— Ну ладно, — начал он, положив руки, которые, как я знала, могут играть на пианино и на скрипке, себе на колени. Такие руки бывают от игры на пианино? Они были безупречны! — Я должен был пройти лечение, потому что моя мать завинтила мой денежный кран. Она сильно злилась на меня.

—Почему? Что ты сделал?

—В четырнадцать лет я сбежал из дома, с поддельным паспортом, о котором я позаботился заранее. Фальшивый паспорт дал мне новое имя и сделал меня совершеннолетним, так что я мог идти куда угодно и делать что угодно. Мне удалось отложить достаточно денег, чтобы не использовать кредитную карту. Я также открыл счет на ненастоящее имя. Все ценные вещи, что я когда-либо получал в подарок, я обратил в деньги. Я даже продал свою скрипку. Тогда я ушел - почти год я переезжал с места на место, и никто не знал, где я нахожусь.

—Вау!

—Мои родители, естественно, не оценили этого. Иногда я посылал им сообщения, через чужих людей, которым я платил, чтобы из стран, в которых я вовсе не был, они отправляли мои почтовые открытки. Так мои родители знали, что у меня все в порядке.

—Ну, это было мило с твоей стороны.

—Да, не так ли? Хорошо, я также продал украшения моей матери, а первую открытку отправил только через три недели. Это было безрассудно, но мне же только исполнилось четырнадцать. В этом возрасте все делают глупости.

—Конечно. Воруют, подделывают документы, сбегают на год из дома — это делают почти все четырнадцатилетние! - Он улыбнулся. Казалось, он не сожалел об этой истории, до сегодняшнего дня. —А потом?

—Я колесил по миру, и в какой-то момент деньги закончились.

В Амстердаме они поймали меня при ограблении магазина. Стоит добавить, что это был магазин эксклюзивных часов. Я воровал только нашу марку — то есть, часы фирмы, которая принадлежит моей семье, — тогда это казалось мне веселым. Сегодня — глупым. В результате, они вышли на мой след.

- А если бы они тебя не нашли? Ты бы все еще путешествовал по миру?

—Нет. В Амстердаме я потерял настроение путешествовать. В первые месяцы это было восхитительно, но после десятой страны, даже если она была такой волнительной и интересной, больше не было тех ощущений. Ты стоишь перед храмом или ледником и должен по идее опуститься на колени от восхищения, но вместо этого смотришь в пустоту перед собой и чувствуешь себя одиноким. Конечно, не всегда, но чем дольше я путешествовал, тем чаще это происходило со мной. Встречаешь тысячи людей, иногда путешествуешь с ними несколько недель, и парочка друзей из таких поездок у меня все еще осталась. Но все равно я был одинок. Потому что у меня было чувство, что я ни к чему не принадлежу.

- Поэтому ты рано или поздно все равно вернулся бы домой?

—Я постоянно думал об этом, но театр, который ждал меня там, удерживал меня от этого. После того, как деньги закончились, я остался в Амстердаме. Я думал, что будет легко, но, на самом деле, это не доставляло никакого удовольствия. Я шатался без дела и по утрам не знал, что мне делать до вечера. Поэтому я был практически рад, когда полиция отправила меня к моим родителям.

- И в наказание тебя отправили к психотерапевту?

—В наказание? - повторил он улыбаясь. — Моя мать потеряла бы сознание, если бы ты приписала ей это. Конечно, терапия была нужна только для того, чтобы раскрыть страшные-престрашные проблемы, которые привели к тому, что я совершил такое страшное-престрашное предательство в отношении моих родителей.

- Они, наверняка, ужасно за тебя переживали.

- В первую очередь, они стыдились меня. Им было мучительно неловко из-за моих поступков. Ложь, кражи, побег, мои длинные волосы были в колтунах, когда полиция привела меня домой. Такое в моей семье не принято. Я - сумасбродная паршивая овца.

Выражение «паршивая овца» не слишком подходит человеку, который выглядит, как ангел, и смеется, как Матс. Представив себе его спутанные дреды, я подумала, что, несмотря ни на что, выглядел он, наверняка, отлично.

—Терапия помогла? Ты раскрыл страшные-престрашные проблемы?

- Только те проблемы, про которые я и так знал. Но психотерапевт была довольна моими успехами.

- И что же это были за проблемы?

—Корни тянутся очень глубоко. Не могу же я рассказать тебе историю всей своей жизни.

- Нет, но хоть парочку ключевых моментов мне бы хотелось узнать.

Он тяжело и протяжно вздохнул.

—Раз в жизни разговариваешь с настоящим призраком, и та не лучше моего терапевта!

- Ты уже второй раз говоришь со мной, и, если хочешь говорить со мной и в третий раз, то расскажешь о своих ужасных-преужасных проблемах! Иначе я и вот с тем деревом неплохо пообщаюсь.

Он посмотрел на дерево, на которое я показала. На ветках дерева — я думаю, это был бук — как раз распускались первые зеленые листья. Я никогда не смогу понять: как зимой дерево может быть таким неподвижным и мертвым, а затем внезапно возвращаться к жизни. Где зеленые листья зимой? Где то, что заставляет их расти?

- Да, собственно, ничего особенного, - сказал Матс. - Отец сбежал с моей няней, когда мне было всего десять. Моя мать - профессор, работала день и ночь, часто была в отъезде, поэтому няня для меня была куда важнее матери. Няню звали Мари. Мари была милой, и я не виню ее в том, что она не смогла устоять перед ухаживаниями моего отца. Он ее действительно любил, и они поженились, как только отец получил развод.

— Твой психотерапевт считает, что это тебя травмировало? Вроде того?

—Проблемой был не развод, а право опеки. Моя мама настояла и сделала так, чтобы я остался с ней. Так как Мари и мой отец переехали в Нью-Йорк, я их почти не видел. Они уехали, и мне было больно. Моего психотерапевта осчастливило то, что я наконец выдал ей это. То, что делало мне больно. Если ты когда-нибудь должна будешь проходить терапию, тогда перечисляй, что тебе причиняло боль на протяжении многих-многих лет. Психотерапевты радуются этому, потому что у них возникает чувство, что они продвигаются с тобой вперед.

—Я никогда не буду проходить терапию, как мне кажется. Так как я мертва.

- Это точно, - сказал он и улыбнулся. - Хоть ты и красиво мерцаешь, я об этом часто забываю.

—Я мерцаю?

- Да, твоя кожа. Разве ты сама не видишь?

Я посмотрела на свои руки и закатала рукава своей уютной толстовки. Да, когда я достаточно долго смотрела на руки, то заметила слабый свет, окружавший их. Я думала, это был лунный свет. Или реакция на него.

- Можно мне? - спросил он и протянул свою руку к моей руке, чтобы прикоснуться ко мне.

Я взяла его за руку, как, своего рода, приглашение. И потому что я не произнесла ни звука. Дело в том, что у меня в жизни было не так много опыта общения с парнями. Во всяком случае с такими красивыми парнями, чьи прикосновения вызывали во мне дрожь. Именно это и произошло, когда Матс провел по руке. В животе запорхали не бабочки, а экстремально нервные светлячки!

- Немыслимо, - сказал он. - Непередаваемое ощущение!

Я могла бы сразу подтвердить, но была уверена, что он имел в виду совершенно другое, нежели я. Он имел в виду тот факт, что моя призрачная кожа отличалась от кожи живых.

- Ты и мягкая, и твердая одновременно. Как гладкий камень, который пружинит, если к нему прикоснуться. К тому же, - он еще несколько раз поднял мою руку, - ты легкая. Наверное, потому что ты не такая твердая, или в тебе недостаточно материального.

Я прочистила горло.

- Мне не стоит так говорить? - спросил он.

— Нет, что ты. Но я чувствую себя очень неполноценной, когда ты говоришь, что во мне недостаточно материального.

- Ты - самое настоящее, совершенное привидение! - сказал он с убедительной улыбкой. - Так и есть!

—Да, хорошо, - испуганно сказала я. — И что было дальше? С тобой и твоей матерью, после того как твой отец уехал?

- Ужасно. Мой брат сбежал в элитный интернат, а я должен был оставаться дома. Со своей матерью, которая постоянно чрезмерно работала и страдала от депрессии. Наверное, потому что ее муж разрушил ее жизнь. Когда она бывала дома, она не упускала случая рассказать мне, какой свиньей был мой отец, а моя няня - потаскухой. Тем не менее, со свиньей и потаскухой мне было куда легче уживаться, чем с матерью. Пока что мы видимся с ней три раза в год, и наши встречи проходят сухо. Боюсь, мы не в силах терпеть друг друга.

—Но со стороны твоего отца это тоже было невежливо! Обмануть свою жену, а затем оставить ее!

- Они почти не виделись, когда были в браке, и сильно отдалились друг от друга. К тому же, моя мать не возражала, когда отец оставил свою предыдущую жену. От первого отцовского брака у меня есть две сводные сестры, которым уже около тридцати. Мой отец повстречал мою мать и развелся с прошлой женой, чтобы снова жениться. Потом родились я и мой брат, и когда мне было десять, отец с Мари сбежали.

—По крайней мере, они вдвоем обрели счастье?

—Нет, он развелся с Мари через пять лет, и теперь женился в четвертый раз. Звучит плохо, — и, конечно, я не хочу никогда становиться таким, как он, — но, с другой стороны, он считает это нормальным - жениться. Он женился на каждой верной подруге. Он считает, что так должно быть. И, если в пятьдесят иметь в жизни четырех верных подруг и быть женатым на каждой, это все кажется уже не таким предосудительным.

- То есть, отцу ты сочувствуешь? В отличие от матери?

— Это так звучит? Ну, да, возможно. Из всех членов моей семьи я до сих пор считаю его самым честным.

Я молчала, у меня был еще вопрос, но я не осмеливалась его задать. Он тоже по какой-то причине молчал. И смотрел на меня. Если Матс и совершил какую-то ошибку, то заключалась она только в том, как он смотрел на меня. Ничего плохого, но его взгляд заставлял меня нервничать. Будь он моим другом, мне бы это даже понравилось, а так - у меня мурашки по спине бегали. Я так нервничала, что в итоге просто выпалила свой вопрос. Неожиданный и позорно очевидный:

— Между прочим, ты обзавелся новой подружкой?

Он усмехнулся.

—Ты думаешь, что такой классный тип, как я, выдержит два месяца без подруги?

- Придется тебе поверить. Ты мог бы просто сидеть, размышлять и ждать, когда проснется настоящее, глубокое чувство, вместо того чтобы где-то развлекаться.

—Видишь, мы знакомы всего две ночи, а ты знаешь меня очень хорошо!

- Это не ответ на мой вопрос.

—Думаешь? Я думаю, это он и был. Кроме того, ты хотела сконцентрироваться на своих собственных психологических проблемах, как только я опишу тебе свою. И я это сделал!

- Ты закончил? Только это?

—Это же была целая куча! Кроме того, я должен придержать пару тайн на будущее. Иначе будет скучно.

Я знала, что мне никогда не будет с ним скучно. И вдруг кое-что пришло мне в голову. Воспоминание. Воспоминание о большом разочаровании, когда кто-то особенный отвернулся от меня.

Я сама отвернулась от себя, совершив самоубийство.

На мгновение я снова ощутила падение. Я падала. И в тоже самое время — это же было невозможно — я стояла на краю обрыва и смотрела, как я падаю. Ошеломительно. Я падала и смотрела на себя падающую. Я падала... и смотрела. Снова и снова.