Виктор Семенов, преподаватель Приборостроительного института, избранный в 1992 году председателем Севастопольского Горсовета, был вознесен волею судеб на гребень исторического разлома и в течение шести лет держал оборону Севастополя от радикалов, пытавшихся «взорвать» ситуацию в этом городе, столь много значащем для России и Украины.
По лезвию бритвы
– Виктор Михайлович, каково это – попасть в историю? Не в ноздревском смысле, а в самом что ни на есть высоком. Вчера еще быть одним из нас, простых граждан, и вдруг стать среди тех, кто принимает решения, от которых зависит жизнь и судьба сотни тысяч твоих земляков. Да еще во времена, когда земля трясется под ногами?..
– Наверное, это судьба…
Мне в Санкт-Петербурге многие говорили, что я должен рассказать всю правду о тех годах, когда Севастополь, главой которого меня избрали, стал яблоком раздора во взаимо отношениях двух независимых государств – Украины и России. Я понимаю интерес людей, еще недавно живших в одном государстве, к этой теме – жизнь дала мне уникальную возможность встречаться практически со всеми политиками высшего эшелона власти как Украины, так и России. Но, по моему глубокому убеждению, еще не настала пора рассказать всю правду об этих сложных годах. Не хочется теребить сознание людей, живущих уже в разных государствах. Может быть, я напишу когда-нибудь книгу о тех днях…
– И называться она будет «По лезвию бритвы»?
– Вполне возможно. Однажды, когда еще работал в Севастополе, я услышал на одном из приемов тост в мою честь от человека, не симпатизирующего моим политическим взглядам по судьбе Севастополя, депутата Верховной Рады, представителя РУХа: «Я хочу выпить за Виктора Михайловича, который уже пятый год ходит по лезвию бритвы. Я не хочу сказать, что Вы не подскальзывались и не получали порезы, но эти порезы успевали заживать до появления новых».
Истинную высоту того поста, который я занимал в Севастополе, его значимость, я по-настоящему осознал, когда в 1998 году оказался в Петербурге, куда был назначен генеральным консулом Украины. Меня узнавали многие и в вашем городе, и в Северо-Западном регионе России. Первый мой визит на Северо-Западе в ранге генерального консула был в Петрозаводск. И там глава Республики Карелии Сергей Леонидович Катанандов во время официальной встречи в присутствии руководителей республики и журналистов сказал, что Семенову удалось вырулить в то сумасшедшее время, в той сложной обстановке, когда Севастополь был на распутье.
Закрытый город
– Быть во главе «украинского города русской славы», как Вы однажды выразились, во главе города, где базируется Черноморский флот, подчиняющийся приказам из Москвы, а городской Совет и его руководитель должны следовать законам украинского государства, – каким же искусством политического лавирования нужно обладать, чтобы вырулить в этой взрывоопасной ситуации…
– Самая большая сложность тогда была не политическая, не идеологическая, а социально-экономическая. Во времена Советского Союза севастопольцы жили на порядок лучше, чем жители любого другого города, за исключением, пожалуй, Москвы и Ленинграда. Власть в городе была не партийная, а военно-партийная. Севастополь всегда «получал» огромную прибавку к своему бюджету от министерства обороны. Строительство в городе, многие хозяйственные дела велись за счет этого министерства. Город был закрытым, жить в нем было уютно, комфортно.
И вот происходит распад государства, совпавший с продолжающимся развалом экономики. Жители Севастополя стали жить на порядок хуже, чем все остальные. Как прокормить почти полумиллионное население, когда бюджетообразующие предприятия ВПК, а также рыбодобывающие, рыбообрабатывающие, винодельческие после развала Союза не работали, а инфляция достигала чуть ли не 20 000 процентов?! Людей можно было завести от маленькой искры. Летом 1993 года на митинг в Севастополе вышли около 40 тысяч человек – его по всему миру показывали. И я обратился к собравшимся: «Люди, вы мне верите?.. Подождите, дайте мне возможность съездить в Киев, в Москву…»
– И откуда подмога пришла?
– Когда я после митинга ехал в Балаклаву на встречу с Евгением Кирилловичем Марчуком, в то время руководителем службы безопасности Украины, раздался звонок правительственной связи, и президент России Борис Николаевич Ельцин спросил: «Как там у нас в Севастополе?» – «Я не знаю, Борис Николаевич, как у вас, а у нас в Севастополе все нормально. Если Вы о митинге, то мы к ним уже привыкли». – «У меня создалось впечатление, Виктор Михайлович, что Вы не умеете выбирать себе друзей». – «Борис Николаевич, на основании чего Вы сделали такой вывод?» – «Мне докладывали, что Вы слишком близко сошлись с Хасбулатовым…» – «А кто должен быть у меня другом?» – «Ну, хотя бы я…» – «А это возможно?» – «Да, возможно… Вот я хотел бы Вас пригласить к себе…»
Ельцин пригласил меня через несколько дней. Мы проговорили с ним с глазу на глаз целый час. Я просил, чтобы Севастополь включили отдельной строкой в бюджет Российской Федерации: ведь Черноморский флот был по существу российским и значительную часть населения города составляли семьи тех, кто служил на флоте… Город, однако, ни копейки из российского бюджета так и не получил.
Из Москвы я полетел в Киев, и Кучма Леонид Данилович, тогда украинский премьер, распорядился, чтобы Севастополю были выделены дотации. Средства были выделены моментально.
– Экономика экономикой, но судьба Севастополя неразрывно связана с Черноморским флотом, который предстояло разделить между двумя независимыми государствами – Россией и Украиной…
– Накануне встречи на высшем уровне в Мухолатке президент Украины Леонид Макарович Кравчук прислал порученца с проектами решений о разделе флота и попросил высказать мое личное мнение. По этому проекту, флот должен быть разделен 50:50, и российская часть выведена в Новороссийск. Я написал письмо президенту Украины, выразив свое несогласие с таким разделом. Это было просто невозможно по разным причинам. Опять же я думал, в первую очередь, о социальных аспектах этого вопроса. Я писал Кравчуку, что военные просто-напросто не поймут этого пересечения и возьмут в руки автоматы.
Я был участником переговорного процесса по разделу ЧФ, первым (со стороны Украины) председателем подкомиссии по условиям пребывания ЧФ РФ на территории Украины. И я всегда говорил, что узел противоречий по ЧФ нельзя развязать, его надо разрубить. И в 97‑м году в результате сумасшедше вязкого процесса по разделу флота Россия и Украина разрубили узел, приняв решение о его разделе. Другого варианта не было, за решением стояли судьбы двух наших славянских народов.
Хождение во власть
– Хождение во власть институтских завлабов и университетских профессоров – знаковое явление «эпохи, взбаламученной до дна»…
– Ни завлабом, ни профессором я не был – преподавал в Севастопольском приборостроительном институте, возглавлял институтский профком, когда в 90‑м меня выдвинули кандидатом в депутаты Севастопольского горсовета.
– Когда учились, были активным общественником?
– Не сказал бы. Моей страстью был спорт, баскетбол. Играл за юношескую сборную Крыма, потом в команде мастеров харьковского «Строителя», привлекался в сборную Украины. Школу окончил с золотой медалью, получил диплом Харьковского университета по специальности «квантовая радио электроника». Я и наукой занимался (подготовил три кандидатские диссертации, одну защитил) и всегда любил работать с людьми.
Мне нравилась работа в Приборо строительном институте – фактически я совмещал обязанности председателя объединенного профкома и частично проректора по хозяйственно-административной работе, добился выделения земельных участков для преподавателей, приложил руку к строительству спортивного лагеря «Горизонт». Была готова диссертация по тепло физике… И вот – выдвижение в депутаты. Я колебался – соглашаться, не соглашаться. Но когда зарегистрировался, понял: отступать нельзя.
– Конкуренция была сильная?
– Претендентов – тьма, среди них по моему округу несколько директоров крупных заводов. Но конкуренция меня только подстегивала: спортивный характер.
– В какую фракцию в Совете Вы входили?
– Городской Совет был расколот на две части: 45 процентов – коммунисты, 45 – демократы, 10 – такие, как я, не входящие ни в какие объединения. Я не был ни правым, ни левым и, думаю, за полтора года работы проявил себя как человек, имеющий собственное мнение. Был заместителем председателя комиссии по гласности и СМИ. Попал – по нелегитимному (Севастополь – один из 27 регионов Украины) распоряжению президента Украины Кравчука – в число 24 депутатов Горсовета Севастополя, которые стали и депутатами первого Верховного Совета автономной республики Крым. Чуть ли не каждую неделю ездили на заседание в Симферополь. В зал пробивались сквозь толпу, оставляя на тротуарах вырванные с мясом пуговицы.
Раскаленная обстановка была тогда в Симферополе. Но еще горячее – в Севастополе. И в такой обстановке в начале 92‑го Горсовет Севастополя остался без председателя: предыдущего назначили представителем президента Украины по Севастополю.
– И Вас выдвинули на должность городского головы…
– Сначала создали комиссию по выдвижению кандидатур и поставили меня во главе комиссии. Месяца три не могли избрать председателя Совета. Больше 97 голосов никто не набирал, а надо было 101 голос (всего депутатов – 200). В конце концов, я не выдержал и предложил на свое место – председателя комиссии – проректора Приборостроительного института Василия Королева. Неделю не ходил на сессию (уехал на турнир ветеранов баскетбола в Алушту), а когда вернулся, увидел у своего дома Королева: «Завтра сессия, Виктор Михайлович, и у нас только один выход из положения – избрать Вас председателем Городского Совета Севастополя». – «Вы шутите, Василий Иванович?» – «Нет. Мы тут неделю перебирали все кандидатуры и поняли, что единственной проходной кандидатурой являетесь Вы».
– И сколькими голосами Вы прошли?
– Из 157 присутствовавших на сессии депутатов за меня проголосовали 134.
Приказано выжить
– Крым с 1954 года входил в состав Украинской ССР, да и географически, гидрографически, энергетически Крым связан именно с Украиной. Про историю более давнюю и говорить не приходится: чьим только Крым не был – и греческим, и турецким, и татарским, и украинским, и русским. Большинство населения Севастополя – русские… Что у Вас, русского человека, украинского политика, было тогда на душе?
– Этого никогда никому не скажу, это уйдет со мной в могилу. Одно я знал: надо вытащить город из того катастрофического положения, в которое он попал. Я не был связан никакими догмами госпартаппарата и пытался балансировать, понимая, что полностью абстрагироваться от политики в принципе невозможно.
Помню, как к нам приезжал Дмитрий Рогозин, председатель координационного совета русских общин, и мы собрали под Севастополем ученых и политиков, чтобы обсудить ситуацию. Перед нашими глазами стояла бойня, творившаяся в Югославии. Для нас это было предостережением, охлаждало самые горячие головы. Трудно вообразить, что было бы, если бы мы пошли друг на друга в атаку с шашками наголо.
Я думал об одном: как не допустить бойни, как выжить городу. Знаете, во мне, внутри меня такой приказ звучал: «Приказано выжить!»
Своего эмоционального пика противостояние достигло весной 92‑го, когда Киев объявил об образовании Военно-морских сил Украины, а командующий Черноморским флотом адмирал Игорь Касатонов дал телеграмму главкому ВМФ России Феликсу Громову о необходимости принятия жестких мер. Казалось, столкновение неизбежно. Но очень быстро сработала верхняя ступень руководства: представители Украины и России на следующий день прибыли в Севастополь (Россию представлял Юрий Яров). Нарыв был смазан, температура опухоли немного спала.
– Опухоль спала, но не рассосалась. Через два года Вам, избранному городским головой (уже населением региона) на второй срок, пришлось снова заниматься тем же нарывом. Как на этот раз удалось выйти из положения?
– Когда мне сказали, что наш Совет принимает решение о российском статусе Севастополя, я сразу понял, что ситуация становится взрывоопасной…
– Что значит – «мне сказали»? Разве Вы не были на сессии Совета, принимавшего это пожароопасное решение, не подписывали его?
– Моя подпись стоит под этим решением, но на сессии я не был.
– Как это?
Взрывоопасное решение
– В августе 94‑го, первый раз за все время работы, я ушел в отпуск, и депутаты в мое отсутствие приняли решение о российском статусе Севастополя. Депутат Иван Куликов из «моей команды», приехавший ко мне на Южный берег Крыма, где я отдыхал с семьей, сказал, что завтра, 22 августа, это решение примет президиум Совета, а 23‑го его примет сессия, и мне надо ехать в Севастополь и попытаться отговорить депутатов от этой неумной затеи…
– Почему неумной?
– Потому что реализовать это решение практически было невозможно: оно противоречило украинскому законодательству, и, значит, Киев не мог признать его легитимным. И потому что оно просто разжигало политический костер, сделавший бы наши государства врагами на долгое время, тогда как (на этом я постоянно настаивал) надо было усиливать экономическую составляющую межгосударственных отношений, чтобы севастопольцы зажили так, как они этого заслуживали.
Как найти выход из этого положения? Поехать на сессию? Но я хотел оставить для себя люфт неприсутствия на этой сессии. Я пользовался приличным авторитетом, и большинство депутатов опасались, что, появившись, я смогу остановить это решение. В общем, и в их, и в моих интересах было, чтобы сессия прошла без моего присутствия.
– Почему же Вы подписали это решение? И где, и когда это произошло?
– На следующий день перед обедом у меня в номере появилась депутатская делегация в сопровождении журналистов и положила на стол текст решения Городского Совета о том, что Севастополь становится российским городом. Внизу было напечатано – «председатель Городского Совета В. Семенов».
Делегаты привезли мне решение на подпись, но не были уверены, что я подпишу его. Скорее, были уверены в обратном. Я до самой последней секунды не мог найти алгоритм выхода из этой ситуации. И только когда отпечатанный лист с моим именем лег передо мной, я принял мгновенное решение. Наверное, это у меня от спорта идет: на баскетбольной площадке решаешь, атаковать кольцо или сделать передачу, в считанные мгновения.
Я сказал прибывшей депутации, что решение это – крайне несвоевременное, что оно направляет социально-экономическую ситуацию Севастополя в глубокую яму, и как мы будем из нее выбираться, я не знаю. «Как бы то ни было, вы приняли это решение, вы, кого избрал весь город. Но и меня избрал весь город. И я подписываю принятое вами решение, и всю ответственность за последующее беру на себя».
Подписал и говорю: «А теперь давайте посидим и подумаем, что будем делать…» – «Мы отправим это решение в Москву». – «Хорошо, отправите… Но мы же приняли решение по воде (тогда в Севастополе создалось острое положение с водоснабжением), и теперь за днепровскую воду придется платить: другое государство, никто ничего бесплатно давать не будет. Чем будем питаться? Вы же знаете, что в городе нет запасов продовольствия. Нам что – сахар, крупу, муку, консервы будут с самолетов на грузовых парашютах бросать? Или корабли Черноморского флота нам будут продовольствие подвозить?! Вы подумали об этом, ребята?»
– А как реагировали на «бунт на корабле» президент и парламент Украины?
– Президент (летом им стал Леонид Данилович Кучма) позвонил по ВЧ часа через два: «Виктор Михайлович, Городской Совет Севастополя действительно принял решение о российском статусе Севастополя?» – «Да, Леонид Данилович, и я его только что подписал». – «Это ты сделал напрасно». – «Я готов мотивировать, почему это сделал. Мне вылететь в Киев?» – «Не стоит. Через два дня я прилечу в Крым на отдых. Там и поговорим».
Мои доводы, судя по всему, показались президенту убедительными. А Верховная Рада Украины отменила решение Городского Совета Севастополя как неконституционное, отменила без шума и пыли. Я звонил Александру Александровичу Морозу и убеждал его ни в коем случае не ставить этот вопрос на обсуждение Рады, чтобы не гнать новую волну, не разжигать страстей…
– А Вас как главу Совета, посягнувшего на территориальную целостность независимого государства, не освободили от должности?
– Леонид Данилович собирался распустить Городской Совет Севастополя. А председателя, то бишь меня, оставить. Я возразил: «Вы же понимаете, Леонид Данилович, что я тогда сразу же подам в отставку, а на новых выборах Вы получите тех же депутатов, но избранных подавляющим большинством, а за меня вообще проголосуют 99,99 процентов населения».
Взрыв
– Взрывоопасное решение Совета не взорвало ситуацию в Севастополе. Но не всем понравилось, как она была разрулена, и взрыв все-таки прогремел… Вы помните, когда это было?
– А вы помните свой день рождения? Вот и я помню оба своих дня рождения – 6 февраля 1946 года во Владивостоке и 10 октября 1996 года в Севастополе. Взорвали меня 10 октября в 13 часов 12 минут.
Я приехал в тот день домой на обед на 12 минут позже обычного. Жил я со своими родителями на углу улиц адмирала Октябрьского и Кулакова, в обыкновенном доме. Когда приезжал с работы, то всегда ехал со стороны «Адмирала Октябрьского». И там, где я шел к подъезду, была лунка от спиленного дерева – засыпанная гравием, но незаасфальтированная. В эту лунку и заложили, по оценке соответствующих служб, 300 граммов взрывчатки в тротиловом эквиваленте и гранату. В общем, если бы я приехал с работы, то обязательно бы перешагнул через эту лунку, ступая на тротуар; в этот миг организаторы взрыва нажали бы на брелок – и все… Но я ехал не с работы, а с незапланированного мероприятия. Машина первый раз за четыре с половиной года заехала с другой стороны, нежели обычно. Я вышел из машины впереди своего охранника… Взрывное устройство привели в действие. Меня подняло, подбросило. У «Волги» багажник разворотило.
– Вам угрожали?
– Когда шли выборы, постоянно звонили, угрожали. Приходишь домой, а Светлана, жена, сидит, плачет: «Витя, брось ты эту политику! Опять звонили, предупреждали: если твой муженек не кончит этим заниматься, то ты со своими выродками отправишься на тот свет». (У нас двое детей – дочь Виктория, сейчас ей 25 лет, работает в посольстве Украины в Вильнюсе; и сын Виктор, 21 год, учится на юрфаке Санкт-Петербургского университета).
Женщины все чувствуют обостреннее, чем мы. У них за детей сердце болит. Когда меня взорвали, моя мать сразу выскочила во двор, а жена в тот момент выходила из троллейбуса метрах в 50 от дома. Услышала взрыв, потом мне сказала: «Я сразу поняла, что это тебя…»
А я не мог поверить в случившееся. Сильно тек глаз. Ног я не чувствовал. И все время куда-то проваливался. В больнице, когда делали рентген, услышал: «Осколок в сердце». Должно быть, осколочек под лопатку попал. Реанимация маленькая, и я все слышал. Но паники никакой не было. Если что, подумал, сразу скажу, чтобы мне обе ноги отрезали.
– Обе ноги?!
– Ну да. Помните покушение на Владимира Иванова?
– Главного редактора газеты «Слава Севастополя», которого взорвали около его дома?
– Да, положили взрывное устройство в урну и привели в действие, когда Иванов выходил из дома. Володя был моим товарищем и очень помог мне во время выборной кампании 94‑го года. И знаете, отчего он умер? От заражения крови. Взрывом ему повредило обе ноги, их надо было ампутировать, но он, когда приходил в себя, просил сохранить ноги. Жена к тому же вмешалась, не позволила врачам резать, да и я не настоял…
…Появились нейрохирурги Черноморского флота. Слышу: «Отек головного мозга». И сразу такое спокойствие наступило: «Ну все, Виктор». Я попрощался сам с собой…
– Оперировали Вас в Севастополе?
– Оперировали в Киеве, кое-что отрезали. Так что я с виду – нормальный человек (разве что прихрамываю), да вот из меня до сих пор «выползают» какие-то не то песчинки, не то маленькие севастопольские камешки…
– Что должен чувствовать человек, которого взорвали?
– Что должен, не берусь судить, а вот что чувствует, отвечу. Президент Украины, принявший меня после моего двухмесячного лечения, предложил мне остаться работать в Киеве. А я запросился домой – совмещать, как и прежде, две главные должности в Севастополе. Кучма посмотрел на меня с удивлением: «Так ты, Виктор, что – не боишься?» – «А чего мне бояться? Есть у меня кое-какие подозрения». – «Значит, не боишься, – констатировал президент. – И правильно, не бойся. Но теперь ты должен знать, что рядом с тобой будут люди, которые будут говорить, куда и когда тебе можно ехать, а куда и когда нельзя». С тех пор у меня была очень жесткая охрана.
Охрана с автоматами увезла меня из Феофании, из больницы, в киевский аэропорт. В Симферополе прямо на летном поле меня встретили тоже автоматчики и повезли в Севастополь.
Чем ближе я подъезжал к дому (никому еще об этом не говорил), тем неуютней себя чувствовал. Въехали в Севастополь, сердце начало колотиться по-черному. И тут я понял одно: я должен там, где все это было, пройти, перейти – понимаете?..
И вот первая машина сопровождения заезжает в наш двор, останавливается, из нее выходят люди, закрывают «объект». Здесь уже, смотрю, стоит будка на курьих ножках с двумя милиционерами. Сзади – вторая машина. Она закрывает «объект» с другой стороны. Заезжают они, а я говорю: «Ребята, назад. И подвезите меня так, как тогда, – когда я должен был взорваться».
Они подчинились, подали машину назад. А здесь уже все изменилось, все полностью заасфальтировано.
Я выхожу из машины и говорю: «Вот так два месяца назад я бы вышел (а сердце бьется так, что вот-вот выскочит из грудной клетки), вот так бы шел по двору (на том месте, где была лунка, я остановился) – и конец!»
Постоял с полминуты, пульс с двухсот опустился, наверное, до семидесяти. И я полностью вычеркнул всю эту историю из своей жизни.