Я побывал в милиции (ментовке). Не стесняюсь говорить об этом, потому как каждый может попасть сюда, не совершив абсолютно никаких проступков. Впрочем как и во всем мире, повсюду — им в лапы отданы все мы - бренные телесные оболочки, будь то Раша, Америка или самостийная Украина.

Неделю назад мы около полуночи возвращались с дружком до дому.

Полная луна светила радостно и ярко, наши тени лихо передвигались то увеличиваясь, то изламываясь по асфальту тротуара. В душе пел Челентано, навевая некую игривость и разжигая желания увидеть и обладать красивой девушкой. Как раз это и случилось. Мы увидели и её — объект наших фантазий и что какой-то кент пристает к девушке. Нас двое — он один, взыграла кровь — «освободим даму от хулигана!». Только ввязались, как из подворотни вывалила свора таких же хулиганистых дружков, и началась свалка. Наш объект красоты благополучно смылась, а мы «отмахиавлись» как умели, проклиная себя за идиотизм.

Как-то незаметно подскочил «воронок», и быстрые, жесткие, резиновые «демократизаторы» успокоили и нас и всю свору хулиганья. Утираясь кровью и размазывая сопли, тихо ненавидя друг-друга, вся наша группа оказалась за решеткой в местном «обезьяннике».

Слава богу в раздельных камерах. Сидя на каменной скамье. Я разглядывал «сожителей» по камере.

На полу и рядом сидели: прилично одетый гражданин в шляпе с разбитыми очками на носу, который то и дело их снимал и одевал, трогая разбитые стекла, которые постепенно высыпались из оправы. Две шлюхи, веселенько переговаривались, куря дорогие сигаретки и сверкая ляжками в черных сетчатых колготках. У бомжа в углу обильно лилась кровь из разбитой головы, стекала по бороде и глаза его блуждали, совершая кругообразные движения - кажется он ничего не соображал. Старая карга — с подбитым глазом, пьяно косила, умиленно улыбаясь в нашу сторону. Со мной сидел, поджав ноги, чтобы согреться и хлюпал носом, смазливый по виду студентик. Его била крупная дрожь. Рядом растянулся во весь свой богатырский рост какой-то алкаш, сотрясая камеру забористым храпом. Мой дружок — прислонился к стенке и кажется задремал. Я же, пытаясь фантазировать о будущем, философски кивал сам себе головой — как верна народная поговорка: «От сумы да от тюрьмы — не зарекайся!» Менты гоготали в соседней комнатке и оттуда раздавался лязг стаканов. Время тянулось медленно и я решил заговорить с интеллигентом в шляпе. Тот снял шляпу (оказался лысым как Ленин), вынул носовой платок из кармана, сложил туда останки очков, близоруко улыбнулся мне и завязалась тихая неспешная беседа.

Он оказался добропорядочным семьянином, которого жена послала купить хлеб в хлебный ларек. Подойдя к киоску, он прочитал объявление, что тот закрывается в 20–00. До закрытия оставалось еще около часа, но окошко было закрыто, и весела табличка — «инкассация». Через стекло просматривалась жирная продавщица уплетающая огромный бутерброд и разговаривающая через дверь с такой же жирной особой из соседнего ларька, продающего сигареты.

Наш гражданин вежливо возмутился, и попросил продать ему буханку хлеба и батон, потому как вблизи не просматривалось никакой инкассационной машины. Продавщица и ухом не вела. Гражданин настойчиво стучал в стекло, пока не взбесил эту особу, у которой неожиданно вывалился кусок колбасы из бутерброда. Гражданин с ужасом увидел как это особа подняла колбасу, с ненавистью стала набирать какой — то номер на мобильном. Потом открыла окошко — швырнула колбасу в гражданина и заорала на него — чтобы «он — лопух в шляпе научился читать написанное на табличке». Наш герой собрал свои интеллигентные силы в кулак и возразил, — «… до конца работы еще час и он хочет купить хлеб, а инкассацию они должны делать в нерабочее время». Святоша! Он забыл где он живет! Через минуту раздался визг тормозов, продавщица выскочила из ларька и истошно заорала: «Витя! Это вот этот хрен в шляпе нападает на ларек!». Гражданин не успел и рта открыть, как заработал дубинкой по голове и хруст в суставах, от заломленных рук. Его швырнули на заднее сиденье, напялили шляпу на голову, и дыша перегаром в ухо, приказали водителю двигать в участок. Так он здесь и оказался. Печальная история.

Время тихо ползло к утру…Половина посетителей «дремало», не взирая на дикие взрывы храпа и других звуков, сопровождаемых неприятными запахами. Два раза лязгала дверь и шлюхи одна за другой, исчезли, с хихиканьем и сальным подмигиванием мне и гражданину в шляпе. Я согласно кивал в такт тихому шепоту гражданина, который очувствовал ко мне некую толику доверия и стал рассказывать о бедах его семейной жизни, что в прочем мне было совсем не интересно — я витал под его убаюкивающий шепоток в своих мыслях и грёзах, рассуждая про себя о нелёгкой судьбине, рожденных под знаком Близнецов.

Вдруг мой взгляд наткнулся на нацарапанную надпись на стене от которой меня бросило в пот: «Неприятности начнутся в семь утра!». Я вспомнил рассказы очевидцев и участников, что основное действо начинается в ментовке перед пересменкой в восемь утра, когда старая смена уходит, а новая еще нечего не успела.

Скула моя ныла, на голове я чувствовал шишку, а под глазом прощупывался «фингал»… Мой приятель выглядел не лучше. У нас отняли все, что было в карманах, когда заталкивали в «обезьянник», обещав выдать при освобождении. Жаль было только — что купленного мобильника. Я не ожидал такой честности от ментов — «возврата экспроприированного», но теплилась надежда — лишь бы не били!. Детская наивность.

Лязгнул запор. Двое горилл, в растрепанной униформе, с мутными глазами и красными рожами медленно сканировали жизненное пространство. Один ткнул пальцем в меня: «Ты — выходи!». Гражданин в шляпе боязливо от меня отстранился. Я медленно встал, и с обреченностью еврея, идущего на расстрел, заковылял к двери. За мной клацнул замок и я получил пинок в зад, от которого врезался лбом в стену напротив. Гогот позади… и удар в челюсть, от которого я влетел в нужное экзекуционное пространство.

В голове только одно: «видимо 7-02 утра!». Пред лицом возник измятый лист протокола. «Подписывай хулиган!» - пророкотало над ухом. Дрожала рука моя, и пальцы не могла уцепиться за ручку, пока удар по затылку не врезал меня носом в протокол, после чего ручка мгновенно оказалась в скрюченных пальцах и что-то черкала на листе.

«Ты где написал — падла?». Я поднял рассеянный взгляд на ментов. Центральный держал протокол в волосатой уке, а двое по сторонам пытались там чего-то разглядеть.

— «Ты же гнида документ испортил!».

Перед глазами возникла яркая вспышка и почему-то сапоги перед моим носом, которые двигались то туда — то сюда: «Колян… ты переборщил… Сотри… он пошевелился… Полчаса лежал… Силен браток… А ну давай на стул поднимем».

Мое тело, легко как пушинка взвилось и в задницу больно ударила седушка стула. Ноги как то странно стучали башмаками по полу и я их не ощущал. В дрожащем тумане, как в воздухе над костром, возникла чья-то харя, которая стала меня разглядывать, пальцы в перчатке впились в лицо, поворачивая его то так, то эдак… «Засунь его паспорт ему в карман. Расписался? Ну- ка дай гляну. Сойдет. Давай его в тачку. У нас мало время. Щас брателы появятся на смену.

— Куда? Блин туда куда всех. Чо тупой что-ли?».

Голова больно стукнулась о пол «воронка».

Очнулся я уже под вечер, возле помойных ящиков, сидя и опираясь спиной об один из них. Мне в горло вливал какую-то резкую жидкость бомж. Я вяло отстранился. «Ничо, ничо браток… Заживет… Это водка. Дизинфицирует. А отделали тебя добре! Сволочи с пятого отделения… Я их знаю. Они сюда всех привозят, подальше от себя… Никаких доказательств… Некоторых даже в ящик бросают.».

Я постепенно приходил в себя. В желудке потеплело, по телу пошла мелкая судорога, и вернулись все болевые ощущения. От Вовы, как он представился, несло чем то вонючим, но чувство благодарности, возникающее и усиливающееся во мне с каждой минутой, убивало эту вонь. Я сделал жест — дать мне бутылку. Вова протянул и я забулькал остатки в себя. Бомж сочувственно глядел на меня, виновато кивая…

Дело кончилось полуторамесячной лежанкой в больнице и ровно никакими последствиями для пятого отделения.

Потому как, дружок мой ничего не видел, никаких доказательств избиения я представить не мог, а в протоколах, как сказал адвокат — указана драка на улице в результате которой я и пострадал. Резюме таково: прав народ, — надо жить по принципу «моя хата с краю — ничего не знаю».

Здоровее будете!