Кто палку взял — Тот и капрал!.. Как долго это нормой было, И как — не дай, не приведи! — Иная палка с ног валила Того, кто малость впереди. Иль приотстал, изнемогая (Хоть в честной битве изнемог), Иль правду резал, не моргая, И сильному подпеть не мог. И, пусть крупою не богатый. Согласным гимнам вопреки, Своей держался — угловатой, Неподрумяненной строки. Ну, ладно. Было. Пережили. Теперь вздохнул честной народ: Не то капралов порешили, Не то на палки недород. Ну, то есть не совсем чтоб ясность Полнейшая от «а» до «я». Однако — гласность, и согласность, И демократизация. Уже тебя не в хвост и гриву. Как тех измыленных коней, А пусть не приторно-игриво, Но уважительно вполне. Но только — что за наважденье? Каких проклятие богов? Вдруг — снова палок размноженье, Шпицрутенов и батогов! Там «Память» — память изувеча — Раскручивает грозный кнут. Там доморощенным предтечам Бока немилосердно мнут. Там комсомолка с ветераном, Не в силах ярость превозмочь. Звезду эстрады и экрана В пыль предлагают истолочь. Вчера еще капралом битый, — Свободно откричав «ура», — Новейший демократ сердито Сегодня рвется в унтера. Кричит: «Опасно скучковались Вот энти!» И наоборот: «Вон те не с теми целовались!» И на груди рубашку рвет. Понятно: не свою рубашку И не на собственной груди… Оп-пять капральские замашки! Доколе ж, господи прости?! Иль прав он был, тот философ. Судьбой израненный сурово. Сказавши: сродно для рабов Желати зреть других в оковах?

Детей Арбата растащили По семьям, кельям и сердцам. Детей отвыли и отмыли. Утерли слезы огольцам. Растиражированный шедро. Чтоб всем хватило — порыдать, И в хмарь осеннюю, и в вёдро, Как Арарат, Арбат видать. С его на Набережной домом И москворецкою водой, С его Гоморрой и Содомом — Крутой наркомовской бедой. А между тем, на божьем свете, — Теперь уж ходоки в собес, — Сиротствуют другие дети — Арбатских сверстники повес. Когда-то супчик с лебедою (Арбатским детям не в упрек, С иною знавшимся бедою) Был их «наркомовский паек». И тараканные бараки. Давно ушедшие на слом. По горкам тем, где свищут раки. Был их «на Набережной дом». Кому ж они не угодили, Что из халуп, как из дворцов. Сибирской ночью уводили «Врагов народа» — их отцов. О них романов не нагонят. Написанные не прочтут, Ну, а прочтут — не растрезвонят. Судьба судьбой… чего уж тут? Да впрочем, были те романы, И вовсе не легли на дно. Про них не били в барабаны — И, может, к лучшему оно. Герои их живут. Удаче Чужой не смотрят жадно в рот… Они из тех, о ком не плачут. Они — не дети… а народ.

Пора достойно умереть, Пора нам умереть достойно Не ждать, пока благопристойно Нас отпоет оркестров медь. Наш бой проигран — и шабаш! — Хоть мы все время наступали. Да не туда коней мы гнали — Промашку дал фельдмаршал наш. Не тех в капусту посекли, Совсем не тем кровя пущали. Гремели не по тем пищали, И слезы не у тех текли. И вот лишь дым… не очагов — Дым бесталанных тех сражений. В нем только наши отраженья — И нет (иль не было?) врагов. Так что ж, солдат не виноват? Душа солдата виновата! А ну, еще разок, ребята: Ура! и с богом! и виват! И в круп коню, в кровавый — плеть! Туда! На эти отраженья! В свое последнее сраженье… Исчезнуть!.. Или одолеть!