В понедельник утром Клинт улетел в Сан-Франциско. Он был бы рад уехать хоть куда-нибудь. В доме ему стало холодно и неуютно, и он не мог понять причину. Реджина как бы отстранилась от него, и он не знал почему.

Перелет до Сан-Франциско принесет ему облегчение. Теперь он может не думать ни о чем…

Встреча с братом прошла хорошо, хотя оба испытывали некоторую неловкость. Адвокат Брэд Витфилд, высокий, худощавый, с тонкими чертами лица, казалось, имел мало общего со своим младшим братом. Но он взял отпуск на два дня, чтобы показать ему Сан-Франциско.

Клинт вдруг поймал себя на мысли, насколько этот романтичный туманный город, будто сошедший с открытки, подходит для влюбленных. Лицо Реджины возникало у него в уме, и не было никакой возможности забыть о ней. Он вспоминал ее, сидя в кабинке канатной дороги, и на борту туристского теплохода, бороздящего гавань, и в спальне для гостей в доме брата поздно вечером, слушая звук ревуна, который предупреждал суда, плывущие в тумане, об опасности. Ни на секунду Клинт не прекращал думать о Реджине.

Когда в среду в полдень он покидал Сан-Франциско, братья попрощались очень тепло.

«Я мечтаю о том, что у меня будет семья», — звучали у Клинта в ушах слова Реджины. Он все еще не мог согласиться с тем, что семья так важна для людей.

Его мысли стремились к его дому в штате Техас и к женщине, ожидающей его там. Следовало признаться, что он тоскует без нее. Снова покинуть ее будет гораздо труднее, чем он думал.

Предвкушая встречу, Клинт заторопился домой, едва покинул суетливый аэропорт Хьюстона.

Дома его ждало разочарование. Реджины не было. Клинт почувствовал боль от ее отсутствия и горестно усмехнулся.

— Только темный дом встречает меня сегодня, — проворчал он, включая автоответчик.

— Вторник, десять утра. Клинт, мне нужно на несколько дней уехать в Даллас. Я организую новый офис, так что не знаю точно, сколько пробуду там. До скорого!

Клинт вновь прослушал сообщение, затем, все еще ворча, пошел на кухню, ощущая голод. Он рассчитывал на прекрасный ужин в обществе Реджины. К сожалению, сам он не сумел бы даже сварить яйцо. Клинт не стал разогревать еду, говоря себе, что совсем даже и не тоскует без Джины.

Лгун! — сказало ему сердце, но он притворился глухим.

Реджина так и не позвонила, а у него не было номера ее мобильника.

Возможно, именно поэтому Клинт чувствовал острую тоску по Африке. Там у него не было таких переживаний. Африка — вот безопасное место, в котором он теперь нуждался. Клинт метался по дому и не знал, куда себя деть.

Он вышел на залитую лунным светом лужайку возле бассейна, пытаясь вызвать в памяти приятные моменты, чтобы отвлечься от мыслей о Реджине. Вот он стоит на вершине скалы, возвышающейся над окружающей равниной, наблюдая за семейством львов, которые под лучами полуденного солнца играют, как котята. Вот он беседует со своими друзьями-масаями, стройными, высокими, гордыми людьми, живущими в точности так, как их предки, но принявшими его в свое племя.

Реджине понравилось бы там, вдруг подумал Клинт. Сперва он познакомит ее с масаями, покажет ей красоту саванны, а потом они — только он и она — отправятся в особенно красивое место, которое он знал, и в высокой траве будут заниматься любовью…

— Брось к черту свои фантазии, Клинт, — фыркнул он вслух. — Какая-нибудь гиена неожиданно появится и съест Джину, или кто-нибудь вбуравится ей под кожу, или укусит ее. Ты же все знаешь об опасностях, подстерегающих человека в той траве, а сам строишь какие-то идиотские планы!

Не справившись с тоской, Клинт отправился спать, но в доме ему стало еще хуже. Одетый в одни пижамные штаны, он прошел мимо ее спальни, потом вниз на кухню, где шесть африканских фиалок щеголяли безмятежной красотой, и вернулся к своей кровати со скомканными простынями. Он чувствовал, что внутри у него нарастает непонятное давление. Его проверенные временем способы сдерживать отрицательную энергию перестали работать. Ему казалось, что еще немного, и он взорвется.

В пятницу, вернувшись домой, Клинт увидел, как мигает лампочка автоответчика, и бросился к нему. Раздался голос Реджины. Она собиралась приехать около шести. Несколько раз подряд прослушал он ее сообщение, и ураган чувств обрушился на него. Радость, да. Ожидание, о да!

Нуждаясь в чем-нибудь, чтобы успокоить свои нервы, он поставил кассету с традиционной кенийской музыкой. Комната наполнилась резкими аккордами гитары. Гитарист подражал звучанию ниатити, древнего струнного инструмента, похожего на лютню. Закрыв глаза, Клинт упал в кресло, загипнотизированный первобытными ритмами…

Несмотря на музыку, заполняющую просторную комнату, звук маленькой машины, на которой ездила Реджина, оказался для него столь же заметным, как топот стада слонов.

— Клинт? Я дома! — объявила она, входя в комнату.

Он испытал дикий порыв радости.

— Ты дома, — выдохнул он едва слышно.

На ней были красное платье, черные колготки и черные туфельки. Клинт замер от желания целовать ее.

— Да. То есть мне хотелось бы так чувствовать! — ответила она, засмеявшись так радостно, что ее носик наморщился. — Боже, что за музыка?

— Бенга. Это африканская музыка.

— О! Мне нравится. Под нее так и хочется танцевать! — Бросив ключи на стойку, она лукаво посмотрела на Клинта. — Кажется, ты не очень уж хочешь видеть меня.

— Я едва сдерживаюсь, чтобы не увлечь тебя прямо здесь на ковер, — хрипло сообщил он и притянул ее к себе.

Прильнув к ней в поцелуе, Клинт дотянулся до ее затылка, чтобы освободить волосы от удерживавших их заколок. Непослушные локоны каскадом упали вниз. Он поцеловал Джину за ухом, вдохнув аромат духов. Он испытывал необыкновенную радость от прикосновений к ее соблазнительному телу.

— Клинт, — бормотала Реджина, тая в его руках. — Любимый мой, — шептала она в его губы.

Он замер на секунду, чувствуя, как его захлестывает волна нежности. Потом, дождавшись, чтобы магия ее слов рассеялась, направился к своей спальне, не выпуская Реджину из объятий, и упал на кровать, держа ее в руках.

В каком-то темном закоулке его души возникло опасение. Ему казалось, что любить Реджину слишком легко, слишком хорошо. И слишком замечательно лежать потом рядом с ней, обнимая ее, медленно спускаясь к реальности с тех головокружительных высот.

Внезапно Клинт понял, что с ним произошло. До встречи с Реджиной он хранил некую часть себя недоступной для других. Туда никому-никому не было позволено вступить. Но она разбила его броню походя, даже не заметив ее, и он остался беззащитным перед ее обаянием.

Пытаясь стать прежним Клинтом Витфилдом, он пристально поглядел ей в лицо. Глаза у нее были закрыты. Она сладко и удовлетворенно улыбалась. Убрав руку из-под шеи Реджины, Клинт встал с кровати.

— Клинт? — тихо произнесла она.

— Ш-ш-ш, все в порядке, — рассеянно ответил Клинт, натянул джинсы и вышел из спальни.

Реджина смотрела, как он уходит. Потом тоже встала и пошла в ванную. Волосы растрепались, и Реджина пригладила их, как смогла. В зеркале она увидела женщину, светящуюся от счастья быть любимой.

— Любимой лишь телесно, — напомнила она своему взъерошенному отражению. — Помнишь о билете на самолет?

Печаль смешивалась с радостью, пока Реджина шла в свою комнату. Там она накинула зеленое шелковое кимоно, затянула пояс и отправилась на поиски Клинта.

Засунув руки в карманы, Клинт стоял перед окном, выходящим в сторону бассейна, и его плечи были опущены. В комнате тихо звучала музыка бенга.

— Клинт, хочешь… — Реджина прокашлялась. Ее встревожило, что Клинт будто отгородился от всего мира. — Тебе, наверное, нужно поесть?

Он повернулся, и его глаза внезапно блеснули синим огнем.

— Да, мне нужно! — взорвался он. — Чертовски нужно, и мне это не нравится.

От волнения у нее свело живот.

— Что тебе не нравится? — спросила она, став рядом с ним.

— Не нравится чувство безотлагательности, чувство страстного желания, чувство проклятой беспомощности.

— Клинт, ты должен преодолеть свое горе и примириться с ее смертью, — заявила Реджина. — Знаю, что тебе трудно…

— Я говорю о тебе, — прохрипел он. — Ты сводишь меня с ума!

— Ой, — пискнула Реджина, пораженная его признанием. — Возможно, то, что ты чувствуешь, и есть любовь…

Он резко засмеялся.

— Сомневаюсь. Я совсем не хочу этого.

— Почему?

Простой вопрос, сопровождаемый зеленой чистотой ее взгляда, проник ему в сердце.

— Потому что я слишком много пережил, чтобы любить. Потому что знаю, к чему приводит любовь. Она превращает человека в заложника судьбы, независимо от того, насколько любящим людям хорошо друг с другом. А нам хорошо, Реджина. Я любил жену всем сердцем и душой.

— Я уже поняла это, Клинт. Любить так… просто замечательно.

— Замечательно? Любовь — это не только сладость и сияние, Реджина. Любовь причиняет боль. Любовь заставляет тебя совершать глупости. И в конце концов разрывает тебе сердце, — закончил он дрогнувшим голосом.

— Но разве можно жить без любви? И разве любить не стоит, Клинт? Ты узнал радость любви. Ты любил так сильно, что почувствовал себя лишь наполовину живым, когда потерял жену. Такое редко случается, Клинт. Мало кто испытывает столь глубокое чувство. Большинство людей обходятся поверхностной привязанностью.

— Тебе ли судить! — вскричал Клинт. — Ты говоришь о том, чего не можешь знать, и это приводит меня в бешенство! Есть вещи, о которых я не рассказывал ни одной живой душе!

— Что же это за вещи?

— То, что я виноват в смерти моей жены!

— Нет, ты не виноват, — мгновенно опровергла Реджина его слова. Она схватила его за плечи. — Кэтрин сказала мне, что ты взвалил всю вину на себя, но на самом деле в смерти твоей жены ты не виноват. Произошел несчастный случай. Так пусть вина будет на том водителе, который проехал на красный свет!

Клинт покачал головой.

— Нет, я должен нести часть вины. — Он посмотрел на Реджину и отвернулся к окну. — Мы поссорились тем вечером, из-за проклятого пола в кухне! — Слова его полились неудержимо, как вода, прорвавшая дамбу. — Мне казалось, что мы договорились о покупке плитки по разумной цене, которую я мог себе позволить. Но она действовала через мою голову и сделала так, чтобы строители использовали дорогой итальянский материал. Когда я вошел сюда и увидел, что происходит, то ужасно разозлился. Мы и так уже превысили смету — крыша, бассейн… — Он с шумом втянул воздух. — И еще этот пол… Мы были все еще в ссоре, когда отправились на вечеринку. Я хотел ехать в пикапе. Она выбрала свой спортивный автомобиль. И я сказал: «Прекрасно, тогда ты и поведешь машину. Ты распоряжаешься всем, вот и вези нас». До сих пор слышу свой издевающийся голос. Разве ты не понимаешь? Я должен был вести машину — я должен был оказаться за тем искореженным рулем! Тот тип ударил нашу машину в бок, понимаешь? Мою жену он убил, а я почти не пострадал. Никогда не смогу простить себе… — Он покачал низко опущенной головой.

— Что ты жив? Что твоя жизнь продолжается, а ее — оборвалась?

— Да, черт возьми, да! Это я должен был погибнуть! — Клинт судорожно вздохнул. — Я любил ее! Боже, я любил ее! Моя жизнь после смерти Барбары стала пустой, и эту пустоту мне нечем заполнить…

В его голосе послышалось сдавленное рыдание. Внезапно все слезы, которые Клинт не пролил в больнице, на похоронах, на кладбище, в своей холодной, пустой кровати, хлынули через брешь в той стене, которую он так давно выстроил вокруг своего сердца.

От боли Клинт согнулся пополам. Он плакал и всхлипывал, как осиротевший ребенок.

Реджина не знала, что делать. Наконец, желая помочь, она обняла его и просто держала за плечи. Ее нежное объятие лишило Клинта самоконтроля. Он сознавал, что ведет себя совсем не как взрослый мужчина, но ничего не мог сделать.

Долгие минуты прошли, прежде чем Клинт снова смог управлять собой. Отстранившись от Реджины, он повернулся к ней спиной.

— Прости, — сказал он через силу. — Мне жаль, что так получилось.

— Не о чем жалеть, Клинт, — был ее успокаивающий ответ. — Очевидно, тебе еще надо пройти через очень многое. — Она опять обняла его, прижавшись к нему всем телом. — Если ты хочешь взять всю вину на себя, то тебе не понравится то, что я должна сказать. Но я скажу все равно.

— Еще бы, — пробормотал он.

Ее объятие стало крепче.

— Не ты один виноват, Клинт, поскольку это неправильно, когда один из двух любящих людей принимает произвольные решения или изменяет планы без учета мнения другого человека. Не вини себя за слезы, Клинт. Если бы большее количество людей могло бы плакать, в мире стало бы гораздо меньше несчастных супругов. Избавляться от боли и печали, которые ты спрятал в глубине своей души, конечно, мучительно. Но разве теперь ты не чувствуешь себя лучше?

На губах Клинта появилась кривая ухмылка. Теперь он ощущал себя по-другому — похожим на пустой орех.

Она отпустила его, и Клинт неохотно повернулся к ней лицом.

— Ничего не изменилось, Реджина, — произнес он хрипло. — Я все еще считаю себя виноватым, и мне кажется, что всегда буду так считать. Так что давай оставим все как есть, хорошо?

— Нет, мы не оставим все как есть! Если ты сам осудил себя, то хотя бы помни, что есть такая вещь, как второй шанс. И Господь Бог знает, что ты заслужил его. — Ее лицо озарила чудесная, сладкая, озорная улыбка, еще больше выбившая Клинта из колеи. — Неужели ты собираешься спорить с Богом, Клинт?

Все еще барахтаясь в омуте перепутанных эмоций, Клинт засмеялся. Женские глупости, подумал он. Ему остро захотелось уйти отсюда.

Реджина вдруг стала серьезной, и ее глаза потемнели, когда она собралась с духом, чтобы продолжить опасный разговор.

— Я люблю тебя, Клинт. Я люблю тебя с того момента, когда вышла из кладовой и увидела, как ты стоишь и хмуришься, глядя на меня.

Он встревожился.

— Я надеюсь, что это не так. Реджина, ты знаешь, я хочу заботиться о тебе. Но забота — не любовь. Если я причинил тебе боль, мне очень жаль. Я не должен был позволять чувствам зайти так далеко, зная, что мое сердце принадлежит другой.

Клинт отстранился от нее, и его лицо стало неподвижной маской.

Но я знаю человека, скрытого этой маской, отчаянно подумала Реджина. И я знаю еще одну вещь: он любит меня.

На мгновение Реджина встретила его быстрый взгляд и вздрогнула. Она не собирается занимать в его сердце второе место.

И она протянула к нему руки.

— Клинт…

— Реджина, нет. — Клинт покачал головой в ответ на ее невысказанную мольбу. — Я думаю, что мне лучше уехать теперь же, прежде чем я опять причиню боль самому нежному, самому мягкому и, возможно, самому глупому сердечку в мире.

Голова Реджины поникла.

— Возможно, ты прав, говоря о глупости. Но я люблю тебя. И думаю, что ты тоже меня любишь. Именно поэтому и говоришь такие слова. Рискнуть еще раз полюбить кажется тебе чем-то вроде сумасшествия или предательства тех отношений, которые у тебя были с Барбарой. Но это не так, любимый мой.

Клинт вздохнул и начал тереть лицо ладонью.

— Я вообще не должен был возвращаться сюда. Мне надо было продать этот дом и остаться там, откуда я приехал, делая хоть что-то полезное… вместо того, чтобы портить твою жизнь.

— Ты не испортил мою жизнь, Клинт. Неразделенная любовь имеет и хорошие стороны, знаешь ли. У каждого есть шанс узнать, что такое настоящее чувство. Возможно, что, если бы мы никогда не встретились, я не узнала бы великолепия истинной любви. — Она коротко засмеялась. — Это не значит, что я славлю безответную любовь. Как ты говорил, любовь иногда причиняет боль. — Она пошла на кухню и поставила чайник. — Чаю хочешь?

— Я хочу бренди. — Шагнув к бару, Клинт плеснул себе бренди, затем сказал: — О, черт возьми, — и налил еще.

Первый глоток прожег его до пальцев ног, но Клинт почувствовал себя лучше. Он выпил обжигающую жидкость залпом, и ему показалось, что пустоты в его душе стало меньше.

Реджина залила кипятком пакетик зеленого чая. Она испытывала боль, будто у нее в груди металось буйное дикое животное, разрывая когтями ее сердце. Она не знала, как долго сможет выдержать такую пытку.

— Я видела твой билет на самолет, так что я знаю, что ты улетишь. — Она положила себе сахар в чай. — Через неделю. Когда ты сказал бы мне об этом?

— Я хотел сказать на прошлой неделе, но тебя не было, когда я вернулся. — Он пожал плечами. — Ты же знаешь, что я буду только рад, если ты останешься здесь. Теперь нет необходимости спешить с продажей дома.

Она гордо подняла голову.

— Спасибо, но я тоже уеду отсюда. Арендую маленький домик, устрою там прекрасную комнату для Кэйти. Я ценю твою доброту и великодушие, Клинт. Пока я жила здесь, мне удалось накопить небольшую сумму. Так что не беспокойся обо мне. У меня все будет хорошо. — Ее ясные зеленые глаза встретились с его синими глазами, будто в поединке, и победили. — Хотя у меня есть к тебе просьба. Я прошу тебя уехать сегодня. Из этого дома, я имею в виду. Не думаю, что смогу выдержать еще… что-нибудь. — Подняв свою чашку, она поставила ее на блюдце. — Спокойной ночи, Клинт. И до свидания, я полагаю. Пусть твоя жизнь сложится хорошо, ты слышишь?

Улыбнувшись одними губами, она ушла, чтобы скрыться от него в так необходимом ей уединении своей комнаты.