Два дня никто никому не звонил – сказалась, видимо, накопившаяся за последнее время усталость. Лишь на третий день сработал зуммер, возвещая о восстановлении связи с западным миром. Как обычно, Данек звонил своему приятелю Гурову.

– Дзень добры! – в своей обычной манере, и как ни в чем не бывало, поздоровался поляк. – Как поживает пан капитан?

– Дзенкуе, пан профессор! Сам то как?

Данек действительно был профессором. невостребованных наук. Да и чему он мог научить своих студентов сейчас, когда его политэкономию признали полной утопией, не соответствующей не только научным канонам, но и простому здравому смыслу. Пан профессор не стал оспаривать очевидное и быстренько переключился с прежней теории на современную практику, подняв все свои связи в странах бывшего соцлагеря. Вскоре выяснилось, что практически все его однокашники по ВПШ – высшей партийной школы – в годы СССР, попав под первую ломку партаппарата, преспокойно воспользовались своими же наработками в народном хозяйстве и остатками партийной кассы, возглавив первые очаги дикого капитализма. Судьба разбросала их по всей необъятной территории бывшего СССР и СЭВ – совета экономической взаимопомощи. Рядом с Польшей, как известно из географии, находится Украина, богатая сельхозпродуктами. Вот с нее и начали. После недолгих переговоров с другом Степаном, чета из соседней Польши провела рейд по станицам Криворожья с целью приобретения урожая пивного ячменя. Схема бизнеса была довольно проста: мешки, самые обыкновенные, большие и грубые, холщовые и рваные, доверху набитые пивным ячменем, доставлялись вагонами в Польшу, где расфасовывались в небольшие, аккуратненькие мешочки по европейскому стандарту для дальнейшей рассылки в Германию, Г олландию, Австрию и прочие цивильные страны – производители отменного пива. Чем не бизнес? Грузи себе и перегружай. Прибыль есть? Есть, и неплохая. Но не все было гладко изначально. Первое удивление польских бизнесменов произошло, когда однокашник Данека Степан не принял зеленые доллары. Учитывая, что до этой сделки он их вообще никогда не держал в руках, бывший выпускник этой же ВПШ, тщательно осмотрев каждую купюру на свет, и потерев пальцем о шероховатости, как бы невзначай спросил:

– А що хлопцы, нельзя ли все же поменять пивной ячмень на уборочную технику и инвентарь? Куда мне эти бумажные доляры?

Второе удивление возникло само собой, как только Данек выборочно вскрыл часть мешков, готовых к погрузке в вагоны. Чего в них только не было, даже влажные опилки для увеличения веса. С этого момента пан профессор и его вторая половина превратились в простых аграриев, денно и нощно озабоченных качеством товара, выгружающегося из грузовиков и загружающегося в товарные вагоны. Внешне, по всем признакам, в них уже сложно было узнать иностранцев: лица пропитались степной пылью, одежда истрепалась; матерные слова, без которых здесь не проводилась ни одна даже самая простая операция, сыпались налево и направо с характерным украинским акцентом; к тому же, для профилактики всяческих местных заболеваний, они регулярно лечились горилкой, не брезгуя впрочем и самогоном. Но это детали, потому как первый, а затем и последующие эшелоны с пивным ячменем все же проследовали в сторону Польши, дабы заявить о себе во всеуслышание и соответственно завоевать площадку на рынке поставок сырца.

В принципе, все шло неплохо. Данек даже смог позволить себе купить дорогой «Порше» и лихо разъезжал на нем по Гданьску. Наташа прибрала к рукам итальянский ресторан и принимала в нем нужных для бизнеса людей. Теперь, они были не просто посредниками между поставщиками и покупателями пивного ячменя, а сами заняли нишу поставщиков,

кредитующихся в приличном банке и скупающих сырец везде, где только можно. В определенных деловых кругах, супруги считались влиятельными людьми, для которых лазить по вагонам становилось делом зазорным. Да и друг Степан был уже не тот и хапал «доляры» – только дай, забывая о качестве товара. Одним словом компаньоны приборзели и тут уж ничего не поделаешь. Соответственно, произошел сбой – покупатели забраковали половину очередного эшелона с пивным ячменем, кредит не вернули и… пошло поехало. Пришлось продать и ресторан, и «Порше». Данек искал возможность поправить свои финансовые дела, а иначе стал бы он связываться с каким-то паном капитаном из российского Калининграда. Ну, поторговали самоходами и что? Разве это бизнес? Как говорил пан профессор в таких случаях: «Это не бизнес, а сплошная порнография!» Он замышлял нечто более глобальное и денежное, о чем и хотел поговорить с Гуровым и его приятелем Николаем Одинцовым.

– Как я? – переспросил без акцента Данек. – Не дождетесь! Так, кажется, ты иногда отвечаешь?

– Некоторым. И когда бываю зол.

– Надеюсь, ко мне это не относится.

– К тебе нет, мой благодетель! – и тут же в своем обычном стиле: – Короче, Склифасовский! Чо надо?

– Да ни чо, – передразнил Данек, – Просто хотел поинтересоваться у пана капитана: есть еще пенендзэ или нема?

– С каких это пор ты стал таким заботливым? – ехидно поинтересовался Гуров, – Уж ни с тех ли, когда я дал тебе заработать?

На противоположном конце провода раздался истерический смех в перемежку с специфическим кашлем заядлого курильщика. По имеемым данным, пан профессор с куревом завязал, о чем и уведомил капитанову жену Аврору, а та, соответственно, не забывала припомнить об этом Гурову, виня его то в слабоволии, то в отсутствии характера как такового.

– Да ты никак, батенька, взялся за старое? – воспользовался образовавшейся паузой в разговоре, Гуров, – Смалишь, что ли? А Аврора говорила.

– Что Аврора? Тут, Иван, запьешь, понимаешь, не то что закуришь. Кстати, моя смалит еще покруче.

– Наташка-то? Так она всю жизнь при сигарете. Так в чем проблемы? Вываливай как на духу. Здесь все свои.

Эти семьи были проверены годами дружбы, и когда дело касалось каких-то невзгод или неприятностей в отношении кого-либо из них, происходило мгновенное братание, забывались взаимные обиды и упреки, все силы бросались на поиск выходов из сложившейся ситуации.

– Собственно, суть проблемы, – как всегда, с претензией на научное обоснование своей мысли, начал объяснения Данек, – состоит в концентрации усилий, в целях достижения результата, на главном стратегическом направлении деятельности.

– Короче, Склифасовский.

– Иван, ты достал своим Склифасовским, – возмутился Данек и тут же, как бывало с ним и ранее, когда надо было поставить оппонента на место, показать своё умственное превосходство, он, после небольшой паузы, сосредоточивался и выдавал, как говорится, на гора:

– Но поскольку тебя это интересует, я, как выпускник вашего лучшего учебного заведения и профессор.

–. всяческих наук, – не удержался вставить Гуров.

–. констатирую следующее, что знаменитый русский хирург Николай Васильевич Склифо, а не фа., деревенщина морская, Склифосовский также является выпускником Московского университета и отличился по части военно-полевой хирургии, участвуя в австро-прусской, франко-прусской, сербско-турец.

– Блин, два идиота, – неожиданно для собеседников телефонная трубка оказалась у любительницы курнуть Наташи. – Иван привет! Бери своего тупого военного и дуйте в Гданьск на случку. Нечего тратить монеты за межгород. Купите билеты, сообщите! Конец связи!

Тут же раздались короткие гудки, связь прервалась. Что тут сказать? Уже давно всем было понятно – генератором бизнеса является не пан профессор, а его русская жена Наташа, которая всегда выступала конкретно и не любила пустой болтовни. Она даже не дала паузы для пана капитана, чтобы тот не успел, как это бывало обычно, выпросить денег.

– Чертова баба, – возмутился Гуров. – Вклинилась в самый неподходящий момент. Я как раз хотел попросить Данека, чтобы он оплатил поездку в Гданьск.

– Учись, студент, дела вести! – прокомментировала Аврора. – Сюсюкали, сюсюкали.

– Ты хоть умолкни!

– Я-то умолкну! Но сначала отчитайся, дорогуша моя, с каких это средств в твоей кают-компании появился этот кусок железа? – Аврора указала на только что вмонтированный в стену бронзовый колокол. – Ты мне сколько денег дал?

– Все, что были, те и дал. А это, – Гуров бережно погладил по блестящей поверхности свое очередное приобретение, – судовой колокол! Теперь будем склянки отбивать.

Аврора словно коршун, приметивший свою жертву, внимательно следила за каждым движением мужа. И тот, понимая, что выкрутиться будет достаточно сложно, безостановочно говорил про какие-то морские дела.

– Да тут и рында-булинь, понимаешь, короткая с кнопом, привязана к так называемому «языку» для удобства подачи звукового сигнала. Вот, видишь, – капитан троекратно ударил в колокол, да так звонко, что супруга, то ли от неожиданности, то ли нестерпимой громкости, тут же присела и прикрыла ладонями, на всякий пожарный случай, свои уши. – Вот, слышишь. Да ты рученьки-то разожми! Это я бил рынду. Ну, как будто сейчас момент истинного полудня, то есть двенадцать часов дня, понимаешь., Аврорка! Вот, попроб.

– Ну-ка, отсек придурков, отдраить переборки! – грубо прозвучало в кают-компании.

Эта фраза, как выстрел крейсера «Аврора», оборвала кайфующего в своей стихии капитана, на полуслове. И сказано-то как? Вместо: выверни карманы – отдраить переборки! Круто! Да еще и обозвала «отсеком придурков»! Круто вдвойне! Сразу видно, что жена моряка. Сам же моряк, в это время, как провинившийся школяр, послушно выворачивал карманы, доставая из них, помимо рассыпавшегося, еще с времен когда он курил трубку, табака, массу всякой мелочи, среди которой затесались, впрочем, и свернутые вчетверо десять американских долларов – заначка капитана. Аврора мгновенно изъяла их, сопроводив, как полагается, словами в назидательном тоне:

– Ребенку ходить не в чем, а ты… уключина^ вогнутая – тратишь последние деньги на никчёмные побрякушки.

Капитан и не пытался оправдываться. Он миролюбиво присел у своего любимого штурманского стола и, ни разу не перебив, прослушал воспитательную речь супруги от начала до самого конца.

Впрочем, её красноречия хватило ненадолго. В отличие от господина капитана, она не обладала этим даром природы. К тому же, Аврора понимала – слова бесполезны. Ведь Гуров, как капризное дитятко, не успокоится, пока не завладеет желанной игрушкой. Теперь цель была достигнута, и он ожидал наступления ключевого момента – насладиться своим новым приобретением. Но. в гордом одиночестве. Все эти выкидоны были известны давно и Аврора, понапрасну не растрачивая драгоценную энергию ума и тела, мирно покинула морскую обитель, предоставив капитана самому себе. Что он там вытворял с этим колоколом: рассматривал, гладил, полировал, целовал, ласкал, обнимал. – ей было абсолютно безразлично. Аврору беспокоили другие, более приземленные дела: приготовить пищу, одеть себя и ребенка – для нее Марек всегда оставался ребенком, прибрать квартиру и тэ дэ, и тэ пэ. Проще говоря – бабские дела.

Опять прозвучал телефонный звонок.

– Наконец-то, Одинцов объявился, – прокричал Гуров Авроре и бросился к телефону.

Нет, это был не Одинцов. Опять звонил Данек. Как и подобает истинному интеллигенту, он не мог не проявить заботу и не поинтересоваться текущим состоянием, в том числе и финансовых дел своего русского друга Ивана. Как только Наташа вышла из квартиры за сигаретами, он перезвонил.

– Хорошо, что ты ещё раз звякнул, – обрадовано зачирикал Гуров. – Я как раз хотел обсудить.

– финансовые проблемы, – закончил Капитанову мысль пан профессор.

– Да, пан. Ты прав, – согласился Гуров. – Мои финансы поют романсы. Заработанного хватило, чтобы закрыть старые долги. Я ещё с Одинцовым не рассчитался за будку с автостоянки.

– Так продайте её! – тут же посоветовал поляк. – Вот и рассчитаешься.

– Продадим! Но когда? Сейчас повсеместно стали предъявлять новые требования к так называемым товарным «палаткам». Им теперь, давай в евростиле. – Правильно требуют, – неожиданно для Гурова поддержал администраторов Данек, – В Польше это уже пройденный этап. Ты лучше скажи, как поживает Николай? Он готов к новым делам на поприще капитализма?

– А он у нас, как пионер – всегда готов!

– Тогда так, – перешел к делу Данек. – Займите у кого-нибудь деньги на поездку. Я компенсирую.

– А гостиницу?

– Никаких гостиниц! Утром приедете, вечером обратно. Пшепрашам, друг! Извини! При всём моём желании пообщаться с тобой, дела таковы, что действовать нужно оперативно. Ваш рынок уже заполняется польскими товарами. Надо успеть в него вписаться. Всё! Пока! Кажется, Наташа вернулась!

– Бляха муха! – в сердцах воскликнул Гуров, но эту фразу Данек уже не слышал. Как только раздался звук отпирания входной двери, он быстро положил на место телефонную трубку.

– Поговорить не дает с другом детства! – продолжал возмущаться Гуров. – И это с ней придется иметь дело! Да она нас всех достанет!

– Давно пора вас построить, мужиков! – раздалось за стенкой. – Молодец Наташка!

– Аврора.

– Звони Николаю! Хватит лясы точить!

– Если эти две объединятся – нам хана! А если к ним присоединится еще и военно-морская Натали с фамилией Одинцова – нам трандец!

Гуров обреченно набрал телефонный номер Одинцова и довел до него план поездки. Тот подробно обо всем расспросил. Договорились первым же автобусом двинуть на Гданьск. Естественно, на деньги Николая. Естественно, в долг.

Польский Гданьск и российский Калининград соединяет шоссе протяженностью менее двухсот километров. Если бы не пограничные переходы, то домчаться на легковушке можно было бы за каких-нибудь полтора-два часа. На автобусе дольше, но всё равно заграница несравнимо ближе к калининградцам, чем, скажем, к брянчанам, смоленчанам и тем более к москвичам. Должно же хоть в чем-то повезти, отрезанным от основной территории России, жителям янтарного края. Правда, мнения на этот счет расходятся. Вот и господин капитан, сомкнув глаза, который раз бубнит себе под нос одно и то же:

– Курица – не птица! Польша – не заграница!

– Польша – не заграница! Курица – не птица!

– Курица.

– Химик – не моряк! – вклинился Одинцов, чем сразу же вывел пана капитана из состояния прострации.

– Чего-чего это, господин капраз, провещал, просвети необразованного? – отреагировал Гуров, не открывая глаз.

Одинцов оторвался от спинки кресла и, убедившись в восстановлении жизнедеятельности бренного тела пана капитана, объяснился:

– Это из серии флотских прибауток. Типа: кому у нас привольно живется на Руси? Начальнику химической, начальнику физической, морально-политической и зам по строевой. Понял?.. А вообще на нас уже смотрят.

Одинцов придвинулся к Гурову и прошептал ему на ухо:

– Сам прикинь. Сидишь, бубнишь что-то про Польшу. А они славяне, по-русски разумеют. Думают, что этот пан против них имеет?

Гуров отодвинулся от Одинцова и демонстративно громко произнес:

– Курица – не птица! Польша – не заграница! Химик – не моряк! Одинцов – не.

Наконец-то всё стало понятно. При слове «Одинцов», произнесенном естественно с поворотом головы в сторону капраза, от Гурова так пахнуло спиртным, что можно было подставлять зажженную спичку – от неё несомненно вспыхнул бы факел.

Одинцов с нескрываемым удивлением посмотрел на своего горе-компаньона, которого к этому времени аккурат развезло и «море становилось по колено». Всё было ясно и так, но он всё-таки уточнил:

– Магазины ещё заперты! Когда успел?

– Польша – не моряк.

Зная Гурова в мельчайших подробностях, Одинцов не стал читать ему нравоучения. Это абсолютно бесполезно. Как и предполагалось, через мгновение капитановы стишки превратились в нечто булькающее и хрюкающее. Все кому не повезло оказаться в попутчиках у пана Гурова, смогли сполна ощутить весь многоголосый и ни с чем не сравнимый в сольном исполнении аккомпанемент звуков его капитанского храпа. Панове и затисавшиеся в автобус россияне бурно обсуждали поведение незнакомца.

– Матка боска, те ж не можно слухать!

– А я ещё надеялся выспаться в автобусе?

– Пан сосед быць можэ посвистет у пана над ухом.

– Ваши документы?

А это уже наши погранцы и надо четко отвечать на поставленные вопросы, иначе, как говорится «Дранг нахт Остен!» – обратно восвояси.

Одинцов грубовато двинул пана капитана в бок и тот мигом проснулся.

– Что? Уже Варшава? – спросонья выпалил Гуров и вылупил свои голубые на выкате глаза на погранца, чем привел его, целого сержанта пограничной службы, в состояние близкое к служебной агрессии.

– Документы? – со всей строгостью, на какую только способен страж границы, произнес сержант.

– Не мути Иван, а то высадят, – Одинцов стал серьезным и в предчувствии того, что пан капитан буркнет что-нибудь не подходящее данному моменту, мигом выхватил у него документы и дружелюбно сказал за двоих:

– Он спросонья, товарищ сержант! Вот, пожалуйста, наши загранпаспорта. А ваучеры только до Г даньска, не до Варшавы.

Погранец шустро пролистал паспорта, затем ваучеры и неожиданно для Одинцова спросил у него:

– Первый раз едите за границу?

– С чего вы взяли? – с некоторой обидой в голосе спросил он у служивого.

– Нет прежних штампов о пересечении границы.

– Видите ли, товарищ сержант, раньше я носил погоны капитана первого ранга, полковника по-вашему, и бывал за границей в составе официальных делегаций, заходя в порты иностранных государств прямо с моря. Загранпаспорт не требовался.

– Ясно товарищ капитан первого ранга, – вежливо произнес сержант. – Счастливого пути!

– Благодарю! – с достоинством и неким превосходством завершил свой спич Одинцов. Изумленному пану капитану ничего не оставалось как выразить свое почтение:

– Ну, капраз дает! Настоящий моряк и дипломат!

– Несколько ранее, ты говорил иное, – с иронией заметил Одинцов.

– Несколько ранее, чтоб ты знал, я обдумывал наш с тобой бизнес-план!

– Вслух обдумывал?!

– Ты хочешь сказать, что я храпел? – изумленно спросил Гуров и уверенно произнес:

– Я не храплю никогда!

– Чтоб ты знал, – передразнил пана капитана капраз. – Весь автобус в курсе твоего бизнес-храпа.

Время пролетело быстро. После проверки документов пограничниками и вещей таможенниками обеих государств, автобус скоротечно долетел до автовокзала Гданьска, где их и встретил пан Данек.

– Как добрались? – вежливо спросил он у Гурова.

– Как всегда, хреново! – вежливо ответил Гуров. – Вся корма от сидячки заросла ракушками. Срочно требуется внутренний массаж, этак градусов под сорок, не меньше.

– Это можно, – спокойно отреагировал на просьбу друга Данек. – Но сначала обсудим наши дела.

Гданьск, в отличии от подвергшийся неоднократным бомбардировкам Варшавы, сохранил многие исторические места. Бизнесмены прошлись вдоль канала, полюбовались старинными зданиями позапрошлого века и уютно устроившись в одном из прибрежных кафе, засели в обсуждении своих бизнес-планов. Инициатива, как всегда, принадлежала Гурову.

– Я думаю металлолом! Вот где пенендзы зарыты! Набрать, скажем, с десяток пароходов с металлоломом дедвейтом тысяч на пяток каждый и можно, как говорят у нас в Польше, «почивать на лаврах»! У вояк, то есть у военных, этого добра завались!

– У нас в России, – реагировал Данек, – ещё говорят, «не садись не в свои сани».

– Пан несомненно прав, – вклинился Одинцов, разливая в рюмки из графинчика принесенную официантом польскую водку. – Давно уже всё продано, в том числе и гильзы от снарядов. А ты Ваня, хоть бы поинтересовался у меня, прежде чем выносить проблему. Я тебе на эту тему целую лекцию прочту, если пожелаешь?

– И что ж ты мне прочитаешь, неучу? – как всегда, когда ущемлялись права пана капитана на истину в первой инстанции, он обижался.

– Ну, возьмем ту же лицензию, – уверенно продолжал Одинцов. – Достаточно жесткая процедура. Ещё недавно, согласен, было проще. Но сейчас, надо иметь и свою базу, и.

– Арендуем! – парировал Гуров.

– У кого? Всё давно кругом схвачено, – спокойно отвечал Одинцов.

– Хотя бы у вас, у военных! – не сдавался пан капитан.

– А предоплату не хочешь? Сегодня действуют четкие инструкции и приказы министра обороны – всё по предоплате. Слишком много «кидал» пробежалось по армии и флоту. Теперь всё упорядочено. Далее – разделка и пакетирование металлов. Здесь обязателен проект природоохранных и очистных комплексов, стоимостью, сами понимаете со сколькими нулями долларов, аппаратура радиационного и пиротехнического контроля.

– Всё это решаемо, – не унимался Гуров. – Данек возьмет кредит.

– Попробовать можно, – неожиданно согласился Данек. – Есть у меня партнеры из Германии, которые могут профинансировать, но главный вопрос – где взять сам металлолом? Раз пан капитан ничего не предлагает в этом плане сам, значит и на гражданском флоте шукать нечего. Так, Иван?

– Стал бы я связываться с военными? – вопросом на вопрос ответил Гуров.

– «Вот где собака и зарыта!?» – подвел итог дискуссии Одинцов.

Бизнесмены приняли на грудь очередную порцию водки и перешли к следующей теме. Теперь первенство принадлежало Данеку. Собственно, для этого он и пригласил друзей из ближайшей России.

– В Польше наметился переизбыток продукции. Особенно остро дело обстоит с продовольственными товарами. Вы ехали и видели: все поля вдоль дорог обработаны наилучшим образом. Так?

Бизнесмены с противоположной стороны границы, где поля не то что обработаны, а находились в плачевном заброшенном состоянии, закивали головами.

– Так-так! – подтвердил Гуров. – И что из этого следует?

– Из этого следует, – серьезно заметил Данек, – что нам предстоит занять нишу по реализации польской сельхозпродукции в Калининградском регионе. Для этого с моей стороны будут обеспечены поставки с близлежащих к Гданьску заводов, где у меня хорошие ещё с советских времен связи с директорами. Машины по доставке выберем польские или русские, те, что дешевле. Как вы мыслите организовать реализацию?

Все взоры устремились на Одинцова и тому ничего не оставалось как сходу, чему его и учили на флоте, выдать целеуказание.

– Значица так. Во-первых, я выясню в таможне как обстоят дела с растаможкой. Думаю, будет оплата сборов, ведь у нас свободная экономическая зона.

– Надо точно выяснить, – вклинился Гуров, обозначая свое участие в проблеме, – действуют ли законы «зоны» или они только вводятся.

– Верно, – согласился Данек. – Нам необходимо иметь точную правовую базу, иначе мы.

– Вляпаемся по самое не хочу! – озвучил правовую базу пан капитан.

– С этим никто и не спорит, – несколько обиженно заметил Одинцов. – Это наша работа – всё выяснить и просчитать. Поэтому и во-вторых, необходим анализ ситуации на рынке: что лучше покупается населением, объемы продаж, сроки реализации, в каких районах города сбыт пойдет лучше и так далее. Понятно, что нужно формировать продажи как в оптовом режиме, так и в розницу.

– Совершенно верно, – согласился Данек. – Так собственно и должен функционировать рынок сбыта продукции. Мониторинг необходим, это факт. Более того, надобно моделировать экономические процессы, начиная, как было верно сказано Николаем, с формализации.

– Пан профессор, – вклинился Гуров, для которого длительные научные размышления, при наличии бульканий в ещё не насытившемся желудке, становились просто нестерпимыми, – только не надо умных слов. В теории мы все сильны. Капраз, между прочим, с высшим академическим образованием! Ежу понятно, что нужен анализ ситуации на рынке. Ты лучше скажи, что у тебя есть для реализации. Давай выкладывай! Кстати, когда же принесут горячее, жрать хочется?

Данек кивнул официанту, и тот умчался на кухню.

Не прошло и минуты, как все присутствующие мирно жевали поданную пищу. Особенно усердие в этом вопросе, как и предполагалось, проявлял Гуров. Он смачно жевал вареную свинину на косточке, приговаривая:

– А. Хороша голёнка вепшова. И как много.

Одинцов к бочковому пиву, которое любил ещё с глубокой молодости, заказал себе бигос, то есть тушеную капусту с поджаренной колбасой и копчёностями. В сочетании пива с водкой получался великолепный «ёрш», на что Данек, мирно уплетавший зразы по-варшавски, заметил ему:

– Коля, в нашем возрасте «ёрш» уже того.

– Чего того? – тут же оживился Гуров.

– Вреден. для здоровья.

– Та брось ты, Данек. Здоровье? Его давно как нет. В молодости надо было беречься. А сейчас – бесполезно. Какое у капраза может быть здоровье после службы на атомных субмаринах? Пей Коля «ерша» и ни о чем, кроме бизнеса и секса, не думай! Кстати, мужики, анекдот на актуальную тему: “Супруги на приеме у врача жалуются, что от секса не получают ну никакого удовольствия, всё уже перепробовали – и так и этак. Доктор и говорит: А вы попробуйте, как собаки на улице. Через неделю встретились опять. Пришли с шампанским, довольные. Доктор спрашивает: Как очучения? Непередаваемые очучения, отвечают, – вот только прохожих мы поначалу как-то стеснялись.”

Раздался буйный гогот – это пан капитан сотрясался от собственного анекдота. Он вцепился в стол и издавал что-то типа:

– Хьььььььь-хииииии-ха! Хььььььь.

Больше всех ржал почему-то именно рассказчик. Остальные смеялись в основном из-за его же смеха. Одинцов, тем временем разлил водку по рюмкам и произнес тост:

– В этой связи, предлагаю выпить за непередаваемые очучения и за здоровье всех присутствующих!

Чекнулись. После чего за столом наступило затишье, но продолжалось оно недолго. Нарушителем тишины естественно стал пан капитан. Подумайте сами: ну не мог же он оставить внутренности обглоданной до полировочного блеска кости внутри этой самой кости. Грохоча на весь ресторан, он стал выбивать их на тарелку. По завершении сей процедуры, Гуров ловко собрал своё лакомство в столовую ложку, посолил его, откусил кусочек хлеба и с громким причавкиванием метнул себе в рот. Окружающий бизнесменов народ любопытно следил за всеми фазами этой операции и по её завершении продолжил уплетать свои порцайки. А вездесущий официант уже пытал Гурова на счет добавки:

– Цо пан хцэ замувиць?

– Дзенкуемы, венцэй ниц, – вежливо отказался пан капитан и добавил по-русски:

– А то Данек ещё скажет, что я разорил его на жратве. Между прочим, что мне нравится в Польше, так это еда. Готовят вкусно, порции большие. Молодцы!

– Так тебе заказать ещё? – Данек, как гостеприимный хозяин поинтересовался у Гурова на полном серьезе, добавив на всякий пожарный случай. – А то скажешь потом, что я голодом морил.

– Не прживай, не скажу, – потягиваясь в кресле ответил Гуров и тут же стрельнув у Данека его любимые сигареты «Мальборо» запустил кольца дыма как раз на Одинцова. Тот отмахнулся и сказал по этому поводу следующее:

– Кстати, бизнес на изготовлении сигарет в свободной экономической зоне, не облагаемой пошлиной и налогом на добавленную стоимость – это неплохой бизнес. Я так думаю.

– Я тоже уже думал об этом, – согласился Данек, – но без серьезного инвестора здесь делать нечего. Вы там у себя фиксируйте где-нибудь варианты других видов бизнеса. Как у вас говорят: авось пригодится? Теперь о главном.

Данек мигом сосредоточился, и в этом его вполне можно было понять – весь риск опять ложился на него. Но как говорится: кто не рискует, тот не употребляет шампанское!

– Я могу поставить сосиски, сардельки, паштет гданьский, печеное мясо в ассортименте.

– А это что за зверь? – проявил любознательность пан капитан.

– Ну, типа того же паштета в форме кирпичика с внутренней прослойкой из огурцов, перца или грибов, – пояснил Данек. – В Польше неплохо продается.

– А как насчет бочека? – ревностно спросил Гуров.

– А это что за зверь? – теперь очередь уточнять была за капразом.

– Ну капраз, ты меня разочаровываешь. Не знаешь, что такое бочек? Да это такая фкуснятина, такая., - Гуров изобразил на лице такое блаженство, что все поняли, что часть поставок под видом дегустации неминуемо пройдет через кают-компанию пана капитана. Николай и Данек переглянулись, давая друг другу понять, что за этим компаньоном нужен глаз да глаз. Ради бога, пусть лакомится своим бочеком, но только покупая его в магазине за свои деньги.

– По-вашему – это корейка, – пояснил Данек.

– Экстра или поморска? – продолжал проявлять глубокие познания Гуров.

– Не беспокойся Иван, будет и то и другое. Есть еще сальтесон, но я не помню – едят его у вас или нет?

– Едят! – быстро уточнил Гуров. – Ещё как лопают – за обе щеки, аж челюсти трещат. Это Николай, чтоб ты знал, такое месиво из языка, печени, ушей, шкуры, хвостиков и конечно из.

– Я понял из чего, – перебил Одинцов, догадываясь о чем пойдет речь далее.

Тут же раздался специфический треск челюстей пана капитана, изображающий поедание сальтисона. Как ему удалось родить этот звук осталось его очередным не запатентованным изобретением. Однако следующий звук поверг в шок не только компаньонов, но и всех присутствующих. Гуров засунул согнутую ладонь под мышку и сделав несколько рывков рукой извлек оттуда, сами понимаете, какой характерный звук.

– Николай, – прокомментировал Данек, – больше ему не наливай.

– За обе щеки хрумкают, – упражнялся в словесности Гуров, – а после громко пука.

– Уходим! – это были последние слова, которые честная публика услышала от троицы бизнесменов.

Одинцов приподнял пана капитана, извлек его из-за стола и в обнимку поволок вдоль набережной, подальше от нормальных людей. Данек, тем временем, рассчитался с официантом и вскоре догнал компаньонов. Слова были излишними. Поэтому он, без всяких комментариев, как ему посоветовал Одинцов, купил в ближайшем магазине по два образца из вышеперечисленной пищевой продукции для их сертификации в российской торгово-промышленной палате и первым же автобусом отправил посланцев древней Руси в славный город Кёнигсберг Калининградской области.

«Николай! – вспоминал Одинцов в автобусе последние напутствия Данека. – На тебя вся надежда. Если сможешь хорошо организовать продажи мясных деликатесов, будут и сахар, и мука, и макароны и всё, что закажешь. А пана Гурова, пожалуйста, передай из рук в руки – он нам ещё пригодится!»

Сам же Гуров, он же пан капитан, прислонившись к боковому стеклу автобуса, мирно дремал, время от времени, нарушая тишину салона своими специфическими звучаниями. Поначалу на них не обращали внимания, но ближе к границе, по мере нарастания звукового сопровождения, с прилегающих к Гурову кресел посыпались просьбы, аналогичные предыдущим – из предыдущего рейса на Гданьск. Лучше бы они не просили, потому что очухавшийся пан капитан тут же завел свою шарманку:

– Русско войско воевало – польско войско Берлин брало!

– Польско войско Берлин брало – русско войско воевало!

– Курица – не птица! Польша – не заграница!

– Польша-не.

Итак, до самой границы. Нет, не стоило будить пана Гурова.

На самой же границе, вернее в её польской части, развернулись ещё более бурные события. Дело в том, что бизнесменов заподозрили в провозе валюты. Было странным видеть, при плотно заставленных проходах автобуса разного рода дефицитами, предназначенными для продажи в Калининграде, скромненький дипломат Одинцова с вложенными в него тремя листами с какими-то расчетами. На авоську с харчами от Данека почему-то не обратили никакого внимания, а вот дипломат. Что-то тут нечисто!

Бизнесменов, под улюлюкивание соседей, уставших от капитанских проделок, стали выводить из автобуса.

– Собственно, в чем дело? – попытался разобраться на месте пан капитан, вступая в полемику с двумя таможенниками ростом этак под два метра каждый.

– Прошу пана пройти на досмотр! – вежливо и чисто по-русски произнес один из таможенников с гладко выбритым черепом. Потом Одинцов выяснил у своих, что это был гроза контрабандистов по кличке «Фантомас». Его боялись все – и русские и поляки. У наших же «контрабандистов» ничего запретного не было, поэтому капраз спокойно отреагировал на предложение таможенников выйти из автобуса:

– Пойдем Ваня – нам бояться нечего!

– Я не согласен в принципе, капраз, какого хрена.

Начался досмотр. Таможенники долго обыскивали большой дипломат Одинцова, простукивая и взвешивая его, пока не убедились в отсутствии компромата. Затем принялись за самого Одинцова, оставляя Гурова на закуску.

– У меня нет ничего, о чем я должен был бы заявить, – спокойно сказал Одинцов.

– А сколько у пана валюты? – спросил Фантомас.

– Нет валюты, мелкие злоты! – Одинцов предъявил свой кошелек, в котором особо-то и нечем было поживиться, попади он в руки карманников.

– Выверните карманы! – последовала следующая команда.

Одинцов спокойно повиновался, выворачивая и предъявляя каждый карман пиджака и брюк.

– Снимите ботинки!

– А это ещё зачем? – не удержался поинтересоваться Гуров, наблюдая, как тот стал спокойно расшнуровывать свои ботинки.

– До вас очередь ещё дойдет! – прозвучало вместо ответа пану капитану.

– Очередь, очередь, – буркнул Гуров. – Вот если автобус уйдет – то будет действительно очередь из моих жалоб.

– Чем собственно пан не доволен? – резко двинулся в сторону Гурова «Фантомас», видимо разочарованный отсутствием какого бы то ни было компромата. – Ну-ка Янек, бросай того пана.

– Пан может быть свободен! – отозвался Янек, давая возможность Одинцову уйти.

– Нет! Оставайся здесь! – в буквальном смысле приказал Одинцову Гуров. – Будешь за свидетеля, если что!

– Выверните карманы, пан! – ледяным голосом попросил «Фантомас» Гурова.

– Я капитан дальнего плавания Иван Гуров! Ещё ни в одной стране мира капитан дальнего плавания Гуров не выворачивал карманов таможенникам. Достаточно было моего капитанского слова!

Далее он медленно произнес:

– У меня нет ничего запретного!

Таможенники опешили. Такое было с ними впервые. Тем более с «Фантомасом». Он рвал и метал, чтобы выслужиться перед начальством и у него это получалось – значительная часть раскрываемости преступлений была в его сменах. Ну и что такого, что над ним посмеиваются за его лысоватость, а контрабандисты придумали кликуху «Фантомас». «Да, я Фантомас! Ха-ха-ха!» – так, он обычно отшучивался, перед своими коллегами, и всем было весело. Всем, кроме настоящих контрабандистов. Он впился глазами в Гурова и впервые не знал, как поступить. Наконец заговорил Янек:

– Пан Гуров, никто не посягает на вашу капитанскую честь, но по процедуре таможенного досмотра, вы, как и любой другой гражданин, обязаны предъявить всё, что мы запросим.

Это было сказано настолько вежливо и грамотно, что даже Одинцов, удивленный не менее польских таможенников, очередной выходкой капитана заметил:

– Иван Иваныч! Да покажи им содержимое карманов, раз положено.

– На положено – наложено! – метнул Гуров, выводя всех из нормального состояния. А далее произошло то, чего не ожидал ни Одинцов, ни таможенники.

– Мне срочно нужен телефон! – заявил Гуров и стал рыться у себя в записной книжке. – Я позвоню пану Лешеку! Он разом наведет здесь порядок. Хватают, понимаешь, добропорядочных граждан без разбора.

– Какому Лешеку, ты собрался звонить? – не понимая о ком речь спросил Одинцов.

– Вот они, – Гуров указал на таможенников, – знают, как зовут их президента.

Гуров нервно заходил по комнате разыскивая в записной книжке какой-то номер телефона. Его руки дрожали, поэтому он якобы никак не мог отыскать нужную страницу. Напряжение нарастало. Наконец, «Фантомас», предчувствуя какие-то неприятности лично для него, не выдержал и заискивающе спросил у Гурова:

– Что пан лично знает нашего президента Леха Валенсу?

– Ещё бы не знать? – вопросом на вопрос ответил Гуров. – Ваш президент работал электриком на моем пароходе, когда я ремонтировал его на Гданьском судоремонтном заводе «Сточня». Мы с ним часто толковали за рюмкой чая о свободе и независимости Польши. И вот результат: Польша свободна, а его главного наставника заставляют выворачивать карманы на польской границе! Дожились! Так, где у вас телефон?

Всё было настолько правдоподобно, что таможенники поверили. А сам Гуров так вошел в роль освободителя Польши от диктатуры пролетариата, что ему уже начинал верить и Одинцов. Он даже подыграл пану капитану добавив от себя:

– Сами подумайте? Стали бы мы в разгар дефицита возвращаться из Польши с пустым дипломатом?

– Не стоит так расстраиваться, Панове, сейчас всё уладим, – пролепетал совсем уж расстроившийся «Фантомас», у которого рушилась на корню вся операция по разоблачению валютчиков. В его лысой голове был полный сумбур: так, наводки на них не было; обыск первого пана и его дипломата ничего не дал; второй пан знает лично президента страны, значит. нужно срочно сворачивать манатки, а не то ведь уволят без выходного пособия, тем паче, что желающих занять его место хоть отбавляй.

– Янек! Если автобус ушел – быстро его вернуть на досмотр! – вскричал «Фантомас».

– Бегу! – Янек пулей вылетел из досмотровой комнаты и за одну минуту автобус задним ходом вернули на прежнее место. Удивленные пассажиры, все как один, вылупились в сторону задержанных. Первым, с гордо поднятой головой вышагивал Гуров, за ним семенил «Фантомас», неся дипломат задержанных аж до автобуса. Последним, размашистой морской походкой, маршировал капраз – в его голове, в отличие от перепуганного «Фантомаса», бушевал океан размышлений по поводу всего произошедшего. Концерт народного артиста Гурова закончился на мажорной ноте вместе с захлопнувшейся дверью автобуса. “Никто не пострадает” – так обещал сам наставник польского президента. Когда уже подъезжали к Калининграду, Одинцов всё же поинтересовался:

– А что Ваня, ты и в правду знаешь Леха Валенсу?

На что Гуров спокойно заметил:

– Да мало ли польских электриков во время годового капремонта побывало на моей ржавой посудине. Но то, что он электрик с гданьской «Сточни», где зародилась его знаменитая партия «Солидарность» – это факт!

– А его телефон в твоей записной книжке?

– В какой еще книжке? – во весь свой беззубый рот рассмеялся Гуров.

– Артист! Ну, артист! – теперь уже гоготал Одинцов.

– Да я и сам знаю, что Родина потеряла великого импровизатора. Сам, небось, тоже поверил?

– Однозначно!

Когда этот эпизод Одинцов рассказал Данеку, тот ржал без остановки пять минут. Его русская жена Наташа, прибывшая с ним в Калининград чтобы лично всё проконтролировать, лишь философски заметила:

– Когда уходят герои, на арену выходят клоуны.

– Сама придумала или кто помогал? – поинтересовался Данек.

– Гейне надо читать, пан профессор, – сходу парировала мадам бизнесменша.

Одинцов с любопытством рассматривал Наташу, о которой Гуров неоднократно вспоминал, причем не в лестных тонах. Сама она была уже не в том возрасте, когда из уст как из рога изобилия извергаются одни лишь комплименты, но смотрелась неплохо и вела себя подобающим образом с подчеркнутым достоинством, одеваясь у лучших гданьских портных. Делала она подтяжки кожи на лице или нет – это останется её личной тайной, как и те крема, которые создавали иллюзию некоего загара. Поговаривали, будто она происходила из благородных питерских семей, некогда сосланных в болотную топь и глушь Сибири и там огрубевших и очерствевших. Возможно, так и было, ибо иногда Наташа выдавала на гора такой набор отборного мата, что у некоторых штатских в буквальном смысле вяли уши.

– Ну, и где эта палубная ветошь? – как всегда вежливо начала она свою мысль. – Где этот квелый учредитель, я вас спрашиваю? Стоило мне гнать самоход, чтобы торчать здесь как мандавошка на панели.

– Наташа, – попытался урезонить супругу Данек, – ты хоть бы постеснялась Николая. Вы только познакомились и. кроме того, он ведь флотский офицер.

– Только не надо про флот, – то ли бравируя, то ли непонятно зачем ответила Наташа. – Слышала я байки: всё пропьём, но флот не опозорим! Так капраз? Или: всё что движется – отдай ему честь, если не движется – покрась его!

– У вас глубокие познания о флоте, сударыня, – спокойно отреагировал Одинцов. – Даже забавно.

Наташа проникновенно взглянула в глаза капраза и улыбнулась. От одной этой фразы она сразу зауважала его. «Нет, это не Гуров, – подумала она. – Его «сударыня» и «забавно»

напомнили что-то из далекого детства, когда ещё были живы её родители, обладавшие, помимо матерных, целым набором подобного рода благородных слов».

– Даже хорошо, что его ещё нет, – снова заговорила Наташа. – Я буду вкладывать часть своих собственных средств и не намерена давать их этому Симбаду-мореходу! Капраз должен стать директором!

Дело в том, что события развивались стремительно. Николай за полдня прояснил все вопросы и договорился на счет аренды места на холодильнике маслобазы. Цены также были приемлемыми, а сертификаты на продукты питания уже печатались. Всё это устроил Николай, чем и разозлил медлительного Гурова, тут же заявившего о своих претензиях на пост директора фирмы. Предприятие, в форме товарищества с ограниченной ответственностью, была сляпана за пару часов тем же Одинцовым, проявившим всё ту же флотскую смекалку. Ничего сложного здесь не было. Просто его приятель, такой же безденежный как и все военные, уступил свою существующую нулевую фирму всего за двести баксов, внеся изменения в состав учредителей. Теперь там были четверо: Гуров, Одинцов, Данек и Наташа.

– Наташку-то зачем? – бушевал накануне прибытия польских коллег Гуров. – От баб на корабле сам знаешь, что бывает. Вот же курва – во все пробоины влезет!

– В конце концов, Ваня, – не соглашался Одинцов, – их деньги, а следовательно и музыку заказывают они. Главное, как говорит генсек Горбачев, чтоб процесс пошел. Хотя я, честно сказать, эту мадам не знаю.

– То-то и оно. Ничего, скоро узнаешь. Голосуй за меня, капраз! Ты даже не представляешь, каков Гуров-директор в деле.

– А кто-то ещё недавно выдвигал меня, – обиженно произнес Одинцов. – Что изменилось, не пойму.

– Ещё навоюешься. Так будешь голосовать за меня или как?

– Или как, – ответил капраз и не в лучшем настроении отчалил восвояси.

«Блин, кругом одни предатели, – подумал Гуров, вернувшись домой и наливая себе стопку своего знаменитого раствора.»

На следующий день Гуров, принявший накануне излишнюю порцию, опоздал на стрелку.

Как назло не было такси, и он местами бежал, что случалось с ним крайне редко. На кану был пост директора и в это раз он решил его не упускать. В голове звенел голос Авроры прооравшей вдогонку на весь подъезд:

– Алкаш недоношенный! Смотри, не упусти штурвал!

Понятно, что она, узнав о возможности избрания мужа на должность директора, была всецело на его стороне. Да и чья другая жена будет против?

У Одинцовых также состоялся разговор на эту тему и тот также получил нагоняй и пожелание захватить лакомый кусочек, поэтому предложение Наташи оказалось в самый раз.

– Собственно и я, – согласился Данек, – настроен проголосовать за Николая, даже несмотря на давние чувства, которые я испытываю к Ивану. Но дружба дружбой, а денежки врозь.

Наконец появился Гуров. Весь его решительный вид говорил о большущем желании стать наставником не только среди президентов стран, но и бизнесменов. Он с порога так и заявил:

– Баковым на бак! Ютовым на ют! По местам стоять! С якоря сниматься! Командовать пароходом буду я!

– А вот это не хочешь? – Наташа предъявила, уже мысленно вошедшему на капитанский мостик Гурову, вместо штурвала обыкновенную фигу.

– Наташа!? – сморщился Данек. – Так же нельзя!

– Он даже вовремя прийти не может, – продолжила Наташа. – Дама ждет! А ему хоть бы хны! Николай почему-то давно на месте, да и вид у него более представительный. Короче Ваня и думать забудь! Я свои пенендзы доверю только Одинцову и баста!

– Да Ванюша, – Данек старался ничем не унизить, а наоборот расположить к себе старого друга. – На сегодня Николай больше подходит на эту должность. Но ведь и для тебя не все потеряно. По сути, ты его заместитель с правом подписи финансовых документов и со временем, возможно займешь этот пост. Ротация, так сказать. Пойми, мы и так создали для вас идеальные условия – акции распределены поровну, хотя всё делается за наши деньги.

– Ладно, убедили, – нехотя согласился Гуров, видя, что это бесполезный спор и все аргументы против него. В душе он конечно понимал, что капраз лучше, но. Придется с этим смириться, а там посмотрим.

Проголосовали единогласно – за Одинцова. После соответствующих напутствий и согласований работа закипела.

Первой пришла фура с сосисками и сардельками. Срок реализации – две недели. Капраз поднатужился и фура со свистом улетела в военторг, который вообще не числился в планах бизнесменов. Но когда чем-то занимаешься постоянно, обязательно обрастаешь всевозможными связями и новыми возможностями. Так и здесь. В таможне Одинцов встретил своего приятеля, поставлявшего для военных краску из той же Польши. Слово за словом и нашли общую тему. Правда за определенное вознаграждение, часть из которого теми же продуктами уходила тем же покупателям, но это как ни крути лучше, чем развозить товар по магазинам. А так, скинул оптом и поехали дальше.

В следующий раз «прогнулся» господин, он же пан капитан Гуров. Стоило ему заявиться в свое бывшее пароходство в качестве снабженца флота и пообещать своим корешам магарыч, как вторая фура с паштетами и печеным мясом, считавшаяся проблемной, улетела влет. Гуров так и не понял, нужна она была самому пароходству или нет, но магарыч, похоже, нужен был всем. Правда намучились со сроками оплаты, но гладко в любом бизнесе не бывает. Пришлось дать и бухгалтерам – деньги тут же нашлись и упали на счет поставщика.

С машины получалось три-четыре тысячи баксов прибыли. Но это с опта. Магазины, несмотря на суету сует с развозом и сбором денег, давали пять-шесть тысяч тех же баксов, но брали товароведы мясокопчености только в ассортименте – не менее пяти видов. Чем хороши были магазины, и это была идея тех же товароведов, – после реализации продуктов накладные переписывались по другим, меньшим ценам на каждый вид продуктов и образовывался так называемый «черный нал». Само собой, снижалась и сумма оплаты налога на прибыль – ведь прибыль уменьшалась.

– Так! Так! – воодушевленно выступал на очередном местном подведении итогов пан капитан. – «Нал» делим на двоих. Они и так богатенькие «буратинки».

– Опять, ты за своё! – не соглашался капраз. – Нельзя на обмане выстраивать бизнес. Наоборот, чем выше доверие, тем большими финансовыми ресурсами мы сможем располагать. Пойми ты, эту простую логику.

– Этой Наташке? Дулю с маком! – не унимался Гуров. – Представляешь, эта. Мне, капитану дальнего плавания – дулю! Вот тебе! Вот! Вот еще.

Гуров с воодушевлением выкручивал на пальцах фиги – по две на каждой руке.

– Ты ещё на ногах попробуй! Будет шесть дуль! – порекомендовал Одинцов и уже серьезно произнес:

– Она же, первая помчится, если уже не промчалась, по нашим магазинам и вскроет всю картину. Ты это понимаешь? И что тогда? Скандал!

– Ладно, уговорил! Эта бестия промчится – как пить дать!

– Ну, вот и решили, – подвел итог Одинцов. – Всё по-честному!

Худо бедно, но за два месяца «накосили» двадцать «штук» «зелени» и это помимо затрат, включавших развоз по магазинам и хранение на холодильнике. Зарплату обозначили по минимуму, сварганив премиальные за счет «нала».

– Неплохо, – радовался Данек, прибывший с Наташей на подведение итогов работы фирмы за два месяца. – Совсем неплохо. Эти деньги можно также запускать в оборот. Какие будут предложения?

– Муку литовскую неплохо бы купить, – предложил Одинцов. – Пусть не обижаются, наши польские товарищи, но там и цена ниже и клейковина выше.

– И не скажешь, что вчера Одинцов был военным, – обозначила своё присутствие Наташа. – Купец, да и только! В клейковине стал разбираться, да и животик уже того.

– Что того? – не на шутку встревожился Одинцов.

Все тут же посмотрели на капразовский живот и убедились в его наличии. Одинцов смутился и напрягся. Действительно, животик имел место быть.

– Тут один пресс! – поддержал компаньона Гуров, похлопав его по животу. – Наташка, что больше и спрашивать нечего? Будем брать муку или нет?

– Сколько, говорите, клейковина? – профессорским тоном выговорила бизнесменша из Польши.

– Двадцать восемь процентов, – выпалил капраз. – Польская – двадцать пять.

– И есть кому продать? – спросил Данек.

– Два клиента, – ответил Гуров, подчеркивая свою осведомленность. – Вездесущий военторг и светлогорский хлебзавод.

– Как они рассчитываются? – уточнила Наташа.

– По факту поставки, – ответил Одинцов. – Мы уже и место наметили, куда вагон загонять.

– Ух, ты, – радостно воскликнул Данек. – Это будет первая вагонная поставка. А что мы поимеем в итоге?

– Предварительно, с вагона, – в деловом тоне ответил Гуров. – Десять штук баксов.

– А копчености? – спросила Наташа. – Мы же раскрутили производителей – нельзя их подводить.

– Пусть поставляют, – уверенно сказал Одинцов. – Будем скидывать оптом на военторг. Магазины – это хорошо, но пришлось химичить – не вписываемся в сроки реализации. Одно выручает – все продукты в вакуумной упаковке.

– Что значит химичить? – изумился Данек.

– Переклеивать бирки на продуктах, – ответил тот же Одинцов. – Но это проблемы товароведов. Хотя, они могли переложить их и на нас. Учитывая комиссионные с «нала» – они брали эту проблему на себя. Риск есть, и вы должны об этом знать, господа хорошие.

– А где его нет? – оживилась Наташа. – Когда мы с Данеком работали на Украине.

– Только не об этом, – лицо Данека скривилось настолько, настолько неприятно ему было вспоминать былые дела в гарной Украине.

– Итак, господа, – яростно воскликнул Данек, не давая Наташке продолжить её воспоминания, – голосуем! Кто, за предложенное выше, паном Одинцовым, прощу голосовать! Один, два, три. О, кей! Принято единогласно!

– Почти как на парткомиссии, – заржал Гуров. – Когда меня исключали из компартии.

– Что., и такое было? – уточнил Одинцов.

– Конечно! Голосовали «за» – единогласно! Не было только о, кей! А в остальном, прекрасная маркиза, все было также как сейчас! Там-бара-бабам!

– Когда меня выперли из компартии, – продолжил Гуров, – ну, ты меня понимаешь, – пан капитан кивнул Одинцову и тот прокомментировал:

– За посадку БМР-тоса на мель в древней древней Африке.

– Пошла тьма-таракань! – ставя всех на место, возмутилась Наташа. – Мужики! Вроде ещё не пили. Что за мутота! И опять Гуров! Правильно говорит твоя Аврора: «Не пошел бы ты в клюз*2 – вместе со своими воспоминаниями о долбанной Африке!»

Как всегда Наташка была права.

Быстро разошлись. Но поскольку, по старой русской традиции – надо было обмыть, решили собраться через пару часов в условленном месте. Теперь, не в пример прошлых лет, партнеры не заглядывали в рот друг другу. Были общие, честно заработанные пенендзе, с которых сделали по «штуке» премиальных, скинулись по пятьдесят баксов на обмывку и отметились в польском калининградском ресторане «Олыптын». Звучали здравицы, но пили, как это ни странно, когда говорится о пане капитане, умеренно, больше вдаваясь в вопросы бизнеса. Пруха поперла!

И действительно, к удаче с поставками продуктов, прибавилась выгодная продажа будки с бывшей автостоянки. Она там же и осталась стоять. А продали её пенсионеру из «ментов», пошедшему по стопам наших бизнесменов – автостоянка опять заработала. Теперь её «крышевали» сами «менты» и уже никто не мог позариться на автобизнес новых владельцев. Руки коротки. Наконец то и Гуров рассчитался с капразом. Как говорится в таких случаях – долг платежом красен!

Прошло полгода. Нельзя сказать, что всё шло как по маслу, но в целом неплохо. Бизнесмены захватили десять процентов продуктового рынка. К странам поставщикам, помимо Польши и Литвы, прибавились Венгрия, Германия, Австрия и Италия. Не обошлось и без Украины. Достававший всё это время Данека друг Степан дал на реализацию крымскую муку с клейковиной аж тридцать процентов. Несмотря на местами рваные и неуклюжие пятидесяти килограммовые мешки, мука шла на «ура!» и многие хлебзаводы стали ею разбавлять всю остальную муку – местную и импортную. Так продолжалось целых три месяца – до тех пор, пока сами украинцы не наложили запрет на вывоз крымской муки, посчитав её чуть ли не достоянием Республики. Степан на этой почве запил и больше о нем не слышали. Высвободившуюся нишу заняла венгерская мука с клейковиной двадцать девять процентов, но не прошло и месяца, как венгры замутили такие цены, что пришлось отказаться от поставок. Появилась немецкая мука с клейковиной двадцать пять-двадцать шесть процентов. Несмотря на одинаковые параметры с польской и литовской брали почему-то именно немецкую, как правило, фасованную муку. До хлебзаводов она не доходила – мелкие оптовики расхватывали её на корню и распихивали по магазинам. Сами же хлебзаводы никак не могли пережить пропажу украинской муки и продолжали доставать своими звонками:

– Кто на связи? – спросил недовольным голосом Гуров. – Девушка красивая, нет у нас хохляцкой муки. Сколько ж можно звякать?

– Плачу вперед! – визжала на том краю провода тетя с базарным голосом. – Наличными плачу! Меня директор в пыль сотрет, если не достану.

– Значит, сотрет – муки этой больше не будет.

– Тогда дайте хоть макароны на реализацию?

– Коля? – крикнул Гуров Одинцову. – У нас ещё есть днепропетровские макароны? Около тонны в остатке?

– Забирайте, мадам, пока есть. Даю на неделю, понятно? Завтра в десять на контейнерном складе. Да, как в прошлый раз, самовывоз.

Странное дело, но украинские макароны тоже не залеживались на складе. В чем причина, спросите вы и будете правы – в цене. Действительно, пятисот граммовая упаковка импортных «спагетти» стоила 1655 рублей, макароны «Рапидо» – 1850 рублей за четыреста грамм. При покупке от двадцати тонн скидывалось двести рублей на килограмме. Но всё это было несопоставимо с днепропетровскими макаронами при их цене 1500 рублей за килограмм. Конечно качество было безобразное – при варке макароны слипались и превращались в месиво из непонятно чего. Но потребители не жаловались – они были не настолько богаты, чтобы баловать себя импортными продуктами. Помимо качества, макароны были нефасованными, а бумажные двадцатикилограммовые мешки все без исключения рвались ещё при загрузке в вагон. Когда получили первую партию, на которую при полном параде прибыли Данек и Наташа, и вскрыли вагон, эмоции всех присутствующих бизнесменов перекрыли звуки работающего по соседству земснаряда, вбивавшего железобетонные сваи в основание строящегося дома. Как всегда ситуацию спас Одинцов, мгновенно переключивший погрузчиков контейнеров на перетарку макарон в новые мешки. Откуда взялись сами мешки Одинцов не рассказывал, но судя по другим мешкам, образовавшимся у него под глазами, без военторга тут явно не обошлось. Естественно, что почти весь вагон ушел в эту организацию с отсрочкой платежа, а всё, что перемешалось в вагоне с опилками и прочими компонентами от прежних перевозок разошлось по другим конторам, но со скидкой на «некондишн».

Гуров положил телефонную трубку и важно прошагал к своему столу, украшенному позолоченной рамкой, в которой с фотографии на него сурово смотрела его законная супруга Аврора. Он ещё помнил её слова, произнесенные в тот самый момент, когда в фотоаппарате сработала вспышка, возвестившая, что сей жизненный фрагмент уже вошел в семейную историю. Вошел же он вместе с открытым ртом Авроры, из которого вылетела не менее историческая, чем сам фрагмент, фраза в назидательном тоне:

– Смотри, ворона в павлиньих перьях, не протабань момент – может быть, уже последний!

«Могла бы и не обзываться!» – мысленно отвечал фотографии Гуров, становившийся с каждым годом всё менее привлекательным и всё более любившим Аврору со всеми её выпадами в его адрес. Правда, с недавнего времени, её поведение кардинально изменилось и причиной тому стало их нормальное безбедное существование. В этом она видела и свою заслугу, так как упорно и настойчиво выводила, давно б уже спившегося, капитана дальнего плавания Гурова на верный курс. Теперь у них был офис с евроремонтом в центре города, современная мебель и даже кожаные кресла, на которых оба бизнесмена любили повращаться, раскидывая мозгами о далеко идущих планах на будущее. «Главное, – размышлял про себя Гуров, – не наступить на старые грабли. Тогда всё будет о, кей!» Старые грабли для Гурова – это выпивка и зазнайство, а иначе разве посадил бы он на мель новое рыболовное судно вместе со всеми надеждами на занятие достойного поста в пароходстве. Бывая в своей бывшей канторе, он видел, что всё руководство буквально купается в роскоши: дорогие иномарки заполонили все подходы к главному входу, везде евроремонт, дорогущая мебель, совещания только «за бугром», то есть за границей и тэ-дэ и тэ-пэ.

Правда, этого не скажешь о плавсоставе. Но так было всегда – те, кто пашет в море, всегда забывались, и дележи проходили исключительно в пароходстве, кидавшем с барского стола только крохи, достававшиеся капитанам и их первым помощникам, то есть комиссарам. А сейчас, говорят, и капитаны стали загребать – главное лови рыбку в закрома. Гуров умел ловить рыбу, но теперь это в прошлом – момент был упущен. Да и комиссаров уже не было. Все просто: залетел по пьянке – свободен, как летучая мышь в полете. Теперь – каждый по себе! А выехать за границу – нет проблем, вали, пополняй армию безработных! Главное – иметь достойную работу, что у них «за бугром», что у нас в бывшей Совдепии. Работа – это всё!

Пан капитан взял в руки фотографию Авроры, сделал по офису два выверенных ею галса и, вернув рамку на место, произнес:

– А что капраз, не пойти ли нам с женами в театр? Новый год как никак!

Одинцов, зарывшийся за соседним столом в папке с товарно-транспортными накладными, не долго раздумывал с ответом:

– В этот драм-сарай?

– Да оторвись ты от бумаг, – Гуров попытался закрыть ненавистную ему папку своими толстыми, волосатыми руками. – Я дело говорю. Повысим уровень. Сходим на новогоднюю тусовку. Конечно, капраз, ты там за время учебы в питерской академии насмотрелся всякой всячины. Но в, как ты говоришь, драм-сарае будут важные вип-персоны: градоначальник, например.

– Мэр, что ли? – вставил Одинцов новое диковинное слово, к которому ещё не все привыкли.

– И мэры, и сэры, и прочие, сам понимаешь кто? Надо выходить на уровень!

– Ладно, сходим на тусовку, – ответил Одинцов, не желая ущемлять пана капитана в его интеллектуальном и прочем развитии. – Хотя ты знаешь мой принцип: тише едешь, дальше будешь. Лучше не светиться лишний раз. А то нас и так уже разыскивают.

– Корреспонденты, что ли? – уточнил Гуров.

– Особенно военкоры. Мне уже и с политуправления флота звонили.

Гуров, обладавший артистической натурой, вмиг оживился. Он тут же изобразил корреспондента, сующего что-то наподобие микрофона прямо в рот Одинцову. Тот стал отмахиваться.

– Скажите мистер Одинцов. Да не тряси ты мышцами капраз!

Одинцов наконец изобразил готовность дать интервью и Гуров затараторил:

– Как это так это как это – бывший командир подводной лодки сумел стать ещё и директором нехилой фирмы, завалившей жратвой чуть ли не весь военно-морской флот? Вы что не навоевались, мать вашу, господин пенсионер? Ась?

– У тебя, кстати, неплохо, получается, – заметил Одинцов. – А за «мать» – я тебе ещё припомню!

– Ой, извини, сорвалось! Профессиональная привычка, понимаешь.

– Вот ты, со всеми своими привычками, и будешь освещать, если прижмут.

– Ух, я им такое скажу!

– Представляю.

– Я им., - Гуров долго подбирал слово, – поведаю, как корабли бороздят просторы мирового океана. Так мы идем в драм-сарай или как?

– Идем уже. Авроре привет!

Одинцов снова открыл папку, давая понять Гурову, что он добьет её именно сегодня. Как старый марксист-ленинец, он помнил завет вождя: «Сделай сегодня! Не откладывай на

завтра!» – В.И.Ленин, полное собрание сочинений, том. Уже и вспомнить сложно, хотя ещё недавно штудировали, конспектировали. Ну, да ладно. А слова ведь и впрямь верные. Что-то вроде: «Сделал дело – гуляй смело!» Одинцов так и поступал – доводил дело до конца.

Гуров тихонько выпорхнул за дверь – его ждала сама Аврора. Теперь уже, без залпов по пьянству и разгильдяйству. Она просто его ждала.

За окном офиса, где по-прежнему корпел трудяга Одинцов, значилась зима и шел привычный калининградский дождь – завершался одна тысяча девятьсот девяносто пятый год нашей эры.