Потому как в одиночестве ходить на «пасеку» убедился — опасно, решил найти сподвижников. Миша — старый кооперативный еврей, лысый и с бородкой. Давнишний дружбан. Согласился только ради рыбы. Гаишник и мент - Петро, когда-то делал мне техосмотр на халяву и я его решил отблагодарить такой экстремальной ходкой. Тоже не прочь оказался получить толику приключений.

Стандарт — «на троих»!

Загрузились с вечера.

Заползли на «тихих лапах», по возможности «накатом», медленно по темноте в село, а из села уже на дамбу нерестовых лиманов.

Тишина. Звезды. Молодая луна.

Тускло горела лампочка внутри тентованного «броневичка». Об неё усиленно бились стайка невесть откуда взявшихся мотыльков.

Тихий плеск воды и ночные шорохи зверушек, кряканье уток изредка заставляли нас застывать и нарушали наши приготовления.

Трое разлеглись внутри машины на надувном матрасе. На газете раскинулись: пара бутылок водки, складные стаканчики, фляжка томатного сока, набор огурцов, чеснока, лука, помидоры… Медленная рука нарезала ломтями колбасу. Негромко и степенно струилась мужская беседа — о жизни, женщинах, работе… крепчала с каждой минутой дружба, заключенная в этом узком кругу единомышленников.

Пару раз я вылазил из «берлоги» и настороженно водил ушами, прослушивая воду.

Засек стук весла и кто-то тихо кашлянул. Какой-то идиот из противоположного «лагеря» даже умудрился швырнуть окурок в воду, в километре от нас, что незамедлительно мной было зафиксировано. Составили план захвата противника, сверили часы и отложили его исполнение на 5 утра. Раньше бракоши тянуть сети не будут. Опыт!

Дрема навалилась после выпитого — медленно и тяжело.

Веки сомкнулись и удивительно — никто из нас не захрапел.

Стрекот сверчка постепенно утонул где-то вдали.

Светает.

Ярко-малиновый шар солнца наполовину высунулся из-за горизонта и брызнул первыми искрами солнечной дорожки по зеркалу лимана. Ни облачка… За огромным бетонным валуном затаилась куча железа на колесах, с тремя сопящими особями внутри.

Клочья утреннего тумана набросали изморозь на капот «броневичка» и тающие снежинки пустили слезы, проделывая по холодному металлу сверкающие на солнце ломаные талые дорожки.

Камыш изредка шуршит под напором тугих спин сазанов и лещей, трущихся на мелководье и метающих икру, которая виноградными гроздьями виснет на стеблях осоки и прибрежных водорослях. Иногда резкий всплеск нервной рыбьей самки или самца, заставляет испуганно крякнуть и метнуться из зарослей камыша дикую утку.

Этот-то особо сильный всплеск и разбудил нашу троицу «хищников» — вывел их из похмельного синдрома.

Вся троица затаилась за валуном, прислушиваясь к утренней какафонии в природе.

Наши тела терзала утренняя дрожь и жажда. Но охотничья страсть победила и мы все трое напряглись в собачьей стойке.

По дамбе, беспечно посвистывая двигались трое бракошь, о чем-то тихо переговариваясь, куря и покашливая.

Я сделал жест — «не двигаться, и ждать».

«Сотрудники» понимающе кивнули… Рука от волнения, почему-то зажала вместо ракетницы колбаску корпуса фонаря.

60… 40… 20… метров… Пора!

Три коршуна вылетели из-за бетонного надолба.

— Стоять… Не двигаться… Рыбинспекция…

Перед нами оказались три подростка лет по 18, причем центральный держал в руке топор и все были пьяны… Как назло я самый борзый — оказался перед носом у парниши с топором…Тот медленно поднял топор над головой и пошел пьяным буром на меня.

— А… метюра! Ща я те башку то развалю.

Я опешил и на мгновенье растерялся… Оставалось метра 3 до сверкающего над головой лезвия… В это мгновенье из-за спины выскочил как вепрь Петро-гаишник, в развивающемся плаще, лапающей за свою жопу рукой (видимо забыл, что у него нет там кобуры — не брал с собой) и не успел я глазом моргнуть, как кованый сапог мента врезался подростку в живот.

Топор вывалился из рук, подросток упал и скрючился, ловя воздух безмолвным ртом, как рыба выброшенная на берег!

— Ах ты падла! На кого бл… топор поднял гнида!

Сапоги отбрасывали голову пацана как футбольный мяч, и тело подпрыгивало от каждого смачного удара. Секунду мы с Мишей остолбенело наблюдали, как рассвирепевший мент превращал голову подростка в кровавую кашу.

Наконец спохватились и оттащили Петра от жалкого куска мяса, покрытого обрывками кровавой одежды. Петро, бешено вращая красноватыми белками глаз, старался вырваться и закончить «начатое дело». Именно в эти минуты я понял, что такое озверевший мент. Мы подтащили его к машине. Хрип разъяренного кабана вырывался из глотки Петра. Его тоже била дрожь. Только бутылка с остатками, забулькав в его горле, остановила этот ужас.

Остальные двое мальцов, упали на колени и размазывая слезы умоляли их не убивать. Сердце выскакивало из груди когда мы подошли к растерзанному. Он тихо стонал, их раны на голове жирно сочилась кровь… Мишка цикнул в сторону плачущих подростков:

— Эй вы суки, а ну заткнитесь!

Мы подхватили тщедушное тельце и потащили его к воде. Сняли окровавленную рванье и окунули головой в воду.

Тот зафыркал и очнулся. Миха ос остервенением обмывал его голову и плечи. Я тяжело дышал и лихорадочно обдумывал — что нам делать. Посадили подростка на задницу и осмотрели. Несколько кровоподтеков на плечах и большая ссадина на голове. Она то и кровоточила. Но особо опасных повреждений не было. Я дал подростку сорванный лопух, приказал зажать им рану на голове и повел его к машине. Усадив всех трех возле валуна мы посовещались и быстро оформили нужный протокол, заставив потерпевшего расписаться в браконьерстве, а двоих дружков как свидетелей этого.

На глазах этих малюков, я бережно закутал топор как оружие нападения в целлофановый пакет, акцентировал их внимание на этом и посоветовал быстро смыться с места инцидента, объяснив их родителям, что они якобы подрались по пьянке между собой.

Те согласно покивали и быстренько, обойдя Петра двадцатиметровым полукругом побежали прочь.

Петро пьяно и согласно кивал, когда я выговаривал ему за его выходку.

Парнишки оказались не лыком шиты, и забравшись на крутой склон в полукилометре от нас, над лиманном разнесся бодрый детский вопль:

— Братва!. Атас!. Менты на выходе! Полундра!!

Утреннее эхо разнесло этот вопль на много километров над тихой гладью!

Вот тебе и мальцы!

Мы переглянулись.

Всё…Труба! Нечего дальше здесь делать. Бесполезно! Если и есть кто на лимане — забьются по норам и скитам - до вечера не вылупятся. Это тоже знакомо.

Собрали совещание.

Согласовали резолюцию — повторить заход сегодня же, но под вечер и без водки. Чтобы не спать.

Решили — постановили!

А сейчас — все по домам и на боковую. Так и сделали.

(Продолжение следует).