Проснувшись, Иван Павлович подумал, что все его вчерашние волнения безосновательны: если бы милиция чем-то располагала против него, то уже задержала бы. Зачем ей тянуть кота за хвост? Чем раньше раскрывается преступление, тем больше почета и наград.

Выходит, напрасно он заподозрил Моринца и напустил на него Коляду с Сидоренко: Моринец принимал участие в ограблении ребровицкого эшелона и должен знать, что в любом случае его будут судить вместе с другими участниками этой операции.

Укорял себя: поспешил ты, Иван Павлович – утопил автомат, а оружие еще может пригодиться. Самое малое сто тысяч лежат теперь на дне Русановского пролива.

Луганский сделал легкую зарядку, чмокнул Марию в щечку, постоял на улице, цепким взглядом осматривая прохожих, и позвонил Яровому из автомата. Договорился о встрече, завел «Самару» и, не спеша, отправился к университету. Никто за ним не следовал, кроме такси, но и таксист отстал перед поворотом с Крещатика на бульвар Шевченко. Иван Павлович совсем успокоился и поставил машину впритык к тротуару у сквера на улице Репина.

С Яровым Иван Павлович долго не задержался, лишь несколько секунд посидел рядом на скамье, взял оставленный им дипломат и по Круглоуниверситетской улице возвратился домой. Открыв двери, увидел в прихожей незнакомого человека. Понял – конец!.. Но все же попробовал разыграть возмущение.

– Кто вы? – отступил к двери. – На каком основании?

– Майор милиции Гапочка, – представился незнакомец. – Мне открыла ваша жена. – Прошу ознакомиться: постановление прокурора на обыск и арест.

– Вы что, с ума сошли?!

– Вы обвиняетесь в ограблении контейнеров под станцией Ребровица и на Узловой.

– Какая-то чепуха… – Иван Павлович бросил дипломат с деньгами под вешалку. – Это же надо додуматься: меня – в ограблении! Я двадцать лет прослужил в госбезопасности!

– Мы еще успеем обсудить все детали вашей чрезвычайно интересной биографии, – перебил его Гапочка и приказал появившемуся на пороге гостиной человеку: – Обыскать!

Уже по тому, как его обыскивали, Луганский понял, что имеет дело с профессионалами: такие напрасно не придут. И все же заявил возмущенно:

– Вам придется извиниться…

– Все в нашей тленной жизни возможно… – не стал настаивать на своем милицейский офицер.

Гапочка все больше не нравился Луганскому: такой как вцепится, не выпустит. Да и у кого вызовет симпатию человек, пришедший арестовать тебя?

«Может, – подумал, – это чисто субъективное, ведь майор держится вежливо, улыбка почти не сходит с его лица. Однако улыбка-улыбкой, а взгляд твердый, так и веет от него холодом. А чего же ты ждал? Чтобы перед тобой расшаркивались?»

– Что ж, прошу делать свое дело, – заявил и взял у майора постановление на обыск. – Я бы уточнил – черное дело.

– На вашем месте я не делал бы таких выводов, – заметил Гапочка, пропуская в комнату Луганского.

Мария метнулась навстречу мужу.

– Скажи им, Ваня, что это недоразумение! Какой обыск – у нас…

«Дурак плешивый, – подумал Иван Павлович, – они ведь „водили“ меня уже несколько дней, а я не засек никого. И как последний болван принес домой дипломат с деньгами. Полтора миллиона для Марии…»

Эта мысль окончательно подкосила Луганского. Плюхнувшись в кресло, он как бы впал в прострацию – не хотелось ни думать о чем-либо, ни жить, лучше всего просто умереть бы.

– Пригласите понятых, – распорядился Гапочка, и эти слова совсем доконали Ивана Павловича. Кто понятые? Соседи или дворничиха, наверно, соседи, и сегодня же во всем доме станет известно, что Луганский арестован. Какой стыд! Арестован подполковник госбезопасности – как обычный ворюга!

«Пусть, – пронеслось в мыслях, – пусть будет, как будет, ну, проиграл, а мог бы и выиграть. Значит, все же Моринец. Как я недооценил его! Но поздно терзать себя, надо думать, как выйти из такого положения с наименьшими потерями. Что знает Моринец? Ограбление контейнеров под Ребровицей. Раз. Перепрятывание награбленного в Михайловке. Два. На Узловой Моринца не было и об убийстве милиционера ему неизвестно. Это важный плюс. Возможно, Моринец навел милицию на Ярового и Леониду Александровичу не выкрутиться. Ну и черт с ним, с Яровым – впутал меня в историю, было бы обидно, если бы сам вышел сухим из воды».

Злость закипела в Луганском – Яровой!.. Да, во всем виноват Яровой. Втянул его, заслуженного чекиста, в авантюру, наобещал золотые горы – и пшик. А сам, небось, выкрутится. Разве это справедливо? Погибать, так обоим вместе. Но ведь ему самому надо искать пути спасения.

Конечно, суда не избежать, однако можно хоть немного смягчить приговор. Первое: изобразить чистосердечное раскаяние. Добровольно сдать оружие, потому что все равно доищутся… Соседи ведь знают, где у него гараж, а там в тайнике автоматы. Жаль, «Самару», наверно, конфискуют, а нынче она стоит… Конфискуют и полтора миллиона, только что полученные от Ярового…

Отчаяние охватило Ивана Павловича при воспоминании о дипломате – отчаяние и безнадежность. А во всем виноват все-таки Яровой…

Но ведь и он сам… Первое: собственноручно застрелил милиционера на Узловой. Второе: распорядился уничтожить Нечипоренко. Правда, Коляда и Сидоренко скорее языки проглотят, чем признаются, что кончали майора. За это – «вышка», а кто ее жаждет? Итак, тут все важно: он не выдаст Коляду и Сидоренко, Коляда же будет молчать о случившемся на Узловой. Выходит – порядок.

Однако, как самому выбраться из грязи? Сдать оружие – раз. Добровольно, и добиться, чтобы это было зафиксировано в протоколе. Во-вторых; сдать хлопцев. Весь десяток, включая Моринца. Сообщить милиции фамилии, адреса и телефоны. За это сбросят год-два. Хотя бы год – и это неплохо. Далее: утопить и Ярового. Потоптаться по нему: он – главный виновник, он искусил всех, ему принадлежит идея организации банды, ограбления контейнеров, создания фирмы «Канзас». Сам Яровой заглотал миллионы, оставив других фактически ни с чем. Аферист и негодяй!

Воспоминание об Яровом разбередило сердце, но Иван Павлович усмирил ярость. Злость сейчас – плохой советчик, пока обыскивают квартиру, следует сосредоточиться, выработать линию поведения на допросах в милиции.

Итак, Яровой… Надо как можно выразительнее преподнести эту фигуру, доказать, что он – главный виновник. Но есть ли для этого основания? Первое: Яровой вооружил банду. Теперь Иван Павлович не стыдился этого слова: да – банду. Ведь именно Яровой превратил их всех в бандитов. В том числе и нескольких известных спортсменов, даже самого олимпийского чемпиона Льва Моринца. Далее: Яровой передал банде грузовики. Без грузовиков все их планы не стоили бы и выеденного яйца. Выходит, именно на Ярового падает львиная доля вины. Он – инициатор, первопроходец, вдохновитель. А они все вместе взятые – простые исполнители, подчиняющиеся змею-искусителю…

От этих размышлений стало чуть легче, и Иван Павлович стал внимательнее следить за тем, как обыскивают квартиру. Мария сидела на тахте в нескольких шагах от него, глаза у нее были мокрые и покраснели. Ивану Павловичу хотелось хоть немного подбодрить жену, но не нашел слов, тем более, что тут же, в гостиной, находились понятые: майор Синица с женой – весьма неприятные субъекты, соседи, Луганские не здоровались с ними уже с полгода. Идейные выскочки, для них железный Феликс всегда был образцом всех добродетелей, вон как ехидно усмехаются…

Иван Павлович лишь скривился, подумал о Феликсе. Всегда существовала борьба, всегда люди уничтожали друг друга. Еще со времен неандертальцев. И разве он виноват в том, что приказал застрелить Нечипоренко? Просто так сложились обстоятельства, он лично не имел претензий к майору, но ведь Нечипоренко мог выдать их и много знал – потому и погиб. То же самое с милиционером на Узловой…

Гапочка позвал понятых в прихожую: докопался до дипломата, сообразил Иван Павлович. Действительно, Гапочка возвратился с портфелем и открыл его. Увидев тысячекарбованцевые купюры, жена Синицы даже зажмурилась. Гапочка вытряхнул деньги на стол, посчитал купюры в одной заклеенной пачке.

– Сто тысяч! – объявил. – А всего таких – пятнадцать. Полтора миллиона. Прошу понятых проверить.

Синица с женой стали считать, Ивану Павловичу было гадко смотреть, как слюнявят пальцы, стараясь не ошибиться – отвернулся, еще раз укоряя себя – мог бы оставить дипломат у Бондаревых, люди надежные, ни о чем не расспрашивали бы, передали бы Марии дипломат через какое-то время: и ей бы на пользу, и ему не помешало бы. Передачи ведь надо же за что-то покупать.

А обыск приближался к концу: незаметно, но ведь миновало уже чуть ли не два часа.

– Все, – наконец сказал Гапочка, подсунув понятым протокол, – прошу расписаться.