна будет убирать за собой свои вещи, как мы, и тогда она тоже скоро станет немножко похожа на нас, — сказала Кадри.

— А если придет еще одна девочка, а потом еще одна, то скоро все мы будем одинаковыми, что ли! — спросила Анне.

— И тогда я не узнаю тебя, а ты не узнаешь меня, — сказала Кадри.

— Нет, я узнаю, — сказала Анне.

— Я тоже узнаю, — сказала Кадри.

— Тогда хорошо, — заметила Анне.

— Да, тогда хорошо, — повторила Кадри.

 

Как стать человеком

Анне изо всех сил нажимала на звонок и вообще была ужасно растеряна. Она уставилась на Кадри. На шее у Анне, на тесемке, болтался ключ от квартиры. Будь он в другом месте, она бы его уже давно потеряла. Анне с оторопелым видом смотрела на Кадри, а затем выпалила:

— Тызнаешьчтоящерицынаширодственники!

— Входи и закрой дверь, а то простудишься, — сказала Кадри.

Анне закрыла дверь.

— Что ты сказала о своих родственниках? — спросила Кадри.

— Ящерицы и твои родственники тоже! — воскликнула Анне. — Я только что слушала радио, и там сказали, что сперва было большое море, а потом из моря вышли рыбы и стали жить на суше и…

— Ну да, — сказала Кадри. — Я точно знаю, что человек произошел от обезьяны.

— Я тоже знаю, — ответила Анне. — Но до этого были еще такие большие ящерицы, как дом, а потом появились всякие другие животные.

— И тогда с дерева слезла обезьяна, и из нее получился первый человек, — сказала Кадри. — Что в этом такого нового, про это каждый ребенок знает. Идем, я покажу тебе лучше новую книжку.

— А почему из этих рыб не получились ящерицы сразу в воде! Почему им надо было прежде вылезти на сушу! — допытывалась Анне.

— Ни одна рыба не может жить на суше, — сказала Кадри.

— Но ведь по радио говорили, — сказала Анне.

— Может, это по радио рыбы живут на суше, — заметила Кадри, и Анне снова оторопело посмотрела на нее.

— Чего ты! — спросила Кадри, но тут же сама поняла — они открыли дверь в комнату отца, чего вообще делать не смели. Думать было уже поздно, потому что обе стояли в комнате отца и, кроме них, там стоял еще большой аквариум, и в нем те, кто в свое время вышли из воды на берег и превратились в ящериц величиной с дом, а потом явились обезьяны, и одна обезьяна слезла с дерева.

Анне посмотрела на Кадри, а Кадри на Анне.

Может, попробуем с одной! — спросила Анне.

— Со всеми нам и нельзя пробовать, — сказала Кадри, и голос ее был чуть-чуть не такой, как обычно.

— Боишься! — спросила Анне.

— Боюсь, — ответила Кадри. — Боюсь, что если из них получатся ящерицы величиной с дом, то они здесь не поместятся.

— Тогда попробуем только с одной, — решила Анне.

— Возьмем самую маленькую, тогда и ящерица получится поменьше, — сказала Кадри.

Рядом с аквариумом на полке стояла банка с кормом для рыб и какая-то штука, похожая на поварешку, чтобы ловить рыбок, они выловили одну. Маленькие рыбы оказались самыми шустрыми, и они обе вымокли, прежде чем поймали рыбку.

— Положим ее на стол, — сказала Кадри.

— Положи ее лучше на пол, а то потом ящерица не сможет слезть со стола, — сказала Анне.

— Слезет, — заверила Кадри, однако взяла рыбку и положила ее на ковер.

Рыбка немного потрепыхалась на ковре, а потом затихла. Они присели рядом с ней на корточки и стали ждать, но рыбка не шевелилась, и вообще ничего не произошло.

— Может, ты мне наврала! — спросила Кадри.

— Как это я наврала, если по радио говорили, — ответила Анне и надулась.

Они сидели на корточках до тех пор, пока не заныли ноги, и Кадри сказала:

— У меня, кажется, ноги затекли.

— У меня, кажется, тоже, — сказала Анне, и они стали взад-вперед бегать по коридору.

— А вдруг рыба умерла! — на бегу спросила Кадри и остановилась. Она вовсе не хотела останавливаться, но подумала, что отец скоро придет домой, и если к этому времени ничего не случится, то потом уж точно может случиться.

Они снова подошли к рыбке, но та не двигалась, и ковер в том месте, где она лежала, слегка промок.

— Может быть, ее надо снова положить в воду! — спросила Анне, и теперь у нее тоже был немножко другой голос, чем обычно. Такой голос, словно случилось что-то плохое.

Рыбка плюхнулась обратно в воду, но не поплыла. Она покачивалась на одном месте, брюшком кверху.

— Слушай, я лучше пойду домой, — сказала Анне и взялась за ключ.

— И я с тобой, — сказала Кадри. Ей не хотелось оставаться одной с этими рыбами.

— Пошли, — сказала Анне, и Кадри сняла с гвоздя в коридоре свой ключ на тесемке, и они вдруг очень заспешили.

Скоро пришел домой отец и позвал Кадри, которая была у Анне, и Кадри рассказала ему о радиопередаче, и они посмотрели на мертвую рыбку. Отец поругал Кадри, только не очень, и сказал, что они неправильно поняли эту передачу. Что все это было очень-очень давно и не так просто. И что его рыб во всяком случае надо оставить в покое, и вообще он не знает, когда, наконец, эти девочки станут людьми.

— А обезьяна из зоопарка тоже может слезть с дерева и стать человеком! — спросила Кадри, и отец ответил, что не может. Кадри же сказала, что человек произошел от обезьяны, это все знают. Тогда отец сел в кресло, посадил Кадри рядом с собой и долго рассказывал ей, как на самом деле на земле появился человек.

Это был очень длинный и трудный рассказ, и Кадри проголодалась. Она хотела пойти к Анне и рассказать ей все, но мама позвала их ужинать, и отец сказал, что, когда они пойдут в школу, то поймут!

Кадри вздохнула, и они пошли на кухню.

 

Как играть в школу

— Скоро мы пойдем в школу, — сказала Анне. — А сейчас сделаем так, будто мы уже один раз побывали в школе.

— В школе! — спросила Кадри и задумалась.

— Что тут думать, ведь это так просто, — сказала Анне.

— Школа, что ли! — спросила Кадри, продолжая о чем-то думать.

— Школа, конечно. Надо только красиво одеться, надеть на спину ранец, захватить цветы и взять с собой маму, — объяснила Анне. Ей не терпелось поскорее начать играть.

— Я не знаю, — сказала Кадри. — Я, наверно, не сумею.

— Что ты не сумеешь? — спросила Анне, она не совсем хорошо поняла, что хотела сказать Кадри.

— Ходить в школу. Дорогу туда я знаю и знаю школу. Но, наверно, ничего не сумею там делать.

— Милая моя, — всплеснула Анне руками. — Милая моя, ты же умеешь читать и рисовать. Что тебе еще надо!

— Я умею немного писать и считать тоже, — сказала Кадри. Но там надо уметь еще вести себя. И ты сама сказала, что надо красиво одеться.

— А как же, — сказала Анне.

— У меня нет таких красивых вещей, — сказала Кадри и стала теребить подол платья. — У меня нет красного платья до полу, какое было на Регине в день рождения, и такой прозрачной кружевной блузки к брюкам, какая была в Новый год на Марине, у меня тоже нет.

— К счастью, брюки мне не идут, — сказала Анне и с облегчением вздохнула. И затем спросила:

— А почему ты не скажешь маме или папе, чтобы они купили тебе такое красное до полу платье, как у Регины!

Кадри тоже вздохнула, и это был грустный вздох.

— Они говорят, что это слишком дорого. Что на это нужно много денег.

— А у мамы нет такого красного до полу платья! — спросила Анне.

— Нет, — покачала головой Кадри.

— Тогда она говорит правду, — сказала Анне. — Если у нее у самой нет, тогда ничего не поделаешь. Тогда придется пойти в школу в форме.

— Наверно, — согласилась Кадри. — Это меня и беспокоит. Вдруг я одна буду в форме, а остальные в нарядных платьях.

— Ах, до школы еще так далеко, — махнула рукой Анне.

— Все равно, за это время мне брюк не купят, — сказала Кадри.

— Что ж, тогда мы обе пойдем в форме, — сказала Анне. — Поиграем теперь в обычную школу. Без брючных костюмов.

Анне была учительницей, и Кадри впервые пришла в школу. Она передала учительнице бумажные цветы, потом обе они танцевали и пели и разбили одну кофейную чашку, в которой были чернила. К счастью, это были ненастоящие чернила. Потом Анне была мамой, и Кадри пришла из школы домой и стала рассказывать, как все было.

— Завтра утром пойдешь в школу уже одна. Я должна идти на работу, — сказала мама-Анне.

— Завтра тоже! — удивилась Кадри. — Разве завтра я снова должна идти в школу! Я ведь только сегодня была!

Анне рассмеялась так, как смеются мамы. Мудро и красиво. — Тебе придется много лет каждое утро ходить в школу. Только по воскресеньям не придется. Если захочешь, то сможешь потом еще и в университет пойти.

Кадри положила свои карандаши и книжки на пол, а Анне сняла с себя мамин передник. Они больше ни во что не играли, только сидели и тихонько разговаривали о том, какой длинный один день и сколько дней в неделе и какой длинный один месяц и один год, и как это много-много лет.