Яровой вызвал к себе Сушинского.

– Как дела, Афанасий Игоревич?

Тому не надо было объяснять, что именно имеет в виду шеф.

– Восемьсот семьдесят миллионов. Звонили из «Меркурия», а также из посреднического кооператива «Орион». Перевели еще около трехсот миллионов.

– Всего один миллиард сто семьдесят миллионов?

– Обещают еще сто пятьдесят – двести. Думаю, перепрыгнем через полтора миллиарда.

Сердце у Ярового забилось ускоренно: пусть купоны, пусть деревянные, а все же миллионер. И не какие-то там два, пять или даже пятнадцать миллионов, а больше, чем полтора миллиарда. Один из самых богатых людей на Украине, есть от чего голове вскружиться. Но только не теперь: сейчас голова должна быть трезвой. Как никогда. Приказал:

– Деньги следует превратить в наличные.

– Трудно.

– Полагаюсь на вашу мудрость, Афанасий Игоревич. Можете заплатить банковским клеркам пять процентов. Пятьдесят тысяч с каждого миллиона.

– Это другое дело. Клюнут.

– Не могут не клюнуть – каждый хочет красиво жить. Сушинский подумал: и сам он не против того, и ему хочется иметь дачу, машину, быть спокойным за завтрашний день. Яровой, видно, угадал его мысли: поманил Афанасия Игоревича пальцем, указал на стул возле себя и прошептал на ухо:

– И вас не забуду. Сто достаточно?

– Миллионов? – вырвалось у Афанасия Игоревича.

– Не тысяч же… – усмехнулся Яровой, зная, что теперь Сушинский разобьется в лепешку, а превратит все деньги в наличные.

А Афанасий Игоревич летел в мыслях на, казалось ему, недосягаемую высоту. Двадцать пять миллионов! И без всякого риска. Больше, чем Яровой пообещал Лутаку, но ведь тому светит, кто знает, сколько лет колонии: ватник, тяжелые башмаки, тюремная баланда, а он загребет больше, построит коттедж, не такой роскошный, как у Ярового, но вполне пристойный – с гаражом в подвале, и поставит туда «опель» или «форд». Однако, на дачу и «форд» ста может и не хватить. Цены бешеные, а купон с каждым месяцем все больше обесценивается.

Афанасий Игоревич блудливо опустил глаза и сказал, немного устыдившись собственного нахальства:

– Если можно, еще тридцать…

Но Яровому сегодня море было по колена.

– Пусть будет еще тридцать, – согласился. – Только для вас, уважаемый, принимая во внимание ваши неоценимые заслуги.

«Неоценимые – это точно, – подумал Сушинский. – А он мог бы выложить и тридцать пять… Прозевал момент, болван. Сейчас поздно – шеф может и рассердиться. А потом видно будет».

Это «видно будет» окончательно успокоило Афанасия Игоревича. Время покажет и расставит все по своим местам. Миллионы шефа никуда не денутся. Вложит их в какую-то компанию или откроет свой коммерческий банк, тогда можно будет снова «подъехать» к нему, намекнуть, что сохранились некоторые весьма нежелательные документы, а цена тех документов – миллионов пять или шесть. Шантаж?

Ну и что: шантаж, так шантаж, это еще смотря с какой стороны подойти. Каждый отстаивает свое право: ну, не совпали мои интересы с вашими, зачем же из этого делать трагедию.

Подумав так, Афанасий Игоревич несколько смутился. Не слишком ли жестко он держится по отношению к Яровому. Ведь тот вытянул когда-то его из болота – исключили бы из партии, и остался бы он голым и босым.

Хотя где та партия и кто нынче с ней считается. Разве что бывшие номенклатурщики в Верховном Совете шамутятся, речи провозглашают, стремясь повернуть вспять – возвратить старое, но кто из нормальных людей им сочувствует? Каждый устраивает себе счастливую жизнь, старается сорвать куш где только можно, недаром же говорят: «накопление первичного капитала».

Вот и вы, пан Яровой, накопили: сколько фирм, банков и предприятий обмишурили – стяжатель вы и мошенник, если не сказать – грабитель.

«Но ведь и я немного попользовался, – мелькнула мысль, – отхватил кусочек пирога. Правда, маленький кусочек, зато никто и никогда об этом не узнает».

Яровой заметил, как изменилось выражение лица у Сушинского, но не придал этому значения. Еще бы: шутя и играя оторвать такой лакомый кусок. Правда, если честно, то не совсем шутя и играя: начинается самый важный этап всей операции – превращение безналичной денежной массы в карбованцы – вполне осязаемые.

«Слава Богу, – вздохнул Леонид Александрович, – что существуют коммерческие банки, попробуй в государственных наличность выбить!»

– В банке «Инковест» у меня есть знакомый главный бухгалтер, – сообщил Афанасий Игоревич. – Он там фактически командует парадом. А именно через «Инковест» идут в «Канзас» деньги. Свыше миллиарда.

Подумал: за что этому нахальному держиморде Фонякову надо платить такие деньги? Свыше пятидесяти миллионов! Обойдется… Хватит ему и двадцати. Свинья собачья, и так от радости до потолка прыгать будет. Но ведь и Яровому необязательно знать об этих его маленьких хитростях. Пусть думает, что пять процентов пошли главбуху, а он к своим тридцати присобачит еще тридцать. Деткам на молочко, так сказать.

Напоминание о детях растрогало Афанасия Игоревича: у него два сына – оба, правда, уже усатые и работают, – но в перспективе внуки или внучки, а он всегда любил малышей и считал: нет лучшего отдыха, чем возня с ними.

Да и сыновьям следует что-нибудь подкинуть: здоровые лбы, да прозябают на инженерских зарплатах. Несладко было и раньше, а теперь вообще хоть вешайся…

И Афанасий Игоревич дал себе торжественное обещание: выделить из тридцати миллионов, которые собирался вытянуть из главбуха, половину Павлу и Василию. Хотя и знал, что, когда придет время, пожадничает, бросит по миллиону, ну, по полтора – и то много, нельзя развращать молодое поколение.

Он сам – другое дело. Как трудно вскарабкивался на верхотуру, расталкивал других локтями, прилепился наконец к номенклатуре, и надо же: встретилась Сонечка, молоденькая, хорошенькая, аппетитная… Глаза на пол-лица, голубые, и ямочка на щеке. А Клава не понимала его, поперлась в партком. Слава Богу, Яровой спас…

Где теперь Сонечка? Тогда, до смерти напуганный, он отрекся от нее, как последний подонок. Встретилась бы теперь… Ох, и загулял бы ты, Афанасий! Деньги, пусть ничего и не стоят, но их много, и миллион или даже больше можно было бы профукать с любимой.

«А может, разыскать?» – вдруг подумал.

Афанасий Игоревич представил, как целует Сонечку, как обнимает, какая она пылкая и податливая – воспоминания вдруг вспыхнули с новой силой, кажется; пошел бы за любимой на край света. Но тут же подумал: точно, просвистел бы все деньги, может, и не хватило бы, а он ведь нацелился на дачу и «форд» – к черту все женские прелести, вместе взятые!

Но что говорит Яровой?

– И этот ваш никчемный главбух вот так, за здорово живешь, получит пятьдесят миллионов? Не жирно ли будет?

«Конечно, жирно», – едва не вырвалось у Сушинского, но проглотил язык и подивился проницательности Ярового. Смотрит в корень и ничего, даже самой сокровенной мысли, от него не утаишь.

– Но ведь вы сами определили – пять процентов, – напомнил.

– Смотря с какой суммы! Отвалить просто так миллионы какому-то паршивому главбуху… Миллионы что, на дороге валяются?

«Таки валяются», – мог бы возразить Сушинский, но снова прикусил язык.

– Хватит и десяти, – отрезал Яровой, и Афанасий Игоревич расстроился донельзя: лежали деньги в кармане, но их нахально вытащили, и кто – пан Яровой, словно обычный карманный воришка.

«И зачем я сболтнул ему про главбуха? – отчаянно корил себя. – Дурак плешивый». И все же попытался выкрутиться:

– Не все пойдет главбуху. Есть там разные клерки да кассиры… Кстати, вы знаете, сколько весит миллион?

– Надо договориться, чтобы выдали десятитысячными купюрами.

– Если даже десятитысячными, представляете вес миллиарда?

– Привезем автомобилем.

– Страшно.

– Охрана надежная… – Яровой усмехнулся, вспомнив рассказ Луганского об амбалах. – И вооружена.

– Кассирше надо дать на лапу, чтобы выдала крупными купюрами.

– Разве я возражаю?

– Вот вам на круг – пять процентов, – продолжал гнуть свою линию Афанасий Игоревич.

– Хорошо, – сдался наконец Яровой, – вам виднее.

– Обещаю уложиться в пять процентов, – сказал Сушинский. – Не волнуйтесь, если что-то останется, верну.

Яровой пристально взглянул на Сушинского, будто и в самом деле мог прочесть мысли, роившиеся в голове Афанасия Игоревича. И пожалел, что человечество, устремившись даже в космос, до сих пор не изобрело аппарат, способный проникать в мысли ближнего. Иной разговор был с этим умником. Ты мне одно твердишь, а я тебе сразу расклейку твоих тайных мыслишек. Вот была бы задушевная беседа!..

В то же мгновение Афанасий Игоревич тайком скрутил в кармане фигу.

«Вот такую теперь от меня информацию получишь, – пообещал не без удовольствия. – Необязательно тебе, пан Яровой, знать точно – сколько и через какой банк поступает миллионов, на фига это тебе? А пять процентов, как и договорились, выложи. Деткам на молочко», – прибавил, ехидно усмехаясь.