О «Триединстве»

Это не Откровение и не Учение. Это наблюдение, мысли созерцающего, что приходят в тишине летнего вечера.

Есть три фокуса. Три точки опоры. Дух, Воля и Разум.

Дух. Это стержень. Основа всего. Именно его энергия преобразует Материю в требуемую Форму. Но он лишь энергия, чистый свет. Для воздействия на реальность, он и воплощается в Материю. Соприкасаясь с ним, мы получаем возможность Творить. Именно для создания Творения, Дух и воплощается в плоть.

Разум. Это беспристрастный фиксатор, носитель опыта. В чистом виде — это средство передачи энергии Духа, для воздействия на материальные объекты. Самый эффективный инструмент носителей Разума, людей и животных — это мозг. Он управляет временным пристанищем Духа, телом, преобразует энергию того во внешние сигналы и действия, хранит информацию, обрабатывает поступающие данные.

И, наконец, Воля. Продукт взаимодействия Разума и Духа. Это энергия, которая делает, лепит мир вокруг нас. Вот так, ни больше, не меньше. Исходящая от Духа и воспринимаемая Разумом, эта энергия есть совершенно самостоятельное явление. Это воплотившееся Желание. Каждый миг, каждую секунду мы желаем. Желаем видеть вокруг то, что привыкли. Или хотим что–то изменить. И в том, и в другом случае мы выражаем Волю. Иногда это еще называют Намерением.

Эти три явления находятся в тесном взаимодействии друг с другом. Но главными из них все же являются Дух и Разум. Они полюса, противоположности. Бессознательная Сила и жесткая Логика. Не одно из них не должно брать вверх, не должно преобладать.

Искусство Пути и состоит в том, чтобы соблюсти как можно более точный баланс между ними.

Но в современном мире, вотчине Разума, остается все меньше проявлений Духа. И именно поэтому современным Охотникам и Воинам приходиться сильно упирать на Дух, чтобы вернуть чаши весов в равновесие…

Старший, Лидер группы «Феникс».

* * *

— Раствори себя в тишине, — вещал голос Лешего. — Услышь биение своего сердца.

Под закрытые веки пробивался яркий солнечный свет. Шаги Лешего, ходящего вокруг меня. Шелест листьев. Цвиркание какой–то птицы сверху. Пахло хвоей. К этому запаху примешивался еще едва уловимый аромат диких цветов.

— Вдохни в себя энергию леса. Почувствуй, как Сила наполняет тебя.

Леший встал по звуку за моей спиной.

— Медленно поворачивайся. Почувствуешь необычное, говори, — прозвучал его голос чуть не в ухо.

Я, не открывая глаз, стал выполнять его указание.

— Не пойму, — ответил я. — Мне кажется, везде одинаково.

— Не пытайся обдумать ощущение, — донесся голос Лешего. — Выбрось из головы все шаблоны. Тебе не с чем это сравнивать. Это не похоже ни что.

— Я …, — и тут я что–то ощутил.

Странное чувство. Подергивание в солнечном сплетении и одновременно легкое давление там же. Будто из меня шла тонкая упругая нить.

Я прошел чуть дальше, и это ощущение начало смещаться вбок и совсем пропало. Я вернулся обратно. Неужели это оно?

— Так просто? — прошептал я.

— Просто, — Леший все же услышал мой шепот. — Вот так мы и ищем. При этом не обязательно надо знать или представлять объект поиска. Нужно лишь желать найти.

Я открыл глаза, немного посидел, смотря в землю.

— И что, если я пойду в ту сторону, то найду этот камень? — поднял я глаза на Лешего.

Тот пожал плечами.

— Возможно. А может ты найдешь что–то, что поможет в нахождении этого камня. В любом случае, это будет верный путь.

— А если я, например заблужусь, могу я так выйти из леса?

— Можешь, — Леший Пристально посмотрел мне в глаза. — Так можно даже из аномалии выйти.

— Почему тогда, даже ты блуждал в аномалиях?

— Тут весь вопрос опять упирается в наличие необходимого запаса энергии, — усмехнулся Леший на замечание. — Когда ты в аномалии, это стоит больших затрат.

Он потер ладонью по подбородку.

— Почти во всех аномалиях не работают обычные приборы. Сильные помехи, — продолжил он. — И твой внутренний компас, тоже будет под воздействием этих помех. Ты просто не сразу сможешь выловить правильное направление, аномалии–то до кучи, в большинстве своем замкнутая система. Поэтому лучше…

Леший внезапно замолчал, чуть склонив голову набок. Я с удивлением глянул на него. Но тот молчал, и я, привыкший уже к таким вещам, вновь прикрыл глаза, ловя то необычное ощущение.

Странно, но теперь я не ощущал ту нить. Вместо этого появилось почему–то желание вернуться в лагерь. Хмыкнув, я вновь открыл глаза. И тут же наткнулся на испытующий взор Лешего.

— Что сейчас ощутил? — спросил он.

— Не знаю, но мне почему–то хочется вернуться обратно.

— Все верно! — хлопнул меня по плечу Леший.

Он искренне обрадовался моим успехам. И это меня почему–то напрягало.

— Нам действительно пора! — сказал парень

Мы пошли в лагерь. Сегодня, с утра, Леший предложил мне странное занятие. Точнее вначале он сказал, что мне необходимо пройти кое–какую настройку.

— Видел, что мы делаем, когда приходим не место? — спросил меня по пути Леший.

Да, мне казалось по началу весьма странным, если не сказать больше, что четыре молодых парня, садятся кругом, закрыв глаза, вроде как медитируя. При этом один из них еще и наигрывает на гитаре незамысловатую мелодию. Дико это все казалось.

— Как найти то, что ни разу не видел, да еще и в лесу? — говорил между тем Леший. — Ответ один, включить внутренний компас.

— А-а! Ты же как–то говорил, объяснял, — я покопался в памяти — но только я не совсем понял.

Леший бросил на меня быстрый взгляд.

— Многое из того, что объясняют, можно понять, только обладая необходимым уровнем, — загадочно сказал он. — Ты еще многое не помнишь, или не понял, из того, что тебе объясняли.

— Что я такой тупой? — в груди засвербела обида.

— Нет. Со мной также, — пояснил Леший, слегка улыбнувшись. — И тут не что обижаться и впадать в отчаяние. Это лишь вопрос наличия энергии…

… Пока шли обратно, я вновь вспомнил, чем меня поразила история этого автостопщика. Пришло мне это на ум еще вчера. Зацепился, отчего–то мозг за один факт.

— Слушай, я все хотел спросить, — сказал я Лешему. — Помнишь ту распечатку, что я притаскивал?

Леший кивнул, несколько рассеяно.

— Так вот, — продолжил я, несколько с досадой, что он невнимательно слушает — У того пастушка, Петра вроде, жена была…

Я вдруг замолчал, заинтригованный еще одним совпадением, пришедшем на ум только что.

— Ну? — уже более заинтересовано подпнул меня Леший.

— Так ее, тоже Марья звали, — сказал я.

Леший несколько секунд помолчал, нахмуря лоб, видимо вспоминая.

— Да, ты прав, — задумчиво протянул он, наконец.

— И она тоже травницей была, — подбавил я фактов. — Но самое интересное, что у нее тоже был сын.

Тут я удивленно посмотрел на Лешего, который внезапно остановился, словно налетев на невидимую стену.

— Ё-мое, — тихо произнес он, после довольно длительной паузы. — Вот я тупой.

Он поднял глаза, на лице отразилась напряженная работа мысли.

— Это же надо, все под носом, а мы ни черта не видим! — хлопнул он, от избытка чувств, себя по коленке.

Далее он будто ушел в себя, и я не стал его больше пытать ни о чем, все равно в таком состоянии бесполезно, проверено. Он сорвался с места, и так припустил, что я чуть не бежал за ним. Блин, что же я такого сказал–то?!

В лагерь мы буквально влетели. Я сразу заметил чужие вещи, рядом с нашими, а вскоре увидел и самих гостей.

Возле костра идеи четверо. К моему удивлению, в один из них быдл женского пола.

— Вот и гуляки, — улыбаясь, встал нам навстречу Алексей…

… Я исподволь рассматривал вновь пришедших. Несмотря на то, что Алексея я уже видел, даже он отличался от того человека, что вез нас сюда.

Он был одет в выцветшую светло–зеленую штормовку, волосы в отличие от первой встречи были распушены (они казались даже длиннее, чем тогда), и свободно рассыпались по плечам. На ногах я с удивлением увидел не привычные берцы, а простые кирзовые сапоги. Ну и джинсы, тоже изрядно потертые.

И опять меня сбивала с толку, это его особенность не жестикулировать, и сохранять практически каменное выражение лица. При этом он умудрялся улыбаться, практически незаметно, но понятно, что это улыбка.

Его сразу перехватил Леший, отведя в сторонку и что–то сейчас говоря.

Напротив меня, сразу за костром, сидел худощавый. Тоже длинноволосый, как и их предводитель, парень. Он был явно моложе своего лидера, но и в нем явственно проступала это черта, практически не показывать никаких эмоций. Одет он был в черную куртку, в черные — же джинсы, и берцы, изрядно исхоженные.

Волосы он убрал в хвост, но как–то странно. Ремешок, кожаный как есть, перехватывал волосы практически на макушке. За спиной у него висел какой–то чехол из темной кожи. Вообще он видом сильно напоминал (я даже невольно улыбнулся) эльфа. Да–да, что–то навроде Леголаса, из «Властелина Колец».

Почему? В его действиях практически неуловимо проскальзывало некое изящество. Нет, он не эстетствуя, ел кашу, приготовленную Бурым (как я заметил, он был практически штатным поваром в группе), но как–то… Изящно, другого слова не найти.

Самый молодой с виду член их группы. Парень. Странное дело, я даже глаза вначале протер. Мне показалось… Хотя это, наверно, из–за того, что он находился за костром. Просто при движениях, за ним как будто след, мазок оставался. Как на компьютере, за курсором, эффект смазывания.

Одет этот парень был, как и их предводитель, в штормовку, только почти новую. Он, кстати, не имел особенности скрывать свои жесты и эмоции, почти постоянно улыбаясь и шутя. На ногах красовались берцы, только почти новые, блестящие. В общем, производил впечатление простачка, если бы не пронзительный взгляд, бросаемый им время от времени вокруг. Он им будто сканировал окружение, и думается, замечал каждую деталь. Чем–то напоминал Мэла Гибсона, только в молодости (очень в молодости). Такая же приятная, располагающая улыбка, лукавенький временами взгляд.

И, наконец, на сладкое, девушка. Весьма, весьма красива, черты лица тонкие, правильные. Четко очерченный абрис алых губ, которым видимо привычно чуть насмешливое выражение. Брови тонкие, но будто нарисованные, и самое главное глаза. Они были как два омута, я, когда пересекся с ними, понял что пялюсь в упор, только когда сигарета, догорев до держащих ее пальцев, обожгла кожу.

Помотав головой, я отвел взор. Вот, блин, не думал, что такой впечатлительный. Девушка тоже была в штормовке, только серого цвета, на ногах неизменные берцы. Она сидела, положив подбородок на ладонь и смотря на огонь.

Я вдруг понял, что все смотрят на меня. Вскинув голову, я удивленно глянул вокруг и вопрос сам сорвался с губ:

— Что?

* * *

День близился к концу. Ветер стих, лишь изредка вороша редкими порывами листву. Солнце было еще высоко, но уже не давило жаром, а ласкало приятным теплом.

Все происходило, как много раз до, и как будет еще много раз позже. Солнцу было все равно, кому дарит оно свои лучи. Природа затихала на краткий период сумерек, странный, загадочный промежуток между банальностью дня и таинством ночи.

Тени не спеша, удлинялись, набегая на белую, в серых разводах, здоровенную каменюку, неведомо как оказавшуюся посреди лесной глуши. Необычный звуковой фон был в этом месте. В шелест листвы не примешивались ни стрекотание кузнечиков с недалекой лесной поляны, ни голоса птиц. Даже заунывное писк комаров, и тот отсутствовал, вместе с источниками, что было уж совсем необычно для этих мест. Только лишь потрескивание дров в костре разбавляло жутковатый на фоне всего этого посвист ветерка.

У камня стояли три человека. Один был в камуфляжных штанах и камуфляжной же новенькой куртке–штормовке. Другой, высокий длинноволосый парень, был тоже был одет в штормовку, но длиннополую, наподобие плаща, однотонно зеленую, и явно староватую, судя по штопке и тому что одежда была изрядно выцветшей. Третий был одет в серые джинсы, в простую серую расстегнутую ветровку, под которой виднелся потертый жилет, со множеством карманов.

— Это он? — спросил камуфляжный, кивая на камень.

— Без сомнения, — ответил ему высокий. — Посмотри вокруг, ничего необычного не замечаешь?

Последние слова высокий произнес с легкой иронией. Камуфляжный огляделся по сторонам. Высокий молча кивнул в сторону костра, горевшего невдалеке. возле него сидели еще люди.

— И что мы будем делать дальше? — спросил камуфляжный, идя вслед за высоким.

Тот пристально посмотрел, но ничего не ответил…

* * *

Тремя днями ранее, лагерь группы «Грань».

— О чем ты хотел рассказать? — спросил Алексей, усаживаясь на бревно возле костра.

Леший, задумчиво посмотрел на него, потом обвел взглядом остальных: и своих, граневцев, и фениксов.

— Родники, — выдал он, наконец, негромко.

— Связь? — глаза Алексея сузились.

Леший кивнул и продолжил:

— Прошлой осенью, мне довелось прочитать одну увлекательную историю, — Леший перевел взгляд на сидевшего рядом Скальда. — Про одного художника, попавшего в необычную историю.

Алексей тоже посмотрел в сторону объекта внимания Лешего.

— Это я принес, — несколько поспешно сказал тот. — Совершенно случайно наткнулся на нее. А что, это правда?

Фениксы мрачно посмотрели, друг на друга. Алексей вновь перевел взгляд на Скальда, очень пристальный, как бы предлагая продолжить.

— Дело в том…, — начал тот…

…В воздухе заметно сгущалось напряжение. У меня даже мурашки побежали. А тут еще эта девушка, Ольга. Зачем она так пристально смотрит на меня?

Я облизал пересохшие от чего–то губы и промолвил:

— Слушая историю этого автостопщика, я вдруг вспомнил и тот рассказ. И там, и там есть похожий персонаж.

Я сделал паузу, якобы для драматизма, а на самом деле преодолевая внезапно подступившее смущение.

— Марья — травница, — закончил я

На несколько секунд воцарилось молчание. Алексей буравил теперь взглядом землю, явно поднимая в памяти две эти истории, и тоже ища аналогии. Вдруг он выпрямился, и, уперев в меня спокойный взгляд, произнес:

— Да. Ты прав, — упали точно булыжники его слова.

Я кивнул в ответ на это немного странноватое заявление. То ли похвалил, то ли просто констатировал факт.

— Кто–то думает, что это совпадение? — позволил себе легкую улыбку лидер Фениксов, оглядывая присутствующих.

В ответ не прозвучало ни слова, но сдержанное выражение отрицания продемонстрировали почти все. Кто чуть нахмурился, у кого по губам скользнула ответная улыбка, кто отрицательно качнул головой.

Тут в беседу вмещался Леший.

— Ты понял? — спросил он у Алексея.

Кстати Фениксы, отчего–то не имели прозвища, пользовались своими именами.

— Да, — ответил Алексей на вопрос Лешего и зачем–то посмотрел на Ольгу.

Та отвела, наконец, свой взор от меня и кивнула Алексею со словами:

— Что–то есть.

— Блин, да о чем вы?! — вылезло наружу мое раздражение.

— Ты есть причина, — будто не замечая моего тона, спокойно ответил Алексей, — Камень, который может стронуть лавину. Ключ.

— Да к чему?! — я уже реально разозлился от этих загадочностей.

— К дальнейшим событиям, — опять также спокойно ответил Алексей…

…Эта четверка была странной. Нет, понятно, что и нас сейчас нормальными назвать тоже сложно, но эти были еще хлеще. Совсем очуметь.

Девушка, Ольга, меня откровенно… Пугала. Да, блин, именно пугала. Красивая, черт возьми, реально красивая, губы, как говорят на востоке, лепестки роз, огромные, чуть вытянутые глаза, обрамленные опахалами ресниц. Высокие скулы, чистая гладкая кожа. Прямо таки классическая, словно сошедшая с дореволюционных альбомов, красота. А фигура!

Только это впечатление, красивой, даже хрупкой девушки держалось до определенного расстояния.

Метров с пяти–шести, девушка уже не казалась красивым цветком. Пантера. Львица, перед прыжком. Ощущение опасности прямо захлестывало. А еще ближе вообще начинало казаться, что рядом находиться автоматическая пушка, причем запрограммированная стрелять при произнесении определенного слова. В сторону произнесшего. И это, странным образом, меня еще больше привлекало в ней. Я раз за разом искал ее глазами. Что–то кололо каждый раз в груди при взгляде на нее…

Один из парней, Илья, казался … Неживым. Сядет где–нибудь и сидит. Не шевелясь и даже будто не дыша. Но если обращались непосредственно к нему, то он поразительно менял свое поведение. Будто включался. Выходил из режима энергосбережения. Разговаривал, при чем вполне обычно, улыбался, шутил, подкреплял слова жестами. А потом опять словно статуя.

Алексей и еще один парень, Игорь, поначалу казались попроще. Игорь на вид совсем обычный человек. Не чувствовалось в нем ни подавляющей воли Ольги, ни отстраненности Ильи. Даже жесты и мимику подобно Алексею, он не сдерживал. Только была одна у него черта. Во–первых, он не любил находиться в зоне яркого света, предпочитал тень. А во–вторых… Я не знаю, что это было. Может, показалось. Он стоял как раз под сенью густой ели и тут внезапно ярче вспыхнул костер, дров подбросили побольше. И мне показалось в этот момент, что… Мне даже как–то поплохело. В общем, я, на краткий миг, на одно мгновение… Мне показалось, что под елью стоит совсем другой человек.

Алексей же, был чем–то похож на Лешего. Только Лешего лет через двадцать. Тоже умелец объяснять, любитель строить гипотеза и версии. И, как и Леший, имел странное влияние на остальных. Когда он говорил, его никогда не пытались перебить, более того, когда это делал он, в смысле перебивал, то это воспринималось как должное. Он редко кому–то указывал, что делать, непостижимым образом все и так знали, что он хочет, и делали это. Никаких слов или жестов, обозначающих его положение лидера, я не заметил. Зато заметил в себе, одно ощущение. Пока я рассматривал остальных, пытаясь заметить признаки недовольства таким положением Алексея (прежде всего у Лешего, он же все–таки глава своей группы), я вдруг заметил в себе, некое понимание, что это правильно. Я даже несколько прибалдел от этого, но ощущение не менялось. У меня реально НЕ БЫЛО никакого недовольства, что нами руководит Алексей. Как если стоять у горы, и видеть, что она высокая. Факт, данность и с этим ничего нельзя было поделать.

Вечером того же дня, когда мы с Лешим настраивали мой внутренний компас, я дождался момента, когда мы остались с Алексеем относительно одни (Ольга стояла шагах в трех). Не знаю почему, но я не мог задать этот вопрос при всех. Не мог и все.

— Что значит, Ключ? — спросил я. — И почему я?

Алексей посмотрел на меня. Взгляд его вдруг стал наливаться тяжестью, я с удивлением (если не с содроганием) увидел, как его зрачки из голубых становятся почти черными. По телу пополз предательский холодок, мне стало очень неуютно.

Я попытался опустить, отвернуть голову, сделать так, чтобы уйти с линии взгляда. И со страхом понял, что не могу этого сделать! НЕ могу! Я с перекошенным лицом сидел и смотрел в эти немигающие глаза. Даже веки мне не подчинялись, глаза начало резать, они будто враз стали сухими.

В грудь будто уперлись коленом. Дыхание было тяжелым, с присвистом, будто я бежал сломя голову. Весь мир для меня сошелся в этих зрачках. Мне даже стало казаться, что я двигаюсь назад, все вокруг сделалось нечетким смазанным.

И вдруг все пропало. На мгновение, на ничтожную долю секунды, перед взором все поплыло, мелькнули какие–то, золотистые вроде, росчерки… Вокруг все дрогнуло, и я ощутил, что заваливаюсь назад. Чьи–то руки подхватили меня, не давая удариться.

Когда зрение восстановилось и резкость наладилась, я обнаруживал склонившуюся надо мной Ольгу. От нее шла необычное для нее, теплота что ли. Ее взгляд не давил, а обволакивал, в нем не было этого ледяного холода.

— Ему будет тяжело, — сказала она, положив мне ладошку на лоб.

— Нам всем было тяжело, — донесся сбоку голос Алексея. — Ему даже в чем–то повезло. Его переход не будет растянут на годы мучений.

Ольга, тяжело вздохнув, покачала головой, как бы сомневаясь. Я же вдруг почувствовал опустошительную усталость. Веки, несмотря на все усилия, просто свалились вниз, и я стал проваливаться в сон. Последнее, что услышал, были слова Ольги:

— А он согласиться?…

…Темнота перед глазами сменила оттенок с непроницаемой черноты до серой мути. Постепенно в глазах начало просветляться, но, дойдя до уровня сумерек, нарастание освещения остановилось. Надо мной свисали ветки дерева, возле которого я и лежал.

Стояла просто мертвая тишина, ни одного звука. Скосив глаза, я обнаружил, что рядом никого нет. Вообще никого, ни одного живого существа.

К тому же вокруг не было ни одного намека даже на то, что в этом месте вообще были люди! Ни примятой травы, ни следа от костра. Ничего.

Я сел, с недоумением посмотрел вокруг. Нет, это было явно то же самое место. Именно здесь был лагерь, вон там стояла моя палатка, вот сухая сосна, которая всегда бросается в глаза.

В окружающей, ватной тишине было слышно лишь мое дыхание. Отсутствовал даже шелест листвы. Хрустнула под ногами трава, когда я поднялся на ноги. Что за фигня?…

Еще более странной мне показалась моя собственная реакция на происходящее. Я был спокоен. Нет, я удивлялся, гадал, где это я. Но спокойно. Будто бы проснулся в собственной квартире, в которой переставили мебель. Удивляешься, поражаешься, но лишь в причине этого события. Не было ни страха, ни чувства неопределенности. Впрочем, нет, были и они, но уж очень призрачные.

И еще было ощущение, что все сейчас разъясниться, главное не дергаться. Я огляделся еще раз. Вдали под деревьями, стелился густой, будто дым, туман. Похлопав по карманам, обнаружил пачку сигарет, прикурил, присел возле дерева и принялся меланхолично ждать. И это тоже было не очень на меня похоже, но сейчас напала какая–то странная лень, не было желания даже прогуляться по поляне. Дымок от сигареты плавно струился вверх, мертвая тишина звенела в ушах. Откинув голову, я уперся затылком в ствол дерева.

— Хорошая память, — вдруг раздался голос, сбоку и сзади. Знакомый голос.

Обернувшись, я посмотрел в сторону Алексея. Он стоял метрах в пяти, прислонившись к дереву, и смотрел в небо.

— Поговорим? — спросил он, переведя взгляд на меня.

— О чем? — сипло, произнес я.

— Об этом, — он сделал круг пальцем, видимо подразумевая окружение. — Ну, и так, о разном.

Он подошел поближе. Сапоги его были мокрые, и даже брюки над обувью темнели. Трава была высокой и мокрой.

Тем временем Алексей зашел за толстый тополь напротив и вытащил раскладной стул(!). С легким щелчком привел его в рабочее положение, поставил его на землю и сел. Честно говоря, я продолжал пребывать в этом своеобразном, видно, шоковом состоянии и просто молчал, смотря на все эти манипуляции.

— Гадаешь, что случилось? — спросил Алексей.

Я опять же молча кивнул.

— Это место, не есть то, где мы были, — продолжил Алексей. — Его кто как называет. Сумерки, Мир Духов…

— Астрал? — вдруг прорвался у меня вопрос.

— Нет, это еще не он. Это предбанник, тамбур перед Астралом. Это своеобразная смесь того мира где мы живем, реального, если угодно, Гостиной и твоего личного мира.

По выражению моего лица, Алексей видно понял, что это объяснение мне не только ничего не сказало, но еще больше запутало.

— Давай перенесем разговор обо всем этом на более поздний срок, хорошо? Прими это пока как данность, что все это есть, — Алексей достал сигареты, и, доставая одну из пачки, добавил. — Все равно ты пока самостоятельно сюда выходить не сможешь.

— Почему? — меня это почему–то задело.

— Не тот еще уровень, — просто пояснил Алексей, и остро взглянув прямо в глаза, утратил на миг налет этой легкой беспечности. — Но скоро сможешь.

Я задумался. То, что я сейчас здесь, в этом… месте, это невооруженным взглядом прослеживается рука моего собеседника. Но это не напрягало, а отчего–то, с точностью до наоборот, успокаивало.

— Зачем тогда я здесь? — спросил я, не поднимая взгляд.

— Я хотел задать вопрос, — ответил Алексей, выпуская дым вверх. — Есть одно дело, без тебя в нем будет сложнее. И намного.

— А почему нужно было спрашивать именно здесь? — задал я следующий вопрос, не поддавшись на уловку разжечь во мне любопытство.

— Я хотел спросить у тебя, а не у твоего страха, или жизненно опыта. Я хотел, что бы ты принял решение, а не придумал способ отмазаться от всего этого.

— Что нужно делать?

— Ты Ключ, ты каким–то образом связан с этой деревней. У тебя получиться найти дорогу туда намного легче. А мы поможем. Только и всего.

— Откуда такая уверенность, что вам нужен именно я?

— Я уже давно не верю в совпадения. А здесь ими просто кишит. И все, так или иначе, но связаны с тобой, — Алексей опять уткнул в меня свой взор. — Если это не Связь, то я балерина. Ну, так что, какое решение?

— А подумать?

— А смысл? Ты ведь уже знаешь, ответ. Так какой он?

— Я не против, но … я закашлялся.

— Не против, значит «За»? — Алексей продолжал гнуть свою линию

— Только, что я буду конкретно делать? — я тоже «гнул».

— Ты согласен? — блин, вот пристал, будто на секс сманивает.

— Да, — ответил я, с некоторым раздражением.

— Хорошо, — ответил Алексей, с мимолетным оттенком удовлетворения.

Потом он оглядел меня, снизу доверху и вымолвил:

— А ты уже немало прошел по Пути…

* * *

Лагерь возле Белого Камня.

Сумерки все густели. Ветер, касаясь мягкими теплыми лапами лица, приносил едва уловимые запахи разнотравья. Деревья вокруг, казалось, чем темнее становилось, тем больше становились. Лес, чем ближе к ночи, тем больше превращался в темную громаду, стену вокруг освещенного костром пятна. Мне все больше становилось не по себе. Мне казалось, будто там, в темноте, среди деревьев, кто–то бродил, пристально смотря на меня.

Лица, в дрожащем свете пламени, казались еще более суровыми, чем днем. Несмотря на то, что и граневцы и фениксы, отнюдь не молчали, сурово хмуря брови, наоборот, то и дело кто–то бросал шутки, а улыбки нет, нет, скользили по губам, я видел перед собой людей, которые словно воины древности, причем многоопытные воины, коротали ночь перед битвой, прекрасно понимая, что уже завтра, может уже не удастся поговорить со своим товарищем. Но делали они это спокойно, без надрыва и суеты, вспоминали прошлые дни, веселые и не очень случаи, вспоминали тех, кого уже нет рядом…

А Леший с Алексеем, о чем–то напряженно думали, смотря на огонь. Иногда они отвлекались, прислушивались к фразам, иногда улыбались, но потом вновь на их чело падала тень, когда они склоняли голову в задумчивости. Ни дать ни взять, конунги, ярлы. Предводители лихой воинской ватаги…

Вдруг Алексей резко вскинул голову, будто прислушиваясь. Чуть не синхронно с ним то же сделал Леший, прервался на полуслове разговор остальных. Только костер продолжал потрескивать в наступившей тишине.

Алексей поднял руку, показывая два пальца, и сидящие напротив него Илья и Игорь, мгновенно подорвались. Я даже сморгнул от удивления. Они будто исчезли, растворились в темноте, только пустые места возле костра показывали, что они были здесь.

— Там, — негромко сказала Ольга, вытягивая руку.

В ту же секунду с той стороны послышался негромкий треск. Я прямо кожей ощущал напряжением готовое взорваться… Чем? Глядя на решительные лица, в глаза — прицелы, словно ищущие цель, можно было подумать все, что угодно.

Послышался легкий шум от раздвигаемых ветвей (вокруг поляны рос довольно густой кустарник, и я думаю выбор именно этого места для лагеря, вряд ли был случаен) и на краю круга света возникли фигуры. Две, три. Четверо. Они замерли, видимо тоже осматриваясь, точнее всматриваясь в лица тех, кто сидел возле костра.

Один из них выступил вперед, снял капюшон и поднял перед собой пустые ладони, древний, как мир жест, что пришел с миром. Лицо его осветилось получше, и я смог его рассмотреть. Он оказался довольно молод, лет восемнадцать, максимум двадцать. Длинные распушенные волосы обрамляли овальное лицо. Черты лица были правильные, даже как–то по–женски правильные, что впрочем женственным его не делало. Выражение на этом лице, было самое что ни на есть мужественное, смелое.

Одет он был в камуфляжную куртку и такого типа штаны. Ну, про любовь тех, кто шатается по лесам, к одежде военного типа, я уже понял. Более того, сам ощутил, что сильно бесит, когда «гражданка» начинает расползаться после второго, третьего выхода.

Пока я рассматривал визитера, он тоже самое делал в отношении меня. Чего это его так во мне привлекло? Я скосил взгляд и понял. Оказывается свою рожу на свету, оставил я один. Остальные, хоть и были рядом, кто капюшон накинул, кто просто от огня отвернулся, короче хоть как–то, но лицо рассматривать не дали.

И тут я почувствовал, как напряжение, витавшее в воздухе, начало спадать.

— Владимир, кто же по ночам по лесу шляется? — послышался голос Алексея из темноты.

Я даже отсюда услышал, как облегченно выдохнул парень.

— Алексей, ты что ли? — спросил он, а в голосе явственно слышалась радость.

— А ты кого хотел увидеть, епископа? — прозвучала в голосе того веселая ирония.

Тем временем этот Владимир махнул рукой, подзывая остальных. На свету появилось еще три человека, одетые один в один, как первый, только комплекцией отличались…

… — Ну и вот, — Владимир, он же Холст, отхлебнул чай из кружки и зажмурился от удовольствия, точно большой кот.

— Блин, как ты так его завариваешь? — обратился он к Алексею. — Если бы я не знал, что это простой, обычный чай, ни за чтобы не поверил, что ты туда ничего не добавляешь.

— Добавляю, — возразил Алексей.

— Знаю, знаю, душу, — рассмеялся Холст. — Ну, так вот. Мы ж не собирались в эти выходные. Как–то так, дела у всех были. Но я со своими проблемами, так получилось, разобрался быстро, и думал до ролевиков лыжи кинуть. Тоже безбашенные ребята, помнишь Адских?

Алексей кивнул. Холст отхлебнул снова чаю и продолжил.

— Тут Змейка звонит, — Холст кивнул в сторону сидевшей, чуть в отдалении, рядом с Бурым, девушки. — Сил говорит, нет, в лес хочу!

Девушка стрельнула глазами, услышав, что говорят про нее, на миг блеснула улыбка в свете пламени, а потом она снова повернулась к Бурому и они продолжили шептаться. И я так понимаю, что они не просто так в отдалении сели. Налицо налаживание более близких отношений!

— Ну, сейчас–то я понимаю, что за дела у нее были, — улыбаясь, произнес Холст. — А если дело в лес ушло, то зачем в городе оставаться.

Слушатели тоже заулыбались, смотря на парочку. Девушка, повернулась и показала язык.

— Потом Стрелок тоже. В аську барабанит, говорит на хер все, я с тобой. Не прошло и часа, с тем предложением Серж приходит. Но он, правда, еще и с пивом пришел…

Все снова улыбнулись.

— Вот и рванули, — подытожил Холст.

— Почему сюда? — спросил Алексей.

Холст удивленно посмотрел на него.

— Да хер его знает. Вообще то хотели в сторону Челябы, только я на развязке задумался, перепутал. А потом разворачиваться не захотелось. А потом Змейка, тоже…

Он посмотрел на Алексея, на остальных.

— А вы чего здесь? — спросил он, и я увидел, как в его глазах загорелся азартный огонек.

— А вы? — спросил в ответ Алексей.

— Да как–то, так, ехали, ехали, потом что–то такое я почувствовал, а все согласились. Вот мы и пошли. Знаешь же, как оно бывает. Ну, так что здесь?

— Совпадение, — произнес Алексей, и посмотрел на меня.

Холст тоже посмотрел в мою сторону, потом снова на Алексея.

— Помнишь свой опус в инете? — спросил Алексей.

Холст замер. Даже, казалось, дышать перестал.

— Вот, твой читатель, — показал на меня глазами Алексей.

Я в свою очередь уставился на Холста. Вот, значит, кто написал тот рассказ.

— Спасибо, — вдруг вырвалось у меня.

— За что? — удивился тот.

— За причину, — ответил я и в тоже время, будто не я, будто кто–то еще говорил. Оттуда, из самого сердца, оттуда, где бывает так больно и там же, где живет радость…

Холст некоторое время молча разглядывал меня, а потом произнес глухо:

— Рассказывайте…

Двумя днями ранее, лагерь группы «Грань».

Беззвучная темнота сменилась на серую хмарь. Где–то надо мной шелестели листья. Я некоторое время приходил в себя, пытаясь уложить в голове то, что произошло со мной. Как же так, как Алексей сумел придти в мой сон? И сон ли это был?

Я пошевелился, по телу пролетела какая–то ломота, словно я его (тело) все целиком отлежал. Я даже не смог сдержать стона, ладно хоть он вышел негромкий. Что–то странно тихо…

Через секунду я уже, невзирая на боль, сидел, недоуменно осматриваясь. Сядешь тут. Вокруг не было ни души. Что опять?

— Да что за? — непроизвольно вырвалось у меня.

Нет, здесь наблюдались явные следы присутствия людей. Прямо передо мной еще поднимался дымок от кострища, трава на поляне была вытоптана. Но не было никого! Ни палаток, ни вещей. Моя палатка, кстати, тоже отсутствовала. Черт, да что за дерьмо?!! Хреновые, блин, шутки!!

Я встал, подошел к тому месту, где, как помнилось, стояли палатки. Нет, все в порядке. Следы от колышков, палка, что служила распоркой. След от берца, пропечатавшийся на земле возле корня.

Взгляд зацепился за белый пятно на самом краю зрения. Повернувшись, я увидел сложенный лист бумаги, вставленный в ствол дерева, между чешуек коры.

Подошел, вытащил его. Тормознул чего–то, не решаясь развернуть. Рассердился на свою мнительность, решительно разогнул лист:

«Следуй за белым кроликом (шутка). Иди за нами.

P. S. Компас»…

Лагерь возле Белого Камня.

— Значит, имя походит? Марья? — задумчиво произнес Холст, теребя подбородок. — Вот уж не думал, что буду участвовать в продолжении той истории. Мда-а. Она казалась такой древностью.

— Никто не думал, — произнес Алексей. — Однако мы здесь.

Воцарилась тишина. Даже парочка прекратила шептаться.

— И что дальше? — спросил Холст.

— Мы идем завтра вечером, — ответил Алексей. — Решение за вами.

Холст оглядел свою группу. Серж, массивный такой парнишка, кивнул утвердительно, Стрелок, сидящий с ним рядом, и в сравнении с ним просто тростинка (только двигающийся, в той же манере, что и Илья), усмехнулся. Холст, молча кивнул и повернулся к Змейке, находившейся у него за спиной:

— А вы девушка? — весело спросил он.

— Куда вы без меня! — ответила она, махнув рукой…

Двумя днями ранее, где–то в лесу.

— А-а! Да чтоб тебя! — выругался я, в очередной раз, обрушив на себя душ с куста.

По небу, как по заказу, бродили серые тучи, сыпя иногда мелким дождем. Одежда уже намокла, в берцах доже хлюпало, что не добавляло оптимизма и настроение не подымало. И так оно было не фонтан, а тут вообще упало куда–то в эту мокрую траву.

Кроме сырости мучили еще сомнения, туда ли я иду. Одно дело чувствовать направление, но идти с поддержкой опытного в этих делах человека и совсем другое идти куда–то через мокрый лес одному, поминутно думая, что заходишь все дальше в лес, а следов, что здесь ходили люди, так и не встретить. Ни примятой травы, ни следов. Даже эта чертова вода, что скопилась на листьях деревьев и кустов, и та вся мне достается.

Выйдя на крохотную полянку, даже скорее место под деревьями, что выделялась относительной сухостью, я, прикрыв глаза, вновь проверил направление. Самый прикол, что я его отлично чувствовал. В прошлый раз, с Лешим, даже хуже чувствовалось. А сейчас не просто легкое подергивание в нужном направлении, а просто канат, который чуть не тащил к себе. Пока я стоял, проверяя направление, у меня не возникало сомнений, куда нужно идти. Мне даже казалось, что иногда я слышу очень далекие голоса остальных и даже звук их шагов. И поначалу я рвал когти в ту сторону, но раз за разом в том месте, где, по ощущению, я слышал голоса, не было ничего.

Я все шел, а меня грызли сомнения. Иногда у меня возникала чуть не уверенность, что все происходящее плод моего больного воображения, буйной фантазии. Иду, полагаясь на ощущение того, что я иду правильно! Полный сюр! Но ноги тем временем несли сквозь лесные угодья все дальше. Но иногда нападало почти нестерпимое желание плюнуть на это. А еще времы от времени я останавливался, оглядывался вокруг и понимал со всей отчетливостью, что куда идти обратно, я не знаю.

Я, было, стал уже подзамерзать (и это естественно, мокрый, на ветру) и с тоской глядел на затянутое тучами небо. Но где–то после полудня, солнце все же выглянуло и стало повеселей, полегче. Но ненадолго. Воздух, напитанный влагой, и нагретый активным летним солнцем, все больше стал походить на таковой в бане. Теперь я уже мечтал о той прохладе, что была до того. Черт.

Забираясь на какой–то пригорок, я окончательно выбился из сил, и решил устроить привал. Почти упал на землю, прижался спиной к какому–то дереву, вытянул гудящие ноги. В воздухе витал аромат от сосен, растущих вокруг, я расстегнул одежду, вытер лицо изнанкой штормовки.

Есть не хотелось, пить хотелось, но много нельзя. Я достал сигареты, посмотрел на пачку, будто в первый раз увидел и сунул обратно в карман.

Через некоторое время я почувствовал себя лучше. Ветерок, забираясь под расстегнутую одежду, приятно холодил тело, из–за усталости, я не чувствовал ни малейшего неудобства, вообще мысль о том, что надо идти, вызывала очень сильное отвращение.

Почему я так быстро устал? Ведь уже не в первый раз в лесу. Прошел то немного, часов пять, судя по солнцу. И шел не торопясь, и старался соблюдать режим, чтоб не вымотаться. Так, почему же? Ведь и по восемь–девять часов приходилось идти. Там, конечно тоже уставал, но не так, как сегодня, меня ж буквально высосало. Может то, что я иду один? Ведь пытаюсь вместо ног впереди идущего концентрироваться (опять же, по совету Лешего), на земле перед собой. Не скажу, что совсем не получается, пару часов я хоть и помню, но как пейзаж, проплывший за окном поезда. Значит, все же, получилось, хоть и ненадолго, но отключиться от того, чтобы фиксировать свою усталость. Надо просто делать это лучше. Как только?

Тут я, было откинувшийся на спину, резко сел. ОВД. Ну конечно. Леший же говорил, что это ключ ко многим таким вещам. Остановив диалог, многое можно, так он говорил. Да. А еще усталость.

«Сила в лесу разлита вокруг нас. Вокруг все живое, это не мертвый камень городов. Просто вдохни ее»

Я даже будто услышал голос Лешего, говорящего эти слова. Так. Как же он показывал…

Вдыхать нужно глубоко, долго. «Ты почувствуешь легкую дрожь здесь, — Леший показал ладонью на солнечное сплетение. — Как что–то входит сюда. Становиться легче. Ты почувствуешь, как по венам польется прохлада. Не пытайся понять, что происходит. Пользуйся, а не разбирайся»…

… Не знаю, получилось ли, а если да, то не знаю что, возможно просто сработало самоубеждение. Но идти стало реально легче. И жара не так давила, и усталость, хоть и не ушла совсем, но спряталась куда–то далеко. Я сосредоточился на перехватывании мыслей и на ощущении направления. Сперва не получалось, я злился. Занимаясь прерыванием внутреннего диалога, я то и дело останавливался, проверяя правильность того, куда иду. Ведь я шел по лесу, а не по ровной степи, приходилось то и дело огибать препятствия. Но, в конце концов, получилось уловить это состояние, в котором я ощущал тягучее чувство Нити и не сбивался на мысли.

Потом меня охватило ощущение этакой приподнятости. Словно я шел на первое свидание, которого очень долго добивался. Я все наращивал скорость и удивлялся, отчего я не устаю, а наоборот, так и подмывало сорваться в бег. Я словно не шел, а низко летел над землей, задевая иногда высокую траву.

Вся обида, на то что меня оставили одного, бросили в самом глубоком месте и вынудили так сказать, учиться плавать, задавленная, но еще тлеющая, там в самой глубине души, ушла куда–то. Вытекла словно вода из дырявого ведра.

Вылетев на поляну, я, как когда–то давно, в детстве, поглядел по сторонам и завалился на спину, в этот душистый цветочный ковер.

По небу плыли, уже лишь слегка серые, облака, принимая причудливые формы. Когда–то я, с соседской девчонкой, там, в деревне, любили фантазировать, лежа на пригорке. Замки, драконы. Рыцари. Я так и не узнал ее имя. Она почему–то не говорила его, каждый раз, каждый день, называясь новым. А я отчего–то не торопился его выяснить, у тех же взрослых… То лето было последним деревенским летом, на следующий год мы не поехали, а потом… Потом я не захотел ехать туда, где был так счастлив. Больше я эту смешливую, странную девчонку не видел…

Опомнился я тогда, когда упорно пытался проломиться через густой кустарник. Нехилой веткой меня шарахнуло в лоб, рефлекторно отшатнувшись, я запнулся и под треск ломающихся веток сел на пятую точку. В ягодицу что–то больно вонзилось, я зашипел, кое–как поднялся. Недоуменно оглядевшись, я осторожно выбрался из этого сплетения веток, посмотрел вокруг. Я совершенно не помнил момент, как я здесь очутился, лишь отрывки, смутные образы плавали перед глазами. Тряхнув головой, я посмотрел на разгром, сделанный мною в кустах. Чего это меня туда понесло? Я с удивлением рассматривал довольно толстые ветви, судя по всему сломанные именно мной. Хмыкнув, подошел к кустарнику, попытался сломать такую же ветку, как те, которые уже поломал. К моему удивлению, ветка и гнулась–то с трудом! Посмотрев на свои ладони, сплошь в мелких царапинах, я недоуменно покачал головой. Что на меня нашло? Неужели воспоминания детства, так подействовали?

Обойдя кусты, я двинул дальше. Нить настолько хорошо ощущалась, что не только не требовалось останавливаться, но даже стало казаться, что я реально вижу иногда перед собой что–то серебристое, вьющееся среди деревьев. А потом я подметил еще одну странность. Плохо думалось. В том смысле, что как только я прекращал умственную деятельность, диалог словно выключали и чтобы снова подумать, надо было несколько напрячься. Все мысли, что возникали в голове, как только становились не нужны, словно тонули, растворялись. И вообще, думать даже было… Неприятно, что–ли…

… Когда солнце перестало так припекать, я понял, что уже вечер. Только даже тревогу, связанную с тем, что мне, возможно, придется ночевать на голой земле, и ту пришлось чуть не клещами тащить. А как только я отвлекся, она и пропала. Вот же, блин, научился. Даже попереживать и то не получается.

Под кронами деревьев сумрак сгущался намного быстрей и вскоре я уже с трудом различал, что у меня под ногами. Блин, а как неохота было ночевать–то вне палатки! Всегда ворчал про себя, что она маловата, а вот теперь и она хоромами кажется.

Когда впереди моргнул огонек, я резко остановился, будто на невидимую стену налетел. Свет! А отчего бывает такой мерцающий свет, да еще и с легким запахом дыма? Костер, Ватсон! И тут на меня накатила усталость. Тело восприняло этот огонек, как конец пути, и решило, что пора отдыхать.

С трудом переставляя враз потяжелевшие ноги, я шел на свет. И тут он и накатил. Запах! Отвратительная удушливая тошнотворная волна. Я возблагодарил случай, не давший мне поесть, сейчас бы весь завтрак лежал на земле! И так–то пару раз спазм все — же вырвался из–под контроля. Я зажал нос и рот, но помогало мало. Блин, глаза же режет! Ну и местечко для лагеря выбрали! Я метнулся вбок, до кучи, что–то еще на лицо попало, навроде паутины. Отплевываясь и фыркая словно лошадь, я негромко матерился. Сука, только мне наверно, так везет! Остальные сто пудов прошли, даже ничего и не заметив!

Я пошел дальше, держа курс на моргающий впереди огонек. Стало вдруг холодно. «Вот, блин, Урал!» — думал я, застегивая штурмовку. Словно внезапно наступила осень. Как тихо… Я посмотрел вверх, на кроны. Тихо, как в мавзолее. Даже ветер и тот утих. В наступившей тишине, я слышал лишь свое дыхание и даже, кажется, иногда стук сердца. Офигеть!

До костра оставалось всего ничего, я уже почти вышел на поляну, точнее прокрался, захотелось отчего–то выйти, как Черный Плащ, неожиданно. И тут увидел сидящих возле костра. Не знаю, кто это были, но явно не аномальщики. Я присел, не желая привлекать внимание, и прищурил глаза присматриваясь. И чуть не присвистнул от удивления.

Возле огня сидело человек шесть–семь. В тени, прямо за костром (если смотреть от меня) двигались еще какие–то тени. Но самым странным было то, что люди были одеты одинаково. В длинные серые плащи и какие–то остроконечные шапки. Черт, плащи–то весьма на шинели похожи! Военные? Здесь? Но зачем?

Я лихорадочно соображал, осматривая сидящих на поляне. Может не военные? Я как–то слышал про парней, которые, типа ролевиков. Только вместо мечей и луков они применяют винтовки, стреляющие пластиковыми пулями, а вместо доспехов, форму тех лет, событие которых они реконструируют.

Только что–то эти МУЖИКИ, мало походили на таких реконструкторов (там старше тридцати и нет никого). Нет, мы тоже, конечно не в розовом ходим, любим и мы военный стиль, но эти совсем уж милитари. Во, даже в сапогах все (те, кого видно). И, епта! Шапки–то их, уж больно на буденовки похожи!

Тут в свете костра на шапке одного что–то блеснуло. А на воротнике у другого я увидел малиновые полоски. Как их, околыши, кубари… Петлицы, точно!

Блин, если это игра, то ребята явно заигрались. Вон шинели, какие потертые. И грязные. Это сколько они «играют»?

Мне что–то совсем расхотелось тревожить этих людей. Ну их. У них по ходу конкретный сдвиг. По всем фазам. Лучше я пойду, своих поищу.

Я по–тихому сдал назад. Только повернулся, чтобы идти дальше, как под ногой, оглушительно, словно выстрел, в окружающей тишине, треснула ветка. Я, матерясь про себя, резко присел.

— Слышал, Михайло? — раздался сзади голос.

Я напряженно смотрел назад. Алые отсветы от пламени. закрыли тени.

— Тута вроде, — сказал второй голос, видимо этот Михайло.

Послышался металлический щелчок, в котором я с ужасом узнал. Вроде как есть звук передергиваемого затвора! Я, кажется, даже дышать перестал. Обливаясь потом, я согнулся, ощупал землю перед собой, поставил туда ногу. То же проделал со второй ногой. Сзади послышалось приближающееся шуршание.

С такой скоростью передвигаться гусиным шагом, да еще щупая землю, мне еще не приходилось. И еще же требовалось делать это бесшумно! Звуки шагов сместились в сторону, потом и вовсе затихли.

— Там никого? — опять послышался голос сзади.

— Никого, — ответил другой.

Опять послышались шаги, но теперь они отдалялись. Я облегченно выдохнул. Фух! Однако! Блин.

Осторожно поднявшись, я, на цырлах, двинул в противоположную сторону. Прошагав по ощущениям метров сто (точнее шагов) я решил проверить направление. И странное дело, Нить вела туда же, куда я и так шел. А недавно, она вывела меня на этот костер… Блядь! Да чем опять воняет?!!..

… Не разбирая дороги, я мчался по ночному лесу. Горели содранные ладони (хренов косогор!), прихрамывал на одну ногу (блядский корень!). Периодически по лицу хлестали невидимые в темноте ветки. Если я бы мог орать, то орал бы во весь голос. Но блин, мне словно звук выключили, в горле пересохло и я мог лишь сипеть.

Сзади опять послышалось приближающееся шуршание, да так быстро приближающееся! Сука! Да что это за херня?! Забыв про усталость, я ломился дальше. Несмотря на страх, буквально ввинчивающийся в сердце холодной иглой, я при всем желании не мог дальше бежать. Трудно это делать сквозь этот ХЕРОВ КУСТАРНИК!!!

Не мог объяснить, даже себе, зачем, отчего я бегу. Чего испугался? Да к черту! Я кто? Я, за ногу, об угол, мужик!!!

В лицо опять ударил ветерок, и нарождающуюся злость будто вымыло очередным приступом страха. Почему, почему это так страшно?! Что это?!

Я чуть не рыдая, принялся пробираться дальше. В груди леденел ужас. В глазах двоилось. На заплетающихся ногах я выпал на поляну. Дыхание с хрипом вырывалось из груди. Да пошло оно все. Я с трудом встал на ноги, пошатнулся, ухватился за дерево. Потом развернулся в сторону треска позади, будто через кусты, следом за мной ломилось стадо медведей. Все, я блядь, не буду больше бегать!!

— Да пошел ты!!! — заорал я, вкладывая в этот крик весь страх, и этот крик из сипа, вдруг резко вышел на полную громкость

Ветки трещат все ближе, меня стала бить крупная дрожь. С диким напряжением сил я удержал себя на месте.

— А–а–а!!! Сука!!! — полу прокричал, полу прорычал я.

Из кустов мелькнула какая–то тень. Я почувствовал, что меня неудержимо тянет назад. Я даже не успел толком сгруппироваться, как жестко встретился спиной с земной твердью.

— Нихера!!! — проорал я, в том же зверином стиле.

Сзади послышались шаги. Похолодев, я приготовился, как следует приложить с ноги (честно говоря, меня потом удивляла проснувшаяся во мне ярость, но в тот момент, я мало что понимал). Звезды на небе заслонила тень…

… — Ты как? — спросила меня Ольга, и я с удивлением услышал в ее голосе тревогу.

Выпал я из кустов на поляну, где остальные устроили лагерь. То есть, даже в состоянии полной прострации, бежал я в нужном направлении!

Там возле кустов ко мне подошел Леший. Благоразумно держась чуть в отдалении, он позвал меня по имени. Блин, давно я не испытывал такого мощного чувства радости. Я ржал в голос, и меня совершенно не волновало в этот момент, что обо мне могут подумать. Все, твою мать! Наконец–то!! Нашел!!!

— Нормально, — ответил я девушке. — Пойду спать.

Я лежал в своей палатке, и уже почти засыпая, мне вдруг подумалось, что неплохо бы, очень неплохо, после всего этого пересечься с Ольгой. Ведь, что кривить душой, она мне нравилась!

Убаюканный этими приятными мыслями я заснул.

… Алексей, выслушав мой рассказ, посмотрел мне в глаза и сказал:

— Ты сделал, то, что было нужно.

— Что?! — взвился было я, но притушил пыл под этим спокойным взглядом добавил уже менее эмоционально. — Я не пойму, зачем это было надо?!

— А ты бы хотел потратить на это пару лет? — спросил все также спокойно Алексей.

— Но можно же было не так жестко! — бурлящее во мне со вчерашнего возбуждение еще те утихло.

— А как? — спросил опять Алексей. — Ты хочешь, чтоб тебе сначала объясняли, потом показали, а потом какие–нибудь экзамены, да?

Я промолчал, не смотря на него. Я почему–то чувствовал себя виноватым, вот парадокс.

— Что ты умел до вчерашнего дня? — лицо Алексея закаменело. — Только так, через страх, дикий страх, можно быстро обучиться.

Он вздохнул и продолжил:

— Именно в экстремальных ситуациях, люди познают Дух. Именно через страх перед неведомым, они закаляются, — Алексей просто сверлил меня взглядом. — Только так, Воин может познать Путь.

Он посмотрел на небо.

— Если бы я заранее спросил тебя, согласен ли ты так прогуляться, ты бы согласился? — спросил он, не смотря на меня.

Я опять промолчал, понимая, что это больше риторический вопрос.

— Ты согласился, сам, без принуждения, участвовать в этом.

Тут я удивленно вытаращился на него. Я все же думал, что тот наш разговор, в пустом лагере, был сном…

— Так это? … — с трудом выдавил я

— Был не сон, — закончил за меня Алексей. — Это были Сумерки.

Видимо у меня был ОЧЕНЬ обалделый вид, что Алексей даже улыбнулся.

— И если ты не понял, — сказал он. — То ты сам, часть пути проделал по Сумеркам.

— Я?! — я сильно удивился.

Нет! Я, блин, просто офигел!

Алексей слегка кивнул утвердительно. Я в легкой прострации, вспоминал сегодняшний день.

— Интересно, — не выходя из задумчивости спросил я. — А кто эти челы?

Алексей посмотрел на меня, помолчал, а потом ответил:

— Проснешься, посмотрим.

— Проснешься?!..

Тут я понял, что я же вроде в палатку, спать ушел! И не помню, когда оказался здесь, у костра! И вокруг никого, кроме нас, и опять эта тишина…

— Охренеть, — протянул я, в конце концов.

Некоторое время мы молчали. Алексей не торопил меня с разговором, а я… Я пребывал в легкой панике.

— А… Там в кустах… Ну шуршало… Это что было? — решился наконец, я на вопрос.

— Страх, — ответил Алексей.

— Чей? — удивился я.

— Твой, — ответил мой собеседник. — Воплощение твоего страха. Мыслеформа.

— Мыслеформа?

— Это объяснять долго. Если проще, существует некое пространство, скажем так, энергетический уровень, где воплощаются мысли людей. А самые сильные из них, подкрепленные мощным чувством, воплощаются в мыслеформы. Это практически самостоятельные существа, питающиеся энергией, которые люди изливают, думая. И конечно, в большинстве своем, мыслеформы образованы страхами, это одно из самых мощных и частых чувств. В древности это пространство люди называли Миром Духов.

Алексей сделал паузу, посмотрел на меня.

— Когда день сменяется ночью, — продолжил он. — И ночь днем, очень краткое время между ними существует период, когда границы того мира, что мы считаем реальным, истончаются. Человек, обладающий Силой, может проходить сквозь них.

Алексей тут усмехнулся.

— Даже не всегда замечая этого. Присутствие человека, деформирует Мир Духов, энергия человека и его Воля начинает упорядочивать его, приводить к образцу, к реальному миру. Поэтому разницу и сам факт присутствия в Мире Духов можно вовсе не заметить. А пространство, что формируется в результате этого, я и называю Сумерками.

— У меня сейчас голова треснет, — честно признался я. — А мыслеформы, они что, тоже реальны?

— Я даже больше скажу, только в Сумерках они и реальны. И опасны.

— Чем? — спросил я, холодея.

— Они пугают человека, потому что питаются исходящей от него энергией. Любой. Но страх вызвать намного проще. А страх перед угрозой смерти, это вообще мощнейший выброс. Вот и пугают.

— Но не убивают?

— Сами нет. Убивает себя сам человек, — Алексей подбросил веток в огонь. — Человек сам себя может убедить, что его ударили, покусали и даже смертельно ранили. А мыслеформы очень хорошо умеют создавать иллюзию этого.

Мы опять помолчали, пока я обдумывал все это.

— И как с этим бороться? — спросил я наконец.

— Мне известны два способа, — ответил Алексей. — Первый, не бояться, тогда иллюзия не подействует.

— Ага! — тут же вырвалось у меня. — Там, блин, в штаны наложить можно!

— Верно. Попадая в сумерки, люди сами генерируют то, чего они бояться больше всего, и если и не создают свои мыслеформы, то имеющиеся там, легко улавливают эти мысли и успешно пугают, — Алексей обернулся назад, протянул руку и вытащил длинный кожаный чехол. — Кроме того, на запах страха сбегаются все шныряющие поблизости существа Мира Духов. Даже подготовленный человек, даже Воин, не долго сможет выдержать их напор.

— И какой второй способ? — спросил я.

— Вот, — Алексей протянул мне чехол.

Я осторожно принял его, посмотрел на Алексея. Тот жестом предложил мне открыть его. Я отстегнул ремешок.

— Что это? — спросил я, глядя на рукоять, переплетенную кожаным ремешком…

Днем ранее, лагерь у Белого Камня. Утро.

Я держал его в руках. На отполированной поверхности играли алые блики от костра. Черт возьми, это меч! Настоящий, острый клинок!

— Никогда бы не подумал, — пробормотал я.

— Решение проблемы Воином, не всегда кажется логичным и понятным, — отозвался Алексей. — Но всегда максимально эффективно.

Утром, проснувшись в палатке, я с полчаса приходил в себя. А потом пошел искать Алексея. Он сидел у костра, прямо как там, во сне. Я даже было засомневался в том, что я проснулся. Но, оглядевшись, я увидел Лешего, как раз выбирающегося из палатки.

— В Сумерках мыслеформы под воздействием энергии человека, также приобретают реальность. И значит, тоже уязвимы, — сказал Алексей, когда я подошел к нему, будто мы и не прерывали разговор. — Значит, их можно убить.

И дал мне свой меч. Он напоминал японскую катану, тоже слегка изогнутый, и со знакомой по фильмам рукоятью.

— На будущее, — произнес Алексей, смотря, как я разглядываю меч, взявшись за рукоять. — Такой меч, часто есть воплощение Силы владельца и воспринимается им, как часть себя самого. Поэтому брать его можно, только с разрешения хозяина или для его же защиты. Если сделать это без спроса, можно нарваться на очень негативную реакцию владельца, с самыми непредсказуемыми последствиями.

Я кивнул, невольно поежившись, при словах такого предостережения. Отдавая клинок обратно Алексею, я спросил:

— А мне такой можно?

— Ну, сначала, им нужно научиться владеть, — ответил Алексей.