#img_20.jpeg

Секретарь райкома Курбатов уходил из партизанского отряда в город Серпухов, в подпольный окружком партии. Помрачнел, погрустнел секретарь. Ох, как не хотелось ему именно сейчас покидать отряд, но что поделаешь, партийная дисциплина — прежде всего. Окружком уже дважды настойчиво требовал прибыть в Серпухов. Обстановка под Москвой становилась все тревожнее. Предстоял серьезный разговор с глазу на глаз. Больше оттягивать невозможно, надо идти! Не ведал Александр Михайлович, что налет на немецкий гарнизон в Угодском Заводе состоится в самое ближайшее время, что не успеет он обернуться.

Никто не знал, на короткий срок или надолго покидает Александр Михайлович угодских партизан. И сам он из-за этого неведения волновался. Успокаивало и бодрило лишь то, что на месте оставался такой великолепный партизанский вожак, как комиссар Гурьянов. Уж этот свое дело знает и ни в чем не подведет… Он-то уже бывал в Серпухове, даже до МК партии и Мособлисполкома добирался. А теперь пришла очередь его, Курбатова…

Поздно вечером друзья выбрались из землянки и подались немного в сторону. Хотелось остаться вдвоем, не спеша и обстоятельно поговорить о делах, о людях…

— Значит, так, Алексеич, — повел разговор Курбатов, поглубже засовывая руки в карманы пальто. — Настроение в отряде боевое, надо, чтобы оно не спадало, чтобы люди не скисали, не распускались. Это сейчас главное. Актив мы сколотили неплохой.

— Хороших ребят у нас не перечесть, — подхватил Гурьянов. — Возьми того же Андрюшку Устюжанинова. Золотой парень! А Карликов, Баранов, Алеша Семчук!.. В общем, опора есть.

— Сердце у тебя большое, Гурьяныч, — улыбнулся Курбатов. — Любишь ты людей. Так вот, поимей в виду. Наверное, скоро подойдут новые силы. Предполагаю так. Важно, чтобы и новички сразу же стали своими. Приглядись, пожалуйста, побеседуй с каждым, сдружи людей.

— Будь спокоен, — уверенно ответил Гурьянов. — Ребята ждут не дождутся подкрепления. Как родных братьев примем.

— Я тоже так думаю.

— Эх, жаль, что тебя вызывают в окружком. Хотелось бы вместе пощупать фашистам бока.

— А мне, думаешь, не хочется? — Курбатов остановился возле небольшой сосны и постучал варежкой по стволу. — А пока ты, Алексеич, действуй вместе с Карасевым.

— Погоди секунду!.. — Гурьянов закинул голову вверх. Над лесом на большой высоте гудел самолет.

— Думаешь, немецкий? — спросил Курбатов.

— Наверное… Выглядывает, подлец, что на дорогах и в лесах делается.

— Вот, кстати, ты и напомни нашим, чтобы были поосторожнее с огнем. Даже маленький дымок может привлечь внимание. А если немцы начнут бомбить лес — удовольствия мало.

— Добро, сделаю…

Кажется, уже переговорено обо всем, но Курбатов все еще медлил и не расставался с другом. Его тревожило отсутствие Герасимовича и Александрова. Оба разведчика ранним утром ушли из лагеря с ответственным поручением: выяснить место базирования Высокиничского партизанского отряда. С этим отрядом предполагалось установить связь для совместных действий.

Прошло уже много времени, а разведчики не возвращались. Так и не дождался их Александр Михайлович. Он попросил Гурьянова, если удастся, самому встретиться с Алеховым, а потом и с командиром высокиничских партизан Петраковым.

Уходя, Александр Михайлович простился с друзьями. Для каждого нашлось теплое слово, дружеский совет, доброе пожелание… И вот уже исчезли за деревьями Курбатов, и его проводник Соломатин, который должен был сопровождать секретаря в Серпухов. А на лесной тропке еще долго неподвижно стоял Михаил Алексеевич Гурьянов и неотрывно глядел вслед уходившему другу.

Курбатов волновался не зря. Герасимович и Александров задания не выполнили. Неподалеку от деревни Комарово они напоролись на немецкую засаду и были внезапно обстреляны. Оба бросились бежать, однако через минуту Александров, бежавший впереди, услышал вскрик и глухой стон. Герасимович упал. То ли он был ранен, то ли не выдержало больное сердце. Александров повернул обратно, чтобы помочь товарищу, но фашисты опередили его. Они первыми добежали до упавшего разведчика и быстро поволокли его за собой. Александров распластался на земле и стал посылать пулю за пулей в удалявшихся гитлеровских солдат. Но что стоил его пистолет, в котором опустела обойма, против немецких автоматов. Не видя второго разведчика, несколько гитлеровцев с разных сторон стали окружать место, где притаился Александров. Тому ничего не оставалось делать, как, кусая губы от сознания собственного бессилия, отползти к ближайшему оврагу, скатиться вниз и затем бежать в глубину леса. Помочь Герасимовичу он уже не мог, а о случившемся несчастье надо было поскорее доложить командиру.

До ночи блуждал Александров в лесной чаще, боясь навести гитлеровцев на партизанский лагерь. И только когда убедился, что вражеские солдаты ушли и опасность миновала, направился на базу.

Партизанский отряд потерял Герасимовича — неутомимого разведчика, душевного товарища, боевого друга, стойкого коммуниста.

…В эти дни партизаны усиленно готовились к зиме. Наступили первые морозы, и «лесовики» только теперь по-настоящему поняли, что не зря трудились перед уходом на базу и по-хозяйски подготовили для жилья свое «подземное царство».

Теперь во время скупого партизанского отдыха только и разговора было о гибели Герасимовича, о возвращении Терехова из Калуги, о подходе пополнения. Все понимали, что близится большое, настоящее дело, трудная боевая операция, и каждый с нетерпением ждал дня, часа, минуты, когда прозвучит команда: «В поход!»

В поход!.. Для этого надо бы переформироваться и соединиться с воинскими частями особого назначения. По указанию командования отряд временно перебазировался за линию фронта, в район деревни Муковнино. Там и произошла ранним ноябрьским утром эта долгожданная встреча.

Сердце Карасева, офицера-строевика, сильнее забилось при виде бойцов Красной Армии. Все они были в новом, ладно пригнанном обмундировании, с автоматами на груди, с пулеметами и даже с минометами в хвосте колонны. Выглядели бойцы бодро и с любопытством разглядывали встретивших их «лесных бойцов», о которых пока еще знали только понаслышке.

Это был батальон особого назначения Западного фронта. Еще 11 ноября командир батальона полковник С. И. Иовлев и его заместитель капитан В. В. Жабо повели своих бойцов с территории подмосковной дачи М. Горького для выполнения специального задания: проникнуть в ближайшие тылы противника, чтобы захватывать мосты, переправы, дезорганизовывать немецкую связь, нарушать вражеские коммуникации — и все это с целью облегчить действия ударной группировки нашей 49-й армии. В пути следования к линии фронта колонна Иовлева попала под ожесточенную бомбежку немецких самолетов и оказалась разорванной. К позициям 17-й стрелковой дивизии генерала Д. Селезнева Иовлев добрался со своим штабом и примерно полубатальоном бойцов. Остальные остались где-то в хвосте и вскоре должны были появиться здесь, на исходном пункте выхода в тыл фашистов.

Командир батальона полковник Иовлев радушно пожал руки партизанам, но от приглашения закусить и отдохнуть наотрез отказался. Полковник спешил. Поблагодарив за приглашение, он внимательно выслушал Карасева: старшему лейтенанту очень хотелось совершить налет на немецкий гарнизон в Угодском Заводе.

— Да, вам будет нелегко, — задумчиво сказал Иовлев. — Войсковые разведчики уже прощупывали немцев в Угодском Заводе и, конечно, напугали их. Сожгли автомашину с рацией, пошумели возле села и отошли. Думаю, что теперь немцы выставили крупные заслоны. Как бы вам не нарваться на эти заслоны и не провалить все дело. План налета вы разработали?

— Пока у нас есть предварительный план, — ответил Карасев. — Уже доложили свои соображения в Москву. Ждем подкреплений.

— Обязательно тщательно подсчитайте и распределите свои силы. Разведку делали?

— Так точно.

— Местность-то вы уж, надеюсь, знаете?

— Знаем, дорога знакома.

— Надо заранее позаботиться о путях отхода. Возможно, при отходе придется двигаться другим маршрутом. Смотря по обстоятельствам.

— Понимаю.

— Ручные гранаты у вас есть?

— Есть.

— Это хорошо. Пользуйтесь ими, когда будете нападать на дома, на скопления гитлеровцев или отбиваться от них. Только осторожно, чтобы в суматохе не зацепить осколками своих.

— Разумеется.

— Жаль, тороплюсь я и не могу посидеть с вами за планом налета, — проговорил Иовлев. — Но мои советы, думаю, вам пригодятся. Когда ввяжетесь в дело, действуйте стремительно, дерзко, не выпускайте из рук управления людьми. Да определите условные сигналы начала налета и выхода из боя. Наметьте пункт сбора, подумайте об эвакуации раненых.

— Спасибо, товарищ полковник, постараемся ничего не забыть.

Полковник задумался, как бы вспоминая что-то важное, о чем он не успел упомянуть, а потом, испытующе глянув на Карасева, спросил:

— Значение Угодского Завода вы себе представляете?

— Представляю, товарищ полковник.

— Угодский Завод — это узел дорог, идущих к линии фронта. Автомагистраль Брест — Москва. Снабжение немецких войск на участке Тарутино — Серпухов проходит через Угодский Завод. Соображаете?

— Соображаю.

— То-то же! Так что удар по Угодскому Заводу — дело важное и серьезное. Поэтому я беспокоюсь за вас и от души желаю вам успеха.

Он помолчал с минуту и добавил:

— С вами пока останется мой заместитель капитан Жабо. Вот он, прошу любить и жаловать.

Жабо сделал шаг вперед и молча приложил руку к танкистскому шлему.

— Капитан Жабо будет дожидаться подхода остальных бойцов нашего батальона и потом, если потребуется, пойдет по моим следам. А если я справлюсь сам, тогда Жабо и другие наши бойцы и командиры сумеют помочь вам. А теперь просьба: дайте мне проводника, хорошо знающего местность и, конечно, вполне надежного.

Карасев переглянулся с Гурьяновым, и тот уверенно предложил:

— Есть у нас такой — наш разведчик и связной Исаев. Яков Кондратьевич! — окликнул Гурьянов.

Исаев вытянулся по стойке «смирно» и спокойно взглянул на полковника Иовлева.

— Раз вы рекомендуете и ручаетесь, — сказал полковник, — значит, все в порядке. Доведете, товарищ Исаев?

— Доведу, товарищ полковник, не сомневайтесь. Куда прикажете?

— Все вам объясню.

Перед самым уходом Иовлев обратился к окружившим его партизанам с краткой, но горячей речью. Видимо, чувство любви к Отчизне и ненависть к врагу переполняли сердце этого уже немолодого офицера, поэтому его негромкий голос дрожал от внутреннего волнения. Он говорил о грозной опасности, нависшей над страной; о целях фашистов, прорвавшихся к самому сердцу Родины — Москве; о долге советских воинов и партизан при поддержке всего народа беспощадно истреблять захватчиков, не давать им покоя ни днем, ни ночью, чтобы у них горела под ногами земля… Каждая фраза полковника словно завораживала партизан, заставляла сильнее биться сердца. Все стояли не шевелясь, крепко сжимая оружие, — кто в пальто, кто в полушубке и валенках, кто в ватнике и сапогах. В абсолютной тишине слышалось только учащенное дыхание десятков людей, да иногда ветер, налетавший издалека, порывисто раскачивал отяжелевшие под снегом деревья.

— И еще об одном хочу вам сказать, — продолжал Иовлев, — вернее, посоветовать, как старый солдат и командир. Ваша боевая жизнь только начинается. Начинается в очень трудных условиях. Если вы хотите чего-либо добиться, зря не загубить ни себя, ни дело, которое вам доверено, помните о солдатской дружбе и о дисциплине. В них заложена основа победы. Где бы вы ни были, какие бы испытания ни выпали на вашу долю, чувство локтя товарища поможет вам все преодолеть. А дисциплина поможет быть стойкими и мужественными. Именно так воспитывались мы еще в годы гражданской войны и теперь сами воспитываем бойцов Красной Армии.

И он вытянул руку по направлению к шеренгам бойцов своего отряда.

— Все мы — сыны своего народа, своей социалистической Родины. Будем же, товарищи, биться так, чтобы не стыдно было нам ни перед собой, ни перед своими женами и детьми, ни перед потомками, которые будут жить счастливее нас! Желаю вам боевых удач!.. Смерть немецким оккупантам!..

Полковник вытянулся, отдал честь, приложив руку к ушанке, затем повернулся и четким шагом направился к ожидавшим его бойцам.

На второй день после ухода отряда Иовлева в немецкие тылы в деревню Муковнино подошли московские истребительно-диверсионные отряды. Один отряд возглавлял старший лейтенант государственной безопасности Дмитрий Каверзнев, высокий, плотный, широкоплечий человек, похожий на борца. Вторым отрядом командовал лейтенант Вадим Бабакин, казавшийся рядом с Каверзневым тонким, хрупким юношей с мягким взглядом и почти женственными движениями белых рук. Третий, укомплектованный рабочими Коломенского паровозостроительного завода, сотрудниками милиции и УНКВД, привел младший лейтенант милиции Шивалин.

Все три отряда имели задание Московского комитета партии создать мощный боевой отряд, в который должна была войти партизанская группа, чтобы вместе принять участие в разгроме немецкого гарнизона, расположившегося в Угодском Заводе.

Сводный отряд превратился в крупную боевую единицу. Теперь можно было вернуться на свою базу и начинать задуманную операцию.

Однако Карасев и командиры отрядов решили дождаться подхода остальных бойцов полковника Иовлева. Шли бойцы регулярной армии, а они были так нужны для успешного выполнения предстоящего налета на гитлеровцев.

Карасев надеялся, что Жабо с согласия командования поможет партизанам.

Ждать пришлось недолго. Уже под вечер следующего по возвращении на базу дня партизанские наблюдатели доложили, что невдалеке появились новые группы бойцов Красной Армии. Это были подразделения батальона особого назначения, оторвавшиеся от полковника Иовлева во время бомбежки.

Встреча была теплой и радостной. Капитан Владимир Владиславович Жабо, высокий светловолосый литовец, бывший командир кавалерийского эскадрона, и обнимал, и упрекал бойцов, так как из-за них ему пришлось застрять здесь, вместо того чтобы сейчас уже действовать, воевать. Но раз полковник приказал ждать вызова — надо ждать.

На просьбу Карасева не откладывать налет на Угодский Завод Жабо резонно ответил:

— Нет, нет… Поспешишь — людей насмешишь. Пока не получу сигнала от полковника — никуда не двинусь.

Такого же мнения придерживались младший политрук Лившиц, лейтенант Климов, сержант Казаков. Они тоже говорили, что под бомбежкой оторвались от полковника Иовлева, но надеялись, что он вскоре подаст о себе весть.

Чтобы не терять времени зря, Жабо предложил пока что детально разработать план нападения на гарнизон гитлеровцев в Угодском Заводе и вместе с Карасевым и Гурьяновым засел за работу.

В течение нескольких дней от полковника Иовлева не было никаких вестей. Оказалось, что он сумел с наличными силами полубатальона выполнить поставленную штабом Западного фронта задачу и в помощи своего второго эшелона не нуждался. 19 ноября 1941 года полковник Иовлев снова появился в деревне Муковнино и сказал, что будет двигаться к Москве, точнее — к штабу Западного фронта и после небольшого отдыха пойдет на выполнение нового задания.

— А как же быть с разгромом гитлеровцев в Угодском Заводе? — спросил Карасев. — Ведь вы, товарищ полковник, обещали помочь.

— Верно, обещал. Но все-таки надо спросить у начальства. Давайте свяжемся с генералом армии Жуковым.

Но связаться со штабом Западного фронта оказалось не так просто. Мороз, необычно суровый для ноября, крепчал уже третий день. Замерзшие батареи партизанской рация отказали, и радист напрасно бился и хлопотал вокруг своей аппаратуры. Жабо, Климов, секретарь партбюро батальона Сергей Щепров и, конечно, Карасев с Гурьяновым нетерпеливо подгоняли радиста и даже несколько раз чертыхнулись по его адресу.

Простой, очень удачный в боевой обстановке выход нашел сам радист. Он лег на снег спиной, расстегнул свой полушубок и положил на грудь злосчастные батареи. Бережно укутав их полами полушубка, радист долго лежал на заснеженной земле, а вокруг него стояли и ходили командиры, бойцы, партизаны.

— Ну как, скоро отогреются твои батареи? — несколько раз спрашивал Гурьянов.

— Грею, товарищ комиссар, — отвечал радист. — Как будет готово — доложу.

Утром 20 ноября полковник Иовлев получил, наконец, санкцию командования Западного фронта оставить на месте часть сил во главе с капитаном Жабо для совместных действий с партизанами.

— Приказ — закон для нашего брата войсковика, — сказал Иовлев. — Теперь давайте, други, договариваться, что к чему.

По предложению полковника Иовлева был сформирован сводный отряд из бойцов батальона особого назначения, в подразделения которого влились местные партизаны. Командиром сводного отряда Иовлев назначил капитана Жабо, комиссаром младшего политрука Лившица, начальником штаба — сержанта Казакова. Карасев возглавил партизанскую группу, Гурьянов остался ее комиссаром. На прощание полковник пожелал сводному отряду действовать напористо, энергично и по возможности беречь людей.

— Кроме комиссара, я вам оставляю нашего парторга Щепрова, — сказал Иовлев. — Он во всем поможет. Ну, счастливо!..

Иовлев со своими бойцами ушел, а Жабо сразу же собрал командиров и комиссаров на оперативное совещание.

— Итак, нас теперь немало, — удовлетворенно сказал Жабо. — Триста два человека. Помножим каждого на энтузиазм, патриотизм и внезапность налета. Если удастся наш план, тогда фашистам не сдобровать.